Текст книги "Клады Отечественной войны"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

Где именно? Вопрос, конечно, интересный. Но ответов на него пока нет. Единственно, сразу приходит на память одна фраза из письма. Но письма не Евгения, а Лабома. Помните? «Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне». Вы полагаете, что он пишет о массово дохнущих лошадях? А я думаю, что он пишет о грабеже, что вторично случился как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, и даже пушки, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание немножко пограбить закапывающих во время этого процесса, так сказать, «под шумок».

А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Да там же, где и грабили, около некоего «замка». Что за «замок» такой, непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что так назвали очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже небольшая площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там всё ценное и полезное, скорее всего, французы и зарывали. Вполне логично и в чём-то понятно. Правда, ведь прошло столько лет. Наверное, от той блестящей усадьбы к настоящему времени абсолютно ничегошеньки не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.

Впрочем, мои соображения пока самого общего порядка. В действительности, всё могло быть совсем не так. Ведь вблизи Засижья есть несколько днепровских стариц (ныне превратившиеся в замкнутые озёра части древнего русла), и что-то утопить в них было проще простого. Лёд на них был уже вполне приличный, как и на всех стоячих водоёмах, было совершенно нетрудно за ночь сгрузить в эти старицы даже сотню телег с какими угодно ценностями.

Лично мне довелось побывать в Засижье лишь один раз, и, к сожалению, с весьма кратким визитом. На месте, к моему удивлению, выяснилось, что почти всё, что я даже не предполагал отыскать в данном селении, сохранилось, пусть и не полностью. Разумеется, от господского дома осталась лишь небольшая часть, но зато почти в неизменном виде сохранился приусадебный парк, украшенный великолепными трёхсотлетними дубами, липами и елями, и охраняемый государством. Обнаружилось в данном парке и несколько весьма подозрительных подземных аномалий, которые, увы, так и остались нетронутыми, по недостатку времени. В парке же сохранилось и удивительное земляное сооружение, назначение которого так и осталось для меня полной загадкой. Те из поисковиков, которые когда-либо доберутся до указанного места, будут вполне вознаграждены за свои усилия одним видом данного сооружения. Впрочем, не будем отвлекаться на мелочи, пора возвращаться в 1812 год.

За ночными заботами случились у вице-короля и более приятные известия. На следующий день ему доложили, что отрезанная накануне казаками хвостовая часть колонны смогла сориентироваться в ночной мгле и к утру подтянуться к головной, самой боеспособной части его войск. Новость подбодрила Евгения, и в 5 часов утра (пока зловредные казаки смотрели третьи сны) он спешно выступил из Засижья и направился к Ульховой Слободе, до которой было 18 вёрст. И тут надо сказать, что от данного селения дорога вначале идёт под уклон, в овражек, после чего выходит на своеобразное плато. Но через пару вёрст дорога вновь спускается в уже довольно глубокий овраг. По дну оврага протекает ручей, а справа, за плотиной, в 1812-м расстилалось довольно обширное озеро. От плотины озера дорога очень круто поднимается вверх, к деревне Клемятино.

По дошедшим до нас преданиям, именно в районе этой деревни после ухода французов было найдено множество нательных крестов и другой мелкой церковной утвари. Поэтому возникла гипотеза о том, что именно в этом озере была затоплена значительная по массе часть ценностей. Почему именно здесь? Да просто потому, что фургоны из-за сильнейшей наледи просто не могли подняться на противоположный склон оврага, и вице-король, попав в безвыходное положение, принял решение избавиться от сковывавшего его чересчур массивного груза. А валяющаяся на земле серебряная и медная «мелочь» явилась лишь следствием того, что перед затоплением тщательно упакованных ящиков их «малость порастрясли» (просто привычка какая-то нехорошая выработалась). Искали, разумеется, вовсе не ценности, а продукты питания и тёплую одежду, поскольку именно этого «товара» крайне не хватало голодным и замерзающим солдатам.

Насчёт данного эпизода у меня имеется собственное мнение, которое я не решаюсь вынести на страницы этой книги. Оно ведь подкрепляется только тем, что в данном озере не обнаружено никакой подозрительной аномалии, указывающей на наличие под толстенным слоем ила какого-либо металла. А ведь сокровищ без металла практически не бывает. И значит, они лежат где-то ещё!

