Текст книги "Отважные (Сборник)"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава четырнадцатая
РАЗВЕДКА

Рано утром Колесник получил сообщение, что на станцию Синельничи прибыл необычный эшелон – тридцать платформ с сеном. По тому, с какой тщательностью сено спрессовано в большие тюки, и еще по некоторым признакам его наверняка везут издалека, возможно из самой Германии.

Странное дело! Как правило, немцы для своих обозных лошадей забирали сено в деревнях. Правда, на среднем Дону, у мадьяр, была кавалерия, но и для нее никогда не доставляли сено целыми эшелонами.

Через полчаса в блиндаже состоялся военный совет. Колесник подробно расспрашивал одного партизана из местных жителей о том, что собой представляет станция Синельничи, а Геннадий Андреевич, разложив на столе карту, внимательно изучал дороги, которые вели к ней.

Партизан обнаружил хорошее знание своего района: до войны Синельничи были небольшим полустанком, с тремя путями и даже без водокачки. Но теперь этот полустанок приобрел крайне важное значение – он стал крупной тыловой базой гитлеровцев. Подходы к нему укреплены, во многих местах вокруг построены доты, длинными полосами тянутся проволочные заграждения и минные поля. Прорваться к станции без крупного боя невозможно.

– Вот что, – выслушав его, сказал Колесник, – я должен все увидеть своими глазами. Пойдемте в разведку, а тогда и решим.

Два часа спустя небольшой отряд, состоящий из пяти человек, углубился в лес. До станции напрямик было не больше десяти километров; кроме Геннадия Андреевича и Колесника, в отряде шли три партизана-автоматчика. Колесник взял их с собой на всякий случай: вдруг понадобится послать связного обратно в лагерь – мало ли какие неожиданности возникнут на пути.

Полтора часа они пробирались по болотам; партизаны вели их хожеными тропами; под ногами хлюпала и пузырилась гнилая вода, однако толстый мох выдерживал тяжесть тела.

День был солнечный, один из тех осенних дней, когда кажется, что лето еще не уходит и даже тронутые желтизной листья берез вновь обретут свой цвет. По деревьям прыгали белки. Забравшись на верхние суки, они удивленно рассматривали людей.

Шли цепочкой, один за другим, редко останавливаясь, чтобы отдохнуть и перекусить. Колесник заметно устал. Он был из тех силачей, которые могут выжать многопудовую штангу, но с трудом переносят длительное физическое напряжение; что же касается Геннадия Андреевича, то он изо всех сил скрывал боль в до крови стертых пятках. Он старался идти впереди, вслед за молодыми партизанами, которые шли, тихо переговариваясь о своих делах, словно их не подстерегала на каждом шагу опасность.

Вдруг совсем близко, за деревьями, протяжно и хрипло загудел паровоз. Все невольно приостановились, как будто гудок предупреждал о грозящей опасности. Колескик послал одного из молодых партизан выяснить обстановку – вдоль железнодорожной насыпи несомненно расставлены посты. Теперь самое главное – суметь их обойти и незаметно приблизиться к станции.

Партизан пропадал минут десять, а когда вернулся, на его круглом, румяном от ветра лице с короткими рыжеватыми усиками, которые он отрастил, чтобы казаться старше, появилось выражение растерянности. Еще издали он безнадежно махнул рукой, и Колесник проворчал сквозь зубы:

– Этого Куликова никогда больше посылать не буду, Всегда доложит что-нибудь неприятное!..

Но дело было совсем не в Куликове. Только что прошел состав с немецкими солдатами, а вдоль насыпи через каждые двести метров расставлены часовые. На крутом изгибе дороги, там, где колея начинает постепенно спускаться к мосту, построен крепкий дот с пулеметами и орудием. Еще два-три дня назад его не было…

Решили вновь углубиться в лес и, сделав крюк, выйти прямо к поросшему лесом холму, с вершины которого можно разглядеть, что делается на станции.

О том, как он тогда шел, Геннадий Андреевич не мог потом вспоминать. Грубые портянки, которыми он неумело обернул ноги, казались ему напильниками.

Наконец Колесник заметил, что он хромает, остановил всех и приказал ему снять сапоги.

