Текст книги "Оберон - 24. Часть вторая."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Костя, тогда пойдём, погуляем?

– Пойдём. А куда?

– Смотри, солнышко светит вовсю, пошли на «Купалку»? Здесь близко, мы всегда там купаемся.

– Тебе мама разрешает?

– Я же с тобой.

Я даже загордился, почувствовав себя большим мальчиком.

– Пошли! – согласился я, и мы отправились на прогулку с Настей.

На «Купалку» я ходил редко, в основном, когда дул сильный южный ветер, тогда с северной стороны было тихо и тепло. А на наш пляж ходили ребята, которые жили совсем рядом с тем пляжем, тот же Сашка Батянов, у которого калитка выходила на тропинку, ведущую на «Купалку».

Но на нашем большом пляже было много чистого и мелкого песка, а здесь был маленький пляжик, с крупным песком и каменистым дном.

Настя знала дорогу на этот пляж, провела меня переулками, потом начали спускаться по тропинке вниз. Настя была одета в простенький светлый сарафанчик на узеньких бретельках, который очень ей шёл, потому что волосы у неё были светлые, а глаза голубые.

По каменистому берегу, мы добрались до песчаного пляжа, Настя быстро скинула сарафанчик, оставшись в одних плавочках, таких же, как у меня, только белых…

Я уже было начал раздеваться, когда вспомнил.

– Настя, – прошептал я, – у меня Катины плавки…

– Ну и что? – удивилась Настя, – вон за этой скалой мальчишки вообще голышом купаются, даже ходят, с пирса ныряют. Если стесняешься в плавках…

Я покраснел, и разделся.

– Замечательно выглядишь. Тебе идут, – похвалила Настя, – намного лучше, чем чёрные трусы.

Ну, если тебе нравится, подумал я, тогда хорошо. Тем более что поблизости никого не было.

Мы пошли, искупались, совсем рядом с берегом было глубоко, мы, сначала неловко, потом, освоившись, радостно начали брызгаться, смеяться, Настя мне нравилась всё больше и больше.

Про Катю я не забывал, но думал, что она с Сашей, и начал её понимать, хотя, конечно, рад был бы, если бы она была здесь, с нами. Пусть с Сашкой, но рядом.

Замёрзнув, легли рядышком на песок. Посматривали друг на друга и улыбались.

Немного подсохнув, Настя сказала:

– Давай, я тебя расчешу, а то волосы спутаются. Тебе, правда, надо будет постричься, не понимаю этой моды на длинные волосы. Ухаживать надо, расчёсывать. То ли дело, короткие: пригладил ладошкой, и всё!

– Тебе, правда, нравятся короткие? – спросил я.

– Да, Костя, нравятся, – подтвердила девочка, доставая откуда-то гребешок.

– Тогда… давай, завтра опять пойдём в парикмахерскую?

– Давай! – обрадовалась Настя, начиная меня расчёсывать. У меня в груди поселился маленький котёнок, ласково урча. Я млел, под Настиными руками, осторожно перебирающими прядки моих волос. Может, не стричься? – мелькнула мысль.

– Теперь ты мне, – предложила Настя, и я, с готовностью, начал приводить в порядок Настины длинные волосы. Оказалось, это не менее приятно.

«Надо попробовать Катю расчесать», – появилась мысль.

Закончив расчёсывать, друг друга, мы лежали и любовались делом рук своих, да и лицами, тоже.

– Девочки, можно к вам? – услышали мы, и, обернувшись, увидели двух девочек, подходивших к нам с пляжной сумкой. Настя посмотрела на меня, и прыснула в ладошку:

– У тебя волосы высохли, стали пышными! – я потрогал причёску.

– Это ты, Катя? – спросила меня одна из девочек, – а где Костя? Опять от него сбежала? Нехорошо поступаешь, был бы у меня такой братик, ни за что бы от него не бегала.

Я смотрел, не понимая, причём тут я. Потом дошло, и я покраснел. Девочки подумали, что мне стыдно, и спросили:

– Да, а где Сашка твой? Купается?

Настя хихикнула, озорно поглядывая на меня. Я молчал, не зная, что сказать. Это из-за плавочек меня приняли за Катю! Пацаны ведь такие не носят!

– Сашка, наверно, с Катей, – начала Настя, – это Костя.

– Костя? – недоумённо спросила девочка.