Но вот многочасовой марш закончен. Голова 4-го корпуса, несмотря на все усилия и все утраты, так и не смогла добраться до назначенных накануне рубежей. Вице-король подсчитывает ущерб и пишет очередное донесение.

« Ваше Высочество, подвергшись внезапному нападению противника, не могу не дать Вам знать, что нахожусь ещё около Вопи. Я с меньшим отрядом покинул Засижье в 5 утра, но дорога так пересечена оврагами, что даже усиленным маршем не достиг места (селения Пологи).

Жестокая необходимость принуждает меня с сожалением признаться в тех потерях, которые мы потерпели, желая ускорить наше движение. Вчера умерло 400 лошадей, а сегодня может быть вдвое (800 шт.) не считая тех, которые я велел прикалывать из военных и частных повозок. Целые упряжки издыхали в одно время.

Последние три дня страданий так подавили дух в солдатах, что я не думаю, чтобы они были в состоянии сделать теперь какое-нибудь усилие. Много людей умерло от голода и стужи, другие, отчаявшись, сами сдались неприятелю. (В тот день Платову действительно сдалось в плен порядка 3000 человек.)

Сегодня головная часть корпуса армии была спокойна на марше. Появились какие-то казаки без артиллерии, это, оказывается, явились местные жители. Если верить донесениям стрелков, это является предвестником грабежа. Они следуют за колоннами пехоты, артиллерии и кавалерии, следуют сами, говорят, что к Духовщине.

Этой ночью отправлена сильная разведка на Духовщину, от которой я завтра получу подробный отчёт о противоположном береге и неприятеле. Но не одно сопротивление противника важно для нас. Потому я во второй раз не скрываю от Вашего Высочества, что эти три дня страданий так изнурили дух солдат, что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки. Необходимо сделать какие-то дополнительные усилия. Корпус армии в последние три дня потерял две трети артиллерии. Я повторяю Вашему Высочеству заверение во всех моих чувствах.

Ульхова Слобода. На пути к Вопи. 8-го ноября – 9 вечера. Е. Богарне».

Какое странное письмо, вы не находите? Путаное, противоречивое, полное каких-то недомолвок и неясностей. Давайте же разберёмся в нём чуть подробнее. И начнём мы как бы с его завершающей части, окончания. Не с чувств Евгения Богарне, разумеется, а с пушек и лошадей. Вице-король пишет, что уже потерял 1200 лошадей. Хорошо, запомним данное число. Далее, до реки Вопь он всё же доволок 35 орудий. Следовательно, потерял он за два дня не менее 70 пушек. Каждую такую пушку тащило минимум по 12 лошадей. Значит, всего на перевозку этих пушек потребовалось бы минимально 840 лошадей. Кроме того, артиллеристы бросали и ненужные зарядные ящики, причём успели бросить их не менее двухсот. Каждую такую повозку везли по 4 лошади. Значит, и на их транспортировку тоже требовалось 800 лошадей.

– И каков же результат? – спросите вы.

А результат таков. Для перевозки только брошенного имущества потребовалось бы 1600-1700 лошадей. Но сдохло-то их всего 1200. Так что он остался даже в некотором выигрыше. Не верите? Ну ладно, пусть их погибло даже 1500. Хотите, чтобы их сдохло больше? Прекрасно, будем считать, что у вице-короля сдохли все 1700 лошадей. Но это означает только одно: от повозок с трофеями не было взято ни одной лошади! И, несмотря на все потери в тягловой силе, все триста повозок с ценностями с 8 на 9 ноября, скорее всего, были на ходу. А если ранее из них что-то и было закопано либо утоплено, то оставшиеся в распоряжении вице-короля фургоны и подавно были исправны и обеспечены лошадьми. Заметьте, ведь в докладе Богарне чётко различает тех лошадей, которые обеспечивают ему выполнение основной задачи, и всех прочих, которых он велел прикалывать. И ещё эта неопределённая фраза в самом конце письма: «. ..что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки».

О доставке чего именно так невразумительно бормочет несколько растерянный Евгений? Во что он не верит? В то, что ему всё же удастся сохранить пушки или боеприпасы? Да он их щедро бросает на каждом углу, ни мало по этому поводу не переживая! Только на безвестном ручье Жерновка, что неподалёку от ещё более безвестной деревеньки Войновка, казаки Платова взяли 62 брошенные вице-королём пушки. Легко! И искать не нужно было, они все в рядок стояли на обочине. Нет, нет, господа, как минимум 200, а то и 250 фургонов с ценностями Евгений Богарне ещё с собой тащит. Затем и разведку на переправы через Вопь послал. Очень ему интересно выяснить, удастся ли ему без проблем перескочить на другой берег, или же придётся прорываться с боями. А как воевать, если даже идти не по силам? Однако давайте оставим его на время со своими невесёлыми мыслями и посмотрим, что в тот момент происходит в стане русских войск.

