Текст книги "Злые сумерки невозможного мира"

Автор книги: Александр Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

18

Несколько раз на дороге попадались им сцены всевозможных мучений, творимых над вполне реальными человеческими сущностями. Большой только мрачнел и прибавлял шагу. «Разорваться мне, что ли?! – заорал он на своих гуманистов-помощников, рискнувших обратить его внимание на недопустимость подобного поведения. – Их тут за неделю по три штуки оказывается! – Долго сопел, потом буркнул вполголоса: – Некоторых, конечно, доставать приходилось, когда без груза назад шел…»

По всему, получалось так, что болтались они в этих местах уже давненько. Рюкзаки заметно исхудали, вода в канистрах всхлипывала и бултыхалась на каждом шагу, ячейки одежных сеток плотно забились песчаной пыльцой, воздух практически не пропускали. Тело зуделось так, будто ночевали нагишом на муравейнике. Все время хотелось спать, нервы ощущались, как перетянутые басовые струны, готовые лопнуть в любое мгновение. Только страх перед неизвестными еще талантами атамана удерживал новичков в рамках повиновения.

Была еще остановка, и еще несколько… Ощущение времени стерлось, как лезвие двадцатилетнего хлебореза. Артём то и дело ловил себя на странных провалах в ничто, в полную потерю сущностной ориентировки. Были моменты, к счастью, мгновенно проходившие, когда он начинал сомневаться в собственном бытии.

«Не поддавайтесь дурману, парни! – хрипел Большой, время от времени награждая сопутчиков увесистыми тычками. – Ад только того и ждет, чтобы встать с нами на короткую ногу. Ему одинаково в масть признание реальности происходящего и иллюзорности человеческой личности, как таковой. В обоих случаях уровень выравнивается в его пользу. Будьте выше Ада!»…

19

Легко сказать: «будьте выше», но выполнить-то гораздо сложнее! Особенно после нескончаемого неприятия всего происходящего вокруг. Вот сквозь глыбообразную тушу Большого внезапно проникает тускло-кровяная зарница, полыхнувшая у самого горизонта; полупрозрачная рука Евдокимова (если это вообще Евдокимов!) определенно сливается с окружающим прахом. Безвкусная, удручающе мокрая вода уныло вливается в онемевшее горло, призрачно скользя по бесчувственному, дубовому языку…

Нет ничего. Ни блаженства, ни боли… Гораздо реальней пустой реальности резонирующая внутри мрачная, но такая притягательная и высокая музыка… Немного жаль, что звучит она внутри пустоты, но это единственное, за что может уцепиться разбегающаяся, нестройная мысль… Ай! Что это?

– Совсем охренели, что ли?! – всхрапнул Артём, подскочив от булавки, впившейся в мягкое место. – Голову оторву!

Большой проворно отпрыгнул в сторону.

– Гляди-ка! – хохотал он с явным облегчением. – Ожил! Ну, все, все! Прости подлеца – еще раз, и больше не буду!

Андрей радостно улыбался. Видно, тем же способом был взбодрен незадолго перед этим.

– Вперед, салаги! – рявкнул Большой. – Мы пока еще живы и реальны назло всему! Вперед-вперед, да будет нам пухом сырая, дрянная и наилюбимейшая наша Земля!

– Хотелось бы верить, – проворчал Артём, прихрамывая и осторожно потирая саднящую задницу.

– А ты верь. Покуда вера сильна, ничего не потеряно.

20

В этот раз просыпались долго и неохотно. Даже Большой, казалось, утратил добрую половину извечной своей заряженности на тропу. Несмотря на то, что спали больше обычного, вымотанные организмы с трудом приходили в чувство, было особенно неуютно и как-то квело. Вставать не хотелось совершеннейше, ныли, казалось, не только мышцы, но и самые кости. Страх испарился, окружающее воспринималось противным и грязным болотом, заполненным бурыми гниющими водорослями и пиявками. Б-р-р!..

