Текст книги "S-T-I-K-S. Пустой (СИ)"

Автор книги: Александр Кормильцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Взяв копье на изготовку, подобрался к бойнице, выглянул наружу – никого. Высунулся чуть дальше, глядя уже не на стену, а вниз, под нее. Там и обнаружил топтуна. Он лежал на спине, задрав лапы вверх, словно сдающийся в плен вояка. Расстояние было велико, но я всё же разглядел торчащий из широко раскрытой пасти твари, толстый кончик древка болта с оперением.

Выходит, когда одержимый рванулся ко мне, раззявив пасть, я нажал на спуск, зарядив болт прямехонько в его распахнутый рот. Но, то ли от испуга, то ли от того, что произошедшее заняло доли секунды, я не успел увидеть этот момент. Видимо, нажал на спуск, уже выдергивая тело из облюбованной бойницы.

Ай да я, топтуна уложил! Пускай несознательно, не в контактном бою, а болтом из самострела. Но зато, всего лишь одним болтом и так эффектно, прямо в пасть!

– Антошка, беги сюда, я топтуна свалил! – мальчонка, стоял на том же самом месте, где я его и оставлял. Он наблюдал за происходящим немного испуганным взглядом. Зато после моих слов побежал вперёд, весело хохоча и размахивая любимой деревяшкой.

Пока он бежал, снизу послышалось еще урчание и мне пришлось снова попросить мальчонку быть потише. Сам же поднял с полу самострел, зарядил, прислушиваясь к раздающимся снизу звукам и ободряюще подмигивая притихшему мальцу. Оружие только что показало себя с лучшей стороны, так что будет нелишним в такой ситуации держать его на боевом взводе. Только после всех приготовлений аккуратно высунулся за край стены, выглядывая урчащих одержимых.

Их оказалось сразу трое. Сначала я подумал, что это бегуны, но, приглядевшись внимательно, сделал вывод, что это еще один вид одержимых. И судя по всему, этот вид находился в самом начале развития тварей. Все трое сохранили одежду, один, правда, был без штанов, но, кроме этого, от товарищей ничем не отличался. На первый взгляд они больше всего походили на киношных зомби из низкобюджетных фильмов, ну или на алкашей, перепивших сивухи. Двигались вяло, ходили медленно, даже странно, что поначалу принял их за резвых бегунов. Те, в сравнении с ними просто метеоры. Как именно называли этот вид одержимых местные я не знал, наверняка какой-нибудь медляк или дохляк. Да на таких, пожалуй, и внимание обращать не стоит, от них и ребёнок легко убежит. Видимо, как и прочие одержимые, привлеченные суетой в посёлке, эти доходяги притащились сюда. Но забраться на стену им явно не суждено, они и ходят-то еле-еле.

В следующий момент я понял, что карабкаться наверх им и не нужно, их еда и так рядом. Как только они появились, то, увидев мертвого топтуна, отошли подальше от туши, видимо опасались, что тот все ещё жив. Тот, что без штанов, вообще за угол утопал, и с минуту не показывался после этого. Но, постепенно дохляки начали смелеть, потихоньку подступаясь к не подающей признаков жизни твари. Спустя еще минуту-другую, одержимые уже дружно и совершенно неуважительно грызли труп старшего собрата. Выходит, начинающие одержимые настолько слабы, что питаются, в основном падалью. Причём не делят её на свою и чужую, с бессовестным цинизмом предаваясь радостям каннибализма. Шкура у топтуна была крепкая, и дохляки крутились, пытаясь найти место помягче. Вот один сосредоточился на шее, другой впился в одну из подмышек, что будет грызть третий я смотреть не стал. Неприятное зрелище.

Оторвался от бойницы, посмотрел на замершего в ожидании мальчугана. Поначалу хотел показать ему застреленного мною топтуна, но после того, что там устроили его родственники-каннибалы, передумал. Не нужно ребёнка травмировать такими зрелищами, меня самого аж передернуло от увиденного. К тому же эти падальщики сейчас лопали честно убитого мною топтуна, наверняка и ценное содержимое затылочного нароста сожрут, а может им не интересны виноградины и горох. Хотя, разницы нет, все равно спуститься за трофеями не выйдет.

