Текст книги "Льды Ктулху"
Автор книги: Александр Лидин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Почему же, – вздохнул Григорий Арсеньевич, – не надо забывать про Ктулху Великого и Ужасного. Много тысяч, если не миллион лет назад он приказал законсервировать этот город. Теперь его приказ нарушен. Не думаю, что ему это нравится. К тому же существует третья сила.
– Третья сила? – удивился Василий.
– Ну, кто-то же уничтожил первую экспедицию.
– Фашисты?
– Нет, наци появились тут позже. Если бы к пропаже первой экспедиции они имели бы какое-то отношение… Они могли еще тогда захватить «Красный полярник»…
– Вы тоже считаете, что он захвачен?
– Иначе тут давно появились бы люди Штейнера, чтобы узнать, что случилось с их начальником и со всеми нами. А судя по тому, что немцы беспечно бросили трупы и не выставили наверху охрану у подъемников, они уверены, что никаких сюрпризов не будет.
– А они будут?..
– А как ты думаешь? – прищурившись, взглянул на Василия Григорий Арсеньевич. И было в его прищуре что-то лукавое, ленинское. – Будут, мой друг, непременно будут. Те, кто сторожит этот город, не дадут ему проснуться, не должны, по крайней мере. Точно так же они не должны пробудить и Ктулху.
– Но наше командование тоже хотело этого…
– Мало ли, кто чего хотел. Разбудив Ктулху, мы не сможем управлять им.
– А приборы профессора Троицкого?
– Не уверен, что они работают должным образом. К тому же в данном случае не стоит ставить эксперименты. Европа и без того на грани новой войны. Нам только апокалипсиса не хватало.
– При чем тут апокалипсис?
– Думаю, что Ктулху, разбуженный подобным образом, встанет не с той ноги. А тут от него еще чего-то начнут требовать. Боги, а особенно древние – забытые боги, они сродни маленьким детям: капризные твари. Чуть что не так – скандалить. А представь, что в руках у такого ребенка оружие, которое может стереть с лица Земли все человечество. И никто сказать не может, что через секунду придет этому ребенку в голову.
– А если… – начал было Василий.
– Думаешь, стоит проверить. Это тебе не шогготы какие-нибудь. Ктулху – бог, и его из пушки не убьешь.
– Но должен же быть выход…
– Единственный выход – дать древнему злу покоиться с миром, – объявил Григорий Арсеньевич. – Что-то мы заболтались. Пора в дорогу, да и Ким меня, скорее всего, заждался… Вставайте, вставайте… Нас ждут великие дела.
* * *
– И что ты об этом думаешь? – они лежали на плоской крыше одного из «небоскребов» и наблюдали за суетящимися внизу фигурками. Отсюда, с высоты в сотню метров, немцы казались маленькими букашками, казалось, стоит протянуть руку, раздавить – и не будет больше никаких проблем. – Как считаешь, что они делают? – Григорий Арсеньевич говорил громко. С такого расстояния немцы вряд ли могли услышать их.
– Не знаю… – протянул Василий. – Только мне кажется, что они собирают какую-то штуку и каким-то образом хотят подключить ее к этим странным кольцам.
– И у меня сложилось точно такое же впечатление, – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Судя по всему, они собирают увеличенный вариант прибора Троицкого, и с помощью его попробуют позвать Ктулху, надеясь, что этот зов разбудит его…
Василий вспомнил результат испытаний прибора профессора на борту теплохода и вздрогнул. Вот только восставших мертвецов ему не хватало.
– Сколько их там? – Григорий Арсеньевич повернулся к Киму, который лежал по другую сторону от него.
– Больше сотни, – вздохнул бурят. – Ах, будь со мной мой карабина, я бы устроил славный охота.
– Ну, это вряд ли. У немцев снайперов хоть отбавляй.
– И что делать? – спросил Василий после затянувшейся паузы.
– А ты как думаешь, Ким? – Григорий Арсеньевич глянул на огромного корейца.
Тот только пожал плечами.
– Начальник говорить, мы – делать. Надо спасать наших, – и он ткнул пальцем в сторону одной из палаток, возведенных немцами на огромной площади возле кольца.
