Текст книги "Бегущая зебра (СИ)"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– А как поумнеть? – усмехнулась Вальтро.

– Заплатить, как же еще? – Юлия развела руками. – Вспомнить все, заплатить огню, чтобы не жег.

– Чем заплатить? – спросила Вальтро.

– Своей дебильной человечностью, – вот чем, – сказала Юлия. – Бросить в огонь всю грязь, которую набросали на тебя другие люди, стать огнем.

– Когда сгорит твой огонь, тебе останется только холодный пепел, – ухмыльнулась Вальтро.

– Холодный пепел останется от тебя гарантированно и в любом случае, – ухмыльнулась в ответ Юлия, – чего тебе терять?

– Ты опять пьешь? – сказала Вальтро, когда они вошли во двор. – Ты же знаешь, что тебе будет плохо.

Жоржик сидел в кресле под деревом и потягивал из стакана виски со льдом.

– Знаю, – кивнул он, – а знаешь, почему я это делаю?

– Может быть, потому что ты дурак? – предположила Вальтро.

– Нет, – ответил Жоржик. – Это потому, что я такой умный. Я вычислил, что похмелье обходится мне дешевле, чем трезвость, которая продлевает существование и укорачивает жизнь. Пьяный я меньше страдаю оттого, что тебя нет рядом, а когда я страдаю от похмелья, ты сидишь рядом и держишь меня за руку – это выгодный гешефт, и я готов платить. – Вальтро наклонилась и поцеловала его в щеку. – Плати меньше, я уже дома.

– Жоржик заставляет меня простить людям то, что они есть, – сказала Юлия, когда они вошли в дом и поднялись в комнату Вальтро. – Он любит тебя намного больше, чем самого себя. В жизни такого не видела.

– Да? – Вальтро бросила на нее косой взгляд. – Раздевайся, я покажу тебе, что такое любовь.

– Ты собираешься учить меня любви? – снисходительно спросила Юлия. – Кто научил тебя любви, Вальтро?

– Не ты, – усмехнулась Вальтро. – У тебя было слишком много учителей, чтобы научиться этому, а мудрость женщины самодостаточна, – Вальтро рассмеялась. – У нее есть дополнительная дырка, через которую влетает такая мудрость, – Вальтро сбросила на пол бикини. – В отличие от мужчины, женщина концентрирует энергию секса, а не распыляет ее. А если ты будешь воздерживаться от оргазма, ты вспыхнешь. Ты же этого хотела?

– Я не хочу превратиться в холодный пепел, – усмехнулась Юлия.

– Ты боишься моей любви?– усмехнулась в ответ Вальтро. – Любовь сильно отличается от механической мастурбации. А без любви ты холодный пепел.

Они забыли закрыть окно, и Грета удивленно подняла голову, навострив уши. Но Жоржик уже спал в своем кресле и ничего не услышал.

Полковник сидел на своем балконе, глядя, как солнце сползает с зенита и стекает за горизонт каплями пространства и времени, день все еще пребывал в своем центре, но ночь всегда находилась рядом, питаясь кровью истекающего дня, у полковника заслезились глаза, он надел темные очки и усилил их действие рюмкой виски.

Нелли ходила по пустой квартире, рассеянно касаясь незнакомых и знакомых вещей – она сама выросла в этой квартире, это была квартира ее родителей, и Полина выросла в ней, а теперь Нелли вернулась домой, но здесь уже никого не было. Она взяла в руки плюшевого слоника, которого когда-то подарила Полине, и заплакала.

Юлия лежала неподвижно, облитая светом солнца и ощущая, как через ее тело, затихая, проходят волны незнакомой энергии, Вальтро лежала рядом, положив голову ей на живот и глядя на пылающую за окном звезду, она закрыла глаза и черное солнце вспыхнуло за ее закрытыми веками.

– Что за чертово колесо, – вздохнула Юлия, качнув животом голову Вальтро. – Жизнь – это агония, мы не можем не совать свои руки в огонь и сгораем в огне, наслаждаясь и вопя от боли одновременно.

