Текст книги "Льды Ктулху"
Автор книги: Александр Лидин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Вы сможете ей помочь?
Но фельдшер только головой покачал.
– Даже при наличии инструментов нужен хирург. Я никогда не делал операций, а здесь… – и он забормотал что-то по латыни.
Григорий Арсеньевич повернулся к Василию.
– Ну, герой, не уберег ты красавицу. Что делать станем?
Василий пожал плечами.
– А что мы можем? – поморщился Василий.
– Да… – почесал затылок Григорий Арсеньевич. – Выбора то у нас практически нет, и единственный наш козырь – амулет Катерины. Только днем он нам не поможет, а ночи, – тут он с сомнением огляделся, – ночи тут, судя по всему, не предусмотрены.
– И что тогда…
– Плоха та ловушка, из которой нет выхода, – усмехнулся Григорий Арсеньевич.
– Думаете, фашисты нас тут не достанут? – спросил фельдшер.
– Со временем достанут. Немцы – умная нация, к тому же много лет уже изучают культуру Ктулху, и то, что город, который они обнаружили первым, оказался лишь пустой оболочкой – не их вина… И не надо забывать о профессоре Троицком – это выдающийся, хоть и совершенно беспринципный ученый. Да и Виллигут не дурак. Рано или поздно они разгадают секрет ключа, а наделать металлических бляшек и вовсе безделица. Вот тогда этот город засияет во всей красе, а нам придет конец. Не сможем же мы сопротивляться всей немецкой армии… Или еще проще, выпишут с Базы-211 альпийских стрелков. Им забраться на этот дом ничего не стоит. Да, многих мы перестреляем, пока не закончатся патроны… Кстати, как у тебя с боеприпасами? – Григорий Арсеньевич взглянул на Василия.
– Штук двадцать осталось.
– Двадцать выстрелов, и все… – протянул Григорий Арсеньевич. – А потом придется на кулаках биться, только, боюсь, немцы не согласятся.
И тут погас свет.
Резко погас, в один миг, словно кто-то выключил огромный рубильник, и наступила кромешная тьма, потому что тут не было ни звезд, ни луны… Григорий Арсеньевич щелкнул зажигалкой, выхватив из тьмы маленький желтый круг. Но от этого света, казалось, еще больше сгустилась окружающая тьма.
– Ну, вот, накаркали Тьму Египетскую.
– И что это такое, по-вашему? – спросил фельдшер.
– В лучшем случае ночь, а в худшем… – тут Григорий Арсеньевич сделал паузу, и Василий почувствовал, как капельки холодного пота ползут у него вдоль позвоночника, потому что последнее слово Григорий Арсеньевич произнес с интонацией, хорошо знакомой Василию по далеким двадцатым. И не сулила она ничего хорошего.
– И что в худшем? – не унимался фельдшер.
Но Григорий Арсеньевич ничего не ответил. Отмахнувшись от фельдшера, как от назойливой мухи, он повернулся и прокричал в ту сторону, где предположительно находился Ким и второй полярник:
– Эй, у вас все в порядке?
– Да.
И тут же в темноте вспыхнул ответный огонек.
– Нам лучше держаться вместе. Сможете перебраться сюда?
– Может, пойти подсобить?
– Сами доберутся. Главное в этой тьме – не оступиться и не полететь вниз. А то костей потом не соберешь. У кого-нибудь факел или фонарь сохранился?
Ответа не последовало. Неожиданно Григорий Арсеньевич выругался, и огонек в его руке погас.
– Чертова зажигалка!
– Что случилось?
– Да пальцы обжег. Она же не предназначена для такого…
Потом зажигалка снова вспыхнула.
– Теперь-то мы точно отсюда не выберемся… – забормотал фельдшер.
– Не скулите… Пойду посмотрю, чем там заняты наши друзья, – твердым голосом объявил Григорий Арсеньевич, и огонек его зажигалки начал удаляться.
– Я с вами! – не обращая внимания на рану, Василий увязался следом за учителем.
– Осторожно, тут край крыши, – объявил Григорий Арсеньевич.