– И это тоже, – согласился Григорий Арсеньевич. – И было бы неплохо заручиться чьей-нибудь помощью. Втроем мы ничего не сделаем.
– Чьей? – удивился Василий.
– Ну, я же говорил, что кто-то охранял этот город. Иначе куда пропала первая экспедиция.
– Вы имеете в виду тех тварей, о которых так подробно рассказывали нам на теплоходе?
– Вряд ли, хотя все может быть. Видишь ли, Старцы после поражения в войне с Ктулху деградировали. К тому же, несмотря на мои опасения, мы пока не видели ни одной твари.
– И?
– Пока никаких вопросов, – отмахнулся Григорий Арсеньевич. – Нам нужно: первое – остановить фашистов и второе – нашуметь, что ли, привлечь к себе каким-то образом внимание стражей этого города. Сам не знаю, как это сделать. Единственное, что приходит в голову… Ким, ты смог бы проскользнуть в палатку с приборами и устроить небольшую диверсию?
Бурят кивнул.
– Она с краю. Сложностей не будет.
– Будет. Там наверняка пара часовых, но думаю, ты справишься, а мы пока попробуем освободить наших.
– Это невозможно… – начал было Василий. Сверху он видел, что палатка, в которой теоретически находились пленные, в самом центре немецкого лагеря, и как туда пробраться, было не ясно.
– Я сказал, не освободим, а «попробуем» освободить. В любом случае, нам нужно будет отвлечь огонь на себя, чтобы дать Киму свободу действий.
– Тогда давайте я взорву машину профессора! – встрял Василий. – Тем более, что я много раз видел модель…
Григорий Арсеньевич задумался, а потом внимательно посмотрел на своего ученика.
– Хорошо. Ким, пойдешь со мной… Ты запасной вариант… Если у Василия не получится, операцию придется повторить.
– А я? – спросила Катерина.
– А вы, мадам, останетесь ждать нас с ключом наготове и будете действовать по обстоятельствам. Может статься так, что нам придется бежать, и тогда ваш ключ, открывающий все «двери» в этом городе, сильно нам пригодится. Конечно, я мог бы взять его с собой, но не хотелось бы подвергать риску столь ценный предмет. Вдруг он попадет в руки эсэсовцам.
– Но…
– Вот это как раз не обсуждается, – строгим тоном объявил Григорий Арсеньевич.
Они отползли от края крыши и проверили свой арсенал. Обычных патронов было маловато, а «заговоренные» против немцев не действовали. Еще у Кима нашлось две гранаты. Обе он отдал Василию.
– Гранатами рванешь приборы, – пояснил Григорий Арсеньевич. – А так, постарайся стрелять поточнее, зря патроны не тратить. Вот тебе еще пара полезных штучек, – и он протянул Василию пару… немецких свастик с заточенными краями. – Японские игрушки. Умеешь с такими обращаться?
– Нет, но, думаю, справлюсь, – ухмыльнулся Василий.
– Бросай, словно плоский камешек… чтоб по воде прыгал, – пояснил Григорий Арсеньевич, передавая Василию сюрикэны. – Только ты с ними поосторожнее, а то порежешься ненароком. Эти штуки называют «лезвием в ладони»…
– Кстати, а сам профессор Троицкий где? – Василий вспомнил, как тот трясся над своим аппаратом. Фашисты фашистами, а профессор, без сомнения, не простит уничтоженного прибора.
– Он с немцами. Они то ли запугали его, то ли купили, что-то пообещав.
– Значит, в случае чего…
– Можешь убить на месте… – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Твое начальство это одобрит. Фашисты не должны завладеть прибором. Не должны разбудить Ктулху, не должны получить доступ к секретам Древних цивилизаций. Это – главное, это нужно помнить.
– Но…
– Не думай. Если кто-то из «наших» встанет на твоем пути, стреляй, не задумываясь.
Василий кивнул.
– Ну что, готовы?
Ким еще раз проверил свои пистолеты. Точно так же поступили и Василий с Григорием Арсеньевичем.
– Пошли, – наконец объявил Фредерикс.
Они спустились на платформе с крыши здания. Этот лифт, впрочем, как и все механизмы в этом городе, приводился в движение с помощью универсального ключа – медальона. Дальше предстояло разделиться.
