Текст книги "Льды Ктулху"
Автор книги: Александр Лидин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Там более вы его лошадь свели, а потом я его людей пострелял, – с сомнением покачал головой Григорий Арсеньевич. – Думаю, не стоит пренебрегать и таким, пусть даже не самым надежным свидетелем.
– Волков, разведроту в ружье, – устало вздохнув, объявил командир, поднимаясь из-за стола. – Что ж, сходим, глянем на вашего мельника, может, и в самом деле от всего этого хоть какой-то толк будет.
* * *
Василий бежал вниз по косогору. Ноги сами несли его, а он находился в том странном состоянии, когда порою не отличаешь сна от реальности. Все случившееся – странное нападение на деревню, бегство, смерть брата, встреча с комиссаром, возвращение – все казалось сном. Вот сейчас он оступится, упадет и проснется и выйдет так, что приснился ему кошмар. Брат и мать живы, а он всего лишь… Но что-то в глубине души, некое ядовитое «я» подспудно нашептывало ему: «Все происходящее – реальность. Ты, парень, попал в историю. Меж двух жерновов… И теперь посмотрим, как ты выкрутишься».
А вот и берег у реки. Только теперь тут не было лошадей.
Василий огляделся. Да, здесь началась эта странная история – а стоило Мишке не упрямиться – спрятались бы они на чердаке или в подвале, переждали бы, и все остались бы живы. Не нашли бы их ни белые, ни красные. Нет, втемяшилось ему в голову бежать из села, да еще попытаться красных предупредить. Ну предупредили, а результат? Бандитов нет. Мать мертва, точно так же, как большинство односельчан, из тех, что не спрятались, заслышав первые крики, и нос не высовывали, пока красные не пришли.
– Ну и где твоя мельница? – голос Григория Арсеньевича вывел Василия из задумчивости.
Парень быстро повернулся. «Что ж, они сами не видят? Вот из-за деревьев кончики крыльев точат». И видя полное недоумение на лице комиссара, Василий махнул рукой.
– Да вон она, за пригорком.
– Точно. Эко замаскировался.
Развернувшись, красноармейцы направились вдоль берега реки в указанном Василием направлении. Тот на какое-то мгновение заколебался. Может, а ну его все. Комиссар с мельником и сам побеседует, а ему, наверное, стоит податься в другую сторону, поискать тело брата. Может, показалось ему там, в лунном свете? Может, жив его Мишка, лежит где-то на обочине, истекает кровью, пить хочет? От этих мыслей у Василия сердце сжало. Он хотел было уже повернуться, побежать по дороге к Верховке, но остановился.
Ну найдет он брата, раненый тот или мертвый, и чем он ему помочь сможет? В любом случае надо привезти его в деревню, а как? На руках Василий его не дотащит. Значит, конь нужен. А коня… коня нужно или у красных просить, или у мельника. Ту-то лошадь, на которой он всю ночь скакал, красный командир еще утром реквизировал, сказал: «Негоже нам покрывать конокрадов… То, что взял лошадь и нас предупредил – молодец. С мельником твоим мы разберемся. И так из-за тебя его люди погибли. Но на ворованной лошади разъезжать не стоит, а то сам понимаешь… По законам военного времени…» Василий хотел было попросить у командира бумагу о том, что лошадь реквизирована ввиду военного времени. А потом подумал: зачем ему эта обуза. У них в хозяйстве никогда лошадей не было. Да и не время сейчас скотину заводить, за ней ведь уход нужен.
Вот и сейчас, подумав немного, Василий повернул следом за красноармейцами. Как бы там дело ни вышло, а он попросит Григория Арсеньевича, а тот с мельником так или иначе договорится.
Но поднявшись на пригорок, Василий замер. Нет, не такую картину ожидал он увидеть. Сейчас мельница напоминала маленькую крепость: все ворота заперты, калитки закрыты, посреди подъезда к сараю-складу баррикадой возвышалась опрокинутая телега. Люди мельника, человек десять, заняли позиции вдоль ограды – частокола метра в полтора высотой. Судя по всему, оружия у них было в избытке, даже пулемет имелся. Ну, мельник человек зажиточный, с него станется. К тому же времена смутные, тяжелые. Сам за себя не заступишься, никто не поможет…
Красноармейцы же в свою очередь расположились кольцом вокруг частокола, залегли в траву, выставив стволы винтовок. И как-то не верилось, что этот маленький отряд сможет захватить такую огромную мельницу.