– Тятенька Пустой, ну и цего тама, показите таптуна? – мальчонка понял по моему виду, что опасности нет, потому и решился заговорить. Видимо, ему было скучно сидеть без дела, он вновь крутил свою палочку и глядел на меня глазами, полными ожидания.

– Нет, Антошка, нечего там смотреть, не видно ничего толком. – я немного соврал, но оказалось, что особого желания глядеть на топтуна у мальчугана и не было, это стало понятно после следующей его фразы.

– Ну и хаясо, посьи узе к мами!

– Пошли, конечно, уже сейчас пойдем! – сказал ободряюще, а сам вновь задумался, пытаясь понять, куда же всё-таки делись женщины, дети, а также их защитники. Может, спустились в поселок и пошли другой дорогой?! Ага только дорога здесь одна, прямо по улице. А все прочие тропинки между пристройками на задах. Конечно, минуя их можно добраться до следующей улицы, но такой толпой по этим закоулкам. Да и какой в этом смысл?!

Так и не найдя хоть сколько-нибудь стоящего ответа, поднял взгляд, вновь окидывая стену поверху. В следующий момент, грубо схватил мальчонку, резким движением задвигая его себе за спину, а сам шагнул вперёд, навстречу несущемуся на меня бегуну. Не стал мудрить с оружием, в руках был заряженный самострел. Просто навел его на мчащуюся тварь, но не стрелял, ждал, когда подбежит поближе. Стрелок из меня тот еще, лучше бить в упор, чтобы наверняка. Одержимый несся прямо, без затей, радостно урча так скоро обнаруженному мясу. Но мясо было непростое, с зубами и сейчас как раз собиралось показать эти зубы. До вытянувшего вперед руки бегуна оставалось метра три, когда, замерев и задержав дыхание, потянул за спусковую скобу.

Чудовище рухнуло под ноги с пробитой болтом головой, засучило, задергало конечностями, потом затихло.

– Исё адин! Тятенька Пустой, тавай смотьеть, циво униво есь! – прекрасно видевший все произошедшее из-за моей спины мальчуган был в восторге, ему интересно было, какими трофеями порадует нас очередной бегун. Вот же развлечения у местных детишек, собирать потроха убитых чудовищ! Хотя, тут у всех такое развлечения, точнее не развлечение, а охота. Причём обусловленная нежеланием пощекотать нервы, а жизненно важной необходимостью. Ведь без живца местные умрут, а без виноградин живца не бывает. К тому же, как я понял, трофеи из одержимых являются не только основой для полезных напитков, но и аналогом валюты. Не знаю, какой тут курс, но из разговоров было понятно, что золото тут не в ходу, а бородокосый прямо заявил, что полученные с кусача трофеи можно пустить “на мену”. Вот и получается, что одержимые тут еще и ходячие денежные мешки. Потому и интересно мальчугану, сколько монеток получится достать из очередного “кошелька”. Что поделать, Антошка – ребёнок этого мира, а каков мир, такие и развлечения у его детей.

Я уже и впрямь потянулся за ножом, чтобы проверить количество виноградин, спрятанное в затылочном наросте одержимого. Видимо, эйфория после того, как легко, хоть и нервно, расправился с топтуном, до сих пор меня не покинула. А красиво получивший выстрел с трех шагов по бегуну добавил этому чувству еще энергии. Я расслабился, потерял бдительность, за что и поплатился.

– Беги, Антошка! – крикнул мальцу, не оборачиваясь, а сам подхватил самострел, взвел его, вставил болт, выстрелил – мимо. Неудивительно, дистанция великовата, метров тридцать до цели. Снова согнулся, подхватывая крючком тетиву, выпрямился, взял самострел на изготовку, потянулся за болтом, бросив взгляд за спину.

Мальчуган послушно улепетывал, только пятки сверкали. Он уже подбегал к вытянутому строению дозорной, где Тимофей выдавал мне копье. Понятливый малый, я бы тоже улепетывал, да нельзя, можно только отступать. Потихоньку, вот так, вот так, остановиться, выстрел. Натянуть, потянуться за болтом, продолжая отступать, ещё выстрел. Надо время выиграть, задержать тварь, может и спасётся мальчонка. Хотя не знаю, как буду задерживать такое, хотя бы в ногу попасть, замедлить.