– Итак, запомни, – напоследок добавил Григорий Арсеньевич. – Мы начинаем действовать после взрыва. Иначе нам к пленным не прорваться, только и ты, Василек, помни: рванул – беги. В первый момент, пока фашисты не разберутся, в чем дело, всех собак спустят на тебя… И еще: если тебе попадется на пути профессор или наш дорогой герр Грег – стреляй, не раздумывая.
– С немцем мне все понятно, но профессор… он же наш, – возразил было Василий.
– Ага, – согласился Арсений Григорьевич. – Только в сложившихся обстоятельствах он орудие в руках врага. Я, например, не уверен, что он станет терпеть пытки, если ему предложат выбор между нами и хорошо оснащенной лабораторией, где он сможет спокойно продолжать свои изыскания.
– Но…
– Человек тварь продажная, Василий. Очень немногие ныне следуют высокоморальным принципам… Ладно, хватит лить воду. Сейчас каждая минута может оказаться решающей. Ни пуха, ни пера…
– К черту, – пробормотал себе под нос Василий, скинул шубу и шапку, протянув их Катерине. – Прибереги, авось еще пригодятся, – и решительно направился вдоль здания, пересек две улицы, сделав большой крюк и выйдя «в тыл» фашистского лагеря.
Пригнувшись, словно в любой момент ожидая выстрела, он осторожно выглянул из-за угла. Часовой стоял, повернувшись в его сторону. Василий тут же метнулся назад, прислушался. Часовой тревоги не поднял. Значит, просто-напросто не заметили. Но что теперь? С такого расстояния ни заточенной свастикой, ни ножом часового ему не снять. А выстрел… Выстрел весь лагерь всполошит, и пока он добежит до палатки с прибором, его десять раз прихлопнут. Неприятная перспектива. Значит, нужно ждать. А Григорий Арсеньевич? Он поймет. Тоже будет ждать. С другой стороны, промедление смерти подобно. Немцы могут запустить машину профессора в любой момент, и хотя неизвестно, что при этом случится, лучше не доводить до крайности, значит, несмотря ни на что, нужно действовать…
Глава 11
ВЛАДЫКИ ПОДЗЕМНОГО ЦАРСТВА
И видел я: разверзлись двери неба
В созвездьи Льва, и бесы
На землю ринулись…
М. Волошин. «Война»
В этот раз часовой стоял к Василию вполоборота. Если он не повернется, то имелся пусть небольшой, но шанс на то, что Василию удастся проскочить до ближайшего укрытия. А оттуда, если повезет… Впрочем, думать об этом пока было рано. Сперва скажем «аз», а уж как «буки» пойдут, посмотрим.
Василий поглубже вдохнул и, пригибаясь, стараясь вжаться в светлый камень, метнулся вдоль стены. Он видел, как часовой начал медленно поворачиваться. Рука непроизвольно потянулась к сюрикену – маленькой металлической свастике, загибающиеся кончики которой были наточены, как бритвы. В какой-то миг он сжал ее, держа за середину большим и указательным пальцами. Странное оружие. Василий никогда раньше не пользовался им, и оно ему особого доверия не внушало, но нож с такого расстояния он уж точно не докинул бы… А потом, когда часовой должен был вот-вот его увидеть, он метнул свастику, боком метнул, как мальчишки на берегу озера бросают плоские камни. Вращаясь, кусочек железа полетел в сторону часового, а потом впился ему в грудь. У Василия внутри все оборвалось. Сейчас этот фашист завопит, и все будет кончено… Но вместо того, чтобы кричать, эсэсовец безвольной массой осел на землю.
Однако Василий не спешил. Спрятавшись за примеченный им выступ, он застыл, затаив дыхание. Сейчас начнется… Но нет. Никакой пальбы, никаких криков. Отряд не заметил потери бойца.
Дрожащей рукой Василий стер капли холодного пота со лба. Так, у него еще осталась вторая свастика и нож. «Кстати, полезная штучка. Интересно, где батька их раздобыл. Наверное, где-то на Востоке».
