Текст книги "Злые сумерки невозможного мира"

Автор книги: Александр Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Злые сумерки невозможного мира

1

Никто не знает истины. И это обидно вдвойне. Во-первых, потому что вообще обидно чего-то не знать. А во-вторых, потому что получается, будто любое самое, так сказать, нутряное слово твое приобретает оттенок лживой увертливости. Даже тот, кто с великолепным нахальством заявлял, что ничего не знает, безбожно кокетничал, рассчитывая подобным меморандумом добиться кратчайшего и наилегчайшего пути к обретению истины. Дескать, обратите внимание, дорогие гетайрос, на глубинную бездну мудрости, таящуюся в моем аналитическом раскладе: чем не истинно мое незнание истины, раз уж она изначально непостижима? Соответственно, я-то и есть тот самый единственный и неповторимый, кто непостижимое постиг, пусть с «черного хода», но добился! Ах, шалун! Он и не подозревал, что древнеафинский ОВД окажется гораздо мудрей вертлявого интеллигента, привычного к прихотливым, изменчивым очертаниям мысли.

Истина ОВД сомнению не подлежит, ибо звучит она предельно безоговорочно: нет человека, который бы ничего не знал или не знал хотя бы чего-нибудь. А тот, кто утверждает абсолютность собственного незнания, по тому горючими слезьми заливается укромный мешок наисырейшего карцера…

Андрей Васильевич Евдокимов в этот дедуктивный подход укладывался по всем параметрам. Была пятница, обычная летняя пятница, не предвещавшая ничего худого, а как раз совсем наоборот. Год назад Андрей Васильевич – в ту пору совладелец нескольких кооперативных отхожих мест, промышлявший по совместительству скупкой ваучерной макулатуры – обменялся в присутствии свидетелей обручальными кольцами с выпускницей института народного хозяйства Колычевой Мариной.

Молодые супруги, по уверению знакомых и многочисленной обоюдосторонней родни, жили дружно и серьезных раздоров не затевали.

В пятницу накануне годового юбилея Андрей и его благоверная пригласили свидетелей и парочку-другую нынешних приятелей на небольшое праздничное мероприятие, местопребыванием которого был назначен стол в «Харбине». Родственников намечалось угощать в субботний вечер, чтобы избежать шероховатостей смычки молодых и преуспевших со старой гвардией, так что компания подобралась исключительно соответствующая нынешнему положению молодоженов. Были там, в частности, Матвей и Светлана Литовцевы, торгующие валютой на электронной бирже, глава процветающего торгового дома Николай Симонов со своей длинноногой секретаршей Людочкой, представитель лизинговой компании «Олдермэн» Виктор Шинкарев с подружкой, занимающей какую-то туманную должность в штате одного очень среднего банка, и, наконец, владелица массажного салона Маргарита Ветлицкая, прибывшая в сопровождении своего нового воздыхателя Семена, работающего в ассоциации охранных агентств.

Вечер не просто удался, а удался на славу. Поэтому расходиться не торопились, а решили продлить его очарование. Затарившись на Малышева ассортиментом качественных, хоть и несколько дороговатых напитков, компания направилась к берлоге Евдокимовых на кавалькаде частных такси. Сабантуй продолжался до половины третьего; когда никто из присутствующих не мог уже ни есть, ни пить, ни танцевать, ни разговаривать, Андрей вызвал такси для транспортировки гостей. Хозяйка ушла наверх, в спальню, пораньше, так что нелегкая доля швейцара выпала Андрею. Поэтому в отделении он твердо и уверенно заявил, что проводил в с е х без исключения и собственноручно задвинул массивный патентованный засов на не менее патентованной двери.

Еще он показал следующее: будучи от природы аккуратен, он решил навести в гостиной порядок, хотя бы относительный, минимальный. Сбор грязной посуды и переноска ее в направлении кухни заняли примерно пятнадцать-двадцать минут, так что в спальню он поднялся около трех, но супруги не обнаружил. Решив, что она, ввиду изрядно расслабленного состояния, ошиблась «номером» и обосновалась в спальне для гостей, Андрей заглянул и туда. Марины не было.

Это его слегка обеспокоило, и он обошел все помещения их просторной квартиры с великолепной последовательностью, сделавшей бы честь самому добросовестному агенту Комитета госбезопасности. Жены не было! Не было, и все тут!

