Текст книги "Мои стрелецкие Университеты (СИ)"

Автор книги: Александр Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

11. Служба в армии

Будучи учащимся второго курса агрошколы, я прошел призывную комиссию и при горвоенкомате получил повестку прибыть на призывной пункт 9 июня 1952 года. К призыву в армию я отнесся спокойно, даже с каким-то ожиданием новых перемен. Одновременно призывную повестку получил Володя Серегин, мой племянник. 9 июня на квартиру у сестры Натальи собрались близкие родственники: мама, брат Николай, дядя Ваня с женой и ряд друзей по агрошколе. Говорили напутственные слова, пили водку. Мама плакала. На призывной пункт отправились большой группой. Нас построили в колонну, и повели на областной сборный пункт. Там дали команду: «Домой, а завтра в 9:00 быть на сборном пункте». Возвратившись на квартиру к сестре, я решил поехать в агрошколу. Причиной моей поездки была первокурсница Тоня Степина. Накануне мне с ней не удалось встретиться и хотелось попрощаться. Встреча получилась трогательной, мы целовались. Обещали писать друг другу. Через два года Тоня окончила агрошколу уехала работать на Украину и там вышла замуж.

На сборном пункте мы пробыли три дня. Собирали призывников с районов области. Все эти дни со мной находилась мама и Коля Селихов, мой большой друг. Его уже нет в живых, но светлую память о верном друге я храню по сей день.

Во время пребывания на сборном пункте со мной беседовал майор из областного военкомата. Интересовался моим семейным положением. Я тогда не понял смысла нашей беседы. Только после службы я от мамы узнал, что меня, как единственного сына, оставшегося в семье, не должны были призывать в армию. В моих призывных документах не стояла дата призыва в армию. Об этом я узнал, когда прибыл служить в часть. Короче, до последнего момента стоял вопрос призывать меня или дать отсрочку. Вечером 12 июня нас погрузили в товарные вагоны, в которых были оборудованы двухъярусные нары, и повезли в сторону Москвы. Я первый раз в жизни ехал по железной дороге. Говорить о моих впечатлениях скучно, но во многом они были для меня впервые. По московской окружной дороге наш состав отправили на восток. Что испытывал 18 летний юноша, который впервые ехал по железной дороге через всю страну в течение 22 дней. За эти дни, я воочию убедился в масштабности нашей страны. В Арзамасе на станции, утром, во время умывания, нас атаковали комары таких размеров, жало которых помню по сей день, и которых больше нигде не видел. На окраине г. Казань созерцали огромное скопление народа. Работник железной дороги сказал: «Это праздник Сабантуй». За Уралом пошла тайга. Сутками перед глазами безбрежное море тайги. За Иркутском открылась панорама озера Байкал. Железная дорогая проходит по берегу озера. Ребята на остановке бегали по байкальскую воду, пробовали на вкус. Созерцали мы Бурятские голые без единого кустика степи, снежные вершины Яблоневых гор. На пароме наш состав переправили через Амур, и наконец, берег Татарского пролива порт Ванино.

В эшелоне нас кормили два раза в сутки. Пищу разносили дежурные на остановках. Состав двигался не ровно, то ехал часами без остановок, а то торчали в тупике полдня. Частенько из вагона-кухни дежурные принесут бочок супа, поезд трогается. Мы часа два-три ждем следующую остановку, когда нам принесут кашу. Все эти дни мы лежали на нарах и смотрели в узкие окошки, иногда у открытых дверей вагона, созерцали окрестности. Бока болели от лежания, было скучно. Теперь призывников везут в пассажирских вагонах, а на Дальний Восток отправляют в самолетах.

Ранним утром нас выгрузили в порт Ванино. Сопровождающие передали нас местным военным. Процедура эта длилась долго. Затем санпропускник, где санитары тряпицей на палке смазывали наши мошонки какой-то жидкостью и отправляли на помывку. Это большая брезентовая палатка, где горячая вода течет из единственного шланга. Наши вещи пустили на пропарку в «вышебойку». Случилось так, что приглянувшийся пиджак или брюки к хозяину не возвращали. Они куда-то «пропадали».