8 ноября в районе деревень Марково и Мантрово казаки Платова взяли в плен 2800 человек солдат и 109 офицеров (отставшие и замёрзшие, которые не угнались за головной колонной). На почтовом тракте у Войновки наши кавалеристы захватили 62 пушки и 64 зарядных ящика. Кроме того, в скоротечных боях и кратковременных стычках убито ещё порядка 1600 французов. Казаки довольны. Ещё бы. Трофеев – море, только успевай подбирать. Да и француз пошёл не такой злобный, сам сдаётся.

Стараниями собирателей устного народного творчества сохранился рассказ крестьянина по имени Кирей, из деревни Плоское, Копырёвщинской волости, о событиях, происходивших в районе Ярцево 7-8 ноября 1812 года.

« Мне было тогда 25 лет, когда французы шли к Москве. Тогда их у нас в деревне Плоское тьма была: большак ведь от нас в 4-х верстах напрямик. Они забирали все наши стада и угоняли. Станешь просить – они часть себе оставят, а часть отдадут. Когда же их назад гнали, то их с дороги не спускали: как сойдут которые, то казаки, которые ехали по сторонам (только по одной стороне, слева от дороги), закалывали сейчас: да мужики многих перебит которые ходили грабить по 5-8 человек. Казаки Платова ночевали у нас, а он сам в Пушкине, у священника. Церковь видна недалеко из дому.

Казаки, выходя утром 8-го ноября из деревни, сказали нам: “Ну, ребята, ступайте к Ярцеву, там Вам пожива будет”. Мы и отправились и всё видели. Французов, как переправилась их часть через Вопь, казаки на них и налетели, да всех и захватили: кого побили, кто в реке утонул, кого в полон (плен) взяли. И начали всё брать. А добра-то, добра! Видимо-невидимо! И нам сказали: “Берите”. Как сами уже набрали, и девать было некуда. Прежде много было на лошадях, а теперь лошади насилу шли, так на них навалили, навьючили. Платов в 3-х верстах велел у казаков всё отобрать, у них уже лошади были попорчены, сбиты. Собрал Платов в кучу всё добро, да и попалил (сжёг), а казаков послал догонять французов и бить, и 62 сам поехал за ними. А мы как бросились на добро, со всех сторон набежали мужики, как на ярмонку (ярмарку) о Светлую – и глаза разбегаются: не знаем, что брать. Наберём, наберём – брать некуда. Как опять казакам попадутся французы, они лучшее отберут себе, лучшее в кусты спрячем и опять за добром. А многие были догадливы: с возами туда (к реке Вопь) приехали, со товарищами. Да, набрав на воз, за кустами положат: один останется караулить, а другой таскает. Иные куды много набрали, да дорогих вещей!»

Что же, сцены народного грабежа прописаны очень достоверно. Вот только ни одного упоминания о том, что казаками или крестьянами были найдены и захвачены церковные ценности. Судя по тому, как поступил Платов (собрал в кучу, да поджёг), основную массу и казацкой и крестьянской добычи составляли носильные и бытовые вещи, предметы сервировки и рядовые украшения. И не стоит сильно напирать на слова «дорогих вещей». Для обычного крестьянина Смоленской губернии даже обычное поношенное пальто представляло собой невиданную ценность. Впрочем, что говорить о том, как жили 200 лет назад. Поезжайте туда сейчас и посмотрите сами на быт наших с вами современников. Без особых проблем увидите вдоль проселочных дорог те же деревянные пятистенки, да ватники в качестве повседневной одежды местных жителей.

Однако давайте вернёмся к письму вице-короля. Вот он пишет, что достиг Ульховой Слободы (ныне Ольхово). Причём двигался ускоренным маршем, бросив на произвол судьбы основную массу своих солдат. Теперь прикладываем линейку к карте и легко подсчитываем, что от Засижья до Ульховой Слободы всего-то 21 километр. Двигаясь обычным шагом, налегке, такое расстояние легко можно преодолеть всего за 5 часов. А ведь Богарне вышел из Засижья уже в 5 утра. Следовательно, не встречая на пути никакого сопротивления (казаки всё ещё изволили почивать), он уже к 10 утра мог добраться до Слободы. Ему ничего не стоило потратить ещё 2 часа и выйти на берег Вопи.

