Текст книги "Велиная княгиня. Анна Романовна"

Автор книги: Александр Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Глава двадцать вторая. «УЗРЕЛ Я ИСТИННОГО БОГА»

Царские корабли – три больших дромона – появились на рейде Корсуня в полдень. Было тихо и знойно. Паруса обвисли, и суда шли на веслах. Встречать царевну Анну вышли все горожане. Было только Богу ведомо, как они узнали, что их царевна скоро станет женой язычника. В гавань пришли крестьяне из ближних к Корсуню селений, ремесленники и виноделы из посадов, чуть ли не вся Владимирова рать, которая заполонила прибрежные склоны и крепостные стены города.

Впереди, у самой воды, собрались воеводы, тысяцкие, сотские и все отроки и гридни старшей княжеской дружины. Здесь же отдельной группой стояли священнослужители Корсуня во главе с митрополитом Макарием. Возле него держались Анастас с Анастасией и старец Григорий.

Суда застыли неподалеку от берега, и все в гавани замерло в ожидании появления царевны. Но на судах не было никакого движения. Царевна Анна ждала, когда на её корабль поднимется тот, ради кого она страстно стремилась на Русь.

Но князь Владимир не вышел встречать царевну. Он по-прежнему стоял у окна своего покоя и молил Перуна освободить его от оранжево-голубой пелены. Теперь он думал, что было бы лучше, если бы, подняв руку на божественный знак, потерял её. Однако вспять не шагнешь, и оставалось лишь скорбеть о своей доле и казнить себя за безрассудство.

Русского князя ждали и горожане, но их терпение уже иссякло, и по многотысячной толпе, вначале как тихий ветерок, пошел говор, начал нарастать и разразился возгласами негодования. Тогда Добрыня позвал с собой старца Григория, митрополита Макария, воевод Косаря и Путяту и повел всех к стругу, чтобы доплыть на нем до кораблей. Воины сели на весла, и легкий струг вскоре пристал к борту большого дромона. В сей миг на его палубе показались византийские вельможи и священнослужители во главе с митрополитом Михаилом. Он увидел Макария, Анастаса и Григория и пригласил их подняться на корабль. Как только они поднялись, Михаил спросил Макария:

– Владыко, не вижу великого князя всея Руси. Зачем он пренебрег нами и не вышел встречать царевну?

Макарий ничего не ответил Михаилу и посмотрел на Анастаса. Тот повернулся к Григорию:

– Твое слово, святой отец.

– Скажи сам, мой брат, ничего не тая, как велит Всевышний.

Анастас понял отца Григория и ответил митрополиту без утайки:

– Князь Владимир болен. Он прогневал Всевышнего, и Господь покарал его. Великий князь пребывает в слепоте.

Строгое лицо митрополита Михаила, обрамленное черной бородой, стало суровым, черные глаза сверкнули гневом, и он сказал, как отрубил:

– Зачем Багрянородной царевне, дочери великого василевса Романа, слепой супруг, к тому же язычник и варвар, Богом наказанный?! Ноне же мы отправляемся в обратный путь.

Чуткий толмач, стоявший возле Добрыни, всё быстро перевел ему. Воевода гневно воскликнул:

– Хватит головы кружить! Никто из гавани никуда не уйдет, но княжеская рать пойдет на Царьград и накажет обманщиков, которые столько лет морочили голову великому князю! – Бросая эти дерзкие слова, Добрыня потребовал от митрополита Михаила: – Веди меня к царевне!

Михаил не дрогнул перед богатырем россов и не шелохнулся. Добрыня же решительно направился к каютам, и вооруженные воины, которые охраняли покои царевны, расступились перед ним.

И тут навстречу Добрыне вышла сама Анна. Воевода замер от неожиданности и, казалось, лишился языка. Молодая царевна была прекрасна. Черные локоны укрыли её плечи, кольцами легли на высокий и чистый лоб, большие темно-карие глаза излучали спокойствие и добро. Нос с маленькой горбинкой украшал благородные черты лица. На ней не было узорочья, лишь бриллиантовая нить переливалась на высокой груди.

