Текст книги "Молодые волки"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

III

– Саня, ну где ты ходишь? – едва услыхав звук открывающейся двери, Татьяна Николаевна выскочила из кухни в прихожую и с укором посмотрела на сына. – Как написал-то?

– Нормально вроде, – улыбнулся Саша, снимая туфли.

– Ну, молодец! – мама чмокнула его в щеку и вдруг лукаво подмигнула: – А я тебе что принесла… Сейчас!

Она торопливо вытерла мокрые руки о фартук и с загадочным видом скрылась в комнате. Оттуда донесся шорох разворачиваемой бумаги.

– Саня! – позвала Татьяна Николаевна. – Ну, иди же скорей!

Саша зашел в комнату и увидел, как сияющая мама держала в руках темно-синий, с благородным стальным отливом, пиджак. Рядом, на спинке стула, висели такого же цвета брюки.

– Ну, как? – спросила сияющая мама. – Здорово?

– Откуда это, ма? – опешил Саша.

– От верблюда! – засмеялась Татьяна Николаевна. – Ну что ты стоишь столбом? Давай, примерь!

Растерянный Саша протянул руку и коснулся мягкой, бархатистой ткани костюма.

– Чистая шерсть, – похвасталась мама. – Австрия, между прочим…

Да, костюм был просто замечательный. Саша торопливо стащил брюки, мигом надел обнову и выскочил в прихожую, к зеркалу. Следом за ним поспешила и мать. Костюм сидел как влитой, Саша выглядел в нем просто шикарно – ни дать ни взять выпускник какого-нибудь английского колледжа.

– Представляешь, Сань, полгорода обегала – ну, ничего приличного нет, – рассказывала мама, заботливо оглаживая и поправляя на сыне пиджак. – А сегодня вдруг подходит ко мне Люся Прокопцова из конструкторского. Ты, говорит, своему Сашке костюм на выпускной достала? Нет, говорю, Люсь, ничего не могу найти. И тут она дает мне пакет – на, говорит, посмотри, может понравится? Представляешь, Сань, какая удача?

Люся за этим костюмом в Пассаже четыре часа простояла, а мужу ее не подошло!

– А сколько он стоит, мам? – спросил Саша.

Вопрос был совсем не лишним. На экипировку Саши к школьному выпуску еще с осени было накоплено двести рублей. Восемьдесят уже были потрачены на сорочку и туфли. На костюм оставалось сто двадцать рублей, других денег у мамы – Саша это знал точно – не было.

Татьяна Николаевна не ответила, просто пропустила неприятный вопрос мимо ушей.

– Так сколько, мам? – повторил Саша, повернувшись к матери.

Он ждал, и Татьяне Николаевне пришлось отвечать.

– Двести, – как можно небрежнее произнесла она.

Саша присвистнул и озадаченно протянул:

– Н-да-а-а…

Он неторопливо снял костюм, аккуратно свернул его и положил на оберточную бумагу.

– Отнеси назад, – покачал головой он.

– Саня… – попыталась возразить Татьяна Николаевна.

– Нет, мам, – перебил ее, снова покачав головой, Саша. – Отнеси, нам это не по карману…

– Подожди, Сань, – нахмурилась мама. – Чего ты? Что мы – восемьдесят рублей не найдем? Займем у соседей, а может Люся подождет? А в июле у меня квартальная премия будет…

Саша задумался. Расставаться с новым костюмом ему тоже совсем не хотелось.

– А когда тебе надо ответить? – спросил он.

– Завтра Люси не будет, так что теперь только в понедельник… Время есть, может, еще что-нибудь придумаем, а, Сань?

Саша кивнул.

– Ладно. Может, и придумаем…

IV

Когда Космос вернулся с пруда, отца дома еще не было. Это было очень кстати – можно было хотя бы как следует вычистить зубы, чтобы избавиться от въедливого запаха «Агдама». Юрий Ростиславович отличался нравом крутым и вспыльчивым. И если б он вдруг учуял исходящие от сына миазмы дешевого портвейна, разговор наверняка мог бы быть весьма и весьма серьезным.

С отцом вообще все было непросто. История взаимоотношений отца с сыном не была гладкой, и на то были свои причины.

