Текст книги "Жизнь после смерти"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

XI

Белов проснулся от стука. С пронзительным скрипом отворилась дверь в бытовку, и на пороге появился мужик лет сорока с заросшей щетиной одутловатой физиономией, в черной вязаной шапке-петушке. Он вопросительно посмотрел на Лену.

– Можно к вам? – поинтересовался гость.

– Федя? Заходи! – пригласила Лена. Федя вошел и остановился. Было видно, что он стесняется.

– Ну что в дверях замер? Располагайся, сейчас чай пить будем.

Но Федя продолжал неуклюже топтаться на месте. Наконец он стянул с головы шапку и проговорил.

– Я это… Ребята, в смысле, просили узнать. Как, значит, больной. Ну, я вот, значит…

Белов с трудом приподнялся на локте. Лена поняла, что он хочет сесть, и помогла ему изменить положение, подложив под спину подушку.

– Так это ты меня спас? – спросил он гостя.

– Выходит, я, – признался Федя. – Только мне еще Витек со Степанычем помогали. Один бы я вас в жизни не выволок.

– А почему на вы? – удивился Александр. Федя сделал хитрое лицо и стянул шапку с головы, как перед барином.

– Ну как же, вы же депутат, и все такое. Белов рассмеялся. Смех перешел в хриплый кашель, и некоторое время он не мог говорить. Наконец он собрался силами и произнес:

– Извини. Это ты на плакате морду увидел? Рассмешил ты меня. Ну какой же я депутат? Похож я на него, мне многие это говорили. Только не я это. Сам посуди, с какой бы стати депутат на свалке оказался? Вот то-то и оно. Так что давай на ты. Расскажи лучше, откуда это меня выволакивать пришлось, да еще втроем?

Лена поставила перед Федей и Сашей стаканы с чаем. С тех пор, как в поселке появился Белов, она сильно изменилась в лучшую сторону: совершенно перестала пить, стала опрятней одеваться и даже пользоваться косметикой. За Сашей она ухаживала просто самоотверженно.

Чай был на редкость крепким и душистым. Она перехватила благодарный и вместе с тем удивленный взгляд Белова.

– А что ты хочешь? Тут свалка, все есть, как в Греции. Может, где немного просрочено, так ведь сегодня и в магазине такое купить можно. А тут все бесплатно. Как при коммунизме.

Федя осторожно, чтобы не обжечься, обернул стакан газетой и сделал маленький глоток. Отпил с причмокиванием, громко и вкусно. Белову тоже захотелось чаю, но сил протянуть руку и взять стакан не было. Просить же Лену он постеснялся: стыдно было своей слабости, да и перебивать Федю не хотелось.

А тот принялся рассказывать, как увидел черный "Мерседес", как молодцы с разноцветными головами, в черных костюмах, выволокли из багажника черный пластиковый мешок, как друзья помогли Феде вытащить его чуть ли не из огня и отвезти к доктору. Наконец Федя закончил свой рассказ.

Белов задумался. Сказать по правде, это мало что объясняло. Как все-таки он попал на свалку? Кто в него стрелял? И почему не добили? Неужто действовали любители? Слишком много вопросов, и вряд ли этот помятый тип, похожий на опустившегося интеллигента, сможет на них дать ответ.

– Говоришь, мешок денег думал найти? – спросил он. – Не расстраивайся. Может случиться, что нашел ты гораздо больше. А может так выйти, что принесли вы в поселок бомбу замедленного действия. Я тебя знаешь о чем попрошу? Не говори никому, что вы меня тут подобрали. И друзьям передай. И про то, что я на депутата похож, тоже никому не говори.

Федя вдруг оживился: в голову ему пришла блестящая мысль.

– Слушай, – он даже схватил Сашу за руку, слава богу, не раненую, – может, тебя того, в мешке-то привезли из-за этого самого?

– Из-за чего "этого самого"? – не понял Александр.

– Ну, из-за сходства с Беловым. Может, это типа "Железная маска"?

Федя, похоже, сам ошалел от своего открытия. Саша решил его не разочаровывать.