– Добрыня-богатырь, я о тебе слышала, славный воин. – Анна повернулась к вышедшей следом Гликерии и спросила: – Не правда ли, это богатырь Добрыня?

– Так, ваша светлость, – ответила Гликерия.

– Что случилось с князем? Он не ранен? – обратилась Анна к Добрыне. – Веди меня к нему.

Добрыня наконец пришел в себя и сказал Анне:

– Дочь моя, позволь отнести тебя на струг.

Анна улыбнулась и кивнула головой. Добрыня посадил её на руку – она была для него словно пушинка – и бережно отнес на струг. Когда струг подошел к берегу, Добрыня вновь взял Анну на руки и, подойдя к открытой кибитке, посадил её на бобровую полость. Сам сел сел за возницу и тронул двух белоснежных кобылиц.

Они ехали медленно, потому как дорога впереди была запружена народом. Горожане восторженно приветствовали царевну до самого дворца Земарха. Кибитка остановилась возле красного крыльца. Добрыня снова посадил Анну на левую руку и понес во дворец. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, он поставил Анну на ноги и распахнул двери в большой зал. Он знал, что Владимир стоял возле окна. Так оно и было.

– Князь-батюшка, – сказал Добрыня, – Багрянородная царевна Анна хочет видеть тебя. Она здесь. Она подошла к тебе!

Владимир повернулся к царевне, опустился на колени и, приложив руки к лицу, воскликнул:

– Умоляю, Анна, возвращайся в отчий дом! Зачем тебе слепой женолюбец?!

– Встань, великий князь Руси, – ответила Анна. – Ты искупил свою вину передо мной тем, что не разрушил Корсунь, родину моих предков, что мой народ не живет здесь в скорбном оскудении, но радуется и хвалит Всевышнего. Встань же, князь, открой лицо. Зачем же я тогда шла через море, если не увижу тебя?

– Но я тоже не вижу тебя и твоего лица. И не будем лелеять друг друга. Пусть наша встреча сойдет, как степное марево.

Князь встал, по-прежнему прикрывая лицо, одной рукой взялся за подоконник, сделал шаг вдоль стены и так, не отрываясь от неё, торопливо ушел во внутренние покои.

Анна подошла к окну, у которого стоял Владимир, положила руку на то место, которого только что коснулась рука Владимира.

– Я полюблю этого человека. Он не варвар, а лишь язычник.

За спиной Анны послышались голоса. Она повернулась и увидела священнослужителей с митрополитом Макарием впереди.

– Благословляю твое прибытие, дочь моя. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, – сказал Макарий и осенил Анну крестом. – Да пребудет твое пребывание на земле предков в благости и боголепии.

Анна приняла благословение, склонив голову, и сей же миг порывисто попросила:

– Владыко, внемли гласу рабы Божьей Анны, сотвори крещение раба Господня Владимира!

– Как можно, если он не проявил воли?! – возразил митрополит. – Ведомо мне, посылал он клятву небу креститься, как войдет в Корсунь. Он здесь. Но прошел уже месяц, а князь и не думает исполнить клятву. Он ищет отроковиц, чтобы потешиться над ними.

– Но, владыко, ты видел, что Всевышний уже наказал его за вольности, – заметила Анна. – Где же твое милосердие?

– Оно не иссякло. Князь прощен за то, что не искал смерти моей дочери Фениты, когда ослеп, – ответил митрополит.

Тогда Анна сказала тоном повелительницы:

– Идите за мной, архиереи! Боярин Добрыня, веди нас к князю!

Мудрый и многоопытный воевода не переставал восхищаться царевной. Он готов был выполнить любое её повеление, лишь бы она осталась на Руси.

– Идем, царевна. Пусть княжеский гнев упадет на мою голову, но я отведу тебя в его опочивальню.

Добрыня повел Анну и архиереев на третий ярус дворца, где находилась опочивальня князя, но перед дверью был вынужден остановиться: она оказалась на замке.