Василий замер. И только теперь он осознал весь ужас их положения, потому что вокруг была тьма, всепоглощающая тьма. Он не видел ничего: ни края крыши, ни гигантской площади, только крошечный огонек в руках Григория Арсеньевича. И вот теперь он почувствовал настоящий страх. Даже там наверху, в каменном лабиринте было не так страшно, как здесь… Здесь не было стен, твердых стен, положив руку на которые, можно было прийти куда-то. Ничего. Только черная пустота. «Если долго будешь смотреть в Бездну, Бездна начинает смотреть на тебя».
– Похоже, фашисты так же поражены, как и мы, – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Что ж, по крайней мере ближайшие несколько часов нам ничего не грозит.
– А Катерина?..
Григорий Арсеньевич снова тяжко вздохнул.
– Она умрет. Если бы это был мужчина, я бы, не раздумывая, пустил ему пулю в лоб. Вынести на себе ее с такими ранами мы не сможем, да и не перенесет она этого… Впрочем, куда ее нести, тоже непонятно.
– А если поговорить с немцами. Пусть заберут раненых… У них ведь наверняка есть врач…
– Ты, Василий, до сих пор чего-то не понял. Это, – и Григорий Арсеньевич махнул неопределенно рукой, – не просто немцы. Это эсэсовцы, и мы им лишь обуза.
– Но элементарное милосердие… женщина…
– Ты же сам говорил, что видел, как они пытали ее. Подумай, стал бы ты говорить о милосердии со своими сослуживцами из Первого и Второго отделов. Для них люди – мясо… А эсэсовцы во много раз хуже…
– Но те, с кем мы боремся, – это враги советской власти, они мешают нам стоить новую жизнь…
– Ай, все это демагогия… Когда-нибудь сам поймешь… А эсэсовцы, скажем так… Они тоже строят свою новую жизнь – Третий рейх. И там нет места таким, как мы. Мы для них мясо, расходный материал, и все мы будем убиты, если попадем им в руки. Ни о каком милосердии речи не идет.
– И что же нам делать?
– Вечный вопрос на Руси, – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Пока Катерина без сознания, она не чувствует боли. Очнется… Там посмотрим. А пока… Пока темно, ночь, а люди чем ночью заняты – они спят, крепко спят…
– А я… и Ким. Нам нужно вынуть пули!
– Нужно, – согласился Григорий Арсеньевич. – Только как ты себе это представляешь? Фельдшер вряд ли сможет это сделать и при нормальном свете. Ты же видел, у него при одном виде крови сердце в пятки ушло, а что до меня, то ковыряться в чьем-то теле ножом при свете зажигалки… Потом тебя, Василий, ни один хирург не зашьет… В общем, сейчас спать. Утро вечера мудренее. А утром, когда «свет дадут», разберемся. Там и с Катериной вопрос проясниться.
* * *
Несмотря на страшную усталость и полную тьму, уснуть Василию долго не удавалось. Рука. Болело сильно – тупая ноющая боль. Она накатывала волнами, потом отступала. Становилось легче, и только Василий начинал дремать, боль накатывала с новой силой. И кто-то из полярников страшно храпел. Тяжелый это был храп, с переливами, словно несчастный задыхался во сне, и лишь в самый последний миг, захлебываясь, начинал хватать ртом воздух.
Все же усталость взяла свое. Сон накатился тяжелым ватным одеялом. Жуткие обрывочные сновидения, больше похожие на кошмар наркомана. Василий куда-то бежал, сталкивался с какими-то людьми, спорил с ними, пытался драться, а потом снова бежал, бежал…
А потом неожиданно оказался в том же самом огромном зале у ног гигантской скульптуры. Только в этот раз Василию было тяжело идти. Каждый шаг отдавал страшной болью в плече, и когда он опустил взгляд, то увидел, что левая рука у него опухала и чуть выше локтя представляет единую гигантскую рану. Гноящееся, позеленевшее мясо… «Сон, это всего лишь сон», – повторил про себя Василий. Он уже хотел было пройти мимо ног гиганта к двери в троне, но что-то не пускало его. Таинственное свечение стало постепенно угасать. И тут раздался голос, низкий горловой, хриплый. Казалось, он исходит ниоткуда и отовсюду.
– Как посмели вы решиться побеспокоить меня?
В первый момент Василий не нашелся, что ответить, и потом ему показалось, что вопрос адресован не к нему лично. Он несколько раз повернулся, пытаясь понять, кто еще есть в зале, кроме него, но никого не увидел.