И тут же у меня возникает законный вопрос. Даже несколько вопросов. Почему Богарне выдвинулся так рано, в столь жуткий мороз? (В ту ночь заживо замёрзло 300 человек.) Почему при этой спешке он двигался так медленно? Ведь он вроде так торопился, и его ничего не сковывало на марше. Легко просчитываемая усреднённая скорость отходящих войск не превышала в действительности полутора (!) верст в час. Значит, даже продвигаясь «ускоренным маршем», основная колонна Богарне больше стояла, нежели шагала. И лично мне совершенно непонятно, что мешало ему прибавить ходу! В отсутствие реально противодействующего противника мешать более быстрому движению могло только одно – наличие в головной части его колонны достаточно массивного обоза, продвигать который в тех конкретных условиях было совсем нелегко. Взглянем ещё раз на карту. От Засижья до места его следующей стоянки войскам Евгения Богарне пришлось преодолеть как минимум 3 мощные естественные преграды.

Первая преграда – впадина между деревней Засижье и деревней Клемятино. Смотрю на фотографию этого участка и мысленно представляю медленно ползущие по обледеневшей дороге фургоны. Длинный спуск вниз и крутой, затянутый подъём вверх. Справа от дороги в самой глубокой точке оврага имелся водоём, подпёртый плотиной.

Сразу же возникает мысль: «А почему бы возницам элементарно не спустить под воду тот груз, который остался без конной тяги? Ведь кони в основной массе погибали именно на таких чрезмерно затянутых и обледенелых подъёмах, когда они, выбиваясь из сил, скользили совершенно негодными (летними) подковами по свежееобразовавшемуся льду. Ведь этому на самом деле ничто не препятствовало. Лёд на относительно небольших водоёмчиках был уже достаточно прочен, и по нему вполне могла ехать даже тяжелогружёная телега. Даже без лошадей её было нетрудно вытолкать на руках. Пробить во льду прорубь тоже было не сложно, поскольку толщина ледяного панциря на тот момент не превышала 10 см. Так что тяжести далеко и таскать не надо. А самое главное, на другой же день не осталось никаких следов затопления. Любая прорубь в условиях сильно минусовых температур затягивается очень быстро. К тому же прорубей этих делалось великое множество, поскольку лошадей требовалось поить, а их всё ещё было очень много.

Вторая преграда возникла перед обозом за деревней Петрово, в виде реки Великой (правый приток Днепра). Та же самая картина: длиннющий полукилометровый спуск и не менее «приятный» подъём. Дорога идёт по глубокой выемке, и передвигаться можно только гуськом. Спустившись к самой реке, обозы встретили новое препятствие – узкий деревянный мост. Малейший затор, и останавливалось всё движение. Но, что характерно, и тут был подходящий для сброса груза водоём. Плотина и всё как положено, и повозки даже двигались по этому льду, преодолевая естественную узость моста. Почему бы и здесь не утопить часть груза, снятого с тех повозок, которые уже некому было везти? Тоже без проблем. Пили лёд тесаком (а они были с зубьями и выдавались каждому вознице), делай полынью и ссыпай в воду всё что попало. Телеги с моста долой, и снова вперёд, к следующей преграде, третьей. Преграда эта была точно такой же, как и на реке Великая, только теперь эта речка называлась Ракита.

Помните, где в детских сказках прятался знаменитый Соловей-разбойник? Именно здесь располагалась его воровская «малина», под «ракитовым» кустом, вблизи «старой» торговой тропы. Ждал свою бандитскую удачу «Соловей» в крайне неудобном для переправь, и обороны перевозимого имущества месте. Пожалуй, на всём пути от Дорогобужа до Ярцева это было последнее место, где можно было без особых затей затопить остатки «третьего золотого» обоза. Далее к переправе тащились только артиллерийские орудия, ибо только они могли и обеспечить относительно безопасную переправу и удерживать на достаточном расстоянии несносных казаков. Перепряжка лошадей производилась именно в нижней части оврага. Лошади отцеплялись от обозной фуры и прицеплялись к артиллерийским передкам. И только так, в связке по 15-20 лошадей, удавалось доставить наверх всего лишь тонную пушку.