Мать Космоса познакомилась со своим будущим мужем на кафедре астрофизики. Она, студентка третьего курса, писала обычную курсовую по квазарам. Он, блестящий молодой ученый, надежда отечественной астрофизики, готовил к защите докторскую. Юрий Ростиславович был остроумен, необычайно широко эрудирован, кроме того, он был молод, хорош собой, и ему прочили блестящее будущее. Все это не осталось незамеченным – девушка скоропостижно влюбилась, и не прошло и года, как молодые сыграли свадьбу. К тому времени под сердцем невесты уже зрело зернышко новой жизни – будущий Космос Юрьевич Холмогоров.

А потом наступили будни. Очень скоро выяснилось, что научная деятельность мужа весьма и весьма далека от спокойной кабинетной работы. Юрий Ростиславович месяцами не вылезал из командировок. Длительные экспедиции на высокогорные обсерватории Кавказа, Памира и Тянь-Шаня, поездки по научным центрам, на Байконур, постоянные симпозиумы и конференции – все это заставляло молодую женщину чувствовать себя брошенной. В семье начались конфликты. При этом Юрий Ростиславович весьма болезненно воспринимал попытки жены ограничить его свободу. Наука была у него на первом месте – об этом он не раз заявлял открыто. А его жена никак не могла с этим смириться. Между супругами зрел разрыв.

Он состоялся, когда Космосу было шесть лет. Отец купил кооперативную квартиру на окраине Москвы, туда и переехала его бывшая жена с сыном. Там Космос пошел в школу, где и познакомился с Сашей Беловым и Витей Пчелкиным.

С тех пор отец с сыном стали видеться еще реже. Мать была убеждена, что Холмогоров исковеркал ее жизнь, частенько плакала, вспоминая сто отнюдь не добрыми словами. Короче, Космос рос в атмосфере стойкой нелюбви к отцу.

А потом, два года назад, у матери обнаружился рак легких. Операция не помогла, и через полгода ее не стало. Смерть матери Космос переживал очень тяжело и отца в их доме встретил не просто холодно, а даже и откровенно враждебно. Юрий Ростиславович, естественно, намеревался забрать сына к себе, но тот не захотел его даже выслушать. Отец, видя состояние Космоса, на время отступил и вернулся к этой теме после похорон. Но и тогда Космос наотрез отказался переезжать к отцу. Юрий Ростиславович вспылил, Космос тоже. Разговор на повышенных тонах ни к чему не привел – дело кончилось бурным скандалом и истерикой мальчика. И снова отцу пришлось отступить.

Наконец, с помощью друзей, соседей и учителей Космоса все-таки удалось уговорить на переезд. Единственное, с чем он так и не согласился, – это на перевод в другую школу. Ему предстояло каждый божий день таскаться чуть ли не через полгорода, но это, похоже, его нисколечко не волновало.

Жизнь с отцом в просторной профессорской квартире на Университете не складывалась. Оба Холмогоровы были своенравны, упрямы и. вспыльчивы. То и дело между ними случались стычки, зачастую кончавшиеся тем, что Космос хлопал дверью и уезжал в материнскую квартиру. Обычно он проводил там ночь, а на следующий день отец забирал его назад. В конце концов Юрию Ростиславовичу это надоело, и однажды он тайком врезал там новый замок.

После очередной ссоры Космос, как обычно, прикатил к дому матери. Обнаружив, что замок не открывается, он впал в ярость – молотил кулаками дверь, ругался, кричал, крыл отца последними словами. Встревоженные соседи пригрозили милицией, ему пришлось уйти. До полуночи он шлялся по улицам, не зная куда деваться. В итоге, продрогнув до костей, он пришел к Белову.

Татьяна Николаевна, едва услыхав, что Космос убежал из дома, ахнула и тут же напустилась на несчастного парня.

– Да как ты мог? Отец, наверное, там с ума сходит! Космос, да разве ж так делают?

Космос тяжело молчал, низко опустив голову и сосредоточенно жуя свои мясистые губы.

Саша внимательно взглянул на друга и мягко остановил мать.

– Мам, ты постели Космосу в моей комнате, ладно? – спокойно и рассудительно сказал он. – А мы пока на кухне чайку попьем…

Татьяна Николаевна взглянула на него с некоторой растерянностью. Впервые ее пятнадцатилетний сын говорил как взрослый мужчина – взвешенно и уверенно. Это было одновременно и удивительно и радостно.