Чтобы взбодриться, выдули по две порции кофе, но угрюмая расслабленность поселилась, как видно, насовсем. Они брели от стычки к стычке, машинально преодолевая все более странные места и наскоки существ, их населяющих. Артём и не заметил, как изменилась повадка их свирепого атамана, как расплывчатая от обыденности происходящего фигура его приобрела собранность и налилась упругой энергией. В ушах прозвучал истошный вопль «Маринка-а-а!», мелькнул огромный кулак с зажатой в нем рукояткой ножа; валящееся набок тело Андрея с лицом обезумевшего Пьеро…

Как всегда, в обстоятельствах, причины которых не поддавались мгновенному распознанию, Артём включил навыки каратэки. Большой с неожиданной твердостью заблокировал выход его правой ноги и в отмашку саданул Артёма прямо в середину груди. Это мощное движение пробило поставленный блок и снесло с ног крутого сыщика, отбросив на пару метров.

– Пригляди за Андрюхой, м…дак! – гаркнул адский ходок, повернувшись к Артёму спиной. – Не дай ему очухаться!

Только сейчас перед затуманенным взором оглушенного сыщика открылась картина очередного терзания жертвы. В роли жертвы выступала очаровательная молодая женщина в ночном уборе, испятнанном кровью, изодранном в лоскуты, вымазанном песчаной пылью. Отчаянно визжа, она билась в полуметровых клыках гигантского черного котяры, в зрачках которого полыхали яростные адские огни, а из пасти вырывался чудовищный рык восторга и удовлетворения. Хвост, напоминавший измочаленное обгорелое бревно, сладострастно стегал по песку, вздымая бурые сухие фонтаны.

Вот, на секунду разжав свою мертвую хватку, он выпускает несчастное создание на свободу. Девушка стремительно мчится к людям, но падает, сбитая ласкающим движением серповидных когтей.

Большой шагает ровно, не торопясь, лениво насвистывая, и Артём внезапно приходит в себя. Все становится на свои места, получает свой смысл и причину. Волей-неволей приходится признать, что выбор его в качестве нейтрализатора фантазий слабонервного миллиардера предусматривал почти исключительно нынешний случай. Осознавать это было обидно: кому ж понравится низводить самого себя из ранга союзника в пустяшную роль подручного.

Большой пер на адскую тварь, как на пустое место, никак не реагируя на вопли о помощи. Кот придавил жертву к песку, небрежно опершись о нее передней лапой. Его сумасшедшие алые зрачки обратились к дерзкому пришельцу, шерсть встала торчком.

– Р-р-рау-у! – сказал кот и оскалился.

Большой обернулся к Артёму.

– Чего это ты мне в спину рычишь? – спросил с великолепным недоумением. Нужно было что-то придумать и поскорее.

– Да я и не думал, – ответил Артём, делая вид, что обиделся. – Может, кто-то другой?

– Ну ты даешь, салага! – хрипло захохотал атаман. – Здесь, кроме пустоты, ничего нету! Ты чего-нибудь видишь?

– Не вижу, – поддержал его Артём. – Наверное, ошибся. Скорее всего, это Андрюха стонет.

Котище пригнулся к песку, имитируя готовность к прыжку, но ни Большой, ни Артём ему не поверили. Лишившись жертвы, адская тварь лишалась и последней опоры – постоянной, направленной подпитки отравленного болью и страхом человеческого воображения.

– Рисуй круг, салага! – гаркнул Большой, надвигаясь на чудовище с беззаботностью флиртующего холостяка. Кот выпустил когти и вдавил их в рыдающую девушку так, что она разразилась новым взрывом визга, переходящего в ультразвуковые тональности. Артём поспешно чертил замкнутую окружность.

– Брось ее, киса, – сказал Большой, останавливаясь метрах в шести. – Ты ведь знаешь, кто я такой. Правда? А она – что она такое, когда существует выбор?

– Вр-р-рет! Вр-р-рет! – послышалось издалека. – Не вер-рь!

