Текст книги "Злые сумерки невозможного мира"

Автор книги: Александр Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

5

На часах было без четверти восемь вечера, когда безбожно молодящаяся «Волга» доставила Артёма в район старого ВИЗа, к дому, выстроенному в эпоху повального увлечения квази-классицизмом. Впрочем, следовало признать, выглядел он довольно приятно – этакий российский барин, увалень-аристократ в окружении ветхих аскетов, серых и угрюмо-бежевых.

По просторной каменной лестнице, освещаемой посредством мнимо готических окон, Артём поднялся на второй этаж и решительно брякнул бронзовым кольцом по львиной бронзовой морде, намертво привинченной к тяжелой натурально дубовой двери. Звука шагов он не услышал; масляно-скользко щелкнул засов, дверь распахнулась.

– Чем обязан? – раздался покровительственно-раскатистый голос.

Человек, стоящий напротив Артёма, явно принадлежал к миру, знакомому ему по фильмам о гражданской войне. Среднего роста, жутко фигуристый, несмотря на легкую возрастную расплывчатость, с глазами цвета морской волны, человек этот излучал прямо-таки физически ощутимое добродушие. Впрочем, нотка некоего превосходства, сквозившая в его по-кошачьи бархатистом баритоне, в корне пресекала малейшее поползновение на панибратский тон. Одет он был в бархатную малиновую куртку-«венгерку» и белые полотняные брюки. На ногах – к полнейшему изумлению Артёма – индейские мокасины. Похоже, что настоящие. А лет ему было слегка за пятьдесят.

– Я к вам от Ивана Петровича, – сказал Артём.

– Тогда заходите, – согласился господин Сицкий. Иначе, чем «господин», называть его было затруднительно. – Как вас по имени-отчеству?

– Артём Геннадьевич Баца, – представился Артём, вступая на скользкий паркет прихожей. – Можно просто – Артём. Я все-таки помоложе.

Господин Сицкий неспешно затворил дверь, задвинул бронзовый засов и жестом пригласил в гостиную – просторную квадратную комнату с алебастровой лепниной по высокому потолку, с большим двустворчатым окном, затененным малиновыми шторами натурального бархата и атласной белой портьерой. Комната была обставлена пристенным гарнитуром итальянского производства и набором, состоящим из дивана, четырех кресел и бронзовоногого стола с сандаловой столешницей. В этой квартире определенно водились хорошие деньги.

Артём с удовольствием погрузился в плюшевые объятия кресла, жестом попросил разрешения закурить; хозяин молча подтолкнул к нему хрустальную пепельницу.

– А как прикажете называть вас? – спросил Артём.

Хозяин неопределенно пожал плечами.

– Вообще-то, по идее, надо бы – «ваше высочество», – сказал он, улыбнувшись, – но не обижусь и на Владимира Александровича.

– Не знал, что судьба сведет меня с титулованной особой, – улыбнулся Артём. – Но этот вечер приносит мне любопытнейшие встречи. Одно знакомство с Иваном Петровичем чего стоит!

– А вы его раньше не знали?

– Нет, – сказал Артём. И рассказал все по порядку.

Сицкий слушал, не перебивая. Видно было, что дело не нравилось и ему.

– Так, – промолвил он, когда гость умолк. – Грустная история. Что вы хотите от меня, Артём?

– Экспертизы. Нужно установить, жива ли потерпевшая. А если жива…

– Послушайте меня, молодой человек, – хмуро сказал господин Сицкий. – К чему лукавить? Кровь на полу, свидетель, кочующий из кухни в гостиную, запертая дверь… Чтобы осуществить вынос тела без его участия, потребовался бы не какой-нибудь заурядный ниндзя, а целое подразделение спецназа.

– Без участия кого? – уточнил Артём.

– Трупа, естественно. Вы детектив? Тогда должны понимать: ваш клиент своими показаниями однозначно копает себе могилу.

– Следовательно, вы априори уверены в смерти его жены?

