Текст книги "На единорогах не пашут (СИ)"

Автор книги: Александр Ледащёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Герцог Дорога не может помешать несчастному сиду. Он волен отрывать его от дел и давать поручения, приказывать, требовать… – Фир Дарриг был явно в летах. Он умел говорить. Причем ставя слова в особом порядке – то есть, его речь была не закончена. Сид и есть сид. Он запросто может договорить так: «Требовать, но это отнюдь не значит, что он это получит».

– Достопочтеннейший Фир Дарриг! Герцогу неловко беспокоить тебя, но на руках у торопящегося по своим делам Дороги внезапно оказался безмозглый смертный. Тебе ли, знатоку, как людей, так и искусств сидов, не знать, как это бывает! – что обозначает примерно: «По твоей части. Не ты ли водил смертных с Холмов?»

– Откуда же мне знать! Я только краем уха слышал о том, что они иногда, если не лгут предания, переходили даже сюда! – сид округлил глаза в ужасе. За смертных.

– Мастер пишога по-доброму шутит над спесивым герцогом – как и должно доброму по природе сиду. Преклоняюсь перед ревнителем традиций, ни на миг не забывающем о вежестве! Но спесивый герцог сейчас не располагает временем насладиться искусством уважаемого в мирах Фира Даррига! Смертный лежит в бурьяне, в тоске и отчаянии, не понимающий, что творит и, затаив дыханье, ждет решения своей судьбы от почтенного сида, да будут благословенны его предки! Герцог Дорога, как всякий глупый правитель, незаслуженно ставший правителем, к счастью, сумел догадаться, в чем спасение – могучий Фир Дарриг может спасти умирающего от ужаса дурака из-за Кромки, а потом герцог Дорога будет счастлив принять щедрого на добрые дела сида под сенью Замка Совы, лично показав Фиру Дарригу катакомбы под замком – и, само собой, не минуя погребов – если, конечно, там есть что-то, хоть немного достойное внимания искуснейшего из провожатых! – «Нет времени на пустую болтовню. Выведи отсюда смертного и я жду тебя в моем замке, где я вслух – для всех остальных сидов и нежитей Замка Совы – заключу с тобой договор, по которому ты сможешь пользоваться моим погребом, когда пожелаешь, не встречая преград со стороны постоянных обитателей».

Сид явно был наслышан о погребах Замка Совы. Уж всяко не корчме у тракта равняться с ними.

– Герцог Дорога потратил столько времени, уговаривая ничтожного сида, что мне просто неловко даже и упомянуть о том, что сид сказал в самом начале – прикажи, я повинуюсь! – лукавство загорелось в глазах сида. – Если Дорога спешит, то может статься, смертный оценит жалкое искусство Фира Даррига?

– Мало того! Он просто-таки обязан его оценить! Где еще ему может так повезти – не только ознакомиться с великим мастерством Фира Даррига, но и пресытиться им! – я поднял руку к сердцу, и Солнце спрыгнуло с кольчуги на браслет Ягой. Сид отшатнулся:

– Зачем герцогу никчемный сид, когда Стражница отметила его своим вниманием?

– Стражница отметила Дорогу, почтенный Фир Дарриг. Но не смертного. Я понимаю, что награда ничтожно мала… – «Я понимаю, о чем ты, но Ягая не ждет этого обалдуя на Кромке с распростертыми. Переведи его. За это я и позволяю тебе переселиться в мой погреб».

– Ничтожный сид повинуется герцогу.

– Недалекий герцог от всей души благодарит великодушного к нуждам глупых смертных сида, снизошедшего до назойливого в своей недалекости, Вейа! Я поспешу вперед, по своим ничтожным делишкам, а ты сыщи смертного и вызволи из тенет ужаса и неопределенности нашего лучшего из миров! – «Мне пора. Дурак валяется в бурьяне. Отведи его домой и так проучи, чтоб впредь было неповадно лезть, куда ни попадя.»

Я поклонился серьезному сиду, хранившему невозмутимое выражение, хотя все внутри него пело от восторга – возможность позабавиться и потом до конца дней вкушать награду за привычное дело. А что до Ягой – чтож, она благоволит к Дороге и уж всяко выслушает сида, если накроет их на переходе…

Сиды не нарушают слов и договоров. Я тоже не могу и помыслить о том, чтобы обмануть сида. Хотя оплата велика не по работе… Мы не лжем друг другу – нежити, незнати, сиды и герцог Дорога. И не лжет лучший из миров. Я хлопнул Буруна по крупу и ускакал вперед. На восток.