Артём извлек из рюкзака последнюю банку тушенки, нерешительно глядя на нее, несколько раз подбросил на ладони. Выбора не было, приходилось рискнуть продовольственным запасом. Увесистая жестянка врезалась прямо в глаз спешащему на помощь ворону Руми. Бегущая лисица предусмотрительно замерла на почтительном расстоянии.

– Поди сюда, киса, – искушал чудовище глава адской экспедиции, подходя ближе и демонстрируя всевозможные признаки жестокой опаски.

Кот следил за его приближением со все возрастающим интересом. Было прекрасно видно, как хочется ему залучить такую ценную жертву, каковую представлял собой доселе неуязвимый в своем нахальстве Алик Ложкин по прозванию Большой. Но не хотелось при этом терять и ту, что поплоше. Сейчас Артём понял, на чем построена феноменальная удачливость их атамана, и мысленно простил ему все его прегрешения, изумляясь собственной глупости, глупости Тигра и прелестной сестрицы адского ходока.

Два прыжка слились в хаосе перекрестного движения. Кот целил в Большого, Большой – в Марину. Страшный удар кулака выбил сознание из обессилившей жертвы, когти чудовища вспахали песок. Бешенству его не было предела, с пронзительным воплем кот взмыл на дыбы и, мгновенно развернувшись, навис над выпрямившимся экстремальщиком.

Но перед ним уже стоял совершенно иной человек.

– Эх ты, глупое атмосферное недоразумение! – ухмыляясь прямо в нависшую смрадную пасть, сказал Алик Ложкин. – Неужели ты и вправду могло вообразить, будто тебя кто-нибудь может испугаться? Не смеши меня! Самое умное из того, что ты можешь сделать – это поскорее забыть обо всей этой дурацкой истории. – Он нагнулся и поднял на руки бесчувственное, обмякшее тело девушки, шагнул вперед. – Сгинь, говорю!

Очертания страшилища по-прежнему оставались четкими до рези в лазах, но Большой его, похоже, уже не видел. И что с того, что оно в ярости каталось по песку, нанося беспорядочные удары лапами, щелкая клыками и оглашая окрестности злобным воем? Оно могло бесноваться сколько угодно, его могуществу уже был положен неодолимый предел.

Захваченный развернувшейся перед ним картиной противоборства, Артём совсем упустил из виду еще одно реально действующее лицо, до времени не привлекавшее внимания к своему присутствию. Позади Большого, совсем рядом, мелькнул вдруг длинный оранжевый хвост…

– Лиса! – заорал Артём, выпрыгивая за пределы круга и размахивая ножом.

Большой, не оборачиваясь, отмахнулся ногой. Раздался пронзительный визг, сменившийся истошным лаем. С клыков обезумевшего зверя полетели крупные капли слюны. Артём метнул нож, но промахнулся.

– Прими девчонку, салага! – распорядился Большой.

Он повернулся к наскакивающей бестии с видом, не обещавшим ей ничего хорошего…

– Убирайся прочь, крыса! – услышал Артём. – Уходи прочь, или клянусь тебе бессмертием души, я не успокоюсь, пока не познакомлю тебя с серебряной пулей! Слышишь меня, позор лисьего рода?!

Спустя секунду на песок рядом с Артёмом шлепнулось тяжелое тело, распространяющее вокруг запах пота и табачную вонь.

– Положи девчонку себе на колени и держись за нее, как за ноющий зуб, – пропыхтело «тело» и принялось втыкать в песок желтые восковые свечи. – Домой здорово хочешь?

– Очень! – выдохнул Артём, закрывая глаза.