Укрывшись от людских глаз в своём покое, двадцативосьмилетний князь всея Руси Владимир год за годом вспоминал свою жизнь, и увидел он её, словно круг, разделенный на четыре части: детство с матушкой Малушей, ссыльной ключницей княгини Ольги; отрочество под крылом строгой и в то же время любящей его бабушки Ольги; княжение в Новгороде – тоже благодатное время, когда его, юного князя, преданно любили новгородцы; и вот четвертая часть круга – великое княжение. Он возмужал, умело правит державой и вместе с этим принес тысячам своих подданных горе и слезы. Сколько семей разбил, лишил супружества, пользуясь своей силой и властью! Сколько юных дев растлил, похваляясь Соломоновым женолюбием, сколько наложниц завел по городам и весям! Ему-то всё было в радость, в утеху. Перун и другие языческие боги надежно защищали его имя. Он был их наместник на земле, такой же алчный, как они, постоянно жаждущий новых жертв-приношений. Сколько крови он пролил ради того, чтобы завладеть приглянувшимися ему женщинами! По его воле гридни и отроки убивали их мужей за то, что те не хотели отдавать своих семеюшек на позор и поругание. А сколько вырастил близ себя жадных до чужбины растлителей, насилующих жен и дев в присутствии детей и родителей! И его боги взирали на все гнусные дела с торжествующим видом, и Перун подкручивал золотые усы. Как глубоко увяз он в пучине дьявольщины!

И закричал Владимир душевно: да что же это за боги, ежели нет в них милосердия к страдающим от насилия и зла! Ежели они попустительствуют ему! А было же ему, великому князю, множество знаков от другого истинно милосердного Бога, когда он покушался на честь и достоинство христианок. Забыл он те уроки, думал, что великому всё прощается. Ан нет, и это доказало последнее содеянное им зло, когда он задумал отнять невинность у блаженной девы Фениты. О, этого урока ему не забыть, до исхода судьбы врубился в память!

«Но чем же искупить вину? Каким подвигом смыть пятно позора? » – спрашивал Владимир с мольбой и болью в груди.

И ответ нашелся. Его принесло воспоминание о бабушке Ольге. Сколько коварства и жестокости было в её натуре, пока пребывала в язычестве. С легким сердцем и хитрой усмешкой на лице она закапывала молящих о пощаде безвинных людей в землю. Как добросердая госпожа приглашала гостей и послов в баню, там сжигала их живьем. Её воины заманивали врагов в ловушки и убивали, как скот. Да было и такое, когда с помощью священных голубей сожгла город, не пощадив ни детей, ни стариков.

Но десять лет чинимых злодеяний канули в Лету, лишь только великая княгиня пришла в лоно православной христианской церкви. Всевышний дал ей время и возможность искупить грехи язычества исполнением многих богоугодных дел. Может, они и не покрыли всех её злодеяний, но искренняя вера во Всемогущего Господа Бога, в Святую Божью Матерь и покаяния, к коим не раз прибегала Ольга, очистили её душу от скверны, и она умерла с улыбкой блаженства на устах. Сие Владимиру было дано узреть, когда её нетленное тело переносили из могилы в княжескую усыпальницу в селе Берестове.

Князь Владимир почувствовал облегчение. И глаза у него уже не так болели, и страдания душевные источались. Теперь осталось сделать последний и отнюдь не самый трудный шаг. Он ощутил, что где-то рядом ждет этого шага царевна Анна. Он не видел её лица, не знал, красива она или нет, но твердо поверил в то, что у неё прекрасная душа. С таким человеком можно прожить долгую и счастливую жизнь, творя добро своему народу.

Вдруг на этом высоком порыве столь отрадных размышлений в дверь опочивальни требовательно застучали, как будто ломились в покой не великого князя, а недостойного человека и татя. В душе Владимира будто ветром смело все благие намерения, и она опалилась гневом: кто посмел тревожить его одиночество! Владимир шагнул к двери, рука потянулась к мечу. Он откинул засов и распахнул дверь.

– Ну?! – гневно крикнул он.