Глядя на окровавленные ноги Геннадия Андреевича, он сокрушенно покачал головой и обернулся к партизанам:

– Кому сапоги велики?

– Мне, Антон Мироныч, – отозвался Куликов.

– А ну-ка, обменяйся с товарищем Стремянным да покажи ему, как надо обуваться…

В полдень разведка наконец достигла холма. Цепляясь за деревья, все стали взбираться на крутой подъем. Молодые парни делали это с большей ловкостью, чем их пожилые начальники, но даже Геннадий Андреевич ни разу не сорвался с кручи, цепко хватаясь за стволы деревьев.

На вершине холма они остановились. Даже невооруженным глазом отсюда были видны тяжелые составы поездов с вкрапленными в них желтыми кубиками спрессованного сена на платформах.

Колесник и Геннадий Андреевич по очереди рассматривали составы в бинокль. Да, в странной аккуратности, даже нарядности платформ что-то таилось.

– Зачем им столько сена? – удивленно спросил Колесник. – Его хватит кавалерийскому корпусу на целый год.

– Здесь несомненно кроется какая-то цель, – заметил Геннадий Андреевич.

– Взять бы да и зажечь это сено, вот здорово бы горело! – простодушно сказал Куликов. – Антон Мироныч, давайте подожжем!..

– Ты сначала к нему подойди! – сердито оборвал партизана Колесник.

Действительно, если бы эшелон с сеном вспыхнул, вряд ли можно было бы спасти и соседние эшелоны, груженные минами и снарядами. Для этого хватило бы одной зажженной спички! Но как ее поднести?…

Все напряженно думали. Станция хорошо укреплена – это видно даже при самом беглом осмотре. Ее окружают по крайней мере восемь поставленных в шахматном порядке дотов. Вдоль вагонов ходят часовые, и несомненно много солдат прячется в блиндажах.

К станции ведет единственная дорога. Она круто огибает холм, а затем под прямым углом устремляется к железнодорожному переезду. Дорогу эту могут обстреливать сразу четыре дота, не считая огня из замаскированных пулеметных гнезд.

Взглянув вниз, на подножие холма, Геннадий Андреевич вдруг, пораженный, воскликнул:

– Смотрите!..

Все посмотрели в направлении его протянутой руки. Из-за холма на дорогу вышла тощая белая корова с провалившимися боками. Сначала казалось, что она идет одна. Но затем партизаны увидели двух крестьянских пареньков с хворостинами. Они медленно брели за коровой, о чем-то между собой разговаривая.

– Интересно, – удивился Геннадий Андреевич, – куда они ее гонят?

– Как видно, на станцию, – сказал Колесник.

– На станцию?… А что им там делать?…

Ему никто не ответил. Действительно, зачем двум паренькам гнать свою корову туда, где ее наверняка отберут, а если их самих отпустят живыми, то это будет чудом?

– Они идут довольно уверенно, – заметил Геннадий Андреевич, – словно ничего не боятся…

– Да, это верно, – согласился Колесник. – Надо бы их задержать.

– А что это нам даст? – спросил Куликов.

– Много! – вдруг горячо сказал Геннадий Андреевич. Его внезапно осенила неожиданная и дерзкая идея: – Ведь корову могут гнать и не они!

– М-да, – проговорил Колесник, раздумывая над предложением, которое ему было не совсем еще понятно. – Ну ладно, – вдруг решил он. – Товарищ Куликов, давай этих парнишек сюда!.. Только осторожнее, не пугай их!..

Куликов и еще один партизан опрометью бросились вниз по склону. Между деревьями замелькали их изодранные ватники.

Вот они достигли дороги и быстро нагнали ребят, которые от страха бросили свои хворостины.

– Опять этот Куликов комедию разыгрывает! – сердито пробасил Колесник. – Ему говорят – не пугать, а он, как зверь на ребят бросается!..

Он нагнулся над обрывом, чтобы получше разглядеть крестьянских парнишек, которые торопливо взбирались наверх впереди партизан. Было им лет по тринадцать-четырнадцать. Одетые в лохмотья, они чем-то неуловимо походили друг на друга, – может быть, их равняло общее несчастье, которое уничтожило их детство.

