Текст книги "Последнее путешествие Клингзора"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

Он проснулся в своей кровати и некоторое время лежал, собирая расползающееся сознание. Было утро, в окно падал столб солнечного света. Голова болела, во рту ощущалась сухость, как после попойки. Он встал и заглянул за ширму. Дианы там не было. Стараясь не шуметь, он спустился вниз. Холл был пуст. Он прошел в каминный угол и опустился на колени, рассматривая пол в том месте, где кровь капала из разбитой Юргеновой головы. Ничего там не было.

– Что вы делаете?

Он вздрогнул и обернулся. На этот раз Диана не была голой. Она была в своем черном кимоно и вытирала волосы полотенцем, стоя на пороге распахнутой двери.

– Где Юрген? – сказал он, едва ворочая языком.

– Юрген? Это тот парень, что жил с вашей женой?

– Да. Юрген. Он был здесь, – натужно вымолвил он.

– Вы что, с ума сошли? Откуда ему быть здесь, он же в тюрьме, – она подошла и присела рядом с ним на корточки. – О, да вы больны. Вы неважно выглядите.

Он поднялся на ноги, и она поднялась вместе с ним. Его покачивало.

– Что здесь было… вчера?

– Да ничего не было. Вы сильно устали после прогулки, даже отказались поужинать со мной. А потом выпили полный стакан водки и завалились спать.

Он упал в кресло. Голова пылала, не только вчерашний, но и сегодняшний день начал расплываться в его глазах.

– Я, кажется, заболел, – сказал он.

– Да, я вижу. Вы заболеваете от ерунды, вам надо заняться своим здоровьем.

С трудом позавтракав, он решил полечиться известным способом и направился к бару.

– Не надо этого, – сказала Диана ему в спину. – Лучше не будет, будет хуже.

Он остановился.

– Это почему?

– Вы можете припомнить хотя бы один случай из вашей жизни, когда вам помогла водка? – ответила она вопросом на вопрос.

Он честно попытался. И не припомнил.

– Вы не из тех людей, которым помогает алкоголь, – сказала она. – Я сделаю вам отвар из шиповника. Здесь его полно. Вы знаете, что шиповник ближайший родственник чая?

– Знаю, – вяло кивнул он. – Из семейства камелиевых.

– Правильно. Его надо заваривать с листьями, свежим, лучше всего в термосе вместе с чаем, и пить горячим через час-полтора. А еще я рекомендую вам сауну.

Кто знает, куда бы завели его размышления о вчерашнем вечере или вчерашнем кошмаре, но Диана ни на секунду не оставляла его одного и ни на секунду не давала возможности погрузиться в саморефлексию. Даже шиповник, как оказалось, был уже собран и только ждал, чтобы его приготовили. Он пытался протестовать против сауны, мотивируя это тем, что плохо переносит ее, но вскоре уже сидел напротив Дианы в раскаленной деревянной коробке и истекал горячим потом. Некоторым странным образом его рефлекторно восставший член, ощущаемый, как нечто самостоятельное, ничуть не смущал его, некоторым странным образом Диана с непринужденно раздвинутыми коленями подтянутых к груди ног ничуть не выглядела вульгарно, и только некто, бодрствующий на периферии его сознания, с легким удивлением отмечал, как по-девичьи плотно сжаты ее половые губы, как правилен розово-коричневый треугольник, окружающий ее анус.

– Суть человека – огонь, – говорила Диана, Диана Пенорожденная, с улыбкой следя за его взглядом. – Внешний жар приближает человека к его внутренней сути. Индейские аскеты сидят меж четырех костров, расположенных крестообразно, это называется тапас-медитация, огненная медитация. Северные язычники использовали баню с той же целью. Баня была сакральным местом. Отголоски этого сохранились в легендах по сей день.

– А веники зачем? – почти засыпая, спросил он.

– Не веники. Розги. Дверь, за которой – истинный бог, запечатана тремя печатями, две из которых охраняются неведением, третья – страхом. А вход – это сам великий ужас – смерть. Человек не знает, что жар срывает первую печать. Человек не знает, что секс срывает вторую печать. Человек боится боли, срывающей третью печать. Поэтому он всю жизнь скулит под дверью, как побитая собака. Но древние знали секрет. Они использовали жар, нагревая баню. Они использовали боль, причиняемую розгами. Они использовали секс, практикуя в бане ритуальные совокупления, – она расхохоталась, заставив его вздрогнуть. – Кое-где это бессознательно делают и по сей день.