Только увидав издалека забирающуюся на стену тварь, поначалу подумал, что это кусач, только матерый какой-нибудь. Но, когда чудовище встало на площадке во всей своей красе, понял, что ошибался в составленной мною последовательности эволюции одержимых. И что приконченный бородокосым на том пустыре кусач далеко не последний в цепочке развития тварей. Если кто и будет последним, то только вот это чудовище. Последней ступенью их эволюции и последним, что увидишь перед смертью. Потому что пережить встречу с такой тварью вряд ли получиться. Даже издали одержимый своим видом внушал страх, холодным потом стекающий по спине, сокращающий мышцы ног и заставляющий колени конвульсивно подрагивать. Тварь высотой хорошо за два метра, огромная, поверх, даже с виду толстой шкуры покрытая каким-то подобием кости, в виде несимметричных пластин, нашлепанных на голове, верхней части туловища и руках. Пробить эту шкуру, не говоря уже о пластинах, жалким болтом из самострела и думать нечего.

Сам себе удивляюсь, для чего до сих пор продолжаю стрелять, вместо того, чтобы дать деру?! Хотя, когда чудовище отреагировало на живое мясо, метающее в него непонятные деревяшки из большой рогатки, ринувшись по покрывающему верх стены настилу, я сразу понял, что давать деру бесполезно. Пожалуй, был смысл броситься вниз головой, в надежде свернуть шею при приземлении, дабы умереть менее страшной смертью, чем в пасти этой образины. Скорости, с которой одержимый рванул вперед, наверняка позавидовали бы чемпионы-легкоатлеты, а также некоторые гоночные автомобили.

Позади раздавались какие-то звуки, видимо мальчуган добрался до дозорной и раскрыл скрипучую дверь. Может и впрямь прыгнуть вниз со стены, наверняка чудовище рванет за мной, а мальчишка за это время убежит подальше или спрячется понадежнее. Мне то уж и впрямь не на что надеяться, лишь выпустить еще один бесполезный болт в морду этого живого танка. Что я и сделал, с удовлетворением отметив, что, хотя болт и отскочил бессильно от природной брони твари, но попадание оказалось вполне себе точным, именно туда, куда и метился. Дальше не стал заряжать, хотя, возможно и успел бы сделать ещё выстрел, да и болтов оставалось ещё пять штук.

Но в этот момент вспомнил о подарке бородокосого на крестины. Меч, которым до сих пор так ни разу и не воспользовался, висел бесполезным грузом в ножнах на поясе. Надо хоть напоследок помахать полученным от крестного клинком. Если нет разницы, с каким оружием в руках встречать смерть, то почему бы и не с этим, памятным. Которое, кстати, отличалось от виденных здесь экземпляров каким-то особым качеством и отделкой, со скрупулёзным вниманием к мельчайшим деталям. Уходить нужно красиво, так и я уйду с красивым клинком в руках. Тем более, против несущегося на меня одержимого, хоть меч, хоть ивовый прутик – всё едино. Не знаю получится ли пробить защиту твари с помощью огнестрельного оружия, но если и получится, то наверняка придётся использовать калибр посерьёзнее.

Потянувшись к клинку на поясе, снова услышал какие-то звуки за спиной. Да чего там мальчуган не уймется?! Ему драть отсюда нужно или сидеть тихонько, как мышь под веником, а не дверями брякать. Страха не было. После того, как полностью уверился и смирился с неизбежностью смерти, появилось какое-то новое чувство. Ощущение легкости и беззаботности, отрешенности от всех проблем и тяжёлых дум. Когда не остается надежды, не остаётся ничего, что могло бы тяготить и доставлять неудобства. Не остается ничего, ни будущего, не прошлого. Лишь настоящее. Лишь здесь и сейчас. Короткий отрезок времени, во время которого, человек становится действительно свободным.