– Отвечайте? – неведомый голос был настойчив, и невозможно было не ответить на заданный вопрос.
– Меня послали… – замялся Василий, его голос звучал подобно лепету провинившегося первоклассника, которого только что отчитал директор школы. – Начальство хотело…
– Разбудить меня против моей воли… —и невидимый гигант расхохотался. Этот звук напоминал грохот горной лавины. Гигант хотел еще что-то сказать, но…
…Раздался крик… Страшный крик, напоминающий те, что они слышали ночью. Василий открыл глаза. Ничего не изменилось. Вокруг царила кромешная мгла. Потом тьму разорвали трассеры пулеметной очереди, и вновь раздались страшные крики.
– Что это? – едва шевеля губами, спросил Василий.
– Похоже, ваша Рахиль Ароновна добралась до немецкого лагеря… – заметил один из полярников.
– Вряд ли, – с сомнением произнес Григорий Арсеньевич. Говорили в темноте, но Василий был более чем уверен, что сейчас на лице его учителя зловещая усмешка – обычно не предвещавшая ничего хорошего. – Боюсь, что это подошла та самая кавалерия, о которой я говорил. У каждого древнего сокровища есть свои ангелы-хранители, и вряд ли им понравилось бы крупномасштабное вторжение на их земли, вроде того, что готовили немцы… К тому же не стоит забывать о первой экспедиции. Эти люди исчезли…
Неожиданно вспыхнул свет.
В первый миг он показался таким ярким, что Василий зажмурился, потом начал тереть глаза здоровой рукой. Только сейчас он понял, насколько плохо себя чувствует, и непонятно, что было тому виной, рана, усталость или излишнее нервное напряжение. Тем не менее ему с трудом удалось приподняться на локте. Его то и дело кидало то в жар, то в холод.
– С добрым утром! – объявил Григорий Арсеньевич. – Посмотрим, что там случилось, – и широко, чуть ли не бегом он направился к краю крыши.
Остальные полярники, кроме Кима, поспешили за ним. Василий тоже поднялся, но с трудом. Каждое движение отдавало в руке нестерпимой болью. «Глядишь, в самом деле схлопочешь гангрену», – подумал он.
Но смотреть, собственно, было не на что. Площадь с огромным кольцом была пуста и девственна чиста. Никаких следов немцев, ни палаток, ни луж крови, ни трупов. Словно по мановению волшебной палочки, все ночевавшие на крыше перенеслись на несколько дней назад.
– Что случилось? Немцы ушли… – спросил фельдшер, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Судя по выстрелам… скорее всего, их перебили.
– А потом все тщательно убрали и пол вымыли?
– Все может быть…
– Ну, сами бы они не ушли, – вмешался в разговор Григорий Арсеньевич. – Вы что считаете, что Аненербе может оставить все это? – и он махнул рукой в сторону Города. – Да одна технология безлампового света произвела бы фурор в нашем обществе. А слуги Ктулху? Создания, которых нельзя убить обыкновенными пулями, – это же идеальные солдаты – те, кого невозможно остановить. Как с ними воевать?
– Ну, можно наладить фабричное производство «заговоренных» пуль, – предположил Василий.
– И как ты себе это представляешь? – ухмыльнулся Григорий Арсеньевич. – Уважаемые товарищи-коммунисты, мы – последователи Маркса и Ленина, убежденные материалисты, сегодня открываем завод заговоренных пуль, производство, руководить которым ЦК партии назначило архимандрита Емелю.
– Перестаньте глумиться… – начал было незнакомый Василию полярник.
– Перестаньте, а то что? – похоже, Григорий Арсеньевич вошел в раж – оседлал своего любимого конька. – Нет, если считаете, что я неправ, то возьмите пистолет и спускайтесь. Посмотрим, сможете ли вы с помощью обычных пуль и Маркса остановить хотя бы одно чудовище.