– Почему же нет результата? – спросил он, слегка оживляясь.

– Потому, что нет ритуального сознания. Сексуальный ритуалист – это мастурбатор.

– Как это может быть?

– Он концентрируется на одном телесном ощущении – ощущении своего полового органа. Он удерживает в сознании один образ – сексуальный. Нет других ощущений, нет других мыслей. Это и есть медитация. Онанирующий человек – это религиозный человек. Разумеется, – она усмехнулась, – если он понимает, что делает. В этом случае его член становится башней, соединяющей его с Богом. Или кнопкой, если речь идет о клиторе, – она неудержимо расхохоталась, мотая мокрыми волосами и роняя капли пота между расставленных ног. – Амазонки, – сказала она, отсмеявшись и отбрасывая назад белокурые пряди, – использовали вместо бани ящик.

– Ящик?

– Да, ящик. На деревянную раму с четырех сторон натягивали шкуры и выставляли на солнце, а внутрь закладывали разные ароматические травы, полынь и амброзию в основном.

– Амброзия вызывает аллергию.

– Глупости. Почему вы думаете, древние называли ее “амброзия”, то есть, напиток богов. А не, скажем, “чертова трава”? Потому, что при правильном ритуальном использовании она способна расширить сознание до уровня богов. Ангажированные медики клевещут на нее, чтобы удерживать людей от экспериментов, которые выведут их из-под контроля тех, кто их контролирует.

– Вы анархистка? – спросил он, сильно заинтересованный.

– Нет. Анархисты смешны, потому, что гнилое дерево упадет само собой. Мне нет дела до анархизма, – Диана выдержала паузу. – Мне есть дело до вас и до себя, – она легла на спину, заложив руки за голову, ее груди были – как у мраморной статуи, а волосы под мышками – белокуры и густы. – Зимой, – сказала она, – амазонки использовали вместо ящиков шатры.

– Каким образом?

– Натягивали шатер из шкур с отверстием для дыма наверху. Внутри, в специальном очаге, разводили огонь и закладывали в него камни. Когда огонь прогорал, в шатре уже было достаточно жарко, а камни раскалялись. Тогда отверстие в потолке закрывали и бросали на камни ферментированную коноплю.

– Ничего себе, – усмехнулся он. – Это как же можно было обдолбаться в такой курильне!

– Можно было, – Диана согласно кивнула. – Но в таких случаях все зависит от намерения. С чем вы приступаете, то вы и получаете. Кроме того, конопля имеет одно таинственное свойство, – Диана перевернулась на бок и линия ее бедра стала подобна контуру алебастровой амфоры. – Она не действует, если вы этого не хотите. Она действует только тогда, когда вы желаете ее. Как женщину. Так же, как вы сейчас желаете меня, – она улыбнулась и приподняла бедро, открывая лоно.

– Я не желаю вас, – медленно сказал он, опуская глаза в пол. – Я восхищаюсь вами.

– Неправда. Вы восхищаетесь вашим восхищением, волк нашел осколок зеркала в мусорной куче. Знаете ли вы, почему красота так неуловима?

– Почему? – жадно спросил он, поскольку ее слова были эхом его мыслей.

– Потому, что она не существует нигде, кроме вашего сознания. Сколько граней у листа конопли? – неожиданно спросила она, садясь в позу “лотос”.

– Семь, – подумав, ответил он, несколько озадаченный.

– Верно. Древние называли человека “растение с семью лепестками”, потому что куст конопли – это аналог человека в растительном царстве. Но не всякого человека. Есть люди с пятью, тремя и даже одним лепестком. Поэтому одни люди могут пить водку, а других она убивает. Одни люди невосприимчивы к красоте, а других, – Диана усмехнулась, – красота поражает, как молния.

Вопреки своим ожиданиям, после сауны он действительно почувствовал себя лучше. Возможно, помог жар. А может быть, его предстательная железа, стимулированная присутствием Дианы, выбросила в кровь ударное количество половых гормонов, пришпоривших его нервную систему. Как бы то ни было, но он ощущал себя почти здоровым, хотя и не рискнул нырять в холодную морскую воду вместе с Дианой. Странная галлюцинация прошедшей ночи поблекла и стала тем, чем была – странной галлюцинацией. Теперь он сидел в каминном углу и допивал вторую чашку горячего настоя, приготовленного Дианой.