Нас разбили повзводно, и новые командиры повели нас в столовую. Под навесом дощатые столы и скамейки. За столом размещалось по 20 человек. Питались в три смены. Третья смена заканчивала завтракать, а первая уже шла на обед. В одну смену питалось 4 тысячи новобранцев.

Наша выгрузка из вагонов, перекличка, санобработка и другие процедуры заняли много времени. Мы проголодались. В столовой я с таким аппетитом ел подгоревшую ржаную корочку. Такой вкусной она была только летом 1942, когда мама испекла хлеб изо ржи нового урожая.

Поселили нас повзводно 25-30 человек в палатке. По норме в ней полагалось находиться 10-12 человек. Спали только на боку. Сбоку на бок поворачивались одновременно.

Наш призыв совпал с увольнением из армии массы солдат и сержантов, которым из-за войны пришлось вместо трех лет служить 6-7 лет. Призывникам военного времени, война в срок службы не засчитывалась. Им пришлось дослуживать свой срок после войны. В пехоте – три, авиации четыре и Морфлоте – пять лет. Нам пришлось менять этих служивых.

Мы ожидали своей очереди отправки пароходами на Чукотку, Камчатку, Курилы и Сахалин. В ожидании отправки к месту службы призывников использовали на разгрузке вагонов, в нарядах на кухне, работе на складах. Склады использовались, как перевалочная база, для отправки продовольствия на все выше перечисленные острова и прочее. Запомнились штабеля муки высотой в двухэтажный дом и длинной 25-30 м, под открытым небом, укрытые брезентом. Разгружали из вагонов деревянные бочки с солеными помидорами и огурцами. Один раз ребята специально уронили бочку. Она вскрылась, и мы попробовали соленых помидорчиков. Офицер – интендант, наблюдавший за разгрузкой, был очень недоволен.

В свободное время часть ребят отправились на «черный рынок». Там шел обмен «не глядя». Один предлагал: «Махнем», другой отвечал: «Не глядя». Обменивались. В результате обмена у одного оказывался нож со сломанным лезвием, а у другого футляр от часов. Это была игра в бибе, кто кого обманет. Патрули разгоняли толпу 100-150 человек, но она возникала вновь в другом месте.

Есть афоризм «Мужчины без женщин – глупеют. Женщины без мужчин дурнеют». Он очень подходил к обитателям нашего лагеря, где находилось 10-12 тысяч призывников. Многие ждали отправку в часть по 1,5 – 2 месяца. За это время ребята в атмосфере ожидания и безделья дичали. Такой пример: на центральной аллеи нашего лагеря в полдень, появились две молодые женщины, вероятно, это были родственники офицеров, работающие в лагере; что происходило с новобранцами – они выскакивали из палаток, улюлюкали, свистели, орали; это было какое-то сумасшествие. Понять их в какой-то мере можно. Впервые оторванные от привычной среды, при появлении женщины, в неуправляемой толпе возникал дикий ажиотаж.

Мне пришлось дожидаться отправки в часть 2,5 месяца. За это время успел попасть в госпиталь с диагнозом дизентерия. Пробыл там около двух недель, а когда меня выписали, команду, с которой я прибыл, отправили на Сахалин. Опоздал к отправке я на один день. Было обидно. Меня определили в команду, где собрали всех отставших от своих команд и присоединил к ростовчанам.

Нас обмундировали, выдали голубые погоны. Ранним хмурым утром, 18 сентября 1952 года, нас погрузили на товаро-пассажирский теплоход «Каширстрой». С причала духовой оркестр нам сыграл прощальный марш. Вскоре порт Ванино скрылся за горизонтом.