– Не нуш-ш-шно кгховопгхолития! – раздалось откуда-то сзади. От звуков этого голоса холодный пот выступил на лбу Василия и мурашки пробежали по спине. Он стал медленно оборачиваться. Нет, он не хотел смотреть на того, кто произнес эти слова, подсознательно понимая, что ничего хорошего не увидит, но какая-то неведомая сила заставляла делать это. Он должен был увидеть…
На краю крыши возле подъемника застыло три странных существа. Фигур, их были человеческими, если не считать голов, которые напоминали огромных, широко раскинувших щупальца зеленоватых осьминогов. Носили они сложные одежды белесой ткани в цвет камня с серебристыми металлическими полосами, которые то ли были элементами украшения, то ли играли непонятную функциональную роль. Каждое существо сжимало в руках посох, по всей видимости, оружие.
– Рад приветствовать слуг Ктулху, Великого и Ужасного, – выступил вперед Григорий Арсеньевич. Руки он прятал за спиной, сжимая пистолет.
– Я бы не советовал сопгхотивлятъся, – продолжало одно из чудовищ. – Даш-ш-ше если вы успеете воспользоваться своим огхуш-ш-шием, нас много больш-ш-ше.
Василий посмотрел налево, потом направо. И в самом деле, возле каждого подъемника, ведущего вниз, стояло по три существа, подобных тому, с которым он беседовал.
– Предположим, мы не станем сопротивляться, – продолжал Фредерикс совершенно невозмутимым тоном. – Что дальше?
– Вы пойдете с нами. Вы пгхиш-ш-шли с нашей сестгхой, поэтому мы вас не убьем, но вы пойдете с нами.
– Допустим, – согласился Григорий Арсеньевич. – Но я не могу решать за всех, и потом… куда вы нас отведете? Быть может, много предпочтительнее будет смерть.
– Вы отпгхавитесь в один из наш-ш-ших подводных гогходов. Оттуда вам будет не выбгхатъея, так как у вас нет ш-ш-шабгх. Там вы проведете остаток своей ш-ш-шизни.
– Приятная перспектива, – хмыкнул Григорий Арсеньевич себе под нос. – Но вы хоть сознаете, что с нашим исчезновением ничего не измениться. Меньше, чем через неделю, сюда придет новая экспедиция, более многочисленная, лучше вооруженная. Вы не сможете всех убить. А если даже вам повезет, то придет еще одна, и еще. И так будет до тех пор, пока люди не завоюют этот город и не раскроют все его тайны, не разбудят вашего повелителя…
– Этого не случится. Уходя, мы уничтош-ш-шим часть каменного лабигхинта, а подводный путь сюда людям не сыскать.
– Хорошо, – кивнул Фредерикс. – Но это дела не меняет. Рано или поздно люди доберутся сюда. И что вы тогда станете делать?
– Убьем гогход и отступим на новые гхубеш-ш-ши обогхоны.
– «Гхубеш-ш-ши», говоришь… – повторил Григорий Арсеньевич, повернувшись и осматривая своих спутников, каждого по отдельности, – Вы сможете…
– Мы залечим гханы, но вы до конца ш-ш-шизни останетесь наш-ш-шими пленниками.
– Быть может… – было видно, что Григорий Арсеньевич ищет выход из создавшейся ситуации. – Кстати, я бы советовал вам поторопиться. Ваша «сестра»… она была при смерти.
– Мы давно забгхали ее. Вы не видели, – и человек-осьминог указал посохом туда, где совсем недавно ночевали полярники. На плитах крыши лежали шубы и куртки. Среди них, вытянув раненую ногу, сидел Ким, а Катерины не было. Они в самом деле забрали девушку, вот только когда?
– Во избежание дальнейшего кровопролития я бы предложил вам нас отпустить. Мы скажем, что эта пещера обрушилась. Если вы и в самом деле завалите лабиринт…
– Нет… – покачал головой человек-осьминог после длительного раздумья. – Я смогу отпустить лиш-ш-шь одного. Остальные станут залош-ш-шниками. Если отпущенный пгхоболтается, и люди придут сюда снова, залош-ш-шники умгхут. Если нет, то все останутся ш-ш-ишвы, и вы доживете до конца своих дней, кгхоме того, нам не пгхидеться снова убивать.
– Что ж, – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Так, по крайней мере один из нас спасется, – он глянул на своих спутников и подмигнул Василию, а потом снова повернулся к человеку-осьминогу. – Итак, еще раз повторим условия: мы сдаемся. Вы лечите раненых, потом отпускаете одного из нас. Остальные остаются у вас в месте, которое вы называете подводным городом?
– Да, —кивнул человек-осьминог.