Вокруг свистало, выло, скреблось и ухало, слышались подозрительные шорохи и шепотки, но от этого домой хотелось вдвое сильней. Мало-помалу звуки терялись, глохли, отступали вдаль. Артём еще крепче стиснул веки, всей душой стремясь поскорей оказаться в таком уютном, в таком покойном монастырском застенке. Девушка, лежащая у него на коленях, казалась невесомой и неживой, он лишь изредка ощущал ее почти неслышное, невероятно слабое сердцебиение. Впрочем, это ни о чем не говорило – его собственное сердце бухало с такой силой, что заглушало даже тяжелое дыхание Большого. Открывать глаза было страшно, и он осмелился сделать это только после того, как очнувшийся Андрей внятно и забористо обложил их обоих.

– Совсем ох…ли! – орал Евдокимов, выдирая жену из закостеневших объятий частного детектива. – Что вы с ней сделали, м…ки!..

…В подвале все было, как всегда, только немного душно от запаха свечного нагара, но Артём боялся поверить в удачный исход их сумасшедшего предприятия, по-прежнему сидел в той же позе и глупо хлопал глазами. Большой лежал рядом, провожая взглядом супружескую чету Евдокимовых.

– Не торопись, Артёмий, – сказал он и лег поудобней, закинув руки за голову. – Мы свое дело сделали, пусть малость без нас похлопочут…

21

Сутки спустя Артём проснулся от назойливого дребезжания дверного звонка. Крикнув, чтоб обождали, наскоро сполоснул лицо и, напялив джинсы, отправился открывать. В дверях стояла его ветреная любовь во всем блеске красоты и благополучия.

– Ну, здравствуй, пропажа, – сказала она с холодной деловитостью судебного заседателя. – Нужно поговорить.

Артём молча пропустил ее в комнату и сел на кровать. Здесь они провели когда-то немало по-настоящему счастливых часов.

Сегодня Ольга заняла позицию официальной гостьи – в кресле возле стола. Артёму были прекрасно видны ее круглые колени, округлость бедер, едва прикрытых короткой юбкой. Но это чудесное зрелище сегодня оставило его равнодушным до удивления.

– Нэлька видела тебя у «Космоса» вместе с каким-то громилой, – сказала Ольга, закурив и глубоко затянувшись. – Почему не позвонил, что вернулся?

Она хотела казаться спокойной и отстраненной, но Артём видел, как нервно вздрагивали ее холеные длинные пальцы, как трепетали нежные ноздри.

– Извини, – сказал он и крепко отер ладонью лицо. – Командировка выдалась очень хлопотной, страшно устал. И не разбуди ты меня, проспал бы до самой ночи.

– Я всегда была для тебя только игрушкой! – вспылила Ольга.

– Если тебе так удобнее, пусть будет так.

– Что ты хочешь этим сказать?!

«О, Господи!»

– Я просто неудачно пошутил, Оля. – Вот только ссор ему сейчас не хватало для полного счастья! – Ты собиралась поговорить, я слушаю.

За окном закатно пригревало июльское солнышко. Со двора доносились голоса ребятни, с утра до самого вечера бьющейся на самодельной футбольной площадке, автомобильный рык и громыханье трамвайных колес. Город шумел суетно и беспечно.

– Кто он? – спросил Артём, утомившись затянутой паузой.

– Представитель Хартхоффена. Это фирма такая в Германии. – Ольга внимательно, с почти искренним интересом рассматривала безупречно отлакированные ноготки на свободной руке. – Солидный капитал, обширные связи… А ревнив – ужасно. Я думаю, мы больше не сможем встречаться, Атэ. – Из всех миллиардов говорящих двуногих существ, населяющих нашу старушку-планету, только она одна называла Артёма «Атэ». Это было так элегантно…

– Жаль, что у меня нет солидного капитала, – сказал Артём. – Но кому-то из нас должно было повезти. Рад за тебя, правда – рад.

На самом деле ему было абсолютно безразлично, сердце билось ровно и сонно. Хотелось поскорей развязать нелепые узелки излишних отношений и выключиться до утра.

Ольга поднялась. Оба смотрели куда угодно, лишь бы не встретить ответного взгляда. Романтика отношений умирала с беззвучным стоном, сколько ни прячь глаза.