– Это формула ада, – усмехнулась Вальтро. – Тот, кто придумал это, сэкономил на зарплате чертям. Мы наслаждаемся собственным страданием и сами наказываем себя за то, что живем. А если пытаемся не страдать, – то наказываем себя смертью.

– А смерть – это миг с закрытыми глазами, – усмехнулась Юлия. – А потом все начинается сначала, – она рассмеялась. – Но мне нравится. Я не хочу соскакивать с чертова колеса.

– Ты и не сможешь, – сказала Вальтро. – Это колесо крутится в твоей голове. А мир стоит на месте.

– Пусть крутится, крутится колесо! – захохотала Юлия так, что Вальтро скатилась с ее живота. – Я буду ехать по головам, как по булыжникам мостовой, мне это нравится!

– Тебя снова отвезут на костер, – сказала Вальтро, садясь и поправляя волосы.

– А вот, хуюшки! – ухмыльнулась Юлия. – Теперь я сама управляю колесницей, я знаю, что все равно сгорю, но на ходу, а не на столбе!

– Ну, тогда поехали вместе, – Вальтро прыгнула на нее сверху и припечатала к постели.

ГЛАВА 32.

Алик и Тельма ничего не знали о трагедии, случившейся в семье Юлии, но они позвонили этим вечером, чтобы узнать, как дела и справиться о ее здоровье, и приехали через два часа, чтобы выразить свое сочувствие.

– Ты хорошо выглядишь, – заметила Тельма.

– А с чего мне выглядеть плохо? – Юлия удивленно подняла брови. – Глупо печалиться об ушедших, зная, что они ушли не так уж далеко от тебя.

– И гарантированно встретят тебя в той же яме, – ухмыльнулся Жоржик, – не надо печалиться, вся смерть впереди, – он набулькал в стакан виски, – напейся и жди.

– Приятно погрузиться в атмосферу бодрости и оптимизма, – сказал Алик, поднимая стакан, – после всей этой омертвляющей городской суеты.

– Вам уже надоело поднимать на ноги мертвых? – удивился Жоржик.

– Надоело среди них суетиться, – сказал Алик. – Деньги – это великая вещь, но иногда от них страшно воняет, особенно в жару. У нас сильно ухудшилась атмосфера, после того, как мы лишилишиь фирменного кондиционера, – он качнул стаканом в сторону Вальтро. – Клиент приходит, лежит и воняет. Если он еще не совсем разложился, – то платит иногда. Денег становится все меньше, а воняют они все больше. Жизнь воняет.

– Пойди прими душ! – раздраженно сказала Тельма. – Ты приехал оказать моральную поддержку, а расплакался тут, как баба.

– Не как баба, – ухмыльнулся Жоржик. – Это плач Иеремии, который унюхал запах жизни. Баба не способна учуять этот запах, она живет в нем.

– Не часто встретишь такое уважительное отношение к женщине, – заметила Тельма.

– Как можно не уважать женщину, если ты в своем уме? – удивился Жоржик. – Жизнь – это женщина, она менструирует и воняет разложением. Половозрелый мужчина чувствует этот запах и плачет от похоти и отвращения. А жизнь смеется над ним, как женщина, она бессмертна и всегда все делает правильно.

– Вы радикальный феминист, – сказала Тельма.

– Я радикальный биофил, – сказал Жоржик. – Я всю жизнь лизал, сосал и нюхал жизнь, понимая, что сижу по ноздри в выгребной яме, в которой меня и загребут. Поэтому я не боюсь, ни запаха жизни, ни запаха смерти, – Жоржик ухмыльнулся, разливая еще по одной. – Я стал умным, как сортирная крыса, и смеюсь над чистюлями, которые не могут спустить штаны, не испытывая чувства вины, и плачут над собственным дерьмом.

Вальтро и Юлия неудержимо расхохотались.

– Ну, вот, – сказал Алик Тельме, – кому ты тут собиралась подавать моральную помощь?