– Федь, давай замнем. И никому… Не распространяйся. Хоп?

– Хоп, нет проблем!

По глазам Феди можно было догадаться, что он недолго сохранит в себе эту тайну. Но даже такой вариант был сейчас для Александра наиболее безопасным.

– Ты больше не видел здесь этих на "мерине"? А то они ведь могут вернуться и проверить, что со мной?– спросил Саша.

Федя пожал плечами.

– Нет, чего им возвращаться? А даже если и вернутся, все равно ничего не найдут. То место подчистую выгорело. Они же тебя не зря туда кинули, где огонек пожарче.

За стеной бытовки раздался шум, пьяные крики и звуки ударов. Похоже было, что несколько человек лупят друг друга по открытым частям тела. Лена встала, поправила на Саше одеяло и вышла на улицу. Мужчины остались вдвоем.

– Ты расскажи, чем вы тут занимаетесь? – попросил аборигена свалки Белов. – Бомжуете?

Федя обиженно поджал губы.

– Извиняй, начальник. Я не бомж, я – БИЧ. Бывший интеллигентный человек. Таким меня прошу любить и жаловать. А не будете жаловать, тоже не обижусь. А занимаемся мы тут одним нужным делом. Живем мы тут.

– Выживаете? – переспросил Белов.

В отсутствие Лены он хотел побольше выяснить об обитателях поселка. Ему не хотелось унизить ее каким-нибудь неловким или бестактным вопросом.

– Почему выживаем? – снова немножко обиделся Федя. – Мы не полярники и не Дума накануне переизбрания. Просто живем. Причем, не хуже других. Но это, конечно, с субъективной точки зрения.

– А с объективной? – не отставал Белов. Федя насупился.

– Знаешь, парень, я тебе так скажу. Здесь на свалке все так же устроено, как в той, большой жизни. Только тут ярлыков нету. Вот скажи, бывало у тебя такое, чтобы ты человека считал за одно, а он оказался – совсем наоборот?

Белов сразу вспомнил иуду-Макса. Он ничего не сказал Феде, только кивнул. А тот продолжал.

– А все потому, что ты на нем ярлык прочитал, а глубже не заглянул. На ярлыке написано: "Ботинки первый сорт", а на деле это галоши рваные. А здесь перед тобой все без ярлыков, вроде как в бане. Хотя в смысле гигиены, конечно, сравнение неудачное. Но вот привезли тебя в мешке, извини, что напоминаю о неприятном. А рядом вывалили машину консервов без бумажных этикеток. И хрен вас разберет – что ты такое и что там в этих банках. Может, сгущенка, а может тушенка. Точно так и в человеке – пока не покопаешься, не поймешь…

Александр понял, что Федю хлебом не корми, а дай поговорить-порассуждать… Но сил вникать в философские построения нового Диогена у него не было. Он закрыл глаза и под монотонное бубнение Феди впал в дремоту. А когда снова проснулся, Феди в бытовке не было.

Лена все не возвращалась. Александр лежал и думал. Может быть, впервые он так много думал за последние десять лет. Он бы сильно удивился, если бы узнал, что его исчезновение заставило так же сильно задуматься очень многих людей из тех, кто его окружал и с кем он общался в последнее время.

Самое главное, что он успел понять с того момента как очнулся в тесной бытовке, это то, что для него начинается новая жизнь. Хуже или лучше той, прошлой, он не знал. Но знал, что она будет другой – это совершенно точно.

XII

Когда-то здание международного аэропорта Шереметево-2, как снаружи, так и изнутри, казалось Шмидту шедевром современной архитектуры, оазисом западной культуры на нищей подмосковной земле. Однако все познается в сравнении. Помотавшись по Европам, Дмитрий изменил свое мнение. Сейчас затемненный зал аэропорта, и особенно его потолок, украшенный чем-то вроде вскрытых консервных банок большого диаметра, вызывали у него раздражение своим примитивизмом.

И все потому, что он сильно волновался и не мог рационально объяснить себе причин этого состояния. Он в нетерпении прохаживался вдоль стеклянной стены накопителя, ожидая выхода пассажиров нью-йоркского рейса.