Подумав, она кивнула и отправилась в детскую. Но прежде чем заняться постелью гостя Татьяна Николаевна позвонила Юрию Ростиславовичу и успокоила его относительно сына.

Впрочем, этот ее полуночный разговор с профессором оказался единственным – все остальные переговоры по возвращению блудного сына к отцу вел ее сын. За те пять дней, что Космос провел у Беловых, Саша не только вправил мозги своему другу, но и дважды встречался с Юрием Ростиславовичем и почти ежедневно общался с ним но телефону.

До этого случая Холмогоров-старший Сашу едва знал и никак не выделял среди прочих друзей-приятелей сына. После этого случая пятнадцатилетний Саша Белов стал для профессора астрофизики непререкаемым авторитетом. Причиной такой перемены стало то, что этот не по годам рассудительный подросток сумел не только примирить сына с отцом, но и сделал так, что их отношения медленно, но верно пошли на лад. Они оба стали значительно терпимее и мягче, и хотя конфликты между ними все еще случались, их накал и последствия уже не были столь болезненными для обоих.

Громко хлопнула входная дверь – вернулся отец. Космос схватил с полки первую попавшуюся книгу и завалился па диван.

– Сын, ты дома? – пророкотал из прихожей веселый голос Юрия Ростиславовича.

– Дома… – откликнулся Космос. По квартире прогремели быстрые

шаги, и в дверях детской возникло улыбающееся лицо отца.

– Ну, как написал? Что за темы были?

Едва выглянув из-за книжной обложки, Космос довольно равнодушно сообщил:

– Я по Гоголю писал, вроде нормально…

Юрий Ростиславович, не переставая улыбаться, кивнул, чуть помялся и, наконец, спросил:

– Космос, меня там внизу в машине один товарищ ждет, надо ехать… Ты как – не обидишься?

Этого «одного товарища» Космос знал – видел несколько раз дома и на улице с отцом. Им была молодая, только из Университета, смазливая аспиранточка, научным руководителем которой примерно полгода назад был назначен профессор Холмогоров.

С некоторых пор отец частенько стал задерживаться допоздна, пару раз и вовсе не ночевал дома, а нездоровый блеск в глазах и глуповатая, как сегодня, блуждающая улыбка однозначно свидетельствовали о том, что у Юрия Ростиславовича – нешуточный роман.

В принципе Космос был совсем не против такого поворота – ведь отцу было только сорок шесть лет. Настораживала только личность его избранницы и та расчетливая, хищная хватка, с которой она вцепилась в папашу.

В отличие от отца Космос сразу сумел угадать, что Надежду (так звали аспирантку) интересовал не столько сам Юрий Ростиславович, сколько его оклад, квартира и прочие материальные блага, полагавшиеся ему по рангу. Космос называл ее про себя Пиявой и по-настоящему опасался того, чтобы однажды эта мадам не заявилась в их дом на правах хозяйки – всерьез и надолго.

Отец, неловко переминаясь с ноги на ногу, ждал ответа.

– Ну, конечно, иди, – усмехнулся, наконец, Космос, добавив про себя: «И не забывай пользоваться презервативом, папа!»

Как только за отцом закрылась дверь, Космос вышел на балкон. Внизу, у белой отцовской «Волги», лениво прохаживалась Пиява в узких джинсах, соблазнительно обтягивающих ее стройную фигурку, но со скучным и даже вроде бы злым выражением лица. Но стоило Юрию Ростиславовичу выйти из подъезда, как она вспыхнула лучезарной улыбкой и кинулась ему навстречу.

«У, Пиява!» – подумал Космос и с досадой сплюнул вниз.

V

Дома Пчела застал только мать. Валентина Степановна занималась привычным делом – что-то вязала, быстро и ловко орудуя мелькавшими блестящими спицами. Пчела наклонился и чмокнул ее в щеку. Мать, конечно, учуяла запах портвейна, но ничего не сказала, только слегка поморщилась. Что ж теперь поделаешь – вырос их Витенька, вот уже и школу заканчивает…

– Привет, мам! – выпалил Пчела. – А батя где?