– Тебе! – огрызнулась Тельма. – Тебя нужно время от времени бить по морде, чтобы ты взбодрился.

– Христа тоже били по морде, – заметил Жоржик, – и посмотрите, к чему это привело?! Теперь каждый бьет ближнего по башке заранее, чтобы, не дай Бог, не пришлось подставить вторую щеку. Никогда не бейте мужчин по лицу, – Жоржик нравоучительно поднял палец, – они впадают от этого либо в ступор, либо в ярость, но никогда не реагируют адекватно. Мужчину можно бить только по жопе, тогда он полагает, что бьют кого-то другого.

– А как надо бить женщину? – с большим интересом спросил Алик.

– Женщину можно бить по чем попало, но не слишком больно, – пояснил Жоржик, – не до полного оргазма. Женщина изнасилует вас в любом случае – и прекрасно это понимает. Но поскольку женщина – это нежный и ранимый цветок, ей нужна компенсация, она хочет чувствовать себя жертвой. Женщина понимает, что ее жопа – это ее лицо в еще большей степени, чем лицо. Поэтому следует тщательно обрабатывать все поверхности, умело дозируя рукоприкладство и словесные оскорбления, – Жоржик веско пристукнул по столу донцем пустого стакана.

Вальтро, Юлия и Тельма хохотали, но Алик выглядел так, как будто готов был законспектировать инструкции.

– Женщина хочет носить плетку в зубах, – продолжил ободренный одобрением Жоржик, – но если никто не дает в рот, она возьмет в руку и отстегает вас так, что мало не покажется. Вот, за что я люблю женщин, – они не признают равноправия. Они либо сверху, либо снизу, но никогда – посередине. Посередине стоит мужчина, он всегда лижет верхнему и топчет нижнего, это называется демократией. Женщина не умещается между подстилкой и престолом, она носит плетку в зубах или корону на голове, ломая на хрен любую демократию, если ее туда пускают. Обратите внимание, две мировые системы тоталитаризма: нацизм и коммунизм, возникли именно там, где авральным методом эмансипировали женщин, – в Германии и в России. Сейчас возникает третья – в Штатах, будем надеяться, что тамошнее черно-бело-желтое бабье разнесет этот свинарник скорее, чем два предыдущих.

– Я думала, ты любишь Советский Союз, – удивленно сказала Вальтро.

– Я люблю Советский Союз, я люблю женщин, – ухмыльнулся Жоржик, разливая в стаканы, – но даже стоя раком, я никогда не любил носить плетку в зубах.

– Ваша фамилия, случайно, не Мэнсон? – спросила Тельма.

– Это неудачная ирония, – Жоржик победно оскалился, – но уместная. Сам Мэнсон мухи не обидел, всю грязную работу сделало за него бабье, которое служило ему подстилкой.

– Я так и не поняла, на чьей вы стороне? – спросила Тельма.

– Ни на чьей, – Жоржик гордо выпятил грудь, покрытую белым пухом. – Я настоящий русский орел – двуглавый. Я люблю жизнь, а жизнь любит того, кто ее не боится, как женщина. Если вы боитесь женщину, она возьмет в руку плетку. Все скорбящие – это тайные мазохисты, все сосуды мировой скорби полны собственного дерьма, это пиздострадальцы, мечтающие о плетке, их давят свинцовые мерзости жизни, потому что они сами залазят под них, как черви под камень, прячась от жизни.

– Неправда ваша, – возразил Алик. – Есть объективные обстоятельства.

– Обстоятельства?! – Жоржик вздернул брови на залысый лоб. – Посмотри на эту роскошную девку! – Он ткнул пальцем в Юлию. – Ее придавили обстоятельства? Посмотри на ее сестру! – он ткнул пальцем в Вальтро. – У нее хватит обстоятельств и на тебя, и на Тельму. Посмотри на меня, – он ткнул пальцем себя в грудь, – моих обстоятельств хватит на вас четверых. Но я не держу их на своем горбу, я сбросил обстоятельства и обязательства в яму. Смерть – это жизнь. Она дает, и она принимает все. Я научился принимать все, как смерть и как жизнь. Поэтому я стою прямо, хотя и одной ногой в яме. А ты стоишь криво, Алик, и на ровном месте путаешься в собственных ногах.