– Я не люблю повторяться, – покачал головой Сицкий, – но, видимо, придется: это грустная история, печальная история, а если быть абсолютно точным – настоящая трагедия. Мне даже на место ехать не нужно, чтобы…

«Ясно, – подумал Артём. – Сейчас ихнее высочество начнет пудрить мозги лоху-сыщику, чтобы вытрясти из клиента побольше».

– А в чем заключается сущность трагедии? – спросил сухо.

– Да как же, молодой человек… – вздохнул Сицкий. – Впрочем…

– Нельзя ли более определенно, Владимир Александрович? – подстегнул его Артём.

– Видите ли, Артём, самая точная определенность вам вряд ли поможет. Я могу подсказать, где искать потерпевшую, но как вы осуществите поиск – вот вопрос.

– Так где же она? Жива или мертва?

– К сожаленью, жива, мой милый, – вздохнул Сицкий. – В Аду мертвых нет.

«Так, – подумал Артём. – Он еще и сумасшедший впридачу!»

– Да, – усмехнувшись, добавил старый оккультист. – Уж лучше б я и впрямь был слегка не в себе. Оно бы спокойнее, но – увы!

– Это не смешно, Владимир Александрович, – сухо заметил Артём. – Я знаете ли, следователь и тоже умею просчитывать варианты. Не надо мне на психику нажимать.

– «Сейчас ихнее высочество начнет пудрить мозги лоху-сыщику…» – сказал Сицкий. – А так умеете?

Легкий дымок «данхилла» встал Артёму поперек горла. Сицкий смотрел участливо, без иронии. Выждав, пока гость справится с нежданным недомоганием, он продолжил:

– Даже великий Шекспир понимал, что на свете существует масса непонятных явлений. Мы с вами подразумеваем разные понятия. Вы мыслите в традиционалистском стиле, а я говорю об оккультном мире.

– Мне бы попроще, – попросил Артём.

– Попроще? Ну что же, попытаюсь. Вы знакомы с теорией Вернадского?

– Что-то о мысленной сфере? Более или менее.

– А можете представить себе мир, основанный на стойком ощущении страха? Если существует мысленная сфера, почему нельзя допустить существования отражения этой сферы в материальном мире? Понимаете? Принцип перископа зиждется на двух или нескольких зеркалах. Ваше отражение появляется на втором зеркале, хотя смотритесь-то вы в одно-единственное. Вот оно – первое – и есть ноосфера Вернадского. Но, в оккультном смысле, вторичное отражение в материальном мире носит условное деление на Ад и Рай. И тот, и другой, при совпадении определенных моментов, имеют способность соприкасаться с нашей собственной физической сферой. Вам приходилось слышать о встречах с чертями, странными животными и прочими нонсенсами реальности?

– Но ведь это, простите, бред сивой кобылы!

– Конечно. Конечно, дорогой мой! – охотно подхватил господин Сицкий. – Карпатские оборотни при помощи этого бреда перекидываются во все, что им заблагорассудится. И делается это предельно просто – сквозь ноосферу проскакивают в Ад, а потом возвращаются в физический мир.

Артём автоматически полез за носовым платком – уж очень душно стало ему в прохладных покоях Владимира Сицкого.

– Вы хотите сказать, что в мире идей возможно пребывание физических тел?

– В ноосфере? Нет. Там – никогда. Но Ад и Рай, отчасти как и наш мир, представляют собой отражения ноосферы. И там возможно все, что угодно!

– Так вы полагаете…

– Да, – сказал Владимир Александрович Сицкий. – Я боюсь, что жена вашего клиента угодила в самый настоящий Ад.

– Утешили, называется, – выдохнул Артём после минутного замешательства. – И что же теперь прикажете делать?

Сицкий огорченно развел руками.