– Не тяни, – попросил Артём свою снежную леди. – И не кайся. Все правильно: мы были красивой парой, но на свете много красивых пар, и не все из них счастливы.

– Я любила тебя, чурбан, – сказала Ольга со смутной тоской. – Ну почему ты такой нищий?!

Вот пропасть!

– Мы оба нищие, Оля, – ответил Артём. – И едва ли станем богаче, хоть золотом под макушку засыпь. Но мне хуже, потому что я знаком с человеком, воистину знающим, что такое любовь!

– Псих! – сказала снежная леди и ушла, бросив ключ на кровать.

22

Ночью приехал Андрей, привез деньги, коробку коньяка, блок «Данхилл» и груду закусок. Две бутылки сунул совершенно обалдевшему Игореше, открывшему дверь. Артём налил полные стаканы. Выпили, не чокаясь.

– Ну? – спросил хозяин комнаты, распечатывая сигареты.

– Пока под наркозом, но врачи говорят – выкарабкается. Плесни еще. – Евдокимов опрокинул в рот полстакана так, будто лекарство принял. – Хату придется менять.

– Ну и зря, – сказал Артём. – Большой говорит, что блуждающая Зона раньше, чем через двести лет, не появится. Переезжать гораздо опаснее.

– Попробуй это Маринке моей объяснить, – хмыкнул Андрей. – Что тебе снилось сегодня?

Артём удобно пристроил подбородок на ладонь руки, оперся рукою о стол, в зрачках его отразилась стопроцентная пустота.

– Я видел море, – ответил он минуту спустя. – И вода была синяя-синяя. А потом пришла одна красивая стерва, которая испортила все. Хуже всего то, что мне ее жалко. Я тоже стервец, Андрюха.

– Был, – сказал Андрей. – А сейчас – вряд ли. У меня к тебе дело, брат. Бросай к лешему свое вшивое агентство и переходи ко мне в охрану. Хочешь сто тысяч баксов?

– Хочу, но не сейчас. Или вообще никогда.

Андрей не обиделся. Андрей не удивился. Андрей понимающе кивнул:

– Надумаешь – скажи.

Артём протянул ему раскупоренную бутылку, а из своей сделал несколько жадных глотков, совершенно не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

– Худо мне, – пояснил с неожиданной для себя простотой. – Будто душевной отравы объелся. Только во сне и живу.

– Та же картина, – утешил его Андрей. – А как усну – иду по степи, трава до колен, небо высокое, звезды с кулак. И – хорошо-о-о… Потом очнусь и не знаю, что реальнее: явь или сон.

Больше говорить было не о чем. Да и незачем. Молчали и пили, пили и молчали. Сизый дым вытягивало в окно, пахло сладкой бензиновой гарью, спиртом и дубовой корой. Восход застал их спящими на полу.

23

Большой лежал в ручье у бассейна с пластиковой трубкой во рту. Второй ее конец терялся в бочонке «хванчкары». На подошедших соратников атаман даже не взглянул. Андрей выложил на поднос семь банковских пачек. Артём вытряхнул из фруктовой вазы изысканную пирамидку цитрусовых, зачерпнул вина прямо из бочонка.

– Кто-то обещал мне один пейзаж подарить, – напомнил, изрядно отпив.

– Перебьешься. – Большой, не глядя, махнул рукой сломку Димычу, чтоб унес гонорар. – Обратись к Ляльке, у нее этой мазни целая прорва.

– Да я бы с радостью, только где искать – не знаю.

– А ты прояви свои дедуктивные способности. Ладно, не заводись! Спроси у Тигра, нет, лучше у Димыча. Через неделю приезжайте, посидим, а сейчас проваливайте – на рожи ваши смотреть никаких сил нету!

– На твою тоже, – вежливо ответил Артём и отправился на поиски Димыча.

24

Картину он выбрал сразу. Оскаленная лисья морда, изображенная на полотне, мгновенно притянула его к себе огромными человечьи-осмысленными глазами.

– Как называется? – спросил он у Ляльки, тихо следующей за ним от полотна к полотну.