Пока Василий рассматривал открывшуюся перед ним картину, к запертым воротам мельницы вышел Григорий Арсеньевич. В своей неспешной манере он подошел к калитке в воротах и постучал рукоятью револьвера по железной скобе, стягивающей бревна. Самого стука Василий не услышал, зато над рекой разнесся голос комиссара:
– Эй! Есть кто дома? Открывай! Разговор есть.
– А кто ты такой, чтоб двери тебе открывать? – раздался из-за забора хорошо знакомый Василию голос мельника.
– Как откроешь, так узнаешь, – по-прежнему спокойно отвечал комиссар. – Я представитель законной власти рабочих и крестьян.
– Это той, что по ночам лошадей ворует, а потом наших мужиков стреляет? – раздался ответ из-за забора.
– Вот об этом мы с тобой и потолкуем, коли откроешь, – продолжал комиссар. – А то ведь можем и силой зайти, с нас станется. Не хочешь говорить по-хорошему, заставим по-плохому.
– А не о чем нам с вами говорить, так что убирайтесь и своего дохлого выблядка прихватите, даром что Марфы сын, такой же безбожник и непотребник, как все вы, – и двое мужиков перебросили через забор мертвое тело.
У Василия сжалось сердце. Белые штаны и рубаха… Сын Марфы… Мишка! Так вот где он. Значит, не всех гадов мельника комиссар перебил там, на дороге. Значит…
– Зря ты так… Я ж по-хорошему хотел… – комиссар достал из кармана папиросу, спички, закурил – уходить он явно не собирался. Неторопливо затянувшись пару раз, он вновь полез в карман и выудил оттуда какую-то палочку, поднес ее к горящему концу папиросы, а потом, швырнув в щель под воротами, посторонился. Эффект превзошел все ожидания. За воротами громыхнуло, и в воздух поднялись клубы дыма. Вся мельница разом вздрогнула, а потом обе половинки ворот, словно сорванные невидимой силой, повалились наземь.
Тем временем комиссар достал из кармана вторую палочку и, проделав точно такую же операцию, швырнул ее во двор мельницы. Громыхнуло еще раз.
Нет, про гранаты Василий слышал. Даже как-то раз видел, как Кривой Аким рванул в поле гранату, «чтоб посмотреть, как жахнет», но с динамитом он сталкивался впервые.
И только сейчас до Василия дошло: что же он стоит тут, глазеет, когда там, у забора, валяется тело его брата. «А может, Мишка еще жив?» – в какой-то миг подумал он и тут же попытался отказаться от этой мысли. Не может быть он жив. Мельник бы за своих людей его непременно прикончил бы. И тем не менее… Со всех ног бросился Василий вниз по склону к телу брата.
– Отряд, в атаку! – прокричал комиссар и оказался во дворе мельницы, сжимая в обеих руках неизменные револьверы. Сквозь дым, затянувший двор, ударили молнии вспышек выстрелов. Но Василий всего этого не видел, он бежал к брату.
Тот был мертв. Рубаха на спине запеклась от крови. На какой-то миг Василий застыл над телом, пристально вглядываясь в остекленевшие глаза. А потом… потом взор затянула алая пелена ненависти. Руки сами потянулись к заткнутому за пояс револьверу. Горло сжало, а потом отпустило, и дикий крик сам собой вырвался на волю.
Развернувшись, Василий помчался вдоль забора, через ворота, через двор.