Довольные тем, что они успешно выполнили приказ, молодые партизаны привели мальчиков на полянку.

– Вот они, орлы, Антон Мироныч, – сказал Куликов. – А это их документы!..

– Документы? – удивился Колесник. – Давай-ка их сюда!..

– Как тебя зовут, мальчик? – обратился Геннадий Андреевич к тому, что стоял поближе.

Это был высокий, худощавый паренек с тем сосредоточенно-пытливым выражением светлых глаз, которое выдавало в нем природную сметку.

– Сема, – ответил он и при этом как-то покровительственно взглянул на другого мальчика, поменьше ростом, черноволосого, с темными глазами, на которых еще не высохли слезы.

– А куда же вы шли, Сема? – вступил в разговор Колесник. – Ты не бойся, мы тебе ничего не сделаем…

– Я знаю, что вы нам ничего не сделаете, – ответил Сема, – только корову отберете.

– А почему мы ее отберем?

– Вы партизаны… Вам есть нечего!..

– Вот ты и ошибся, – засмеялся Колесник. – Хочешь, я тебя салом угощу?

Он вынул из одного кармана кусок сала, весь в желтых табачных крошках, из другого – толстый ломоть хлеба, разрезал все это ножом, который протянул ему Куликов, на две равные части и протянул ребятам:

– Ешьте! У партизан добра много!..

Ребята смутились. Первым протянул руку Сема, а за ним и меньший.

– Вы что – братья? – спросил Геннадий Андреевич.

– Нет, они не братья, – Колесник тряхнул двумя бумажками. – Интересное дело получается, товарищи. Посмотрите-ка, что здесь написано!..

Он протянул Стремянному бумажки, изрядно потрепанные. Видно, они уже побывали во многих руках.

Геннадий Андреевич взял документы и несколько раз перечитал каждый. Один из них – накладная, подписанная старостой деревни Стрижевцы. В накладной значилось: «Одна корова, отпущенная на убой для нужд коменданта станции Синельничи»; другой – пропуск с печатью немецкой комендатуры; чьим-то корявым почерком в него были вписаны имена и фамилии обоих пареньков – Семена Бушуева и Василия Ломакина.

Смелый замысел, который возник у Геннадия Андреевича, как только он увидел на дороге корову и обоих маленьких пастухов, теперь приобрел реальные очертания.

Он отозвал Колесника в сторону, за кусты, так, чтобы никто не слышал, и рассказал, как думает осуществить операцию.

– Вот что, – выслушав его, предложил Колесник, – давайте-ка еще раз допросим ребят. Выясним, знают ли они, куда идут, и есть ли у них знакомые на станции.

Они вернулись на полянку, сдерживая охватившее их волнение. Ребята еще расправлялись с салом, а молодые партизаны, посмеиваясь, смотрели вниз, на дорогу.

– Что смеетесь? – спросил Колесник и вдруг заметил, что их всего двое. – А где Куликов?

Партизаны громко засмеялись.

– Он там за коровой гоняется! – сказал один из них. – Она норовит его на рога поддеть!

Колесник рассердился:

– Чем пустосмешничать, пошли бы лучше помогли.

– Он и сам справится!

Колесник подошел к пастушкам, которые смотрели на него без всякой боязни. Только у Семы как-то посерьезнели глаза.

– Если корову берете, дядя, – сказал он, – то дайте расписку, а то наш староста задерет он нас до смерти.

Колесник улыбнулся:

– Расписку вы, ребята, получите. Да не только расписку, мы вашему старосте даже письмо напишем. Как его фамилия?

– Гордеев. А мы его зовем Костыль.

– Почему так?

– Он колченогий. На левую ногу хромает.

– Придет время, мы ему и другую перебьем. А чья это корова?

– Колхозная!

– Куда вы ее ведете, знаете?

– На станцию.

– А зачем?

– Солдат кормить! – вдруг тоненько сказал Вася.

И все рассмеялись, так неожиданно прозвучал его голос.

– А им что, есть нечего? – спросил Колесник.

– Не знаем, – сказал Сема. – Костылю какой-то офицер приказал.

– А часто вы на станцию коров водите?

– В первый раз.

– И вас там никто не знает?