– Что ты удивляешься, Натка? Они же близнецы! Костя, встань! – попросила вторая девочка, я встал, и девочки принялись меня разглядывать.

– Не знала бы, что искать, не увидела бы разницы, – призналась Наташка, – плавки хорошо скрывают, и фигурка у него такая же, как у Кати, сзади не отличишь, волосы, опять же, длинные.

«Постригусь!» – решительно подумал я, а Настя предложила ещё искупаться.

Вторую девочку звали Ира, я потом вспомнил, где видел их, они учились в параллельном классе, но я, занятый только своей сестрой, никогда не обращал внимания на других девчонок. Оказывается, с ними тоже может быть интересно!

Мы купались, загорали, беседовали, давно пропала неловкость между нами.

Пришли пацаны, небольшой группой, устроились неподалёку, совершенно не обращая на нас внимания. Кое-кого я даже узнал, но не стал подходить, застеснялся и своего вида, и того, что я один мальчик, в окружении девчонок. Так и бабником обзовут. А мне понравилась их компания, особенно Настя. Ради неё я всё терпел, даже голод. Когда опомнились, на пляж уже легла тень.

– Ой, Котя! – Настя уже начала меня называть, как сестра, – Попадёт мне! – а я подумал, что мне ещё не попадало, как попадёт сегодня, сегодня я нарушил все мыслимые запреты: и не постригся, и не обедал, и купался один… быть мне поротому! Поэтому мы обсохли, и стали быстро собираться.

– Настя, ты, где живёшь? – спросил я.

– Здесь, недалеко.

– Тебя проводить? – спросил я.

– Не надо… – покраснела она, и я понял, что, если ещё и мальчика с ней увидят, попадёт ещё больше.

Так мы и разбежались возле перекрёстка, только Настя мне крикнула:

– Коть, если что, Катя знает, где я живу!

– Ладно, Настя, спасибо! – махнул я рукой, и побежал домой.

Дома все были в тихой панике. Мама и Катя сидели на летней кухне, Саши не было.

Увидев меня, мама не стала радоваться, а взяла полотенце, стала меня им бить. Я прятал лицо, бегая по кухне, пока Катя не бросилась между нами:

– Мама, не бей его! Это я виновата!

– Что виновата, то виновата! – согласилась мама, бросая полотенце, – Бросаешь брата! Где ты был?!

– Я с Настей гулял… – ответил я из-за Кати.

– Я была у Насти дома, – повернулась ко мне Катя, – тебя там не было. И Насти, тоже.

Я замолчал. Сказать, что на пляже были, купались? Папа придёт, покажет купание.

– Так, где были? – мама опять начала терять терпение.

– Гуляли, – опять уклончиво ответил я.

– Где гуляли?! Саша весь посёлок уже обежал!

– Мама, не надо! – вдруг вступилась Катя, – Тебе он не скажет.

– Ох, Катя! – вдруг сказала мама, – И в кого ты такая?

– Какая? – удивилась Катя, мама только рукой махнула. Тут звякнула калитка, и пришёл Саша.

Увидев меня, живым и здоровым, облегчённо вздохнул, а мне позволили идти, переодеваться. Я надел привычные трусики и майку, и вернулся. Мама уже налила мне тарелку борща, приготовила и пюре с котлетой.

Я набросился на еду, быстро опустошил тарелку. Мама радовалась моему аппетиту.

– Так бы каждый день, – улыбнулась она, – а то ковыряется чего-то. Набегался?

– Угу, – только и смог я ответить.

– Опять не постригся, – сокрушённо сказала мама, – скажу отцу, машинкой пострижёт.

При упоминании отцовской машинки, я побледнел. Отец пострижёт!! Потом на улицу будет стыдно выйти. Может, во время войны такие чубы и были в моде, но только не сейчас! Всё-таки, уже не 45-й год, а 72-й!

– Мама! – воскликнул я, – Завтра пойду!

– Я с тобой! – быстро сказала Катя, показав мне кулачок, чтобы я не сказал какую-нибудь глупость.

– Правильно, Катя, только больше не своди с него глаз.

– Да, мама, я только в туалет сходила…

Я понял и мысленно поддержал маму. И в кого только наша Катя уродилась!

– Я постригусь, – пообещал я из-за кружки с компотом, – а то меня сегодня за Катю приняли…

На кухне сначала повисла тишина, потом раздался весёлый смех, я тоже счастливо улыбался.