Зато в спальне к своему великому удивлению Андрей Васильевич обнаружил большое пятно крови овальной формы. Он клялся и плакал, размазывая по потному лицу мутные похмельные слезы, и кричал, что в первый заход пятна не наблюдалось. По крайней мере, он его не заметил, хотя при повторной проверке увидел тотчас.

Следователь – пожилой капитан с заспанными глазами цвета местного мрамора и худым прямоугольником лица, изрезанным глубокими продольными морщинами – с мрачной усталостью смотрел на холеного обладателя двухэтажной квартиры. «Засадить бы тебя на полгодика в следственный изолятор… – думал капитан. – Конечно, к исчезновению потерпевшей ты вряд ли причастен, если, конечно, не полный дурак, но как превентивная мера, за бывшие и будущие грехи – было бы весьма кстати».

Несмотря на то, что высоких чинов капитан не снискал, он совершенно справедливо считался надежным, матерым зубром практической криминалистики. Кровь, разлитая в спальне, совпадала по группе с кровью пропавшей девицы. Эксперт Семенов, которому можно было доверять на все «сто», утверждал, что происшествие имело место быть в рамках от двух-пятнадцати до трех. На подоконниках не осталось никаких следов, значит тело могло быть вынесено только в дверь. Но муж потерпевшей упрямо доказывал, будто в квартире никого не было и проникнуть в нее никто не мог. Одно из двух: либо гражданин Евдокимов круглый осел, либо имеет особые причины для подобного утверждения. Тут явно было что-то не так.

– Поймите меня правильно, гражданин Евдокимов, – сказал капитан, со вздохом потирая ладонью морщинистый лоб. – Если в квартире кроме вас и потерпевшей никого не было, логично будет предположить, что именно вы вынесли тело и скрыли его.

– Я понимаю, – поспешно закивал Андрей и вдруг осекся. До него, видимо, только-только дошло, в какую ситуацию ставит его собственное заявление. Он просто остолбенел, растерянно помаргивая мокрыми веками. – Но вы же не думаете, что это я? Перед годовщиной… Зачем?

«Это не он, – подумал следователь. – Чертовщина какая-то». На своем веку он повидал немало преступников и мог оценить, на что способен парень, сидящий напротив. Максимум, чего от него можно было ждать, так это убийства по неосторожности. А вот на то, чтобы хладнокровно припрятать труп, да еще милицию вызвать, он явно не тянул. Впрочем, вовсе не это беспокоило сейчас Эдуарда Трофимыча…

– Хотя бы затем, чтобы очевидной нелепостью и просчитанным риском отвести подозрение от себя, – ответил он безутешному Андрею. – Лично я в это не верю, но хочу предупредить сразу: вашу невиновность доказать нет никакой возможности. Приготовьтесь к худшему. Если у вас имеется адвокат, позвоните ему, пусть возьмет под залог, а я вынужден вас арестовать, уж не взыщите – служба обязывает.

2

Артём проснулся от того, что солнечный луч, проскользнув сквозь неплотно прикрытые шторы, уперся ему прямо в лицо. Во рту было сухо и гадостно, просыпаться не хотелось, но куда денешься? Рядом с кроватью на банкетке, обитой роскошной парчовой тканью, стояли пепельница, до отрыжки заполненная окурками, и полупустая бутылка выдохшейся минеральной воды.

Вкус у напитка был мерзкий, но язык, жесткий, как кровельное железо, слегка размягчился. Сигареты валялись на полу. Артём вынул из пачки одну, оказавшуюся, впрочем, последней, и закурил, морщась от сизых клубов, с нехорошей настырностью лезших прямо в глаза.

Не везет. А когда не везет, пиши – пропало!

Служба в детективном агентстве Симагина начиналась просто великолепно. Четыре дела подряд ему удалось довести до логического завершения, хозяин нахваливал, клиенты платили, не скупясь. Именно тогда, потеряв голову от бесперебойных успехов, он накупил массу ненужных и очень дорогих вещей. В частности, вот эту банкетку! Гадство! Деньги, брошенные на ветер, сегодня могли пригодиться ой как! Наступившая полоса невезухи выдоила его досуха. Пожертвования на текущие расходы положения не меняли, хотя Симагин старался раскрутить клиента по максимуму.