Приготовив второй сюрикен – сложнее всего было не порезаться об острые края, – Василий осторожно выглянул из своего укрытия. Никого. Несколько ящиков – импровизированная баррикада, которую охранял часовой, а дальше площадь, и на ней почти у самых зданий огромная палатка, в которой, по заверениям Кима, находилось оборудование Троицкого. Именно от этой палатки к таинственному кольцу протянулись кабели.
Что ж, начало положено. Надо поспешить дальше.
Несколько шагов, и Василий присел на корточки за баррикадой. «Собраться с духом, и еще один рывок», – решил он, но все медлил. Наконец, взяв себя в руки, он одним прыжком преодолел баррикаду и вновь присел, затаившись. Ящики были поставлены полукругом и, если не высовываться, обеспечивали хорошее укрытие. Убитый немец лежал тут же. Василий хотел было посмотреть на рану от сюрикена, а то и вовсе забрать назад замечательную свастику, но немец упал неудачно, и чтобы вернуть себе оружие, надо было перевернуть труп. Но за последние сутки Василий уже достаточно «наобщался» с трупами, поэтому ограничился армейским ножом эсэсовца.
Впереди был самый опасный участок – метров пять до палатки. И укрыться там будет негде. Естественно, чтобы преодолеть это расстояние, Василию понадобится лишь пара секунд. Главное, чтобы в это время никто из фашистов, снующих по площади, не смотрел в его сторону.
Оставалось понадеяться на «авось», иначе никак. Василий вновь глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть в бездонный омут, и рванул к палатке. У него не было времени толком посмотреть ни налево, ни направо. Да его не очень-то и интересовало, что там происходит. Если его заметят, он и без того об этом узнает…
Но ему вновь повезло. Бухнувшись к подножию палатки, прикрытый ее тканью, Василий позволил себе оглядеться. Отсюда он видел только крошечные участки площади, но и то, что он увидел, ему не понравилось. Вернуться назад незамеченным не выйдет. Когда он рванет приборы, все взгляды будут направлены в эту сторону, единственная надежда, что Григорий Арсеньевич не заставит себя ждать.
Итак, следующий шаг. Нужно проникнуть в палатку. Василий прижал ухо к толстой ткани. Вроде бы внутри кто-то говорил, но ни языка, ни отдельных слов разобрать было невозможно. Тогда Василий осторожно, стараясь не колыхнуть стену палатки, прорезал краем свастики небольшое отверстие и заглянул внутрь.
Как ни странно, в палатке оказалось много светлее, чем снаружи. По углам горели огромные электрические лампы, забранные металлической сеткой. Василий зажмурился от яркого света. Когда же глаза привыкли, он едва сдержал вздох удивления. На двух огромных походных столах была разложена всевозможная аппаратура, перевитая лианами проводов. Мерцали огоньки радиоламп. За столами, у самого выхода из палатки стоял огромный металлический шкаф, соединенный проводами с большой частью приборов. Толстые кабели тянулись от него к выходу из палатки, в сторону странного кольца. Три техника, склонившись, что-то монтировали, следя за показаниями приборов. У выхода из палатки стоял профессор Троицкий и с ним какой-то немец. Они спорили.
– …А я уверяю вас, молодой человек, что в этом режиме резонансного колебания не хватит для полной амплитуды…
– Нет, герр профессор, амплитуду сигнала увеличить нет. Большой опасность. Рухнет пещера.
– Ничего вашей пещере не будет. Столько лет простояла. Только если мы не изменим колебания, то не сможем активировать коммутатор…
«Выходит, Григорий Арсеньевич снова был прав. Троицкому все равно, кому служить, а раз так… „Кто не с нами, тот против нас“, – так говорил товарищ Троцкий. Значит, гражданин Троицкий враг, из тех скрытых, что мешают нам строить светлое будущее…» Василий чувствовал, как кровь прихлынула к лицу, а руки непроизвольно потянулись за оружием, но тут его привлек еще один предмет у самого входа – огромная клетка, в каких перевозят львов или тигров. В клетке кто-то был, но Василий не мог рассмотреть, кто именно, из-за нагромождения аппаратуры. Какое-то животное? Только что оно тут делает? Впрочем, все вопросы после, сейчас нужно сделать то, зачем он пришел. Все бы хорошо, только вот на присутствие техников он не рассчитывал, значит, придется стрелять.
