Текст книги "Бегущая зебра (СИ)"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Которую запускает ЛСД? – спросила Юлия.

– Которую запускает ЛСД, – кивнула Тельма. – На разных оборотах, в зависимости от дозы. Теперь ты понимаешь, что мы собирались сделать? Мы собирались изменить судьбу на небольшом участке твоего персонального времени. Твоя память содержит все, в том числе и информацию о внутренних состояниях организма. Ты должна была всего лишь заглянуть в собственный мозг и сказать нам, нет ли там органических нарушений, вот и все. Доза, которую ты получила, была рассчитана именно на это, мы не собирались изменять твои импринты или запускать тебя до начала времен. Но каким-то образом ты провалилась в родовую память. Произошел перенос информации из генетической памяти – в персональную. Я несу за это ответственность и обязана предупредить тебя – такой перенос характеризуется спонтанным переимпринтированием и изменением судьбы.

– Это похоже на магию, – усмехнулась Юлия.

– Это и есть магия, – твердо сказала Тельма.

– Именно поэтому, – вмешался Алик. – Черные маги, которые манипулируют судьбой людей, не допускают этих людей до их собственной судьбы. Мы – партизаны, – он ухмыльнулся, – если гестапо поймает нас за играми с ЛСД, то посадит в концлагерь.

– Немало людей делают и употребляют кислоту подпольно, – заметила Юлия, отпивая из бокала.

– Делают, – кивнул Алик, – как взрывчатку. И взрываются на ней, что дает повод гестапо обвинять их в бандитизме. "Плохие путешествия" – это обычная вещь.

– Попадание в родовую память – это "плохое путешествие"? – спросила Юлия.

– Не обязательно, – ответила Тельма. – "Плохое путешествие" начинается тогда, когда психика оказывается неспособной справиться с тем, что попадает в нее из-за пределов судьбы. Другими словами, когда структура персональной психики не совпадает со структурой генетической информации, такая информация проламывает психику, как камень, и делает человека навсегда никчемным. Оккультно говоря, – ломает судьбу.

– Ты хочешь сказать... – начала было Юлия.

– Ничего подобного, – твердо остановила ее Тельма, – если бы такое произошло с тобой, ты бы не шутила и не смеялась. Принять ЛСД – это выйти за пределы маленького дворика, в котором обитает наша личность. Некоторые пугаются собственной тени, другие способны преодолеть пространства тьмы. Не каждый в состоянии увидеть себе в генетической перспективе – и не обосраться. А ты сгорела в огне и вернулась невредимой. Тебе нечего бояться, Юлька, у тебя мощнейшая психика, нет в ней никаких дырок, которые мы собирались латать.

– Сидишь тут и пьешь шампанское из моего бокала, – ухмыльнулся Алик, – наверное, ты прямой потомок той ведьмы.

– Ты понимаешь, что он хочет сказать? – сказала Тельма. – Если ты выдержала генетический удар такой силы, значит, информация наложилась на структуру твоей психики и совпала с ней.

– Что это значит? – спросила Юлия.

– Я-то откуда знаю? – удивилась Тельма. – Жди знаков судьбы.

ГЛАВА 21.

Население дачи уже собралось за завтраком, когда Юлия вернулась с утренней пробежки, она терпеть не могла никаких физических упражнений, но искусство требовало жертв. Чтобы скрасить неприятное полезным, Юля взяла с собой фотоаппарат и нащелкала десяток кадров в жестком армейском стиле – она выглядела весьма импозантно в камуфлированных штанах и черной майке, обтягивающей грудь. Еще импозантней она выглядела в штанах, но без майки. А без штанов и без майки, но в высоких кроссовках и с милитаристским кепи на голове – просто великолепно. Теперь она была в полном пропотевшем прикиде, с прядями белокурых волос, прилипших к щекам, и держала в руках фотоаппарат, – как автомат на длинном оружейном ремне.

– Ты собралась на войну или пришла с войны? – поинтересовался Жоржик, с удовольствием рассматривая ее.

– Я всегда на войне, – усмехнулась, Юля, направляясь в душ.

– Это точно, – заметил Жоржик, глядя на ее обтянутый камуфляжем зад. – С таким калибром не промажешь.

