Текст книги "Избранное"

Автор книги: Александр Гитович

ЛИ БО (701—762)

 
Плывут облака
Отдыхать после знойного дня,
 
 
Стремительных птиц
Улетела последняя стая.
 
 
Гляжу я на горы,
И горы глядят на меня,
 
 
И долго глядим мы,
Друг другу не надоедая.
 
 
Стихи о Чистой реке
Очищается сердце мое
Здесь, на Чистой реке;
 
 
Цвет воды ее дивной —
Иной, чем у тысячи рек.
 
 
Разрешите спросить
Про Синьань, что течет вдалеке:
 
 
Так ли камешек каждый
Там видит на дне человек?
 
 
Отраженья людей,
Словно в зеркале светлом, видны,
 
 
Отражения птиц —
Как на ширме рисунок цветной.
 
 
И лишь крик обезьян
Вечерами, среди тишины,
 
 
Угнетает прохожих,
Бредущих под ясной луной.
 

 
Вижу белую цаплю
На тихой осенней реке;
 
 
Словно иней, слетела
И плавает там, вдалеке.
 
 
Загрустила душа моя,
Сердце – в глубокой тоске.
 
 
Одиноко стою
На песчаном пустом островке.
 
 
Храм на вершине горы
На горной вершине
Ночую в покинутом храме.
 
 
К мерцающим звездам
Могу прикоснуться рукой.
 
 
Боюсь разговаривать громко:
Земными словами
 
 
Я жителей неба
Не смею тревожить покой.
 

 
В восточных горах
Он выстроил дом,
 
 
Крошечный —
Среди скал.
 
 
С весны он лежал
В лесу пустом
 
 
И даже днем
Не вставал.
 
 
И ручейка
Он слышал звон
 
 
И песенки
Ветерка.
 
 
Ни дрязг и ни ссор
Не ведал он —
 
 
И жить бы ему
Века.
 

 
С дивной лютней
Меня навещает мой друг,
 
 
Вот с вершины Эмэя
Спускается он.
 
 
И услышал я первый
Томительный звук —
 
 
Словно дальних деревьев
Таинственный стон.
 
 
И звенел,
По камням пробегая, ручей,
 
 
И покрытые инеем
Колокола
 
 
Мне звучали
В тумане осенних ночей...
 
 
Я, старик, не заметил,
Как ночь подошла.
 

 
Забыли мы
Про старые печали —
 
 
Сто чарок
Жажду утолят едва ли,
 
 
Ночь благосклонна
К дружеским беседам,
 
 
А при такой луне
И сон неведом,
 
 
Пока нам не покажутся
Усталым,
 
 
Земля – постелью,
Небо – одеялом.
 

 
У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
 
 
А может быть, это иней? —
Я сам хорошо не знаю.
 
 
Я голову поднимаю —
Гляжу на луну в окошко.
 
 
Я голову опускаю —
И родину вспоминаю.
 

ДУ ФУ (712—770)

 
Великая горная цепь —
К острию острие!
 
 
От Ци и до Лу
Зеленеет Тайшань на просторе.
 
 
Как будто природа
Собрала искусство свое,
 
 
Чтоб север и юг
Разделить здесь на сумрак и зори.
 
 
Родившись па склонах,
Плывут облака без труда.
 
 
Завидую птицам
И в трепете дивном немею.
 
 
Но я на вершину взойду
И увижу тогда,
 
 
Как горы другие
Малы по сравнению с нею.
 

 
С белого шелка
Вздымается ветер и холод —
 
 
Так этот сокол
Искусной рукой нарисован.
 
 
Смотрит, насупившись,
Словно дикарь невеселый,
 
 
Плечи приподнял —
За птицей рвануться готов он.
 
 
Кажется, крикнешь,
Чтоб он полетел за добычей, —
 
 
И отзовется
Тотчас же душа боевая.
 
 
Скоро ль он бросится
В битву на полчище птичье,
 
 
Кровью и перьями
Ровную степь покрывая?
 