Василий еще раз проверил оружие, а потом начал осторожно расширять прорезь. Сюрикен бесшумно прошел сквозь брезент, пока на уровне пояса не натолкнулся на шов, через который была пропущена толстая металлическая проволока. Без сомнения, лезвие перерезало бы и ее, но без шума тут не получится. Тогда Василий сделал вертикальную прорезь ниже шва и провел сюрикеном вдоль дна, расширяя щель. Встав на четвереньки, он пролез в образовавшееся отверстие и оказался за спиной одного из техников. Теперь все зависло от его быстроты. Вскочив на ноги, Василий метнул заточенную свастику в эсэсовца, стоявшего у выхода из палатки, и одновременно вскинул револьвер. Он начал стрелять «с левой». Первая пуля ушла «в молоко», вторая впилась в затылок техника, что сидел дальше всех. Третья ударила в лицо второго техника, который замешкался. Василий попытался достать и профессора, но Троицкий уже выскользнул из палатки. Тем временем третий техник успел развернуться и бросился на чекиста. Василий встретил его ударом ножа в живот. Секунду немец простоял, навалившись на Василия и натужно выпучив глаза. Его руки тянулись к горлу убийцы, но так и не смогли сжать его, а потом фашист осел на пол бесформенной грудой плоти.
Профессор! Василий поспешил к выходу из палатки, но Троицкий уже был далеко. Размахивая руками, профессор мчался по площади к сторону двух других палаток и орал благим матом. Василий выстрелил ему вслед, но с такого расстояния, да еще по движущейся мишени… даже ему попасть было невозможно. Пуля пронеслась в добром метре от профессора, и это лишь добавило ему прыти.
Клетка. Кто бы ни был в ней, долой запоры! Враг немцев – его враг. В контурах человека на полу скрывалось что-то знакомое, но времени разглядывать не было.
Выпустив оставшиеся две пули по приборам на столах, Василий широко улыбнулся, наблюдая, как во все стороны брызнули осколки радиоламп. На ходу перезаряжая револьвер, он обернулся ко входу в палатку. Где-то раздались крики, взвыла сирена. Пора было рвануть гранаты и уходить. Но прежде, чем он потянулся за гранатами, его взгляд скользнул по приборам и замер на существе в клетке.
Комиссар Кошкина? Нет, может быть это существо и было когда-то Рахиль Ароновной, ныне же оно полностью утратило человеческие черты, и то, кем эта тварь была раньше, можно было узнать лишь по форме тела и одежде. Голова создания была лысой, а нижнюю часть лица, как и у той женщины на теплоходе, скрывал клубок извивающихся щупалец, такие же щупальца торчали из рукавов кожаной куртки огромного размера. Но времени разглядывать чудовище у Василия не было. Он освободил его, и этого вполне достаточно.
На ходу он разрядил барабан второго револьвера по аппаратуре, потом, скорчившись за дальним столом, у разреза, стал перезаряжать револьверы. На это у него ушло секунд двадцать. За это время чудовищу удалось выбраться из клетки. Вот оно заметило Василия и выбросило обе руки-щупальца в его сторону. Словно две огромные змеи, пронеслись они по воздуху, а потом вдоль стола, сметая все на своем пути.
Взбесившееся чудовище – слон в посудной лавке. Неожиданно Василий почувствовал за спиной какое-то движение. Крутанувшись, он оказался лицом к лицу с огромным эссесовцем, только что влезшим в палатку через прореху, оставленную сюрикеном. Два выстрела почти в упор отшвырнули немца на стену палатки, та заходила ходуном, и Василий понял: еще мгновение, и хлипкое сооружение может рухнуть. Вот тогда-то он, без сомнения, окажется в ловушке.
Метнувшись вперед, Василий упал на живот и, толкнувшись ногами, на брюхе, словно пингвин, выскользнул из палатки. За его спиной палатка накренилась. В последний момент, все еще скользя по камням мостовой, Василий повернулся на бок, бросив один из револьверов, и выхватил гранату. Зубами он рванул чеку, швырнул и укрылся за ящиками. Взрывшая волна толкнула его вперед, припечатав к камням. Справа и слева послышались крики и выстрелы.