Добавляло мне радости ещё то, что завтра мы опять встретимся с Настей!

Вечером мы посмотрели телевизор, показывали кино, я даже не запомнил, какое. Мне было радостно сидеть рядом с Катей, я был страшно доволен, что не рассорились, и по-прежнему любим друг друга.

Папа пришел, сегодня выпивши, принёс бутылку, они с мамой сидят на летней кухне. Мама сначала бранилась на отца, потом сели рядом, мирно беседуют. О чём? Может быть, мама жалуется папе на нас с Катей? Отец никогда нас не наказывал сурово, ремнём по попе я получил от мамы, папа всегда защищал нас.

Я бегал на двор, и видел, как они весело смеются, сидя за столом.

Когда мы с Катей улеглись спать, она обняла меня, и прошептала:

– Ну, Котёнок, рассказывай!

– Что рассказывать? – оторопел я.

– Как провёл день с Настей, без меня? Понравилось? Где были?

– Катя…

– Рассказывай, давай!

– Кать, ты никогда не рассказываешь, где вы с Сашкой ходите…

– Котя! Я рассказывала! Вчера мы с ним играли у него дома! А ты? На пляж ходили? Купались? Ты нарушил своё слово? – я засопел. После прошлогоднего «утопания», мы с Катей дали крепкое слово, что не будем купаться без надзора. Поэтому меня и не нашли. Никому в голову не пришло искать меня на пляже, тем более, на «купалке», где особенно глубоко, прямо рядом с берегом.

– Я догадалась, но никому не сказала, иначе нас с тобой точно бы выдрали. Не ремнём, так крапивой.

Расскажешь?

–Расскажу, – ответил я, взял Катины волосы, мягкие, шелковистые. Начал осторожно пропускать сквозь пальцы, – Кать, можно, я буду тебя расчёсывать по утрам? – шёпотом спросил я. Катя перестала дышать: – Ты… расчёсывал волосы Насте?!

– Да, Катя, и она мне. Я и не знал, как это сладко. И ещё… Кать, можно, я возьму себе твои серые плавочки?

– Мои плавочки?! Ты брал мои плавочки?!

– Мне мама их надела, сказала, что так лучше, с шортиками.

– Интересно… Ты в них купался?

– Да, Катя, в твоих плавочках купаться лучше, чем в трусах, они к ногам не прилипают, не пузырятся.

– Поэтому тебя с девочкой перепутали? – засмеялась Катя.

– Да, Катя, меня девочки начали ругать.

– За что? За то, что надел девчоночьи плавки?!

– Нет. За то, что я… то-есть ты, бросаешь меня одного.

– Котичек, – вздохнула Катя, – я поняла только сегодня, как это горько и обидно, когда сегодня осталась одна. Саши дома не оказалось, ты ушёл с Настей. Я представила, что ты бросил меня, чуть тоже не расплакалась. Давай, больше никогда не расставаться?

– Давай… Катюш, если хочешь, играй с Сашей, только рядом с нами…

– С кем это, «с нами»? – отстранилась Катя, заглядывая в моё смущённое лицо.

– Ну, я с Настей, ты с Сашей… – Катя радостно рассмеялась:

– Ты что, влюбился? – мне стало жарко:

– Кать, я тебя люблю…

– Меня, понятно, я тоже тебя люблю, я про Настю спрашиваю.

– Не знаю, Катя, мы завтра пойдём стричься?

– Пойдём, Котичек, – она нежно поцеловала меня в щёчку, – не знаю только, пойдут ли тебе мои плавки к твоей новой стрижке?

– Посмотрим. Насте понравились, девчонкам, тоже.

– Кто там был?

– Наташа и Ира. Кать, там были мои знакомые пацаны, и они не узнали меня!

Катя захихикала:

– Здорово было бы, если бы узнали!

– Да, Катя, обозвали бы бабником…

– Тебя? Никогда.

– Почему?

– Потому что мы всегда вместе. Подумай сам! Ты всегда с девочкой!

– Может быть, – протянул я, – ты больше ничего не вспомнила? Про Оберон?

– Нет, Котя, может, приснится. Давай спать.

А утром Саше стало плохо. У него сильно заболел живот, его тошнило, несло.

– Наверно, аппендицит, – сказал Саша. У Саши в школе уже двое перенесли операцию, и он знал симптомы. Наш брат оделся и сказал:

– Пойду в больницу.