На Дальнем Востоке в это время обычно стоит тихая солнечная погода. Большую часть пути проводили на палубе. Прошли мимо гряды Курильских островов. К концу нашего путешествия увидели мыс Лопатка и скалы «Три брата!» Через 5 суток в 12:00 вошли в Авагенскую бухту. На рейде бухты стояли пассажирские и военные корабли. Обратили внимание на разломанный корпус большого танкера. Нам объяснили: «Разломился во время шторма». Нашу команду, 300 человек, вывели на окраину г. Петропавловска. Велели ждать командиров и транспорт гарнизона, где будем проходить службу. В ожидании транспорта, я присел возле заборчика. Был закат дня, на меня повеяло каким-то родным духом. Это был или запах разогретой земли и травы, но таких ассоциаций в перевалочном лагере я не ощущал. Там, в лагере, на глубине 0,5 метров была вечная мерзлота.

Пришла машина, в нее погрузили наши пожитки. Нас построили, пешим строем двинулись в гарнизон Елизово, за 32 км от Петропавловска. В часть прибыли поздно ночью. Нас разместили в «учебном полигоне». Одноэтажное деревянное здание стало нашим домом, на весь срок «курса молодого бойца». Разбили по взводам, назначили командиров. Началась солдатская служба в 119 отдельном батальоне связи, 53 смешанного авиационного корпуса. В лагере перед отправкой в часть нам выдали сухой поек: сухари и еще что-то. На срок пути больший, чем мы затратили. У нас в вещевых мешках, остались излишки. В первые дни мы в солдатской столовой особого интереса не проявляли. Доедали сухой поек. Какое было удивление, когда по приходу в казарму мы не обнаружили наших мешков. Их все сгрузили в каптерку. Старшина роты требовал каждого подойти к нему со своими вещами. Он проводил ревизию. Все продукты конфисковались, отбирались все вещи, кроме личной гигиены, конвертов. На второй день наша братва уплетала с аппетитом солдатскую кашу.

Спать приходилось на полу. Постелью служила солома покрытая брезентом от палатки, прибитого по краям деревянными планками. Дни молодого бойца были напряженными. Изучали уставы внутренней и караульной службы, строевая и физическая подготовка. За день уставали так, что после отбоя засыпали моментально. Снов не было. Вроде только уснул, звучит команда «подъем». На сборы 45 секунд. Строем в туалет, зарядка, завтрак, развод на занятия. Весь день передвигаешься только в строю. День заканчивается вечерней проверкой и вечерней прогулкой строем. По воскресеньям замполит устраивал походы в кино, несколько выходных занимались весь день разучиванием строевых песен. Старожилам Камчатки нравилось, когда мы пели: «По долинам и по взгорьям», «Дальневосточная опора прочна».

Кормили нас хорошо, по северной норме. В суточную норму входило: мясо – 200 г, рыба – 200 г, жиры – 90 г, сахар – 80 г, крупы, хлеб – 800 г. Офицеры говорили: «По такой норме питаются курсанты военных училищ».

В 5 часов утра 4 ноября 1952 года нас разбудила команда дневального: «Подъем! Тревога! Землетрясение!» Мы выбежали на улицу. Земля под нами качалась. Ощущение такое, как в лодке, когда ты в нее садишься. Казарма скрипела, как рассохшаяся телега. Эпицентр землетрясения находился в Тихом океане. В Петропавловске оно ощущалось в 4 балла. Жертв и разрушений практически не было. Кое-где в домах разрушились печные трубы. Больше всего досталось Курильским островам. В результате толчков, возникла мощная волна «цунами». Волна высотой 6 – 8 метров накатывалась на берег. Домики, которые стояли на берегу, она поднимала, встряхивала и брёвнышки уносила в океан. Больше всех пострадали моряки, меньше связисты их средства связи базировались на сопках. Многие, спасаясь от стихии, в нижнем белье оказались на сопках. Было принято решение – уцелевших вывести с островов.

Наш транспортный авиаполк принял на себя эвакуацию людей с острова. На аэродроме каждые 5 – 10 минут взлетали и садились транспортные самолеты. Гарнизонная электростанция обслуживала только аэродром и взлетно-посадочную полосу. В казармах электричества не было. Праздник 7 ноября мы провели в темных казармах.

