Текст книги "Молодые волки"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

XXVI

Елку достать, конечно, не удалось. Вместо нее на заставе срубили кривоватую сосенку, деревце установили в «ленинке» и по всем правилам нарядили. Там же накрыли столы. Ничего особенного: фрукты, конфеты, лимонад и одна-единственная бутылка шампанского на всех – все, что офици-льно разрешил капитан Лощинин.

Впрочем, бойцы заблаговременно запаслись кое-чем еще. Об этом знали, наверное, все, но офицеры великодушно делали вид, что им ничего не известно – черт с ним, раз в году можно, все-таки праздник есть праздник! Впрочем, этот либерализм никоим образом не распространялся на наряд и тревожную группу – по этому поводу с теми, кому «повезло» нести службу в новогоднюю ночь, была проведена отдельная и весьма серьезная беседа.

А еще к праздничному столу ожидался шашлык из свежей баранины. Вчера старшина заставы прапорщик Ковальчук посылал гонцов к дяде

Рахмону – чабану, пасшему колхозных овечек в окрестностях заставы. У пограничников со стариком-таджиком давным-давно наладились прочные и взаимовыгодные отношения. Время от времени к чабану отправлялся посыльный от Ковальчука с кое-каким барахлишком – кирзовыми сапогами, поношенным бушлатом, парой белья… Взамен старик давал пограничникам молодого барашка, и тогда на заставе устраивали пир. Подобный обмен был произведен и накануне праздника.

В новогоднюю ночь Саша с Диком попали в тревожную группу, а это означало, что если на границе будет тихо, то можно будет встретить праздник по-человечески. Шампанского им, понятно, все равно не досталось бы, но и без этого было бы неплохо посидеть за столом с ребятами, посмотреть по телеку «Огонек» и полакомиться сочным шашлычком.

В ожидании застолья бойцы из тревожной группы сидели около казармы, неспешно покуривая и вспоминая, как встречали этот праздник дома. Рядом с Беловым сидел Фархад Джура-ев. После того как Ваня Скребнев

дождался-таки своего дембеля и укатил к себе в Рязань, Саша сблизился с Фархадом.

Вообще-то он был немного странным, этот Фархад – Фара, как называл его Саша. Он совершенно не походил на других ребят-таджиков, служивших на заставе. Те, как правило, не без труда изъяснялись на русском, всегда держались особняком и немного дичились остальных. Фара же свободно говорил не только по-русски и по-таджикски, но и по-узбекски и – что было удивительнее всего – по-английски! Он был отлично образован, постоянно сыпал восточными мудростями, называл себя ассирийцем, знал всех своих предков чуть ли не до двадцатого колена и жутко этим гордился.

Впрочем, широкая эрудиция и знание четырех языков не спасло рядового Джураева от армии. После окончания английской спецшколы Фара поступил в Ташкентский университет, но не проучился в нем и года – выгнали. За что – он не говорил, но, судя по тому, что Фара в открытую покуривал травку, причина отчисления, вероятно, была как-то связана с этим его пристрастием.

Белов тоже не одобрял это занятие, но и с нравоучениями к приятелю не лез – знал, что здесь, в Таджикистане, травкой балуются едва ли не все поголовно. Зато во всех прочих отношениях Фара был пацаном классным, правильным, с ним было интересно и весело.

«А здорово было бы познакомить Фару с Космосом, с Пчелой…» – вдруг подумалось Белову.

Мысль показалась ему забавной, Саша покосился на попыхивающего косячком приятеля, улыбнулся и, откинувшись на спинку скамейки, задрал голову. Над заставой бескрайним пологом раскинулось высокое, угольно-черное южное небо с россыпью бессчетных, нереально-ярких, немного напоминающих праздничную иллюминацию, звезд. Было очень тихо и как-то необычайно покойно и безмятежно.

Но ровно в половину одиннадцатого эту тишину взорвал голос выскочившего из штаба дежурного:

– На третьем участке – нарушитель! Тревожная группа, на выезд!

И сразу же загрохотали по камням сапоги – пограничники со всех ног ки-

нулись к машине. Минута – и тревожная группа уже была в кузове. ГАЗ-66 нетерпеливо взревел мотором и, подпрыгивая на неровностях горной дороги, рванул к границе.

Машина остановилась на обрывистом берегу реки. Пограничники, как горох, посыпались из кузова. Растянувшись цепью, они бросились вниз по осыпающемуся склону – туда, где скрытый густыми зарослями камыша неумолчно шумел Пяндж.