– Мы проводим тебя! – воскликнули мы, и побежали собираться.

– Катя, потом Костю отведи стричься! – крикнула нам вслед мама.

– Ладно! – отозвалась Катя.

Я быстро переоделся во вчерашнюю одежду, и плавки не забыл, вдруг пригодятся!

Катя тоже не задержалась, мы беспокоились за Сашу. Расчесалась Катя сама, некогда было даже косички заплести.

До больницы Саша шёл вполне бодро, лишь иногда корчился от боли. Саша не стал записываться в поликлинике, к врачу, а пошёл сразу в приёмный покой. Там он долго бы ждал врача, но мы с Катей вызвали немалый переполох, когда закричали, что нашему брату плохо, и стали бегать, в поисках дежурного врача. Врач нашёлся быстро. Он, оказывается, знал нас, рассмеялся, глядя на наши озабоченные лица но, прощупав Сашин живот, сказал, что надо отправлять его в Находку, делать операцию.

Единственный хирург была в отпуске. Ира, кстати, с которой я вчера купался, была её дочкой.

Сашу посадили в больничный «УАЗик», мы с Катей подождали, пока он уедет, и пошли снова в парикмахерскую.

– Не повезло Саше, – сказала Катя, – самое лето в разгаре, а он в больнице будет лежать.

– Долго? – спросил я.

– Неделю, кажется, – ответила сестра. Я подумал, что лучше, конечно, лежать в больнице осенью, или зимой. И в школу ходить не надо, и холодно на улице, всё равно долго не погуляешь. Мы, правда, с Катей, могли ещё и не такое, нам всё равно, лето, или зима, лишь бы дома не сидеть. Но об этом, как ни – будь в другой раз.

Дошли до парикмахерской, нашли там Настю, которая уже места себе не находила, думая, что я её обманул, но мы с Катей рассказали грустную историю, приключившуюся с Сашей, и Настя посочувствовала нашему брату. Пока разговаривали, подошла наша очередь. Меня посадили перед зеркалом, накрыли простынёй, от шеи до ног, и спросили, как подстричь. А я смотрел на своё лохматое отражение, и жалел свои волосы, потому что Настя не будет больше меня расчёсывать. Только я её. И Катю.

– Под бокс! – сказал я, и весело защёлкали ножницы.

Под конец стрижки у меня остался только крохотный чубчик с чёлкой, сразу стали видны слегка оттопыренные красные уши.

– Вот и всё, с вас пятнадцать копеек, молодой человек, – сказала мастер. Я залез в кармашек, и заплатил. Сегодня Катя доверила мне деньги.

– Какой ты красивый стал! – восхитилась Настя, у которой тоже подошла очередь.

– Да, Костик, ты прямо очаровашка! – подтвердила Катя, которая уже, в нетерпении, не знала, куда себя деть.

– Катя, подождём Настю? – попросил я.

– Её долго будут стричь, может, мне пока сбегать? К Саше?

– Катя, сейчас Настю подождём, и вместе пойдём к Саше, потом на пляж.

– А если он опять уйдёт? – надулась Катя. Я посмотрел на неё, и она смутилась.

Саша сам нас нашёл. Недалеко от КБО стоял стенд с клубной афишей, на которой было написано называние новой картины.

Саша был одет в бежевые шортики и белую футболку с короткими рукавами.

Фильм назывался «Разиня», демонстрировался он на вечернем сеансе, куда таких ребят, как мы, ещё не пускали.

– Классное кино! – сказал Саша, – С Луи де Фюнесом. Помните, «Фантомас»? – мы закивали. Помним, конечно. По рассказам. Катя сразу завладела Сашей, мы с Настей переглянулись, и взялись за руки.

Катя посмотрела на меня ревниво, но ничего не сказала.

– Куда пойдём? – спросила она.

– Надо домой сходить, маме сказать, что Сашу в Находку отвезли, – сказал я, – можно отпроситься на пляж. Сегодня папа дома, отпустит.

Так мы и сделали. Мама, увидев такую кучу нарядного народа, вздохнув, отпустила нас, наказав долго не задерживаться, и не лазить по свалкам в чистой одежде.

Мы не стали переодеваться в боевые доспехи, потому что друзья были в чистом, и отправились на пляж, а папа стал собираться в Находку, узнать, как там сын.