– А что тут поделаешь? Знать и уметь – вещи несоотносимые. Конечно, если вы подвергнетесь нападению в моем присутствии, я смог бы вас защитить. Но это в н а ш е м мире. Теоретически – я мог бы даже проникнуть в Ад. Только обратный путь мне неизвестен…

Недаром, ох недаром это дело вызвало у Артёма столько опасений. Чуял, что здесь не все, как всегда. И не он один. Впрочем…

– Вы говорили про оборотней… – напомнил он Сицкому.

Тот посмотрел на Артёма с ласковым вниманием психиатра, наблюдающего интересный случай «сдвига по фазе».

– Держитесь от них подальше, мой милый, – посоветовал он очень доверительным тоном. – Это не те люди, которым стоило бы доверять.

– Мой клиент мог бы хорошо заплатить…

Усталая усмешка тронула узкие губы знатока тайных сил.

– Деньги-то они возьмут, – сказал он, согласно кивая. – Еще как возьмут! Не знаю только, кто после этого вас с вашим клиентом разыскать сумеет. Лично я – не рискну. Видите ли, мой дорогой, я, так сказать, специалист по жреческой методике. Да и то не местного производства. А оборотни используют массу технологий славянской и русской магии. Рядом с ними я такой же профан, как и вы.

– Но ведь должен же быть какой-нибудь выход!

– Сто «зеленых», – ответил Сицкий.

«Ну, наконец-то!» – вздохнул Артём и тут же поежился, вспомнив про удивительные способности визави.

– Не дорого? – поинтересовался тот. – Могу скинуть.

Артём только рукой махнул.

– Тогда слушайте. Несколько лет назад группа молодых безумцев начала комплексное исследование мест соприкосновения различных сфер. В древности на этих местах, как правило, строились культовые сооружения – скиты, церкви, монастыри. Еще раньше – капища. Информацию о результатах одной из экспедиций ищите в «Комсомолке». Начните с восемьдесят седьмого и по девяносто первый.

– Понял, – сказал Артём. – Извольте расписку.

Домой он вернулся к десяти-тридцати. Соседи, следуя какой-то забугорной диете, чинно вкушали вечерний кефир с подсушенным хлебом. Их восьмилетний потомок, активно не приемлющий молочные продукты, задумчиво пыхтел над горячей чашкой турецкого чая. Духота стояла невыносимая, невзирая на настежь распахнутые окна.

– Привет, – сказал Артём. – Как я вчера? Не бузил?

Сосед Игорёша, молодой лысоватый блондин в золоченых очках, полосатой майке и брезентовых шортах, отрицательно помотал головой.

– Только ругался, да и то шепотом. Как у тебя? Все по-прежнему?

Артём улыбнулся, хотя выглядело это не очень-то оптимистично, с кислинкой.

– Да есть одно дельце…

– Такое дохлое? – посочувствовала соседка Любаша.

– Более чем…

– Лишь бы заплатили, – утешила соседка.

– Это вряд ли, – вздохнул Артём.

В комнате творился полный бедлам. Кое-как прибравшись, Артём поменял постель и принял обжигающий душ. С утра предстояла напряженная бумажная работенка, столь же нелюбимая, сколь необходимая. Следовало выспаться. Он долго лежал, старательно вслушиваясь в автомобильный уличный гул, действующий на него примерно так же, как на иного добрая пригоршня люминала. Но сон не шел. Конечно, даже в самые дремучие застойные годы Артём смутно подозревал, что мир гораздо сложнее, чем представляли его преподаватели диалектического материализма, но чтоб настолько! С другой стороны, какими бы способностями не обладал господин Сицкий, вся эта его теория пока что ничем не подтверждалась и вполне могла оказаться всего-навсего одним из способов сравнительно законного изъятия гонорара из небрежно застегнутого кошелька. Артём никогда не интересовался вопросами религии, он с трудом улавливал разницу между католиками и православными, а о концепции переселения душ знал только то, что известный бард сообщил в своей популярной балладе. Противопоставить Сицкому он ничего не мог, и не исключено, что тот этим воспользовался. На этой успокоительной ноте Артём и заснул.

