Текст книги "Дальний родственник"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Вы клевещете, – уверенно сказал священник.

– Нет, – ответил родственник, – и вы это знаете. В борении с Богом Моисей получил Откровение, в непосредственном, а не аллегорическом контакте с Гнозисом. И сказано это в Святом Писании, а не в собрании атеистов.

– Сатана тоже боролся, – сказал священник, глядя в сторону.

– Человек – это и есть Сатана, забывший о своем долге, – ответил родственник. – Поэтому его и приходится поднимать пинками, когда он валяется под забором, упившись портвейном, в который вы превратили кровь Бога.

– Это вы-то – поднимаете? – священник презрительно поднял брови.

– Я поднимаю, – кивнул родственник. – Своим писанием.

Глава 16. Новый год.

А тем временем руки часов уже любовно обнимали цифру “12”, готовясь сомкнуться на ее горле.

И вот раздался большой – Б-О-М-М! И все утраченное время утонуло в звоне бокалов и радостно-идиотских кликах, приветствующих еще один шаг к Смерти.

А хозяин смотрел на выпученные глаза и разверстые рты ликующих, которые в этот хрипящий час выглядели особенно мертвыми, и думал о том, что все здесь пропахло мертвечиной, и Дух Божий уже не носится над водами. Никто из этих людей не только не знал, но и знать не хотел, зачем и куда идет, они просто пересыпались изо дня в день, из года в год, как безликие песчинки в песочных часах Времени. Никто уже не терял Божьей Благодати, как это случалось в прошлом – теперь от нее с радостью отказывались, Антихристу здесь было нечего делать, Антихрист остался без работы. Но представление продолжалось. И выйдя на середину залы, хозяин вскинул вверх руки и громко крикнул:

– Господа!

Глава 17. Приглашение на казнь.

– Дамы и господа! Я предлагаю войти в этот Новый год так, чтобы запомнился! Я предлагаю настоящую, королевскую охоту, на оленя! Ну, ладно, пусть не на оленя, на лося, но это еще лучше, лося больше!

– Да откуда здесь взялся лось? – удивленно спросил кто-то.

– Да какая разница, откуда он взялся? Главное, что есть, на всех хватит. Знакомый егерь его нашел, а теперь его караулит один из моих людей. Лося, я имею в виду. Оказывается, в зимнее время лоси ночью спят и видят сны о лучшем будущем, как и мы, люди. И он стоит там, в кустах, глаза его полузакрыты, из ноздрей вырываются морозные облачка пара, его рога достанутся лучшему стрелку!

– Мы что же, будем охотиться на него всем скопом? – крикнули из зала.

– Конечно, нет, дамы и господа, мы же цивилизованные люди! У меня есть одиннадцать ружей, совершенно одинаковых, чтобы никому не было обидно. Их возьмут по жребию одиннадцать человек, которые умеют стрелять. Остальные будут веселиться у костра и водить хоровод вокруг настоящей елки. Мы возьмем с собой корзины деликатесов, мы возьмем с собой ящики с шампанским, все зрители останутся довольны!

– А не замерзнем? – осторожно спросила какая-то Венера в мехах. – Сапоги нужны.

– Есть сапоги, на любой вкус и цвет! – крикнул родственник. – Лось ждет нас всего в пяти километрах отсюда, у нас есть трейлер, где вы можете даже принять ванну, если захотите, охотники вернутся через полчаса, волоча свою королевскую добычу, и мы будем пировать до утра под звездами, а не дожевывать вяло остаток ночи, бродя по залу в поисках утраченного времени. Ну?!

– Где ружья? – деловито спросил какой-то джентльмен.

Глава 18. Королевская охота.

– Вон там! – мужик в могучем тулупе ткнул рукавицей в заросли кустов, освещенных луной. – Метров триста всего. За кустами открытое пространство, укрыться негде. Но если поднимете его, то стрелять надо сразу, пока не ушел за выстрел.

– Первым стреляет тот, кто первым увидит, – сказал хозяин. – Не поворачивать стволы вбок, только вперед. Не растягиваться, идем цепью, на расстоянии четырех-пяти метров.

