Текст книги "Русская идея от Николая I до путина. Книга III-1990-2000"

Автор книги: Александр Янов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Главная, однако, разница, в том, что ельцинская ошибка не стала, подобно николаевской, ВЫЗОВОМ МИРОВОМУ ПОРЯДКУ, не поставила на кон само существование России. Путинская стала.

И потому есть в этом возвращении Путина к старинной николаевской ошибке, подробно описанной еще в первой книге «Русской идеи», что-то роковое, финальное. Словно круг какой-то замыкается. Чего только не случилось за эти полтора столетия, эпохи сменились – распалась четырехсотлетняя Российская империя, вслед за нею вторая, кратковременная, спрятавшаяся за псевдонимом СССР, произошла демократическая революция, рассудившая, казалось, что хватит России на ее век и двух обреченных на распад империй, – а вот, гляди ж ты, жив курилка, готовность к вызову миропорядку, вдохновлявшая в 1853 году Николая, никуда не делась. К вызову на этот раз-во имя воссоздания еще одной обреченной на распад империи! Словно мало настрадалась Россия от крушения обеих ее предшественниц. Словно злой гений Русской идеи, не отвяжется от нее, покуда не доведет до «национального самоуничтожения», предсказанного еще Владимиром Сергеевичем Соловьевым.

Николаевский вызов закончился европейской войной, затем – достало в последнюю минуту разума – капитуляцией (хотя национал-патриоты и тогда, как мы помним, бушевали «В Сибирь отступим, но честь России не посрамим!») и Великой реформой. Достанет ли разума, не потеряв страну, покончить с нынешним вызовом? И завершить его еще одной Великой реформой?

Как бы то ни было, удивительная вековая живучесть самой идеи вызова России миропорядку-тема все же четвертой, завершающей книги «Русской идеи». А мы пока что в третьей. И на очереди у нас чеченский экзамен Ельцина.

Перед началом

Сперва исправим ошибку хронологическую. Официальная дата начала войны в Чечне 26 ноября 1994 года. На самом деле экзамен начался ровно за три года до этого, в ноябре 91-го. Именно тогда вернулся в Грозный генерал Дудаев, устроил государственный переворот, наскоро «узаконил» его республиканскими выборами (в которых, правда, участвовали лишь 15 % избирателей) – и объявил Чечню независимым государством Ичкерией. Вот тогда и надо было думать, что с этой контроверзой делать. И, как мы скоро увидим, при некоторых условиях шанс на мирный, бескровный ее исход – был. Увы, вовремя о нем не подумали. Вообще не подумали.

Верховный Совет РСФСР (он тогда еще правил бал), председателем которого был чеченец, легитимность дудаевских выборов, конечно, не признал, но никакого плана урегулирования конфликта не предложил. Отчасти потому, что его глава во всеуслышание заявил: «У чеченской нации есть лишь один лидер, это я-Руслан Хасбулатов», – как бы взяв разрешение контроверзы на свою ответственность (конечно, оказалось это блефом, как все, что обещал Хасбулатов: не признала его Чечня своим лидером).

Но администрация президента обрадовалась возможности переложить ответственность на Верховный Совет, слишком озабочена была тем, как бы лидеры других автономий не последовали примеру Дудаева. Особенно Татарстан в сердце России. Не до Ичкерии ей было. Боялась, как писал в Известиях Станислав Кондрашов, что «Чечня – это пробный камень. Сдвинув его, можно получить горную лавину югославского типа». А либеральная интеллигенция была слишком обижена на Запад за его невнимание к России (Запад был тогда с головой вовлечен в операцию «Буря в пустыне», о которой мы еще поговорим). Короче, ТРИ ГОДА ни у кого до Ичкерии руки не доходили.