На пляже мы искупались, отогрелись, и незаметно Катя стала разговаривать с Настей, а мы с Сашей.

По поводу моих плавочек никто ни разу не прошёлся, хотя к нам присоединились знакомые ребята.

Оставив Настю с Катей беседовать о своём, о девичьем, мы принялись играть в карты. Потом девочки тоже присоединились к нам.

А я всё поглядывал на Настю, на её голову, и страдал, не решаясь предложить расчесать ей волосы.

Как вчера было хорошо! Настя заметила мои взгляды, и предложила искупаться. Конечно, за нами увязались все!

Так мы и не остались вдвоём, а когда пошли домой, Саша с Настей пошли верхней дорогой, а мы нижней.

Несколько минут помолчав, я спросил у Кати:

– Кать, ты договорилась с Сашей завтра встретиться?

– Нет, не договаривалась, а ты с Настей?

– Нет, мы так и не остались вдвоём.

– Пойдём завтра к ним?

– Не знаю, – вздохнул я, – нас могут и не отпустить завтра.

Дома уже был папа. Он сказал, что Саше сделали операцию, и скоро мы с папой поедем к нему в гости. Мы закричали «ура!», и побежали в летний душ, который состоял из чёрной бочки, нагреваемой солнцем, туда был подведён летний водопровод, и деревянной кабинки, закрытой полиэтиленовой мутной плёнкой.

– Жалко, там тесно для двоих! – сказал я, – Сейчас ты опять расходуешь всю тёплую воду.

– Вот видишь! – ответила Катя, – Так что, снова тебе идти за полотенцем и трусиками.

– Вечером позволишь тебя расчесать?

– С удовольствием! – отозвалась Катя, подавая мне через занавеску свою одежду.

Помывшись, мы сели ужинать, заодно слушая, как папа ездил к Саше. Конечно, к сыну его не пустили, потому что он лежал в послеоперационной палате, ещё отходил от наркоза. Взяли только передачку с чистым бельём. Зато мы были спокойны, зная, что операция прошла успешно, никаких осложнений нет.

Посидев на кухне, пошли к себе, поиграть. Мы опять стали играть в «Оберон».

– Катя, а как мы вернулись? – спросил я. Катя задумалась, нашла крупный гребень, и мы уселись поуютней на кровати. Я начал осторожно расчёсывать прядки, стараясь всё делать как можно аккуратней, чтобы не дёрнуть случайно волосы. Я шумно пыхтел у Кати над ухом, она не выдержала и обернулась, с улыбкой. Мы смотрели друг на друга, наши лица были совсем близко.

Я не удержался, и поцеловал свою сестру.

Глава вторая, в которой рассказывается,

Как мы провели время у Сахов.

Поцеловав Катю, я отодвинулся и снова посмотрел на неё. Мне показалось, что Катя повзрослела, уже не девочка, а почти девушка. Мельком увидел холмики на груди.

Тряхнув головой, удивился, почему я Катю представил девочкой? Нам уже почти шестнадцать лет!

Ну, если считать по нашему отсчёту, не от рождения, а от зачатия.

Я расчёсывал Кате волосы, тая от счастья, мы снова были вместе, за столь долгую разлуку.

Наконец-то она окончательно выздоровела! И нам разрешили жить вместе, отвели эту палату, которая больше походила на гостиничные апартаменты.

Мы были мужем и женой, нам разрешили делать, что хотим. Но это было насмешкой.

По условиям контракта, я должен был ещё сдавать свой генетический материал, и у меня его брали со всей тщательностью, усыпляя. Из бокса я выходил настолько опустошённый, что до палаты меня катили на коляске. Потом компенсировали спортивной сбалансированной пищей, гоняли в спортзале, давали пить специальный коктейль. В общем, об интиме думать не хотелось. У Кати тоже была жизнь не сахар, о своих делах Катя предпочитала молчать, да и я о своих ничего не помнил.

Зато мы любили друг друга, как дети, целовались, ласкали друг друга, как могли, строили планы на будущее. Будущее никак не хотело оформляться. Наши скафандры остались на земле Сахов, вернуться опять к ним? Наверняка они захотят продолжить обряд!

Я бы продолжил, на их месте.

Юлик уже давно выздоровел, и отправился домой. Как они это делают? Наверняка наш добрый доктор Натаниэль способствует.

Я вздыхаю, думая о безысходности нашего положения.