Белов держал Дика на коротком поводке, а тот неистово рвался вперед, все сильнее и сильнее забирая вправо. У Саши мелькнула догадка: «Неужели почуял?» Ни секунды не колеблясь, он доверился псу, и тоже стал забирать правее. На мгновение ему показалось, что впереди в камышах что-то темнеет. «Может, лодка?» – подумал Белов.

Дик, без всякого сомнения, стремился именно к этому месту. Когда до кромки зарослей осталось метров двадцать, Саша опустился на колено и отцепил поводок от ошейника.

– Фас! – шепотом скомандовал он.

Пес молнией метнулся к камышам, а Белов резко передернул затвор и взял автомат на изготовку. Рядом лязгнул еще один затвор – это подоспел Фархад.

А Дик уже ворвался в заросли. Еще секунда – и оттуда послышался звук борьбы, яростное рычание пса и чей-то короткий полукрик-полустон… И вдруг – собачий взвизг! Резкий, пронзительный, отчаянный – такой, что, услышав его, Саша моментально похолодел.

– Выходи, стрелять буду! – крикнул он срывающимся голосом и вскинул автомат.

Тишина. Белов стиснул зубы и дал по зарослям короткую злую очередь. Он целился повыше, – так, чтобы ненароком не задеть Дика.

– Шурави! – раздался из камышей испуганный вопль. – Не стрыли, шурави!

Заросли зашуршали, заколыхались, и на прибрежную гальку тяжело вышел невысокий бородатый мужчина в драном халате. Руки его были подняты вверх, в левой блеснул большой окровавленный нож.

– Оружие на землю! – рявкнул Саша. – Фара!

Фархад его понял, он тут же повторил приказ по-таджикски. Нарушитель отбросил нож и распахнул полы халата, показывая – больше у него ничего нет. К нему подскочили двое бойцов, духа в мгновение ока скрутили в бараний рог. А Саша, закинув автомат за спину, кинулся в камыши.

Дик лежал на боку и, далеко вывалив язык, тяжело, прерывисто дышал.

– Дик… – не веря своим глазам, ошеломленно прошептал Саша. – Что с тобой, Дикушка?

Саша попробовал поднять собаку, подсунул под нее руки и наткнулся на глубокую, горячую рану в боку. Из нее хлестало кровью так, что сразу стало ясно – это конец. Глотая слезы, Саша протянул ладонь к морде пса. Дик открыл глаза и, из последних сил приподняв голову, лизнул его пальцы.

Через минуту он умер.

Дика похоронили недалеко за казармой, среди диких вишен и урюков. Все сделал сам Белов – и сколотил из досок и фанеры некое подобие гроба, и вырыл могилу, и закопал ее. Отложив лопату, он опустился на траву под де-

ревом и неторопливо закурил. В его глазах блестели слезы.

Рядом присел Фархад. Какое-то время они молчали, потом Фара положил руку на плечо друга и негромко сказал:

– Аллах посылает нам испытания, чтобы укрепить наш дух. Надо быть сильным, о мужественное сердце разбиваются все невзгоды. Знаешь, один мудрец сказал: перенеси с достоинством то, что не можешь изменить…

Белов промолчал, только кивнул и еще ниже опустил голову.

Когда они возвращались в казарму, им встретился возвращавшийся из штаба командир второго отделения сержант Суров. Взглянув на повесившего голову Белова, он остановился и взял его за локоть.

– Ну, чего ты так убиваешься, Сань? В конце концов, это же всего лишь собака!

Белов зыркнул на него исподлобья.

– Да, всего лишь собака, – мрачно согласился он. – А я – всего лишь человек. И ты тоже – всего лишь человек, да?

Суров смешался, опустил глаза.

– Ладно, чего там… – вздохнул Саша. – Серег, а что со вчерашним духом? Допросили?

– Угу, – кивнул сержант. – Человек Хромого Сабира, шел с грузом маковой соломки, два мешка… Скорее всего, прощупывает нас Сабир, к чему-то серьезному готовится…

Лицо Белова застыло. Глаза превратились в узкие щелочки, на скулах заиграли желваки.

– Опять Хромой Сабир… – с ненавистью пробормотал он. – Хрен с ним, пусть готовится, а уж мы постараемся встретить… За нами не заржавеет!