Джохар Дудаев с соратниками

Между тем управленцем Дудаев оказался никудышным, и Чечня стала разваливаться на куски. Целые районы отделялись от Грозного. 200 000 человек, русских и чеченцев, все, у кого было, куда уехать, покинули республику. Ее экономика перестала функционировать как целое. Да что там, она перестала функционировать, точка. Но свято место не бывает пусто. И постепенно превращалась Чечня в «черную дыру», в воровскую малину, в «маленький, но гордый» бандитский притон. Первыми заметили это либеральные журналисты.

Галина Ковальская: «Республика не то чтобы безграмотно управляется, она вообще не управляется-рассыпается, разваливается, растаскивается».

Леонид Жуховицкий: «В Чечне практически ежедневно убивают до тридцати человек, по сути, гражданская война. Гибнут мирные люди, в чьи планы вовсе не входит умирать из-за Дудаева». Олег Попцов: «Чечня обретает характер криминальной монополии России. В одно русло слились пять потоков – нефтяной бизнес, торговля оружием, наркотики, изготовление фальшивых денег, игорный бизнес».

Результат-катастрофическое падение рейтинга Дудаева. От него отвернулись не только влиятельные в республике политики (даже пророссийское временное правительство в неподвластном ему районе сформировали под руководством Саламбека Хаджиева), но и вся поголовно чеченская интеллигенция. В случае свободных выборов его шансы практически не отличались от нуля.

И знали об этом в Москве все – от Сергея Степашина, заявившего в интервью, что «после того, как Дудаев окружил себя уголовниками, после разгона парламента и расстрела митинга большинство от него отвернулось», до Егора Гайдара, который признал, что уже в начале 94-го «Дудаев висел в Грозном на ниточке», и до Жуховицкого, писавшего, что «недовольство растущей нищетой, некомпетентностью и самодурством команды Дудаева вызрело. Яблоко готово было упасть».

Если этот диагноз был верен, то никакой проблемы Чечни не существовало. Существовала проблема Дудаева. Свободные выборы под международным контролем тотчас сняли бы угрозу «горной лавины югославского типа», которой опасался Кондрашов, и вообще закрыли бы вопрос, поднятый трехлетней давности государственным переворотом в одной автономии. Но как провести такие выборы в условиях военно-криминальной диктатуры?

Экзамен

Три года-это много. Времени подготовиться к чеченскому экзамену было больше чем достаточно. Но когда настал, наконец, решающий момент, оказалось, что никто не готов. Ни режим, ни демократы. Непонятно было, во-первых, почему так долго ждали. Непонятно, во-вторых, почему Николай Егоров, которому поручено было руководить операцией в Чечне, именно в конце 94-го заявил вдруг: «Дальше ждать нельзя!». Почему раньше ждать можно было, а теперь нельзя? Почему вдруг встрепенулись силовики: «Пора поставить Дудаева на место!.. Пусть почувствует жесткую руку Е[ентра!.. Дудаев восстанавливает Кавказ против России!»? Хрестоматийная фраза министра обороны Грачева: «Порядок в Грозном можно навести за три дня силами одного воздушно-десантного полка» – звучала на всех перекрестках.

А со стороны демократов, сосредоточенных в Президентском Совете, неслось: «Права человека!.. Нарушение Конституции!.. Армия должна быть вне политики!». Все верно, но с тем, что надо положить конец криминальному шабашу в Чечне, все ведь были согласны. Где, однако, был практический мирный план такого конца? Как заставить Дудаева пойти на новые выборы под международным контролем? Не было такого плана.

Кончился спор, как мы знаем, тем, что ближайшее окружение, в первую очередь Коржаков, убедило президента, что единственный способ убрать Дудаева – воевать. Главный аргумент был, что война будет молниеносная. Ну, неделю будет она продолжаться, ну, десять дней. Что крохотная Чечня, величиной с половину Эстонии, против громадной России? Раздавим. Вот выйдет президент из больницы, уговаривали Ельцина, – а на дворе уже мир. И нет больше Дудаева, как не было.