После кофе Жоржик возлег в шезлонг с самокруткой в руке, а участники вчерашнего действа расположились на солнце, возле бассейна.

– Ты выглядишь как будто слегка обгоревшей, – озабоченно заметила Вальтро, глядя, как Юля снимает майку.

– Это не от солнца, – отмахнулась Юля. – Это от костра. Я понимаю, что это смешно, но у меня вся кожа горит после вчерашнего путешествия.

– Это совсем не смешно, – сказала Тельма и, повернувшись к Алику, строго предупредила его: – Закати назад шары, ты их можешь потерять.

– Я смотрю исключительно в научных интересах, – обиделся Алик. – Когда еще придется увидеть ведьму, восставшую из пепла?

– Что еще тебе показать, Альдон? – ласково сказала Юлия, оттягивая резинку трусов.

– А ты можешь рассказать нам поподробнее, – поспешно спросила Вальтро, – про это путешествие?

– Да нечего больше рассказывать, – вздохнула Юля, почесывая предплечье. – Они привязали меня к куче дров, примотали цепями к столбу, торчащему из этой кучи, а потом подожгли. Вот и все, – она подумала, – больно было только первые несколько секунд, а потом я только слышала треск своего мяса и вонь.

– А потом? – спросила Вальтро.

– А потом, – Юлия молитвенно сложила руки на розовой груди, – я вознеслась к Господу нашему, Иисусу Христу, во имя которого меня спалили на костре, – она расхохоталась. – Но почему-то снова оказалась здесь. Господь не принял меня. Или это – Ад? – Она развела руки в стороны. – Если так, то мне нравится быть проклятой.

– Ну, ни хрена себе, теология, – Алик озадаченно почесал заросшую щеку.

– Это – экспериментальная теология, – сказала Юлия, – которой ты сам меня научил. Если я жила где-то, потом умерла и оказалась здесь, – она снова развела руками, – то что это такое, если не загробная жизнь?

– Это не ты умерла, – сказал Алик. – Умирают миллионы людей, но не каждый из умерших – это ты.

– Тогда по ком звонит колокол? – Юлия подняла палец. – Слышишь?

Все начали прислушиваться, как зачарованные, глядя на ее палец, хотя было совершенно очевидно, что никаких колоколов здесь нет и быть не могло, последний колокол в округе перелили на орала лет семьдесят назад, но они прислушивались и прислушивались в полной тишине, пока неким, совершенно непостижимым образом, им не начало казаться, что в воздухе плывет длинный колокольный до-н-н-н, как тонкая паутина, как бы притянутая воздетым в зенит пальцем.

– Каждый умерший – это я, – сказала Юлия. – Вот, что я вынесла оттуда. Все умершие здесь, им больше некуда деваться. Я – это все живущие и все те, кто умрет, – тоже я. Я, эгоистичная сука, говорю вам, – никому не спастись в одиночку. Это – ад, – она широко раскинула руки. – Здесь можно жить, как в раю, пока кто-нибудь не начнет поджаривать тебя на костре, а поджаривают всех, истинно говорю вам, ребята. Вот вам первый урок экспериментальной теологии, – она уронила руки. – Нравится?

Минуты через полторы Алик первым пришел в себя и сказал, стараясь быть ироничным, хотя ему сильно хотелось приложиться к Юлиной руке:

– По-моему, Тельма, мы создали новую святую.

– Ничего подобного, – возразила Тельма чуть дрогнувшим голосом. – Мы создали богиню. Неужели ты не видишь, что она хочет увести свой народ к звездам?

– Чей народ? – насмешливо спросила Вальтро, – Ей же, вроде как, понравилось быть проклятой?