С утра он первым делом востребовал назад свой автомобиль, съездил на заправку, позавтракал, позвонил клиенту.

– Вы хоть что-нибудь прояснили? Ну хоть что-нибудь? – донеслось из трубки.

– Качаю шанс, как и обещал, – сказал Артём в ответ. – Дело оказалось еще сложнее, чем представлялось. Нет, мое слово – закон, сделаю, что смогу.

В «Белинке» ему выдали могучую кипу подшивок и том исторической энциклопедии на букву «С». С него Артём и начал. Оказалось, что Владимир Александрович Сицкий, если, конечно, был тем человеком, за которого себя выдавал, действительно мог претендовать на княжеский титул. Его род входил в клан Романовых-Кобылиных и принимал активнейшее участие в интригах Смутного Времени. Как криминалист Артём давно подозревал Романовых в развязывании всероссийской бучи XVII века. А в свете вчерашней беседы действия бояр-заговорщиков приобретали в глазах Артёма довольно странный оттенок.

Он хмыкнул и переключился на подшивки «Комсомольской правды». Шелест газетных страниц вдруг напомнил ему шорох сыплющегося песка. Казалось, само время заговорило своим тихим невнятным шепотком, исполненным смутного предостережения: «Не лезь… не лезь…». Артём не верил в предчувствие, а интуицию считал выводами подсознательного компьютера, мгновенно обрабатывающего комплекс малозаметных фактов. Тряхнув головой, он отбросил сомнения и удвоил темп работы.

Его старания увенчались успехом. Ухватить фортуну за хвост – это уже кое-что; оставалось, правда, самое сложное – осторожно и цепко тянуть его до появления реального результата. Оседлав телефон переговорного центра, загрузив карман полной пригоршней жетонов, он плотно приступил к осаде редакции. Бесстыжий аппарат с веселым звонким смешком глотал металлические кругляши один за другим, записная книжка заполнялась строчками промежуточных координат… Есть!

– Простите, пожалуйста, – ласково пропел Артём, – это не вы писали об экспедиции в карпатский монастырь? Да! Да! Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы дали мне координаты руководителя группы.

– Погиб, – ответили из Москвы.

– Его помощника…

– Скончался.

– Ну хоть кто-нибудь остался в живых? – сумрачно уточнил Артём. И услышал в ответ:

– Живые, конечно, есть…

– Как бы мне их найти? – обрадовался Артём.

– Это предельно просто, – буркнул недовольный голос. – Звоните на Канатчикову Дачу; номера в справочной!

…Нужно было что-то делать, искать другой след, выцарапывать из черного клубка новую нить, но взгляд застилало туманом разочарования, и ухватиться было категорически не за что. В самую пору набрать номер Евдокимова и посоветовать ему плюнуть на залог и срочно уносить ноги. Судьба снова жестоко подшутила над отставным следователем: поманила, подразнила, а когда он клюнул на ее обольстительный призыв – метко и беспощадно, будто старая бывалая шлюха, лягнула прямо под ложечку. Спокойно! Спокойно!

В киоске на углу он купил две двухлитровые пластиковые «торпеды» английского пива «Монарх», баночку маринованных огурцов, жесткой копченой колбасы и две коробки лососевой икры. Для непутевого отпрыска зверски интеллигентных соседей, в подобные минуты составлявшего ему иронично-сочувствующую компанию, в том же киоске были приобретены полуторалитровая бутылища «Фанты» и несколько пачек разноименной жвачки. Подобно ему самому, Никитка задарма не сочувствовал, за что Артём его тихонечко, незаметно презирал, в той мере, в какой настоящий «профи» презирает малоопытного «любителя».