Запас продуктов и теплое обмундирование, завезенное для нас на Камчатку, срочно отправили для оставшихся на Курилах. Все это мы почувствовали на себе. В течение месяца на ужин нам давали отварную сухую морковку. В ноябре на Камчатке морозы 10 – 12°С. Мы в пилотках, легких шинелях, без рукавиц и в летних портянках по два часа, занимались строевыми занятиями на плацу. После таких занятий, руки не в состоянии расстегнуть крючки на шинели. Потом все нормализовалось. С материка доставили теплые вещи, продукты.

Тяжело переносилось отсутствие вестей из дома. Почти месяц в дороге и 2,5 на перевалочном лагере, мы не имели возможности поддерживать почтовую связь с родными. Только по прибытии к месту службы, я сообщил номер своей полевой почты. Письма на Камчатку шли долго. Поездом до Владивостока, оттуда пароходом в Петропавловск, и наконец, в гарнизон. Проходило около месяца. Первой, для меня почтой пришло десять писем от родных и друзей. Это был настоящий праздник.

Сейчас в СМИ появляются сообщения о том, что в частях солдаты испытывают бытовые неудобства, голодают. Комитет солдатских материей ездит по воинским частям, и требуют вернуть их сыновей и прочее. В наши дни об этом не возникало мысли. Это считалось тяготами воинской службы.

Нашими командирами были в основном фронтовики, участники боев с японцами. После капитуляции Япония некоторые воинские части перебросили на Камчатку. Оседали они почти на голом месте. Сами обустраивали свой быт. Строили казармы, склады, аэродром и пр. Офицеры ютились в казармах, семейные снимали квартиры у местных жителей. Некоторые селились в полуземлянках. Только в 1955-56 гг. в гарнизоне начали строить поселок одноэтажных домиков для офицеров.

После принятия присяги мы приступили к освоению военных специальностей: радистов, телеграфистов, телефонистов, электромехаников. Мне пришлось осваивать специальность радиста. В течение года изучали электротехнику, материальную часть радиостанций, наставления по радиосвязи, были и политзадания. Осваивал я специальность легко. Сказывалась учеба в 8-ом классе и в агрошколе. Сложности возникали при приеме «на слух» и передаче на ключе «морзянки». Музыкальный слух у меня паршивый, а без него ловить на слух точки тире сложно. По окончании учебной роты нас распределили по частям. Меня, как комсорга роты оставили в штабной роте зав. радио-классом. В мои обязанности входило практическое обучение курсантов в настройке стационарной радиостанции РАФ-КВ-5, проводить на ней технические уходы. Службу я закончил начальником контрольной радиостанции. Радист, дежуривший на контрольной радиостанции, обязан следить за радиотелеграфными переговорами на определенных волнах. При обнаружении нарушений допущенных радистами заносить их в журнал и сообщать в штаб. В радиопереговорах я разбирался плохо и «обычно» в журналах писал «нарушений нет». С радио контролем был такой случай. Батальон связи вывели на ученья в сопки. Мы целый день вгрызались в каменистый грунт, закапывали машины с радиостанциями. На второй день учений, утром к нам прибыли два офицера особого отдела. Комбату они сообщили, что засекли работу мощной радиостанции открытым текстом. Виновником оказался солдат срочной службы, который во время учебной связи в конце сеанса выдал в эфир свою фамилию Хурс. За это от комбата, схлопотал 20 суток строго ареста.

Мы понятие не имели, что такое «дедовщина» и не уставные отношения. Обычно «старики» перед демобилизацией освобождались от караульной службы и нарядов. Их на все лето отправляли в сопки заготавливать лес и дрова. Стройка в батальоне осуществлялась своими силами, казармы зимой отапливались дровами. «Старики» в лес ехали охотно. Они чувствовали себя там вольготнее. Подшивать подворотнички и оказывать «старикам» другие услуги было для нас нонсенс. Рукоприкладство и избиение молодых солдат у нас не было.