– В гараже, где ж ему еще быть… Да, Вить, – вспомнила она, – он просил, как появишься, к нему зайти. Помочь, что ли…

– Ладно, перекушу только чего-нибудь…

Мать тут же отложила вязанье и поднялась.

– Что значит «перекушу»? Пойдем-ка, я такой рассольник сварила!

Пчела быстро переоделся, а когда вошел в кухню, на столе его уже дожидалась тарелка дымящегося, аппетитного рассольника. Он с жадностью накинулся на еду, а мать, подперев кулачком подбородок, устроилась напротив. Она думала одну и ту же, уже ставшей привычной, беспокойную думу: о том, что осенью ее Витеньке идти в армию, и куда он попадет – неизвестно. А в Афганистане все та же бесконечная война, и по телевизору хмурый Ле-щинский все ведет свои тревожные репортажи о боевых действиях, и конца краю этому ужасу не видно.

Быстро расправившись с рассольником, Пчела выскочил из-за стола. Валентина Степановна взглянула на его протертые чуть ли не до дыр джинсы и сокрушенно вздохнула вслед:

– Сынок, штаны-то у тебя совсем хипповые стали…

У железных гаражей в углу двора Пчелу поджидал раздраженный отец.

– Витька, где тебя черти носят? – нахмурился он. – Я тебя второй час уже жду!

– Бать, да ты что? – опешил Пчела. – Я ж экзамен сегодня сдавал!

Отец как-то неопределенно хмыкнул, и по его мимолетному смущению Пчела догадался, что про экзамен сына тот забыл напрочь.

– А я тормозной цилиндр справа сзади поменял, а прокачать не с кем… – словно извиняясь, развел руками Павел Викторович. – И из соседей, как назло, никого…

– Ну, давай прокачаем, делов-то… Они зашли в гараж, где стоял предмет гордости Пчелкина-старшего – старый-престарый бордовый «Моск-вич-408». Павел Викторович купил его лет пять назад, абсолютно обездвиженный, за какую-то совершенно смешную сумму. За год этот полумертвый конь превратился в довольно резвую рабочую лошадку. Отец Пчелы работал механиком в автоколонне, технику знал от и до, а дефицитные запчасти потихонечку натаскал с работы. Машине он отдавал все свое свободное время, и в заботливых руках Павла Викторовича дряхлый «москвичонок», казалось, год от года становился все моложе и моложе.

Отец с сыном быстро прокачали тормоза, потом Пчела собрал колесо и снял машину с домкрата. Убрав инструменты, Пчелкины сели перекурить.

– Ну, ты надумал? – спросил отец.

Пчела, конечно, знал, о чем он. Павел Викторович очень хотел, чтобы сын до армии поработал вместе с ним, в его автоколонне. Он давно уже договорился об этом с тамошними кадровиками, Пчелкина-младшего уже ждали. Проблема была только в том, что на это трудоустройство до сих пор не было получено согласия самого Витьки. Отец видел, что сын совсем не горит желанием становиться профессиональным автомехаником (хотя и успел многому от него научиться), но надежд уломать-таки своего упрямого отпрыска он не оставлял.

– Бать, ты меня уже замахал, честное слово! – возмущенно встряхнул длинными волосами Пчела. – Ну, дай мне хоть экзамены спокойно сдать да выпускной отгулять! Никуда твоя работа не денется!

Отец примирительно кивнул, какое-то время они помолчали, думая каждый о своем. Потом снова заговорил Павел Викторович.

– В марте сорок пятого брали мы какой-то немецкий городишко. – принялся он негромко и задумчиво рассказывать.

– Наступаем по центральной улице, фашист огрызается, но не сильно. Вдруг один взрыв, второй! Глядим – из-за развалин церквушки ихней танк прямой наводкой бьет. Ну, остановились мы, залегли. На рожон тогда особо уже не лезли, связались с артиллеристами, передали про танк, ждем, когда его накроют. А к нам в роту только-только пополнение пришло – совсем зеленые мальчишки, года на два моложе меня. И вот один такой давай приставать ко всем: братцы, у кого, мол, граната противотанковая есть? Война, говорит, кончается, а у меня даже медальки завалящей нет. А за танк тогда, кажись, «Звездочку» давали. Н-да… Ну, дал ему кто-то гранату, он и уполз…

Павел Викторович замолчал, затянулся своей «Примой», выпустил струйку дыма и, прищурясь, принялся следить за тем, как она таяла в воздухе. Пчела не выдержал паузы, спросил:

– Ну а дальше-то что?