Когда он, нагруженный продовольствием и напитками, пыхтя от сдвоенного – душевного и физического – дискомфорта, наконец взобрался на свой родной третий этаж, его уже поджидали. Одного взгляда на человека, скромно присевшего на приятно прохладный бетон подъездной лестницы, было достаточно, чтобы признать в нем представителя множащейся и расцветающей низовой придонной прослойки. Одет он был в относительно чистые брюки и почти новую трикотажную футболку, тщательно побрит и старательно причесан, однако неуловимый, но реально ощутимый привкус босяковщины пронизывал, казалось, не только его самого, но и вполне респектабельную лестничную площадку.

– Артёму Геннадьевичу наш пламенный комсомольский привет! – бодро продекламировал бомж, отрывая от гостеприимной ступени тощую бродяжью задницу.

– Гусь? – удивился Артём. – Вот уж – кого не ждал, то и явился! Тебе чего?

– Дело есть, – сказал Гусь. – На два миллиёна.

– Он тут часа два трется, – подтвердил Никитка, высовывая из прихожей розовый веснушчатый нос. – Вас спрашивал, все пытался в квартиру пролезть.

Первобытная донская злоба лишь на мгновение проскользнула в глазах Артёма, но Гусь ее заметил.

– Никуда я не лез, – сказал с обидой. – Ты-то меня хорошо знаешь, лейтенант, за мной криминала нет, и не было никогда. Конечно, я понимаю, моя рожа на детей действует однозначно, но я-то думал, что ты дома, просто никого видеть не хочешь.

– А с чего это ты так решил? – хмуро полюбопытствовал Артём.

– Да уж есть с чего, – уклонился Гусь. – Говорю ведь – дело у меня. Впустишь?

– А если нет?

– Решать, конечно, тебе, – предупредил Гусь. – Но учти – плакать будем вдвоем.

Он нагнулся над потертой хозяйственной сумкой и гордо продемонстрировал бутылку молдавского коньяка:

– Видал? Два дня – ни капли, чтобы не с пустыми руками! Врубаешься?

Да, для Гуся это был подвиг неслыханной самоотверженности. В дни их последней встречи он пил все, что горит. Что не горит – тоже.

История его падения была вполне заурядной, удручающе банальной. Жил-был рядовой советский инженер, ну, не совсем рядовой, а подающий большие надежды. Была у него любимая живая работа, красавица жена и двое чудных ребятишек. И все это ухнуло в тартарары, когда выяснилось, что все его достоинства заключены исключительно в длинных, хорошо сформированных ножках его драгоценной супруги, каковые она неоднократно и весьма охотно предоставляла в распоряжение вышестоящих и руководящих… На свою беду нынешний Гусь – а по тем временам Пал Палыч Гуселетов – в один прекрасный момент очутился в кабинете одного из этих руководящих, причем в то самое время, когда его любезная находилась, так сказать, при исполнении своего интимного долга…

Рассказывать о том, что устроил этот крупный мужчина в кабинете «друга семьи», вряд ли особенно необходимо. Хорошо, что располагался кабинет, как и положено, в бельэтаже, так что дело закончилось набором сильных ушибов и психологическим шоком. Для потерпевшего. Гуселетов же сломал себе жизнь. Будучи по натуре человеком порядочным, жилье он оставил семье. С работы выперли тихой сапой. А где еще найти утешение убитому горем рассейскому мужику, прочно засевшему под тонким слоем культурного грима в каждом из нас, как не на дне граненого стакана? А переход со дна стаканного на дно социальное – дело верное, хотя и не на все «сто».

Его дважды привлекали за бродяжничество, и оба раза судьба сводила его с Артёмом. Криминала за ним действительно не наблюдалось, а кроме того, его взгляды на жизнь были весьма занимательны, так что вместе они провели времени больше, чем многие из закадычных друзей.

– Ладно, – сказал, подумав, Артём. – Даю тебе сорок минут, – и ногой отодвинул дверь вместе с Никиткой.

– Ты мне только сорок секунд предоставь, – пробурчал Гусь, входя, – потом умолять будешь, чтоб остался.

Никитка разочарованно смотрел им вслед, он крепко подозревал, что задушевной беседы с «шерлоком холмсом» сегодня ему не видать. Но его бурная грусть тут же испарилась, стоило Артёму подбросить в воздух пачку «LM».