Вальтро не знала, что такое тщеславие и никогда в жизни никому не позавидовала. Она легко двигалась в паутине межперсональных отношений, открыто выказывая приязнь к людям, поскольку никогда не конкурировала с ними по той же причине, по которой человек не конкурирует с собакой, и люди любили ее, как собаки, по этой причине. Она могла легко признать чье-то частное превосходство, например, в шахматной игре, но даже склоняя голову, она просто наклонялась, чтобы погладить собаку по голове. Она выросла в оке тайфуна, в вакууме, посреди жизненной борьбы людей, который создало для нее обожание Жоржика, и потому понятия не имела о своей сатанинской гордости, как понятия не имела о своей сатанинской сексуальности, пока та не взорвалась любовью к Юлии, она была кассетной бомбой, заряженной первыми семью годами жизни. Она пребывала в равновесии с миром, пока она и мир были уравновешены на самооценке, уходящей в космос. Но когда она увидела, как двое авторитетных для нее людей маскируют неуклюжей иронией искреннее и совершенно неуместное восхищение Юлией, баланс оказался нарушенным – Юлия была не собакой, Юлия была змеей уязвляющей, Юлия была существом, бросающим вызов.

– Почему ты не продолжишь свою проповедь? – вкрадчиво спросила Вальтро. – Мы так и не уяснили, тебе нравится быть проклятой или ты метишь в святые? Или ты хочешь и рыбку съесть, и на рога сесть?

Алик и Тельма переглянулись с удивлением, они видели, что Вальтро едва сдерживает бешенство, но не понимали причин, а Вальтро, полагавшая себя понимающей кое-что в предмете ада, была взбешена безответственной болтовней Юлии, равно, как и наивным легковерием своих патронов, – она едва сдерживалась, чтобы не порвать на куски их всех.

– Ты намешала так много дерьма в черную икру, – бледнея от злости, но улыбаясь, продолжала Вальтро, – о, восставшая из пепла, что мы перестали понимать, где ты одариваешь нас своим откровением, – она широко развела руками, передразнивая Юлию, – в раю или в аду?

– Откуда ты могла бы знать, что такое кайф, если бы тебя не поджаривали на костре и наоборот? – расхохоталась Юлия, совершенно не уязвленная сарказмом Вальтро, что уязвило Вальтро еще больше. – Рай и ад – это одно и то же и оба здесь, – Юлия топнула ногой в землю. – И мне здесь нравится. Могу тебе сказать, сестричка, – Юлия доверительно наклонилась к отшатнувшейся Вальтро, – что когда меня сжигали на костре, то после периода боли у меня наступил момент кайфа, как оргазм, а потом – тьма. И теперь я намерена ловить этот момент и жить в нем. Освободиться – это поймать момент между болью и тьмой. Понятно, сестричка?

– Я сама могу тебя научить, – усмехнулась Вальтро, – я живу в этом моменте почти всю свою жизнь, сестричка.

ГЛАВА 22.

– Член – очень плохая замена пальцам и языку, – уверенно сказала Юлия, освободив, наконец, язык для разговора. – Он быстро теряет твердость и к нему в нагрузку прилагается воняющее и бубнящее что-то тело, с которым надо как-то устраиваться.

Утро красило стыдливым светом порозовевшие щеки Юлии и порозовевшие ягодицы Вальтро, Алик с Тельмой уехали еще вчера, Жоржик еще не завопил под окнами, требуя кофе, и можно было понежиться в постели.

– Все мужчины – паразиты, даже если и содержат тебя, – продолжила Юлия свою мысль, вынимая изо рта застрявший между зубов волосок. – Каждый кошелек с пенисом хочет, чтобы его еще и любили за его деньги. А деньги стоят любви, сами по себе.

– А любовь не продается, – гордо сказала Вальтро.

– А любовь не продается, – гордо сказала Юлия, – за такие деньги. Вот у меня был один дядечка, единственный, кто ничего такого не хотел, я до сих пор вспоминаю его с душевным умилением. Вообще-то, он приходился мужем моей маме, но мы с ним быстро нашли общий язык. Этим общим языком он вымахивал меня до полного изнеможения, до телячьего визга, ничего не требуя взамен. Ну, может, самую малость, как раз такую, какую я хотела и могла ему дать, учитывая несовпадение калибров. Но за это он расплачивался дополнительно.

– Чем? Конфетами? – спросила Вальтро.

– Нет. Он рассказывал мне про мою маму, – ответила Юлия. – Он ненавидел ее и испытывал изощренное удовольствие, рассказывая мне про ее бесплодную похоть. А мама ненавидела его, но полагала, что он от нее без ума. А я видела эти отношения во всей их чистоте и набиралась чистого разума, не критикуя никого из них. Этот дядечка многому меня научил и был единственным мужчиной, которому я доверяла.