Сначала Шмидт хотел отправить встречать Ольгу рыжего Толяна, но, поразмыслив, решил сам ехать в аэропорт. Естественно, в сопровождении неразлучной троицы. Неожиданный звонок Ольги стал для него сюрпризом. И надо признаться, скорее приятным.

Но теперь, в условиях цейтнота, он должен был принять важное решение: как относится к Ольге? Как правопреемнице Белова или как к постороннему для организации человеку? Ему следовало тщательно, до мелочей продумать свою линию поведения. А это во многом зависело от того, как она сама себя поставит. Станет ли она претендовать на роль единственной наследницы Белова и вытеснять его из бизнеса Бригады, или удовольствуется положением вдовствующей королевы?

Нужно было также тщательно дозировать информацию, которую он мог бы ей сообщить. Прохаживаясь по залу прилета, Шмидт снова и снова возвращался мыслями к сложившейся ситуации. Разумеется, главного сказать он ей не мог. Не мог назвать имя убийцы ее мужа, своего бывшего шефа Александра Белова по прозвищу Белый, хотя оно и не было для него тайной. Он знал убийцу, как самого себя.

Потому что это он убил Белова. Вернее, организовал его убийство. И это не было спонтанным решением, поскольку причины к тому были самые серьезные. Прежде всего, ситуация после расправы над Кавериным полностью вышла из-под контроля. Ближайшее окружение Белова было дезориентировано, сам он исчез. А ведь все приводы и ремни управления криминальной империей были завязаны на него, ведь Пчелы и Космоса уже не было в живых.

Люди остались без руководства в самый ответственный момент существования организации. И они инстинктивно стали искать человека, способного взять командование на себя. Так случилось, что кроме Шмидта в руководстве не осталось другого центра притяжения власти. Он увидел и понял, что братва хочет ему подчиняться, что все воспринимают его как преемника Белова!

Шмидт получил доступ к закрытой информации и понемногу стал разбираться в сложном и запутанном хозяйстве Бригады.

Но самое главное, способ, которым воспользовался Белый для уничтожения Каверина, указывал на то, что у него не все в порядке с нервами, а может, даже с головой. То, что он учинил, сильно напоминало холокост или массовое жертвоприношение. Говорят, что противники становятся похожи друг на друга. И надо признать, Саша расправился с Кавериным в его же стиле.

А что если он решил, с некоторой поправкой, реализовать старую поговорку "бей своих, чтобы чужие боялись"? Она ведь в обе стороны работает одинаково эффективно?

Во всяком случае, когда Белов после гибели друзей снял Шмидта с должности своего боди-гарда, тот решил всерьез озаботиться собственной безопасностью. Было ясно, что следующий удар потерявший управление Белов мог нанести по ближайшему окружению.

После гибели друзей Саша остался один. Но он сам выбрал одиночество, когда не захотел обратиться за помощью ни к братве, ни к Шмидту, чтобы решить проблему Каверина. Из-за предательства Макса он перестал доверять кому бы то ни было.

Все, что связано с Бригадой, в том числе прежнее окружение, вызывало у Саши раздражение, которое он не считал нужным скрывать. А ведь именно его, Шмидта как начальника службы безопасности, Белов не мог не обвинять в смерти Коса, Фила и Пчелы! И по всему выходило, что никто не подходит лучше него на роль жертвы вечерней, или козла отпущения.

Он понимал, что Белов пошел вразнос и остановить его теперь может только пуля. То, что другим, со стороны, казалось понятным и, по крайней мере, мотивированным поведением мстителя, вблизи выглядело кошмаром. Как сцены из голливудского триллера, но не на экране телевизора, а в реальной жизни и с реальной кровью. Одно дело смотреть его по телевизору в домашнем кресле, халате и тапочках на босу ногу, и совсем другое – стать участником действа в качестве наиболее вероятного кандидата на труп.

В тот момент, когда Шмидт окончательно осознал, что в глазах Белова он уже покойник, перед ним встала альтернатива: продолжать плыть по течению, но это означало для него одно – дожидаться собственной смерти. А если он хотел выкарабкаться, то для этого требовалось пойти на крайнюю меру – убрать Белова. Третьего не дано.