Василий Григорьевич, находившийся у сарая, что-то крикнул ему в след, но Василий словно сошел с ума. Врезавшись всем телом в массивную дубовую дверь, ведущую в дом, он вышиб ее. Навстречу ему кинулся какой-то мужик в белой рубахе, но Василий почти не глядя нажал на курок. Бахнуло, и мужик повалился на пол, словно подрубленный дуб. Перескочив через его тело, Василий помчался дальше. В этот миг он едва ли сознавал, что происходит. Все то нервное напряжение, что накопилось у него почти за сутки, разом выплеснулось в неудержимой волне ненависти. Перед Василием стояло мертвое лицо брата, и он готов был убивать и убивать… И не важно, кто виноват, не важно, что в самом деле случилось в деревне. Вот перед ним реальный враг, и он затопит кровью эту мельницу. Перебьет всех ее обитателей.
Еще один мужик. В этот раз с обрезом. Пуля обожгла плечо Василия, оставив на коже длинную кровавую полосу. Но Василий этого не заметил. Бах, бах, бах, и противник отлетел к стене, пробитый тремя пулями. Кажется, это был кто-то из деревенских, но сейчас Василий не различал лица – все его противники были безлики. Они убили Михаила, они изуродовали труп его матери. И хотя настоящие убийцы брата погибли, для Василия они все были виновны, все, кто обитал на этой проклятой мельнице.
Вновь запертая дверь. Ее Василий выбил ударом ноги. Он ворвался в горницу и замер.
Перед ним был сам мельник – тощий мужичишка в замусоленном пиджаке поверх некогда зеленой рубахи. Он стоял неподвижно, без оружия, словно отлично зная, какая участь его ждет, и ничуть не противясь тому, что было неизбежно.
– Что ж, вижу, яблоко от яблони недалеко падает, – зло протянул он, глядя на Василия. Тот вскинул револьвер с надеждой, что в барабане еще остались заряды. Теперь он за все отплатит этому гаду, за унижение матери, когда она в голодную зиму выпрашивали муку у этого мироеда, а потом отец все лето бесплатно батрачил, отрабатывая долг, за убитого брата, за мать…
– Пожалуйста, не стреляйте!
Василий на мгновение опустил взгляд. У ног мельника на полу сидела девочка лет пяти. Дочь мельника. Как ее звали, Анюта или Анастасия?.. Раньше Василий видел ее пару раз у реки, и только. Но сейчас…
Сейчас на глаза девочки навернулись слезы, и, обнимая ноги отца, она просила, молила.
– Пожалуйста, не стреляйте!
Рука Василия дрогнула. Он опустил пистолет. Вся его ярость, ненависть рядом улетучились, когда он услышал этот детский голосок. И только сейчас он подумал о тех двух, через чьи тела он с легкостью перешагнул, чтобы сюда добраться.
– Стреляй, гнида, – прошипел мельник, но Василий его не слышал. В душе у него что-то перевернулось, и тут, совершенно неожиданно ему на плечо легла чья-то рука, а потом Григорий Арсеньевич прошептал ему на ухо.
– Успокойся, парень… Отдай-ка эту штуку… – и он с легкостью вывернул револьвер из руки Василия. – В безоружного стрелять грех, а свое он получит. Но по закону. Мы будем судить его по закону военного времени, и он за все ответит.
Но в данный момент единственным ответом мельника был плевок, однако комиссар сделал вид, что ничего не заметил, вместо этого он обратился к девочке.