Меня ждал Замок Совы, мои воины, стянувшиеся, кто еще не убит, к Замку, вассалы, данники, захребетники, закупы, холопы, жены их и дети, само собой, – Соседи – кто еще мог ждать Дорогу?

Мы все вернемся домой. Вернее, мы все вернем дом Дороге, герцогу Вейа.

Герцогу погорелого майората.

3

Дед своего внука

«День, впрочем, как и любой другой, прошел не зря. Пусть я даже и не успел задать Белоглазому настоящий вопрос^[26] – это позволяет надеяться, что мы еще встретимся, до того, как я умру… Вот ведь… Никогда не думал, что мне суждено умереть у себя дома, что дико уже само по себе… А еще и не в одиночестве и, скорее всего, своей смертью. Х-ха… Можно подумать, что у кого-то бывает и чужая смерть… А значит, что я еще поживу… Успею поговорить и с колдуном… И, что более ценно, со своим внуком… Насколько же он не похож на меня! Насколько же это радует меня! Тут не удастся сказать, что-де, сразу же видно – это внук своего деда… Нет, это как раз тот случай, когда, ставшее для кого-то явным родство, заставляет удивленно воскликнуть «Вот как?!»^[27] А мне хотелось бы, да некому, говорить – да, дескать, так и есть…»

Двое сидели у костра, прямо на траве, неподалеку от порога дома. Двое – один старый и седой, как лунь, с длинной косицей, почти до пояса, падавшей с левого виска – жесткая сила чувствовалась в каждом его движении, несмотря на явно преклонные годы. Человек. Второй – молодость и порыв, изящество эльфа и сила молодого оленя. И, тем не менее, это были внук и дед, два Рори, двое мужчин у вечернего костра, занятых серьезным делом – приготовлением мяса. А так как серьезное дело требует внимания, то и разговор у них начал завязываться только после утоления первого голода.

– Хороший выстрел – негромко бросает старик. – Твоему прадеду бы понравился.

– Да полно тебе, дед… – Молодой смущен – ты бы сам сумел куда лучше.

– У меня было много возможностей для занятий этим. Так много, что я бы охотно отказался от большей их части. Но, повторю – это был хороший выстрел. Я так понимаю, что вы, эльфы, стреляете много лучше людей…

– Иногда, когда ты вот не договариваешь что-то, дед, меня так и подмывает уйти все-таки года на три к людям… Чтобы толком понимать, а не гадать по твоим обрывочным фразам и твоему мечу, чем же ты все-таки сделал себя таким, какой ты сейчас. И каким мне бы хотелось стать…

– Каждый раз, когда я начинаю трепать языком, забываясь на миг, что ты не человек, я потом просто не знаю, как бы только сделать так, чтобы мои слова забылись… Ты даже не представляешь, как тебе повезло с тем, кто ты есть… И еще – тебе повезло, что вокруг тебя хватает старших и мудрых, кто в состоянии тебе это объяснить… Ибо молодые никогда не довольны тем, что у них есть…

– А ты, в твои годы, дед – ты доволен тем, кто ты есть? Если этим недовольны толь ко молодые…

Рори молчал так долго, что Рори – внук уже решил, что совсем пора извиняться, как вдруг дед молча встал, сломал в руках ветку, толщиной в запястье взрослого человека и кинул половинки в костер. Потом он снова сел и буднично проговорил:

– Даже если бы мне пришлось умереть много раньше, нежели, чем это может быть, я был бы счастлив тем, что почти что целый год, я был мужем матери твоего отца – мужем Хельги О'Рул.

Ни добродушного подтрунивания, ни улыбки переоценивающего себя юнца, в котором просто кричит буйная сила Жизни, кричит: «У тебя все будет лучше!» не может быть там, где беседуют о вечном двое мужчин. Особенно, если это дед и внук на Эльфийском Нагорье… Особенно, если внук слушает откровение своего деда, о том, что следует избирать маяком в своей жизни, если ты хочешь быть настоящим мужчиной. Но тут дед твой вскакивает, замирает, как пораженный громом – смотрит куда-то, в вечереющие поля Эльфийского Нагорья… Что же ты увидел, дед?