XXVII

После новогодних праздников Коврига исчез. Вместо него кафе «Коврига» возглавил новый директор – молодой и энергичный мужчина, сразу взявшийся наводить свои порядки. В кафе появились новые повара, бухгалтер, штат официантов был не только заменен на три четверти, но и сокращен.

Космоса, впрочем, эти изменения никак не затронули. Он, как и обещал Валентин Сергеевич, в кафе остался и, более того, – по-прежнему обслуживал кабинет.

А вот сам Валентин Сергеевич со своей свитой куда-то запропал. После ухода Ковриги он перестал показываться в кафе. Нельзя сказать, что Космос скучал по загадочным хозяевам заведения, но личность Валентина Сергеевича была ему крайне любопытна.

Этого человека, считал Космос, можно было без натяжки назвать хозяином жизни – он явно был богат, ему

беспрекословно подчинялись другие, в его власти было решать чужие судьбы, карать и миловать. Словом, в глазах молодого официанта Валентин Сергеевич был крутым – по-настоящему крутым, почти как дон Карлеоне из знаменитого «Крестного отца». Космос тоже мечтал стать крутым, как дон Карлеоне, вот почему он с нетерпением ждал, когда Валентин Сергеевич снова придет в кафе «Коврига».

Валентин Сергеевич появился только в феврале – загорелый и веселый. Никаких свертков с деньгами в этот раз не было. Новый директор, по всей видимости, был для гостей своим человеком – он без приглашения уселся с ними за стол и запросто болтал со всеми.

Приняв заказ, Космос позволил себе осторожно заметить:

– Что-то вас давно не было видно, Валентин Сергеевич…

– А ты что, соскучился? – засмеялся мужчина. – А, Космос?

Тот пожал плечами:

– Просто я успел к вам привыкнуть…

– Ну-ну, – кивнул Валентин Сергеевич и вдруг задержал на официанте

задумчивый взгляд. – Послушай, Космос, ты же молодой парень, неужели тебе так нравится таскать поднос с грязной посудой?

Космос выразительно покосился на директора кафе и замялся:

– Да как вам сказать…

– Понятно, – понимающе улыбнулся Валентин Сергеевич и кивнул: – Ладно, подумаем… А пока иди, Космос, работай.

В тот день к этому разговору больше не возвращались, но в следующий свой приезд Валентин Сергеевич сразу предложил Космосу поговорить.

Беседа проходила один на один и носила довольно странный характер. Отчасти она напоминала разговор двух разведчиков в тылу врага – и тот и другой, отлично понимая о чем идет речь, предпочитали не называть вещи своими именами. У Космоса, разумеется, была масса вопросов к Валентину Сергеевичу, но большую часть из них он так и не решился задать, а на те немногие, что все-таки прозвучали, «дон Карлеоне» отвечал уклончиво, в том смысле, что «сам потом увидишь».

Итог беседы был именно таким, какого и ждал Кос – Валентин Сергее-

вич предложил ему поработать на него. Нельзя сказать, что Космос не отдавал себе отчет, что он связывается с криминалом, наоборот – его тянуло туда, как магнитом. Это была другая, полная событий, приключений и опасностей жизнь, и ему ужасно хотелось попробовать ее на зуб. Только попробовать – уговаривал он себя. О том, что в таких случаях вход – рубль, а выход – десять, он предпочитал не задумываться. Короче говоря, Космос на предложение Валентина Сергеевича согласился.

И началась новая жизнь. Космоса прикрепили к одной из бригад – вместе с «коллегами» он объезжал подконтрольные точки, собирая дань за крышевание. Перепуганные ларечники, как правило, безропотно отстегивали им кругленькие суммы. Попадались, правда, и упрямцы, ни в какую не желавшие расставаться со своими кровными. Тогда проводились акции устрашения – непокорных били, иногда громили их лавчонки, отбирали товар. Но подобные инциденты случались нечасто, подавляющее большинство доморощенных коммерсантов

предпочитали смиренно платить за свое относительное спокойствие и безопасность.

Доходы Космоса заметно возросли, впрочем, для него это было не главное. Было еще нечто, гораздо более волнующее и радостное, чем набитый деньгами карман. Это – ощущение безраздельной власти над всеми этими перепуганными, покорными торгашами, пьянящее чувство абсолютного превосходства, своего невероятного могущества, силы и крутизны. И когда перед ним, вчерашним школьником, лебезил какой-нибудь потный от страха лысый дядька, когда он униженно улыбался и заглядывал ему в глаза, Космос был просто счастлив, как бывает счастлив только человек, поймавший за хвост свою птицу удачи.