– Пожалуйста, дорогая, отойди. А ты… – перевел он взгляд на мельника, – ты арестован именем Советской республики и предстанешь перед революционным судом, но прежде… – тут Григорий Арсеньевич, как-то нехорошо прищурившись, приблизился к мельнику. – Но прежде ты должен будешь ответить мне на некоторые вопросы, и не советую упираться, – он улыбнулся еще шире, а потом вновь посмотрел на девочку. – Эй, ребята, уберите эту девчушку, мне нужно поговорить с ее папочкой с глазу на глаз…
Когда девочку увели, он продолжал:
– Видишь, как вышло… Я-то всего хотел тебе пару вопросов задать, а ты стал хамить, мертвецами кидаться… А я этого не люблю, и тем не менее, прежде чем мы начнем разбор всех твоих художеств, скажи, кто был в деревне ночью…
– Кто был… кто был… – передразнивая комиссара, повторил мельник. – Красные были, и ты сам это отлично знаешь, так что мог бы меня и не спрашивать, товарищ… хотя, какой ты товарищ! Бать… – но он недоговорил. Григорий Арсеньевич несколько раз надавил на курок, пулю за пулей всаживая в мельника, а потом, повернувшись к ошеломленному Василию, пояснил. – Врать нехорошо, так что я, именем революции, приговорил его к расстрелу и привел приговор в исполнение…
Глава 7
НОВЫЙ ШВАБЕЛЕНД
[1938]
Но в наши дни молчи, неверящий поэт,
И не осмеивай их чистых заблуждений…
С. Надсон. «Быть может»
Южные моря встретили путешественников пронизывающим, ледяным ветром. Однако Василия это ничуть не смущало. Он предпочитал больше времени проводить на корме лодки. Стоял, держась за леера и наблюдая за пенным следом.
На немецкую лодку VII–C они пересели в Бразилии в одном из крошечных приморских городков, из тех, что и на карту не нанесены. Удобства трансокеанского лайнера остались в прошлом, и теперь приходилось ютиться в крошечных коморках. Делать было абсолютно нечего. Единственное помещение, где можно было с комфортом расположиться, – кают-компания была забита оборудованием профессора. Он проводил там дни и ночи, колдуя над своими записями и приборами. Комиссар большую часть суток спала, так, словно решила отоспаться на всю оставшуюся жизнь. Просыпалась она только для принятия пищи, оправления нужды и краткой, получасовой послеобеденной прогулки. Катерине приходилось придерживаться того же распорядка, хотя он ее явно тяготил. И если комиссар, округлившись дальше некуда, к концу плавания напоминала бочку, то девушка, наоборот, приобрела плавность форм. Болезненная худоба ушла и, несмотря на то что большую часть суток она проводила в замкнутом помещении, на щеках ее появился завидный румянец. Немецкого консультанта видно почти не было, он все больше вился или возле профессора, или в радиорубке, ведя переговоры с начальством, в частности, с Альфредом Ритшером, находившемся на Базе-211 – месте крайне секретном, о точном месторасположении которого знали лишь самые верхи советского командования.
Но Василий в целом был доволен. Если бы не резня на борту лайнера, виновников которой так и не нашли, путешествие и в самом деле было приятным. Это не то, что бегать по Питеру или Москве, отлавливая всякую нечисть и постоянно рискуя получить или пулю, или смертоносное проклятие.
Тем более что иногда он видел Катерину, а пару раз, когда у комиссара разыгралась морская болезнь, им даже удалось поговорить. Правда, оба раза разговоры вышли странными, пустыми. Несмотря на все усилия молодого человека понравиться своей спутнице, она видела в нем всего лишь агента НКВД, потенциального врага, пусть, в отличие от многих, состоящих в этой организации, он и был человеком хотя бы минимально воспитанным.
Однако большую часть времени Василий проводил в одиночестве или в обществе батьки Григория. Они говорили о многом, и Григорий Арсеньевич, как и тогда, в далекие двадцатые, продолжал просвещать Василия, рассказывая ему о всевозможных тайнах, сокрытых в дальних, еще не освоенных человеком уголках планеты.
Барон много рассказывал и о подземных городах, сокрытых под песками Гоби, тех, что охраняют песчаные шогготы. В отличие от своих сибирских родственников, они метали электрические молнии. Еще Арсений Григорьевич говорил о катакомбах под Варшавой и о кровососущих тварях, скрывающихся в ночи на узких улочках старинных европейских городов. О тайнах, которые, быть может, если судить по древних записям майя, скрывает обратная сторона Луны… Но ни слова о Ктулху и о том, что случилось на лайнере.
Василий несколько раз заводил разговор на эту тему, и всякий раз Григорий Арсеньевич ловко уходил от ответа. Он словно специально игнорировал все попытки Василия разузнать что-то на эту тему, а когда тот спросил в лоб, в чем дело, барон Фредерикс ответил:
– То, что произошло на лайнере, было ужасно само по себе. Люди, превращающиеся в тварей, служащих Древнему богу, и скрывающие до поры до времени свою истинную личину… Это само по себе ужасно, но все может оказаться хуже… много хуже… Ты знаешь, Василек, я не хотел бы тебя пугать страшными рассказами, потому что все это, в конце концов, может оказаться и неправдой вовсе.
