Текст книги "Лавка антиквара"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

На этом Алексей прервал свою речь, и некоторое время просто молчал, думая о чем-то своем. Мы тоже безмолвствовали, ожидая дальнейших разъяснений. За время рассказа, у меня вдруг дико разболелась голова, и захотелось на свежий воздух. Наконец наш хозяин нарушил паузу:

– Тайны из своей истории я не делал, и она стала хорошо известна в определенных кругах. В связи с работой у меня обширная переписка, и круг контактёров постоянно расширялся. И вот неожиданно получаю письмо от какого-то незнакомого человека. Этот неизвестный писал, что попал в аналогичную историю и просил о встрече с глазу на глаз. Мне часто пишут случайные люди: сумасшедшие, какие-то хулиганы, сетевые тролли, регулярно приходит разнообразный спам, но это сообщение привлекло внимание. В письме незнакомец рассказывал примерно то же, что вам сейчас я, с той лишь разницей, что учился он не на врача, а на историка, причем спину не ломал и своими ногами владел. Более того, он сообщил, что обладает некими документами и записями, которые напрямую касаются меня. Я ответил предварительным согласием, но осведомился, что им движет? Отклика не получил. Повторил вопрос, но адрес больше не отвечал – мой неожиданный респондент пропал с горизонта. Случай этот забылся – подобное бывает сплошь и рядом, но вдруг не так давно всё повторилось почти в точности. На меня вышел другой человек, и рассказал аналогичную историю. Он тоже просил о встрече. Опять я согласился, и опять ничего не произошло. И вот совсем недавно случайно узнаю, что на следующий же вечер, после которого эти люди писали мне, они погибали при каких-то странных и загадочных обстоятельствах. Что-то мне подсказывает, что случайностью тут даже не пахнет. Решил аккуратно изучить окружение этих пропавших, вернее – начал собирать данные. Почти сразу оказалось, что один из сотрудников первого погибшего старинный знакомый моей подруги. То есть – вы. Я увидел в этом перст Судьбы и решился на этот разговор. По-моему вы как раз способны помочь. Небесплатно, разумеется.

– Да, но что я могу? – удивлено спросил я. – Ладно… если эти двое погибли какой-то загадочной смертью… Но почему именно я? Вам нужно выяснить, кто ведет отстрел разговорчивых участников того проекта с приемом экспериментального препарата, да? Так… но почему бы вам не обратиться в частное детективное агентство? В «Эриданию», например? Я имел с ними дело, солидная, надежная фирма. Поймите меня правильно, я, конечно же, весьма польщен, но дело в том, что «Эридания» – мощная структура. А я кустарь-одиночка. У меня нет никаких технических ресурсов кроме компьютера, не очень нового автомобиля и собственной головы.

Обойти этот вопрос казалось невозможным. У меня отсутствовала лицензия частного детектива, а у «Эридании» имелся мощный штат сотрудников, представительства в шести странах «ближнего зарубежья» и во всех субъектах Федерации, включая Чукотку. Так что вопрос «Почему именно я?» праздным не выглядел ни в коей мере.

Алексей собирался что-то ответить, но я быстро продолжил:

– Я же не детектив и не сыщик, не какой-нибудь фэнтезийный вершитель. А желание сделать невозможное может привести к шизофрении в отдельно взятой голове. Моей, например. Мои возможности весьма ограничены.

– Мои – тем более, – грустно улыбнулся Алексей, посмотрев на свои неподвижные ноги. – А хочу я, чтобы вы нашли те документы и те данные, о которых писал первый корреспондент. Ну, или, в крайнем случае, хотя бы выяснили всё, что там случилось, и с чем было связано. Вообще, чем больше узнаете, тем лучше.

– Да, но я могу нарыть много всякого хлама, вообще не относящегося к делу. Или относящегося лишь косвенно.

– Не имеет значения, махнул рукой мой собеседник. – Чем больше сырого материала добудете, тем лучше. Не пропускайте даже самых, с вашей точки зрения, несущественных вещей. Сгодится всё.

– Пока характер работы более-менее ясен, но лишь в общих чертах.

– Естественно, что в общих. По ходу дела разберетесь. Чем могу – помогу, пишите в любое время.

Бессознательно я отметил про себя, что он сказал «пишите» а не «звоните».

– Хотелось бы знать бюджет предстоящего дела,  – выдал я сухую реплику.