Спрятавшись за ящиками, Василий выждал еще мгновение и кинул туда, где раньше возвышалась палатка, вторую гранату. Громыхнуло, и Василия осыпало мелкими обломками, происхождение которых он не смог определить.
Теперь нужно было уносить ноги.
Высунувшись, Василий осмотрелся, пытаясь оценить ситуацию. Прямо перед ним колыхалось нечто бесформенное – остатки палатки, внутри которой бушевало чудовище. Если гранаты и причинили ему какой-то вред, то этого заметно не было. «Интересно, как фрицы справятся с ним без заговоренных пуль?» – пронеслось в голове Василия, но сейчас нужно было думать не о беснующейся твари. Пока она в палатке, Василию она не страшна, а к тому времени, как она выберется, он уже будет далеко отсюда. Куда большие опасения внушали несколько эсэсовцев, бегущих в его сторону. Не целясь, Василий несколько раз пальнул в их сторону. Одного он задел, это уж точно, но остальные, несмотря на это, останавливаться не собирались. Единственное, что оставалось Василию, так это надеяться на быстроту своих ног. Если он успеет…
Вскочив, он, словно заяц, понесся по улице, стараясь укрыться за ближайшим углом прежде, чем фашисты доберутся до баррикады из ящиков. Оставалось еще метра три, когда вокруг засвистели пули. Василий пригнулся, словно спринтер. Пуля черканула по его плечу, но он не обратил внимания.
Вот и он, спасительный поворот, но останавливаться нельзя. Вперед, туда, где поджидает Катерина. Вот заветный подъемник. До него еще был почти квартал, квартал бегства под пулями, но то ли расстояние от преследователей заметно увеличилось, то ли Василию просто везло, ни одна из пуль его не задела.
– Поднимай! Поднимай! – закричал он, запрыгивая на край платформы.
Та вместе с частью стены медленно поползла вверх, к крыше, а Василий, развернувшись, упал на колено, вскинул револьвер. Пот заливал глаза, и он стер его капли рукавом, оставив на лице кровавый след. Вот они – преследователи, как на ладони. Василий три раза выстрелил, и трое немцев упало на мостовую. Четвертый раз боек щелкнул по гильзе. Резким движением Василий крутанул барабан, высыпая гильзы, а потом, переложив револьвер в раненую руку, стал трясущимися пальцами запихивать в пустые гнезда патроны. Вокруг свистели пули, но Василий действовал методично. Он был уже на высоте метров десяти, когда барабан его револьвера, щелкнув, вновь встал в пазы.
Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!
Это напоминало стрельбу в тире. Черные фигуры одна за другой складывались пополам и падали. И снова – револьвер в левую руку, снова аккуратно загнать патроны в барабан. А потом…
Бах! Бах! Бах!..
Толчок, и подъемник остановился. Василий не ожидал, что так быстро окажется на крыше. Он повалился на бок, не удержав равновесия, и тут же взвыл от боли. Выходит, рана была не такой уж пустяковой, как показалось вначале. Боль была страшной, словно раскаленная игла пронзила руку от кисти до самого плеча.
С другой стороны, а чего он ждал? Выйти из этого дела без единой царапины? Невозможно. Скрепя зубами от боли, Василий сел, повернулся, ища взглядом Катерину. Ее нигде не было. Нет, была. Она лежала на краю плиты-лифта. Убита, ранена? Василий с трудом, превозмогая боль в плече, поднялся и подошел к девушке. Эсэсовцы снизу продолжали стрелять, но их пули лишь поднимали каменную крошку. Здесь, на вершине каменного небоскреба, Василий был недосягаем, если только немцы не изобретут способ подняться на одно из каменных зданий. Хотя без «ключа» – чудесного медальона – им это вряд ли удастся.
Ухватив Катерину за руку, Василий волоком перетащил ее на крышу, потом вынул из углубления медальон, и «лифт» заскользил вниз, оставив его с Катериной наверху.