– Вы мне не путайте Алика, – усмехнулась Тальма, – а то он еще решит воспарить к свободе, сбросив в яму меня.

– Если Алик дурак, то тебе не о чем беспокоиться, – усмехнулся Жоржик, – а если не дурак, тем более, не о чем. Умный поймет, что другие люди, – это его собственный груз, к которому другие люди не имеют никакого отношения.

– Я вас раскусила, – с облегчением сказала Тельма, – ваши путаные парадоксы выдают вашу истинную сущность, вы спонтанный буддист.

– О, Аллах! – вздохнул Жоржик, складывая руки на груди. – Благодарю тебя за то, что ты создал виски, – единственное утешение человека, которого раскусывают слишком быстро.

После того, как Жоржик, нагрузившись, заснул прямо за столом, оставшиеся на ногах решили пройтись к реке для ночного купания в стиле "ню".

– Может, отнесем его в постель? – предложила Юлия.

– Не надо, – отмахнулась Вальтро, – он сам проснется часа через полтора и вместе с Гретой доберется до дому.

На пустынном, залитом лунным светом берегу выяснилось, что Алик отчаянно смущается. Однако женская часть квартета обступила его, как стая собак, и рвала его целомудрие до тех пор, пока, совершенно обезумев, он не сорвал с себя трусы и громко вопя, бросился в воду. Тельма и выглядела, и плавала почти не хуже, чем Вальтро с Юлией, их смех, их брызги и блеск их тел взлетали до звездных небес, наполняя блеском пространство ночи, и далеко разносились по каньону реки.

Ночной сторож, стороживший самого себя на балконе чужой дачи, слыша их веселье, видеть не мог и мучался невозможностью, чуя в ночи звенящий голос Юлии и не смея приобщиться к чужому празднику жизни.

ГЛАВА 33.

– Тебе были знаки судьбы? – утром спросила Тельма перед тем, как сесть в такси.

– Их так много, что это уже похоже на сеть Сатаны, – усмехнулась Юлия, целуя ее на прощанье.

Проводив гостей, они решили проехаться на мотоцикле по местам боевой славы.

– Я надеюсь, что бомба не попадет дважды в одну и ту же голову, – сказала Юлия, отказываясь от предложенного Вальтро шлема.

– Дерево на месте, – сказала Вальтро, когда они подъехали к месту события. – И даже не засохло. Вот здесь ты лежала. А здесь сидела я. А там стоял Тайсон. И мы смотрели на тебя и думали, что тебя уже здесь нет.

– А что ты чувствовала? – спросила Юлия.

– Я чувствовала себя так, как будто ко мне приближается смерть, – сказала Вальтро. – А ты можешь вспомнить что-нибудь о своих ощущениях?

– Нет, – ответила Юлия. – Абсолютно ничего. Но я хорошо помню, что перед этим в нас стреляли. Пуля пролетела возле моей головы.

– Ты увидела это во сне, – сказала Вальтро.

– Я помню даже лицо пацана, который стрелял, – повысила голос Юлия, – их было там двое. Мы чуть не проехались по их головам.

– Ну, хорошо, давай еще раз проедемся по тому месту, – усмехнулась Вальтро. – Может, ты вспомнишь и номера их паспортов.

Они выехали из просеки и небыстро двинулись по полю, урожай уже был собран, собран небрежно, повсюду торчали сломанные и покосившиеся стебли кукурузы, между ними бродили вороны.

То, что они увидели, они увидели издалека, и издалека это выглядело, как заросли бурьяна.

– Вот оно, – сказала Вальтро, когда они подъехали ближе.

Некоторые головки выросли уже после того, как урожай был собран, и успели высохнуть, судя по их размерам, это был хороший урожай.

– Ну? – сказала Юлия. – Теперь ты понимаешь, почему они в нас стреляли?