– Почему? – спросила Вальтро.

– Потому что он не мог не оправдать моего доверия, – рассмеялась Юлия. – Если бы мы с ним заговорили на разных языках, то мой язык намел бы ему кучу неприятностей.

Жоржик выполз из-под одеяла и, размахивая руками, активно сделал два приседания, третьего он решил уже не делать. Затем он набрал в грудь воздуху, чтобы спеть какую-нибудь, приличествующую встрече ясного утра, арию, но взгляд его случайно упал в зеркало – то, что он увидел там, было так мало похоже на утреннего соловья, что он решил не делать и этого, чтобы не оскорблять собственное эстетическое чувство. Затем, с надеждой попукивая, он направился в туалет, но ожидания оказались тщетными. После пятнадцатиминутного и бесплодного сидения на унитазе, когда уже стало очевидно, что надеяться больше не на что, он махнул рукой и, сказав вслух: "Ну и черт с тобой, не хочешь – не надо", – выскочил вон, в сердцах хлопнув дверью. Травка и виски могли поправить дела, но нельзя же было начинать прямо с утра? Следовало дождаться хотя бы одиннадцати часов. Он посмотрел на ползущее по небу солнце, вздохнул и решил ограничить разврат чаем и никотином.

В это время Нелли позвонила дочери, надеясь застать ее трезвой, и наткнулась сначала на чей-то пьяный бас, затем трубку взяла Полина, и Нелли осторожно намекнула ей, что пора бы вернуть Жоржику хотя бы половину долга.

– Я не просила тебя об одолжениях, – угрюмо сказала Полина.

– Но... – опешила Нелли.

– Я не просила тебя об одолжениях! – крикнула Полина. – Нет у меня денег! Не звони больше сюда! – закричала она, переходя на истеричный визг. – Забудь мой номер, сука! Забудь мое имя! – И швырнула трубку.

Полковник смотрел, как солнце взбирается по небу, сидя в кресле на балконе своего дома и с печальным удивлением понимал, что восходы после очередной бессонной ночи со стаканом виски в руке больше не радуют его, они надоели. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и не открывать их. Но полковник был воспитан в строгих купеческих правилах, в протестантской семье, – "Долг, Дисциплина и тяжелый Труд приведут тебя в Рай", – он не мог позволить себе такой ерунды, как закрывание глаз. Поэтому с трудом, со скрипом он переключил мозги на мысли о текущей жизни, которую надо было как-то проживать, и принялся раздумывать о том, пригласить ли Жоржика в гости или нанести визит самому. Полковник был основательным человеком даже в глупостях, и его предложение Юлии не было безответственной болтовней. Теперь он решал, каким образом найти подходы к ее взрослым родственникам и серьезно обсудить с ними вопрос. В силу особых причин, полковник сильно надеялся, что сама Юлия или хотя бы забота о ней помогут ему уцепиться за жизнь. В студенческие годы и в молодости полковник состоял в "голубом братстве", не испытывая никаких комплексов по этому поводу. В той среде это было делом, не только вполне обычным, но и считалось особым шиком, так же, как фехтование на саблях, и участие в псевдотайных обществах. С возрастом, однако, это прошло, поскольку не имело серьезных физиологических или психологических причин, но усвоенное в юности слегка презрительное отношение к женщинам осталось с ним навсегда, сделав его сексуальную жизнь вполне унылой и неинтересной и помешав обзавестись не только спутницей жизни, но и сколько-нибудь постоянной любовницей. Он пил все больше и больше и перепрыгивал с никчемных друзей на никчемных подруг, ковыляя, таким образом, по жизни, нигде не находя удовлетворения и никогда не быв счастливым, пока не доковылял до этой дачи в запущенном лесу на осколке варварской империи, в черт знает каком углу мира. После того, как он впервые увидел Юлию в бинокль, он долго размышлял, что же с ним произошло?

Смутно он осознавал, что все то, что он недобрал, недодал, недолюбил и недоненавидел, взорвалось в нем или проникло в него, как молния. С этим следовало что-то делать, но что? Он попробовал подойти к делу по-деловому, по-коммерчески, но Юлия отказалась.