– У вас есть бинокль? – она вошла в холл, бело-розовая от жара и холода, черный шелк кимоно прилип к влажному телу.

– Есть. А зачем?

– Там что-то случилось в поселке. Народ собрался на берегу.

Они взяли бинокль и прошли на второй этаж, к окну, из которого был виден поселок.

Люди толпились у самой воды, вокруг длинного тюка, обмотанного зеленой рыбачьей сетью. Вот кто-то отошел в сторону, освободив обзор, и стали видны босые человеческие ноги, торчащие из тюка.

– Утопленник, – сказал он, передавая бинокль Диане и продолжая смотреть в окно: из поселка по короткой дороге к дому уже пылил автомобиль.

Они не успели обменяться мнениями, они едва успели спуститься в холл, как автомобиль остановился у дома, и из него выбрался мрачный лысый человек с черной папкой под мышкой.

Глава 12

– Тело выглядит так, – говорил следователь, – как будто по нему проехал асфальтоукладочный каток, все ребра сломаны.

– Но как вы можете быть уверены… – начал, было, он.

– Вот снимки, сделанные в психиатрической больнице, – перебил следователь, бросая на стол фотографии.

На одной густо заросший рыжим волосом, голый Юрген тупо пялился в объектив. На его груди четко была видна татуировка, красно-сине-черный дракон, спускающийся с правого плеча. На другой Юрген стоял в профиль, на левом его предплечье синела еще одна татуировка, русалка с черепом вместо лица и вздыбленными змеями вместо волос.

– А вот фотографии, которые я сделал только что, – продолжил следователь, бросая сверху пару свежих кодаковских снимков.

На одном была бледная, рыжеволосая грудь с тем же драконом, но в пятнах кровоподтеков. На другом, отдельно, рука с русалкой.

– И еще у него был шрам на левом предплечье, – сказал следователь. – Вот этот шрам.

На третьем фото был виден узкий, белый шрам, змеящийся от запястья и почти до локтя сфотографированной руки. Он хорошо помнил этот шрам. Он присутствовал при том, как в Гамбурге пьяный американский солдат поранил Юргена осколком бутылки.

– Мы пока еще не идентифицировали отпечатки пальцев, – сказал следователь, – но у меня нет никаких сомнений. Это Юрген Рэнч. Рыбаки нашли его на рассвете, в пяти километрах от поселка и в километре от берега. Без головы. Тело запуталось в сетях. Как он мог туда попасть?

– Вы у меня спрашиваете? – удивился он. – Это вы его арестовали, вы держали его в тюрьме или где там. Откуда мне знать?

– Рэнч сбежал из психиатрической больницы вчера утром, – сказал следователь. Пожевал губами и спросил напрямую. – Он не приходил сюда, к вам?

– Вы что? Этот человек убил мою жену. И что ему было здесь делать?

– Ладно, – кивнул следователь. – Вы разрешите осмотреть дом?

– Пожалуйста.

Следователь сунул нос во все углы. Его оловянные, ничего не упускающие глаза обшарили каждый кубический сантиметр пространства. Но что он мог упустить? Дом просматривался навылет. В нем не было никаких подвалов, никаких кладовых, в нем не было даже комнат.

– Эта штука на ходу? – спросил следователь в ангаре, неуклюже указывая скрюченным пальцем на красавицу-яхту.

– Что вы имеете в виду? – усмехнулся он.

– Ею можно пользоваться? – набычился следователь, уловив сарказм.

– Понятия не имею, – он пожал плечами. – Яхта принадлежала моей жене, не мне.

– И все же, – следователь задал вопрос уже вне дома, внимательно осмотрев заржавленные рельсы, – что вы думаете по этому поводу? Что произошло, и почему он оказался именно здесь?

– Возможно, он связался с контрабандистами. Возможно, они отобрали у него деньги, а самого избили и бросили за борт. Потом его затянуло под винты какого-то судна.

– Откуда у него деньги?

– Ну, если он смог сбежать из психушки, то мог и денег добыть, грабежом, например. А, кроме того, кто может просчитать действия сумасшедшего? Он мог попытаться добраться до Турции вплавь. Или даже совершить самоубийство.

– Может быть, – сказал следователь. – Может быть. Я попрошу вас никуда не уезжать из этого дома, пока не закончится расследование.

– Меня, кажется, подозревают в убийстве, – сказал он, когда следователь отбыл.