– Что, Тоник? – оборачиваясь и целуя меня, спрашивает Катя, – Думаешь, как вернуться назад?

– Да, Катюш, нам надо, наверно, вернуться на Станцию, надоело мне здесь, до ужаса.

– А потом что? Что, если нас там ждут?

– Ну, хотя бы уйти в другой мир…

– К Сахам? Там весело, люди открытые, бесхитростные.

– Да, тебе там понравилось! – язвлю я.

– Тоничек, не надо, – виновато говорит Катя, и я целую её в ушко.

– Только без них нам не добраться ни до скафандров, ни до вездехода, – снова нарушила тишину Катя.

– Сахам тоже придётся помогать. Мне.

– Только тебе? – лукаво смеётся Катя.

– Катя! – суровею я, – Ты моя жена!

– А ты мой муж! – парирует Катя. Я вздыхаю и молчу. Надо бы просветить девочку о разнице между мужчиной и женщиной, да как-то не нахожу подходящего момента.

Я бы не сказал, что живём, как в тюрьме, нет, по первому капризу нас вывозят в город, в сопровождении огромного зелёнолицего охранника, посещаем балы, где бывали представители всех низших рас. Катя непременно убегала от меня, перетанцевала с мальчишками всех рас!

Меня тоже выбирали различные красотки, с самыми разными цветами и оттенками кожи.

Вообще, этот город, который назывался Алимаэль, был перекрёстком всех известных миров. Были здесь и хвостатые, но не дикие, а вполне цивилизованные, в мужских юбках наподобие килтов. Думаю, в брюках им было бы очень неудобно.

Я пережил несколько попыток похищения меня, любимого, куда-то в номера, хорошо, охранник отбил. За Катю я волновался ещё больше, потому что, попав на этот карнавал, где подростки обоих полов и всевозможных рас искали себе достойную пару, она начинала вдруг вертеть хвостом. Вроде и не было его у Кати, но хвост из поклонников тут же образовывался. Вот им Катя и вертела.

Чтобы потанцевать со своей женой, мне надо было встать в очередь.

Сходив несколько раз на такие вечеринки, я надул губы, и сказал, что больше не поеду, пусть Катя сама там развлекается, если хочет, а мне и дома не плохо.

Тогда Катя уехала одна!

Я весь вечер и половину ночи злился на себя и Катю, а когда она приехала, весёлая и благоухающая модными духами, я долго дул губы. Катя словно не замечала моей обиды, порхая по комнате и теребя меня.

– Тоник, не сердись, надо было ехать со мной.

– На следующий бал ты опять уедешь одна? – мрачно спросил я.

– Да, Тоничек, – почему-то вздохнула Катя, – а тебе лучше остаться дома.

Я содрогнулся от ревности.

– Катя! Ты что?! Ты…

Катя пожала плечами, раздеваясь. Раздевшись до трусиков и маечки, пошла в душ.

Потом, пожаловавшись на усталость, легла спать. Я улёгся рядом, сильно обидевшись на Катю.

Она очень быстро уснула, а я вертелся до утра.

Катя проспала до полудня, потянулась, как кошка, увидела меня и счастливо улыбнулась:

– Тоничек! Иди ко мне! – мне ничего не оставалось, как подойти и встать перед ней на колени.

Катя обвила мою шею руками, и стала жарко целовать меня. Через некоторое время я простил её.

И вот, теперь мы ластимся друг к другу, больше не вспоминая тот неприятный для меня вечер.

Когда мы уже пообедали, пришёл Натаниэль, и сказал, что наш контракт закончился, и нам можно выбирать место, куда он нас и отправит.

– Нам нужны наши скафандры, – сказали мы, и объяснили, что они из себя представляют.

– Так что, к Сахам? – спросил нас наш добрый доктор.

– Можно, сразу в пещеру? – поинтересовался я.

– Только в ту точку, откуда вы пришли, там осталась ваша привязка к месту. Без привязки вы рискуете оказаться где угодно, даже в открытом космосе.

Мы переглянулись с Катей, и решили, что лучше так, чем в космос.

– Антон, пойдём, поговорим, напоследок, – пригласил меня Натаниэль, выходя из нашей палаты.

В его новом кабинете, обставленном, как рубка космического корабля, он сам налил мне напиток, напоминающий наш, земной, кофе, но гораздо более вкусный и бодрящий.

Отхлебнув несколько глотков, он отставил чашечку, и стал пристально разглядывать мою фигурку.