Теперь самое время было осмотреть раны. В первую очередь Василий занялся собой. Разделся по пояс, разорвал нижнюю рубашку – когда-то она была белой, но «приключения» последних суток свежести ей не добавили. После чего с помощью зубов и здоровой руки он перетянул оторванным лоскутом свою руку повыше раны. Рана была пустяковой, вот только пуля застряла где-то возле кости, чуть выше локтя. Ладно, он разберется с этим позже. То, что пулю нужно извлечь, он знал наверняка, иначе будут там всякие заражения или, того хуже, гангрена. И от меньших ран люди теряли руки и ноги, а то и вовсе прощались с жизнью. Теперь Катерина. Шуба девушки пропиталась кровью, и пальцы Василия скользили. Ему с трудом удалось расстегнуть застежки. Девушке досталось много больше, чем ему. Одна пуля вошла в правую грудь чуть повыше соска, вторая в живот, но Катерина была жива, только без сознания. Василий видел, как тяжело вздымается ее грудь, одновременно выплескивая из ран сгустки крови. Если честно, то что делать с таким ранами, Василий не знал. Приложив к пулевым отверстиям остатки своей рубахи, он попытался остановить кровь. Большего сделать он не мог, да и не умел.
«Вот и все, – подумал он, опускаясь рядом с Катериной. – Отсюда нам не уйти». Василий отлично понимал, что без видений Катерины или «путеводной нити Ариадны» ни за что не найдет дорогу через подземный лабиринт над городом. Да и куда этот лабиринт может привести его – в руки к тем же немцам?
Хлебнув воды из фляги, он пожалел, что это не спирт. А потом осторожно придвинулся к краю крыши. На площади все еще стреляли, и Василий хотел посмотреть, как там дела у Григория Арсеньевича и Кима. Василию казалось, что с того момента, как они расстались, прошло несколько часов, хотя на самом деле все действо заняло четверть часа, а то и того меньше.
Да, он все сделал правильно, и немцы, если и восстановят прибор Троицкого, то не скоро. К тому времени командование на большой земле уж наверняка сообразит, что тут произошло. Жаль только, профессор ушел, гад. Хотя что теперь, с пулей в руке Василий мог сделать? Да ничего. Или снова пробраться к фашистам и попытаться застрелить негодяя? Сомнительно, что это удастся. Теперь-то профессора наверняка станут хорошо охранять, тем более, что с немцами он сотрудничал добровольно. Ведь он не был связан, избит, и над плечом у него не стоял надсмотрщик. Арсений Григорьевич был совершенно прав – ученому было совершенно все равно, на кого работать, лишь бы ему было предоставлено необходимое оборудование и никто не мешал. А в этом немцы могли дать нашим сто очков вперед…
Выстрелы с площади прервали размышления Василия. Одна из палаток горела, две другие бесформенными кучами лежали на мостовой, но одна колыхалась – слуга Ктулху, бывшая комиссар Кошкина, все еще не выбралась из-под брезента. И еще на площади лежали тела – много тел, но отсюда было тяжело рассмотреть погибших. Огонь фашистов был сосредоточен на куче ящиков за открытым тентом. Василий прикинул, что, пожалуй, сможет по крышам подойти поближе к тому месту, откуда его товарищи вели огонь по немцам.
Превозмогая боль, которая пронзала все тело от плеча при каждом шаге, Василий перебрался на соседнюю крышу, оттуда по узкому мостику перелез на крышу третьего дома. Дальше дороги не было. Эх, была бы сейчас у него граната, он бы мигом расчистил дорогу к ближайшему подъемнику. А так, прицелившись, он попытался попасть в ближайшего фрица, но расстояние оказалось слишком велико. Василий чуть не взвыл от обиды. Эх, если бы не плечо, он бы слез и помог им, а так… Если он спустится вниз, то его самого понадобится спасать.
Тем не менее что-то нужно было предпринять…
Пока Василий ломал голову, строя различные планы, помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. От вопля, разнесшегося над площадью, можно было оглохнуть. Все выстрелы разом прекратились, и взоры всех людей, находившихся на площади, обратились в сторону источника крика. Вопил эсэсовец. Тварь, которая некогда была Рахиль Ароновной, заживо пожирала одного из немцев. А потом, отшвырнув окровавленное, полувыпотрошенное тело, чудовище направилось в сторону таинственного кольца-резонатора.