Несколько солдатских зарисовок. В казарме учебной роты из курилки тревожные голоса – солдату плохо. В санчасти выяснилось, что солдат пытался симулировать припадок. Оказалось парню на гражданке светил срок, чтобы избежать его, решил податься в армию. Здесь ему показалось несладко, и он решил симулировать болезнь. В особом отделе с ним побеседовали, обещал добросовестно нести воинскую службу. У одного солдата дома осталась одна мать. Ее здоровье было плохое. Командование части ходатайствовало о предоставлении ему отпуска по семенному положению. С Камчатки солдату отпуск не давали, только в исключительных случаях с разрешения командования округа. Переписка с Владивостоком затянулась. Солдат не выдержал, забрался не чердак и повесился. Спасти не удалось. Через два дня пришло разрешение на отпуск, но ехать уж было не кому.

Солдатская служба в мирное время практически не связана с риском для жизни. Исполнение уставных требований, строгое подчинение, дисциплина и ограничение свободы достается нелегко. Зубрешка уставов, наставлений, учебные тревоги, хождение в наряд и караул практической пользы не принесли. Жаль потраченных на это молодых сил и времени, когда твои сверстники учились в техникумах и институтах, получали специальности. Вместе с тем за годы службы я и мои товарищи закалились физически и морально. Стали мужчинами. Конец моей службы совпал с работой в нашем батальоне комиссии из Москвы. Не помню, по какому поводу я оказался в штабе части. Узнав, что я на днях демобилизуюсь, проверяющий задал мне вопрос: «Что дала вам армия?» Я ответил: «Многое». Проверяющий, вероятно, не ожидал такого ответа. Подумал, что я буду сетовать на удаленность от материка, на всякие неудобства. Я пояснил: «За время службы освоил специальность радиста, стал шофером III класса, вступил в партию». Разговор этот состоялся в присутствии офицеров части. Не исключаю, что стал известен комбату. На торжественном построении, по случаю нашей демобилизации, вручая нам грамоты, комбат обнял меня и поцеловал. Такой чести был удостоен и еще сержант Добровольский, начальник передающего центра.

Большой отрезок моей службы связан с армейским комсомолом. Меня избрали комсоргом роты, комсоргом батальона. Был помощником командира взвода. О моей комсомольской работе сохранилась заметка в нашей гарнизонной газете. Она называлась «Оживить комсомольскую работу». В ней помощник начальника политотдела по комсомолу 57 авиакорпуса капитан А. И. Матыцин писал: «…Все свои усилия комсомольская организация, возглавляемая сержантом Исаевым, под умелым руководством партийного бюро направляет на повышение качества боевой и политической подготовки, укрепление воинской дисциплины, выращивание классных специалистов. Подавляющее число комсомольцев являются отличниками боевой и политической подготовки. Есть здесь отличные взводы, отделения, экипажи и смены. Все комсомольцы радисты и телеграфисты являются классными специалистами».

С капитаном Матыциным первые встречи были не очень приятными. На комсомольском собрании части предстояло избрать его делегатом на областную конференцию. По моему недосмотру урны для голосования не оказалось. Пришлось за ней бежать в штаб, вышла заминка. Капитан отчитал меня прилюдно. В дальнейшем его отношение ко мне изменилось в лучшую сторону.

Характер солдатской службы во многом определяет климат местности, в котором приходится выполнять воинский долг. На климат Камчатки определяющее влияние оказывает Тихий океан. Лето там сравнительно прохладное. Редко температура достигает +20°С. Влажность воздуха высокая и уже при +16°С идет сильное потоотделение. А если учесть, что на тебе солдатская роба и кирзовые сапоги, то можно представить наше самочувствие.

Зимой морозы не превышают 14-16°С, но промозглая сырая погода с ветром, заставляет дрожать, как осиновый лист. С нами в роте служили ребята из Новосибирска и других мест Сибири. Они хвастались способностью переносить 40°С морозы, при таком морозе ходить в туфлях. Сибиряки дрожали вместе с нами. Выпадает много снега. Старожилы говорили, что бывали такие зимы, выпадало столько снега, что телеграфные столбы засыпало до изоляторов.