«О, Хранители Нагорья… В чем я виноват перед вами или за что вы решили меня вознаградить? Почему, почему, уже в который раз, в эти осенние вечера, я вижу эльфийку, так похожую на мою… На мою Хельгу? На такую, какой она была тогда, когда только еще обещала вырасти в светлое пламя Эльфийского Нагорья?^[28] И всегда лишь по вечерам… И всегда нет никакой возможности догнать ее… Но ведь пару раз мы виделись прямо – таки, вплотную – но… Нет никакой возможности знать все, что преподнесет тебе Нагорье – и, как уже было говорено – то, что ты живешь тут, отнюдь не значит, что ты знаешь всех, кто тоже тут живет…»

Внук, кто она? – С удивлением Рори – внук понял, что дед обращается к нему. Он посмотрел по направлению протянутой руки Рори Осенняя Ночь. Кажется, никого… Нет, кто-то мелькнул, скрываясь за холмом, да, девичья фигура, да… Но уже поздно. И тебе остается только сказать деду, что толку от тебя никакого: «Я не знаю, дед. Я не увидел…»

«Мой внук – эльф. А это значит, что зрение его и слух много превосходят мои… Если он не увидел… То значит, это вижу только я… Тогда все это становится много проще… Но с другой стороны… Мой внук, к счастью не имеет такого опыта войн, как я – он просто мог не успеть сообразить, что я от него хочу… Жители Нагорья не любят, когда кто-то, пусть это даже не то, что зять Рори О'Рула, а и сам О'Рул, беспокоит их. Так что, метаться по Нагорью, чтобы решить, наконец, вопрос, кого же я встречаю здесь, не стоит… Да и незачем гоняться за той, что хотя бы так позволяет тебе верить в очередное чудо Нагорья… Тут нет причины думать, что дух Хельги неуспокоен или же чем-то оскорблен^[29]… Скорее, я просто вызываю ее образ, тоскуя по ней… Или мы оба тянемся друг к другу – она оттуда, где она сейчас, сюда… Но кто сказал мне, что там, где она сейчас, не так хорошо, что там можно и должно забыть Рори? Я, как всегда, слишком самоуверен^[30]…»

– Дед, я давно хотел тебя спросить… Ты расположен сейчас к разговору с твоим докучливым внуком?

Вполне. – Но улыбнуться у Рори Осенняя Ночь не получилось. А потому внук, решив, что дед соблюдает все традиции разговора старшего с младшим, сел на колени поднял руки и скрестил ладони на сердце. Рори Осенняя Ночь, сообразив, что сам виноват в появлении такого рода церемоний в их разговоре, сел напротив в такой же позе.

– Так что ты хотел узнать, внук?

– Я… Хотел спросить… Давно хотел… Как понимаешь, что ты нашел ту, которая навсегда?

«Держи себя в руках, старик… Он не понимает, что просто и легко вложил уголь тебе в рану, так и не зарубцевавшуюся… Он растет и, само собою, что такие вопросы должны беспокоить юношу – эльфа…» – Эти мысли пронеслись в голове Рори Осенняя Ночь, а вслух он сказал:

– Ты сам поймешь это. Даже не так… Вы, вы оба поймете это… Это говорят два сердца и подтверждают Холмы Эльфийского Нагорья… Я боюсь, что разочаровал тебя, но другого ответа у меня нет.

– Я надеялся узнать больше… Такой ответ мне известен. Я не смею упрекнуть тебя, дед, но я и вправду, хотел бы знать больше. Но если ты не расположен к этому…

– Я больше не держу тебя, внук – мертво-спокойно сказал ты, пользуясь правом старшего прервать разговор… Прежде, чем ты начнешь говорить… Говорить убогим языком человека эльфу… Говорить молодости о том, что видит старость… Говорить молодой крови, что твоя тоже была молодой… Говорить то, что навечно должно быть спрятано двоими… А у тебя – за двоих.