Итак, на одной чаше весов лежали его жизнь, власть, уважение окружающих, на другой – нелепое донкихотство, верность потерявшему самообладание Белову, гибель от его руки.

Шмидт сделал свой выбор, хотя и не без колебаний. Все его нутро – офицера и по-своему порядочного человека – противилось этому шагу. Но после принятия решения рассуждал и действовал с холодной расчетливостью автомата. Так было всегда. И никаких угрызений совести уже не испытывал. Он заставил себя расценивать этот шаг как самозащиту и заботу о благе организации. Белов действительно стал лишним…

Поэтому сразу после отставки он дал задание своим людям отслеживать все передвижения Белова, ни в коем случае не обнаруживая своего присутствия и не вмешиваясь в его дела, что бы ни случилось… Вплоть до его распоряжения…

Знакомый голос вернул его к действительности:

– Дима!

– Ольга! – он обрадовался, увидев ее, и сам удивился этой своей радости.

Оля быстрым шагом приближалась к нему со стороны зеленого коридора. Ванька, вцепившись в ее ладонь обеими ручонками, едва поспевал за ней. Но не плакал, а изо всех сил старался не отстать. Шмидт сделал несколько шагов навстречу. Они обнялись как старые друзья или родные. Шмидт вдруг особенно остро почувствовал, как одиноко и страшно сейчас Ольге, как неуверенно чувствует она себя в новом, так резко изменившемся мире. И он имел к этой перемене прямое отношение!

Шмидт не был сентиментален, но он хорошо знал, что такое ответственность. Он отстранился от Ольги и посмотрел на запыхавшегося мальчика. Тот стоял и молча смотрел на взрослых снизу вверх.

– Дядь Дима, а где папа? – спросил он.

Ольга поймала взгляд бывшего спецназовца. Тот отрицательно покачал головой. Потом присел на корточки и взял Ваньку за руки.

– Понимаешь, Ваня, папа уехал. Его сейчас здесь нет.

– А когда он вернется? – не отставал Ванька. Ольга положила руку на русую головку сына и сказала:

– Этого никто не знает. И не должен знать.

– Это тайна? – догадался Ванька. – Папа разведчик?

– Почти угадал, – невесело улыбнулся Шмидт. – Вы без вещей? – спросил он у

Ольги, и, получив утвердительный ответ, произнес: – Тогда в машину, не будем задерживаться…

Рыжий Толян шел впереди. Блондин Колян и брюнет Арам двигались по бокам и немного сзади. Не успели они пройти сквозь распахнувшиеся двери аэропорта, как к тротуару подъехал сверкающий лаком черный "мерседес".

– Чур, я вперед! – потребовал Ванька. Шмидт вопросительно взглянул на Ольгу.

Та, немного помедлив, кивнула.

– А можно? – спросила она.

Но тот только пожал плечами и сказал очень серьезно:

– Теперь ты хозяйка. По крайней мере, пока не вернется Саша. Кстати, ничего, что я на ты?

Ольга нахмурилась. Шутит он что ли? Нашел время! Но тут же вспомнила, что Шмидт при всех своих достоинствах был начисто лишен чувства юмора.

Шмидт раскрыл двери машины, пропустил Ольгу в салон. Ванька мышью проскользнул на переднее сиденье, повозился немного, устраиваясь поудобнее, и через секунду заснул. Вот что значит привычка! Водитель тщательно пристегнул его ремнями безопасности.

– Можно трогаться, Дмитрий Андреич? – спросил он.

– Можно, если хозяйка не возражает. Отныне со всеми вопросами обращайся к ней. И только потом ко мне.

За каких-нибудь пять минут он дважды назвал Ольгу хозяйкой. Она не занала, как это расценивать. Может, Шмидт все-таки иронизирует? Когда "мерседес" тронулся, она молча отвернулась к окну и стала смотреть, как выруливает со стоянки и пристраивается следом джип сопровождения.