Надо сказать, что за два года, проведённых здесь, я вылез из образа очень гадкого утёнка, слегка раздался в плечах, кости обросли, если не мышцами, так жилами, опутывая руки сплетениями, похожими на рельефные мышцы. Каждодневные упражнения этих лет сказывались.

Меня учили фехтованию, я попросил набить мне руку по стрельбе из лука, теперь я могу прилично стрелять, не вызывая корчи от смеха у Сахов, также метать ножи, сюрикены, камни-голыши.

Я не мог понять, был я здесь эти два года, или не был, но память услужливо подсказывает, как меня мучили в спортзале, как болело всё тело от растяжек, суставы буквально выворачивали, чтобы сделать гибкими. Если бы не отбывание в капсуле, где я спал, было бы ещё хуже.

Доктор Натаниель стал сказочно богат. Он не скрывал от меня, зачем людям, и, в основном, Высшим расам, нужен наш ген Прародителей. Адам и Ева, если перевести их имена на наш язык, жили и не болели тысячу лет, и были молоды и сильны. Это их потомки, смешиваясь с окружающими их племенами, постепенно переняли их генетический код, поэтому продолжительность жизни людей сократилась до ста лет. Правда, увеличилась скорость жизни, сообразительность. Тем более что ген ещё долго проявлялся у некоторых людей. Например, Мафусаил умудрился прожить 800 лет.

Теперь специалисты по генной инженерии ломают головы, как сделать, чтобы долгоживущий разумный мог оперировать своим мозгом, как быстроживущий, в то же время, замедлив свой метаболизм.

Я позволил себе усомниться в этом, предположив, что столетний новый человек будет на уровне десятилетнего нынешнего, по уровню развития, как тела, так и ума.

– Разве ваша раса не живёт уже сейчас по тысяче лет? – напрямую спросил я.

– Ты прав, малыш, – ответил Натаниэль, – сейчас мне 400 лет, но, чем больше живёшь, тем больше хочется. Я бы не отказался прожить 10000 лет, и быть по-прежнему молодым и здоровым.

У нас есть проект по переносу сознания, но мне больше нравится моё, знакомое мне до мелочей, тело. С переносом не всё так однозначно. Подходящим может стать тело низшей расы, или женское.

– А как же прежний владелец тела? – задал я интересующий меня вопрос.

– Поэтому этот метод не очень популярен, высшие расы не предоставляют тела своих детей, кроме безнадёжных случаев, поэтому приходится использовать низшие расы для опытов.

– Насчёт морали у вас всё в порядке? – поинтересовался я

– Мы проводим опыты над искусственными особями, – пожал плечами доктор, и я вдруг представил, что будет с нашими с Катей детьми, которых сделают из наших клеток. Передёрнул плечами.

– Что тебя мучает, мой юный друг? – я хотел ему сказать, что он мне вовсе не друг, но промолчал, воздав хвалу Всевышнему, что Он не позволил никому читать чужие мысли.

– Наши с Катей дети, – признался я.

– По этому поводу можешь быть спокоен. Кто родится, будет счастлив, с остальным материалом будут проводиться исследования. Думаешь, всё так просто? Из всех твоих миллиардов сперматозоидов нужной нам информацией наделён, хорошо, если один на миллион, и его надо найти и отделить от остальных.

– А Катя? – прошептал я.

– Вот насчёт девочки я хотел с тобой поговорить. Девочка очень непроста, и уверенность, что ты по уши влюбился в неё, вызывает у меня сочувствие к тебе.

– Всё так плохо? – уныло спросил я, доктор кивнул.

– Её нельзя переориентировать только на меня? – доктор отрицательно покачал головой:

– Всё заложено на генном уровне, даже глубже, все железы внутренней секреции вырабатывают особый гормон, который заставляет её собирать генную информацию со всего Мироздания. Впрочем, я не буду тебе всё объяснять, она должна сама тебе рассказать, если любит тебя. Я не имею права раскрывать чужие тайны, даже искусственно созданные.

– Вы говорите, сама. А она знает, о чём вы говорите?

– Да, я открыл ей глаза на странности её поведения.

– И что Катя?