– Как ты думаешь, – усмехнулась Вальтро. – Нам повезло в ту ночь или не повезло?

– Нам не повезло уже тогда, когда мы родились, – сказала Юлия, – или повезло?

И они громко рассмеялись посреди пустого поля под голубыми небесами, скрывающими свирепую пустоту космоса.

В это лето, последнее от Рождества Христова, полковник принимал не меньше потенциально судьбоносных решений, чем за всю свою предыдущую жизнь. Но, перетекая в реальность и изменяя течение жизни, эти решения формировали ситуации, никак не соответствовавшие его намерениям. Теперь полковник принял решение контролировать ситуацию и направлять течение судьбы, если понадобится, с заступом в руках. Его руки твердо лежали на обтянутом кожей руле "лендровера", блестящий от лосьона подбородок целеустремленно торчал в ветровое стекло, он был абсолютно трезв, в белоснежной рубашке и костюме, пошитом в Лондоне, полчаса назад он позвонил Нелли и ехал на встречу с ней.

Вальтро вырулила на шоссе и до предела вывернула ручку газа, Тайсон взревел, деревья по обе стороны дороги, рванулись назад серо-зелеными полосами, наездницы завизжали, взлетая над дорожным покрытием, – впереди простирались пространства света, скрывающие карту судьбы.

Жоржик открыл глаза в своей постели, не чувствуя, как из глаз текут слезы, слезы не мешали ему, он уже прозревал вечность, скрытую за дымкой земной атмосферы и за слезами глаз, ему было легко, свободно и чуть-чуть печально, единственное, чего он хотел, – это чтобы Вальтро успела взять его за руку, когда он будет улетать отсюда насовсем.

Алик влепил Тельме здоровенную пощечину и задрожал от невыносимой сладости содеянного, в кубической бесконечности спальни повис звон соприкоснувшихся тел. Тельма упала на пол, распахнув глаза, подобная раненной зебре, в светотени рвущегося через жалюзи солнца дымок сигареты, истлевающей в пепельнице, бесшумно вспыхивал в солнечном луче. Алик рывком поставил Тельму на четвереньки и, смахнув скользкий шелк комбинации, влепил пощечину в ее улыбающийся зад.

ГЛАВА 34.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Юлия.

– Я сделаю все так, как он хотел, – сказала Вальтро. – Это место принадлежит ему, ему было хорошо здесь, и он здесь останется. Он вырастил меня здесь, и я получила от него все необходимое для жизни, теперь пришло время уходить, мне здесь нечего делать без него.

– Что должна делать я? – спросила Юлия.

– Ничего, – ответила Вальтро. – Это наше дело, я сама доведу его до конца.

Вальтро приготовила роскошный ужин для Греты, она пожарила для нее отбивные из нежнейшей вырезки, она порезала для нее ее любимую молочную колбаску. Грета не хотела есть, но она знала, что нужно подойти к угощению, она посмотрела на Вальтро и отвернулась к миске. Вальтро подошла сзади и выстрелила ей за ухо.

Жоржик лежал на своем дубовом письменном столе, вокруг наго высились его темные книжные шкафы, наполненные человеческой и бесполезной мудростью, его борода упрямо торчала в потолок, под столом был сложен костер из изрубленной антикварной мебели.

Нелли сидела за трюмо в номере лондонского отеля "Король Георг" и рыдала, и сминала в кулаке телеграмму, и кричала в холодное зеркало: "Подлый старикашка! Подлый старикашка! Подлый старикашка!"

Полковник сидел внизу, в ресторане, и медленно, тяжело наливался водкой, теперь он уже точно знал, что ничего не изменилось и никогда не изменится.

Вальтро настежь распахнула окна, и в гостиную хлынул свет луны, вздымая белые занавески, качнул пламя канделябра в руке Вальтро, пламя отразилось в глазах Греты, спящей у ног хозяина. Зверь ревел, прошибая слепящим рогом тьму, за которой таился свет утра, ветер свистел, вздымая черно-белую гриву, и уносил в небо алые искры – к звездам.