– Неважно живешь, лейтенант, – говорил между тем господин Гусь, водружая коньяк на журнальный столик. – Не многого ты добился в мое отсутствие.

Артём выставил два толстодонных чешских стакана и коньячную рюмку. Повздыхав, распечатал икру и огурцы, нарезал колбасу и хлеб…

– Мне тоже рюмку давай, – сказал Гусь. – Хочу быть в форме.

– Ты что? Всерьез думаешь, будто я твое пойло глотать стану? – огрызнулся Артём и налил себе пива.

Бомж медленно потянул рюмку ко рту, с вожделением вдыхая ароматы дубовой древесины, истово, словно причащаясь, выцедил коньяк до капли.

– Потому и живешь ты паршиво, лейтенант, что зажрался, – промурлыкал он, блаженно откидываясь на спинку кресла. Артём невольно отметил про себя, что накидушку придется выбросить: кто его знает, какие бациллы свили гнездо в одежде бродяги? – Ты ведь не ловчишь, не воруешь. Тебе, как честному работяге, надо жидким чайком глотку споласкивать. А ты дармовым коньяком брезгуешь.

Артём, следуя примеру собутыльника, медленно, маленькими глотками выдул стакан пива и принялся намазывать икрой полупрозрачный лепесток «бородинского».

– Закусывай, – сказал он Гусю. – И выкладывай, зачем тебя сюда занесло.

– Сначала дело, – ответил Гусь, – со жратвой успеется. Я промышляю «пушниной». Вчера рыскал в торговом центре и услыхал прелюбопытнейший разговор. На твое счастье, лейтенант, с добычей намедни было негусто, так что был я свеж и трезвёхонек на загляденье.

– Собеседников знаешь? – спросил Артём, запивая бутерброд изрядной дозой темного бархатистого пива. Пиво было относительно холодным, потому что киоск располагал вместительным холодильником.

– Одного знаю, – сказал Гусь, бережно извлекая из красной бумажной пачки длинный, хорошо сохранившийся окурок. – Угости огоньком ценного информатора.

Артём чиркнул зажигалкой.

– Ты помнишь Штокмана? – сказал Гусь после долгой, глубочайшей затяжки. – Второго не знаю, но понимаю так, что это кто-нибудь из приятелей твоего нынешнего клиента: здоровый такой лосина с «пушкой» под пиджаком.

– О чем речь вели? – насторожился Артём. При ведении дел Штокман разборчивостью не отличался. Нынче они играли в одни ворота, но кто его знает, что у него на уме?!

– О чем? – ухмыльнулся Гусь. – Да ни о чем. Обычные иудины штучки. Сломок любопытствовал насчет того, сможешь ли ты вытащить клиента. Между прочим, отзывался о тебе весьма уважительно. Штокман тоже, но утверждал, что даже тебе ничего не светит, потому что дело с явным инфернальным оттенком.

– С каким?

– Ну, с дьявольским, чтоб тебе понятнее было. При этом ссылался на мнение Эдуарда.

– Ясно, – сказал Артём, а про себя тихонько удивился интуиции хронического капитана. – И что?

Гуселетов довольно прижмурился, наслаждаясь ядовитой крепостью «Примы».

– А ты меня впускать не хотел, – попенял он в ответ. – С лестницы спустить собирался.

– Замнем, – предложил Артём.

– Сперва извинись.

– Пока не за что. Изыскания Штокмана меня занимают в очень незначительной степени.

– Ладно, – сказал Гуселетов. – Возможно, тебе будет интересно узнать, что он затевает у тебя за спиной, но это не главное.

Артём смотрел тяжело, исподлобья, хруст маринованного огурчика показался посетителю хрустом зубов. Не исключено, что и его собственных, в перспективе. Гусь быстро наполнил коньяком рюмку и опрокинул ее в горящие глубины алкогольного естества. Галлюцинация исчезла, теперь собеседник выглядел хмуро, но не столь угрожающе.