Между тем первый же штурм Грозного 7 декабря кончился полным разгромом российской армии. Танковые колонны были грамотно отсечены от пехотного сопровождения, и по отдельности уничтожены. Потери были огромные. Не подумали, что хотя диктатор Дудаев и никудышный, но командир он классный. И за три года он к войне подготовился. И командовал он профессионалами, прошедшими школу войны в Афганистане, в Югославии, в Абхазии, в Приднестровье, не чета «федералам», зеленым призывникам, имевшим за спиной 4–5 месяцев обучения. И, главное, не подумали, что с момента вторжения презираемый еще вчера диктатор станет национальным героем Чечни, а война против «федералов» – всенародной, отечественной. Повторилась история немецкого вторжения в СССР в 1941: ведь и Сталина легитимизировало именно вторжение.

Так или иначе, не готовы оказались к чеченскому экзамену ни военные, ни демократы. А о реваншистах что говорить? Они и вовсе запутались. С одной стороны, требовали «войны до победного конца», а с другой, если верить их собственному летописцу, придумали задним числом такое хитроумное объяснение причин этой злосчастной войны, что читатель не поверит, если я не процитирую его буквально. Вот оно.

«От Советского Союза новоявленная «Россия», ограниченная территорией РФ, унаследовала мощные вооруженные силы, способные уничтожить США. Стало быть, необходимо было осуществить «реформу», после которой у России останутся только карательные части, служащие мировой олигархии, наподобие национальной гвардии в Никарагуа времен Сомосы или в Гаити времен Дювалье. Но свести армию сверхдержавы к карателям банановой республики не просто. Для этого необходима была маленькая, грязная, проигранная война, в которой армия покроет себя позором и после которой как раз и сможет начаться «военная реформа». Мировая олигархия, короче, в действии. (Поскольку читатель мог уже и подзабыть, кто такой этот летописец реванша, с которым я постоянно соревнуюсь, повторяю справку: Лебедев Сергей Викторович, доктор философии, профессор, входил в руководство Русского национального Собора, активно печатается в патриотических изданиях, одним словом, мэтр).

Вопрос, между тем, принципиальный, а я, честно говоря, ничего не понял в абракадабре, которую предложил летописец в качестве объяснения причин чеченской войны. Если вы что-нибудь в ней поняли, читатель, объясните мне, пожалуйста. И главное, чего я не понял, это почему с пеной у рта клеймили реваншисты Ельцина за «предательский Хасавюрт», положивший конец «грязной», по словам их собственного летописца, войне, устроенной мировой олигархией для превращения «новоявленной «России» (в кавычках) в банановую республику? Кто кого на самом деле во всей этой истории предал? Ельцин мировую олигархию? Реваншисты «Россию» (в кавычках)? Или кто?

Выходя из темного реваншистского лабиринта на свет Божий, заметим, что, в отличие от этих путаников, либеральная пресса была против этой войны с первого дня. «Война в Чечне-война против России!», под такой шапкой уже 9 декабря вышли Известия. «Партия войны» объявляет войну России» вторила Литературная газета. «Власть реформаторов традиционно становится сначала властью ренегатов, а затем – дегенератов», и вовсе хулиганила Новая.

«Мы сами», «мы сами»

И все же, все же не прав ли был тот же Леонид Жуховицкий, когда в статье «О Чечне без истерики» спрашивал: «Почему никто даже задним числом не пытается дать властям предержащим спасительный совет? Как не надо было поступать, понятно-так, как поступили. А как надо было? Где конкретно ошиблось правительство? Что прошляпил президент?». И, правда ведь, как это получилось, что никто не предложил практическую альтернативу войне? Альтернативу, при которой не шли бы в Россию тысячи цинковых гробов, и не погибло в Чечне больше людей от бомбежек, чем в Японии от легендарного цунами? Тем более это странно, что такая альтернатива со значительными, скажем так, шансами на успех, как мы уже говорили, БЫЛА.