 
Когда бреду
Тропинкою знакомой,
 
 
Всегда топорик
Я беру в дорогу.
 
 
Деревья тень бросают
Возле дома,
 
 
Рублю негодные —
А все их много.
 
 
Кизиловые
Я не вырубаю,
 
 
А вот цзиси
Вовек щадить не буду.
 
 
Негодное,
Теперь я это знаю,
 
 
Роскошно
Разрастается повсюду.
 

 
Так неприметен он и мал,
Почти невидимый сверчок,
 
 
Но трогает сердца людей
Его печальный голосок.
 
 
Сверчок звенит среди травы,
А ночью, забираясь в дом,
 
 
Он заползает под кровать,
Чтоб человеку петь тайком.
 
 
И я, от родины вдали,
Не в силах слез своих сдержать
 
 
Детей я вспомнил и жену —
Она всю ночь не спит опять.
 
 
Рыданье струн и флейты стон
Не могут так растрогать нас,
 
 
Как этот голосок живой,
Поющий людям в поздний час.
 

 
Он, говорят,
Из трав гнилых возник —
 
 
Боится солнца,
Прячется во тьму.
 
 
Слаб свет его ночной
Для чтенья книг,
 
 
Но одинокий путник
Рад ему.
 
 
Под дождиком —
Я видел иногда —
 
 
Он к дереву
Прижмется кое-как.
 
 
А вот когда
Настанут холода,
 
 
Куда, спрошу я,
Денется, бедняк?
 

 
Я седлал тебя часто
На многих просторах земли,
 
 
Помнишь зимнюю пору
У северных дальних застав?
 
 
Ты, состарившись в странствиях,
Отдал все силы свои
 
 
И на старости лет
Заболел, от работы устав.
 
 
Ты по сути ничем
Не отличен от прочих коней,
 
 
Ты послушным и верным
Остался до этого дня.
 
 
Тварь, – как принято думать
Среди бессердечных людей, —
 
 
Ты болезнью своей
Глубоко огорчаешь меня.
 

 
Дикие гуси
Летели за тысячи ли,
 
 
Нынче на север
Они возвращаются снова.
 
 
Глядя на странника
Этой далекой земли,
 
 
Пара за парою
В путь улетают суровый.
 
 
Их уже мало осталось
На отмели тут,
 
 
Резко кричат они,
Перекликаясь на воле.
 
 
Ну, а рассказ
О письме, что они принесут,
 
 
Все это милая,
Глупая сказка, не боле.
 

 
Дикий гусь одинокий
Не ест и не пьет,
 
 
Лишь летает, крича
В бесприютной печали.
 
 
Кто из стаи
Отставшего спутника ждет,
 
 
Коль друг друга
Они в облаках потеряли?
 
 
Гусю кажется —
Видит он стаю, как встарь.
 
 
Гусю кажется —
Где-то откликнулась стая.
 
 
А ворона —
Пустая, бездумная тварь —
 
 
Только попусту каркает,
В поле летая.
 

 
Ты навеки простился
С прозрачным ручьем
 
 
И лежишь на столе,
Превращенный в жаркое;
 
 
Раз не смог ты
В убежище скрыться своем,
 
 
То нельзя и роптать
На событье такое.
 
 
Мир давно уже груб,
Безобразен и зол —
 
 
В наши дни
Красоту постигает несчастье:
 
 
Оттого-то
Чиновников праздничный стол
 
 
Ты украсил —
Разрубленный в кухне на части.
 

 
Конь примчался
С северо-востока,
 
 
Стрелами
Седло его пробито.
 
 
Жаль того,
Кто пал в бою жестоком, —
 
 
Что теперь
Узнаешь об убитом?
 
 
Может, рядом с ним
На поле боя
 
 
Нашего
Сразили полководца...
 
 
Смерть сейчас
Бредет любой тропою —
 
 
Знаю,
Много слез еще прольется.
 

ЛУ Ю (1125—1210)

 
Уже улетают гуси
К югу – для нас чужому.
 