– Как деликатно вы выражаетесь, – усмехнулся Алексей. – Бюджет зависит от результата. При любом итоге, я оплачиваю ваши расходы. Присылайте счета. А в случае успеха ставка будет… ну, например, из расчета сто баксов за сутки. Это устроит?

Меня это более чем устраивало – дополнение к моим доходам пришлось бы очень кстати.

– А чтобы легче работалось, – продолжал Алексией, – кое-что я вам предоставлю. Подойдите ко мне… так, вон там под диваном есть такая низенькая… Видите скамеечку? Достаньте ее… Так, теперь садитесь… нет, ближе. Ещё ближе… вот так.

С этими словами Алексей потянулся руками к моей голове, крепко обхватил её, и, казалось, запустил свои пальцы прямо мне в мозг…

– Что это было? – Неоригинально спросил я, как только пришел в себя. Состояние было очень необычное, ничего не болело, а в голове ощущалась какая-то непривычная легкость и кристальная ясность мысли.

Во время самой экзекуции моя «посредница» по-прежнему молчала и вела себя так, будто ничего особо интересного не происходило. Ну, вывернули кому-то мозги наизнанку, подумаешь? И не такого насмотрелась.

– Это то, что я делаю своим клиентам. Прочищаю мозги и стимулирую способности. Теперь будет проще, уверяю вас. Кстати – вы теперь сможете лечить мигрень. Это что-то вроде бесплатного бонуса. Если у кого-то заболит голова, просто обхватите вот так и вспомните этот вот недавний момент. А лучше всего – представьте.

– И всё? – удивился я.

– Всё. А вы как хотели? А теперь, с вашего позволения, я вас обоих запечатлею для истории, так сказать.

Мы ничего не успели возразить, как Алексей снова выдернул из подлокотника свой мобильник и сделал несколько снимков. Отступать было некуда, отвертеться так и не удалось, вот я и согласился. Затем разговор завертелся вокруг каких-то посторонних несерьёзных предметов, а когда все вдруг поняли, что встреча закончена, мы попрощались и ушли. Пришлось приступить к ненужному для меня занятию – искать убийцу, что простым гражданам вообще-то не положено по закону.

3. Шеф

В который раз вспомнилась тогдашняя история. Я уже собирался уходить, когда телефон позвонил, и пришлось реагировать.

– Да? – недовольно рявкнул я в трубку.

– Вы ещё здесь? – спросил телефон шефским голосом. – Зайдите ко мне, если не очень трудно. Минут через сорок, хорошо?

Директор (тогда ещё живой и на вид вполне здоровый) вызвал меня не с самого утра, как обыкновенно случается у начальников, а в конце рабочего дня. Мы уже виделись сегодня пару раз, поэтому никаких приветствий не последовало. Великолепная формулировка – «если не очень трудно». А если трудно? То что, можно не заходить? Отказаться? Черт бы побрал эти вежливые формы и реверансы современного офисного этикета.

Сказав, что буду, я мысленно посулил начальнику, как говорят в Одессе, всяческих проблем: такие вечерние вызовы не обещали ничего хорошего.

Через полчаса я встал с кресла, вышел из своей комнаты, запер дверь и отправился на другой этаж, к шефу.

Когда я заглянул в кабинет босса, там уже сидел один посетитель, вернее – посетительница. «Вся в слезах», как писали в романах про женщин и в пьесах девятнадцатого века. Шеф тоже выглядел не лучшим образом – весь какой-то усталый, недовольный, будто только что получил извещение о снятии с работы и возбуждении уголовного дела против себя любимого. Его обычно позитивное лицо как-то осунулось, уголки рта опустились вниз, и вообще босс казался бледным и подавленным. Постаревшим лет на десять. Посетительница была мне хорошо знакома – Сонечка Лесина – бывшая шефская секретарша, а ныне аспирантка давнишнего моего приятеля, Станислава Якина.

Пришлось извиниться, закрыть дверь и ждать. Прекрасная звукоизоляция позволяла только догадываться, что именно творилось в кабинете. Вика – тогдашняя сволочная секретарша шефа давно ушла, и в приемной я обретался один. Вообще-то секретарю не положено покидать рабочее место раньше начальника, но маленький ребенок при отсутствии мужа считался причиной уважительной, и босс входил в положение. Да и связываться не хотел.

Минут через несколько Сонечка вышла и быстро протопала мимо меня, куда-то в сторону женского туалета. На ходу она сморкалась в носовой платок.