– А ты как думаешь? – прозвучало в ответ.

– Ну, что-нибудь типа «Оглянись!» или «Сзади!».

– Ты хорошо чувствуешь настроение, Артём, – медленно и тихо ответила Лялька. – Я назвала этот экспромт «Всегда за спиной». Зачем он тебе?

– На память о старом знакомом.

– Или знакомой?.. – осторожно спросила Лялька, отводя взгляд. И Артём в какой уже раз растерялся от трисмысленности лялькиных слов.

– Если хочешь, я отвечу подробно, – сказал, повернувшись и положив горячие тяжелые ладони на дрогнувшие плечи Лилии Ложкиной.

– Мы так не договаривались. – Она была в одно и то же время хрупка, словно драгоценный саксонский фарфор, и крепка, как башкирская сабля. – Кроме того, ты сегодня совсем пуст внутри. Я не хочу, чтоб ты оставался: это пошло и слякотно.

– Мне больше не за что зацепиться, как ты не понимаешь?! – крикнул он. – Ад высосал из меня чувства и мысли! Кто поможет, кроме тебя?!

– Только сам! – как пощечиной, обожгла ответом. – Ты же считаешь себя человеком, так будь им, слизняк! Ада нет и никогда не было для тех, кто ему не принадлежит!

25

Сицкий открыл им дверь и проводил в кабинет, посмотрел на обоих с грустной усмешкой.

– Да, дорогие мои, натерпелись вы, как видно, изрядно! И то сказать: в Ад опуститься – не по Невскому пройтись.

– Их высочество читает мои мысли, – пояснил Артём специально для Евдокимова. – Помочь сумеете, Владимир Александрович?

– Едва ли.

– А хвалились, что в нашем мире сумеете защитить любого.

– От вашей собственной придури – всегда пожалуйста. Но вам ведь хочется от пустоты укрыться. Как прикажете защищать от того, чего нет?

Артём посмотрел посвященному прямо в глаза.

– С собственной дурью мы бы разобрались и сами. Это мы умеем. Скажи, Андрюха, вспоминать страшно?

Андрей помотал головой и добавил с нажимом:

– Страшно думать. Ад нереален – это святая правда. А что, если и наша Реальность – такой же пшик? Вот сегодня, когда к вам ехали, два раза хотелось выскочить на встречную полосу.

– Зачем?

– А проверить – не призраки ли несутся навстречу?

– Тяжелый случай, – согласился старый оккультист. – Не позавидуешь вам, дорогие мои. Но надо терпеть. Ни возбуждающие, ни успокаивающие средства здесь не помогут. Почаще бывайте на людях, пореже толкитесь между собой. Время – лучший лекарь, авось и с вашей болезнью управится.

Они попрощались и совсем было вышли, когда Артём вспомнил одну очень важную вещь, про которую хотел спросить еще до «ходки».

– Владимир Александрович, – сказал он, застревая в дверях. – Вы что-нибудь слышали про Венояра?

Сицкий кивнул.

– Это правда, что нынешним устройством мира мы обязаны его усилиям?

– Да, – ответил Сицкий, – и его тоже.

– То есть, наша Реальность – есть плод его замысла?

– Его деятельности, – поправил Сицкий. – Он не воображал, он делал. Потому и Реальность.

– Простите, но Ад создан тоже. И, насколько я понимаю, по замыслу не менее великой личности.

– Замысел определяется не тем, что замышлено, а тем, что реализовано. В каждый конкретный период правила меняются соответственно времени. Игра по правилам нынешнего периода и есть Реальность. Все прочее – нематериально.

– А завтра?

– До завтра нужно еще дожить, – улыбнулся оккультист. – Забегать вперед – не ваша прерогатива, Артём. Разберитесь с сегодняшним днем, а дальше видно будет.

– О чем это вы? – спросил Андрей, когда усаживались в машину.

– Пытался с «черного хода» проскочить, да не пускают чего-то…