– Нет, – сказал Сема.

– А вы не боитесь – вдруг вас арестуют?

– Костыль сказал, что раз мы идем с коровой, то нас пропустят. Да и пропуск комендант дал…

– Сколько времени вы уже идете?

– Утресь вышли.

– Когда должны вернуться?

– Как немцы отпустят.

Колесник улыбнулся.

– Мудро сказано!.. У вас есть родители?

– У меня – дедушка, – сказал Сема, – а у Васьки – мать.

– Как же они вас отпустили?

– Попробуй не отпусти! У Костыля палка – во! – И Сема помахал сжатым кулачком, показывая, какая у старосты большая палка.

– Доберемся мы еще до него! – зло прищурился Колесник. – Скоро вашему старосте каюк будет.

План Геннадия Андреевича был принят с небольшими поправками. Ребят пока задержали. Колесник написал своему заместителю приказ и вручил его Куликову, который привязал наконец корову к дереву.

– На, – сказал он, – на все дело тебе два часа. Обратно скачи на лошади. Помни, от тебя все зависит!..

Куликову не нужно было повторять дважды. Он засунул приказ в карман гимнастерки, тщательно застегнул карман и бросился бежать в лагерь.

Глава пятнадцатая
ВАЖНОЕ ЗАДАНИЕ

С того самого момента, как Никита и Клавдия Федоровна решили переправить ребят к Геннадию Андреевичу, в судьбе Коли наступил резкий перелом. За последние недели он так много пережил, столько раз чувствовал себя одиноким!

В новом товарище, Вите Нестеренко, Колю раздражали его вялость и нерешительность. По всякому поводу он бегал советоваться к Клавдии Федоровне. Мая невзлюбила его за оттопыренные уши и прозвала лопухом. Витя во всем старался подражать Коле, но у него ничего не получалось. Коля нарочно заманивал его на крышу сарая, а потом прыгал вниз. Витя долго собирался с духом, примериваясь, куда бы прыгнуть, чтобы не налететь на дерево, и где земля помягче, но так и не решался. Эти минуты доставляли Мае большое удовольствие; она стояла внизу и осыпала Витю насмешками.

Когда Коля узнал, что Клавдия Федоровна отправляет их всех троих к Геннадию Андреевичу, он очень обрадовался. Теперь он сможет передать ему то, о чем говорил Степан Лукич. Да и быть рядом с Геннадием Андреевичем! – чего же можно желать лучшего! Он наверняка поможет отцу бежать. А как хорошо будет, когда они все вместе уйдут к партизанам!

Коля долго не мог привыкнуть к мысли о том, что дядя Никита не предатель. Ему мерещился автомат в его руках в тот самый вечер, когда гестаповцы пришли за матерью… Ну, а если дядя Никита свой, то кто же тогда Михаил?… И вдруг Коля вспомнил, с каким презрением говорили о Михаиле старики партизаны. Но как же так: ведь на его глазах Михаил убежал от полицаев! Значит, он свой! А выдал его дядя Никита! И он тоже свой! Есть отчего закружиться голове. Во всяком случае, после того как старики отнеслись к Михаилу с презрением, у него уже не было к нему того беспредельного доверия, которое возникло после первой встречи.

Все эти мысли стали беспокоить Колю уже тогда, когда он оказался в партизанском лагере, и события недавнего прошлого как бы отодвинулись от него.

Только два дня прошло с тех пор, когда на рассвете дядя Никита вывел их закоулками на окраину города, предварительно рассказав, куда надо идти. С биржи труда им дали направление на работу в деревню Чернизовку. В действительности они должны были, не доходя до деревни пяти километров, свернуть налево и направиться к лесу. Затем Коля должен был оставить ребят в глубине лесной опушки и пойти на розыски Геннадия Андреевича.