Ведь что для этого нужно было, по сути? Поставить Дудаева в такое положение, чтобы он сам обратился за помощью к международным организациям, в первую очередь к ОБСЕ. И чтобы там ему НЕ ОТКАЗАЛИ-при условии, конечно, что он согласится на новые выборы под международным контролем. Всего-то и требовалось для этого заранее договориться с ОБСЕ. Другими словами, отказаться от идеи, что справимся мы с чеченской контроверзой сами, без чьей-либо помощи, сами, мол, с усами.

Родилась эта идея, если помнит читатель, еще в 92-м, во времена афанасьевской «Независимой гражданской инициативы» (НГИ). Но к 94-му дозрела она до гранитной твердости. Сильно обиделись российские либералы на Запад. До такой степени, что как раз накануне вторжения в Чечню демократическая Сегодня опубликовала своего рода редакционный Манифест либерального изоляционизма. Он важен потому, что многое объясняет (в том числе и то, что происходит сейчас). Приведу его по этой причине полностью.

«Закончился первый этап трансформации посткоммунистической России, начинается принципиально новый. Первый этап-курс на быструю вестернизацию, вхождение в Европу, абсолютно прозападная ориентация-был связан с огромными надеждами на западную помощь и западную солидарность со страной, сбросившей коммунизм, отпустившей на волю всех, добровольно и радостно капитулировавшей в холодной войне. Этот период закончился поражением и разочарованием. Поражением Запада, который полностью упустил возможность мягкой интеграции России в «западный мир» и поставил те политические силы, которые рассчитывали на западную перспективу, в положение заведомых политических аутсайдеров. Не получилось. Начавшийся сегодня этап трансформации – национальный этап с неизбежной долей автаркии. Да, это чревато опасностью весьма экзотических форм самобытности, не ограниченных цивилизацией и здравым смыслом. Но, так или иначе, отныне Россия будет выходить из самого тяжелого своего кризиса самостоятельно, без всякой поддержки извне».

Верно, здесь нет еще и следа вызова Западу, но уже есть смертельная обида, чреватая, авторы Манифеста и сами это понимают, «самобытностью, не ограниченной цивилизацией и здравым смыслом». Можно подумать, что Россия «сбросила коммунизм» и избавилась от империи не для собственного блага, но чтобы сделать одолжение Западу, а он, неблагодарный, видите ли, хвост задирает.

Что Запад вел себя по отношению к России неумно, сочтя освобождение маленького Кувейта, нагло заграбастанного Саддамом Хусейном на основании того, что тот был когда-то иракской провинцией (эта операция, занявшая ровно 100 дней, и называлась «Бурей в пустыне»), более важным, нежели план Маршалла для России, это само собой разумеется (мы целую главу посвятили этой ошибке Запада). Но ведь изрядная, согласитесь, доля великодержавной гордыни тоже есть в этом Манифесте.

В конце концов, чехи, поляки или словенцы не обиделись на Запад за то, что он и им поначалу отказал «в мягкой интеграции» в Европу, и не заявили высокомерно, что «отныне будут выходить из своего кризиса самостоятельно». Напротив, они настойчиво стучались в двери Европы, покуда не осознала она свою ошибку. Но в Манифесте явно слышалось и другое: мы не какие-нибудь поляки, мы – Россия, вчерашняя империя и сверхдержава. Или, если хотите, по Достоевскому: «не тварь мы дрожащая, а право имеем».

Психологи знают, что от такой обиды и такой гордыни один шаг до вызова миропорядку: вы нам так, а мы вам этак. За доказательствами долго ходить не надо: слишком многие сегодняшние звезды телевизионной реакции-Михаил Леонтьев. Дмитрий Киселев, Владимир Соловьев-все бывшие «обиженные» либералы, а Леонтьев так и вовсе в Сегодня тогда служил. Всех угадал полтора столетия назад в «Преступлении и наказании» Федор Михайлович. И коли уж на то пошло, он и Путина угадал. Но мы все-таки сейчас не о будущем, а о чеченской контроверзе в ноябре 94-го. А тогда шанс устранить Дудаева без войны, как мы уже говорили, был.