Это было легко сказать, но трудно сделать. Со стороны ландшафт казался почти прозрачным и лишь слегка помеченным отдельно стоящими деревьями и кустарником, но они сразу затруднили и продвижение, и видимость, под неглубоким снегом обнаружились неровности почвы, где охотник тонул уже по колено, цепь сломалась.

Кое-кто уже пыхтел, кое-кто уже взмок и не смотрел никуда, кроме как себе под ноги, когда добрались до зарослей, где затаился зверь, луна закатилась под тяжелое облако.

– Вот он! – раздался крик, и сразу вслед за ним хлесткий выстрел, что-то заворочалось в кустах боярышника, загремела беспорядочная пальба, в снег полетели алые ягоды, в морозном воздухе пополз пороховой дымок.

В наступившей затем тишине кто-то визгливо-радостно сказал: “Есть!”

Охотники с шумом ринулись через кусты и сгрудились вокруг добычи, разом смолкнув – за черно-алым занавесом боярки, навзничь в снегу, лежал Павел.

Глава 19. Вся королевская рать.

– Мертв, как бревно, – сказал хозяин, брезгливо пошевелив тело ногой. По груди Павла расплывалось кровавое пятно, вместо левого глаза зияла черная дыра.

– Но надо же что-то делать, – тоненько воскликнул кто-то, – может, его еще можно спасти!

– Что тут можно спасти, когда у него все мозги на снегу, – сказал хозяин и замолчал, потянув из кармана фляжку.

– Вот те, бабушка, и Новый год, – тихо обронил кто-то.

– Это вы виноваты, вы устроили весь этот балаган! – крикнул джентльмен в очках и седой эспаньолке.

– Я, – кивнул хозяин. – Я устроил балаган. Но теперь виноваты все. Или кто-то не стрелял? – он обвел глазами собрание.

Собрание опустило глаза.

– У всех одинаковые гладкоствольные ружья, заряженные одинаковой картечью, – продолжил хозяин, отсосавшись от фляжки и, не глядя, передавая ее дальше. – Теперь уже не представляется возможным определить, кому принадлежат рога Павла.

– Милиция определит, – обреченно простонал кто-то.

– Точно, – согласился хозяин. – Она определит. Просто назначив виновного, путем жеребьевки. Кто потянет короткую спичку? Кто последний раз косо посмотрел на Павла или дал ему взаймы?

– Здесь вообще нет виновных, – раздался чей-то подрагивающий голос. – Это несчастный случай на охоте.

– Несчастный случай на охоте бывает в детективах Агаты Кристи, – усмехнулся хозяин. – А в Москве бывает убийство. И наши благородные правоохранители постараются вымутить из него весь возможный бакшиш. А мы будем сидеть, и сидеть, и сидеть под подпиской о невыезде, пока они будут разводить нас по одному, решая, кто способен больше заплатить за отмазку и больше нагрузить на другого.

– Это бред какой-то! – воскликнул джентльмен в эспаньолке. – Здесь все порядочные люди, а не бандюки какие-нибудь!

– И все порядочные люди не сделают и шагу из Москвы, пока следствие будет тянуться, как сопля по милицейскому бетону, – ухмыльнулся хозяин. – А дела будут стоять. А жизнь будет проходить мимо, и белые самолеты будут улетать на Канары – без нас.

– Да что вы болтаете, чего вы, в конце-концов, хотите, что вы страху-то нагоняете?! – завизжал джентльмен в эспаньолке.

– Согласия, – спокойно сказал хозяин. – Соборности. Взаимопонимания. Нам следует выработать общее решение.

– Я хорошо знал Павла, – вперед выступил представительный господин в медвежьей шубе. – Он был одинок и несчастен, земля ему пухом, – господин сдернул с лысины боярскую шапку и скорбно умолк.

– Елену я беру на себя, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал хозяин.

– Хорошая, в принципе, смерть, – с осторожной задумчивостью произнес интеллигентного вида господин, похожий на дорогого адвоката. – На бегу. Не испив чашу сию до дна...