– Ну, – поторопил он Гуселетова, взявшегося за колбасу.

– Насколько я понял, Штокман подбивает свидетелей на сговор.

– Ссылаясь на «отключку» клиента?

– Да. Была драка, и потерпевшая убежала.

– Ловко, – одобрил Артём.

Гуселетов посмотрел ему прямо в глаза и усмехнулся.

– Он забыл, с кем играет в команде, я полагаю? – спросил с откровенной подначкой.

– Правильно полагаешь, – подтвердил Артём. – Клиент клиентом, но девушку надо найти. Вопрос престижа.

Гуселетов налил полстакана и сделал хороший глоток.

– На это я и рассчитывал, – сказал он. – К делу. Ты мне двести баксов, я тебе – спеца по инфернальным вопросам.

– Спец у меня уже есть, – Артём стряхнул пепел в пасть бронзового льва, стоящего на задних лапах между собеседниками. Не хотелось думать о том, что двухсот рублей, выброшенных на эту безделушку, сегодня хватило бы дней на пять. – Ты мне докажи, что твой моего круче.

Бомж зачем-то оглянулся на дверь, придвинулся ближе.

– Субъект, о котором я тебе говорю, ходит в Ад. А твой?

Артём прикрыл глаза, сдерживая радостный вопль плотно стиснутыми зубами. Слух напряженно ловил тяжелое дыханье Гуся.

– Для тебя и полдня без опохмелки – Чистилище, – хмыкнул Артём, беря стакан.

– Быстро ты навострился цены сбивать. – В зрачках Гуся затаилась неизъяснимая бездна иронии. – Вот только захлебываться нужно поменьше, да волосы подлиннее отпустить.

– А это еще зачем? – удивился Артём.

– Чтобы уши прятать, если торчком встают! – Гуселетов не спеша вынул сигарету из артёмовской пачки, закурил и, откинувшись на спинку кресла, с безнаказанностью единственного свидетеля бросил на стол зажигалку. Артём смолчал, ожидая продолжения, но Гусь молчал тоже – он прочно владел создавшимся положением и явно подчеркивал это.

– Что ты со мной в игрушки играешь? – сдался сыщик. – Колись!

– Денег не вижу, – ответил Гусь.

– Да зачем тебе столько? Отберут ведь. А не отберут – горячку схлопочешь.

Гуселетов, не торопясь, отхлебнул из стакана и, зажав сигарету в зубах, принялся за изготовление чудовищного сэндвича: намазал два куска хлеба толстым слоем икры, накрыл пластиками колбасы, а сверху пришлепнул кружки огурцов, затем соединил куски вместе.

– Я собираюсь завязать, – сообщил он Артёму, наполняя стакан. – Пью последнюю и, заметь, в приличной компании. Вздрогнули!

Загипнотизированный сыщик чокнулся со своим бывшим подследственным.

– Встретил я недавно хорошую женщину, – с чувством сказал Гусь. – Красивая, молодая… по крайней мере для меня. У нее в Истоке нечто вроде частного детского сада. Ну, то да се… пообщались, поговорили… Детсад – дело хлопотное, без мужика – почти невыгодное. А какой из меня работник, когда с утра до вечера руки – будто отбойный молоток?! Хватит! Надоело! Завязываю!

– А как же свобода? – подначил Артём. – Помнишь, как ты мне насчет нее соловьем заливался?

– Дурак был, вот и заливался, – помрачнев, ответил Гуселетов. – Не отрекусь – грешен. Но человек – не ангел. Не божественным разумом жив, сердцем трепещущим. Что на сердце, то и в голове. А в сердце у меня тогда пусто было. Поверь старому бродяге, лейтенант: для человека свободы нет. Я не шучу, на своей шкуре испробовал, своими мозгами дошурупил: человек без обязанностей хуже змея. Единственно возможный вариант свободы – это выбор души, кем ей быть: Сатаной или Человеком. В высшем понимании принцип воли означает только одно – способность осознанного причинения Зла.