– Рори Майский Лист просит деда простить его молодость и глупость, его дерзость, от которой он так охотно бы отказался и удаляется – И ты знал, знаешь, что Рори-внук не просто проговорил слова церемониального прощания младшего с прогнавшим его старшим. Нет… Ему действительно, страшно стыдно сейчас… И просто страшно, что он причинил тебе боль. А потому:

– Брысь! – Рявкнул ты и внук исчез. Теперь он куда спокойнее вернется домой и сможет заснуть.

Герцог погорелого майората

1

Я ли ехал быстро, война ли не спешила, но мне пришлось замкнуть большой круг, чтобы найти ее следы.

Селище было вырезано начисто. Выжжено. Вычищено. Все, до единого человека, остались тут, у своих домов, в своих домах, на пути из селища. Волки Радмарта накрыли селище на заре – мы разминулись в одну ночь, судя по пеплу. И не пощадили никого. Что, собственно, неудивительно – кто слышал когда-то о жалостливых солдатах врага? Слышали? Хорошо, о разгулявшихся наемниках врага, ставших жалостливыми перед младенцем, в которого хорошо опробовать новый лук с полутораста шагов, пришпилив его к матери? Тоже слышали? О ставших жалостливыми оборотнях Северных Топей, вековечных врагах человека, ненавидящих его с рождения, каждый – каждого, неистово, непримиримо не слышал и не услышит никто. Некоторых селищенцев оборотни Радмарта выловили далеко от селища, – может, догнали. Но скорее рыскали вокруг в поисках тех, кто мог понять, что творится в селище по пути туда и спрятавшихся.

Я был уверен, что в селище, вырезанном до последнего голбечника, не сыщутся видоки.

Я был прав.

След они оставили настолько очевидный, что даже мне, Дороге, было понятно: они ушли не туда, куда он указывал. Радмарт шел на восток, к Замку Совы. Но он был вынужден – вынуждал договор, вынуждало его естество – останавливаться, убивать, искать – терять время. Я мог легко догнать оборотней – Бурун просто рвался из-под седла, конь чуял погоню – ему передалось мое желание. Желание герцога, увидевшего своих людей сожженными прямо в домах.

Я не пошел за Радмартом – я должен был обогнать его. Но его путь теперь был ясно виден – он шел облавным кругом – все герцогство он охватить не мог, но старался отметиться везде. Людей у меня будет поменьше, чем хотелось бы, но может быть, побольше, чем ожидалось – если воины Хелла не будут настолько же расторопны, как Радмарт.

А Осень старалась скрыть улыбку войны, натягивая паутинки на небеса и землю.

Селища, деревни, печища, усадьбы, заимки – много, много попадалось мне еще тропленных следов Радмарта. Много. Но меньше, чем я ожидал. У Замка Совы меня встретит немало воинов. Или тех, кто хочет ими стать. Или тех, кто ими станет. Это мой дом.

Ночь догнала меня в дубовом лесу. Очередная ночь. Я не спал. Майорат страдал и мучился и я, его государь, терпел такую же боль, мешавшую мне спать. Ненависть же Вейа достигла уже своего, как мне казалось тогда, апогея – я боялся выезжать на дорогу, чтобы не убить кого-нибудь просто так – настолько жадно «Крыло полуночи» искало оборотней Радмарта. Сам же Радмарт искал в ту же пору меня.

Он потерял меня у Леса Порубежья, рыскал вокруг все время, что я провел у Ягой, и мы чудом разминулись, когда я ушел от нее. Он искал меня один. Он не мог и помыслить, что кто-то из его оборотней убьет меня. Кто-то – а не он. За мой выкрик с обрыва. За растерзанного на стене Замка Вейа оборотня – это, как выяснилось, дало дорогу схожим попыткам – оборотней можно было убивать, и их убивали. Больше, чем они вообще могли ожидать. Убивали за майорат Вейа.

«Вейа-лала, лала-лейа, вейа-ла-лейа, ла-ла!» – всплыла в моей голове строчка давно забытой песни.

Это я произнес вслух и с дуба над моей головой раздался знакомый, желчный голос:

– А ты хоть знаешь, откуда пошло это – «Вейа»?

– Шингхо!

– А кто же еще?! Кто еще мог не полениться и найти тебя, Дорога, в твоем убогом убежище? Я уже давно отчаялся понять, как ты уцелел. Тем более не могу понять, как ты до сих пор жив! Это же додуматься – прорваться из замка, пройти горы, уйти от оборотней и застрять на Кромке у Ягой! Как тебя не перехватил Радмарт – даже представить себе не могу.