– Да! – поддержало его лицо из-за плеча. – И место хорошее, ему бы понравилось.

– Павел, Павел... – сказал господин, похожий на адвоката. – Нам будет недоставать тебя. Но... надо же как-то это организовать, господа? – он обвел взглядом присутствующих.

– Конечно, – серьезно и строго сказал хозяин. – Необходимо предать усопшего земле, ведь кроме нас у него не было никого. Ставлю вопрос на голосование.

– А если кто-нибудь из гостей... – неуверенно спросил молодой человек в лыжной куртке.

– Беру на себя, – быстро ответил хозяин.

– Ну, если на себя... – с нотками радости в голосе сказал джентльмен в эспаньолке. – Я, пожалуй, склонен согласиться.

– И если кто-нибудь займется, так сказать... технической стороной, – осторожно добавил господин, похожий на адвоката.

– Мои люда закопают, – нетерпеливо ответил хозяин. – Ну?

Он обвел взглядом собрание.

И скорбно склонив головы, собрание, один за другим, подняло опустившиеся было руки.

– Вставай, Лазарь! – хозяин пнул Павла в бок носком сапога. – Земля мерзлая, закапывать тебя еще не хватало.

Глава 20. В круге Времени.

– Луна расплылась в щербатой ухмылке,

И сквозь табачную вонь

Чадит, угасая в пустой бутылке,

Свечи оплывшей огонь.

Ночь сгорела дотла и погасли огни,

Расплылись в наступающем дне,

Тянет холодом из-под двери,

Забытый шарф белеет на ковре, -

продекламировал родственник.

– Чернеет, скорее, – меланхолично ответил Павел. – И не шарф это вовсе, а чьи-то подштанники. Судя по размеру, Матвеевы. И не лежат они на ковре, а висят на дверной ручке. Он их, гад, специально подбросил, нам на радость.

Ночь сгорела дотла, и занималось вялое утро, в шандале расплывались свечи. Сухой остаток ночного гульбища, крупицы смысла – Юра, Павел, Елена, родственник, – располагались в большой, полупустой комнате, носившей следы вторжения, в углу стояла лужа шампанского или мочи, низкий стол усыпан окурками в губной помаде и без.

Когда, после пинка в бок, Павел вдруг сел, вынимая из глаза кусок кровяного грима, собрание завизжало. Затопало. Они бы кинулись бить родственника, но не посмели. Они бы выместили свой страх, свою трусость, свою подлость на Павле – но не позволил родственник.

Поэтому, возмущенно вскрикивая, переговариваясь и нервно похохатывая, все вернулось на круги своя – к костру, где веселилась компания, не принимавшая участия в охоте, и где уже поджаривалась разрубленная на куски туша лося, подстреленного еще вчера и в другом месте.

Напряжение было, но как всегда у слабых духом людей, оно быстро растеклось в полную расслабуху и утонуло в море шампанского. Все зрители, как и обещал родственник, остались довольны, многие ничего и не заметили.

И только поутру, уже садясь в машину, джентльмен в эспаньолке сказал господину, похожему на адвоката:

– Сволочь, все -таки, этот тип. И Павел сволочь. И место это сволочное…

Но джентльмен, похожий на адвоката, уже решил сохранить лицо, как и другие охотники, и промолчал, неопределенно пожав плечами.

Люди грязны душой, падкой на дешевые побрякушки, если их предлагают достаточно дешево, но слабы телом – их мутит от собственной грязи. Представление обошлось достаточно дешево – в пять минут страху, зачем же вспоминать грязь?

И волоча за собой трупы, душонки втиснулись в гробы своих “мерседесов” и отбыли в Новый год – волочить жизнь.

В комнату вошла ассистентка хозяина, неся на подносе узкие бокалы с шампанским, ночь она провела в заботах о пиршестве, но выглядела так, как будто отлично выспалась и только что приняла контрастный душ.

– Тезка, – крякнул Павел, сунув нос в бокал. – “Пол Реми”, лучшее средство от похмелья.

– Выпей, Павел, заслужил, – сказал родственник. – А ведь, пожалуй, закопали бы тебя твои друзья, а?