Я понял так, что аудиенция завершена, и можно входить. Приоткрыл дверь, просунул голову в образовавшийся промежуток и предупредительно спросил:

– Разрешите, Александр Викторович?

Шеф как-то неопределенно мотнул головой. Его реакцию можно было расценить по-всякому, и как отрицательную, и как вполне положительную. Выбрав для себя последний вариант, я молча кивнул и вошел. По моему глубокому разумению, с шефом надо разговаривать проще, как с уважаемым коллегой по работе. Именно как со старшим коллегой, а не как с небожителем. Да, не всем начальникам такой стиль общения нравится. С определенной категорией руководства подобное не проходит вообще. Некоторые шефы, заняв начальственное кресло, начинают скоропостижно «бронзоветь», неоправданно приписывают себе разные вымышленные заслуги и сами уже умудряются верить в собственную значимость. Очень скоро они окружают себя подхалимами, какими-то мелкими фирмами с невнятной сферой деятельности, вешают в служебном кабинете портреты первых лиц государства на фоне флага и покупают престижные внезарплатные автомобили. Сразу же вспоминается красивое слово – «коррупция». С таким начальником работать сложно и опасно. Доверительных разговоров с ним нельзя вести по определению, разговорным языком контактировать не получается, а самый лучший способ общения – дистанционный. Докладные и служебные записки через секретаря с обязательной регистрацией документа и оставлением у себя копии. Или – беседы через какого-нибудь доверенного посредника.

Александр Викторович Асмикин – мой непосредственный начальник, «А.В.А.» вернее – «Ава», как его все называли за глаза, был, в общем-то, мужик неплохой. Беседовал я с ним обычно напрямую, без бумажек и посредников. Внешне вполне демократичный, корректный, дружелюбный, он всегда здоровался за руку и ритуально спрашивал, как дела. Около тридцати лет, а уже руководитель учреждения. Чтобы вывести его из себя, надо было уж очень постараться или обратиться в неудачно выбранное время. Все мы живые люди, и у всякого случаются моменты негативной раздражительности. К чести шефа стоит отметить, что такие черные полосы жизни он тщательно маскировал и почти всегда носил маску приветливого дружелюбия. Впрочем, если что-то ему срочно надобилось, то он не обращал особого внимания на чувства подчиненного, и мог выдернуть его даже с больничной койки.

– Говорят, собираетесь увольняться, – скучным голосом спросил шеф, глядя куда-то мимо моего лица. – Уже и место себе подыскали?

Начало не предвещало ничего хорошего. Если Ава избегал прямых взглядов, разговор предстоял тяжелый и непростой для собеседника.

– Кто говорит? – удивился я.

– Люди… Народ говорит, – продолжал в неопределенную пустоту босс. – Слухами, сами понимаете, земля полнится.

– Слухи, Александр Викторович, они и есть слухи. Кто-то меня очень не любит, вот и внедряет неверную мысль в общественное сознание. И вас вот в заблуждение ввели. А если о чем-то долго говорить, то потом этот слух приобретает материальное воплощение. Иногда делается реальностью.

– Я бы этого сейчас не хотел… – по-прежнему в пространство сказал шеф. – Чтобы сделалось реальностью. Когда вы болеете или уходите в отпуск, наш институт начинает лихорадить.

Сегодня Ава был какой-то заторможенный, будто послестрессовый, часто замолкал, но разговор вел – видимо беседа наша была для него неотложна и всё-таки важна.

– Александр Викторович, не беспокойтесь ради бога. Никуда уходить не собираюсь, – как можно более убедительным тоном заверил я начальника. – Если, конечно, сами не выгоните. Но даже если уйду. Что с того? Ничего ж страшного не случится, система восстановит себя.

– Вы это о чем?