– Конечно, – кивнула Диана. – У Юргена была причина вернуться сюда – за яхтой, чтобы удрать на ней за границу. А у вас была причина разделаться с ним – из ревности и мести. Что объясняет зверские повреждения на трупе.

– Вы меня успокоили, – усмехнулся он.

– Я успокою вас. Есть обстоятельство, которое исключает вас из числа подозреваемых.

– Какое обстоятельство?

– Я. Я – ваше алиби. Я могу показать, что вы ничего подобного не совершали. Вы заметили, что этот следователь не задал мне никаких вопросов?

– Он просто проигнорировал вас. Почему?

– Потому, что он прекрасно понимает то, что я вам сейчас объясню, на то он и следователь. Мои показания – это свидетельские показания. Если их зафиксировать протоколом допроса, то он лишится своего единственного подозреваемого. И что он скажет своему начальству? Следователь – это, прежде всего чиновник. Пока он возится с вами – он при деле. Потом дело можно будет и приостановить. А потом и похоронить под грудой других дел.

– У вас удивительно подробные знания по части уголовного процесса, – заметил он. – Но не может же этот следователь возиться только со мной?

– Не может. Особенно, имея в виду бесперспективность этой возни. И перспективу слепить из собранных материалов несчастный случай. Или самоубийство. Но для этого надо иметь эти материалы, нужно время. Поэтому сейчас он параллельно затеет тяжбу с сопредельными конторами по поводу подследственности и территориальности.

– На основании чего?

– Тело было найдено в пяти километрах от поселка. А может, не в пяти, а в пятнадцати. И в километре от берега. А может, не в километре, а в полутора или двух с половиной. Кто засекал точные координаты? На рыбацких баркасах нет соответствующего оборудования. Место, куда рыбаки приволокли утопленника, не может считаться местом его обнаружения. Кроме того, море – не стоячий пруд. Там есть течения, там постоянно дует ветер. Кто знает, откуда и на сколько километров они могли переместить труп? Значит, надо затребовать карту течений, надо затребовать метеосводку. А чтобы работать с этими документами, надо знать, когда и от чего наступила смерть. То есть получить еще один документ – заключение судмедэкспертизы. И следователь будет назначать десятки экспертиз. Потому что легко ли определить причину смерти по телу, найденному в воде и без головы? Вода-то в бронхах будет в любом случае, а может, и в легких. Для следователя это тайм-аут и много бумажной возни. То, на чем он зубы съел и плешь заработал. Вы думаете, его интересует истина? Его интересует пенсия.

– И каково же мое место в этом интересе? – спросил он.

– Вы – обстоятельство, которое позволяет следователю тянуть время, не отвлекаясь на поиск других подозреваемых. Если не удастся спихнуть труп на кого-то еще, то, когда пройдут установленные сроки, когда его начальство озаботится десятком других убийств, когда от тела останутся только фотографии, он просто допросит меня, исключит вас из числа подозреваемых и положит дело на полку.

– Послушайте, Диана, – задумчиво сказал он. – Объясните мне, дураку, откуда у вас столько специальных знаний? Где вы получали образование?

– Я пытаюсь это сделать постоянно, – ответила она. – У меня нет никаких специальных знаний. Я нигде не получала образование. Я не могу сообщить вам ничего, чего вы не знаете сами. Но между мною и моим знанием ничего не стоит. А вы роетесь в мусоре.

В это время раздался стук в дверь.

Глава 13

Марта стояла на пороге с каким-то тюком в руке. Он почему-то сразу подумал, что в нем – голова Юргена. Но там оказалась всего лишь круглая, оплетенная бутыль с вином.

– Вы избавились от этого немца, – сказала Марта, когда они втроем сели за стол на свежем воздухе, поскольку она отказалась входить в дом.

– Марта, – сказал он, стараясь быть убедительным, – мы в глаза не видели Юргена.

– Твои глаза мало что видят, – ответила она. – Ты засыпаешь, когда просыпаешься. Что ты можешь увидеть во сне? – она развела руками. – Конечно, ты его не убивал. Он сунул свою дурную голову, куда не след. Вот Мама и оторвала ее, у Мамы много сильных рук. И теперь он будет охранять то, что искал, – старуха хихикнула. – Так же, как и его дед, который стоил вон там, – она кивнула в проем распахнутой двери.

– Почему ты думаешь, что Юрген имел какое-то отношение к летчику? – удивился он.

– Я никогда не думаю, – ответила Марта. – Я знаю.