Однако он не принял отказа, он был все же более чем в три раза старше ее, он увидел в ее глазах интерес и разочарование, разочарование и интерес, но не отказ. Он был намерен бороться дальше, не за любовь девчонки, а за свою жизнь, девчонка была нужна ему, без нее уже ничто не могло остановить скольжение по холодному, холодному льду в пропасть.

ГЛАВА 23.

Нелли приехала после полудня, в самую жару, пот катился с нее градом, но она не села в тень, за стол с холодными напитками, пока не одарила Грету стейком и не поцеловалась с Вальтро. Общение с внучкой заняло у нее чуть больше времени и не было столь приятным.

– Ну, ба, – сказала Юля, бросив взгляд на стол, куда Нелли выложила припасы, – ну почему ты все время таскаешь мне эти вафли в шоколаде?

– Ну, ты же любишь их, – растерянно ответила Нелли.

– Я любила их, когда мне было десять лет, – вразумляюще сказала Юля. – А сейчас, я уже наелась ими по горло, – она расхохоталась, – в шоколаде и без. – Юля была жестокой девочкой, но не настолько, чтобы не заметить слез, навернувшихся Нелли на глаза. – Ну, ладно, ба, – сказала она. – Буду я есть эти вафли, люблю я их, просто жарко сейчас и кусок в горло не лезет. – Юля обняла Нелли за потную шею, но Нелли отбросила ее руку.

– О-о-о, ну слава те Господи! – Жоржик выскочил из дому, где прятался от жары и затрусил через газон, распрямляя объятия. – А я-то думаю, с кем выпить, не могу же я пить с этими ссыкухами, – он небрежно мотнул бородой в сторону девушек и ткнулся ею в плечо Нелли, – роняя в грязь свое большое достоинство.

На самом деле, Жоржик уже причастился сам, поэтому он и сидел под кондиционером, колышущим голубую струйку конопляного дыма, а не торчал, как всегда, на солнце, прожаривая свои кости.

– Они тебе легко поднимут твое большое достоинство, – улыбнулась Нелли, незаметно смахивая слезу, пока Жоржик терся носом о ее грудь, – им не придется слишком напрягаться. А что ты пьешь?

– Для тебя я всегда пью шампанское, – сказал Жоржик и бросил подозрительный взгляд на Юлию, – если девки его не усосали. Иди, окунись, а я пока проведу инвентаризацию.

Проведение инвентаризации заключалось в том, что Вальтро с Юлией отправились на кухню готовить холодный фуршет, а Жоржик расположился на бортике бассейна, болтая с купающейся Нелли. Через некоторое время на кухню донеслись его вопли и они выглянули во двор, посмотреть, в чем дело.

– Я. не хочу больше слушать эту мутню! Ты за кого меня принимаешь?! – орал Жоржик, прыгая возле бассейна и тыча в Нелли пальцем. – Вальтро! – завопил он в сторону дома. – Подойди сюда! – Движением руки, Вальтро остановила шагнувшую было за ней Юлию и подошла к нему, слегка обеспокоенная.

– Ну, что?

– Скажи этой старой дуре, – заорал Жоржик, размахивая руками, – что мы подарили ей эти восемьсот баксов, а то она уже собирается повеситься из-за них!

– Конечно, подарили, – спокойно сказала Вальтро, поворачиваясь к Нелли. – Мы все собираемся дожить до твоего дня рождения. Вот и считай, что мы уже отдарились авансом. И не нервируй Жоржика, он буен и опасен во хмелю.

– И прекрати заливать слезами мой бассейн, – сварливо добавил Жоржик. – Тебе все равно не разжалобить меня, чтобы я поделился с тобой своим халатом.

Собеседование было прервано вежливым стуком в калитку – вошел полковник. Несмотря на жару, он был в белой пиджачной паре и начищенных штиблетах, рядом с застывшим возле калитки, прокопченым и бермудистым Жоржиком, украшенным пучками седых волос, он выглядел, как Большой Белый Бвана, рядом с готтентотом, белая панама укрывала его лысину, под мышкой торчала серебряная рукоять трости в виде головы и плеч обезьяны, в руках он держал пакет из оберточной бумаги, в котором Жоржик безошибочно определил кварту виски.

– Жарковато сегодня для выпивки, – начал свою колядку верный традициям полковник.