– Радмарт? Он ищет меня?

– Он идет за тобой. Можно сказать, топчет твои следы.

– Я останусь тут и избавлю его от ожидания!

– Еще одно, не требующееся доказательство твоей непроходимой дури. Кого тогда будут ждать у Замка Совы, если Радмарт бросит твой труп здесь, в лесу?! Пока по-другому не получится, тебе не устоять против Радмарта. Куда ты шел? К Замку Совы?

… Я шел к Большим Совам. В этом мире у меня не было больше друзей, а Шингхо оставил меня…

– Вы сами назвали меня своим другом… Я не знаю, что вы подразумевали под этим, но я должен был придти к вам… – ответил я.

Шингхо слетел на землю и, склонив голову, посмотрел мне в глаза.

– Ты говоришь правду, – сказал он. Я даже и не подумал обижаться. – Но на самом деле тебе там нечего делать. Просто нечего. Шаг этот уже пройден. Мы идем теперь немного не туда. Точнее, совсем не туда. Вставай, Вейа. Времени почти нет. Только скажи мне – чему ты научился за то время, пока меня не было?

– Только слушать себя и принимать себя. Временами.

– Гм… Могло быть и хуже, конечно, так что и это утешает. Но могло быть и лучше… Нет, не могло, – решительно сказал Шингхо и схватил с тряпки кусок вяленого мяса. Проглотив добрую половину моего ужина, он негромко сказал: «В мирах нет воинов и не воинов, героев и не героев. Есть лишь полностью сложившиеся обстоятельства, идеальные для каждого, отдельно взятого человека. Само собою, что подготовленность тут играет немалую роль».

– К чему это ты? Извини.,– я почти вовремя спохватился и Шингхо удовлетворился лишь тяжелейшим вздохом.

– Вставай, Вейа. Ты торопишься. Твои люди уже почти собрались у Замка Совы, и нам надо – точнее, тебе надо, успеть еще кое-куда. Так что седлай своего коня и следуй за мной.

Шингхо тяжело оттолкнулся от листьев и взлетел вверх, описывая круги надо мной. Я быстро собрал свои разложенные вещи – плащ, чистую тряпицу, служившую скатертью, прицепил «Крыло Полуночи» к поясу и вспрыгнул в седло.

– Когда я соберусь умереть, – сказал Шингхо с ветки, на которую успел сесть, – я попрошу тебя сходить за моей смертью, Дорога!

Гнать коня ночью по лесу – спешиться или сломать себе шею. Так что я тронул Буруна не спеша. Шагом. Шингхо долго терпел, улетая и прилетая, но дождавшись, когда мы вышли на опушку леса, сказал:

– С такой черепашьей ездой мы будем добираться до места неделю. Недели у нас нет. Делаем так. Я лечу вперед, ты идешь точно вслед за мной. Скоро рассветет, так что у тебя прибавится прыти, я надеюсь. Двигайся, пока не доедешь до соснового бора. В нем – в том же направлении, ты найдешь Сломанную Сосну Лесного Старца – ее ни с чем не спутаешь, а мимо даже ты не проедешь. А какой-нибудь друид возле просто умер бы. По дороге у тебя будет несколько лесов и рощиц – проезжай насквозь, не останавливайся. Сосновый бор, думаю, даже ты отличишь от перелеска. К тому же, по пути тебе – точнее, поперек дороги, будет речка Зеленая. Бор начинается почти сразу за ней. Не останавливайся в пути, тогда у Сломанной ты будешь к вечеру. Жди меня там и никуда – вообще никуда! – от нее не уходи.

На этом Шингхо закончил разъяснения, тяжело оттолкнулся от земли, взлетел и полетел на юго-восток. Я направил Буруна четко за ним – можно сказать, вслед.

Рассветало. Бурун шел рысью, а я спокойно смотрел по сторонам – просто так. По привычке. Обидно будет проморгать дракона или единорога… Или сдуру не увидеть цепочку серых теней, вышедших мне наперерез, к примеру. Радмарт, думаю, тоже может двигаться с моей скоростью – если перекинется. А он так и сделает – я бы сделал именно так. Выигрыш и в чутье, и в скорости.