– Хорошо, теперь мне надо обсудить это со своими людьми.
– У вас несколько минут.
Григорий Арсеньевич повернулся к своим товарищам.
– Что скажете?
– А может, лучше вдарить им хорошенько. Они ведь не знают, что у нас есть оружие, которое уложит их на месте… – начал было Василий.
– И много ты их уложишь? – усомнился Григорий Арсеньевич. – Вон как лихо они разобрались с эсэсовцами. Это удача, что с нами была Катерина, иначе мы тоже бы были уже мертвы.
– А она что, одна из этих уродов, только загримированная? Ну, как Рахиль Ароновна?
– Не знаю, – пожал плечами Григорий Арсеньевич. – Все может быть, хотя я сомневаюсь. В подвалах НКВД ее непременно раскололи бы. Тут есть какая-то загадка, и нам сейчас она не по зубам. Но время расставит свои точки над «i». И хоть оружие у нас отберут, медальон Катерины я отдавать им не намерен. Ведь это ключ – универсальный ключ, и, судя по тому, как он попал к девушке…
– И что нам это даст? – спросил фельдшер.
– Не знаю. Но уверен, нас ждут великие открытия.
– Которые мы унесем с собой в могилу.
– Ну, больше оптимизма…
– А кто станет тем избранником, которого они отпустят? – вновь заговорил фельдшер.
– Ну, уж не я точно. Не забывайте, мы будем в заложниках, и стоит этому человеку сказать лишнее… Так что пойдет… Василий.
– Но я…
– Послушайте, у меня двое детей, – глаза фельдшера горели огнем, его рука вцепилась во френч Григория Арсеньевича. – Вы должны выбрать меня.
– Лично вам я ничего не должен, – спокойно ответил Григорий Арсеньевич, отцепляя его руку. – Я сказал Василий, значит Василий. По крайней мере я буду уверен, что в один прекрасный день эти осьминоги не поставят меня к стенке. А там глядишь… Поверьте мне, имея ключ, мы выберемся.
– Но…
– Никаких «но», – в голосе Григория Арсеньевича послышались суровые нотки. – Я принял решение…
– Кто вам позволил распоряжаться?.. – начал было фельдшер, но осекся под грозным взглядом. В один миг Григорий Арсеньевич вновь превратился в батьку Григория, такого, как запомнился Василию там, в далеких двадцатых.
– Вижу, больше никто спорить не собирается, – объявил он, тем самым давая понять, что все дебаты закончены. – Ну а раз так… – он направился к осьминогу.
Фельдшер хотел его остановить, но в последний момент замер, посмотрел на безымянного полярника, который все это время молчал, потом на Василия, и в отчаянии махнул рукой. Ах, будь что будет.
– Мы принимаем условия сдачи, – обратился Григорий Арсеньевич к чудовищу. – Однако есть две маленькие просьбы. Мы выбрали вон того молодого человека, – и он указал на Василия. – Вы отпустите его, и он скажет людям, что лабиринт обрушился и люди погибли под обвалом, но сначала его нужно немного подлатать, вынуть пулю…
– Хогхош-ш-шо, —кивнул человек-осьминог.
– И еще, высадите его возле одной из наших станций. Если вы хоть немного разбираетесь в человеческой культуре, то должны понять, что союзники тех, кого вы уничтожили…
– Это очевидно, – перебил слуга Ктулху, а потом вытянул свой жезл в сторону Василия.
Григорий Арсеньевич потянулся было за револьвером, но двое других осьминогов нацелили на него свои жезлы.
– Не бойся. Сейчас твой избгханник уснет. Он не долш-ш-шен знать секгхеты подводного нагхода.
– Да я и так… – начал было Василий, но из конца посоха вырвался зеленый луч. Он ударил в грудь Василия. Перед глазами его все поплыло, но боли не было. Ощущение было таким, словно кто-то приложил теплую грелку к его груди. Он выбросил вперед здоровую руку, стараясь защититься от луча, но это оказалось бесполезно. Спать, неожиданно безумно захотелось спать. И пусть вокруг происходит что угодно, он должен уснуть. Сон. Сон – единственное, что ему сейчас нужно. Василий попытался что-то сказать, но лишь бессвязный хрип вырвался из его горла.