– Только сумасшедшие алкоголики пьют в такую погоду, – поддержал его Жоржик, принимая пакет из его рук.

– Но, поскольку, здесь нет сумасшедших алкоголиков, – продолжил полковник. – То никакая жара не помешает двум джентльменам выпить, когда им захочется, – закончил Жоржик.

– Жоржик! – жалобно позвала Нелли, как тюлень, высовывая голову из бассейна. – Ну, дай мне халат!

Юлия кусала губы на кухне, когда Вальтро вошла туда, оставив Жоржика, Нелли и полковника, вежливо отводящего взгляд от выпирающей из халата Нелли, светски беседовать за столом в ожидании фуршета.

– Нелли занимала деньги для моей мамочки, – сказала Юля.

Разговор у бассейна имел место не так далеко от дома, чтобы она не уловила общий его смысл.

– А мамочка к любым деньгам относится, как к своим. Она легко берет и легко дает, было время, когда она дарила мне бриллианты, а потом забирала их назад. Было время, когда я в школу ходила только потому, что Нелли снаряжала мне ранец с книжками...

– Плюнь и забудь, – перебила ее Вальтро, доставая бокалы из буфета. – Баланс подбит, вопрос решен. Мамочку твою я в глаза не видела, а Нелли нам ничего не должна. Все.

– Деньги, это вообще не вопрос денег, – с нажимом сказала Юлия, нажимая ножом на колбасу, как будто это было горло врага. – Никто не в состоянии расплатиться за все, что хочет. Я кое-что поняла в последнее время и намерена решить этот вопрос быстро и навсегда.

– Как? – поинтересовалась Вальтро.

– Отрезав от себя весь этот, на фиг мне не нужный клубок потребностей. В них ноги путаются и потому все постоянно падают носом в грязь. В жизни не видела человека, который не расшибал бы себе нос или которому не расшибали бы башку из-за денег. Сколько себя помню, каждый доброжелатель наматывал на меня какую-нибудь потребность. Платьица, колечки, губная помада... Ресторан, лимузин, кокаин. Хочешь шоколаду – соси хуй. И все сосут, сестричка. – Юлия ухмыльнулась. – Тот, у кого сосешь ты, сам сосет у кого-нибудь другого. И чем выше он залез, тем больше хуев ему приходится сосать. Могу тебя уверить, сестричка, что богатые бандюки – самые сосущие люди в мире, над ними стоит больше боссов, чем над любой уличной блядью. – Почему только бандюки? – усмехнулась Вальтро. – Те, кто делают игру, сажают людей на холодильники, телевизоры, соковыжималки и автомобили, как на иглу. А севши, нормальные граждане становятся способны на все, как наркоман за дозу. Ты думаешь, мало "мачо", которые дадут в жопу за "мерседес"? – Они расхохотались. – И все это – такое дерьмо, – Юлия с отвращением сплюнула в окно, – в свете костра.

– Ну, скоро там? – воззвал увидевший ее Жоржик. – Сколько нужно времени, блин, чтобы порезать кусок языка?

ГЛАВА 24.

– Красивая у вас трость, – заметила Юлия.

– Эта трость принадлежала моему деду, – с готовностью пояснил полковник. – Он привез ее из Индии.

– А кому собираетесь передать ее вы, – спросила Юлия, – когда выберетесь домой из этого леса?

– Я возьму ее с собой в могилу, – усмехнулся полковник, коротко глянув на Нелли. – У меня нет наследников.

– А почему бы тебе не усыновить меня? – предложил Жоржик. – Жаль тросточку, пропадет ведь, хорошая вещь.

– Потому что тогда придется усыновлять кого-нибудь еще, – ответил полковник, – чтобы он закопал наши кости перед тем, как распорядиться наследством.

– Бедный Йорик! – вздохнул Жоржик. – Ты так ни хрена и не понял, Я буду ждать, пока ты окочуришься, а ты будешь ждать, когда кондратий хватит меня, вот так мы и протянем до Страшного Суда.

– Жоржик, почему ты так глупо шутишь? – недовольно вмешалась Нелли.

– Потому что умная шутка над могилой – это эпитафия, – сказал Жоржик.

– Так не шути, – пожала плечами Нелли.