Время от времени я шлепал жеребца по крупу, добавляя скорости, и в конце концов, Бурун перешел на крупную рысь. В галоп его пускать нужды пока не было.

А дорога была хороша – бескрайние поля, почти степи – почти оттого, что обочь моего пути, а несколько раз, как и сулил Шингхо, поперек дороги, попались лесистые островки. Я проезжал их насквозь, бездорожно – как и велела сова.

Степи, степи… Почти степи – в конце концов, разве это так важно? Лес тут случайный гость, в этом вклинившемся в лесное раздолье, степном клине…

Ковыль волнами шел вслед за ветром, неизменно отставая, но не останавливая своего бега. Когда ветер упадет в траву на закате, он его догонит. А запах полыни, растоптанной Буруном, поднимался так сильно, так влекуще, что я с трудом сдерживался от того, чтобы остановить коня и спешиться. Упасть в траву. На спину. Просто смотреть в небо – молча, ни о чем не думая… Осень. Степь. Ковыль, рябью бегущий по степи, полынь, так пахнущая с недавних пор Ягой, чабрец – все это настоящий искус. А степь это вожделенная или почти степь – да какая разница? Какая разница, сид или нежить? Какая разница – Фир Дарриг или уводна? Ланон Ши или простой упырь? Перепев извечен… Что стоят имена и названия? Посадить, что ли, полынь вокруг Замка Вейа, когда я туда вернусь? Ведь это мой замок. Мой дом. Я не могу туда не вернуться. Он будет ждать меня, как ждут сейчас в Замке Совы, как ждут мести убитые при осаде воины и женщины и дети, которые ушли перед осадой и которых догнали-таки волки Радмарта – так сказал Шингхо. Как ждут мести и погребения люди сожженных селищ и убитые или погибшие при резне нежити, отказавшиеся принять позор и уйти. Как ждет погребения тот колдун, которого за ноги прибили на дверях его дома – вниз головой. Видимо, искали золото, а может, убили просто так. А простой травник не противник оборотням. Вряд ли он был старше меня. Я нашел его в одной из рощиц, которые пересекал по пути.

По степи, ножом рассекая ковыль, шел неутомимой охотничьей рысью огромный, серо-белый волк, с седым ремнем вдоль спины и совершенно желтыми глазами. Он на несколько часов отставал от темно-фиолетового всадника на черном, словно смоль, крупном боевом коне. Но расстояние неумолимо сокращалось. Волк временами останавливался, нюхал то траву, то воздух, но потом вновь неотвратимо шел по следу. Вот он сделал скидку в сторону, потеряв на миг запах всадника, беспокойно покрутился почти вокруг себя, нашел искомое и вновь крупной, страшной пробежкой пошел вдогон. Остановился на высоком холме, долго всматривался вдаль и, видимо поняв, куда держит путь черный жеребец с темно-фиолетовым всадником, уже не принюхиваясь, просто побежал вдогонку. Поравнявшись с распятым колдуном, помочился на стену дома, оскалил в улыбке белые клыки и вновь пустился в путь, неотвратимый, как пал в сухом лесу.

Степь понемногу все больше опиралась на холмы – до взгорий было еще далеко, но горизонт то становился ближе, то вновь убегал. Потом холмы неумолимо пошли под уклон, пахнуло свежестью от реки – пока невидимой. Я понял, что сосновый бор – цель моего пути – уже недалеко.

Еще немного – и начнет смеркаться. Я вновь пустил коня крупной рысью, почти галопом.

Серо-белый волк с седым ремнем сменил направление и побежал уже не охотничьей рысью, а очень быстро – в азарте погони. Если бы кто-то не поленился взлететь в небо и посмотреть с высоты полета орла, то увидел бы, что путь волка пересечет воображаемую линию пути герцога как раз в сосновом лесу.

Дорога остановился у берега реки Зеленой, порылся в котомке и, прося вслух разрешения у Водяного Хозяина перейти реку, бросил краюху в воду. Выждав некоторое время, чтобы увериться в мирном настрое местного Водяного, он спешился, снял броню, закутал ее в кожаный плащ и убрал сверток в непромокаемую переметную суму, которую затянул потуже, сверху пристроил меч, переместил вьюк на середину конской спины и вошел в реку, ведя жеребца в поводу. В воде он поплыл рядом с Буруном, плывшим легко и охотно, держась за гриву. Пересек реку, отряхнулся, снарядился, вскочил в седло и снова поехал верхом, несколько раз шлепнув коня по крупу, отчего тот перешел на легкий галоп.