Обильные снегопады доставляют много хлопот дорожникам и связистам. Запомнился один из снегопадов, который шел непрерывно в течение трех суток. Выпал слой снега около 40-50 см. Снегопад перешел в дождь, который продолжался двое суток. Снег полностью напитался водой. Получилась полуметровая масса воды и снега, которая заливалась за голенища кирзовых сапог.

Налипание снега на провода привело к обрыву телефонных проводов и потеря связи с воинскими частями. По уставу связистов потеря связи допускалась не более двух часов. Взвод проводной связи и личный состав штабной роты, во главе с ее командиром капитаном Гусевым в течение недели устраняли обрывы. Мне и еще трем солдатам бессменно выпало дежурить в роте. Мы всю неделю сутками топили печки, чтобы мокрые солдаты, возвратившиеся вечером с авральных работ, могли просушить сапоги и обмундирование.

В один из зимних дней на Камчатку обрушился мощный циклон. скорость ветра достигала 35 м. в секунду. Нужно было отправить дежурную смену радистов на аэродром. Командир роты приказал трем сержантам, в том числе мне, сопровождать смену к месту дежурства, Ветер был такой силы, что валил с ног. Мы передвигались на четвереньках. Снег в виде льдинок сек лицо. Глаза приходилось открывать на миг, чтобы сориентироваться. Когда возвращались обратно в роту, обнаружили, что на офицерской столовой нет крыши. Ее снесло ветром.

На Камчатке очень красивые закаты, особенно в начале зимы. Небо на заходе солнца еще голубое, снежные верхушки сопок Аваченская и Карякская розовые. Ниже по склонам снег синий, еще ниже темно-синий, а подножье сопок покрыто темнотой. Таких закатов у себя на родине видеть не приходилось Камчатское лето короче нашего. У нас первые зеленые листочки на берёзе появляются в конце апреля начале мая. На Камчатке это происходит на месяц позже в конце мая – начале июня. Заморозки в начале сентября. Склоны Аваченского и Корякского вулканов покрыты снегом с октября по июль. Из-за короткого лета здесь выращивают, в основном, ранние сорта картофеля, капусты и ячменя. Полуостров Камчатка представляет молодое тектоническое образование. Это удивительный край. В нем наряду с действующими вулканами, горячими источниками геотермальных вод и обилием вулканического пепла, покрывающими почти всю землю, соседствует буйная растительность. Сопки покрыты рощами причудливо изогнутых берёз, зарослями дальневосточной жимолости, в низинах много голубики и других ягод. Из-за обильных осадков буйно растут травы. Они вырастают до пояса. В реках много рыбы. Из-за таяния снега на вершинах вулканов, паводок в реках бывает в июне, а вода не выше 10-12°С.