Проезжая по высокой эстакаде, Ольга вдруг почувствовала болезненный укол в сердце. Она и представить не могла, что именно здесь ее мужа настигли роковые выстрелы. И что его бесчувственное тело отправилось в последний, по мысли заказчика убийства, путь в багажнике того самого "Мерседеса", в котором она сейчас ехала.

Когда за окном промелькнули многометровые противотанковые ежи, памятник защитникам столицы, Ольга не выдержала и прервала молчание.

– Скажи честно, ты думаешь, он жив? – спросила она Шмидта.

В ее голосе Шмидту почудилось нечто большее, чем просто беспокойство. Она спросила так, будто все ее дальнейшее существование зависело от этого ответа. Что тут сказать? Все что угодно, кроме правды. Поэтому ответил он не сразу.

– Если Саша мертв, то вы с Ванькой почти в безопасности, – сказал он наконец.

– А если нет?

Он снова задумался.

– Тогда риск увеличивается. Вы автоматически становитесь предметом торга. Вас можно захватить в заложники, чтобы выдвигать какие-то условия. Можно, наконец, просто убить…

– Зачем? – не поняла Ольга.

Шмидт нахмурил брови. Ему неприятно было вспоминать о своем поступке.

– А зачем было убивать друзей Саши и уж тем более Тамару? Чтобы сделать ему больно! Прижать, унизить, ударить поподлее. Поэтому, если он жив, вам угрожает опасность. Саша слишком азартный игрок. Он создает себе врагов чуть ли не ежедневно.

Ольга задумалась: возможно, решение уехать из беспечной и обеспеченной Америки было ошибкой, хотя их заморский адрес давно перестал быть тайной. Враги мужа могли достать ее и в Америке…

Но шестое чувство подсказывало ей, что в ее судьбе наступил поворотный момент. Что нельзя сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Что ее место в Москве, и она должна найти Сашу! А Шмидт увязывает ее безопасность с жизнью или гибелью мужа! Она не была уверена, что окажется под ударом только в том случае, если Саша жив.

– Но ведь если Саши не стало, на его фирмы захотят, как это у вас называется, наехать?

Шмидт отрицательно покачал головой. Едва увидев Ольгу в аэропорту, он понял, что никогда не будет играть против нее. Не только из-за комплекса вины – ведь как-никак, а ее мужа отправил в лучший мир именно он, – а потому, что почувствовал, в силу этого, ответственность за нее и Ваньку.

– Разумеется. Однако хозяйство у нас слишком большое и сложное. Охотники поживиться за наш счет, конечно, найдутся. Но серьезные игроки предпочтут выждать, пока ты приведешь дела в порядок, чтобы потом убрать тебя и хапнуть все одним разом. Так что у нас будет небольшой запас времени. Только мелкие шавки попробуют наехать на нас сразу. Но они не представляют опасности, с ними мы легко справимся.

Он говорил ровным, спокойным тоном, словно рассказывал не о предстоящей смертельной схватке, а объяснял решение несложной арифметической задачи. От него веяло силой и уверенностью в себе. И сидя рядом с ним, Ольга почувствовала какое-то умиротворение, ей показалось, что все предстоящие трудности всего лишь пустяки, что все будет в порядке. Иначе и быть не может! По крайней мере есть хоть один человек на этом свете, на которого можно опереться, на которого можно положиться.

Ничего подобного она не испытывала с тех самых пор как, связала свою судьбу с трудной судьбой Саши Белова. Судя по всему, его больше нет! И значит, надо начинать жизнь заново!

– Так куда мы едем? – спросила Ольга Шмидта.

Тот ответил не сразу, словно и сам еще не решил этот вопрос. Потом проговорил:

– Сейчас ни в московской квартире, ни в вашем доме вам показываться не стоит. Я думаю отвезти тебя с Иваном к себе.

Увидев, что Ольга удивленно вскинула брови, он пояснил.

– Это моя, так сказать, резервная квартира, о ней почти никто не знает. Поживете там некоторое время, пока мы осмотримся и убедимся, что вы вне опасности.

– Но сначала в больницу, к бабушке, – потребовала Ольга.