– Закопали бы, – кивнул Павел. – Они закопали бы меня и воскресшего, в отместку, если бы ничем не рисковали. Мешки с дерьмом.

– А ведь ничем они не рисковали, кроме собственного спокойствия, – сказал родственник. – Несчастный случай на охоте – он и есть несчастный случай на охоте. Такие вещи в охотничий сезон происходят каждый день, по всей стране. И никого еще не посадили – за то, что целил в лося, а попал в такого дурака, как ты. Максимум, чем они рисковали, это парой-тройкой встреч с деревянными ментовскими мордами и невозможностью слетать в Париж на уик-энд. И из-за этого они хотели закопать человека, тебя, Павел. Если кто-то возьмет на себя техническую сторону.

– Но я воскрес, – ухмыльнулся Павел. – И теперь они снова мои друзья. Все возвращается на круги своя.

– Куда бы ты ни отправился в этом мире, мой друг, ты всегда вернешься в точку, откуда вышел, – назидательно сказал хозяин. – И так устроен не только каждый планетный глобус, так устроена галактика, так устроен сам Космос. В этой связи дикое понятие о том, что мы живем внутри, а не на поверхности шара, не столь уж дико, а? Обегая Космос, луч света возвращается туда, откуда вышел, ведь идти ему больше некуда – и возвращается на круги своя. Когда Бог сказал: “Да будет Свет”, – он запустил Время, идущее по кругу. Космос – это шар, заполненный Временем. Чтобы дифференцировать минуты, атомы, планеты, галактики и световые годы – нужен наблюдатель внутри системы, создающий систему, наблюдая ее. Наблюдатель – это круг, сущностно неотличимый от круга Времени, за исключением того, что находится в его центре.

– О, Боже! – простонала Елена.

– Развлекайся, не будь такой тяжелой и угрюмой! – ухмыльнулся родственник. – Я ведь кручу эту интеллектуальную пустышку, этот круглый кубик Рубика перед вашим носом исключительно ради забавы. Но из этой круглой пустышки, заполненной утраченным временем, произошли все мировые религии. А некий Вернер Гейзенберг извлек математическое доказательство того, что физические процессы во Вселенной протекают именно потому, что мы их наблюдаем. Из этой, яйца выеденного не стоящей, пустоты выглядывает Бог – ведь кто-то должен наблюдать нас и нашу Вселенную, чтобы мы с ней могли существовать.

– А почему у него такие длинные зубы? – полусонно пробормотал Юра. – И рога?

– Потому что так из Космоса выглядит Хаос – как Ужас. И мы даем ему название: Диаболос, что значит – “сваливающий в кучу”, антагонист Порядка. Бог на Небесах – это Дьявол на Земле, это Человек. Бог-на-Небесах идентичен своему отсутствию: если Он есть, то Его нет, и нет здесь других богов и дьяволов, кроме человека – отражения Бога в материи, отягощенной Злом! – родственник оскалился и выставил открытые ладони. – Прошу не напрягаться, вышеизложенное – это просто алгебраическое отражение Книги Бытия и гейзенберговых формул в зеркале моего кривого ума. Шутка.

Никто и не напрягался. Когда он закончил, Юра и Елена уже спали, вытянувшись в креслах, ассистентка тихо исчезла.

– Больше не могу, – сказал Павел. – На сегодня я пошутил уже достаточно, – он встал, его шатало. Он добрался до кушетки, рухнул навзничь и тут же заснул.

Хозяин остался в одиночестве, потягивая из бокала и печально глядя в окно. День наступал.

Глава 21. Никогда не играйте с органами.