Отец пристально взглянул на него и словно нехотя ответил:

– А ничего. Больше этого героя никто не видел, ясно?

И снова повисла тягучая пауза. Пчеле стало как-то не по себе. Отец сидел, опустив голову, и вдруг заговорил глухим, словно чужим голосом:

– Если вдруг на войну попадешь, помни, Витька, – один ты у нас с матерью. Не будь дураком-то, не лезь, куда не надо! – он тяжело вздохнул и добавил уже не сыну, а, скорее, самому себе: – Дури в тебе много…

Пчела взглянул на отца с веселым недоумением. Тот ответил ему долгим взглядом – серьезным и строгим.

VI

После утренней тренировки Фил вышел из спортзала и сразу заметил топтавшегося у жилого корпуса Сашу.

– Здорово, – утирая полотенцем потное лицо, протянул ему руку Фил.

– Привет.

– Случилось что? – ребята в интернат приходили редко, поэтому внезапный Сашин визит Валерку насторожил.

– Да нет, – пожал плечами Белов и не без смущения спросил: – Слышь, Фил, ты подзаработать не хочешь?

– В смысле? – не понял тот. Саша коротко вздохнул и с отчетливой неохотой объяснил:

– Понимаешь, мать на работе достала мне на выпускной классный костюм. Но дорогой, собака! Восемьдесят рэ не хватает. Я ходил на мясокомбинат, узнавал: там по ночам грузчиков нанимают – рефрижераторы с мясом разгружать. Двести рублей вагон. Вот я и подумал – если нам с тобой упереться, можно, наверное, за ночь полвагона осилить, а?

Валерка крепко задумался. Что из себя представляет груженый вагон, он знал гораздо лучше своего друга.

– Пчела с Космосом тоже идут? – спросил он.

Саша, опять же неохотно, мотнул головой.

– Да на хрена им такие напряги? У них и так бабки не переводятся…

Фил промолчал. По его лицу было совершенно непонятно – нравится ему Сашино предложение или нет.

– Ну, так что? – нетерпеливо спросил Белов.

– Ладно, – кивнул наконец Фил. – Где и когда?

– Сегодня в десять вечера у проходной мясокомбината, знаешь? – с облегчением улыбнулся Саша, протягивая ему руку. – Только паспорт не забудь.

– Угу, до вечера, – ответил Фил. Белов развернулся и споро зашагал

к выходу. Валерка задумчиво смотрел ему вслед – в отличие от Саши он не сомневался, что вдвоем им полвагона не осилить ни за что.

К мясокомбинату Белов опоздал – виной тому было затянувшееся объяснение с матерью.

Саше пришлось потратить немало сил и времени, чтобы убедить Татьяну Николаевну в том, что ему вполне по силам заработать недостающую сумму самому.

Когда он, запыхавшись, прибежал к проходной, из кучки толкавшихся там людей донесся насмешливый голос Космоса:

– А вот и наш бригадир!

Саша ничего не понимал: к нему, улыбаясь, направлялись трое его друзей – Космос, Пчела и Фил.

– Ну, ты и жук! – смеясь, крутил головой Пчела. – Надыбал непыльную работенку, и ни полслова! Прикинь, Кос, если бы не Фил – пролетели бы мимо такой халявы!

Белов взглянул на Фила, тот только смущенно пожал плечами – так, мол, уж вышло…

Тут от проходной раздался зычный женский голос:

– Кто на ночную разгрузку – оформляться!

Оформление оказалось до смешного простым – дородная краснолицая тетка просто переписала на листок фамилии потенциальных грузчиков и объединила их фигурными скобками в группы по четыре-пять человек. На каждую такую группу приходилось по полвагона мороженого мяса, с которым предстояло разобраться до семи утра. Покончив с формальностями, добровольцев повели к цеху.