– Не гневайся, князь-батюшка, – услышал он голос Добрыни. – Мы многажды стучали в дверь и пришли в смятение, нас обуял страх.

Князь молча отошел в глубину покоя, отвернулся к стене, потому как услышал дыхание многих людей, которые входили в опочивальню следом за Добрыней. В сей миг из-за спины Добрыни вышел царьградский митрополит Михаил. Он держал за руку царевну Анну. Подойдя к Владимиру и взяв его за плечо, он повернул князя к себе, положил руку на его голову и сказал властно:

– Сын мой, Господь Бог повелел мне говорить с тобой и передать его волю. Ты будешь супругом царевны Анны Багрянородной, пройдя крещение в христианскую веру. Вот Анна, вот её рука. – Митрополит взял руку царевны и тоже положил её на голову Владимира. – Я соединю ваши руки, как только свершу крещение и миропомазание. Аминь.

Владимир был готов к ответу. И всё-таки медлил произнести первое слово. Анна, стоявшая рядом с князем, внимательно всматривалась в его лицо и поняла, что никогда не видела более прекрасного человека, но не красота князя, а благородство черт княжеского лица, которое не исказил гнев, пленило её. Она вновь подумала, что князь, очистившись от язычества, обретет всё лучшее, что дал Господь этому россу, этому варвару, как не раз называл Владимира её брат Константин. Она тихо произнесла:

– Князь Владимир, клянусь именем Матери Богородицы: ты мой муж отныне и вовеки. Идем же в храм и сотворим крещение. – Анна взяла князя не за руку, ибо помнила предупреждение митрополита Михаила, а за пояс. – Двери храма для тебя открыты.

Владимир положил свою руку на плечо Анны и держал её легко, почтительно, однако не двинулся с места. В этот миг поднялось из его души то, что накопилось в ней от христианки бабушки Ольги, что пришло из благих бесед со святым старцем Григорием, и он начал про себя молиться: «Всевышний, ты узрел раба Своего. Ты шлешь ему Свою милость. Ты зовешь меня на подвиг во имя Божьей Матери и всей великой Руси. Повинуюсь Тебе, владыка на небе и на земле, принимаю крещение в христианскую веру». Помолившись, князь сказал Анне:

– Идем, Богом посланная семеюшка, – и сделал новый – земной – шаг к православию.

Митрополит Макарий тут же послал диакона в церковь Святого Василия, чтобы приготовили купель, и тот помчался исполнять волю владыки. А пока диакон бежал к храму, корсуняне узнали от него, что князь россов Владимир примет нынче крещение. Вскоре об этом знал город, и Владимирова дружина, и вся русская рать. Воины поспешили к храму, чтобы узреть обряд крещения великого князя. В одночасье главная площадь Корсуня превратилась в людское море.

Народ обернулся к дворцу Земарха и застыл в ожидании. Князь Владимир вышел из дворца правителя, держась за плечо царевны Анны. Лицо у неё было строгое, бледное. Частое дыхание выдавало её волнение, и только в глубине темно-карих глаз таилась радость: сбывалось её пророчество.

Князь Владимир «смотрел» в небо. Он уже свыкся с тем, что ослеп, что перед глазами у него лишь оранжево-голубая пелена. И хотя она была полупрозрачной, князь отличал только день от ночи, потому как к ночи пелена становилась черной. Так и шли царевна и князь на расстоянии вытянутых рук, не сближаясь.

Вся старшая княжеская дружина – семь тысяч воинов – собралась на площади, стеной подпирая храм. И воеводы были в сборе. И все воины-язычники взирали на князя с удивлением, а многие и с осуждением.

«Как так, – спрашивали они друг друга, – почему князь отрекается от нас и от своёго бога Перуна? Выходит, что ноне же будет искать себе единоверцев в дружину. А мы? » Ни у кого из ратников не было ответа на этот короткий вопрос: «А мы с кем останемся?» – и плыл над головами воинов ропот.