Новый год покатился по хорошо унавоженной колее. Юра закончил “фильму”, где родственник исполнил главную роль, и “фильма” неплохо продавалась на дисках, все спонсоры и зрители остались довольны. При хорошей рекламе и хорошим тиражом “Прон-Пресс” и “Фалькон” издали совместным проектом серию из одиннадцати книг родственника, еще пять готовились к изданию. Родственник выступил во всенародно знаменитом ток-шоу, где солидно прокомментировал протекание политических событий в ближнем зарубежье и много чего наболтал о себе – все наболтанное оказалось брехней, как вскоре обнаружили въедливые журналисты. Брехню тоже прокомментировали, что принесло родственнику репутацию афериста и прохиндея, порнографа от политики и политического авантюриста от литературы, – но именно таких и любила публика, его гнусные книжки быстро исчезали с прилавков. История с псевдоубийством Павла просочилась в прессу, статисты выдали смутные, но будоражащие намеки, Павел стал популярен, у Павла стали брать интервью, тарифы на которые устанавливала Елена. Матвей Курапольский выступил в андеграунде с маловразумительным заявлением, из которого можно было уяснить, что родственник нам и не родственник вовсе, и даже не мужчина, а негритянка, прибывшая с Карибских островов, чтобы установить тут культ вуду. У Матвея откуда-то появились деньги, теперь он сидел в шикарных ночных притонах и показывал всем желающим фотографию Серебряной Змеи в черной коже и эсэсовской фуражке, утверждая, что это и есть псевдородственник, умеющий раздваиваться и менять обличье.

Все, к чему прикасался родственник – превращалось в варьете, варьете – в балаган, а балаган – в деньги, которыми он щедро осыпал всех, кто вокруг него крутился. И карусель набирала обороты, вращаясь все быстрее и быстрее: били копытами игрушечные кони, крутились розовые слоны и расписные салазки, а родственник крепко сидел в седле в махновской папахе и стрелял в мир из двух маузеров.

Дом Городецкого распухал не по дням, а по часам – от новых пристроек, от новых людей, от ящиков с шампанским, за частоколом из заостренных бревен творилось черт знает что, и всем было интересно, но вислоусая стража в черных шароварах на представление пускала далеко не каждого, и кое-кто уже давал взятку за контрамарочку.

Разумеется, все это не могло не привлечь внимания компетентных органов.

Сначала подъехали к Матвею, у которого у самого рыло было в пуху, и очень даже, но Матвей, честно глядя в стальные глаза, поклялся и побожился, что писатель – честнейший и законопослушнейший человек, даже если и негритянка. Ну и что? Каждый имеет право быть негритянкой в демократической стране, а дружить с родственником было намного выгодней, чем с органом, даже самым компетентным.

Подъехали к Саломасову, и тот побожился примерно в тех же выражениях, что и Матвей, тем более, что в их с Матвеем прошлом было много общего, прозрачно при этом намекнув на свои широкие связи в среде демократической американской общественности, но благоразумно умолчав о том, что его собственное благополучие, с некоторых пор, зижделось на связи с модным писателем.

Подъехали к Павлу, но Павлу терять было абсолютно нечего, кроме своих цепей, поэтому он просто послал их на хер, после чего Елена впервые в жизни назвала его “Пашей” и “Настоящим Мужчиной”.

Юру приберегли на закуску, Юра был хоть и кривым, но все же родственником, но Юра оказался не по зубам – он сразу созвал ораву своих адвокатов, потребовал предъявления официальных полномочий и пригрозил пресс-конференцией: его оставили в покое.

Однако оставалось еще много путей, прямых и кривых, экономических и не очень, чтобы приблизиться к этому дальнему родственнику, засевшему в своем карточном домике, который он считал цитаделью.

Глава 22. Тайная вечеря.

– Твои книжки читают, но никто их не понимает,– сварливо сказала Бутто. – Борхеса тоже читали, пока он был в моде. На тебя существует мода, она пройдет, и от тебя ничего не останется.

Они сидели в ночном клубе “Подвал”, в углу, в который, кроме Бутто и ее друзей, никого не пускали. Даже дыма от сигарет не было видно, в пропитанном алкоголем и никотином мраке, ничего не освещая, светились ядовито-зеленые трубки.

– Правда твоя,– кивнул родственник. – От меня ничего не останется. Но книжки останутся, даже если их все свалят в кучу и спалят. Они уже существуют в нервной системе массы людей, и будут путешествовать там, как вирус в компьютерной сети, и передаваться по наследству, как хромосомы. От Ницше тоже ничего не осталось. И книжек его теперь уже никто не читает. Но его мысли бродят в западной культуре, оплодотворяя ее новой жизнью, уже после того, как сам он помер в психушке, а Шопенгауэр эту культуру похоронил.