Ребята благополучно добрались до леса, – несколько раз, когда они проходили по деревням, полицаи проверяли их документы, а один даже приказал развязать мешок. Но их не задержали. Мало ли подростков направляется из города на работу…

В партизанском лагере ребята впервые за много времени почувствовали себя в безопасности. Здесь им сразу же нашлось дело. Маю определили в санитарную часть, к фельдшеру Михееву, который давно уже требовал себе помощника. Витю направили на кухню, в распоряжение повара Потапыча, когда-то служившего в лучшем ресторане города; раньше у него был толстый живот, который, как Потапыч любил говорить, был его «фирмой», а теперь повар на партизанских харчах сильно похудел. Он тут же посадил Витю чистить картошку. Витя орудовал большим ножом добросовестно, но медленно, и Потапыч, посмеиваясь, называл его «старым одром»… Больше всех повезло Коле. Помощник командира партизанского отряда Дудников, кавалерист, страдавший от того, что живет в лесу, вдалеке от степных просторов, приставил мальчика к лошадям. Коле вручили щетку и скребницу.

Жизнь в лагере шла своим чередом. Партизаны укрепляли блиндажи, отправлялись на посты, ходили в разведку. Три дня назад группа партизан совершила налет на колонну автомашин, груженных боеприпасами. Часть боеприпасов взорвалась, а ящиков тридцать с патронами для автоматов принесли в лагерь. Теперь эти патроны распределяли между теми, у кого были трофейные автоматы.

В штабном блиндаже начальник штаба Великанов и командиры двух рот составляли сводку о действиях отряда за последние три месяца – ее ожидали в штабе партизанского движения. Они подробно перечисляли все операции: был подорван железнодорожный мост, и на целую неделю прекратилось железнодорожное сообщение; совершили нападение на немецкий гарнизон в поселке Крутой Яр и забросали гранатами дома, где жили солдаты; после короткого, стремительного боя партизаны отошли, а гитлеровцы два дня хоронили своих убитых; диверсионная группа взорвала склад с боеприпасами и три склада с горючим; эшелон с войсками и техникой был пущен под откос. Не случайно теперь так строго охраняли гитлеровцы железную дорогу.

Уже перевалило далеко за полдень, когда Куликов добрался до лагеря. Ватную стеганку он тащил на руке, ворот гимнастерки был расстегнут. Автомат, висевший на ремне, он крепко прижимал к груди, видимо находя в этом какую-то опору. Он тяжело опустился на пень около бочки с водой, но у него даже не было сил зачерпнуть ее ковшом. Так он просидел одну или две минуты, потом поднялся и пошел искать Дудникова. Он нашел его у коновязи, где Коля под его наблюдением самостоятельно чистил толстопузого конька коричневой масти с черной гривой.

– Копыта, копыта почисть, – наставительно поучал Дудников. – Стань справа, теперь поднимай ему ногу… Да не бойся, не тронет… – Увидев приближающегося Куликова, он встревожено обернулся: – Что случилось?

Куликов устало оперся о дерево, вытащил из кармана пакет и протянул его Дудникову:

– Антон Мироныч прислал! Срочно…

– Ты пойди отдохни, – сказал Дудников, разрывая пакет.

Куликов покачал головой.

– Должен вернуться назад! Готовь коня!..

Дудников поднял глаза от бумаги.

– А ты знаешь, что здесь еще написано? – спросил он.

– Нет. Приказано передать вам, а вы уже сами решите…

Дудников обернулся к Коле и строго сказал:

– Брось скребницу! Позови сюда своего дружка. Поедете на задание… Да побыстрее!..

Коля удивленно взглянул на своего командира. Нет, он не шутил.

Дудников смотрел на Колю с каким-то новым, сосредоточенным выражением, словно стараясь понять, для какого еще дела может пригодиться этот щуплый мальчишка.

Коля бросил скребницу в траву и вихрем полетел к кухне. По дороге он чуть не сбил с ног Маю, которая несла в блиндаж к Михееву пузырьки с лекарствами.

– Мы на задание идем! – крикнул он и побежал дальше.

Мая с достоинством отошла в сторону и проводила его строгим взглядом, в котором, однако, таилась обида…

Повар не задержал Витю Нестеренко. Вернее, он отпустил его даже с некоторым облегчением. Этот парень в течение двух часов умудрился испортить по крайней мере полмешка картошки. Он отхватывал так много кожуры, что большая картошка становилась величиной с грецкий орех.

Услышав, что его вызывает Дудников, Витя оживился. У него уже заломило спину от долгого сидения над большим медным котлом, среди кучи картофельных очисток. Он даже не успел скинуть белый поварской колпак – с такой энергией потащил его за собой Коля.