Князь Владимир почувствовал настроение дружины. Он потемнел ликом, потому как осознал, что по отношению ко всем, кто ходил рядом с ним в битву – будь то простой ратник или воевода, – он совершал деяние, несовместимое с честью воина-русича. Он отрекался от дружины, не спросив её согласия. Теперь он не мог молиться вместе с нею единому покровителю русских воинов – богу Перуну. И в битву дружина не пойдет за ним – Господь Бог, под крыло которого уходил князь, отрицает войну и убиение человека человеком. Владимир шел в тупик, и шаги его становились всё тяжелее. Он понял, что до храма ему не дойти, потому как его с неодолимой силой повлекло к воинам, которых он любил. Он уже готов был бежать к ним и скрыться среди них, замкнуть себя за их крепкими спинами.

Царевна Анна вовремя почувствовала состояние князя, и началось невидимое борение духа Владимира и Анны. Её маленькая девичья рука всё сильнее сжимала княжеский пояс. Её шаги стали тверже, она вела князя властно, будто утверждая, что для него нет возвратного пути. Истекая потом, Анна привела его на паперть храма, остановилась и заставила Владимира повернуться лицом к воинам. Сама же вскинула вверх руку и крикнула на родном для россиян языке:

– Русичи, князь пошел! Идите за своим князем!

Анна знала, что это боевой клич великого князя, и повторила его.

Куда делись сомнения Владимира! Анна сделала для него то, что испокон веку делали русские великие князья перед предстоящей битвой. И исчезли раздвоенность, душевное страдание – всё, что повергло князя в отчаяние перед самым порогом храма. Значимее, чем прежде, Владимир понял, что его жизнь и судьба дружины в одних – его, великокняжеских, – руках. За ним дружина должна идти в огонь и в воду, и здесь он, князь, как в битве, обязан показать пример.

Так почему же в этот миг не повести за собой ратников? Час настал. Владимир вскинул руку и обратил высокие слова к дружине:

– Дети мои, нам и впредь вместе отдавать животы за великую Русь! Потому идите за князем, как хаживали раньше! Веду во благо ныне и навеки! Вперед, русичи! Эй, воеводы Добрыня, Путята, Малк, Косарь, Волчий Хвост и все, кого не зрю, но кто здесь, сотские и тысяцкие, идите за мной в храм!

Вначале послышались разрозненные голоса: «За князем! За князем!» Потом они слились в нестройный хор: «За князем! За князем!» И вот уже эти слова подхватила, словно на щит, вся Владимирова старшая дружина: «За князем! За князем!»

Великий князь Владимир заплакал. Это были слезы то ли радости, то ли волнения, но обозначилось другое: это были слезы очищения и облегчения. Теперь князь знал: быть ему христианином, а с ним и старшей и младшей дружинам – христианскими. Он понял, что жажда приобщиться к новой вере овладела не только душой самого князя, но и каждым воином дружин. Ведь он искал веру не тайно, но принародно, и вся Русь была озабочена два года этим поиском, потому как россияне хотели одного: чтобы новая вера согревала душу и сердце, чтобы Всевышний был милостив к своим детям и взял их под своё крыло на веки вечные.

Князь поднялся к дверям храма, ступил на его порог. Чужой город распахнул перед россиянином врата своей святыни и был готов поделиться духовным достоянием, открыть русским благость и величие своего вероисповедания.

Царевна Анна побудила Владимира переступить порог храма. Она внятно сказала:

– Мой супруг, дружина за тобой, как морская волна: сей миг вольется в храм!

Гридни и отроки выражали свою волю коротко и ясно: «За князем!»

Владимир вошел в храм. Из глубины его, с клироса доносилось торжественное пение псалмов. Путь к священной купели был открыт, и Анна повела князя к ней. Она была выкована из серебра и достаточно велика, чтобы в ней мог креститься взрослый человек.

Близ купели стояли митрополиты Михаил и Макарий, протоиерей Анастас, священнослужители, все в торжественных одеждах. С запозданием, но пришел в храм и старец Григорий. Вел обряд крещения митрополит Макарий.