– Катя? Она слишком любит тебя, чтобы уйти в небытие. Ведь не зря ты спасал девочку, оплатив за её жизнь такую высокую цену. Она обещала поговорить с тобой. Будь к ней терпелив, Антон, не осуждай её, или порви с ней, если сможешь. Но лично я не советую, вы идеальная пара по всем параметрам. Увы, переделать её мы не сможем, я уже говорил, что участвуют многие железы, если бы была хоть одна, или две, мы бы пересадили их, или вырастили новые, из её клеток, но затронут головной мозг. Вот так, друг мой Тоник, только любовь может спасти вас, – развёл руки доктор, – я предупредил тебя, чтобы ты был в курсе дел, и не натворил глупостей.

Я вышел от доктора в смущении и растерянности, а когда зашёл в нашу палату, всё было написано у меня на лице. Катя, увидев это, усадила меня рядом с собой, прижала мою голову к своей груди, гладила по короткой стрижке и обещала, что всё будет хорошо, мы вместе справимся с этой бедой.

****

– Ого! Какой ты стал! Даже не узнать! – восхищался Дэн, когда приехал к нам на островок, куда мы переместились с Катей из клиники. Приехал Дэн с Юликом, тот сразу повис у меня на шее, стал называть братом.

– Погоди, Юлик, после обряда он будет твоим братом, – смеялся Дэн, видя такую горячую любовь брата ко мне.

– Что мне ваши обряды?! Тон здесь, и мне этого хватает!

– Ты не хочешь кровного родства? – удивился Дэн.

– Что это мне даст? – спросил Юлик, встав рядом со мной, крепко держа меня за руку. Он тоже подрос, окреп, стал копией Дэна, каким он был два года назад.

– Племянника, или племянницу! – рассмеялся Дэн. Мне от его счастья и веселья было не по себе.

– Дэн, – тихо сказал я, – нам надо уйти к себе.

– Конечно, я не задержу вас долго, – согласился Дэн, – но ты ведь не дашь нашему роду вымереть? Поможешь нам своей свежей кровью? Ты уже зрелый мужчина!

– Я согласен, конечно, но Катя, зачем вам? Она ведь в любом случае не останется с вами?

– Ты хочешь неполноценный обряд? Тогда твои дети будут незаконнорожденными, я не смогу признать их своими.

– Дэн, я не могу…

– Тоник, – мягко сказала Катя, – неужели ты собрался обречь целое племя на вымирание? Успокойся, всё будет хорошо, ты не пострадаешь.

– Я умру от ревности! – признался я.

– А мне будет легко?

– Можно сделать всё искусственно, как у нас, или в клинике доктора Натаниэля!

– Тоник, у нас это запрещено. Если бы не запрет, мы давно бы сделали это, – ответил Дэн.

– Значит, закон важнее выживания?

– Не знаю. Это противоестественно. Если ты против, я не стану держать тебя, но и помогать не буду.

– В чём? – насторожился я.

– В поисках пещеры, где вы оставили свои вещи.

Мы, кстати, прибыли сюда в своей домашней одежде: Катя в юбочке и маечке, я в шортиках и маечке.

– Ваш прежняя одежда хранится здесь, – сказал Дэн. Юлик не отпускал мою руку, умоляюще смотрел на меня.

– Подаришь мне племянника? – вдруг спросил он.

– У тебя, разве нет ещё? – удивился я.

– Племянница родилась, – притворно надулся мальчик.

– Но это же замечательно! – улыбнулся я. В памяти мелькнуло какое-то приятное воспоминание, связанное с девочкой. Да вот же она, стоит рядом!

– Конечно, – заулыбался Юлик, – но мальчик ещё лучше. Оставайся, Тон…

И я остался.

Мы снова провели обряд, и нас с Катей оставили одних, в шалаше.

У меня ничего не получилось. Сказывался недостаток гормонов. Мы с Катей нежно целовались, ниже груди она меня не пустила.

На другой день мы с Дэном и его друзьями отправились в степь. С нами поехал Юлик.

В спортзале клиники был тренажёр, как у североамериканских ковбоев, там меня учили держаться в седле дико скачущего жеребца.

Понятное дело, живая лошадь – совсем другое дело, но мне опять дали смирную лошадку, и парни успокоились, видя, как я уверенно сижу на ней, с прямой спиной, приподымаясь, в такт лошадиному бегу. Со стороны выглядело это так, как будто я не сижу в седле скачущей во весь опор лошади, а сижу на стуле.

– Где ты так научился сидеть на лошади? – удивлялся Дэн, – Ты же лечился?!