У разгрузочной платформы стояло три серебристых рефрижераторных вагона. От самой многочисленной группки грузчиков (они записались на целый вагон) отделился пронырливого вида мужичок и, приобняв учетчицу за необъятную талию, проворковал ей:

– Михайловна, прелесть моя, наш, как обычно, средний, ладушки?

Тетка, не без кокетства отпихнув его локтем, рассмеялась:

– Так уж и быть – как постоянным клиентам…

Когда все поднялись на платформу, оказалось, что средний вагон стоит прямо напротив входа в цех. Получалось, ветераны ночных разгрузочных работ сходу получили существенное преимущество – таскать мясо им было гораздо ближе, чем остальным.

Из цеха вышел строгого вида сухощавый дядечка, учетчица передала ему списки, он открыл вагоны и распределил между ними бригады. Дело оставалось за малым

– натянуть дурнопах-нущие, заскорузлые спецовки, такие же жуткие рукавицы, разобрать тележки для перевозки мяса и можно было начинать.

Мясо в вагонах оказалось не в тутах, а в прессованных брикетах – плоских цилиндрических «таблетках» килограммов в тридцать веса. Это было первой неожиданностью. Второй, куда более неприятной неожиданностью стало его количество. Огромный, как дом, рефрижератор был забит этими самыми «таблетками» до самого потолка. Мяса было так много, что в то, что за одну ночь всю эту гору можно перетаскать в цех, верилось с трудом.

Пчела, едва увидев сплошную стену мороженого мяса, быстро переглянулся с мгновенно помрачневшим Космосом и озадаченно присвистнул:

– Да-а-а… Веселенькая нам предстоит ночка!

Саша, насупясь, молчал. Вообще-то ни Пчелу, ни Космоса он сюда не приглашал, но инициатором всей этой авантюры был он, а значит именно ему и адресовался невысказанный упрек Пчелы.

За Белова ответил немногословный Фил.

– Да ладно вам! – добродушно улыбнулся он. – Глаза боятся, а руки делают! Разбиваемся на пары – я с Пчелой, Кос с Саней, – берем по тележке, и вперед!

Фила, как ни странно, охотно послушались все, и работа закипела. Ребята набивали «таблетками» тележку, катили ее по платформе, а потом и по длинному пологому пандусу в цех, перегружали мясо в огромные бадьи из нержавейки и снова торопились к вагону. Работали они весело, с азартом, и их половина вагона освобождалась от мяса заметно быстрей, чем у их соседей.

Спустя час Космос опустился прямо на асфальт платформы и бессильно выдохнул:

– Все, перекур…

Вслед за ним, доставая сигареты, присели Пчела и Белый. Фил сначала осмотрел хозяйским взглядом разгруженную часть вагона и только после этого присоединился к друзьям.

– Ну, как? – доставая трясущимися пальцами сигарету, спросил его Саша.

– Если такой темп удержим – часам к пяти закончим…

Никто не произнес ни слова, но всем четверым было ясно – работать с такой бешеной скоростью еще шесть часов невозможно. Космос растерянно посмотрел на друзей. В его взгляде отчетливо читался вопрос: может, пока не поздно, плюнуть на это дело? Но в ответ все помалкивали, опуская или отводя в сторону глаза. Признаваться в своей слабости не хотел никто. Молчание прервал Белов.

– Значит так, пацаны, – спокойно и рассудительно сказал он. – Во-первых, завязывайте бегать. Сил на это тратиться куча, а выигрыш ерундовый. Во-вторых, тележку надо таскать не парой, а один спереди, другой сзади – так легче будет. Верно, Фил?

– Ну да, – охотно согласился Валерка и добавил. – А вы заметили: там в цеху есть еще бункеры – слева, за какой-то хреновиной. Можно туда возить – ближе…

Они докурили и вновь принялись за работу. Теперь первый жеребячий восторг сменился расчетливым размеренным ритмом, позволявшим экономить и правильно распределять силы. В результате к следующему перекуру они уже не дышали как загнанные кони и не валились на асфальт один за другим.

Рефрижератор мало-помалу пустел – это было здорово. Но и силы ребят тоже постепенно таяли. И никто из друзей не знал, что закончится быстрее – осточертевшие мясные «таблетки» в их половине вагона или их далеко не беспредельные силы. Уже начало светать, а им еще оставалось примерно пятая часть от их половины вагона. Глаза ребят потухли, перекуры становились все чаще, а Пчелу с Космосом уже пошатывало от усталости.