Владимир не видел всего церковного великолепия, но за его спиной, где стояли воеводы и тысяцкие, многие гридни и отроки, слышались возгласы удивления. Им никогда не доводилось зреть ничего подобного. Но вот всё замерло, все затаили дыхание. Начинался обряд крещения.

Митрополит Макарий подошел к Владимиру, повернул его лицом на запад, чтобы влить в крестимого силы, отвергнуть сатану, отогнать злых духов, и велел князю дунуть и плюнуть на них. Затем помазал лоб князя елеем. Настал миг погружения в купель. Церковнослужители принялись снимать с князя одежды. И Анна помогала удалять их, не смущаясь наготой князя. Сам Владимир был отрешен от всего земного. Он «смотрел» в купол храма, и ему показалось, что он видит там летающих ангелов и с ними серафима, ведущего святой хоровод. В эту минуту князь подумал, что зрит Божью благодать на самом деле. Митрополит Макарий и царевна Анна взяли Владимира за руки и побудили идти в купель. Пение псалмов усилилось. У Владимира возносилась душа. Он повернул голову к Анне и увидел пока всё ту же оранжево-голубую пелену. А под ногами уже была священная вода, князь спустился в купель и стоял по грудь в ней. Митрополит Макарий достал его с края купели рукой и властно преклонил голову к воде, чтобы десницей подвигнуть князя к спасительной вере и побудить его осознать силу священного символа.

– Крещается раб Божий Владимир, отныне нареченный именем Василий! Аллилуйя, аллилуйя! Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Митрополит трижды повторил это, и на Владимира сошел Святой Дух, очистил его от грехов и даровал праведность перед Богом.

Рука митрополита исполнила его волю. Владимир понял, что от него нужно, и окунулся один раз, потом другой. За эти мгновения таинства крещения Господь удалил от князя врага его спасения – дьявола, рабами которого люди были со времени грехопадения прародителей Адама и Евы в раю, и принял в своё царство на земле – в христианскую церковь – и на небе – в рай, после земного пути.

Окунувшись в третий раз, Владимир долго был под водой и открыл глаза, потому как счел, что они должны быть омыты в священной купели. А когда открыл, то почувствовал в глазах резкую боль, словно кто-то с силой срывал с них ту пелену, которая мешала лицезреть мир. Князь перетерпел боль и не поднялся из купели. В сей миг глаза ощутили прохладу воды, и князь увидел дно купели, освещенное падающим из купола светом, летающих ангелов, отраженных в воде, ещё увидел кресты на серебряных стенах купели, свои ноги, руки и всего себя. Узрел и улыбающегося серафима, который прилетел из-под купола и окунулся в воду рядом с князем. Серафим провел рукой по лицу князя, по его глазам, снял боль и снова вознесся под купол. Владимир поднялся из купели и, счастливо улыбаясь, громко произнес слова, которые через века дошли до нас:

– Узрел я истинного Бога! – Он увидел Анну, Господом посланную супругу, и крикнул ей: – Анна, ты святая дочь Всевышнего!

Владимир вышел из купели и потянулся рукой к белому полотну, которое держал служитель. В князе проснулся стыд, и он уже не мог находиться в наготе перед христианами. Церковнослужители накинули на князя белое полотно, он завернулся в него и громче прежнего проговорил:

– Анна и все, кто в храме, я вижу вас, я прозрел! Царевна Анна поняла это сразу, как только из воды показалась голова князя, и обратила к Всевышнему слова благодарности, потому что Господь внял её молитвам, вернул зрение её супругу. Со слезами радости на глазах Анна подала князю руку, желая обойти с ним купель. Митрополит Макарий остановил их и, надев на князя золотой крест, сказал торжественные слова, какие надлежало помнить всю жизнь:

– Отныне, раб Божий Василий, ты содержишь в себе веру во Христа, распятого на кресте, и будешь спасаем этой верой. – Вместе с Анной он повел князя вокруг купели. – Помни, раб Божий Василий, ты идешь вокруг священной купели, сей круг есть образ вечности, у него нет ни начала, ни конца, и это означает, что крещеный обещает хранить христианскую веру всегда до самой смерти.