Была ли у вице-короля иная альтернатива? Мог ли он спасти порученные ему императором ценности? Возможно, что сам Наполеон на подобное везение даже и не надеялся. Но всё же отправил пасынка из Дорогобужа по другой дороге, втайне рассчитывая, что погнавшийся за двумя зайцами охотник (казацкие полки и партизаны) упустит и одну, и вторую дичь. Что ж, так во время многочисленных войн поступали многие. И до Наполеона, и после него. Да, он потерял «третий золотой», но сохранил (по крайней мере на время) другие два не менее ценных обоза. К тому же Евгений всё-таки выполнил категорический приказ императора, повелевавший ничего ценного русским не оставлять. Он и не оставил. Весь 300-подводный обоз был им спрятан по частям на примерно 10-и километровом участке дороги. Некоторое количество грузов, видимо, было зарыто, а другая их часть затоплена.

Вот теперь вице-король был готов к переправе. Он освободился от сковывавших его манёвр грузов. Он усилил высвободившимися лошадьми артиллерию и кавалерию. Он очистил войска от раненых и ослабевших солдат. (Правда, в этом вопросе ему сильно помог наш генерал Платов.) Под его началом теперь находилось хоть и сильно поредевшее, но всё ещё боеспособное воинство, которое имело некоторые шансы пробиться на соединение со своими войсками, базировавшимися в Витебске. А ценности... А что ценности? Подумаешь, спрятали! Так ведь их потом и отыскать можно. Благо, где именно их прикопали и притопили, лично ему прекрасно известно. Война, может быть, повернётся как-то по-другому, и тогда...

Но «тогда» так и не наступило, и драгоценный груз сотен и тысяч повозок так и остался дожидаться своих «освободителей», лёжа в грязи и глине. Теперь становится куда как более понятен и рассказ крестьянина Кирея. Видеть, как французы прячут самое ценное имущество, он (как, впрочем, и казаки Платова) никак не мог, поскольку толпы деревенских мародёров и строевые кавалерийские части двигались на достаточном удалении от столбовой дороги, справа от неё. А французы освобождались от излишних тяжестей либо ночью, либо в естественных низинах глубоченных оврагов, которые сами по себе являлись хорошим укрытием от посторонних глаз. Так что шансы доехать до переправы через Вопь, при прочих равных условиях, имели только небольшие повозки, по большей части набитые относительно лёгкими вещами.

К этому утверждению очень хорошо подходят строки из дневника де Лотье: «Двигаться дальше невозможно – так трудна дорога. В два дня (7-го и 8-го) мы потеряли 1200 лошадей, на которых держалась вся наша надежда. Казаки то идут впереди нас, то за нами следуют, и мы больше не можем посылать ни отрядов, ни фуражировщиков, так как у нас осталось лишь небольшое количество всадников.

Не находя никакого пропитания по дороге и увидев вдали деревню, которая представляется уцелевшей, многие солдаты выходят из строя и, перестреливаясь с казаками, идут туда наудачу. Некоторые из наших были, таким образом, захвачены в плен. Другим же удалось купить немного ржаного хлеба, сухого и чёрствого».

Написано офицером, который находился при штабе, рядом с вице-королём. Если для них всё было так трудно, то что же говорить об отставших пехотных частях и батареях? Там-то положение вообще было нестерпимое! Не чаяли сохранить самих себя. Но, несмотря ни на что, наиболее ценные вещи несли и везли до крайнего предела. И дотащили ведь! Форсировали Вопь у Ярцева перевоза и вышли-таки к долгожданным Пологам. Но ждало их там несколько не то, на что надеялись французы.

О тех далёких от нашего времени событиях по-свойски, по-домашнему рассказывает двоюродная сестра княгини Друцкой-Соколинской. Вскоре после войны она приехала в гости к Б.И. Потёмкину. Как раз напротив его дома происходило избиение переправившихся французов казаками. По стечению обстоятельств, личная карета Евгения Богарне досталась местному крепостному. Тот продал её как раз отцу сестры за 10 четвертей ржи. Тот в свою очередь с барышом перепродал её другим лицам, несмотря на то, что она была с оборванной обивкой. Но суть моего рассказа состоит вовсе не в том. При капитальном ремонте пресловутой кареты, устроенном последним покупателем, в ней нашли несколько тайников с золотыми монетами, «бриллиантовыми вещами» и «другими богатствами»!