И то, что он был, доказывается просто. В конце ноября 94-го, едва российские войска начали концентрироваться на границах Чечни, Дудаев сам прыгнул в ловушку, обратился за помощью к международным организациям, включая ОБСЕ, апеллируя к праву на национальное самоопределение. Будь она к этому готова, ОБСЕ безусловно ответила бы посланием Ельцину и Дудаеву, предложив воздержаться от ввода войск, дав чеченцам возможность доказать легитимность своего правительства, которое оспаривает Россия, проведя свободные выборы-под ее контролем. И неразрешимая, казалось, контроверза была бы разрешена без всякой войны (на самом деле ОБСЕ ответила, что, поскольку Россия ее об этом не просит, она не может вмешаться во внутрироссийские дела. Россия не просила).

Конечно, Дудаев мог отказаться от предложения ОБСЕ (что маловероятно: обратиться к международной организации, лишь затем, чтобы отвергнуть ее арбитраж, это слишком даже для советского генерала). Но в этом случае он был бы полностью изолирован, имел бы против себя весь мир. А демократы имели бы в руках живую, практическую альтернативу войне, а не одни лишь призывы к правам человека. Увы, никому в Москве и в голову не пришло договариваться с Европой о совместном решении конфликта. Похоже, прав был Герцен, когда сказал: «Боюсь, что без западной мысли русский собор так и останется при одном фундаменте».

Муки демократов

Дальше я буду следовать воспоминаниям покойного – мир праху его! – Лациса, члена Президентского совета. И тому, что описал он в своей книге «Тщательно спланированное самоубийство», и тому, что Отто Рудольфович мне рассказывал. В ужасном ведь положении оказались собравшиеся в Президентском совете демократы. Они были решительно против войны в Чечне, а война надвигалась неумолимо. От первого – кошмарного-штурма Грозного, о котором мы говорили, Россия отмежевалась. Это, мол, антидудаевские чеченцы предприняли по собственной инициативе – на российских танках. А когда дудаевцы продемонстрировали на весь мир пленных русских военнослужащих, неуклюже оправдывались, что то были добровольцы, ополченцы, и российское правительство никакой ответственности за них не несет (знакомые гебешные фокусы, не правда ли?) Формально срок ультиматума Дудаеву истекал лишь 12 декабря.

А 10-го на экранах телевизоров появился помощник президента Виктор Илюшин, известивший граждан, что Президент госпитализирован (в связи с операцией на носовой перегородке). Даже Илюшин мог общаться с ним отныне только по телефону. Это означало, что доступ к Ельцину имеет лишь Коржаков. Между тем, по сообщениям иностранной прессы, продвижение к Чечне российских войск из Моздока в Осетии уже началось, не дожидаясь ответа на ультиматум.

Кто-то в Кремле очень хотел «маленькой победоносной войны» во что бы то ни стало. В Президентском совете были уверены, что цель Коржакова – смещение Черномырдина и замена его своим человеком – Олегом Сосковцом. По сути, у них на глазах повторялось нечто вроде августовского путча 91-го (вплоть до внезапного исчезновения президента). Только «политику реформ должна была прихлопнуть не реваншистская оппозиция, а убогое самовластье кучки авантюристов, не способных ни на какую осмысленную политику, даже реакционную».

Ирония ситуации заключалась в том, что путч был сорван сокрушительным поражением российской армии. Ни маленькой, ни тем более победоносной войны не получилось. Но, в конечном счете, конечно, Россия проиграла эту войну потому, что большинство населения ее не одобряло и «как раз в этот момент имело возможность выразить свое неодобрение самым действенным способом: сместить Президента на предстоящих выборах. Стало ясно, что Ельцин проиграет выборы, если не замирится».