– А не шутить, – нельзя, – Жоржик значительно поднял палец, – некому, кроме меня самого, подержать в руке мой пустой череп. Приходится самому побренчать бубенцами, чтобы не было так страшно на него смотреть.

– Смерти нет, – сказала Юлия.

– Конечно, нет! – радостно поддержал ее Жоржик. – В твоем возрасте. А потому пей и веселись, плюнь на лысину старому дураку, который плачет с собственным черепом в руке! – И Жоржик подставил лысину для плевка. Юлия попыталась сделать жест и трагически поцеловать его в плешь, но Жоржик пьяно дернул башкой и стукнул ее по носу. Капля крови скатилась в бокал с шампанским, который Юля держала в руке.

– Ну, вот, – сказала она, запрокидывая лицо к небу, – как только попробуешь проявить гуманизм, сразу получаешь по носу. Спасибо, – она приняла из рук полковника носовой платок.

– Пожалуйста, – галантно ответил Жоржик, потирая лысину.

Нелли бросила на него гневный взгляд.

– Ты испортил девочке лицо!

– Глупости, – сказал Жоржик. – Такое лицо невозможно испортить щелчком по носу. Таким лицом можно пробить десять таких голов, как моя, – он подмигнул Юле. – Правда, деточка?

Юлия посмотрела на него через скомканный носовой платок, который прижимала к носу, и молча улыбнулась. Полковник заерзал в кресле, ему хотелось затронуть тему непринужденно и элегантно, но ситуация развивалась не по его правилам, ускользая из нужного ему русла, и запутываясь все больше с каждым словом и каждым жестом этого Сумасшедшего Болванщика, который правил здесь бал. Полковник вздохнул, расслабился и затих в ожидании своего выхода.

Юлия опустила руку с платком, как будто убирая от лица карнавальную маску, и подняла к солнцу бокал, в котором расплывалась капля ее крови.

– Пей, пей, девочка, – ухмыльнулся Жоржик. – Ты будешь не первой.

Нелли бросила на него устало-презрительный взгляд и отвернулась, Юлия протянула бокал Жоржику. Жоржик взял бокал, отпил глоток и вернул ей назад. Юлия приняла бокал и выпила до дна.

– Ты мне все больше и больше нравишься, девочка, – серьезно сказал Жоржик. Вальтро удивленно подняла брови.

– Жоржик, не втягивай ее в свои игры, – резко сказала Нелли.

– Какие игры? – печально сказал Жоржик. – Нелли, по-моему, ты совершенно не понимаешь, насколько взрослая твоя девочка.

– Да! – вдруг выступил полковник.

Юлия рассмеялась.

– Вот я и говорю! – оживился Жоржик. – Нелька, давай выдавать ее замуж!

Нелли уперлась взглядом в стол, пряча блеск глаз.

– Она не хочет, – сказал полковник с тайным облегчением оттого, что кто-то взял бразды в свои руки.

– А сколько ты дашь мне за сводничество, если я ее уболтаю? – жадно спросил Жоржик.

– Десять тысяч, – подумав, ответил полковник.

– Маловато будет, – сказал Жоржик высоким и противным голосом.

– Это не предмет для смеха, – сказала Нелли, не поднимая глаз от стола.

– А кто смеется?! – возмутился Жоржик. – Какие могут быть шутки, за такие деньги? Юлька, неужели ты не дашь мне заработать пятнадцать штук?

– Это мало, – веско сказала Юлия.

– Двадцать, – сказал полковник.

Нелли все больше и больше багровела, глядя в стол. Вальтро слегка нахмурилась, ей не нравилась затея Жоржика, но Юлия принимала игру, и она не посчитала нужным вмешиваться.

– Боже ж ты мой! – Жоржик молитвенно сложил руки. – Да я сам выйду за тебя замуж за такие бабки.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил полковник, – но мне нужна Юлия.

– Вы даже не знаете, что ей только шестнадцать лет! – вдруг взорвалась Нелли.

– И она девственница, – поддакнул Жоржик.

– Заткнись!!! – заорала Нелли. – И она до сих пор не удосужилась получить паспорт! Она безответственная дура, черт ее дери, она думает, что с ней играют!