Радмарта задержала река: вьюк с мечом, притачанный к волчьей спине, неминуемо нырнул бы в воду, и ему сначала пришлось перекинуться в человека. Он переплыл реку, держа меч высоко надо головой. Правда, в реку он ничего не бросил и на середине своего пути угодил в коварный водоворот. Воронка и нелюдь спорили какое-то время, но свитое из железных веревок тело Радмарта превозмогло игру Водяного, и оборотень вышел на берег, отряхнулся, как отряхивается волк, выйдя из воды, перекинулся в волка же и побежал своим путем. Он срезал угол и немного отстал от Дороги – теперь придется приналечь, чтобы догнать всадника в лесу – кто знает, куда идет герцог, а в чистом поле его будет трудно догнать.

Я въехал в сосновый бор перед тем, как небо начало темнеть. Браслет Ягой чуть-чуть подрагивал – как тогда, на выезде из Синелесья – сам по себе, не в такт шагам Буруна. Я чуял погоню, и мне хотелось бы у Сломанной Сосны встретить Шингхо. Несколько раз я вставал на стременах, а пару раз – на седло и осматривался. Никого. Понятно и то, само собой, что Радмарта я первым не увижу. Оставалось положиться на свое и конское чутье и поудобнее пристроить «Крыло полуночи» у правого бедра.

Тяжкий стон, сквозь сжатые зубы и закушенные губы, стон, выжатый неумолимой болью, донесся спереди – прямо из овражка, в который шел Бурун. Ветер пахнул нам навстречу, и боевой конь всхрапнул – что-то не понравилось ему, но он не остановился. Его трудно напугать.

Уводны? Я видел их игры, могу себе представить, как легко они застонут терпящим смертные муки человеком… Да, возможно, уводна. Возможно, человек – все возможно.

Если бы стонали откуда-то сбоку – я бы проехал мимо. Но стонали прямо передо мной, и волей-неволей, мне пришлось спускаться в овраг, чтобы не сходить с «тропы Шингхо» – ищи потом Сломанную в незнакомом бору!

Радмарт услышал трудный стон чуть ли не раньше Дороги. Он не мог ошибиться – стонала щенящаяся волчица. Кровная родня. Как бы не поспешал теперь Радмарт, он понял, что Дорога будет там много раньше его. И что он сделает – гадать не приходится. Ему не за что особенно любить теперь волков ли, оборотней ли… Радмарт закусил губу – чтож, он накроет Дорогу у трупа волчицы и поквитается сразу за все.

Бурун резко встал, и я увидел ее – крупную, серую волчицу, лежащую под вывороченным с корнем деревом. Она стонала, как человек. Схватки. Очень вовремя. Как раз у меня по дороге, не надо ни сворачивать, ни останавливаться. Чуть лишь толкнуть Буруна пятками. Но Бурун пошел вперед сам. Мой конь…

Мало ли беременных баб или молодых матерей пожгли оборотни Радмарта в своей облавной охоте на майорат Вейа!

Волчице некуда деться – разве что под копыта Буруна, зло прижавшего уши. Но тут потуги снова взяли волчицу в жестокое кольцо, и она закричала нутряным, кровью обливающимся криком. Бурун неуверенно всхрапнул и свернул в сторону. Тогда я спрыгнул с седла.

Что-то странно щенится эта тварь для волчицы. Очень странно. Выживает сильнейший: рожай каждая волчица с такими трудностями, волков было бы раз-два и обчелся. Схватка снова прекратилась. Волчица оскалила на меня зубы, подплывая кровью. Что-то словно подернуло ее рябью – и передо мной на листве оказалась молодая брюхатая баба, скорчившаяся и смотрящая на меня по-прежнему со звериной тоской. Свою дальнейшую участь она понимала ничуть не хуже меня. Она узнала меня, губы дернулись в ярости: «Вейа! Дорога!» – сухим от боли горлом рыкнула она. Отрубить этой сучке голову или просто ткнуть сапогом в живот, прежде чем вскочить в седло? Стоит большего? Кто из них стоит большего? Я шагнул вперед.