– Ну, как. Всякая бюрократически организованная структура типа нашей организации, имеет способность к самовосстановлению и к самосохранению, живет по своим внутренним правилам. Одним из таких принципов является способность к регенерации и самостабилизации. Это что-то типа закона природы. Конечно, такую систему можно убить мощным воздействием извне, но то должен быть сильный направленный удар: правительственное распоряжение, рейдерский захват, переделка структуры ведомства и что-то не менее сильное. Форс-мажор. Если же с организацией случится нечто обыденное, например, кто-то, какой-нибудь составной элемент в лице сотрудника выбыл, то система потом самовосстановится. Сначала на месте этого выпавшего структурного элемента образуется дырка. Какой-то период будет ощущаться некое количество проблем и трудностей, но через непродолжительное время дырка схлопнется, повреждение затянется, и структура восстановит себя. В качестве примера. Вот, допустим, я сейчас напишу заявление об уходе и уволюсь по собственному желанию. Или совсем сократят мою должность. Или уйду в отпуск с последующим увольнением. В общем, через пару недель меня тут не будет. Первый момент вам станет трудно. Возникнут неудобства, сбои и заминки в работе. Но потом вы отыщете замену тем или иным моим функциям, мои обязанности перераспределят по разным людям, и организация заработает, как ни в чем не бывало. Иное дело, что подобная система способна к долговременным, хроническим и в результате смертельным для себя болезням, но это уже совсем другое дело.

– Любопытный анализ, но сейчас хотелось бы поговорить о более конкретных вещах. Как вы знаете, по программе «Профилактика коллективных социальных расстройств» мы получили некую сумму. Средства уже поступили, и потратить их надо до конца текущего года, вернее – до двадцать девятого декабря. Мы не обязаны, конечно, просто в новом году денежки для нас пропадут – такова уж особенность бюджетного финансирования в нашей стране. А если деньги потеряем, то следующего гранта нам не дадут, это к бабке не ходи. Поэтому, приступайте уже сегодня. В крайнем случае – завтра.

– Завтра? – испугался я. – К чему приступать?

– К работе по программе. Вернее – к тому, чтобы не допустить пропадания денег с нашего счета в конце года. Есть такая идея: открыть музей. На эти деньги необходимо накупить экспонатов, оборудования и организовать экспозицию. Срочно. Времени всего один месяц. Я вписал вас как одного из исполнителей проекта. Потом отчитаемся.

– Что за музей? – не понял я. – Профиль, тема или как там это называется?

– На самом деле неважно как. Например – «Музей истории городского быта», или «Музей истории мебели», или «Музей предметов личного пользования», что угодно. Ежели таковое уже существует, то надо придумать что-то своё, но нечто типа этого. Если сочините что-нибудь чрезвычайно оригинальное, то очень хорошо. Да, и самое главное – все предметы должны иметь хоть какое-то, пусть и отдаленное, но отношение к тематике нашего института.

– Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, таких музеев сейчас по Москве как…

– И что из этого? – перебил меня Ава. – Придумаем другое название, не беда. Наша задача – накупить разного антикварного… м-м-м-м… приобрести экспонаты и красиво расставить по полочкам. А каталог, этикетки и подписи потом сделаем, не велика трудность. Покупать будете по безналу, с нашего счета для внебюджетного финансирования. Главное, чтобы по каждой позиции не больше, чем на сто тысяч рублей. Иначе мы обязаны объявить конкурс. А уж если конкурс, то имеет смысл купить какую-нибудь коллекцию целиком.

– Бред какой… – пробормотал я. – Конкурс на антиквариат?

– Тем не менее, таков закон. Все бюджетные организации обязаны покупать лишь по тендеру. То есть по конкурсу. Согласно приказу Минэкономразвития за номером двести семьдесят три, существует специальная номенклатура товаров, работ и услуг. И мы, как заказчики, обязаны соответствовать. По-моему сейчас больше всего подходит пункт про изделия художественных промыслов, произведения искусства и предметы коллекционирования. В крайнем случае, покупайте за нал, но не дороже пяти тысяч рублей, товарный чек только не забудьте для бухгалтерии, чтобы вам деньги вернуть.

– Помещение имеется? Для музея?

– Конечно, – кивнул шеф. – Подсобная мастерская. Там давно уже никто не работает, сами знаете. Станки устаревшие, все давно испорчены практически. Утилизируем весь этот металлолом, а в помещении сделаем ремонт.

– А оборудование, оформление, дизайн? Всякие там витрины, освещение и что там ещё бывает необходимо?

– Этим займется кто-нибудь еще, а вы…

– Я знаю хорошего художника… – невежливо перебил я начальника, – вернее, художницу. Классный специалист, с отличием окончила Высшее Петербургское художественное училище, и возьмет недорого.

– Прекрасно. Пусть свяжется, поговорим... или так: запишите мне её координаты, сам позвоню. А вы найдите, где купить эти экспонаты. Желательно сразу одной партией. Только со мной согласуйте. Тогда мы объявим тендер и устроим всё так, чтобы именно эта фирма продала нам то, что нужно, по вполне конкретной цене. Ясно излагаю?