Ладонь обхватила шероховатую поверхность рукояти меча, обжала напрягшимися пальцами. Затем пришла очередь напрягаться мышцам руки, дабы начать вытягивать не такой уж и легкий клинок из ножен. Очередь пришла, мышцы послушно выполнили требуемое усилие и… Ничего. Меч так и оставался в ножнах, несмотря на то, что уже ухватил и их второй рукой, пытаясь выдернуть намертво застрявший клинок, растягивая в стороны оружие и чехол от него.

Неизвестно, чем бы закончилось моё противостояние с не желающим выбираться из ножен меча, если бы не окрик, внезапно раздавшийся со стороны дозорной.

– Пустой, беги, беги, бегииии!!! – голос был знакомый, не узнать его было нельзя, ведь с ним я провел столько времени за разговорами о дарах улья. Конечно же это был Тимофей, но кричал не только он. Его, до краев наполненному страхом, подростковому тенору вторил бесцветный бас Деда Василия, еще чей-то незнакомый баритон, а также высокие сопрано Настасьи и Варвары.

На подобный концерт в мою честь трудно было не обратить внимание. Я и обратил, и так настойчиво повторяемому указанию последовал, резво развернувшись, и рванув на всей возможной для моих ног скорости к голосящему хору. Хор этот, кстати, стоял на виду. Частично выбравшись из открывшегося темным прямоугольником дверного проёма, ведущего в дозорную, частично выглядывал сквозь него, застыв в дверях.

Помимо голосящих крикунов, из распахнутой настежь двери успели выбраться ещё несколько действующих лиц. Во-первых, Ловкач, застывший рядом с Дедом Василием, который казался изваянием, замершим с заряженным самострелом, направленным в мою сторону. Во-вторых, несущийся мне навстречу лопатобородый суличник Феофан, зажавший в правой руке один из своих дротиков.

– Стойтя, стойтя, я яво сам! – орал он на бегу оставшимся за спиной бойцам. Было ощущение, будто вояки поспорили, кто прикончит мчащегося за мной следом ужасающего вида одержимого. При этом метатель бежал не снижая скорости прямо на меня. Когда расстояние между нами уменьшилось до десяти метров, я разглядел его дикий взгляд, расширенные глаза и яростно оскаленные зубы. От его вида стало как-то не по себе, даже в голове промелькнула мысль, что это он для меня сулицу приготовил, чтобы прикончить раньше, чем чудовище.

Но это, конечно, была лишь дурацкая мысль, а вот тварь за спиной уже буквально на пятки наступала. Грохот лап, с хрустом проносящихся по трескающимся от веса одержимого доскам настила, был совсем рядом. Казалось, будто затылком ощущалось горячее дыхание стремительно настигающей меня твари.

– Лягай, Пустой! Лягай, кому сказываю! – заорал на меня, приблизившись ещё на пяток метров, метатель. Сам он притормозил, расставил ноги на ширину плеч и, чуть приседая, отвел руку с сулицей назад.

Мне не оставалось ничего другого, как рыбкой нырнуть ему в ноги, при этом я не переставал думать, как он сможет хотя бы задержать чудовище своим неказистым дротиком. Уверен, что тварь даже не почешется от этой деревяшки, и на наконечник из металла ей плевать. Всё равно, что ковырять бронетранспортер кинжалом. С ней, пожалуй, только у Ловкача есть шанс справиться, добравшись в состоянии замедления времени до уязвимого затылка одержимого. Хотя, ещё неизвестно, может у этой твари он полностью костяной броней закрыт. Но Ловкач как раз и остался у двери, вряд ли ему хватит дара, чтобы зараз пробежать тридцать метров, отделяющие его от чудовища.

Заканчивая свой нырок жестким приземлением у ног Феофана, расслышал его зычное “Ха!” и прошуршавший поверху дротик. Напоследок все же шарахнулся головой об одну и досок настила, но даже внимания на это не обратил. И подскочил почти сразу, ещё до конца не погасив инерцию кувырка. Обернулся на вдруг притихшую после прозвучавшего позади грохота тварь. И не нашел сил, чтобы толком удивиться увиденной туше, словно бульдозер пропахавшей метров пять настила, собрав перед собой кучу переломанных досок напополам с грунтом.