Потом у князя отстригли прядь волос, и снова митрополит Макарий объяснил Владимиру суть этого таинства:

– Отныне ты есть раб Христов. Да служи ему с непогрешимым сердцем и с чистою душою, как служишь себе. Аминь.

И все, кто был в храме, вознесли хвалу Всевышнему, сотворившему чудо. Последовало крещение всех, кто пришел за князем в храм. Были крещены Добрыня, Путята, Малк, Волчий Хвост, Стас, гридни и отроки, тысяцкие и ещё многие ратники Владимира. Так продолжалось до полуночи. Священники падали от усталости, но нашли в себе силы довести небывалый обряд до конца.

По воле митрополита Макария шло крещение воинов Владимира в других храмах Корсуня и за его стенами, в посаде и за посадом, в селениях – всюду, где были святые обители и церкви.

В полночь во дворце правителя Корсуня и на площади перед дворцом в честь новорожденного мужа Василия, русских воинов и воевод начался пир, и были его гостями все корсуняне. На площади появились сказители, они пели былины, рожденные в этот торжественный день. Вместе со всеми их пели царевна Анна и дочь россиянина Гликерия:

 
У ласкова князя Володимира,
У солнышка, у Сеславьича
Было столование, почетный пир.
На многих князей, бояров,
На всю паленицу на удалую
И на всю дружину храбрую.
 

Перед дворцом были поставлены десятки бочек с вином, по улицам и в посаде – тоже. Зажглись факелы во всех концах города, и Корсунь всю ночь славил чудо Господне – прозрение и крещение великого князя всея Руси Владимира, крещение русской рати.

* * *

В далекой Тавриде, на чужой византийской земле, в славном городе Корсуне, отмеченном тысячелетием бытия, отгремели торжества в честь великого князя всея Руси Владимира-Василия, мужественной гречанки царевны Анны, воевод, бояр, гридней и отроков княжеской дружины, принявших вслед за Владимиром православную веру. Россияне стали собираться домой. Путь не ближний, через море и лиманы Днепра, через отроги Алатырской возвышенности, через печенежские засады – иначе сей путь не пройдешь. Потому в гавани и в бухте закипела работа. Надо было приготовить суда для плавания. В эти же дни по совету царевны Анны Владимир дал Добрыне из своей казны денег и велел заказать у корсунян несколько тысяч нательных крестов. Но были крещены в Корсуне далеко не все воины.

Княжеская дружина – это ещё не рать. Ещё были малые дружины и полки, которые пришли в княжеское войско из Чернигова, Белгорода, Смоленска, Любеча, и над каждой дружиной был свой воевода. В тот день, когда крестили Владимира и воинов княжеской дружины, прочие ратники оставались в своих станах и не помышляли предать веру отцов и дедов. Даже любимый дружиной новгородцев воевода Путята, сам принявший крещение, не мог сдвинуть своих воинов с места. Они молились своим богам и просили их, чтобы поразили отступников огнём и громом. Новгородцы на своём вече-совете отказали Путяте в воеводстве и по своему вольному обычаю выбрали себе нового воеводу. Им стал сын волхва Богомила – Любомир. Будоража себя, новгородцы ушли к своим судам и начали спешно готовиться в дальний путь.

Все эти действия новгородцев были вскоре известны великому князю. Рассказывая Владимиру о вольности ратников Путяты, Добрыня ждал, что племянник прогневается и повелит образумить непокорных северян. И было так, что Владимира уязвило сопротивление новгородцев и всей рати порыву его дружины. В нем вспыхнули честолюбие, властность. Князь уже хотел призвать к себе воевод и тысяцких, вразумить их, как отец вразумляет непослушных чад, да вспомнил канон христианского православия быть терпимым к инаковерующим и не преследовать их, а звать к себе примером благочестия и любви.