– Да как вам сказать… Но я же совсем не знаком с этим делом, – стал лепетать я, словно главный герой старой советской комедии «Полосатый рейс». – Самое дорогое, что покупал, это серверное оборудование для нашей компьютерной сети.

– Ничего, освоите и разберетесь в процессе.

– А можно я привлеку к этому занятию кого-нибудь ещё? Из нашей организации?

– Почему нет? – Ава пожал плечами. – Кого хотите. Тут же ничего секретного. Исследуйте рынок, оцените ситуацию, может, что-то оригинальное придумаете. И, конечно же, как все исследователи вы не должны забывать о хранилищах мирового разума: Гугле и Яндексе. Да что я вам говорю, это вы и без меня прекрасно знаете. Если что – звоните. Удачи!

Кто ж знал, что живого Аву вижу последний раз.

4. Лавка антиквара

Мегаполис – многолюдный и бессистемно застроенный город. «Многоядерный» я бы сказал. Здесь у каждого жителя свои собственные потребности, любимые слабости и интересы, каждый крутится вокруг своего центра, коих немало. И если не у всякого, то у многих существуют разнообразные увлечения и хобби. А в отдельных кругах хобби – цель жизни. Например, собирательство: приобретение какого-либо старья. По-благородному – коллекционирование. Кто-то коллекционирует минералы, кто-то – морские раковины, кто-то расплющенные останки окаменелых мезозойских тараканов, кто-то крышки пивных бутылок, кто-то сами бутылки, а отдельные граждане ценные старинные изделия рук человеческих. Иногда даже не так чтобы очень ценные, но старинные. Или просто старые. Или – новые. Предметы, произведенные цивилизацией.

А старьё оно ведь тоже разное бывает. От обычного мусорного хлама с помоек, до фарфоровых изделий и ювелирных украшений времен предков – дальних и не очень. В последних случаях никто такие предметы старьем уже не называет, для этого имеются благородные слова. «Антиквариат», «ретро» или «винтаж».

Торговцы стариной уверяют, что в местах продажи антиквариата вещь старше двадцати лет, но моложе пятидесяти считается винтажной, а то, что старше пятидесяти, уже антиквариат. Кажется, последний критерий как-то применяется и в законодательстве, при вывозе за границу. Просто рай для чиновников и крючкотворов. Однако закон суров, ведь он закон.

Вообще-то я не предполагаю раскрывать тайны нынешних собирателей старины. Я не знаю этих тайн, не хочу знать, да и вообще далек от мира коллекционеров. Совсем не разбираюсь  в  интригах  и  хитросплетениях  чувств  собирательской  мафии.  Но  объяснить  всё-таки  придется. Так что же такое антиквариат? Вообще-то слово происходит от латинского: «antiquarius» – знаток древностей. Антиквариат – художественно-исторический термин, применяемый для описания различных категорий старинных вещей. Обычно – ценных, но это уж для кого как. Антиквариат в узком понимании – это древние и просто старые художественные произведения, которые являются объектами коллекционирования и торговли.

Сами же коллекционеры-антиквары всегда виделись мне людьми особыми. Обстоятельными, чем-то даже занудными, в старомодной поношенной одежде, с вычурным произношением, и, почему-то, с длинными волосами и ногтями. По моим представлениям антиквар покупает и сбывает старинные вещи, которые имеются в ограниченном количестве и представляют материальную ценность. Купить стараются подешевле, а продать – подороже. А что? Так было всегда.

Откуда у рядовых честных граждан всё это добро? А приходит само. Из наследства, путем получения имущества от дедушек-бабушек и со старых дач, неведомо у кого купленных. Вообще-то, антикварные предметы добывают и самостоятельно. Например – на блошиных рынках и толкучках, ещё можно поездить, скажем, по селам Суздальской или Вологодской области, побывать на аукционах, а в качестве исключения разрешается даже заглядывать на помойки и свалки. Или – путем разграбления могил, старых захоронений, археологических памятников даже музеев. А что, некоторые собиратели так и поступают, но это уже совсем другая, уголовная история. Но самый простой и эффективный способ – специализированный магазин. Просто до безобразия. Там нетрудно отыскать старинную мебель, живописные полотна, посуду, столовое серебро. Всё это удается приобрести, не выезжая за пределы Третьего транспортного кольца, ведь основная масса подобных мест именно в Центре, в этих самых пределах. Например – на Арбате или на Фрунзенской таких магазинов, кажется, больше, чем кратеров на Луне. Торгуют здесь не только самим антиквариатом, но и всяческим ретро-товаром. Самыми популярными объектами являются часы, мебель, книги, картины, посуда и другие бытовые предметы личного пользования.