– Но я доложен знать, чего ожидать, если мне придется столкнуться…
– Надеюсь, что не придется, а если такое все-таки случится… тебе будет сподручней, если ты не будешь знать об истинной силе своего противника. Ведь то, что известно мне, – всего лишь легенды и непроверенные рассказы. Быть может, в жизни все совершенно не так, и не столь страшны чудовища, как их образы, являющиеся нам во снах.
– Но…
– И никаких но! Никаких исключений. Прибудем на место, там и разберемся.
– Разберемся в чем?
– Всему свое время, – покачал головой Фредерикс.
– Хорошо, тогда последний вопрос… – не унимался Василий. – Тот мертвец… всплывший мертвец указал на Катерину и нашего комиссара. Значит ли это, что кто-то из них, а может и они обе – слуги Ктулху?
– Все может быть, – неопределенно сказал барон. – Хотя это версия малоправдоподобна. Катерина носит амулет. Она и так отчасти принадлежит к миру Ктулху, но он же указывает на то, что никакого отношения к чудовищам со щупальцами она не имеет. Что до комиссара, то я сильно сомневаюсь… Она тут и вовсе не при чем. Скорее, мертвец хотел что-то сказать нам, указав на сам корабль, а не на тех, кто стоял на мостике. Однако время покажет, кто прав.
– Хорошо, пусть так, – кивнул Василий. – А что насчет Катерины? Вы сказали, что она имеет какое-то отношение к миру Ктулху.
Барон ничего не ответил, лишь, вытянув руку, потрепал Василия по плечу.
– Посмотрим, посмотрим… Не хочу строить необоснованные предположения. В этом мире все может быть, и я сильно надеюсь, что то, что мы найдем в городе подо льдом, поможет нам ответить на многие вопросы.
– Но…
– Ты просил ответить на один вопрос, я на него ответил. А теперь лучше скажи, что известно тебе о такой организации как «Аненербе»?
– Анербе?
– Аненербе, – поправил барон. – Внутри лодки об этом говорить не стоит, но это именно те люди, которым нам предстоит противостоять. С одной стороны, они – наши союзники и, как видишь, оказывают нам определенные услуги, с другой…
– Вы имеете в виду войну в Испании?
Фредерикс кивнул.
– Эта война была навязана нам Третьим интернационалом, и тем не менее, фашизм очень близок коммунистам. Это одна из причин, почему им удалось договориться со мной. Не люблю фашистов.
– Ну, как я помню, вы и к коммунистам…
– Тоже не испытываю симпатии. Только есть еще, Василек, Россия. Та Россия, которая должна жить вне зависимости от того, кто правит: царь, Учредительное собрание или Совет народных комиссаров.
– Но товарищ Сталин…
– Недоучка и негодяй.
Рука Василия автоматически потянулась к кобуре, вот только свой револьвер он сдал капитану. На борту лодки оружие хранилось только в сейфе капитана.
– Да за такие слова…
– Ба, Василек, – насмешливо протянул Григорий Арсеньевич. – Я-то считал, что ты много выше всей этой суеты. Во главе страны стоит серый кардинал. Та самая посредственность, которая не может ни принять решения, ни надавить, ни…
– Прекратите!