За период службы удалось участвовать в нескольких интересных походах по Камчатке. Приведу дневниковые записи тех дней. 9 июля (суббота) 1955 г. Группа из 23 человек, во главе с замполитом батальона подполковником Кашинец, отправилась на машине к подножию спящего вулкана Аваченский (2751 м). Не доехав 5-6 км до подножия, пришлось оставить машину и двигаться пешком вдоль ручья. Берег ручья и склон сопки покрывали густые заросли, по которым идти было очень трудно. К закату солнце нам удалось подняться еще на 400 метров высоты вулкана. Последний километр пришлось преодолевать по сплошным зарослям ивняка и кедрача. Остановились на ночлег. До кратера вулкана оставалось пройти приблизительно 10-12 км по крутым склонам. Ночь провели возле костра, укрывшись шинелями, вздремнули пару часов. В 3 часа утра сыграли подъем, умылись, позавтракали и в путь. Пересекли ложбину, взобрались на гряду и двинулись по снежному склону вверх. Подошли к основному конусу вулкана. Возник спор, как двигаться дальше. В лоб по крутому, или по пологому склону. Наше раннее восхождение было обусловлено тем, что вершина вулкана обычно до 11 – 12 часов дня свободна от облачности. После полудня ее затягивают густые облака. Мы рассчитывали к 11 часам достигнуть кратера вулкана. Оставалось преодолеть последние 50 – 60 самых трудных метров. Уклон конуса достиг 50-60° покрытый мелким щебнем. Неожиданно подул ветер, все затянуло густой облачностью, стало холодно. На нас солдатская гимнастерка, галифе и кирзовые сапоги. Двигаться стало трудно. Мы уже прилично устали. Подъем по крутому склону стал опасен. Из-под ног сползал и срывался сыпучий грунт, срывались и падали вниз большие камни. Они могли травмировать идущего за тобой товарища, поэтому двигались змейкой. Последние метры дались с большим трудом. Дул сильный ветер, видимость 4 – 5 метров, температура упала ниже нуля. Наконец кратер. Мы все синие от холода. Из кратера воняет серой, все камни покрыты желтой серной пленкой. Забрались в расщелину, оттуда шел горячий газ. Немножко погрелись, негнущимися пальцами с трудом написали свои фамилии, положили в железную банку. На часах 11.05 минут. В холоде и сплошной темноте впечатление от покорения вершины Аваченского вулкана восторга у нас, особого не вызвало.

Спуск с основного конуса был легким и скорым. Поднимались около 5 – 6 часов, а спустились за 20 минут. Шаги по склону получались широкие (до 1,5 метров), вместе с оседающим сыпучим грунтом, сползали еще на 0,5 м. По снегу на кирзовых сапогах спускались как на лыжах. Вырвались из облачности, очутились в теплой солнечной атмосфере. Перед нами открылась величественная панорама океана, скалы «Три брата», «Петропавловск», окрестности. Люди внизу казались маленькими, маленькими. Возле ручейка сделали привал, попили холодной снеговой безвкусной воды и двинулись дальше вниз. В лагерь прибыли около 3-х часов дня. После короткого отдыха двинулись дальше. Прошли берёзовые массивы с высокой травой. Немножко поблудили. Я впервые видел крупные темно-коричневые с красными и желтыми прожилками, черными в крапинку цветы. Вероятно, это были Дальневосточные тигровые лилии. Мы их окрестили «бархатными». Дальше до строящегося домика лесника. Его землянка сгорела. С нами был фотоаппарат. Вместе с семьей лесника сфотографировались. Дождались машины. В часть вернулись в 10 часов вечера. В столовой поели и спать. Утром делились впечатлениями от восхождения на Аваченскую сопку. Наши взоры часто обращались к ее вершине. Из гарнизона она казалась далекой и не доступной. Восхождение было посвящено увольняющимся в запас 1951 года призыва.

10 февраля 1955 года 18 лыжников во главе с капитаном Дьяченко совершила поход к горячим источникам села Паратуньки. Сначала на машине до села Николаевка, дальше 18 км на лыжах. Погода была лыжная. Легкий морозец, редкий снежок, лыжи скользят хорошо. Весь переход прошел легко и весело. В Паратуньки пришли вечером. Разместились в сельской школе и в бассейн. Это открытый водоем приблизительно 10 х 10 м. Рядом домик из пяти комнатушек. В одной сидит сторож продает входные билеты стоимостью в 1 рубль. В помещении холодно, света нет, раздевалка примитивная, одежду пришлось складывать на пол. Спрашиваем сторожа: «Батя, что же так холодно?», он отвечает: «Вот поплаваете, и станет жарко! Действительно, вода в бассейне +18 – 32°С. В углу бьёт горячий сероводородный ключ. В такой воде полежишь спокойно, погрузив все тело, через 2-3 минуты начинает учащенно биться сердце. Ощущение в таком бассейне не обычное. Вокруг снег, волосы на голове смерзаются от мороза, а тебе все нипочем. Выбираемся на снег постоим и опять в бассейн. Поплавали мы в нем около часа. Стали одеваться, холода совсем не чувствовали. Прав был сторож.