– Могли хотя бы дать попрощаться, – фыркнул Григорий Арсеньевич.
Это было последнее, что услышал Василий. Бессильно осел он на плиты крыши. Глаза его сами собой закрылись, и царство Морфея поглотило его.
ЭПИЛОГ
[1938]
В седых мехах, высок и строен,
Прекрасен, царственно спокоен
Был путешественник…
И. Бунин. «Странник»
И вновь Василий очутился в огромном зале, где на колоссальном троне восседал гигант. Но в этот раз все было по-другому. У ног гиганта на полу кругом были расставлены высокие резные канделябры с толстыми свечами черного воска. Они ярко горели, но освещали только пространство внутри круга, который образовывали. Снаружи царила все та же странная зеленоватая полумгла. В центре же освещенного пространства стоял стол под зеленым сукном, а за столом сидел… Василий обмер. Нет, он ожидал увидеть кого угодно, но только не Григория Арсеньевича. Тот был, как всегда, в строгом английском френче.
Как он попал в мой сон? А может, это всего лишь плод моего воображения? Нет, что там говорил Григорий Арсеньевич о снах – сны, порожденные Ктулху…
Василий шагнул к столу и замер в еще большем удивлении. Григорий Арсеньевич раскладывал пасьянс, только карты у него были мудреные, длинные – колода Таро. Какое-то время Василий безмолвно стоял и наблюдал.
Неожиданно Григорий Арсеньевич перестал выкладывать карты и склонился над разложенным на столе узором. Только тут Василий заметил, что рисунки на картах необычные, да и масти… Никогда не видел он ничего похожего.
– Что ж… В месяц и год, когда Юггот войдет в дом Луны, настанет время, и воцарится над миром Ньярлатотеп, и на пятый год правления обрушится на мир Хастур Неизрекаемый, на Страну Восходящего солнца… А это ты, Василек, – Григорий Арсеньевич оторвался от карт и уставился на Василия. – Рад, что ты зашел, садись… А я вот, видишь, картишками балуюсь.
– Где… Где я? – только и смог выдавить Василий.
– Да ты присаживайся, присаживайся, в ногах правды нет, – махнул рукой Григорий Арсеньевич, Василий повернулся. И в самом деле, рядом с ним стоял стул, но секунду назад его не было. Василий был в этом совершенно уверен. Однако теперь ему ничего не оставалось, как последовать приглашению своего учителя. И только когда он сел, Григорий Арсеньевич продолжил: – А насчет того, где ты… Ты в Р'льехе, в тронном зале Ктулху Великого и Ужасного.
– В тронном зале… Но как я попал сюда?
– Во сне. Знаю, ты и раньше бывал тут, но это было всего лишь случайными визитами. Теперь же ты здесь по моей просьбе.
– По вашей…
– Да. Я хотел поговорить с тобой… хотя бы во сне. Уж не знаю, когда теперь нам придется свидеться, – и тут Григорий Арсеньевич хитро подмигнул Василию, словно говоря: «Это я так, для посторонних ушей… ну ты же понимаешь…» – Там, на крыше, времени не было, да и произошло все слишком быстро.
– Почему вы не взяли меня с собой? – в лоб спросил Василий. – Вместо меня вы могли спасти любого…
Григорий Арсеньевич нахмурился.
– Не о том пошел разговор… не о том… – пробормотал он себе под нос. – Ну да ладно… В первую очередь, Василек, – тут его голос стал громким, и было видно, что говорит он так специально, чтобы его услышали невидимые зрители, – должен ты мне слово дать.
– ?
– Слово о том, что скажешь своим, что подземный лабиринт и город погибли под обвалом. От этого, если ты помнишь, зависит жизнь моя и еще нескольких твоих товарищей, – произнося последнее слово, Григорий Арсеньевич поморщился, словно у него зуб болел.
– Конечно, – не задумываясь, кивнул Василий. – Ну а дальше-то что?
– Вот для того, чтобы это узнать, я и разложил этот пасьянсик.
– И что вышло?