И, конечно, Космос не мог не поделиться своей радостью с друзьями. Как только Юрий Ростиславович уехал в очередную командировку, Космос тут же позвал к себе Пчелу и Фила – но одних, без девчонок. На этом импровизированном мальчишнике он под большим секретом рассказал о том, какой крутой поворот случился в его жизни и кем он теперь стал.

На эту новость друзья отреагировали по-разному. Пчела был потрясен. Он долго не мог поверить в то, что раз-долбая Космоса, профессорского сынка, приняли в такую солидную, крутую организацию, а когда поверил, в полной мере разделил его бурный восторг:

– Вот это круто, Кос! Ништяк, полный отпад, вообще! Это ж сколько ты теперь загребать будешь? Блин, я тоже хочу!

На Фила же это известие произвело совсем другое впечатление. Он помрачнел, смотрел на друга с тревогой и даже, неодобрительно покачав головой, вполголоса предостерег:

– А может зря ты это, Косматый… Смотри, это все добром не кончится…

Впрочем, пребывающий в эйфории да к тому же еще и изрядно поддатый Космос, казалось, слов Фила не расслышал. В тот день ничто на свете не могло омрачить его щенячью, по-детски необузданную радость.

XXVIII

В начале апреля Сашу вызвал к себе старшина заставы прапорщик Коваль-чук.

– Что-то, Белов, мы давненько шашлычком не баловались, а? – хитровато подмигнул ему прапорщик.

Саша мгновенно догадался, к чему клонит Ковальчук, и расплылся в улыбке:

– Так точно, товарищ прапорщик, давненько!

– Вот и мне так кажется, – кивнул тот. – Да и дядю Рахмона пора проведать – как он там, не хворает ли часом? В общем, Белов, собрал я ему небольшую посылочку, – прапорщик показал на тюк с каким-то тряпьем, – надо бы доставить. Ты вот что, Белов, возьми с собой кого-нибудь из таджиков и навести старика. А заодно уж и прихвати у него… ну, ты сам знаешь что…

– Я Джураева с собой возьму, можно?

– Можно, Белов, можно… Где старика искать, знаешь?

– Так точно! Когда прикажете ти?

– А прямо сейчас и ступайте, глядишь – к ужину и вернетесь. А и опоздаете – не велика беда. Я скажу Феде, он вас накормит.

Белов подхватил тюк и бодро выпалил:

– Разрешите идти?

– Ступай, Саня, – кивнул прапорщик и, нахмурясь, погрозил ему пальцем. – И смотри там… без баловства!

– Есть!

Отару дяди Рахмона Саша с Фарой нашли быстро, часа через два после ухода с заставы. Овцы широко разбрелись по пологому альпийскому склону, а сам пастух сидел в сторонке на черной кошме, расстеленной в тени одинокого старого карагача. Завидев пограничников, он поднялся и неторопливо поковылял им навстречу.

– Здравствуй, дядя Рахмон! – Саша с удовольствием пожал сухую и твердую руку старика.

– Изыдрасту, изыдрасту, – широко улыбаясь, кивал пастух.

Он приглашающим жестом указал на свою кошму и что-то сказал по-таджикски.

– Приглашает посидеть, чаю попить… – перевел Фархад.

Под деревом дымился небольшой костерок, над которым висел небольшой, прокопченный до угольной черноты чайник. Пограничники расселись на кошме, а старик занялся чаем. При этом он нет-нет, да поглядывал на принесенный Беловым тюк – видно, заедало любопытство.

Наконец, чай был готов, пастух разлил его в две пиалы – гостям, а себе – в мятую алюминиевую крышку от термоса. Сделав пару глотков, старик не выдержал и, кивнув в сторону тюка, спросил:

– Алеша мине дал?

Белов сообразил, что Алеша – это прапорщик Ковальчук. Он взял посылку и передал его пастуху.

– Да, дядя Рахмон, это тебе.

Старик неторопливо, с достоинством развязал веревку, стягивающую тюк, и развернул его. Внутри оказалась пара ношеных кирзовых сапог, старая

плащ-палатка, два вафельных полотенца и шерстяное солдатское одеяло.

Пастух расплылся в улыбке – он явно был доволен.