После неожиданного, почти чудесного спасения, навалилась слабость, сознание захватила апатия. Отойдя к наружному частоколу, привалился к нему спиной и сполз вниз, прямо на доски настила. При этом зацепился рукавом куртки за торчавший из бревна сучок, расширив ещё раньше разошедшуюся по шву дырку. Что было неудивительно, учитывая, что совсем недавно этот же рукав как следует пожевал бегун. Ну и ладно, плевать.

Вокруг царило оживление, стоявшие возле дозорной и в дверях, подошли ближе. Окружили замершего в позе победителя Феофана, переставшую подавать признаки жизни тварь и бесцеремонно рассевшегося меня. Все что-то говорили, слышны были выкрики, где-то заплакал ребёнок, но на градус общей радости это никак не повлияло.

Кто-то подергал меня за рукав, повернув тяжелую, непослушную голову, увидел Антошку. С расширенными от восторга глазами и улыбкой до ушей, мальчонка обеими ручонками ухватился за рукав куртки и тряс мою руку, будто пытаясь оторвать. При этом он периодически подпрыгивал, указывал в сторону поверженного чудовища маленьким пальчиком и лепетал что-то непонятное. Хоть раньше и получалось с трудом понимать его по-детски исковерканные фразы. Сейчас же, то ли от волнения он говорил совсем невнятно, то ли я сам, в нынешнем состоянии, не мог правильно анализировать его лепетание. В ответ я лишь слабо пожимал плечами.

Состояние и впрямь было странное. Вроде бы, после прыжка лишь головой несильно стукнулся и все. Но ощущение было такое, будто весь день разгружал вагоны с углем, при этом, за весь день не разу не передохнув и даже не присев. А в конце смены, в качестве оплаты, получил пару раз по голове мешком, полным того самого угля. Не понимаю, почему до сих пор не отрубился. Передаваемая зрительным центром в мозг картинка то и дело мутнеет, да и со слухом беда, то пропадает, то вновь появляется.

Может влияние всех усилий, травм, внутренних переживаний, накопившихся за столь длинный день, организм стоически переносил, откладывая получаемое от них воздействие на более спокойный период. А теперь, после перенесенного шока, страха и безмятежной готовности к смерти, которая в итоге не случилась. Ведь ожидание приближающегося конца было прервано внезапным спасением и каскадом всех сопутствующих, контрастирующих друг с другом эмоций, обрушившихся на мою бедную головушку,

– Тятенька Пустой, это упий бий, упий!!! Ти ставай, ставай, ну циво ни стаесь сусем?! – видимо, мальчугану наскучило мое бездействие, он тянул меня в сторону туши ужасной твари, хотел посмотреть вместе её со мной, а я на все это никак не реагировал. Оставив в покое мой рукав, он исчез из поля зрения. Ну и хорошо, хоть отдохну.

Уже начал было примериваться, как бы устроиться поудобнее и прикрыть веки, но в покое меня оставлять не хотели. Вместо чумазой мальчишеской появилась другая мордашка, девчоночья. Веснушчатое личико в обрамлении рыжеватых прядей, не узнать её было сложно.

– Настасья! – я улыбнулся и попытался сфокусировать взгляд, частично это удалось сделать.

– Дяденька Пустой, вы ранены? Где болит? – девчушка осматривала меня с ног до головы. Бряцнула скинутым с головы на спину кольчужным капюшоном, зачем-то двумя пальчиками приоткрыла предательски смеживающиеся веки, внимательно вгляделась в зрачок.

– Да не ранен я, не ранен, так, пара царапин, но я их земелькой приложил, как крестный советовал, чтоб не кровили. То есть не сам приложил, оно само так вышло, когда по грязи валялся.

– Вы его слушайте больше! Ему намедни одержимый ногу до кости порвал, а ему хоть бы хны, пустяк, говорит, царапинка. Но он в улье немалый срок прожил, на нем, как на собаке все заживает. Вы крови много потеряли, оттого и ослабли так. А живинку то давно принимали?