Но и на этом не закончились муки демократов, все еще остававшихся в Президентском совете (почему они там во время этой безумной войны оставались, скоро объяснит сам Лацис). Летом 95-го террористическая группа Басаева захватила городскую больницу в Буденновске. Заложниками оказались около двух тысяч человек: люди, предварительно захваченные террористами в городе, и медперсонал и пациенты больницы, в том числе и женщины с новорожденными детьми. После тяжелых телефонных переговоров, за которыми с замиранием сердца следила вся страна, террористы скисли – отказались от политических требований, и премьер Черномырдин обещал выпустить их в Чечню, если они освободят заложников. Басаевцы согласились, но с условием-до границы их должны были сопровождать 113 заложников (депутат Сергей Ковалев и журналисты Известий предложили себя в качестве добровольных заложников взамен остальных пациентов больницы, отпущенных на свободу). Остался в памяти от этого жуткого эпизода экспресс-опрос общественного мнения о том, что следует делать с автобусами, покуда они катились к границе. 12 % опрошенных (и два члена Президентского совета, которых Лацис отказался назвать) высказались за то, чтобы РАССТРЕЛЯТЬ автобусы в пути. Вместе с заложниками и несмотря на честное слово, которое дал террористам от имени России Черномырдин.

  

Ш. Басаев с заложниками В. С. Черномырдин

А потом был ужас Первомайского в январе 96-го. На этот раз группа Радуева захватила поселок и угрожала убить всех его жителей, если Россия не выведет войска из Ичкерии. Потом, правда, и радуевцы скисли – и просили только выпустить их живыми. Военные, однако, разъяренные неудачей в Буденновске, решили снести поселок с лица земли с помощью артиллерии. Вместе с жителями, разумеется. Такого зверства Лацис, конечно, вынести не мог. Вышел из совета, хлопнув дверью. Написал открытое письмо Ельцину, расставив все точки над «1». Вот текст.

«Ваши решения в связи с войной в Чечне сделали безнравственной любую позицию, которая может быть истолкована как хотя бы косвенная поддержка таких решений. Разумеется, это было ясно сразу после начала этой ненужной войны. И для Вас, думаю, не секрет, что некоторые члены Президентского совета тогда же обсуждали возможность выхода из него. Нас остановила призрачная надежда на то, что наш голос против войны будет хоть чуть-чуть слышнее, если мы будем протестовать против нее как члены Президентского совета России. Сейчас-то понятно, сколь наивно это было, хотя начало переговоров после Буденновска, казалось, подтверждало реальность надежд… Приказ о штурме Первомайского после того, как Радуев отказался от всех политических требований, означал, что заложники будут убиты, несмотря на то, что есть возможность их спасти. Сегодня генерал от безопасности А. Михайлов открыто заявил, что освобождение заложников не является целью операции. Люди, чьими советами Вы пользуетесь, в очередной раз превратили морально-политическое поражение дудаевцев в поражение России. Не исключено, что они надеются таким образом укрепить Ваши шансы на переизбрание. Думаю, это роковая ошибка».

Письмо было опубликовано в Известиях. На следующий день хлопнул дверью Гайдар, добавив, что его партия «Демократический выбор России» не будет голосовать за Ельцина на предстоящих выборах. В тот же день вышел из совета и отказался от поста председателя Комиссии по правам человека Сергей Ковалев, а еще через день покинул совет главный автор «ельцинской» Конституции Сергей Алексеев. Лацис клялся, что у него и в мыслях не было вызвать такой демарш. Наверное, просто совпадение, говорил он. Но, добавлял: счастливое совпадение, раз помогло спасти заложников. И вообще покончить с этой проклятой войной.

Заключение

Уже полгода спустя предстояла следующая эпопея: президентские выборы. И перед неумолимым, как железный каток, наступлением Зюганова (на этот раз «красные» подмяли под себя все другие фракции реваншистской оппозиции, и она опять, как в 92-м, сошлась на едином кандидате) все роли поменяются. Но об этом в следующей главе. А от чеченского экзамена осталось странное ощущение НЕНАДЕЖНОСТИ всех, кому пришлось его сдавать. Ненадежны оказались генералы, не предвидевшие сложностей городской войны, даже того, что в солдат будут стрелять из окон и с крыш, словно бы ожидавшие, что чеченцы встретят их – рать на рать – в чистом поле.