Остаётся только пожалеть того недалёкого крестьянина, который отдал доставшиеся ему на «халяву» ценности, оцениваемые сейчас как минимум в 500 000$, за несколько мешков какой-то примитивной ржи. Впрочем, от ошибок никто не застрахован. Я сам сто раз попадал впросак. И ничего, жив пока. Надеюсь в душе, что та рожь взошла и дала крестьянину большой урожай и хоть тем поддержала его несчастных детей.

Однако прервём наше лирическое отступление и вернёмся к 4-му корпусу.

В Ульховой Слободе вице-король со своим штабом ночевал в красивой церкви, остатки которой до сих пор привлекают взор случайного путника. Солдаты и офицеры ночевали по домам и сараям. Всё-таки в селе было 17 дворов, что по тем временам было совсем неплохо. Известия со всех сторон приходили самые безрадостные. Громадные потери, падёж множества лошадей, утраты во всём. Всё вокруг было разорено, и казаки толпами носились вокруг лагеря, убивая и раздевая всех, кто осмеливался отлучиться в сторону в поисках пропитания. Но пока сохранялся хоть малейший шанс на спасение, Вице-король был просто обязан его использовать. Поэтому он уже с вечера посылает генерала с инженерами и сапёрами наводить переправу. На рассвете 9 ноября он, собрав все наличные силы в кулак, начинает движение к переправе. Но удача явно не на его стороне. За ночь поднявшаяся в реке вода снесла наскоро выстроенный мост. Около реки, преграждая путь войскам, теснились отправленные заранее обозные упряжки и вывезенные из Москвы лёгкие дрожки.

Пришлось солдатам восстанавливать мост заново, что сильно замедлило начало полноценной переправы. Но вот мост собран. Вначале переправляется гвардия и некоторая часть артиллерии. Вслед за ней Вопь пересекает и вице-король. И повозки, повозки, повозки – нескончаемой чередой. Наступает ночь, а переправа всё ещё не закончена. Те, кому совсем плохо и у кого пали лошади, вынуждены заночевать на левом берегу.

« Мороз всё усиливался, а пушечные выстрелы казаков делались всё ближе и ближе. Вице-король был принуждён, в конце концов, бросить всю артиллерию и те повозки, которые не были переправлены через Вопь. Как только это вызванное “жестокой необходимостью” распоряжение сделалось известным на берегах реки, открылось зрелище, не виданное в летописях военной истории. У кого были ещё повозки, и кто вынужден был теперь их бросить, те поспешно стали навьючивать на лошадей наиболее ценные вещи и припасы. Как только кончилась переборка этих вещей, толпа “отсталых” кинулась к повозкам, выбирая наиболее роскошные экипажи.

Казаки, сдерживаемые горстью солдат, скачут вокруг и наблюдают, но не смеют приблизиться. Между тем жадная толпа кидается скорее на съестные припасы, чем на богатства. Ценные картины, вышитые одежды, серебряные канделябры валяются разбросанными, и никто не обращает на них внимания. Храбрые канониры и сапёры пытаются сделать последнюю попытку спасти свои пушки, а затем в отчаянье принимаются их уничтожать и разбрасывать порох по ветру. Другие посыпают им дорогу к артиллерийским повозкам, которые находятся позади обоза. Они кидают на этот порох бивуачные огни. Огонь с быстротой молнии пробегает по проложенной дорожке, артиллерийские повозки взрываются, гранаты лопаются, и казаки в ужасе стараются спастись».

Согласитесь, что автор этих строк, Цезарь де Лотье, просто мастерски описывает все страсти, которые кипели в тот момент на, казалось бы, заурядной переправе через самую заурядную речку (а переправа происходила в том самом месте, где речка Пальна впадает в Вопь). Наверное, многие из тех ценных вещичек, что так торопливо сыпали на землю в панике и хаосе эвакуации, так и были затоптаны в землю. Тут бы мне и дать дружеский совет поискать эту драгоценную мелочь с помощью металлодетекторов, но, к сожалению, дать такой совет не могу. Вокруг этого места давно выстроились городские постройки, а все прибрежные луга буквально завалены тысячами пивных и водочных пробок. Искать что-то в таких условиях поистине равнозначно поиску иголки в стоге сена.