– Пацаны, айда перекусим… – предложил Саша.

В цеху, на длинном металлическом столе, были разложены образцы едва ли не всей продукции мясокомбината – от сверхдефицитной буженины до обычной «докторской» по два двадцать. Есть ее можно было сколько влезет, не разрешалось только ничего уносить с собой. Рядом с яствами лежала разделочная доска и длинный, источенный до узости скальпеля, нож.

Фил отрезал ломоть буженины в палец толщиной и, откусив сразу половину, принялся с отстраненно-задум-чивым видом жевать мясо. Следующим ножик взял Саша.

Отрезал себе ветчины попостнее и протянул нож Космосу.

– На хер! – мрачно качнул головой тот. – Я эту гадость видеть не могу…

Белов протянул нож Пчеле. Тот, устроившись на корточках у ножки стола, только молча фыркнул.

Ветчина была свежей и очень вкусной, но, съев всего один ломтик, Саша понял, что больше ему не осилить. Не потому, что насытился – просто оказалось, что без хлеба мясо не лезло в глотку. Фил тоже ограничился одним куском. Потоптавшись еще пару минут у стола, друзья потянулись к выходу.

Первым шел Космос. Он шагнул с пандуса на платформу, повернул к вагону и вдруг, кинувшись вперед, яростно заорал:

– Ах ты, сука! Ты что ж, гад, делаешь?

За ним тут же бросились Фил с Сашей, они успели разглядеть причину негодования друга.

Бригада, занимавшаяся разгрузкой второй половины вагона, воспользовалась отлучкой соседей и в темпе перекатывала мясные «таблетки» со своей на их территорию!

Космос с ходу врезал первому попавшемуся под руку диверсанту. На него сзади сразу навалился другой, но подоспевшие Фил с Беловым отшвырнули хлипкого мужичонку, как щенка. Драка, не успев толком завязаться, угасла, зато ругань началась такая, что на шум сбежались почти все ночные грузчики. А чуть погодя из цеха пришел и сухопарый дядечка,

К его чести, он быстро разобрался в сути конфликта. Впрочем, сделать это было, видимо, нетрудно: с одной стороны были пылающие праведным гневом похожие на студентов молодые ребята, с другой – растерянные и слегка испуганные поднятым шумом одутловатые и небритые полубродяги, полуалкаши.

– Сколько они перекинули? – спросил сухопарый у Белова.

Саша повернулся к брикетам, пытаясь на глазок оценить масштаб диверсии, но его опередил Космос.

– «Таблеток» сорок, не меньше! – с возмущением выпалил он (на самом деле их вряд ли было больше десятка).

– Вернуть! – коротко приказал дядечка и веско добавил: – Иначе не заплачу ни копейки.

Проштрафившаяся бригада попыталась возразить, но слушать их уже было некому – покончив с конфликтом, сухопарый стремительно удалился к себе.

Эта эмоциональная встряска плюс нежданная «помощь» вероломных соседей словно придала друзьям второе дыхание. Работа снова, что называется, пошла, и к шести часам утра с разгрузкой было покончено. Последнюю тележку они откатили вчетвером и бесконечно усталые, но гордые своей победой поднялись в каморку сухопарого дядечки.

– Закончили? – равнодушным голосом осведомился тот. – Хорошо, давайте паспорта…

Саша протянул свой новенький паспорт. Остальные трое только загадочно переглянулись.

– А ваши? – поднял на ребят красноватые от недосыпа глаза дядечка.

– А у нас нет, не получили еще, – не моргнув глазом, соврал Космос.

Дядечка с откровенным сомнением взглянул на долговязого парня.

– Что, тебе еще нет шестнадцати?

– Не-а, – с виноватым видом развел руками тот и пояснил со вздохом: – Акселерация…

– Остальные тоже акселераты? – нахмурился дядечка.

Фил с Пчелой синхронно мотнули головами.

– Понятно… – сухопарый склонился к своим бумагам и процедил сквозь зубы: – Деньги оформлю на Белова, а там уж делите сами…

Он быстро заполнил какой-то бланк и пододвинул его Саше.