В последний раз от него требовались сущие пустяки: установить круг лиц, с которыми общался некий господин М. Особенное внимание следовало уделить тем, с кем этот господин встречается украдкой. Артём так старался, что перешагнул рамки задания и выяснил даже, кто именно интересовал клиента в первую очередь. С ликованием в сердце и небрежным видом он хлопнул папку со снимками и записью разговоров на стол шефу и сообщил, что пора и расчет произвесть. По предварительным прикидкам, ему причиталось что-то около тысячи «зелеными».

– Вот твоя доля, – буркнул в ответ зеленый от злости шеф и бросил поверх папки хрустящий сторублевый билет. – А твои сведения этому проходимцу теперь ни к чему! Через восемь лет все равно устареют!

Артём с трудом выбрался из-под простыни, путаясь в спущенных до щиколоток джинсах. Не дотянул, видать. Хорошо, хоть кроссовки снял… Холодной воды не было, так что пришлось умываться едва ли не крутым кипятком.

После фиаско с последним заказчиком клиент пошел редкий и преимущественно очень мелкой руки. Здесь уже и расчет ненамного превышал текущие расходы. За два месяца ни единого крупного дела! Он еще кое-как поддерживал свою репутацию крутого и удачливого детектива, но для этого пришлось сдать в прокат новенькие «Жигули» и продать золотую печатку с бриллиантовым глазком. Вчерашний вечер, начатый с «Метаксы» и «Генерала» и закончившийся портвейном «Анапа», служил прекрасной иллюстрацией к его нынешнему положению.

На часах значилась половина второго, соседи по квартире давным-давно просиживали на службе свои мозолистые кормовые места. Они хорошо ладили с Артёмом – в наши беспокойные времена очень удобно иметь в собственной берлоге злющего боевого медведя. Злющего, но получившего достойное воспитание.

Нет, что ни говорите, а везение, безусловно, принадлежит к явлениям синусоидальной природы. Артём едва успел разменять в киоске последнюю пятидесятирублевую купюру, как позади раздался приятно-визгливый присвист тормозящих колес. В следующую секунду хлопнула дверца, и озабоченный голос Николая Штокмана возвестил Артёму, что его мытарствам приходит конец.

– Артём Геннадьевич, вы свободны?

Самое главное заключалось в том, чтобы не спугнуть госпожу Удачу. Артём с великолепным равнодушием во взгляде окинул адвоката с головы до ног. Штокман являл собой воплощенное преуспевание.

– Не то, чтобы абсолютно, – сказал Артём, – но для вас у меня время найдется. Предупреждаю сразу – по мелочам размениваться не намерен.

– Садитесь, – предложил Штокман. И Артём, не торопясь, влез на заднее сиденье адвокатского «Вольво». Еще в далекие перестроечные годы за Штокманом утвердилась репутация очень дорогого, но разворотливого и везучего защитника по запутанным, закрученным делам. Он на иномарках ездил уже тогда, когда Артём другого транспорта, кроме общественного, не знал. Разве что служебный «бобик»…

– Знакомьтесь, – сказал Штокман, – это мой клиент – Андрей Евдокимов, торговый представитель Новотрубного завода и его совладелец.

Артём внимательно посмотрел в лицо потенциального клиента, и оно ему крепко понравилось. Несмотря на угнетенный вид, лицо Андрея не выражало и намека на уголовные наклонности. Широкий лоб, короткий прямой нос, большие серые глаза с тяжелыми нижними веками. Такие люди упрямы и вспыльчивы, могут при случае и словчить, но крайне редко сознательно вступают в противоборство с законом по-крупному.

– А это, пожалуй, единственный человек, который в состоянии вам помочь, Андрей. Следователь от Бога, раскованное мышление, безукоризненная честность в делах. Достаточно сказать, что в восемьдесят восьмом мне до зарезу требовалось заглянуть в один документик… Заметьте, не получить его, не внести в него изменения, а просто заглянуть… Артём Геннадьевич отказал мне в этой пустяковой просьбе, а ведь мог бы, кажется, провести отпуск на теплых и ласковых Канарах. Его дважды увольняли со службы. Первый раз при Горбачеве за то, что не посадил того, кого было нужно. Второй – при Ельцине, за то, что посадил кого не следовало. Если он возьмется, можете спать спокойно.