Ненадежны были институты, в особенности МВД, три года наблюдавшее, как назревает в Чечне криминальный нарыв и не забившее тревогу. Ненадежны оказались либералы, позволившие обиде на Запад ослепить себя и не нашедшие из-за этого практического плана, способного остановить войну. Ненадежен оказался, наконец, и сам Президент, «царь Борис», как лишь отчасти в шутку его называли, доверившийся проходимцу Коржакову, который незаметно вышел за пределы «денщика при барине», как назвал его Гайдар, и попытался определять политику страны. Сумеет ли такой царь провести Россию через рифы переходного периода?

На тройку с минусом сдала великая страна чеченский экзамен. И ничего хорошего это ей не предвещало.

Глава 15

ПЕРЕД ВЫБОРОМ

Выбор, предстоявший стране летом 1996 года, был необычно драматическим. Главным образом потому, что впервые в русской истории схватились тогда НА РАВНЫХ ее будущее с ее прошлым. Раскаявшемуся коммунисту Ельцину, олицетворявшему будущее, противостоял нераскаянный коммунист Зюганов, символизировавший прошлое. Недаром же то был единственный в постсоветское время случай, когда президентские выборы растянулись на два тура и исход их оставался неопределенным до самого конца. Другими словами, то были демократические выборы в подлинном смысле этого слова. Несмотря даже на то, что практически все деятели культуры и средства массовой информации (русские европейцы, иначе говоря), естественно, стояли на стороне Ельцина.

Я понимаю, сегодня трудно в это поверить, но факт: таким оно в ту пору было, российское телевидение-надеялось, вопреки всему, на европейское будущее России (без произвола власти то есть). Вообще во все, о чем я буду сейчас рассказывать, поверить в дни благонамеренных петиций деятелей культуры в поддержку аннексии Крыма и «обезумевшего принтера» почти невозможно – еще одно доказательство того, как быстро движется история и как радикально она все меняет. 10–20 лет спустя точно так же трудно будет поверить в ярость «Антимайдана».

Конечно, в 96-м это был уже не тот же легендарный Ельцин, который пять лет назад читал на броневике приговор России путчистам. Этому Ельцину припомнили и «шоковую терапию», и гиперинфляцию, и кровавую гражданскую войну в Чечне. Да и Зюганов не представлял тогда брежневскую КПСС. Чтобы в этом не осталось сомнений, достаточно сказать, что ассоциировала себя его партия, КПРФ, не с марксизмом, а с православием и не брезговала союзом с откровенными нацистами.

Могут сказать, что и Сталин, было время, таким союзом не брезговал. Но то все-таки было до Отечественной войны. До великой Победы над «фашистской силой черною». Не простила зюгановцам интеллигенция братания с отечественными наследниками «проклятой орды». Уралвагонзаводские простили, интеллигенция не простила (а она, представьте себе, была тогда силой). Тем более что звали-то себя эти зю-гановцы коммунистами. И Сталин по-прежнему был для них святыней святынь, пусть и наряду с Иоанном Кронштадтским. И знаменитый афоризм: «Капитализм не приживается и никогда не приживется в России»-тоже принадлежал Зюганову. Об этом, впрочем, мы еще поговорим подробно. Сейчас важно, что в массовом сознании представлял Зюганов возвращение в СССР.