 
Цветут в садах хризантемы,
Краснеет в лесах листва.
 
 
И мысли мои подобны
Ножницам из Виньчжоу:
 
 
Отрежу кусок пейзажа —
И переложу в слова.
 

 
Расцветают цветы
Под весеннее пение птиц,
 
 
Словно в утренний снег
Облачаются горы над нами.
 
 
Разделить бы мне тело
На тысячи зрячих частиц,
 
 
Чтоб под каждою сливой
Лу Ю любовался цветами.
 

 
Не о себе печалюсь
Ночью, в глухой деревне —
 
 
О родине и Лунтае
Тревожусь я вдалеке.
 
 
Под завыванье ветра,
Шатающего деревья,
 
 
Мне снятся железные кони
И лед на зимней реке.
 

 
Возносятся к снежным тучам
Чистые звуки рога,
 
 
Лежит в военной палатке
Наместник – седой старик,
 
 
Скорбя о прожитой жизни,
Где сделано так немного:
 
 
Умрет – и о нем не вспомнят
Ни на единый миг.
 

 
Восходит луна над пустым двором,
Сияя среди ветвей.
 
 
Лукавых сорок неспокойный сон
Тревожа издалека.
 
 
И я, наивный седой старик,
Учусь у глупых детей:
 
 
Дрожащей рукою хочу поймать
Летящего светляка.
 

I

 
Вздыхаю о нищих семьях,
Подобных разбитым лодкам, —
 
 
Весной они спать не могут,
Боясь дождя проливного.
 
 
А осень придет – мечтают
Хотя б о дожде коротком.
 
 
Томительный год проходит —
Такой же начнется снова.
 

II

 
На севере и на востоке
Темнеют старые хаты, —
 
 
Заботливо и усердно
Строили их когда-то.
 
 
А ныне – люди бежали
От грабежа и захвата,
 
 
И все заросло травою, —
Нигде она не примята.
 

 
В моем саду давно уж тихо,
Кусты закрыли низкий домик,
 
 
Тропинка меж густых деревьев
Травою скоро зарастет.
 
 
Лежу, читаю Тао Цяня,
Но вновь откладываю томик:
 
 
Накрапывает дождь – и надо
Спешить с лопатой в огород.
 

 
Ни жемчужный, ни яшмовый
Дождь не идет,
 
 
А пошел —
Это риса посыпались зерна.
 
 
Где от засухи
Так исстрадался народ,
 
 
Чтобы все распродать,
Погибая покорно?
 
 
А когда урожая
Придут времена,
 
 
И людей наконец
Пожалеет природа, —
 
 
Вновь заплачет народ,
Захмелев от вина,
 
 
Вспомнив тех, кто не дожил
До этого года.
 

 
Убогая хижина
Еле вмещает меня,
 
 
Расшатаны зубы,
И волосы выпадут вскоре.
 
 
Лежу у окна я
На склоне осеннего дня,
 
 
А сердце летит
Далеко, до Восточного моря.
 
 
Врача не позвать,
А сердечная боль велика,
 
 
Но есть еще книги —
И я нищету забываю.
 
 
Лишь позднею ночью
Под сонное пенье сверчка
 
 
Я искры нагара —
Багряные – с лампы сдуваю.
 

 
Скоро стукнет мне
Седьмой десяток,
 
 
Несложны теперь
Мои заботы.
 
 
Счастлив я,
Что сил моих остаток
 
 
Все еще годится
Для работы.
 
 
Жизнь крестьян
Убога и сурова,
 
 
С ними я схожусь
Все ближе, ближе.
 
 
...В полночь встану
Покормить корову —
 
 
Свет Большой Медведицы
Увижу.
 

 
В развалинах города крик обезьян
Слышен по вечерам,
 
 
А на другом берегу Янцзы
Стоит Цюй Юаня храм.
 
 
Тысячу лет с половиной прошли, —
Быстро идут года,
 
 
И только на отмели шум воды
Таков же, как и тогда.