– Вы забыли упомянуть одну важную деталь, – сказал Артём. – Я стою недешево.

– Назовите сумму. – Недоверие в глазах Андрея густо мешалось с выражением безумной надежды. На секунду Артём почувствовал себя наследником рыцаря из Ламанчи, но парень, сидевший напротив, все-таки слабовато смахивал на нищего трактирского служку, и бескорыстие обратилось в позорное бегство.

– Аванс на время расследования обойдется вам в тысячу. Еще две – по окончании дела. Дополнительные траты – особой статьей.

– Две, – сказал Штокман. – И пятьсот авансом.

– Походите по базару, – предложил Артём. – Авось подешевле найдете.

Евдокимов думал недолго. Разговор в суде во время внесения залога наглядно показал ему, что если чуда не произойдет, ему выходит полная крышка. Не исключено – гробовая, и без аллегорий.

– Я согласен на ваши условия, – сказал он обреченно. – Добавлю еще пятьсот, если выручите.

Чем дальше продвигался рассказ, тем больше мрачнели глаза Артёма. Дело было безнадежным до такой степени, что будь на нем проштемпелевана соответствующая печать, оно б хуже не выглядело. Тут что-то не так…

– Давай откровенно, дружок, – проговорил Артём, отводя глаза в сторону и пристально рассматривая тлеющий кончик «данхилл». – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я нашел придурка, на которого можно откинуться? Так ведь статья расстрельная, а сумасшедшего, что согласится, первый же эксперт расколет. Дверь закрывал ты, частицы пыли на створках окон не тронуты… ну кто поверит, что тело испарилось без твоего участия?!

– Возможно, я действительно полный «валет», – тихо и упрямо сказал Андрей. – Но свою Маринку я в жизни и пальцем не тронул.

– Подожди, – подал голос молчавший ранее Штокман. – Ты не слышал: она вены себе никогда не вскрывала?

Андрей отрицательно покачал головой.

– Вен не вскрывала, рук сигаретами не прижигала, татуировкой не баловалась. Ёрзать в постели с такими мне доводилось, но жениться?.. Маринка у меня барышня. Хотя и выпить может, и компанию поддержать, а барышня.

Дым сизыми слоистыми полосами лениво блуждал по салону, нехотя мигрируя в водительское окно. Некурящий Штокман морщился, но терпел, из чего следовало, что и он оторвал у своего подзащитного хороший кусок. Артём Штокмана не любил. Отчасти из чувства зависти, отчасти потому, что профессионально не любил адвокатов.

– А ты не помнишь, – спросил он Андрея, затягиваясь с мстительным наслаждением, – чтобы кто-нибудь из гостей уходил, скажем, с разбитой мордой, головой или еще каким повреждением?

– Все было шумно и благопристойно, – ответил Андрей. – Люди проверенные, бизнес точек пересечения не имеет, а Семен – самый крутой – вообще не пил. Да и наверх никто не поднимался. Точно.

Ну ясно, дело абсолютно гиблое. Надо было просить на расходы побольше. Артём так и сказал, по-честному.

– Шансов у тебя, дружок, ноль целых, хрен десятых, – добавил с беспощадностью хирурга-экспериментатора. – Один против триллиона. Все, что могу тебе обещать – я использую этот мизер, выжму, как губку. Это гарантирую. Теперь – запасной вариант, им займешься ты, Нико.

– И он будет учить меня, как мне делать мое дело! – восхитился Штокман. – Мальчишка! Нет никакой запасной лазейки. Это говорю тебе я! Я же вижу, ты хочешь спустить дело в долгий ящик, но уже все проверено: у Мариночки так называемая Христова кровь. Редчайшая группа!

– Тогда я пошел, – сказал Артём, протягивая руку Штокману. Тот со вздохом извлек из «дипломата» банковскую пачку купюр…

Через час, отобедав и поправив здоровье, Артём сыто развалился в парикмахерском кресле. Кассирша Лидия Павловна привычно названивала по адресам, выявляя добровольца с мотором на сто рублей до полуночи. К тому времени, когда подстриженный, побритый и наодеколоненный Артём выходил из стеклянных дверей салона, его уже поджидал крепенький мужичок в модной шерстяной рубашке, со старенькой, но хорошо отлаженной «Волгой» у бордюра.