Радмарт не успевал. Он уже понял, кто рожает в лесном логове по пути государя Дороги. Всегда расступавшиеся на его пути ветви и кустарник, казалось, сговорились между собой – они сплетались в любовной неге как раз на пути у разъяренного оборотня, приглашали и его в игру и очень настойчиво – шерсть вожака летела клочьями, оставаясь на шипах осеннего терна.

Они убивали всех, кого могли поймать. Всех до единого. Они убьют и меня, если смогут. Что, тварь, ты не желаешь просить за своего щенка? За себя тебе просить бессмысленно. Тут я понимаю, что она уже попросила – став человеком. Это был шаг отчаяния.

Я не пожалел бы раненого оборотня. Но эта оборотниха мне лично ничего не сделала. Никогда не убивай просто так. Или только за то, что кто-то принадлежит к твоим врагам. И хотя левая рука уже просто вкипела в рукоять меча, я вскочил в седло и проехал дальше, вверх по склону. Не оборачиваясь, чтобы руки не оказались быстрее головы. Браслет Ягой просто-таки дернулся и затих.

В спину медленно рысившего черного коня с темно-фиолетовым всадником, не отрываясь и не мигая, смотрели желтые глаза Радмарта. Он больше не спешил. Он догонит Дорогу у замка Совы. А пока надо помочь оборотнихе.

2

Что да, то да! Шингхо не соврал и не преувеличил – Сломанная потрясла даже меня. Невообразимо толстое дерево со сломанной вершиной высилось на поляне. Даже сломанное, оно превосходило ростом соседние деревья – мачтовые, вековечные сосны. А сломано оно было, если верить своим глазам, где-то у середины. Как ему так повезло? Толщина его переворачивала все мои старые представления о соснах. Чтобы обхватить его, понадобилось бы много народу. За дюжину взрослых мужчин я, пожалуй, поручусь. Интересно, отчего сломана именно она? Она не одиноко стоит на каком-нибудь взгорье, где могла бы стать жертвой ярости какого-нибудь небывалого урагана – она стоит в лесу, защищенная своими, пусть куда более скромными, но товарками со всех сторон.

– За что ты пострадала, Сломанная? За гордыню? Или раньше ты стояла тут одна, а этот лес вырос уже после – это твои дети? – вслух спросил я. – Да, многое не так, как видится – ты еще жива и продолжаешь расти, увеличиваясь в толщине – значит, можно превозмочь и кажущуюся смертельной рану, ты это хочешь сказать? Или то, что на каждую силу может найтись еще одна – превосходящая? Стоя у твоих ног, Сломанная Сосна, можно учиться непрерывно…

– Да уж, – раздалось с ветки над головой. – Я думал, что тут спятит любой друид, а заклинило целого герцога! Давно ли ты повадился сам с собою трепаться вслух, герцог? Или это еще не все твои сокрытые доблести?

– Шингхо…

– Мы не виделись почти целый день, Дорога. Скажи мне, чему ты успел научиться по пути?

– Что иногда для убийства требуется причина. Сегодня я такую не нашел.

– Чтож, не так плохо, как могло быть. Кстати, тебе это может показаться не вовсе уж безынтересным. Пока ты щадил оборотниху, родившую, кстати, Радмарту нового воина, погиб Фир Дарриг.

– Какой из них?

– А ты разве водился с несколькими, или ты приглашал в Замок Совы всех Дарригов, попадающихся тебе по пути?

Я понял. Погиб мой недавний собеседник, которого я подкупил и подрядил на проводы дурня из-за Кромки. Мне стало больно. Больнее, чем когда я нашел колдуна, прибитого на воротах собственного дома. И, кажется, больнее, чем когда я проезжал по горелым селищам своего майората.

– Как это произошло?

– Оборотни Радмарта, искавшие тебя, за версту учуяли дурака, которого ты решил опекать. Они пустились в погоню. Выполняя свою часть договора, Фир Дарриг встал на их пути.

– Они убили обоих? – чтоб твое имя забыли твои же родичи, ублюдок из-за Кромки! Маленький сид был обречен в схватке с оборотнями – но он и не подумал спасаться. Дело тут не в погребах герцога Дороги. Но он вправе был рассчитывать на некоторые трудности с Ягой, а не на битву с волками Северных Топей…