– Ничего хорошего. Будущее, как обычно, туманно и неопределенно, но некоторые детали я могу тебе открыть и даже кое в чем смогу помочь. Стране нашей предстоит тяжелое испытание, но до этого мы еще встретимся… Вот тебе ключ. Что он открывает? Он от одной шкатулки, которая хранится… Впрочем, когда шкатулка окажется у тебя в руках, сам поймешь. Это все, чем я смогу тебе помочь в будущем… Ну, пока мы не придем к новому соглашению с… – и тут Григорий Арсеньевич замолчал, потому что, стоило ему заикнуться о новом договоре, свечи, расставленные вокруг стола, потускнели и тьма, казалось, надвинулась со всех сторон. – В общем, это все.
Василий взял ключ – странный ключ, с тремя бороздками, торчащими в разные стороны, кажется, бронзовый, украшенный странной, старинной резьбой, в которой явно прослеживались восточные мотивы. К кольцу ключа была привязана длинная прочная веревочка. Покрутив ключ в руках, Василий не придумал ничего лучше, как надеть веревочку на шею и потом спрятать ключ за пазухой.
– Вот так… Береги его. Содержимое шкатулки окажет тебе неоценимую помощь.
– Но я хотел бы понять… – робким голосом начал Василий.
– Да, да, – с улыбкой подался вперед Григорий Арсеньевич. – Задавай вопросы. Я тут специально для того, чтобы ответить на них, – он покосился куда-то во тьму. Василий проследил за его взглядом, но ничего так и не разглядел. – Спрашивай…
– Катерина… она была из этих…
– Нет, к слугам Ктулху она отношения не имела. Она была обычным человеком, как мы с тобой, но родственные связи… Ты же понимаешь, родственники – это такая вещь… Их же не выбирают.
– И все же… Мы были такими же пришельцами, как и фашисты, почему нас пощадили? Из-за того, что мы были спутниками Катерины?
– Ну, это одна из причин, хотя и не самая важная. Боюсь, что у Ктулху свои замыслы относительно наших судеб… по крайней мере, твоей. Он ведь бог, а следовательно, ему ведомо не только прошлое, но и будущее.
– И что он задумал?
– А я откуда знаю, – в беспомощном жесте развел руками Григорий Арсеньевич.
– А пророчество колдуньи?
– Оно исполнилось. Как там было сказано?
– «Найдешь Судьбу, но не распознаешь… Спасешь Судьбу, но не ублажишь… Испытаешь Судьбу, но не решишься…»
– Ты не решился остаться с ней…
– Подождите… подождите… – возразил Василий. – Я-то тут при чем. За меня все решили вы. Это же вы говорили с тем уродом и выторговали мою свободу.
– А ты бы согласился до конца жизни гнить в подводном подземелье?
Василий задумался. А, в самом деле, если бы ему предложили выбирать, какое решение он бы принял? Да, наверное, отказался бы от жизни в городе, сокрытом глубоко под водой. Ведь самое главное было то, что он знал о существовании этого города, точно так же, как и о том, что город рядом со станцией «Красный полярник» никто не разрушил. А раз так, у него всегда будет возможность вернуться. Ведь он точно знает, где и что искать.
– Пожалуй, нет, – покачал головой Василий. – Окажись я в таком плену, я, наверное, умер бы от тоски.
– Вот-вот, – поддакнул Григорий Арсеньевич. – Значит, я все сделал правильно.
– Но остальные… Они ведь тоже имели право… Тот же Ким, фельдшер… Кстати, а Кошкина?
– Думаю, она была приставлена к Катерине неспроста. Я еще не разобрался в деталях, но выходит так, что Катерина Ганская, сама того не подозревая, является некой узловой фигурой шахматной партии, которую затеял Ктулху. Этакая пешка, которая в любой момент может стать ферзем. Поэтому слуги и оберегали нас. Поэтому мы не встретили ни одного Старца, а ведь эти твари, пусть даже и деградировавшие, много опаснее слуг. Но тебе еще предстоит встреча с ними.
– ?
– Извини, большего сказать не могу.
– Тогда последний вопрос. Почему слуги не напали сразу? Они ведь могли изначально оставить город темным и уничтожить всю экспедицию на подходе!
Григорий Арсеньевич пожал плечами.
– Замысел Ктулху мне неведом… Хотя уверен, в свое время все разъяснится. Пока же тебе не стоит забивать всем этим голову. Пусть тайны подземного города останутся под землей, иначе ты вольно или невольно можешь проболтаться там, наверху. А я уже говорил: мне не нравится, когда убивают заложников, особенно когда я один из них, – и вновь занялся перекладыванием карт.