– А почему я не имею права поиграть? – спокойно спросила Юлия.

– Ну, тогда я вам не завидую, – не глядя на нее и с очень напряженным спокойствием, сказала Нелли.

Полковник сосредоточенно набулькал себе в стакан виски, забыв обслужить дам, выпил до дна и торжественно произнес.

– Я делаю предложение. – После этого, он замолчал, глядя на Нелли.

– Ну? – спросил Жоржик.

– Что? – спросил полковник.

– А вы можете выпить бутылку виски? – спросила Юлия.

– Могу, – не задумываясь, ответил полковник.

Нелли вздохнула.

– Дура, дура, дура, – повторяла Нелли, раскачивая головой.

– Кто? – спросил Жоржик, он слегка нюхнул для трезвости, потому что ему пришлось персонально отвлечь полковника домой, так как он не мог передоверить это дело ни Юлии, ни Вальтро и не мог оставить полковника у себя, чтобы они утром смотрели на его похмельную морду, поэтому он сидел теперь слегка остекленевший и таращился на луну.

– Я дура, ты дурак, жених этот тоже дурак, – Нелли ударила себя кулаком в лоб. – Ну, почему я такая несчастная? Ну, за что мне такое блядство, Жоржик? И так всю жизнь, всю жизнь, всю жизнь!

Так закончился второй этап сватовства пивного шевалье к несгораемой Золушке.

ГЛАВА 25.

– Ну и что? – удивилась Юлия, – Немного мужчин смогут выпить 0,75 виски и остаться на ногах. А он остался.

Они лежали голые, на солнечной гальке посреди широкого и мелкого ручья, плавать в нем было нельзя, но лежать можно было.

– Но он же вроде как свататься приходил, – усмехнулась Вальтро, переворачиваясь набок.

– Так он и посватался, – сказала Юля. – Ты думаешь, мало нужно мужества, чтобы решиться на такое, в его-то возрасте? Да еще и при моей бабушке, которая младше его? Он же не побоялся, что его засмеют.

– А ты думаешь, он любит тебя? – спросила Вальтро.

– Конечно, нет, – ответила Юлия. – Любовь – это буйство половых гормонов, а он уже вышел из этого возраста. Я, безусловно, ему нравлюсь, я не встречала мужчин, которым бы не нравилась, – заметила она без лишней скромности, – и я думаю, он говорит правду.

– Какую правду? – спросила Вальтро.

– Он одинок, ему нужна скорее дочь, чем любовница, – ответила Юлия. – А если с этой дочери можно еще и снять трусики, то еще лучше.

– Ты думаешь, он старый развратник? – спросила Вальтро.

– А что это за мужчина, если он не развратник? – удивилась Юлия. – А если он старый, так честь ему и хвала, если способен на разврат и украсил им свои седины. Да что ты крутишь, все время головой? – Юля шлепнула Вальтро по плечу.

– Ну, увидит нас кто-нибудь, ну и что? Тебе что, показать нечего?

Бабка-грибница из соседнего села, пробираясь по лесу, продралась через кусты ежевики и увидела двух голых лахудр, растопырившихся кверху жопами посреди мелкого ручья. Бабка с отвращением сморщилась – вот, курвы, а? И не стыдятся ж ничего и не стесняются. Бабка уже подняла палку, чтобы шумнуть по кустам и перепугать лахудр до смерти, как вдруг одна из них вскочила на ноги и взметнула в воздух черную гриву волос, почти одновременно с ней на ноги вскочила вторая и взметнула в воздух белую гриву – в воздух взметнулась водяная пыль и вспыхнула радугой над их головами. У бабки отвисла нижняя губа. Бабка и слова-то такого не знала "красота", а если и знала, то красота – это вкусный борщ, это – ситцевый платочек, это – коврик с оленями. Но красота царапнула по ее заскорузлому сердцу кошачьей лапкой, и бабка застыла с поднятой палкой. Черная девка наклонилась и стала отжимать волосы в воду, белая девка опустилась на колени и смотрела на нее снизу вверх, столбы солнечного света, пробивая кроны деревьев, падали в воду вокруг них.

– Вот блядь, – прошептали бабкины губы, не ведая, что говорят. – Аггелы, истинный хрест, аггелы.