– Ты слишком много на себя берешь,– усмехнулась Бутто.– Ты считаешь себя гением, ты хочешь оплодотворить все человечество.

– Это самое малое, что я могу сделать для человечества,– скромно сказал родственник.

– А ты не гений и не Ницше,– насмешливо продолжала Бутто,– ты просто писака, который сам себя сделал модным, своими громкими воплями. Ты чудила, скоморох и злобный клоун, вот ты кто.

– Правда твоя,– ответил родственник. – Я убиваю потребительскую культуру своим смехом, так же, как Ницше убил Бога своим сарказмом. А никто ничего и не замечает, все думают так же, как ты. Но когда заметят, поздно будет тащить меня на костер, все превратится в костер.

– Пожалуй, стукану-ка я на тебя в отдел по борьбе с терроризмом,– задумчиво сказала Бутто.

– Стучи, стучи и тебе откроют, об этом и Христос говорил,– ухмыльнулся родственник.– Только никакое гэбэстапо еще не спасло мир от перемен, на которые он обречен. Все обновляется огнем, душа моя, и нет другого пути. Ницше предрекал войны, которых мир не видел. И такая война произошла очень вскоре после его смерти. Затем вторая. А то, что осталось от старых ценностей, догорело в Хиросиме. Старый мир кончился. Он исчез в быстрой серии катаклизмов, как Атлантида, и дело тут вовсе не в новой географии, а в новом ментальном пространстве. Нищие страны голодают не потому, что земля перестала рождать зерно, а потому, что хотят жить так, как на Западе – ни хрена не делая. Старый бог умер, равно как и равенство всех люд.ей перед ним, он сгорел вместе с химерами всеобщей свободы и братства. Но в нервных системах людей родился новый бог, по имени “Потреблятство”, и каждый получил идентификационное клеймо на лоб. Потреблять любой ценой, любой ценой дотянуться до пьедестала, на котором стоит Золотой Телец – а там, хоть зерно не расти. Этот новый мир стал старым, едва родившись, история ускорилась, история понеслась вскачь...

– ...звеня золотыми подковами по черепам дураков,– насмешливо закончила Бутто. – Ты украл это у Алексея Толстого. Ты, вообще, воровит, родственник. Пассажик из Ницше, строчка из Гессе, мыслишка от Кроули – голому писаке рубашка.

– И тут правда твоя,– кивнул родственник. – Я только автор форм и толкований, но толкуемое старо, как само человечество. Мир – это темпоральная фуга, он цикличен, он обновляется огнем, но все возвращается на круги своя, и нет ничего нового под луной.

– Классная позиция,– расхохоталась Бутто.– Ты можешь выступить с ней в суде и Баха призвать в свидетели, когда тебя привлекут за плагиат.

– Так не привлекут же, – печально сказал родственник. – Не захотят, и Бах им ни о чем не скажет, да и не успеют, я был бы счастлив, как Христос на кресте, если бы меня пригвоздили к позорному столбу. Но время мучеников прошло. В конце каждого круга карусель истории ускоряется, трагедия мешается с фарсом, именно в такое время мы и живем.

– Хочешь выступить с проповедью, о, Учитель? – ухмыльнулась Бутто. – С горы, а? Публика тебя хочет. Меня зазванивают и заваливают письмами, сайт похож на центральный почтамт в выходные дни. Ты можешь изложить свои мыслеформы внятно, так, чтобы нормальный человек понял? На этом можно неплохо заработать, если не зарываться и не корчить из себя Христа.

– Ну, – родственник пожал плечами, – сбрешу что-нибудь.

– Слушай, – вдруг с любопытством, спросила Бутто, – а зачем тебе деньги? Ты же все равно выбрасываешь их черт знает на что и черт знает на кого.

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке,– грустно сказал родственник. – Мне приходится платить, чтобы его взяли. Но они доедают уже последний кусок, скоро мне и денег не понадобится.