– Да не то, чтобы давно… – я прикинул, когда в последний раз пил эту гадость. Выходило, что во время наскоро справленных крестин. Хотя, при одном упоминании о чудодейственном снадобье, захотелось тут же сделать пару глотков. Но сознание до сих противилось позволять телу употреблять напиток со столь экзотическими ингредиентами. Поэтому во внутренних диалогах отзывалось о нем в не самой уважительной форме. Ничего, привыкнет.

– Я же вам говорила, чтобы не забывали её принимать! Тем более сейчас, после всех ранений. – она пошарила у меня на поясе, огляделась вокруг и, видимо не найдя искомый бурдючок, благополучно оставленный мною при первом знакомстве с одержимыми, всплеснула руками. – Даже и не носите с собой живинку.

– Так получилось. – ответил я невнятно, но она уже не слушала. Достала откуда-то небольшую оплетенную бутыль, исполняющую функцию фляжки, откупорила, протянула мне. До этого я здесь ни у кого не видел подобных ёмкостей, все пользовались бурдючками, на мой взгляд, действительно гораздо практичнее. А может, стекло у них в дефиците, или это не стекло даже?! Наверное, тоже подарок погибшего крестного, вот и носит её, как память, несмотря на неудобства.

Благодарно кивнув, принял бутыль из рук девчушки. Поднес к лицу, тут же ощутив какой-то фруктовый аромат, вопросительно взглянул на Настасью, в ответ услышав короткое “Пейте, пейте! “. Сделал глоток, другой… Да уж, это точно на портвейн не похоже. Какое-то легкое сладковатое вино, явно разбавленное, с фруктовым привкусом, то ли сок, то ли компот. Такое язык не повернется живцом назвать, точно живинка. Что поделаешь, девчонки, они и в улье девчонки. А вообще, какая разница?! Главное ведь, чтобы эффект был.

– Спасибо, Настасья! – улыбнулся, возвращая бутыль.

– Вы посидите так немножко, сейчас полегчает. Ещё бы покушать вам, но это потом уж… Мне идти надо, там Варвару чуть-чуть зацепило, но перевязать не помешает. Отдыхайте пока. – напоследок положила ладошку мне на руку, потом быстро поднялась и пропала из виду. Я хотел попросить её не уходить, но в сложившейся ситуации такая просьба была бы эгоизмом. Видимо, девчушка сейчас не только в роли боевой единицы числится, но, при необходимости и полевым врачом, на правах ученицы знахарки.

Раз так, то можно и отдохнуть пару минут. Расслабился, прикрыл глаза, ожидая, когда от принятого снадобья тело наполнится силой, отодвигая усталость на второй план. Но пока что ничего не чувствовал, но и расслабиться до конца не получалось. Какой-то звук, знакомый и приятный, размеренный и спокойный, обещающий блаженное умиротворение, но, почему-то несущий неприятные ощущения… Плеск волн, веселый смех, легкое дуновение свежего ветерка, тепло палящего сверху солнца, щекочущий кожу песок. Всё это должно было нести приятные эмоции и покой, но несло тревогу…

Уже начинающее проявляться изображение зеленой рощицы, из которой доносился смех, вдруг померкло, сменяясь улыбающейся физиономией Тимофея.

– Пустой, уснул что-ль?! – донесся его радостный голос. – а я толкаю, тебя, толкаю, кой как растолкал! Здоров ты спать, даж рядышком с упырякой упокоенным отрубился!

– Угу, сморило, наверное. – я не стал ничего говорить и кричать, что он своей излишней заботой спугнул какой-то важный сон, посетивший меня во время короткой дремы. Да и сон ли это был?

– Ничегой, накось, живца хлебни, а то видок у тебя токмо чуток лучшее, чем у упыря энтого! – от протянутого бурдючка отказываться не стал, при ранениях его нужно почаще употреблять. Хотя уже и так чувствовал себя гораздо лучше, волшебный напиток творил чудеса. Знать бы ещё из какого вещества состоят эти самые виноградины.