– На Викулова, – сказал Артём, усаживаясь на заднее сиденье.

3

– Ну, привет, – Эдуард Трофимович сухо и крепко хлопнул ладонью об ладонь бывшего сослуживца. – Проходи, доставай магарыч, угощай табаком заморским.

Артём скинул кроссовки и, с удовольствием ощущая прохладу половых досок горячими со вчерашнего ступнями, прошествовал в любовно отделанную кухню. Всякий, кто хотя бы раз испытал острую сладость охотничьей тропы, знает: допинг и «экстази» рядом с нею – ничто. Сердце то замирает в предвкушении фантастики фарта, то мощно и ровно гонит кровь по каждой мельчайшей жилочку. Запахи щекочут раздутые ноздри, ухо отлавливает гармонию разноречивых тонов, глаз пронзает стоверстные горизонты.

Дело было стопроцентно пропащее. Артём знал это лучше, чем кто-либо другой, но полная безнадега предприятия, не сулящая ценного приза, дразнила и бесила его, точно мулета. Закуси удила, пръ на красный, и будь что будет! Когда за штурвалом ас, опасайся желанного зеленого света!

Жена Эдуарда Трофимовича – симпатичная и живая хохлушка средних лет – приветливо кивнула Артёму и вышла в гостиную за конфетами. Не впервой, ритуал известен. Артём, между тем, выставлял на столик настоящий «Мартель». Капитан с преувеличенным тщанием надзирал за тем, как янтарная жидкость, благоухая, наполняла высокий конический фужер, с некоторых пор получивший громкое прозвище «консульского», потому что «консультантский» выговаривать было несравненно сложнее.

Они сели на табуреты, обшитые кусками пурпурной ковровой дорожки, осторожно позвенели бокалом о рюмку и пригубили.

– Я тебя ждал, – признался капитан. – Этот безутешный супружник действительно тянет разве что на свидетеля, но других подозреваемых у нас нет. Слезь я с него, он же меня и съест. Дело нечисто, в самом что ни на есть метафизическом смысле, да разве кому объяснишь? Жалко пацана, но себя всегда жальче.

Артём был согласен с Эдуардом Трофимовичем, его били не менее хлестко, но у него нет семьи, не так страшно. Паскудное стремление к компромиссу, благодаренье Богу, еще обходило его стороной.

– Если не ошибаюсь, вы как-то рассказывали про уникума, который проводил следствие по делу, напоминающему сегодняшний артефакт, – сказал Артём.

– Давай без выпендрёжа, – предложил капитан. – Это ты у нас скакун чистых кровей, а я просто рабочая лошадка следственного отдела.

– Я бы сказал жестче – ломовой битюг. Вы умеете протаранить любую паутину, будь она хоть из причальных канатов.

– Но не сплетение прокурорских коридоров, – уточнил капитан. – Тут нужна ловкая рука с длинными чуткими пальцами. Штокман, едва врубившись, насчет тебя стал грузило закидывать, так что, сам понимаешь…

Артём понимал. И даже очень. Эдуард с небрежностью великого мастера откинулся на него, предоставив сомнительное право выкручиваться за двоих. И совесть чиста при любом исходе, и делать ничего не надо, и «консульские», хочешь-не хочешь, а предоставь. Но, с другой стороны, что б он делал сегодня, не будь Эдуарда? Маялся от безделья, в тридцатый раз пересчитывая стремительно тающие хрусты?

– Спасибо, что вспомнил, – сказал Артём, криво усмехаясь и пряча глаза. – Не забуду. А сейчас дайте мне этого вашего знакомца с аналогией.

Капитан вдруг резко нагнулся, что-то высматривая под ногами, но, едва Артём подался вперед, вскинулся и сцепил взгляд своих сузившихся зрачков с уклончивым взглядом приятеля.

– Это делается так, Тёма, – объяснил, удовлетворенно прищелкнув пальцами. – Мальчишка ты еще. Талантливый, ушлый, но зеленый пока. Ты думаешь, я не вижу, что у тебя в черепушке шевелится? «Не забуду!» Надо же, какая глубина, какой подтекст… Хемингуэй! Времени у меня нет с твоим миллиардером возиться. Зато у тебя, как у шибко принципиального, его хоть отбавляй. Вот и побегай, разомни суставчики, – он больно ткнул Артёма пальцем прямо в солнечное сплетение, – может, поменьше умничать станешь. Запиши адрес.