Саша взглянул на часы. Для того чтобы успеть к ужину, надо было поторапливаться. Он уже хотел спросить старика о барашке, но тут увидел собаку дяди Рахмона и тотчас позабыл обо всем.

Такого пса ему еще не доводилось видеть! Лохматый, огромный, чуть ли не с теленка ростом, он буквально поразил Белова своей дикой красотой и мощью. Пес улегся неподалеку, а Саша ткнул локтем Фархада:

– Глянь, Фара! Ну и зверюга! Это что ж за порода?

Фархад пожал плечами и, недолго думая, спросил о чем-то пастуха. Тот улыбнулся, кивнул и заговорил по-таджикски. Фара с ходу принялся переводить:

– Эта история началась давно, лет десять назад. Я тогда был помоложе, горячий… Как-то на переходе в горах начался сильный дождь, и у меня потерялось несколько овец. Я отправился их искать к перевалу. И вдруг на узкой тропе навстречу мне выскочил волк.

Я выстрелил быстрей, чем успел подумать. Это была волчица, я перешагнул через нее, а вскоре наткнулся на ее логово. В нем было три волчонка, они были совсем крошечные – дней пять от роду, не больше… – старый пастух говорил ровным, немного монотонным голосом, глядя куда-то вдаль. Так же ровно и монотонно переводил его слова и Фархад. – Мне стало их жалко, и я взял их с собой. Я выкармливал их овечьим молоком и кашицей из хлеба. Я старался, но к тому времени, когда я пригнал стадо в колхоз, выжил только один волчонок. Наверное, он очень хотел жить. Я назвал его Джура… Ну, в общем, это «друг» по-таджикски, – пояснил от себя Фара. – Через год Джура вырос, я стал брать его с собой в горы. Пастухом он был плохим, на овец почти не обращал внимания, но зато не отходил от меня ни на шаг. Он был хорошим другом… – дядя Рахмон замолчал, следом замолчал и Фара.

– А что с ним стало? – нетерпеливо спросил Белов.

Пастух, выслушав перевод вопроса, продолжил:

– Когда ему было четыре года, случилась беда. На отару напали волки – четыре или пять, не помню. Ружье с собой тогда я уже не брал. Волки резали овец, я кричал: «Джура, взять, взять!», но он не двигался с места, равнодушно наблюдая, как пируют его братья по крови. Я не стерпел и кинулся на волков с ножом и посохом. Волки кинулись на меня. И вот тогда Джура словно проснулся. Он принял бой – один против четверых – и победил. Двоих волков он загрыз насмерть, остальные, раненные, убежали. Как только волки отступили, Джура упал. На нем не было живого места, и вскоре он умер.

– Этот пес – его сын? – догадался Саша.

Не дожидаясь перевода, дядя Рахмон кивнул и отвернулся, всматриваясь сквозь прищуренные веки на пасущихся овец.

– Как же так? – не мог поверить услышанному Белов. – Волк – и против своих?

Фархад перевел. Старый пастух взглянул на Сашу – глаза его слезились, по всей видимости, от клонящегося к закату солнца, – и что-то неторопливо и внушительно произнес. Фархад тут же перевел его слова:

– Рахмонаке говорит: у справных хозяев и волк станет настоящим другом, а у плохих – даже из домашнего щенка вырастет дикий зверь…

Обратной дорогой Саша с Фархадом большей частью молчали. Лишь однажды Белов спросил:

– Фара, так твоя фамилия, оказывается, означает «друг»?

– А ты сомневался? – хмыкнув, ответил тот.

К ужину они опоздали, но голодными их, конечно, не оставили. Повар Федя Колобаев обрадовался принесенному барашку, как родному, – шутил, смеялся и, поглядывая на несчастное животное, вслух прикидывал завтрашнее меню.

Саша его веселья не разделял, он вообще был тих и неразговорчив. Причиной его раздумий была история, рассказанная дядей Рахмоном. Дело в том, что после гибели Дика Белов решил больше собаку не брать – слишком болезненна была недавняя потеря друга, да и какая другая собака могла сравниться с Диком! Все это он, как мог, объяснил капитану Лощинину, когда тот предложил ему взять другого пса. Начальник заставы настаивать не стал, предложив вернуться к этому вопросу позже.