– Конечно, само собой, – согласился Шмидт, наклонился к водителю и отдал распоряжение.

Тяжелый "Мерседес" почти бесшумно катил по залитой оранжевым светом фонарей и рекламы Москве. Ванька тихо посапывал на переднем сидении.

– А где папа? – пробормотал он вдруг сквозь сон, но так и не проснулся.

XIII

Выздоровление Белова затягивалось. И это несмотря на то, что Доктор Ватсон ежедневно осматривал его раны, Лена меняла повязки и не отходила от его постели, а тройка спасителей таскала отовсюду всевозможные лекарства. Но вопреки всему этому состояние Александра не улучшалось. Он буквально еле дышал.

– Может, лекарства просроченные? – терялся в догадках Федя.

Но Витек с ученым видом возражал:

– Ну и что, если просроченные? В аптеках точно такие же просроченные продаются. Все лечатся и ничего. Помогает!

Трудно было отказать ему в справедливости. Иначе отчего пенсионеры у нас выздоравливают, как мухи, кроме тех, кто не помер от нашего самого демократического в мире медобслуживания? Не каждому удается пережить очередь в поликлинике.

Но здесь-то имеет место самый что ни на есть индивидуальный уход! После очередного осмотра Доктор Ватсон в который раз сокрушенно покачал головой. Лена взглянула на него с испугом.

– Плохо?

Доктор озадаченно поскреб щетину на подбородке и сказал.

– Ничего не понимаю! Все вроде нормально, раны зажили, не должно быть осложнений, но организм совершенно не борется с болезнью. Я бы назвал это отсутствием желания жить на клеточном уровне…

В эту ночь Белов опять не мог заснуть. Болели не только затянувшиеся раны, ныло и ломило все тело. Жить ему и в самом деле не хотелось. Зачем? Он прошел свой путь до конца. Дом построил… Дерево не вырастил, зато создал не один десяток фирм. Людей работой обеспечил. Сына вот вырастить и воспитать не успел. Но пока были силы, старался как мог. Рвался из жил, ни себя, ни других не жалел. А теперь силы кончились. Если бы не выстрелы на эстакаде, оставалось бы только застрелиться самому. Так что выздоравливать было совершенно незачем…

И тут пришли они. Братья. Бригада. Что это было на самом деле – больной бред, призраки или сон? Белову это было неважно. Главным было то, что он снова их видел. Всех вместе.

Они дружно ввалились в тесную бытовку. Кос бесцеремонно уселся прямо на постель. Пчела примостился на грубо сколоченной табуретке, Фил скромно остался стоять у двери. Все трое такие, какими он знал их все эти годы и запомнил навсегда.

Сейчас реальностью были они, причем именно такие – веселые, красивые, полные жизни. А те страшные, залитые кровью трупы с резанными и колотыми ранами были лишь ночным кошмаром, о котором не стоило вспоминать.

– Здорово, братуха! – закричал Пчела. Совсем так, как он орал, увидев Белова, когда тот вернулся из армии.

– Мы с тобой, брат! – радостно осклабился Кос. – Как ты тут без нас, не скучаешь? Вижу, развлекаешься! – Он заговорщицки подмигнул и скосил глаза на спящую Лену.

Из всех троих только Фил молчал. Наверно потому, что в последний раз они разговаривали очень давно. К тому же он всегда был молчуном. Но тут он серьезно взглянул на Александра и вдруг спросил.

– Что, Саня, хреново тебе тут одному?

Остальные тоже перестали ржать и посмотрели на Белова с печалью. И ему вдруг стало до слез, до боли жалко себя и всех остальных – друзей, маму, жену Фила. Жалко оттого, что так бестолково прожили они свои жизни, что так нелепо и преждевременно ушли в тот, иной мир. И тех, кто остался жив, тоже было жалко. Жену и сына, брошенных на произвол судьбы, Ленку с изуродованным лицом, родителей Пчелы. Да мало ли людей, кому он так или иначе испортил жизнь своим, пусть и невольным, вмешательством? А он еще бахвалился своими домами и фирмами! Перед кем? Кого обманывал? Себя или Бога?