– Хорошо. Не стану хаять твоего кумира. Мне-то вовсе все равно. Просто если ты считаешь, что союз с фашистами совершился у него за спиной, ты глубоко ошибаешься… Фашисты, то бишь немцы, так или иначе потребуют компенсации за то, что сотворила с их страной Антанта после окончания мировой войны. Вот тут наши интересы и схлестнутся. А потом…
– Я попросил бы вас…
– Брось, – Фредерикс обреченно махнул рукой. – В политических спорах тебя не победить. Однако, надеюсь, рано или поздно жизнь сама все расставит на свои места… А я бы хотел вернуться к Аненербе. Раньше, там, на теплоходе, я уходил от разговора на эти темы. Ты и сам отлично знаешь, что всюду есть уши, даже здесь на лодке… Если присмотришься, то заметишь, что вахтенный внимательно наблюдает за нами. Скорее всего, он неплохо знает русский и умеет читать по губам, поэтому встань к нему боком и пониже надвинь капюшон. А я стою к нему спиной, так что ничего он не «услышит»… Итак, на лайнере я не стал вдаваться в детали и объяснять суть нашей миссии. О ней тебе и в самом деле лучше узнать уже на нашей базе. Что же касается немцев, то они в изучении оккультных наук продвинулись много дальше нас… Где-то в начале тридцатых в Германии при поддержке еще неокрепших фашистов образовалось тайное общество оккультистов Аненербе. Случилось это не без помощи кабинета Рихарда Дарре – одного из старейших членов НСДРП. Аненербе наследовала Туле и Вриль напрямую. Ей отошли тайны Иллюминатов, Ванедерфогль и немецкого «Ордена Восточного храма». Полное название этой тайной организации было – «Общество изучения древненемецкой истории, идеологии и наследия немецких предков». Потом его сократили до «Наследие предков». Первым руководителем этой организации стал некто Герман Вирт. И та база, на которую мы направляемся – его любимое детище.
– Но если у фашистов есть хорошо оборудованная база и есть свои силы для изучения подземного города, при чем тут мы?
– Дело в том, что первый подземный город обнаружили немцы. Но он был… как бы это сказать… не достроен, что ли. Система пещер, не более. Именно там и обосновалась немецкая база. Но потом оказалось, что это лишь колония. Был еще один город, а может, и не один… Так вот второй подземный город обнаружили на территории, которая по негласному договору между нами и Германией принадлежит России. И, кажется, он сохранился в первозданном состоянии, а следовательно, там могут найтись артефакты иной, давным-давно погибшей культуры. Твой любимый Сталин, а особенно товарищ Берия, сами охотятся за тайнами древних. Однако без помощи немцев мы бы не смогли ни развернуть лагерь необходимого размера, ни доставить необходимое оборудование. В отличие от влиятельного Ананарбе, ваш отдел занимается исключительно поимкой преступников и пресечением преступной деятельности, не вникая в суть происходящего. Немцы же в первую очередь ведут планомерные исследования.
– И что они собираются там найти?
Фредерикс какое-то время молчал, потом пожал плечами, когда же он заговорил, то произносил фразу медленно, словно ему тяжело было выбрать нужные слова.
– На это есть несколько ответов. Во-первых, немецкое оккультное общество Туле придерживалось теории полой Земли. Ее разделяет и нынешнее руководство НСДРП. Они считают, что Земля внутри пустая, как футбольный мяч, то есть существуют гигантские территории, не освоенные человечеством. У Жюля Верна есть такой роман «Путешествие к центру Земли», где ученные, спустившись в недра Земли через потухший вулкан в Исландии, оказываются чуть ли не в ином мире. Современные же ученые и мистики считают, что существует два входа в подземный мир, причем один расположен в Гималаях, а второй – в Антарктиде. Быть может, мы обнаружим его… Хотя я лично сомневаюсь. Кроме того, для нас важен сам Ктулху. Как говорят легенды, Великий Древний спит где-то в глубинах Тихого океана, влияя на человечество лишь посредством снов. Но что случится, если это существо проснется? Какие тайны известны древнему божеству? При этом особенно важно, чью сторону оно примет в нынешней напряженной мировой ситуации… Есть и третья причина – уран.
Радиоактивный металл. То есть метал, излучающий частицы, которые определенным образом воздействуют на любое живое существо…
– Но и мы могли бы…
– Не могли, – резко отрезал Фредерикс. – Ты что, забыл, в какой стране ты живешь? Тебе же нельзя ступить ни вправо, ни влево. Ты же коммунист?
– Коммунист, – подтвердил Василий.