Опомнился Витя только тогда, когда они пробежали полпути к коновязи.

– Да не спеши ты так! – жалобно сказал он. – У меня болит спина.

– Ишь ты, какой неженка! – усмехнулся Коля. – Старик в девяносто лет!..

– Посидел бы ты, согнувшись в три погибели.

– Ладно! Нечего болтать! – строго сказал Коля. – Мы идем на боевое задание!..

– Брось врать!

Коля даже приостановился, так его возмутил тон этого увальня.

– Ты свой колпак лучше сними… Вот скажу Дудникову, что ты трус!..

– Я – трус?! – И Витя полез на него грудью.

Кулаки у него были покрепче, чем у Коли, и неизвестно, что произошло бы дальше, если бы ребят не окликнул Дудников:

– Эй, мальцы! Идите сюда! Подержите коней!..

Мальчики повернулись и побежали к нему. Дудников дал каждому из них поводья и куда-то исчез.

Коле досталась та самая лошадь, которую он только что чистил. Она стояла покорно, глядя на него большими влажными глазами. Коля потрогал крепкое желтое седло и представил себе, как будет мчаться на ней через лес. Витин конь, высокий, рыжий, на тонких ногах, все время беспокойно приплясывал и норовил укусить его. Витя то и дело испуганно дергал поводья и кричал:

– Стой, чертов коняга!.. Я тебе сейчас!..

– Крепче держи, – поучал Коля тоном опытного кавалериста. – Пусть чувствует руку…

Витя пыхтел и кружился вокруг коня. Наконец он нашел выход: подвел его к кусту, и конь стал рвать листья своими желтыми зубами.

Они прождали минут десять. Вдали мелькала худощавая фигура Дудникова, он заходил то в одну землянку, то в другую, за ним, тяжело переставляя ноги, двигался Куликов, грызя черный сухарь.

Наконец все дела были сделаны, Дудников вручил партизану туго набитый вещевой мешок и повел его к ребятам.

– Приедешь, накорми хлопцев, – сказал он, когда, на радость Вити, Куликов отобрал у него строптивого коня. – Поезжайте!..

– А куда мы едем? – спросил Витя.

– На задание, – ответил Дудников, наблюдая за тем, как Коля тщетно пытается вскарабкаться на лошадь: стремя оказалось слишком длинным, и он никак не мог забросить на нее другую ногу. – Ну, давай подсажу! В седло-то когда-нибудь садился?

– Нет, – признался Коля.

– А если бы соврал, все равно бы не поверил.

Дудников подтянул ремни и подсадил Колю.

– Не гони! – строго сказал он. – Будешь ехать за Куликовым.

– А ты садись на попону позади меня! – сказал Куликов Вите. – Вот так! Держись крепче. Поехали!..

Вдруг Коля обернулся:

– А оружие?

Но Дудников только помахал им рукой.

Против указанного ему времени Куликов задержался всего на двадцать минут. Он доставил обоих ребят, мешок с продовольствием и еще кое-что нужное для успешного выполнения замысла.

Вскоре Куликов и ребята выехали на поляну, где их ждали Колесник и Геннадий Андреевич.

Коля, изловчившись, спрыгнул с седла на траву. Витя, которого порядочно потрясло на острой спине любящего подтанцовывать коня, попытался сползти, но, под общий смех, мешком рухнул на землю.

– Ну, теперь я вижу, что прибыли в полной исправности, – сказал, посмеиваясь, Колесник. – Отдохните, поешьте, а потом мы вам все расскажем.

Для того чтобы соблюсти полную конспирацию, обоих пастушков увели в лес и оставили там под охраной одного из партизан. Было решено отпустить их после того, как операция будет завершена.

Когда Коля и Витя поели, Геннадий Андреевич рассказал им о том, как задержали деревенских ребят, дал мальчикам посмотреть документы пастухов, показал корову, привязанную к дереву, невдалеке от дороги.

– Что же мы должны делать? – нетерпеливо спросил Коля.

– Вы возьмете хворостины, погоните корову на станцию и сдадите ее коменданту.

– Только и всего?