Пара автоматчиков попыталась преградить дорогу огромной твари, но та расшвыряла людей, словно те были чучелами, набитыми сеном. Приблизившись к кольцу, она одним рывком выдернула кабели и отшвырнула их прочь…
– Эй там, на крыше! – Василий отвлекся, перегнувшись через край. На платформе ближайшего подъемника стояло человек пять. Израненные, но полные решимости, они не собирались дарить немцам свои жизни. Однако их зов услышал не только Василий. Перестрелка возобновилась. Медлить было нельзя.
Не замечая боли, Василий пробежал до нужной ниши, сунул в нее амулет. «Интересно, чтобы мы тут делали без него». Подъемник пополз вверх, но слишком медленно.
Василий перегнулся через край, чтобы видеть, как там его товарищи, но тут пара пуль ударила в край крыши, рядом с его головой, оцарапав щеку острой каменной крошкой. Василий отполз чуть подальше, так, чтобы снизу его видно не было. Секунды тянулись, как часы. Но вот платформа поравнялась с крышей, и с нее перебралось четверо. Одного из полярников Василий раньше видел лишь мельком, он не знал его имени.
Другой и вовсе был незнакомым. Третьим был Ким. Он не шел, а передвигался прыжками, опираясь на плечо Григория Арсеньевича. Правые штанина и унта бурята почернели от крови.
Усадив его, Григорий Арсеньевич повернулся к Василию.
– Смотрю, тебя тоже задело.
– А у вас как прошло?
– Тоже не без потерь, но в целом все по плану. Когда рванули твои гранаты, все кинулись в сторону рухнувшей палатки, ну тут мы и появились. Часовых сняли, освободили тех, кто еще остался в живых. Большую часть наших они расстреляли… Стали отходить, да замешкались… Остальное видел сам.
Со стороны площади раздался еще один жуткий крик, а потом стрельба возобновилась.
– Это их займет на некоторое время, – вздохнул Григорий Арсеньевич. – Ну дает Рахиль Ароновна! Вот уж не подумал бы, интересно, где твой товарищ Григорий раздобыл эту дамочку. Всенепременно поинтересуюсь, если встретимся. Кстати, а где Катерина?
Василий кивнул в сторону крыши, на которой оставил ее.
– Плохо?
Василий кивнул.
– Совсем.
– Две пули, одна в грудь, другая в живот.
– И ты бросил ее? – в голосе Григория Арсеньевича послышались злые нотки.
– А что я могу сделать! – взорвался Василий. – Она без сознания там осталась… И… надо было вас выручать.
Григорий Арсеньевич кивнул, давая понять, что пока удовлетворен объяснениями Василия, потом повернулся к одному из полярников, который колдовал над Кимом:
– Роман, вы, кажется, врач?
– Фельдшер, – поправил тот, пытаясь стянуть унту с раненой ноги бурята.
– Пошли, похоже, для вас есть серьезная работа.
– Но… – не находя слов, фельдшер вновь занялся Кимом.
– Пойдемте, пойдемте. Тут недалеко… – и в подтверждение своих слов повернулся к Василию.
– Через две крыши, – кивнул он.
– Пойдемте, Роман, а товарищ пока унту снимет и ногу выше раны перетянет… Потерпите, товарищ Ким?
– Конечно, – улыбнулся бурят.
– Пошли.
Следом за Василием они быстрым шагом отправились по крышам.
Катерина лежала там же, где Василий ее оставил. Она все еще была жива, но вокруг нее натекла целая лужа крови.
– Плохо дело, – пробормотал Григорий Арсеньевич, склонившись над девушкой.
– Я бы сказал, безнадежно, – покачал головой Роман. Лицо у него было длинное с тонкой козлиной бородкой. Так и хотелось добавить к его костюму монокль, зачесать назад волосы – вышел бы настоящий буржуй, какими малюют их на агитплакатах. – Раны очень тяжелые. Пробито легкое и, вероятно, брюшная полость. Если задеты ливера, то может случиться перитонит. Надо вскрывать и чистить. Тут нужны соответствующие условия, операция.