– А ведь все члены партии, все материалисты. Ваш Маркс и Троцкий проповедовали материализм, а Дарвин к тому же еще покусился на происхождение человека… Так как это сообразуется с тем, что ты ловишь ведьм, отстреливаешь вампиров и уничтожаешь оборотней? Их же, согласно марксистской науке, не существует.
Василий замялся и окончательно запутался. Единственное, что он очередной раз повторил сам себе: «Ах, как правы вы, Григорий Арсеньевич, как правы!»
– Что же касается немцев, точнее, наци, еще в начале двадцатых, когда мы только встретились, Карл Хаусхофер организовал тайное общество Врил. Чем они только ни занимались… и поиском внеземных цивилизаций, и оккультными исследованиями, поисками альтернативной энергии, телепатией. Исследования сновидений натолкнули их на след Ктулху. Остальное было не так сложно вычислить. Тем более, после того, как эта «Ложа света» слилась с «Обществом Туле», организацией больше политической, нежели эзотерической. Само же название – «Врил» – немцы позаимствовали у англичан. Был такой писатель Бульвер-Литтон. В отличие от своих собратьев по перу, таких как Уэллс, Жюль Верн и Берроуз, он мало известен в нашей стране. Тем не менее, в одном из своих романов он описал источник фантастической энергии ВРИЛ… Идеи наци, в отличие от марксистских идей, не противоречат исследованиям в области эзотерики и оккультных наук. Если бы ваш вождь и учитель товарищ Ленин проявил большую дальновидность и не столь рьяно прислушивался к советам из-за рубежа, то мы к настоящему времени намного опередили бы фашистов. Сейчас же у немцев руководят исследованиями не ученые, а военные… Да, Вильгельму Второму удалось изрядно нагадить России, в то время как победа союзников была уже не за горами…
– Вы имеете в виду эти нелепые слухи о том, что Владимир Ильич немецкий шпион…
– Остынь, Василек. Я совсем не об этом. Там, куда мы плывем, нам предстоит серьезная борьба. Уж не знаю, какие формы она примет, но я предпочел бы, чтобы те открытия, что мы сделаем в подземном городе Древних, использовали коммунисты, а не фашисты. А лучше всего, чтобы они не достались никому…
– Но мировой пролетариат…
– Это вот те самые разодетые прохвосты, что плыли с нами на лайнере, те, что, обретя нежданное богатство за счет русского народа, кутили и прожигали жизнь. Ты вообще знаешь, что означает слово «пролетариат»?
– Это прогрессивная часть человечества.
– Нет, мой юный друг. Истинное значение пролетариата – «производящий потомство», от латинских «pro» и «alo», что в свою очередь означает «для» и «выращивать, воспитывать». Также в древности это слово использовалось для обозначения мужских половых органов, того самого ругательства, что так популярно среди нынешнего населения необъятной России. Но Маркс позаимствовал его не отсюда. Все дело в том, что пролетариатом в Древнем мире назывались римские граждане, стоявшие по имущественному цензу ниже всех. Единственное значение пролетариев для государства было в производстве потомства. Во времена столь любимой вами Французской революции пролетариями называли неимущих людей, живущих сегодняшним днем, не заботясь о будущем. Однако в России это слово имело более конкретное значение, согласно словарю Даля, который ныне вы уже изрядно подправили: пролетарий – бобыль, бездомный и безземельный, бесприютный, захребетник. К пролетариям относили и проституток, живущих сегодняшним днем…
– Это ложь, грязные инсинуации… – пальцы Василия с такой силой впились в поручни, что аж костяшки побелели.
– Зря ты мне, Василек, не веришь, – покачал головой Григорий Арсеньевич. – Ты возьми книги, полистай, подумай. Не только же пистолетом и кулаками работать… А про немцев запомни: не друзья они нам, ох, не друзья. Схлестнемся мы с ними на узкой дорожке…
И больше ничего не говоря, он повернулся и направился к рубке. Несколько мгновений, и он уже был наверху, а потом, перекинувшись парой слов с вахтенным, исчез в недрах стального чудовища.