Какое-то время они сидели молча. Василий терпеливо ждал.
– Итак, предположим, ты Дубовый рыцарь. Тогда в прошлом у тебя дорога и «Разрушение», в настоящем неопределенность и «Дурак», ну а в будущем дорога, «Колесница» и «Свершение».
– А поточнее? Что все это значит?
– Пророчество всегда приблизительно. Только боги знают, что случится завтра, людям этого не давно, мы лишь можем получить подсказки.
– А ведь сперва вы раскладывали другую колоду.
– Заметил! – улыбнулся Григорий Арсеньевич. – Ты прав, но та колода – Таро Ктулху – ничего не скажет о судьбе отдельно взятого человека. Она может рассказать лишь о том, куда катится мир…
– Ну и куда же он катится?..
– Ах, Василек, – печально произнес Григорий Арсеньевич. – Тебе это знание не пригодится. Если ты узнаешь лишнее… Впрочем, не узнаешь, – и Григорий Арсеньевич заговорщицки подмигнул Василию. – Ладно уж, иди. Время нашей встречи подошло к концу.
– Но у меня еще много вопросов… – начал было Василий. – Вы же сказали, что на них ответите…
– Всему свое время… К тому же ты уже задал свой последний вопрос.
Лампы вокруг стола начали гаснуть.
– Всему свое время.
– Но, Григорий Арсеньевич…
– Береги ключ, Василек, береги ключ…
И весь мир вокруг погрузился во тьму…
* * *
Пробуждение было неприятным.
Василий уже давно заметил, что после каждого ментального посещения тронного зала Ктулху возвращение в мир реальный не сулило ничего хорошего. Во-первых, головная боль, во-вторых, ломота по всему телу, словно накануне он занимался тяжелой физической работой, к которой его организм был совершенно не приспособлен. И еще это отвратительное ощущение, что в глаза попал песок. Василий принялся изо всех сил их тереть, но облегчения это не принесло. Потом, смирившись, он откинулся на спину и так и остался лежать с закрытыми глазами, пытаясь сообразить, что с ним случилось и где он сейчас оказался.
Ранение! Он ведь был ранен. Василий пошевелил рукой. Никакой боли? А может, он все еще спит. Не могла же рука сама собой вылечиться? Или ему все приснилось, не только Григорий Арсеньевич, раскладывающий пасьянсы, но и все остальное: волшебный подземный город, эсэсовцы, странное превращение товарища Кошкиной и потом… потом удивительное явление людей-осьминогов? Может, все это лишь начало сна? Или все это реальность? И в той реальности он был ранен, а потом всю «ночь» мучился от боли?
Потом. Потом он со всем этим разберется. Сейчас самое главное понять, где он находится, а сны, эсэсовцы и подземные города…
Вновь Василий попытался разлепить веки, и в этот раз ему это удалось. Открыв глаза, он с удивлением уставился на белоснежный свод потолка. Потом огляделся. Он лежал на отрезе серебристой ткани (или металла?) посреди ледяной иглу. Точно такой же отрез служил ему одеялом. Снаружи завывал ветер, но внутри было тепло и уютно. Лампа, стоявшая рядом с ним, заливала белоснежный дом потоками ровного желтоватого света.
«Где я? Если все происходившее мне приснилось, то я… Нет, скорее всего, это была реальность. Хотя чего тут гадать».
Василий вынул левую руку из-под одеяла.
Да, чуть выше локтя протянулся уродливый белый шрам. Только выглядел он так, словно Василий получил рану несколько лет назад.
И еще на шее, на цепочке рядом с крестиком, висел странный ключ. Тогда выходило и вовсе что-то нелепое и несуразное. Если Василий и Григорий Арсеньевич говорили во сне, откуда взялся ключ, и что он открывает? Как можно передать ключ во сне? Хотя, быть может, ключ на его шею надели, пока он спал? Да, скорее всего, так и есть.
Потом Василий обратил внимание на то, что лежит под тонкой серебристой тканью совершено голый, но не мерзнет, хотя в ледяной иглу стоял мороз. Если дело было в свойствах этой странной ткани, не мешало бы захватить ее с собой. Но сперва не мешало одеться. Вся его одежда лежала стопкой справа от постели.