Князь Владимир не был бы истинным государем, если бы не понял, что новую веру не раздашь, как кресты, не наградишь ею каждого, и это понимание было пророческим. Долго и мучительно трудно вживалась христианская вера на Руси. И невинной крови было немало пролито в глубине русских просторов на жертвенных камнях идолов. И жрецы не раз ещё заявляли о своих правах на жизнь и души россиян. Позже Владимир и Анна попытались вести своих подданных к кресту через внушение. Но Русь-держава раскинулась на огромном пространстве – в Европе не было иного государства, равного Руси, – и, как ни старались Владимир и Анна объехать её, побывать во всех землях и областях, это не удалось князю и княгине. Можно ли было потому быть уверенными в том, что христианство скоро придет в каждый дом, в каждую избу русичей? Думать так было бесплодно, понукать всех поголовно принять христианство безрассудно, и князь Владимир ответил тогда Добрыне:

– Не тревожь ни новгородцев, ни полочан, ни смолян, ни иных. Пусть сами ищут путь к истинному Богу.

Добрыня улыбнулся в бороду, радуясь державной мудрости молодого государя, да и согласился с ним. «Плоду нужно созреть, чтобы, вкусив, узнать его сладость», – подумал воевода и сказал от души:

– Спасибо, князь-батюшка, за отцовскую терпимость к своим чадам: – Он испросил повеления собираться в путь. – Осень близко, дел до зимы невпроворот. В полюдье ноне сам пойдешь или как? А коль сам, так вдвойне прыть нужна.

– Поспешить В Киев следует, – подтвердил Владимир. – Но меня не полюдье тревожит, а кияне. Соберу их, как явимся, совет с ними держать буду, как вече в Новгороде.

Но сборы оказались не так быстры, как хотелось князю и войску. Прибыли послы из Византии во главе с митрополитом Леоном и привезли Владимиру богатые дары, а ещё повеление патриарха Николая Хрисовергия митрополиту Макарию, чтобы он достойно наградил князя россов церковным многоценным имуществом. И эту награду Владимир получил. Вручали её три митрополита: Леон, Михаил и Макарий. Он же сказал похвальное слово:

– Великий князь Руси, ты не разорил наш город, не взял с горожан и селян дани, не увел в рабство ни мужей, ни жен, ни дев. Ты дал волю только россам, пребывавшим у нас в неволе, и ты заложил храм, где был холм земли. Эта церковь получит имя Георгия. А в награду от Корсуня мы подносим тебе сосуды церковные, ещё мощи святого Климента и святого Фива и их мраморные изваяния. Мы передаем тебе двадцать одну икону и среди них три чудотворные, ещё четырех священных медных коней.

Князь Владимир принял дары с благодарностью.

– Через вас, святители, Русь познает красоту византийской церкви и её величие. Низко кланяюсь вместе с Богом данной супругой, зову на Русь – послужить ей во благо Господне. Как мои воины служат вашему василевсу, так и вы проявите усердие к моей державе.

– Мы принимаем твое приглашение, великий князь, – ответил митрополит Леон, – и подумаем, кому служить у тебя.

Послы, что пришли к Владимиру с митрополитом Леоном, донесли до князя поручение братьев Анны, Василия и Константина.

– Именем царей возражаем тебе, великий князь, – начал речь вельможа средних лет, с гордой и благородной осанкой. – Ты ещё не супруг царевны Анны. Сказали Багрянородные, чтобы ты, великий князь, познав христианскую веру, довел свой подвиг до конца. Хотят знать император Василий и царь Константин, что ты венчался с царевной Анной в Корсуне по греческому закону и обычаям. Венчайся же во благо дружбе между Византией и Русью здесь, и мои люди отвезут отрадную весть в Константинополь. Там Николай Хрисовергий отслужит Божественную литургию в Святой Софии и будет молить Господа ниспослать вам мир, согласие и детей, – закончил посол.

– Внемлю вам, послы царьградские. Да будет на то воля царевны Анны, и мы идем к алтарю, – ответил Владимир.

Тогда митрополит Леон попросил позвать Анну, чтобы узнать у неё, как она мыслит выполнить волю братьев.