– Как немцы убивали вас? Расстреливали? – вдруг спросила Диана, и он поморщился от ее бестактности.

– Там были не только немцы, – медленно ответила Марта. – Там были и местные, – она сделала глоток из своего стакана. – Всех взрослых и большую часть детей они удушили газом. А остальных вывезли в степь, – она махнула рукой куда-то за дом, – и сбросили в колодец.

– В колодец? – переспросила Диана.

– В колодец. Там, – она снова махнула рукой, – есть колодец. Очень старый, очень глубокий. Мы все утонули там, все одиннадцать.

– Но ты же выбралась, Марта, – мягко заметил он.

– Нет, – упорно повторила старуха. – Я тоже утонула там. Но Мама оживила меня. И потом научила, как надо не думать.

– Почему они это сделали? – спросила Диана.

– Они подарили нас Белой Маме, – ответила Марта. – Они отобрали только девочек до одиннадцати лет, у которых еще не было менструаций.

– Зачем? – спросил он, сильно заинтересованный.

– Они дали выкуп. Они хотели, чтобы Мама помогла им.

– И она помогла им?

– Нет. Мама никому и ни за что не помогает. Она сама берет, что хочет, и делает, что хочет. Она взяла меня.

– А что остальные девочки?

Старуха посмотрела на него с ухмылкой.

– Они умерли, утонули. За Ингу, – неожиданно сказала она и опрокинула в рот остатки вина.

– Я так и не понял, зачем она приходила, – сказал он, когда Марта ушла, и они вернулись в дом. Он чувствовал, что у него основательно плывет в голове. Хотя он выпил совсем немного, но, похоже, это было то самое вино, которое эллины разбавляли семикратно, прежде чем питью.

– Не поняли? – удивилась Диана. – Марта приходила поздравить нас со смертью Юргена. Она, почему-то, считает это очень счастливым событием. Скажите, она была дружна с Ингой?

– Да, была, – он усмехнулся. – Настолько, насколько могут дружить две ведьмы.

– Вы не думаете, что Юрген действительно мог быть как-то связан с этими, – она указала на скелет, – останками?

– Не думаю, – он покачал головой. – Видите ли, Юрген не всегда был немцем. Он местный уроженец, хотя и из немцев, фольксдойч. Инга подцепила его где-то в Гамбурге, но родился-то он здесь, на Побережье. И в Германию перебрался уже вполне взрослым парнем.

– Значит, он хорошо знает эти места?

– И места и воды. Он ведь специальность судоводителя получал здесь, не в Германии.

– Значит, он действительно мог здесь что-то найти?

– Может, и мог, – он пожал плечами. – А может, и нашел. Или Инга нашла. Сейчас я вам кое-что покажу, – он сходил в ангар и принес фотографию самолета.

– Ах, вот оно что, – сказала Диана, внимательно изучая снимок. – Где это?

– Здесь есть только одно место, похожее на это, – он ткнул пальцем в фотографию, – Бокатер. Километрах в двадцати отсюда, на восток.

– Что такое Бокатер?

– Здоровенный кусок степи, залитый водой. Говорят, слово осталось от греческих колонистов, но что оно означает, никто не знает. Фактически, система озер, полусоленых, потому, что туда проникает вода из моря. Гиблое место.

– Почему? Там же, наверное, есть рыба?

– Очень мало. Для пресноводной слишком солоно, а для морской – пресно. Уток, правда, полно. Вся эта территория считается заповедником. Местным плевать на запреты, но даже браконьеры туда без особой нужды не ходят.

– Почему?

– Вы знаете, что такое “черный песок”?

– Ну, я полагаю, это песок черного цвета.

– Тепло, – улыбнулся он. – Но его особенность в том, что он содержит уран. И там все засыпано этим песком. В послевоенные годы местные жители собирали его и сдавали в специальные заготовительные пункты. Тогда еще никто не знал, насколько это опасно, но теперь-то знают. Поэтому и держатся от Бокатера подальше. Он…

–Торий, – вдруг сказала Диана.

– Что? – он едва не поперхнулся, проглотив уже срывающуюся с языка фразу.

– Не уран, а торий. Впрочем, такой же радиоактивный, как и его близкий родственничек…

– Не знаю… Местные считают – уран. Но откуда вы…

– Я ведь говорила вам уже. Я учусь. Постояннно. Всегда. Полчаса назад я понятия не имела о черных песках и каком-то там тории, а теперь просто знаю. Потому что между мной и знанием ничего не стоит.