Вооружившись этими знаниями, я засел за Интернет и «нагуглил» несколько перспективных адресов. Начать решил с Банковской улицы, привлеченный удобством проезда и вывешенном на сайте объявлением:

Уважаемые посетители!

На сегодняшний день в каталоге нашего салона 9535 объектов. Представленные в нем предметы антиквариата (серебро, фарфор, мебель, бронза и др.) составляют небольшую часть обширной коллекции, с которой вы можете ознакомиться в нашем магазине. Адрес магазина: ул. Банковская, д. 17, вход только с Узкоколейного переулка.

Однако по этому адресу оказался полный облом. Записка за стеклом на двери магазина оповещала:

Глубокоуважаемые господа!

Мы работаем исключительно по предварительной записи. Телефон: (8) 495 202 43 85 235

Пробормотав пару ругательств (нет, чтобы вывесить объявление в Интернете) поехал по другому адресу. Тряпичный переулок, дом три. Здесь ожидала первая удача.

Магазинчик был не так уж и прост – спрятался под вывеской: «Книги». Внизу вывески, меленькими буковками уточнялось – «лавка антиквара». Вошел. На деле книг всего два шкафа – потрепанные, старые детективы на языках оригиналов. Немецкие, французские, английские издания в мягких обложках. По-моему, даже шведские. Есть и пара полок с никому не нужными видеокассетами: давнишние боевики, ужастики прошлых лет и старая эротика с участием Сильвии Кристель. С мебелью, правда, всё в полном порядке. Кресла, банкетки, резные столики, канапе, шкафы, в стиле русский ампир. Просиженный ротанговый диван в «колониальном» стиле – наверняка вывезенный наследниками с дачи какого-нибудь старого коммунистического начальника. Здесь же лежала неплохая коллекция вещей конца девятнадцатого – начала двадцатого века, причем в прекрасном состоянии. Подробные записки сообщали, что есть что и почему.

Под подозрительным взглядом продавщицы я разглядел столетний мейсенский сервиз, супницу тех же времен, тарелки с изображением царской четы «от поставщика Двора Его Величества Кузнецова», украшавшие, вероятно, августейший стол вплоть до событий девятьсот семнадцатого года. Посуда была такая тонкая, что взять её в руки, чтобы просто посмотреть, казалось откровенно страшно. Разве что выпущенные в честь коронации Николая Второго кружки с гербом можно было спокойно вертеть в руках – они состояли из толстого белого фаянса. По моей просьбе продавщица нехотя достала с витрины столовое серебро Фаберже. С ещё меньшим желанием показала спичечницу производства того же Фаберже – плоскую серебряную коробочку, которую не выпускала из рук. А на украшенный бриллиантами перламутровый бинокль за три миллиона рублей, конечно же, Фаберже, разрешила взглянуть только издалека и то сквозь стекло. Не тянул я на солидного покупателя. Не заслуживал доверия.

Тут послышался какой-то хриплый механический вздох, следом за которым последовал звонкий удар. Я посмотрел на источник звука. На полочке, чуть в стороне от глаз покупателей, стояли бронзовые каминные часы с эмалевыми медальонами – отполированный металл сверкал будто золото. Явно не Фаберже: стоимость составляла сто двадцать тысяч рублей. Часы показывали три четверти пятого и, очевидно, одним ударом отбивали четверти. Чисто рефлекторно взглянул на свой мобильник и убедился: часы не просто шли, а шли правильно!

Пора было уходить – на сегодня оставалась ещё пара дел. Я уже собирался махнуть рукой на окружающее великолепие и покинуть магазин, как внимание привлекла симпатичнейшая вещь. Небольшая, с четверть бумажного листа, потемневшая от времени бронзовая шкатулка со знаком, выгравированным прямо на крышке: разведенный циркуль пересекался со скрещенным ключом и мечом. Строгие, даже где-то скупые очертания коробочки смотрелись удивительно согласованно и гармонично. Стоила вещица фантастически дешево, причем казалась такой приятной, что я немедленно её купил, потратив почти все свои карманные деньги, и сразу же попросил выписать товарный чек. На адресованный мне вопрос, для какой организации осуществляется покупка, честно сообщил название нашей конторы и соответствующие реквизиты, которые тут же были аккуратно введены в компьютер.