И вот сегодня, после разговора со старым чабаном, Саша вдруг почувствовал, как ему не хватает собаки! Единственное, что его останавливало – это необъяснимое чувство вины перед Диком. Словно взяв другого пса, он предавал старого…

Вечером он долго не мог заснуть, ворочался, думал, а утром отправился к Лощинину и попросил дать ему нового пса.

XXIX

Очень скоро Пчела понял, на чем делал деньги Сурен. Примерно раз в неделю (когда реже, когда чаще), приходя утром в сарай, Пчела обнаруживал там новую тачку. Эти машины были в отличном состоянии, на ходу, и никакого ремонта не требовали. Впрочем, никто и не заикался о ремонте. Обязанности Пчелы и дяди Васи чаще всего заключались в том, чтобы разобрать эти тачки по винтику на запчасти. Иногда, когда в сарае оказывалась иномарка, приходилось заниматься более тонкой работой – перебивать номера на двигателе и кузове, а то и перекрашивать весь автомобиль.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять – Сурен работает с крадеными машинами. Вероятно, предположил Пчела, угонами занимался его племянник Эдик, сам же хозяин автосервиса отвечал за сбыт «продукции» – дефицитных запчастей и «перелицованных» иномарок.

Нельзя сказать, что, догадавшись обо всем этом, Пчела испытал шок. Ему, если честно, было абсолютно по барабану, откуда и каким образом в сарае оказывались все эти тачки – лишь бы хозяин вовремя отстегивал полагающиеся ему денежки. Сурен платил исправно, иногда даже приплачивал сверх договора за срочность, поэтому о своих догадках Пчела предпочитал помалкивать. О том, что он разбирает краденые машины, не знали ни мать с отцом, ни Космос с Филом. И уж конечно, Пчеле и в голову не приходило задавать какие-либо вопросы Сурену.

В общем, в старом сарае на дне поросшего ивняком оврага была тишь да гладь – «предприятие» работало, как часы, и все были друг другом довольны. Но в один апрельский день эта идиллия рухнула, как карточный домик.

Пчела уже собирался уходить домой, когда в сарай влетел разъяренный хозяин.

– Чтоб твою маму черти взяли, Витя! – вытаращив глаза и брызгая слюной, орал он. – Чтоб у тебя руки отсохли, халтурщик! Чтоб тебе…

– В чем дело, Сурен? – опешил Пчела.

– Посмотрите на него! Он еще спрашивает – в чем дело! – армянин всплеснул руками и схватил ничего не понимающего Пчелу за грудки. – Ты что наделал, а? Я что, тебе мало платил? Я тебя обманывал? Ты зачем мою машину загубил, а?

– Как загубил?

– Так загубил! Насмерть загубил! Иди – полюбуйся! – Сурен толкнул Пчелу к выходу.

На площадке перед сараем стоял какой-то уазик, а за ним виднелась хозяйская «Вольво». Эдик, глухо ругаясь по-армянски, отвязывал от машины оранжевый буксировочный трос.

– Что с машиной? – спросил Пчела.

– Он еще спрашивает – что с машиной! – снова возопил Сурен, в отчаянье хватаясь за голову. – Убита машина, ясно тебе? Насмерть убита! Скажи, Эдик!

Племянник зло сверкнул черными, как уголь, глазами в сторону Пчелы:

– Халтурщик ты, Витя! Тебе не машины – утюги ремонтировать. Накрылся движок, понятно тебе? Клина поймали…

Пчела выругался сквозь зубы, вот теперь ему все стало ясно. Отец оказался прав – их ремонта хватило только на полгода. Последствия давней халтуры икнулись в самый неподходящий момент, да еще как громко икнулись! Если Эдик ничего не напутал и двигатель «Вольво» действительно переклинило, то дело швах!

Пчела мысленно прикинул: головка блока цилиндров, клапана, поршневая, распредвал, да мало ли что там еще! Да, Сурен влетел капитально! Пожалуй, ему дешевле будет купить новый движок, чем вернуть к жизни этот…

– Сурен, а при чем здесь я-то? – Пчела старательно изобразил изумление. – Ты же помнишь – запчастей у тебя не хватало, я сделал что мог…

– Вот что ты мог! – хозяин в гневе ткнул пальцем в неподвижную «Вольво». – Убить мою машину ты мог! Если сделать не мог, зачем брался? Твой отец – честный человек, он не хотел, а ты… Ты жадный, Витя! Ты думал: «Обману Сурена, он все равно ничего не понимает!», да? Но теперь, Витя, ты мне за все заплатишь, понял?