4

Иван Петрович, фамилия которого существенной роли в повествовании не играет, проживал в одном из дореволюционных купеческих особняков красного кирпича, с маленькими арочными оконцами. В темном и тесном дворе машина развернулась впритирку, водила оглянулся на маячивших бритоголовых туземцев и на всякий случай потянулся за монтировкой.

– Если начнут разбойничать, – беспечно сказал Артём, выходя из машины, – сигналь. Я им без ломика все кости переломаю.

В прихожей его встретил сухощавый старик с заметной и в его немалые годы военной выправкой и аккуратной щеточкой седых усов. Поредевшие пегие пряди волос старательно уложены в «политический зачес». Ногти на высохших, потемневших руках тщательно обработаны пилкой. Если бы не последнее, Артём немедленно причислил бы его к категории служак-педантов. Ухоженные руки же определенно означали, что перед ним представитель старинного, ныне забытого, да и в прошлом не больно-то многочисленного сословия потомственных интеллигентов.

– Что вам угодно, молодой человек? – спросил он, безбоязненно впустив незнакомца в квартиру.

– Я от Эдуарда Трофимыча, – сказал Артём. – Нужна консультация.

– Прошу, – старик посторонился, пропуская гостя в небольшую, заметно вытянутую комнату, заставленную старинной мебелью.

На стенах, оклеенных зеленоватыми обоями, было развешено с полдюжины очень недурных пейзажей конца прошлого века в затейливых, потемневших от времени рамах. В красном углу – портрет необычайно красивой девушки на фоне дачного ландшафта.

– Жена, – пояснил Иван Петрович, перехватив оценивающий взгляд посетителя.

– Вам повезло, – вздохнул тот.

– Да, – просто подтвердил хозяин. – К сожалению, ненадолго. Питер, зима сорок второго.

– Простите, – сказал Артём.

– Не за что. Присаживайтесь. Вам чай или кофе?

– Благодарю, но времени в обрез. Во дворе меня ожидает нервный извозчик, опасающийся ваших соседей.

– Здесь не шалят, – сказал старик. – Я, знаете ли, пятьдесят два года прослужил в следственном отделе.

– Боятся?

– Принимают в расчет. Так что у вас ко мне?

Артём рассказал, обрисовал суть проблемы.

– Понятно, – кивнул Иван Петрович, внимательно выслушав юного коллегу. – Вам нужно обратиться к Володе Сицкому.

– А это кто?

– Старый оккультист, промышлявший этим занятием в те годы, когда нынешние «гуру» читали популярные лекции по научному атеизму. Очень любопытный товарищ. Его опыты подтверждаются практически на все сто. У меня было похожее дело, но группа крови пропавшей женщины совпала с группой крови одного из гостей, которому, кстати, разбили нос на той вечеринке. Пропавшая и разбила. Как выяснилось в дальнейшем, она разыграла всю эту историю, чтобы насолить своему любовнику – хозяину квартиры, ветренному юнцу. Пакостное дело; извращенная психика сбившихся в компанию недоумков изрядно запутала ситуацию. Ощущение было такое, будто в помойке копался.

Пришлось обратиться к Володе. Он по фотографии определяет состояние здоровья оригинала. Якобы исчезнувшая девица оказалась живой и здоровой. Володя даже подсказал район, в котором она обреталась в ожидании дальнейшего развития событий. Остальное, как говорится, дело техники.

– Спасибо, понял, – сказал Артём. – Где мне найти вашего знакомца? И в какую сумму вы оцениваете свою консультацию?

– Я на пенсии, – спокойно ответил старый следователь. – Заметьте – на пенсии, в отставке. Я профессию не менял, в Шерлоки Холмсы не нанимался. Если жизнь человеку спасете, считайте, что и со мной разочлись.

Артём кивнул, показывая, что понимает, но счел необходимым уточнить ситуацию:

– Человек, о котором идет речь, весьма богат и согласен оплатить услуги, оказанные ему. Условия оговорены, так что ничего незаконного в этом нет.