Но есть сведения о том, что где-то здесь, вблизи воды, было под шумок закопано несколько пушек, до последнего момента прикрывавших переправляющиеся войска от тотального разгрома. Вот их поискать очень даже можно. Это тем более интересно, поскольку в некоторые орудийные стволы напоследок заталкивали всевозможные ценности. Вряд ли эти пушки нашли казаки. Прятали-то их в полном мраке, а ямки делались с помощью взрывов. В тех условиях, когда всё вокруг взрывалось и в разные стороны разлеталось, желающих подсматривать за действиями артиллеристов было немного. Мародёров, накинувшихся поутру на брошенные экипажи с «добром», пушки тоже нимало не занимали. У них были иные, более приземлённые заботы. Всё вокруг, как обычно бывает в таких случаях, было затоптано тысячами ног, и стволы, скорее всего, остались ненайденными.

Но что же наш вице-король? Он-то куда делся с несколькими пушками и какой-то небольшой частью всё же спасённых ценностей? Он, как и было намечено ещё императором, рванулся на Духовщину. В этом городке он провёл весь день 11 ноября, отдыхая, отъедаясь и «зализывая раны». 12-го же, как обычно затемно, войска 4-го корпуса двинулись совсем не туда, куда, как казалось, они стремились изначально. Какой там Витебск! Внезапный резкий поворот на юг, в сторону Смоленска! Позади ещё догорала сожжённая дотла Духовщина, когда в 17.00 голова колонны 4-го корпуса вошла в деревню Володимирово, преодолев за переход расстояние в 28 вёрст. Здесь Евгений Богарне уже однажды бывал, когда шёл на Москву. Он, разумеется, тут же занял знакомую барскую усадьбу и провёл в ней ночь.

13 ноября был последним днём, когда вице-король путешествовал самостоятельно, в отрыве от основной группы войск. Вечером того же дня он добрался до Смоленска, где его уже поджидал Наполеон. На следующий день к нему присоединилась и дивизия Пино, которая от Вопи двигалась другим, более коротким маршрутом. Но вернулись они позже, поскольку их задержали войска генерала Грекова, которые встретили эту дивизию около деревни Каменки.

Теперь можно сколько угодно размышлять на тему о том, имел ли манёвр вице-короля какое-то тайное значение, или нет. Маловероятно, чтобы Наполеон не понимал всю мизерность шансов для пасынка без проблем добраться до Саксонии, как декларировалось вначале. Не для этого он отягощал его малоподвижными обозами и неподъёмной артиллерией. Но всё же нельзя не признать, что одной своей цели император добился однозначно. На самом проблемном участке пути от Дорогобужа до Смоленска он всё же смог рассеять внимание преследующих его русских войск и ослабить их давление на собственную, наверняка более ценную колонну. Да, несомненно, он вынужден был пожертвовать частью захваченных в походе сокровищ. Но, согласитесь, лучше пожертвовать некоторой частью чего-то, нежели потерять всё!

А ведь Наполеону было крайне важно доставить ещё два самых важных золотых обоза в Смоленск без потерь и разорений. Ведь там были свежие лошади и войска гарнизона, там был отдых для измученных солдат и пропитание для остающихся в строю собственных лошадей. В условиях той, поистине экстремальной, погоды именно в этом и заключался тот единственный шанс на спасение основной армии и транспортируемых ею сокровищ. И мы видим, что своей цели он достиг. Пусть его пасынок вынужден был расстаться и с огромным количеством пушек, и с «Третьим золотым», а по сути, «серебряным» обозом, пусть. Зато было сохранено самое ценное – императорское золото!

14 октября

« Его Величество производит смотр кавалеристам, оставшимся без лошадей; их организуют в батальоны и оставят в Кремле в качестве гарнизона. Эта неудачная операция вконец погубит нашу кавалерию. Эти старые солдаты – драгоценные люди; их следовало бы отослать в депо и дать им лошадей. Самый плохой пехотный полк гораздо лучше исполняет пешую службу, чем четыре полка кавалеристов без лошадей. Они вопят, словно ослы, что они не для того предназначены. Сыро, но не очень холодно».

15 октября

« Император приказал генералу графу де Нарбону осмотреть госпитали, эвакуировали 1400 раненых, осталось 900; из них 500 таких, которых нельзя везти; их устроят в Кремле. Товарищи, которым предстоит выступать, ропщут, что это не их очередь. Во избежание препирательств я отсылаю подставных лошадей. Шабо отправляется к Неаполитанскому королю, он должен был уехать в 6 часов утра, но его слуга Жан не мог собраться раньше 3-х часов пополудни.