– Ого, куда тебя занесло! – ухмыльнулся Артём. – Уж не адопроходец ли тебя на эту мысль натолкнул?

– Он тоже, – угрюмо ответил Гусь. – Весной я обитал в дачных поселках: сегодня там, завтра здесь. И в конце апреля набрел на один особняк. Дворец, понимаешь ли, а оградка плевая, можно сказать – никакой. Откуда мне было знать, что у него собаки ученые и по пустякам не визжат?! Перемахнул изгородь, тут они меня и взяли в клещи, сбили с ног, прижали рожей к земле… Все, думаю, пришел мой смертный час – загрызут. – Он хватанул добрую дозу успокоительного и продолжал, заметно повеселев. – На мое счастье, хозяин дворца был дома, и охрана не дремала – откуда ни возьмись нарисовались два добрых молодца и освободили меня из собачьих клыков. Ну, скажу тебе, лейтенант, и хоромы же у него! А пойло! А закусь! Был он изрядно во хмелю. и по этому случаю обрадовался захожему человеку, даже такому, как я. Говорил он мало и путано, больше пил, но и того, что я услышал, оказалось довольно, чтобы волосы дыбом поднялись. Согласись, лейтенант, что не каждый день встречаются люди, посещающие Ад так же просто, как мы сортир!

– Это в Аду, что ли, капитал себе сколотил? – перебил Артём.

– Посредством своих путешествий, – кивнул Гусь. – Я плохо понял, поскольку был уже изрядно «под шафе», но за экспедиции платят ему сумасшедшие бабки.

– Кто?

– Да все, у кого они есть! – огрызнулся Гусь при виде скептической физиономии собеседника. – Просидели мы с ним, сколько, даже не знаю, залили изрядно и слопали груду всевозможных деликатесов, а потом отправили меня восвояси с бутылкой виски, батоном колбасы и предостережением насчет вторичного появления. В другой раз нарисуешься, говорят, собакам скормим. И помалкивай.

Он аккуратно, почти нехотя, допил стакан и запустил зубы в свое кулинарное сооружение.

– Виски я обменял на ведро браги, – продолжил, насытившись, – и помалкивал, пока не услышал про твои затруднения. Вот тогда все и сошлось. Есть под Кунгуром старушенция, которая, по слухам, освобождает организм от алкогольной зависимости. Соображаешь, лейтенант? Хочешь – пьешь, не хочешь – плюешь. Красотища! Но и берет два «лимона» по-старому. Да еще дорога в оба конца, да прожитье… Короче, как ни крути, двести «зеленых» надо иметь. И дашь их мне ты, лейтенант! За консультацию. Или за информацию – это, как хочешь, так и решай.

Артём вылил в стакан остатки пива. За разговором и не заметил, как опорожнил первую «торпеду». История, рассказанная Гуселетовым, очень походила на правду, да и не осмелился бы Гусь, зная характер Артёма, врать для обычной корысти. Уж очень плохо могло это для него кончиться. А с другой стороны, чужих денег не жалко – пускай берет. Лишь бы впрок пошли.

– Короче, сделаем так, – сказал строго. – Под мое честное слово даешь координаты. Завтра на вокзале перед отбытием получаешь билет и деньги, вручаешь расписку. Но учти, Гусеныш, если от тебя хотя бы отдаленно попахивать будет… ты у меня вместо «бабок» получишь!..

Ответ был вполне в гуселетовском духе: полупустая бутылка «Белого аиста» со свистом выпорхнула в раскрытое окно. Проделав сию незамысловатую операцию, Гусь открутил голову пластиковой «торпеде» и налил в стакан «Фанты».

– Договорились, – сказал он, вынимая из кармана грязноватый листок бумаги, аккуратно сложенный вчетверо. – А зовут его, на предварительной стадии, просто – Большой.