– Мне жить не хочется, – просто и честно признался он.

Братья подошли ближе. Лица их были строги.

– Не свисти, брат. Хочешь – не хочешь – тебя никто не спрашивает. Ты живой, значит должен жить.

Белов попытался улыбнуться, хотя больше всего ему сейчас хотелось по-детски разреветься.

– Да, пока живой. Только боюсь, братья, это не надолго. Так что скоро встретимся. А пиво у вас там есть? Накрывайте поляну. Как тогда, после армии.

Фил снова нахмурился. Видно год, проведенный им в коме, между жизнью и смертью, лучше, чем остальных, подготовил его к иной жизни.

– Кончай дурака валять, Саня. Ты живой, и срока своего знать не можешь. Может, потому и живой еще, что свой путь не до конца прошел…

Белов рванулся с постели, забыв про боль.

– А вы? Разве вы свой путь прошли?!

Он не рассчитал движения и изо всех сил заехал локтем в стену. Хлипкое сооружение заходило ходуном. И в тот же миг братья исчезли, словно не стояли только что рядом, тесно обступив его постель.

– Значит, и за нас пройдешь!… – донеслось до него как будто откуда-то из неизмеримой дали…

– Саша, что с тобой? – над его кроватью застыла испуганная Лена.

– Так, ничего. Кошмар приснился, – пробормотал он.

Лена налила воды в стакан и протянула ему.

– Вот, выпей воды, – она наклонилась к Саше, вытерла ладонью пот с его лба.

– Не хочу, спасибо. – Он отвел ее руку и вдруг почувствовал ее запах.

Тот самый, давно забытый запах ее тела. Тела любимой женщины.. Это был запах его первой любви.

– Иди ко мне, – Белов потянул Лену к себе. Внезапно он ощутил небывалый прилив сил

и жажду жизни. Что ж, пока он жив, будет жить. До конца или не до конца, но он пройдет свой путь. Просто будет идти, пока сможет. Лена попыталась успокоить его.

– Что ты делаешь? Тебе же нельзя, ты больной!

– Уже можно.

Он повалил ее на себя и не почувствовал никакой боли. Наоборот, его организм, казалось ему, разрывается от избытка здоровья. Он забыл, когда последний раз ощущал такую энергию, такое желание жить…

Правда, поначалу, какое-то время, Лена сопротивлялась. И вдруг ее тоже охватило желание. Может быть, это была память тела, а может, осознание того, что все эти годы она любила Сашу, ждала его. И дождалась!

Белов почувствовал ее настроение и ответил новым приливом сил и энергии. Былое чувство хлынуло неудержимым потоком, сметая воспоминания, сомнения и ложный стыд.

Пика они достигли одновременно и, не останавливаясь, еще долго изматывали друг друга, то поднимались к вершинам счастья, то проваливались в полузабытье, пока не замерли, наконец, в полном бессилии. Потом они долго лежали неподвижно, и, казалось, не было силы, способной заставить их пошевелить хоть пальцем.

И тут в стену бытовки с грохотом ударило что-то тяжелое. Похоже – кирпич!

Следом раздался громкий голос.

– Ленка, сука! Какого хрена закрылась? Открывай, блин! Или гребаря завести успела, пока я у мусоров на киче парился?

Белов вопросительно посмотрел на Лену. Та была ни жива, ни мертва.

– Это Бакен, – прошептала она посеревшими от страха губами. – Я же тебе говорила. Его из милиции после пятнадцати суток выпустили. Не открывай.

Белов скептически улыбнулся. Встал с постели и без лишней спешки оделся.

– Да? Не открывать? – спросил он с легкой насмешкой. – Думаешь, он пошумит и уйдет? А, по-моему, он скорее подожжет нас вместе с этой халупой. Так что лучше открой.

Лена поднялась с постели, накинула на себя платье, служившее ей домашним халатом, и застыла в растерянности.

– Может, не надо? Бакен здесь вроде рэкетира. Не стоит с ним связываться.

– Открывай! – сказал Белов тоном, не терпящим возражений. – И отойди в сторону.