Согласно чеку, покупка значилась так: «Шкатулка бронзовая, без ключа, неизвестного мастера. Десятые годы XX века. Художественной ценности не представляет». Как выяснилось – шкатулка оказалась заперта, а ключ от неё потерян. Да и замок, вероятно, сломан. Но меня мало тогда волновали подобные обстоятельства – предмет хорошо выглядел сам по себе и отлично годился для музейной коллекции.

* * *

Ещё месяц я шлялся по всевозможным магазинам, лавкам и барахолкам, беседовал с какими-то диковинными персонажами, и скрупулезно выискивал разный материал. Правда, допекала одна нехорошая тенденция: как только люди узнавали, что я интересуюсь антиквариатом, то сразу же решали, что дома у меня филиал городской свалки, и спешили осчастливить разным залежалым барахлом. Даже если я объяснял, что интересуюсь исключительно определенными вещами, всё равно находились желающие притащить убитый жизнью огромный катушечный звуковой магнитофон под названием «Айдас» середины шестидесятых, облезлую бабушкину блузку а-ля сельпо эпохи позднего Брежнева или стоптанные дедушкины сапоги, неведомо как дожившие до наших дней. На попытки вежливо отрешиться от неформата, благодетель искренне оскорблялся: как же так, ведь от подарков не отказываются, что ж теперь, на помойку нести? В результате обиженный даритель изрекал нечто вроде: «А я вот старье не люблю», и немедленно становится понятно, с какой, собственно, целью было сделано сие щедрое подношение.

А искал я коллекцию целиком, чтобы купить разом и не мучиться. Периодически звонил шефу, что-то уже начало наклёвываться, и когда дошло до получения окончательного соизволения, процесс  неожиданно оборвался. Ситуация изменилась стремительно и вдруг.

В тот вечер уборщица никак не могла попасть в кабинет нашего начальника. Что-то мешало. Пришлось поднажать, и когда женщина всё-таки открыла дверь, перед взором предстала пара элегантных полуботинок, черные носки за две тысячи пара и низ брючных штанин. Продолжение скрывалось за косяком двери, куда уборщица заглядывать не стала. Всё описанное принадлежало нашему шефу – Александру Викторовичу Асмикину, и вместе с его телом лежало в большой темной луже густо-красной жидкости. Жидкость медленно растекалась в сторону левой стены – пол в здании едва уловимо наклонялся к северо-востоку.

На истошный женский вопль сбежались задержавшиеся сотрудники, последовали другие громкие крики, кому-то сделалось дурно, кто-то вызвал «скорую помощь». Помощь, правда, особо не понадобилась. К моменту приезда медиков, все давно оклемались, а тот, кто явился причиной всего этого шума, ни в чем уже не нуждался. То есть нуждался, конечно, только в помощи не медицинского, а скорее ритуального характера.

Приехали правоохранительные органы, было много суеты, нервотрепки и разных неприятных событий. А после увоза тела, на полу шефского кабинета, рядом с оконтуренным силуэтом, осталось темно-красное пятно, очертаниями напоминающее карту Украины.

Потом наступила пятница, весь день никто не работал, только и обсуждали произошедшее и возможные последствия для всего коллектива. Дабы сгладить негативные впечатления, я свалил с работы часа в четыре и направился в какой-то кабак. Требовалось совершить нечто экстраординарное, нехарактерное для моей личности. Что пил, с кем – навсегда выпало из сознания. Помню только, как проснулся почти в полночь в аэропорту в Домодедове. Ещё расплывчато припоминаю сонно матерящегося слесаря, вскрывающего дверь в мою квартиру. Ещё помню, как полз в направлении кровати. А потом в шесть вечера для меня наступило утро. Но самое удивительное – либо я не сделал ничего страшного, за что было бы совестно и мучительно больно, либо просто не помню этого. И всё! Никаких проблем, вопросов, разочарований – как отрезало. Будто в четыре часа пятницы прошла некая черта, за которой остался основной негатив.

А через непродолжительное время после гибели шефа весь его проект благополучно прикрыли, тема была забыта, вопрос о музее уже не возникал. Зато бронзовая шкатулка осталась в полном моем распоряжении.