– Нет, – вмешался в разговор Колесник, – самое главное впереди… Вон видите там, вдали, желтые кубики?

Коля и Витя взглянули в сторону станции, где в ярких солнечных лучах золотились, словно нарисованные, квадратики.

– Видим, – сказали они в один голос.

– Что это, по-вашему?

– Сено, – догадался Коля.

– Правильно. Так вот, это сено должно загореться! Видите, сколько рядом эшелонов? Они наверняка взлетят на воздух…

– А как же это сделать? – спросил Витя. – Поджечь спичкой?

Колесник покачал головой.

– Нет, спички для такого дела не годятся. Там вокруг часовые. Не успеешь зажечь спичку, как тебя на месте ухлопают. У нас тут одна игрушка припасена. – И он протянул на ладони обычный спичечный коробок. – Он заряжен. Через час загорится сам по себе, и пламя его будет такое сильное, что сможет прожечь насквозь даже кровельное железо…

Коля взял коробок и взвесил на ладони: коробок был тяжелый. Он протянул его Вите – тот опасливо коснулся пальцами стертой этикетки, но в руки не взял.

– Когда будете пересекать переезд, – сказал Колесник, – один из вас – ну, хотя бы ты, Витя, – должен сильно хлестнуть корову, да так, чтобы она побежала к ближайшей платформе с сеном. Когда корова ткнется мордой в сено, вы станете ее оттаскивать. Один из вас заслонит другого. И тот должен ухитриться засунуть коробок в сено… Конечно, если к этому времени не подоспеет часовой. Рисковать не надо! – повысил голос Колесник. – В случае опасности бросайте коробок, вот и все… Понятно?…

– Понятно! – сказал Коля.

Витя, насупившись, молчал. Геннадий Андреевич тревожно взглянул на него:

– Ты чего, Витя? Боишься?…

– Я не согласен, – сказал мальчик.

– Не согласен?

Все посмотрели на него.

– Я могу только корову гнать, – проговорил он, не поднимая головы, – а коробок вы Коле отдайте… У меня всегда все из рук валится.

Геннадий Андреевич облегченно вздохнул.

– Ну конечно, Витя, коробок понесет Коля.

– Вот и все. – Геннадий Андреевич поднялся. – Сейчас я вам скажу, кто вы такие. Ты, Коля, теперь Семен Бушуев. Повтори.

– Семен Бушуев, – повторил Коля.

– А ты, Витя, – Василий Ломакин.

– Василий Ломакин, – повторил Витя.

– Семка и Васька, – сказал Геннадий Андреевич. – Вот вам документы. Не забудьте получить расписку на накладной… Теперь я вам расскажу про ваших родных, старосту и деревню, откуда вы идете…

Через полчаса оба мальчика уже знали наизусть свои новые биографии. Партизаны притащили хворостины, брошенные на дороге пастушками. Однако, когда ребята взяли их в руки, сразу вдруг стало заметно, что одеты они не по-деревенски. На Коле был пиджачок, а на Вите – новая клетчатая рубашка.

Опытный глаз Колесника сразу это подметил.

– Надо переодеться, – сказал он.

Все согласились. Ребятам пришлось подрожать на холоде, пока партизаны меняли одежду у задержанных парнишек, но зато через несколько минут Коля и Витя неузнаваемо преобразились.

Коля спрятал коробок в карман брюк.

– Ну, ребята, желаю вам удачи, – сказал Геннадий Андреевич и расцеловал обоих. – Главное, действуйте осмотрительно. И не торопитесь… Помните, вас послал староста, а до остального вам дела нет!.. Мы будем вас ждать…

– Не забудь, Коля, – напомнил Колесник: – через час коробок взорвется. Если не удастся засунуть его в сено, бросай, не держи…

– Ладно, помню. Мы пойдем, – сказал Коля.

Он повернулся и заскользил по склону вниз, к дороге. За ним с меньшей ловкостью пополз Витя. Колесник подмигнул Куликову, и тот побежал вслед за мальчиками.