Он отвел взгляд, а потом снова, долго и пристально, посмотрел в ее пронизывающие бездонным холодом глаза, ощущая ледяное покалывание на спине, под рубашкой.

Она с наивностью школьницы хлопнула ресницами.

– Почему же этот ваш “уран” не добывают промышленным способом?

– Потому, что не выгодно. Его там достаточно, чтобы представлять опасность для здоровья, но недостаточно, чтобы затевать промышленное производство. С тех пор открыли более богатые месторождения. А на это просто плюнули.

– Может быть, стоит поискать самолет? – спросила Диана.

– Зачем? Инга уже вытащила оттуда все интересное, – он с ухмылкой кивнул на скелет в нацистской форме. – И потом, это искать иголку в стогу сена. Там все заросло камышом, нет обзора, в некоторых местах столько водорослей, что весло не провернешь, – все это было правдой, однако он слегка лукавил. У него был план, которым он пока не хотел делиться с Дианой.

– И все же, у вас есть план, – без вопросительной интонации сказала она.

От этой непостижимой девки ничего нельзя было скрыть. Он почувствовал себя очень неуютно и ответил туманно:

– Есть кое-что. Но надо подготовиться. Там, знаете ли, кроме всего прочего, еще и кубометры комаров и москитов. Кстати, старики говорят, что москитов не было, пока местный порт не начал принимать иностранные суда, – он ухмыльнулся. – Плата за цивилизацию.

– Человек платит за цивилизацию намного большую цену, – возразила Диана. – Он платит утратой своего эволюционного импульса.

– Как это? – спросил он, сильно заинтересовавшись.

Упомянув о москитах, он рассчитывал переключить интерес Дианы с темы Бокатера. Но оказался сам переключенным на интересующий его предмет.

– Цивилизация водит человека по кругу. За нос, – сказала она. – Человек давно уже должен быть духовным существом. Но он все еще не родился. Он пребывает в ювенильном море материи.

– И что же его там удерживает?

– Конкурент, – Диана слегка приподняла брови. – Вы же интеллектуал, неужели вы всерьез полагаете, что в этой безмерной и безначальной Вселенной, – она сделала плавный жест вверх, – человек – первое разумное существо? Были и другие.

– Кто такие другие?

– Другие – это те, кто питается человеком. Другие – это те, у кого больший опыт по части паразитизма, чем у младенческого человечества.

– Но кто они?

– Хищники. Так же, как и человек. Это они придумали цивилизацию. Если бы ваши бараны вдруг начали эволюционировать, развивая разум и сознание, что бы вы сделали? Вы бы постарались остановить их эволюцию. Чтобы не лишиться мяса и шкуры.

– Они что, каннибалы?

– Не в буквальном смысле. Энергия – это тоже плоть. Она ничуть не менее материальна, чем мясо. Другие пожирают энергию.

– Каким образом они пожирают энергию?

– Человек – это эмбрион человека. Он спит в утробе и видит сны о реальности, которая ему недоступна. Другие питаются энергией его снов. Энергией того, что он сам называет своей жизненной борьбой. Энергией ночного кошмара, называемого жизнью. Это именно то, что пыталась сказать вам Марта. Но вы не поняли.

– Так объясните, вы же эксперт, – сказал он.

– Я объясню. Это мой долг.

– Почему это ваш долг?

– Я – сторож. Я сторожевая собака. Собака лаем будит человека. Она устраняет неведение. Собака ничего не может сообщить. Она пробуждает в спящем его самого. Пробужденный человек становится осведомленным о реальности. И об угрозах реальности.

– Откуда долг? Вы же бес.

– Я бес. Бес – это создание человека. Так же, как и собака. Так же, как и собака, он может разорвать, а может и защитить. Он может быть верен, как собака, а может взбеситься и убивать все живое.

– Как может не родившийся человек создавать бесов?

– Даже эмбриональный, даже спящий человек обладает всеми потенциями создавшего его. Человек – Создатель, создающий самого себя. Бес – это бодрствующая часть его спящего сознания, создающего во сне и ангелов и монстров. Бес – вне утробы. Он свободен. Поэтому он может освободить человека. Ваш бес.

– Вы мой бес?

– Я ваш бес.

– Почему это так?

Диана улыбнулась и подняла раскрытые кисти рук вверх в странном ритуальном жесте:

– Спросите у Создателя.