– То есть?

– Отремонтируешь двигатель за свой счет или купишь новый, – жестко отрубил Сурен. – И пока не сделаешь машину, платить тебе я не буду!

Возражения Пчелы хозяин слушать не стал и сам больше не произнес ни слова. Мертвую «Вольво» закатили в сарай, и Сурен с Эдиком тут же уехали.

«Ни хрена себе заявочки – купить новый движок для «Вольвешника»! Да на какие шиши? И потом – с какой это стати?» – кипел от возмущения Пчела, возвращаясь домой.

Больше всего на свете ему хотелось послать Сурена куда подальше и никогда больше не появляться в его сарае. Но где еще ему будут платить восемьсот рэ в месяц?

Немного поостыв, Пчела подумал, что торопиться не стоит, тем более что в конце недели у них должна была быть получка. Он решил дождаться этого дня и посмотреть, как поведет себя Сурен. У Пчелы были все основания надеяться, что хозяин предпочтет забыть о своих угрозах. Во-первых, армянин был вспыльчив, как истинный кавказец, но отходил легко и быстро. А во-вторых… Во-вторых, Сурен был не дурак, он не мог не понимать, что его работник отлично знает, какими делишками занимается его босс, а значит ссориться с Витей хозяину было совсем не с руки. Словом, Пчела надеялся, что конфликт потухнет сам собой.

Но в пятницу вечером Сурен рассчитался только с дядей Васей. В ответ на немой вопрос Пчелы он холодно процедил:

– А тебе, Витя, я уже все сказал. Заплачу, когда движок отремонтируешь.

– С-с-сука… – прошипел сквозь зубы Пчела в спину хозяина.

Ему пришлось приложить немало стараний, чтобы сдержать клокочущий в груди гнев и не наскандалить. Скандал Пчеле был ни к чему – у него уже был план мести облапошившему его армянину.

Тем же вечером он позвонил Космосу и договорился с ним попить в субботу пивка.

Тот пришел в беседку в новой кожаной куртке-«косухе», на безымянном пальце у него появился массивный золотой перстень, и вообще – Космос был весь, что называется, «на понтах». Он с презрительной усмешкой взглянул на «Жигулевское», которым успел затариться Пчела, и принялся доставать из своей объемистой сумки жестяные банки с «Хайнекеном» и пакетики с фисташками.

– Как жизнь, брат? – небрежно спросил он.

– Так себе… А ты, смотрю, весь в шоколаде? – криво ухмыльнулся Пчела.

– Не жалуюсь… Слышал анекдот? Сидят пацаны в кабаке, ну, бухают, хавают… Один уже готов – мордой в салате. Его кореш толкает: «Как жизнь, Вован?» А этот еле-еле рожу из салата вытащил, промычал: «Удалась!», и обратно – бац в салат!

Пчела коротко хохотнул и открыл бутылку «Жигулевского», Космос, лениво посмеиваясь, протянул другу банку пива:

– Да брось ты это пойло! На, держи!

Они открыли пиво, сделали несколько глотков, помолчали. Потом Космос спросил:

– А Фил где? Что-то он давно не появлялся, ты его не звал?

– Нет, – ответил Пчела. Он еще раз приложился к банке и пояснил: – Кос, я с тобой об одном дельце потолковать хотел…

– Ну, валяй, излагай… – кивнул тот.

Пчела изложил. Космос не перебивал, слушал внимательно, время от времени покусывая нижнюю губу. Когда друг закончил, он, наморщив лоб, спросил:

– Короче, ты хочешь, чтобы мы на твоего ару наехали?

– Да, – прямо ответил Пчела. – Оборзел он вконец, наказать бы надо…

– А крыша? Крыша у него есть?

– То есть?

– Ну, кто-нибудь из крутых его прикрывает? – пояснил Космос. -

Типа защиты там… Он кому-нибудь за это платит?

Пчела задумался.

– Вряд ли… – покачал он головой. – Я там полгода пахал и никого из чужих не видел. Приезжали как-то с Эдиком два пацана, но на крутых не похожи…

– Это хорошо, – кивнул Космос. – Понимаешь, Пчел, я в этом деле человек новый, мой номер пока шестнадцатый и… Но если твой Су-рен ни под кем не ходит, все, конечно, гораздо проще… Короче, пока решим так – я все сперва разузнаю, а там уж как фишка ляжет!