Все молча следили за ребятами: вот они спустились вниз, вышли к дороге и остановились. Куликов отвязал корову от дерева и толкнул ее в бок. Мотая головой, она вышла на дорогу и также остановилась в ожидании. Тогда Коля хлопнул ее по холке хворостиной. Корова повернулась и покорно поплелась по дороге к станции. Это была старая, унылая корова грязно-белого цвета, с провалившимися боками, на которых темнели коричневые плешины. Видно, староста был ловкий шельмец, если решался всучить немцам такую старую и худую скотину. Корова шла медленно, понуро, будто догадываясь о своей печальной участи.

Некоторое время мальчики молчали. Жутковато было идти по этой дороге в чужой одежде, с чужими документами, погоняя чужую корову, прямо в руки к врагу. Хотя колхозные ребята и сказали, что на станции их никто не знает, но мало ли что может случиться! Вдруг староста возьмет да и приедет сюда, чтобы выслужиться перед начальством, или еще что-нибудь вроде этого произойдет. Разве все предугадаешь в таком деле!

– Ну, Витя, – сказал Коля, – а самого-то главного мы и не узнали.

– Чего? – приостановился Витя.

– Как зовут корову.

Но шутить Витя был не склонен.

– Иди ты! – сказал он. – Лучше помни, как тебя зовут. Тебя зовут Семка. Один раз ошибешься и погибнешь ни за что…

– Ничего, Вася! Живы будем, не помрем…

– А я не хочу помирать, – сказал Витя. – Я еще инженером хочу быть…

– Тише ты! – одернул его Коля. – Раз идешь на задание, только об этом и думай… Говори о коровах…

– А чего мне о коровах говорить? – обиделся Витя. – Что ты из себя умника строишь! Думаешь, я хуже тебя?

– Хуже не хуже, а от коробка отказался.

Витя тяжело вздохнул и ничего не ответил. Коля тоже приумолк. Корова вела их к перекрытому шлагбаумом переезду, и теперь уже были видны часовые, внимательно смотревшие на них.

Когда до шлагбаума осталось метров двести и часовой в сером мундире вышел вперед, поправляя на груди черный автомат, Коля занял свое место впереди коровы. Он все время чувствовал тяжесть в кармане. Казалось, этот несчастный маленький спичечный коробок весил пудов пять.

«Только быть спокойным, – говорил себе Коля. – Я подхожу, вынимаю документы, предъявляю их часовому, а потом Витя бьет корову в правый бок…»

Чем ближе шлагбаум, тем виднее, как просто осуществить этот план. Действительно, последняя платформа с сеном почти нависает над переездом.

Коля облегченно вздохнул. Разыграть все это ему казалось не так сложно. Он оглянулся и тихо сказал Вите:

– Подходим!..

Витя угрюмо взмахнул хворостиной, и это получилось у него как-то устало и безразлично: будь что будет!

Немецкий солдат весело взглянул на них из-под своей железной каски и окликнул почти миролюбиво:

– Хальт!..

Потом он подошел поближе, погладил корову по шее, почему-то заглянул ей в нос и сокрушенно покачал головой. Наверное, ему не понравилась ее худоба. Потом он опять неторопливо обошел ее вокруг, заметил плешины на левом боку и что-то проговорил, на этот раз с укоризной. Очевидно, решив растолковать ребятам свою мысль, нагнулся, сорвал с обочины дороги пучок травы и протянул его корове. Она взяла траву мокрыми губами и стала неторопливо жевать.

Всякий раз, когда солдат проходил мимо Коли, ему казалось, что тот внимательно смотрит на его карман. Молодое, с черными усиками лицо солдата казалось ему непроницаемым и весь он, затянутый в ремни с вороненым автоматом на груди, – таинственным и непонятным. Наконец солдату надоела эта игра, он взял из рук Коли документы, бегло проглядел их и, очевидно ничего не понимая в русском языке, признал совершенно удовлетворительными.

Главным пропуском для него была корова. О том, что ее должны были пригнать, он, видимо, уже знал.

Он отдал Коле документы и отошел, чтобы поднять шлагбаум. Наступил решающий момент. Коля видел, как посерело лицо Вити, да и сам он ощущал кисловатый вкус во рту. Все поплыло перед глазами. Была только корова, желтая громада прессованного сена, возвышающаяся на платформе, и отчаянно тяжелый груз спичечного коробка в кармане.