Василий какое-то время стоял неподвижно, крепко вцепившись в леера. Что-то в глубине его души говорило, что батька был абсолютно прав, но какая-то часть его не могла принять этой правды…
* * *
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, и как-то, выбравшись из надстройки, Василий увидел льды. Вначале это были отдельные льдины, скользящие по черной воде, но постепенно их становилось все больше и больше. Кроме того, Василий вынужден был прекратить ежедневные прогулки. Из-за ледяного пронизывающего ветра на палубе можно было находиться не более десяти минут.
А на следующие сутки Василия разбудила сирена – подводная лодка погружалась. После скудного завтрака Василий потолкался за спиной профессора, покрутился в центральной рубке и, так как делать ни там, ни там ему было нечего, вернулся на свое место.
Василий лежал на своей койке, и мысли его неслись по кругу, всякий раз возвращаясь к предсказанию гадалки. Предположим, это путешествие – суть его Судьба. Но кого тогда он должен спасти, но не ублажить? «Испытаешь Судьбу, но не решишься…» А это о чем? Постепенно веки его сомкнулись, тяжелый сон навалился, словно ватное одеяло…
И вновь он перенесся в тот ужасный зал, к подножию трона исполина. Однако теперь тут было больше света, и Василию удалось разглядеть, что трон, на котором сидел гигант, сам по себе своего рода храм. Тут была темная дверь, и на белесом, похожем на плоть утопленников камне сверкали письмена, от одного вида которых мурашки шли по коже. Не в силах совладать с собой, но против собственной воли Василий сделал несколько шагов к черному зеву входа.
Как часто бывает во снах, Василий отлично понимал, что не стоит туда идти. По-хорошему, нужно вообще развернуться и бежать из этой ужасной тронной залы, и чем дальше, чем лучше. Это не человеческое… Это не для людей…
Тем не менее он, словно загипнотизированный, шел вперед, мало-помалу приближаясь к входу в храм. Вот он уже на пороге. Сколько же усилий ему понадобилось, чтобы сделать еще один шаг во тьму неведомой обители. И вот пространство расступилось – внутри храм оказался много больше, чем снаружи. Нет, не много больше! Он был бескраен. Огромные зеленоватые колонны, поднимаясь из бездны, уходили куда-то вверх. Все они точно так же, как и стены храма, были покрыты отвратительными письменами, напоминающими щупальца извивающегося осьминога. Сам же Василий находился на узком мостике, соединявшем вход с чем-то таящимся в темной дали и пока неразличимым.
Вот где-то впереди вспыхнул огонек – желтый язычок пламени, болезненный и трепещущий. Потом он начал постепенно приближаться, словно кто-то шел навстречу Василию по мосту над бездной. Мгновения растянулись в годы. Казалось, неведомый носитель огонька никогда не придет. Но вот огонек оказался совсем рядом. Еще мгновение, и…
Василий задохнулся от ужаса. Источником света оказался обычный старый медный фонарь, погнутый с закопченными стеклами, а вот создание, которое несло его… Оно имело лицо Катерины, ее плечи, грудь, талию, которая постепенно превращалась в два раздвоенных отростка, то ли два змеиных хвоста, то ли в два щупальца, позаимствованных у гигантского осьминога. Толщиной эти конечности были как человеческие руки и ноги, только длиннее, много длиннее.
Завороженный Василий рассматривал приближающееся чудовище. Он хотел закрыть глаза, закричать от страха, бежать прочь, сломя голову. А вместо этого стоял, словно окаменев, и, выпучив глаза, рассматривал странное создание. В какой-то момент он поймал себя на том, что любуется рисунком чешуи на извивающихся конечностях, которая даже в скудном свет лампы переливалась всеми цветами радуги. Вот тварь остановилась, чуть приоткрыла очаровательные губы, и изо рта ее в сторону Василия метнулся длинный раздвоенный язык. Василий дернулся всем телом, замолотил по воздуху руками и ногами и почувствовал, что теряет равновесие, что мост, который раньше казался ему незыблемым, выгибается, словно хребет гигантского зверя, и сквозь каменные плиты проступает чешуя.