Особенно мучителен, разумеется, был предстоящий выбор для демократов: Ельцина они после Чечни отвергли, а Зюганова и на дух не переносили. Ситуация меж двух огней, не позавидуешь. «Поддерживать такого Ельцина нельзя, оправдывать тоже, – размышлял в Известиях Станислав Кондрашов, – но не поддерживать, списать, как списали пять лет назад Горбачева, значит отдать российского президента окончательно в другой лагерь, в другую Россию». Чем не классическое: «казнить нельзя помиловать»? Вот и придумывали разные невероятные схемы. Самую невероятную предложил, похоже, покойный Кронид Любарский: «Президент перестал быть гарантом Конституции и прав человека. Сегодня эта роль переходит к каждому из нас, и мы должны с этим справиться».

Между тем в шансах на победу Зюганова мало кто после думских выборов в декабре 95-го сомневался (КПРФ с ее 157 мандатами стала тогда самой большой партией в Думе; а задуманная как партия власти «Наш дом – Россия» во главе с премьером Черномырдиным провалилась, получила всего 55 мандатов, «Выбор России» Гайдара вообще не смог преодолеть 5 %-й барьер). Ничего удивительного, что в феврале 96-го в Давосе Зюганова принимали как будущего президента России. Демократическая волна революции 91-го явно шла на спад. Но демократы отказывались с этим примириться.

Иные задумывались даже о российском Пиночете. Давно ли, кажется, один только блаженной памяти День (этот реваншистский законодатель мод, переименованный после мятежа 93-го в Завтра), мечтал о военной диктатуре? А вот, поди ж ты, и либеральная Независимая газета разразилась вдруг такой тирадой: «В сложившихся условиях военный переворот в России представляется очень вероятным. Относиться к его перспективе надо спокойно. Переворот выведет нас из тупика, откроет новый веер возможностей». Новая придумала даже саркастическую реплику для этого немыслимого поветрия: «Плох тот либерал, который не мечтает о диктатуре».

Но большинство склонялось все-таки к менее одиозному, но не менее фантастическому варианту: если очень постараться, говорили, то во второй тур можно вывести Явлинского, а там все демократические силы объединятся вокруг него против Зюганова. Но Явлинский со своими 45 мандатами (четвертое место в Думе) не имел, возражали скептики, ни малейшего шанса пройти во второй тур. Единственное, на что он был способен, это оттянуть голоса у Ельцина. И Ельцин в этом случае окажется во втором туре в худшей позиции, чем Зюганов, В результате все равно придется голосовать за Ельцина, но с меньшими шансами на победу.

Спор решил сам Ельцин, изгнав из Кремля «денщика» Коржакова и всю его команду, попытавшуюся в последнюю минуту (между двумя турами выборов) все-таки склонить его к отмене выборов, к диктатуре. Против них убедительно выступили тогда Черномырдин, министр внутренних дел Куликов и вице-премьер Чубайс. Их аргумент был простой: «Во многих регионах страны КПРФ контролирует местную законодательную власть. Она выведет людей на улицу. Что станем делать, если часть ОМОНа будет за президента, другая-против? Воевать?» Перспектива гражданской войны решила дело.

Готовились к выборам, несмотря на сопротивление команды Коржакова. Заключили мир в Чечне (республика оставалась в СНГ в обмен на признание независимости). Выследили по сотовому телефону Дудаева и покончили с ним удачным выстрелом ракеты. К власти в Ичкерии пришел куда более здравомыслящий полковник Масхадов. Ельцин объявил войскам «Вы победили!». Правительство повысило минимальный уровень зарплат, пенсий и пособий. В результате рейтинг Ельцина резко пошел вверх, опередив рейтинг Зюганова. Но не намного. Чаша весов все еще колебалась.

16 июня в первом туре Ельцин набрал 36,2 % голосов, Зюганов – 32,3. Явлинский, как и предсказывали скептики, оттянул голоса у Ельцина, правда, всего лишь 7,3 %. У него-то шансов попасть во второй тур точно не было. Меньше набрал только Жириновский -6,7 % (о шести кандидатах, набравших менее одного процента голосов, включая Михаила Горбачева, и говорить нечего). Зато неожиданно вышел на первый план, превратившись в «делателя королей», генерал Лебедь.