– Спасибо! – произнёс, возвращая бурдючок парнишке и переводя взгляд на тушу одержимого, возле которой крутилось несколько малышей. Антошки среди них не было, но он тоже был здесь, недалеко, на руках у матери. Обнимал за шею, то и дело отклонялся назад и заглядывал ей в лицо, безостановочно лепетал что-то, наверняка о наших с ним похождениях. Мать в ответ лишь улыбалась, глядя на сына раскрасневшимися глазами. Вроде смотрел на них недолго, но она, будто почувствовав мой взгляд, повернулась и без слов, благодарно поклонилась мне. Я склонил голову в ответ, что тут ещё скажешь.

– Видал, как Феофан упыря приголубил? – Тимофей стоял рядом, чуть не приплясывая, так же, как Антошка, тянувший меня вместе смотреть на поверженное чудовище. Хотя мне и самому было интересно, каким образом удалось угомонить этакую махину, да и на самого одержимого тоже глянуть любопытно.

– Не, не успел, он у меня за спиной был, а после отрубился я чего-то, перенервничал может.

– Ха, да тута любой отрубица, у меня самово все внутре трясеца, как на его гляну.

И впрямь! При ближайшем рассмотрении тварь выглядела ещё больше и страшнее. Голова была асимметрична, будто перекошена на одну сторону. Про пасть, наполненную аж двумя рядами зубов, внутрь которой наверняка влезла бы моя голова и говорить нечего. Покрывавшие верхнюю часть тела пластины выглядели чужеродно, словно их прилепили сверху и покрасили под цвет. Шкура толстая, я попробовал острием ножа, но даже поцарапать не смог. На руках, прямо из защитных пластин вырастали шипы из того же материала, то ли кость, то ли что-то похожее. Намечающиеся бугры таких же шипов виднелись на плечах и спине. Громадная, мощная, опасная тварь, даже мертвая вызывающая чувство страха. Но самое странное было то, что в защищенную пластиной скулу твари был воткнут дротик, причём острие наконечника выглядывало из затылка твари. Как такое может быть, понять я не мог, это ведь попросту невозможно! Я бы ещё смирился с тем, что голову одержимого проткнули каким-нибудь световым копьем, будь у кого-то из присутствующих такая способность. Но чтобы обыкновенной деревяшкой с простым металлическим наконечником на конце, я ведь сам проверял крепость тканей чудовища, даже шкуру поцарапать не смог.

– Тимофей, а как Феофан его смог обычной сулицей свалить? Я думал, что эту его защиту вообще ничем пробить нельзя.

– Ха! Так ты жешь не знашь ведь! Всё время запамятываю, что с памятью нелады у тебя!

Вопще, оно конешно прав ты, пробить ейную бронь ничем не смогешь. Токмо в мешок на затылке, но туда есче попасть надобно, упырь не особо его подставлят. Но у нашей знахарки, у бабы Таи значица, есть есче дар один. В опчем она могет любое оружье зачаровать так, што им можно даж камень пробить!

– Ничего себе дар! Так вам нужно было все стрелы и болты так зачаровать и плевать на всех тварей.

– Ха, ишь ты какой! Тута не все такото просто, энто ж дар, его на всех не хватит. Покамест она могет не большее десятка вещей зараз зачаровать, к тому ж надолго его не хватат, чрез три денька пропадат чара с оружья. А потом, чтобы снова також десяток зачаровывать, ей надобно седьмицу, аль поболе выждать.

– Жалко, конечно, но десять всё равно немало. Получается, можно ещё девять таких тварей завалить.

– Не, у нас жешь не десятка их была, токмо четыре. Два на стрелах у дядь Прохора, одно у Деда Василия на болту, и одно вот у Феофана на судлице значица, прочие шесть с собой на промысел забрали. Вопще оне обнаковенно токмо одну-две оставлят, на всяк случай, на промысле все ж опаснее. Но баб Тая сказывала, чтобы в энтот раз побольшее оставили, мож чуяла чегой то недоброе. Оне ж знахари, наперед чуют все, токмо не точно быват. – он сделал паузу, задумался, зачем-то потрогал древко сулицы, точащее из морды чудовища. – К тому жешь чтобы тварь угомонить, надобно попасть хорошо, в голову, аль в сердце. Потому баб Тая зачаровыват поманеньку и токмо лучшим воям, нам с тобою зачарованого ею оружья еще не скоро ждать. Теперь уж у нас токмо две зачарованы вещчи осталися, у Деда Василия и у дядь Прохора. Одну дядь Прохор в самом начале истратил на кусача матерого. Он с топтуном и бегунами был, думали тогда, что просто стая, блудящая к нам наведалась. Кто ж знал, што одержимыя аки пчелы на мед к нам слетяца…