– Наиболее существенным моментом я считаю его невиновность. – На ухоженном лице старика не дрогнула ни единая жилочка. – Богат ли он или нищ – не суть важно. Мне платят за то, чтобы я помогал людям бесплатно. Улавливаете?

– Но вы в отставке…

– С помесячной пенсией, – настойчиво повторил Иван Петрович. – А значит – не вполне свободен. Вы на службе взятки не брали?

– Нет, – сказал Артём.

– Ну и я не беру, – улыбнулся старик, подходя к черному от времени секретеру. Артём ни грамма не сомневался в том, что в недрах этого древнего сооружения благополучно хранятся не только интересующий его адрес, но и многие другие бесценные документы.

– Вот, – сказал Иван Петрович, протягивая Артёму аккуратно надписанный бумажный квадратик, – прошу вас.

– Благодарю, – Артём наскоро пробежал взглядом по тексту и поднял глаза. – Иван Петрович, у вас наследники есть?

– Кто? – удивился старик, и по тону, каким это было произнесено, Артём понял все. Нет у него никого. Жена умерла слишком рано, и он запомнил ее такой же юной красавицей, какой потерял. И не сумел найти ту, которая смогла бы затмить в памяти восхитительный образ, закрепленный старым холстом.

– Послушайте, Иван Петрович, – сказал Артём, чувствуя труднопереносимое жжение в глазах, – я знаю, как жестока нынешняя жизнь. Будь я богачом, вроде моего клиента, я бы предложил вам более солидную сумму… Хотите честную сделку?

– На предмет чего?

– Вы старый заслуженный ас, но ваш архив распылят по ветру, если не найдется преемник. Я обещаю вам сделать все от меня зависящее, чтобы выцарапать Евдокимова из-под «вышки». А когда я сделаю это и получу награду, что вы скажете насчет тысячи долларов за содержимое вашего секретера? Нет, я не претендую на изъятие. Отпишите мне его в завещании.

Старый ас внимательно и придирчиво разглядывал настырного «благодетеля»; он тоже видел его насквозь и размышлял совсем не над тем, что за человек сидит напротив. Дело было совершенно в другом: на чашах внутренних весов одинокого, всеми заброшенного пенсионера причудливо балансировали духовная независимость, столь ценимая его изношенным сердцем, и желание быть полезным грядущему миру.

– Я не думаю, чтобы мои записки стоили таких денег, – проговорил он с некоторым, не очень искренним сомнением, – но если вы оцениваете их именно так…

– Да, – сказал Артём. – Но, поверьте, только потому, что не могу предложить больше.

– Мне, право, неловко, – признался Иван Петрович, и вдруг в его глазах мелькнуло выражение веселой находчивости. – Ба! – воскликнул он, улыбаясь. – Вот что мы сделаем! Я оставлю вам и картины, но при одном непременном условии!

– Охотно выполню, – успокоил старика Артём. – А в чем оно заключается?

При этих словах нерешительность вновь овладела хозяином комнаты.

– Видите ли, это не совсем обычная просьба… Боюсь, как бы вы не сочли меня немного не в себе… В общем, я прошу проследить за тем, чтобы вместе со мной был погребен этот портрет.

– Не нахожу в вашем условии ничего странного, – сказал Артём. – Это так естественно…

– Вы полагаете? – Иван Петрович смотрел исподлобья, остро и недоверчиво. – Лично я не так уверен в собственной нормальности. Вот вы, Артём, глядите на меня и думаете втихомолку: «Отчего не потешить бедного, одинокого старичка, хорохорящегося от сознания собственной ненужности? У него никого нет, кроме этого довоенного портрета кисти очень среднего мастера. Вот он и хочет уволочь с собой в могилу если не покойную жену, похороненную в Питере, так хотя бы ее изображение». Ведь так, коллега?

Артём пожал плечами: труднее нет переговоров с собратьями по профессии!

– Примерно так, – сказал честно, – только без лишнего уничижения. Я уже говорил, что считаю ваше пожелание вполне объяснимым и даже закономерным.

Старый ас одарил его нежданно загадочной усмешкой.

– Закономерное – да, – сказал, прищурясь. – А вот насчет объяснимости, Артём, вы, пожалуй что, поспешили. Впрочем, я думаю, у нас еще будет время поговорить подробнее. Когда закончите ваши поиски, приезжайте на вечерок. Посидим, поболтаем…