– Расписывайся. Вот здесь и здесь… Забрав бланк, дядечка отвернулся и с лязгом отворил дверцу несгораемого шкафа. Его сутулая спина заслоняла содержимое шкафа, но тихий шелест отсчитываемых бумажек друзья услышали совершенно отчетливо. Космос задорно подмигнул Белову, а Пчела с комичной алчностью энергично потер руки. Наконец, сухопарый повернулся и протянул Саше его паспорт с вложенной туда стопочкой красных десяток.

– Сто рублей, – буркнул он и, опустившись на стул, устало спросил: – Вопросы есть?

– Нет вопросов! Спасибо! До свидания! – разом загалдели ребята, отступая к двери.

На улице, за проходной, Саша ткнул Фила в бок.

– Я же предупреждал про паспорт, ты что?

Фил беззаботно усмехнулся:

– Забыл…

Саша отсчитал три десятки и протянул их Космосу:

– Держи, с тебя пятера.

– Мне не надо! – со смехом закрутил головой друг. – Ты что, Сань!? Я ж просто так, для расширения кругозора!

Ничего не понимающий Саша повернулся с деньгами к Пчеле.

– Не-е-е! – с дурашливым испугом замахал руками тот. – От них же мясом несет, как… А у меня на этот запах уже аллергия! Убери, спрячь их ради бога!

– Фил… – Саша, уже догадавшись обо всем, хмуро взглянул на Валерку.

– А я что? – пожал плечами тот. – Я тоже не за этим… Просто тренировка на силовую выносливость, мне, кстати, и тренер советовал…

– Да вы что все, охренели? – сердито рявкнул Белов.

Его гнев вызвал обратную реакцию – Космос, Пчела и Фил в голос расхохотались и, дабы не вводить своего друга в еще большее смущение, поспешили ретироваться.

– Будь здоров, бригадир! – хлопнул его по плечу Космос.

– Пока, Сань…

– Вечером у беседки, ладно? Через минуту троица скрылась за поворотом. На безлюдной в столь ранний час улице Саша остался один – с мятыми десятками в судорожно сжатой руке.

Космос вошел в квартиру и не успел снять кроссовки, как в прихожей появился мрачный, как туча, отец.

– Где это ты шлялся всю ночь? – едва сдерживая гнев, сурово спросил Юрий Ростиславович. – И что за гадостью от тебя разит?

Космос устал, как собака, натруженные руки и ноги ломило до боли, невыносимо хотелось спать, но он понимал, что отец имеет полное право и на эти вопросы, и на этот тон – вчера вечером, уходя из дома, он не сказал отцу ни слова о своих планах, боялся, что тот упрется и не отпустит.

– Я был на мясокомбинате, папа, разгружал вагон с мясом, – просто сказал он, стягивая с плеч куртку.

– Что? – вытаращил глаза Юрий Ростиславович. – Какой вагон? Зачем?

Космос обогнул застывшего в недоумении отца и, расстегивая на ходу рубашку и джинсы, отправился к себе в комнату.

– Понимаешь, Сашке Белову не хватало денег на костюм к выпускному, – тихим, усталым голосом объяснял он на ходу. – Вот мы и решили организовать что-то вроде субботника… На мясокомбинате за полвагона платят сто рублей. Одна ночь работы – и никаких проблем…

Космос не без труда стащил с себя рубашку, джинсы и совершенно без сил рухнул на диван.

– Господи, Космос, но зачем же такие сложности? – изумленно задрал брови отец. – Сказал бы мне, ну, неужели я бы не дал?

Космос едва заметно усмехнулся и, уже закрывая глаза, пробормотал:

– Ты что, пап? Да разве бы он взял?

Юрий Ростиславович на миг задумался, вспоминая Сашу. Да, пожалуй, сын был прав – такой бы не взял. Он нагнулся, поднимая с пола разбросанную одежду – от нее отвратительно

разило сырым мясом. Распрямившись, он повернулся к сыну и пожал плечами.

– Ну, все равно, можно было бы…

Вдруг Юрий Ростиславович осекся на полуслове – его Космос, уткнувшись носом в согнутую в локте руку, спал.

Неслышно ступая, отец вышел из комнаты и понес грязную одежду в ванную. На его губах играла полуулыбка – он был горд за сына.