Под конец разговора Тимофей стал серьезен и задумчив. Договорив, вообще замолчал и нахмурился. Понять его было несложно, стоило лишь повернуть голову в сторону степи, по которой тут и там брели одержимые. Как он сказал?! Словно пчелы на мед… Ещё бы понять, что за мед такой этих пчел приманивающий к посёлку, и откуда он взялся, если раньше не было. Какая-то мысль промелькнула в голове, что-то связанное с происходящей здесь чертовщиной. Вроде ухватил её, начал распутывать, пытаясь понять. Что же меня насторожило в этих словах? Пчелы… Мед… Но казавшуюся уже совсем близкой истину отпугнули слова Тимофея, видимо не способного на долгое бездеятельное молчание.

– Я ж упыря токмо второй раз вижу, как в улей попал. – оторвал меня от размышлений его задумчивый голос. – Тот поменьшей вродь был, да и не видал в тот раз, как его угоманивали, прибег, а его уж со стены стаскивають.

– А того кто свалил?

– Сказывали, што Ловкач, он от того места ближей прочих был, кто мог с энтаким чудом управица. Токмо, пока он подоспел, упырь уж троих разорвал, весь дозор, что за той стороною следил. Ладно, што тама больше никого тогда не было, а то б тожить там и осталися. Дядь Прохор потом следы глядел, сказывал, што прозевали дозорные упыря. Тама молодыя ребята стояли, со мною одних годов вродь… – после невесёлого повествования парнишка вновь нахмурился и замолчал. Чтобы хоть как-то отвлечь его от грустных воспоминаний, решил поспрашивать насчёт давно волнующей темы.

– Тимофей, слушай, получается упырь этот самый сильный из одержимых или они ещё дальше вырастают?

– Ха, не, какой там! – перейдя на интересующий его самого предмет разговора, юный лучник заметно оживился. – Упырь, он конешно, сильный, но токмо его повышей есть твари. Мы их Волотами зовём, энти вообще страшны чудиша. Вот энтот упырь, наверно есче годик побегал бы на сытной кормежке, и мож Волотом обернулся.

– А ты сам-то видел этих Волотов? – при мысли о том, что лежащее перед нами чудовище не предел для роста одержимых, мне как-то резко поплохело.

– Не, не видел! – с явным сожалением ответил Тимофей, понуро мотнув головой. – Да и мало, кто видел их. Токмо те, кто на промысел завсегда ходют, их видют к нам оне редко забредают, Волоты энти, при мне ни разу не были. Бывалые вои сказывали, што оне и до пяти человечьих ростов можут дотягивать. Сказывали такоже, што энтакое чудише могет цельный град разнести по камушку, вместе с защитниками.

– Может преувеличивают? Тем более среди защитников могут попасться бойцы с сильными дарами улья. Ведь хватит одного бойца с даром, как у Ловкача, чтобы завалить любого одержимого, ты ведь сам говорил, главное, чтобы дар не израсходован был, верно?!

– Ха, верно то оно верно! Токмо сказывают, што у энтаких одержимых свои дары есть, а на иньших Волотов дары не получица пользовать. Всяко сказывают про них, мож што и брешут, но все равно с Волотами так просто не сладить. Мож с теми, что помельче да позеленее есче выйдет чаго, а с матерыми тяжко тягаца, даж тем, у кого дар сильный.

Да уж, невеселые новости, я то думал, что в улье главное, чтобы получить по-настоящему сильную сверхспособность, и там уж крошить тварей направо и налево, в перерывах ожидая, пока её сила восстановиться. Но, выходит, что даже научившись пускать молнии из глаз или рукой пробивать стены, нельзя будет себя чувствовать в полной безопасности. Хотя, чему удивляться, любое действие рождает противодействие. Эта истина применима как в нашем мире, так и в улье. Нет ничего абсолютного – так устроен мир.