После ужина, сходили в местный клуб. Посмотрели кинофильм «Запасной игрок». Спали в классе на партах. Утром опять направились в бассейн. Раздевалка закрыта. В бассейне уже сидят двое наших, говорят: «Залезай, вода горячая». Раздеться пришлось прямо на снегу и в воду. Она холодная. За ночь бассейн набило снегом, и вода стала холодной. Ребята хохочут, сами сидят в углу, где бьёт горячая вода. Остальных также пригласили в «горячую воду». Кто-то посоветовал спустить холодную воду из бассейна. Вода стала быстро нагреваться. После завтрака, около 11 часов, двинулись в обратный путь. Ночная пурга занесла все тропинки и нашу вчерашнюю лыжню. Возглавлял группу старший лейтенант Горохов. Сбились с курса, зашли в сопки. Смотрим, из снега торчит труба из нее дым. Оказывается землянка лесорубов-корейцев. Здесь в лесу живут три корейских семьи, заготавливают дрова. К нам вышла женщина с двумя босоногими ребятишками. От корейских землянок развернулись обратно в Паратуньки. Напали на санный след и по нему двинулись в сторону Николаевки. В Николаевке нашей машины не оказалось. Пошел мокрый снег, ветер. Из всей команды нас 5 человек решили продолжить движение. Остальные остались ждать машину. Нам предстояло до очередного населенного пункта 15 км. Лыжи скользили плохо, направляющего меняли через 2 км. В село «Хутор» пришли мокрыми и уставшими. Стемнело, решили искать ночлег. В первом из домов нас радушно приютили. Хозяйка сварила нам картошки. Мы хорошо поужинали. Стали ждать машину, которая должна забрать оставшихся лыжников. В разговоре выяснилось, хозяйка заведует питомником. Каким не помню. Камчатские почвы представляют собой продукты вулканических извержений, сплошной пепел. Плодородие их низкое. Для получения хороших урожаев, колхозники зимой на тракторных санях вывозят из солдатских туалетов замерзший фекалий. Готовят с ним компосты. Качество таких компостов мы испытали на практике, когда выезжали на сельхоз работы. Это свежий фекалий, который нужно было вносить руками в лунки. Занятие весьма неприятное.

Не дождавшись машины, мы улеглись на полу спать. Ночью нас разбудили. За нами приехал капитан Дьяченко и старший лейтенант Горохов. Выяснилось, что машина забрала оставшихся лыжников в с. Николаевка, нас они по дороге не встретили. Приехали в часть доложили командиру, что по дороге потеряли пятерых лыжников. Естественно, последовала команда «Искать!». Офицеры вернулись в с. Хутор. Стали обходить дома. Им указали, где мы остановились. По дороге был не приятный разговор, но все обошлось.

Второй раз в Паратуньки я попал накануне демобилизации. Не много предыстории. В наших казармах отопление было печное. Дрова заготавливали сами солдаты. На такие работы многие отправлялись охотно. Свежий воздух, свобода передвижения и прочие вольности. Заготовленные дрова вывозили автотранспортом. Одна машина с дровами застряла. Когда ее вытаскивали, порвали рулевые тяги. Устранить поломку на месте не чем. Приняли простое решение. Двум солдатам с одной и другой стороны ногами толкать передние колеса, вместо руля. При очередном рулении ногой, солдат споткнулся, упал под заднее колесо. Получил перелом бедра и голени. Это был солдат срочной службы Володя Корчагин, отличный спортсмен. С его слов, когда в госпитале ногу заковали в гипс, она сильно болела. Он метался, бился загипсованной ногой о спинку кровати. В результате произошло смещение костей. Нога стала короче. От длительного нахождения в гипсе коленный сустав перестал сгибаться. Врачебная комиссия приняла решение, о его комиссации. Врачи рекомендовали воспользоваться наличием сероводородных горячих источников Паратуньки, для разработки коленного сустава.