Лена откинула засов и прижалась к стене. Дверь распахнулась, с улицы пахнуло ночным холодом, издалека ветер донес запах дыма. В дверном проеме возник темный силуэт Бакена… Он постоял секунду, привыкая к полумраку бытовки, и радостно осклабился, увидев сидящего на постели человека,

– Гадом буду, как знал! Не успел мужик на нары присесть, как тут уже фраер койку греет! Придется пощекотать перышком. – Неожиданно в его руке, словно на сеансе фокусника-престидижитатора, появился нож с длинным узким лезвием.

Белов не торопился переходить к активным действиям. Ослабленный долгой болезнью, он не мог дать Бакену достойного отпора.

– Ты где тут фраера увидел? – сказал он подчеркнуто тихим голосом, не вставая с постели. – Какие нары, если ты дальше ментовки зоны не нюхал! И какого хрена ты тут своим пером петушиным машешь?

Бакен от неожиданности опешил и остановился в нерешительности. Не то чтобы его сильно напугал тон незваного гостя. Ему было все равно, кого пырнуть своим ножом – блатаря, мента или фраера. Его полуразрушенный денатуратом и паленой водкой мозг не позволял ему почувствовать разницу между этими объектами. Просто он не рассчитывал на такую встречу. Думал, что застигнутые врасплох любовники будут озабочены лишь собственным спасением.

Теперь Белов смог получше рассмотреть агрессора. До этого он видел его всего лишь дважды, в том числе один раз издалека. Но запомнил хорошо. За эти годы Бакен сильно изменился. Он заметно растолстел, опух, но был все такой же патлатый, только теперь волосы волосы поредели и свисали со лба жидкими сальными прядями. И воняло от него, как от помойки. Даже хуже. Он продолжал орать:

– Что за дела? Ленка, сука! Пока меня мусора прессовали, ты тут гребаря завела?

При этом он угрожающе размахивал своим ножом. Из-за крайней тесноты помещения каждый взмах его был опасен. Лена изо всех сил вжималась в стену, но это не помогло. Острие клинка чиркнуло ее по предплечью. Брызнула кровь, и она не смогла сдержать испуганного крика.

И тут Белов второй раз за ночь почувствовал небывалый прилив энергии. Теперь он сочетался с дикой вспышкой ярости. Забыв обо всем, он бросился вперед, прямо на противника. Схватил руку с ножом и несколько раз впечатал ее в стену бытовки. Нож со стуком упал на пол. Бакен вырвался из захвата, издал какой-то невнятный писк и, словно пробка из бутылки шампанского, вылетел из бытовки.

Белов выпрыгнул за ним, повалил на землю и принялся месить кулаками его физиономию, не чувствуя ударов, словно во сне. Он ничего не слышал. Ни собственного жуткого хрипа, ни мата, а потом и стонов Бакена. И только пронзительный крик Лены у него за спиной помог ему прийти в себя. Она схватила его за плечи и с трудом оторвала от противника. Еще немного, и было бы поздно.

Белов поднялся, тяжело дыша. Перед ним лежал кусок грязи. Вид этой человеческой развалины напомнил ему лягушку, которую он случайно расплющил в детстве камнем. Но тогда ему было стыдно и жалко. Теперь же вид распростертого у его ног подонка вызвал лишь омерзение. Белов наклонился к нему и с расстановкой сказал:

– Запомни, падаль, чтобы больше я тебя здесь не видел. Увижу – зарою в мусоре. Понял?

Бакен сел, ощупал нижнюю челюсть, потом ребра, и с трудом заставил себя кивнуть. Всем видом он выражал покорность и страдание. Видимо, у него было сломано несколько костей.

– Тогда вали отсюда, – устало сказал Белов, повернулся и пошел в бытовку.

Лена, постояв, последовала за ним. Ей было страшно. Она тщательно закрыла дверь на засов, повернулась к Саше с немым укором в глазах.

Но тот без слов упал на койку и моментально заснул. Последний раз так крепко он спал в армии после марш-броска по горам с полной выкладкой.