Текст книги "Забытые на обочине"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Марк Семенович, я только переночую в какой-нибудь палате и утром придет Кислов... Он наверное меня ищет по всему городу... Так нехорошо получилось. Это я виноват.

Лурье шагнул к шкафу, достал из него одеяло с подушкой, кинул на диван.

– Ложись. Я уеду домой, вторую ночь спать на работе – это уже слишком. В столе электрочайник, кофе, чай и какое-то печенье, можешь себе сделать ужин. Ты документы, денежку не потерял?

Гриша залез в карман куртки и нашел упакованые в пластиковый пакет военный билет, справки, записную книжку с медными уголками и деньги.

– Нет... На месте.

– Уже хорошо. Горе мне с тобой. Спи до до утра.

Лурье покинул кабинет, понимая, что с Гришей произошло что-то неприятное. В отделение Лурье нашел санитара Максимова и спросил.

– Ты знаешь, как позвонить Кислову? У него телефон есть?

– Да.

– Позвони ему и скажи, что Нестеров вернулся, они не встретились. Пусть подойдет утром, решим что делать. Если уж он обещал человеку помочь, так надо до конца дело делать.

– Конечно, Марк Семенович.

Вернувшись домой, Лурье почувствовал такое беспокойство за своего пациента, что не удержался, нашел в деловой записной книжке Московский телефон Геннадия Нестерова и позвонил по линии автоматической связи. Со второй попытки дозвониться, трубку в Москве сняли и энергичный голос отрекомендовался деловито.

– Геннадий Нестеров слушает.

– Это доктор Лурье из Ярославля, – начал пояснения Марк Семенович, но его тут же перебили.

– Понятно, понятно! Что-нибудь изменилось? Я жду брата со дня на день.

– А вы не можете за ним приехать, Геннадий Викторович?

В паузе почувствовалось замешательство, потом прозвучал недоуменный вопрос.

– Простите, если он здоров и для общества не опасен, то, как я понимаю, может добраться сам. А если он болен, то на каком основании вы его выпускаете?

Вопрос огорчил доктора и он ответил, подавляя раздражение.

– Вы абсолютно правы. Он совершенно здоров и доберется самостоятельно.

– Может быть вопрос в деньгах на дорогу? Я вышлю, дайте точный адрес.

– Не надо. Он попросту немного задержится.

Лурье уже клал трубку на аппарата, когда слышал, что там прозвучало: "На сколько он задержится?". Но ответить доктор не успел, да и не хотел.

... Гриша достал из стола электрочайник, наполовину наполненный водой, включил его, потом заварил чашку чая и выпил её, закусив сухим печеньем. Маленький телевизор уже не работал, спать не хотелось и рассеяно огядев кабинет, Гриша приметил на столе тонкую красную папку, которую утром показал Марк Семенович – его, Гриши, собственные записки "Синий Свет".

Он развязал тесемочки папки и увидел, что на первой странице было четко напечатано на машинке.

"СИНИЙ СВЕТ"

документальная хроника сумасшедшего эпизоды 1990 г.

Он пролистал несколько страниц, потом заглянул в последнюю, где обнаружил свою четкую подпись. Вспомнить, когда он её ставил – не смог. Внезапно Гриша почувствовал давящую усталость, до боли в затылке – он добрел до дивана, положил под голову подушку, накрылся одеялом и разом уснул, даже свет в кабинете не выключил.

... Капитан оперативной группы, которая работала на ярмарке по вызову на место убийства – дело свое знал, но в Ярославле был человеком новым. Капитана Курбанова перевели сюда лишь неделю назад из Костромы. И потому он, не ведая местной субординации, сделал небольшую ошибку: вызвал на место происшествия своего прямого начальника полковника Краснопольского, что здесь было не принято. Но полковник приехал. И даже вежливо поздоровался, хотя с просонья был раздражен настолько, что капитан свою ошибку понял сразу – по случаю какого-то одиночного убийства на ярмарке высокое начальство здесь на место происшествия по ночам не вызвают. Не те времена, чтоб отрывать от отдыха самого полковника – если это всего лишь навсего убийство на такой территории, как ярмарка.

Но раз уж приехал, так приехал. И полковник вошел внутрь ларька, где уже работала группа экспертов, проворчав.

– Ну, что тут ещё натворили мои ярославские робята?

Всю местную шпану полковник называл "ярославскими робятами", вкладывая в определение лишь ему понятный смысл.

– Убит охранник, ранен сторож, товарищ полковник. – доложил капитан Курбанов. – Я квалифицирую это как "нападение с целью ограбления".

– Так. – полковник окинул внутренность палатки скептическим взором. Тонкая квалификация, товарищ капитан. Ну, а что и кого тут по-вашему было грабить? Кассу? Ящик водки? С какой стати такой фейерверк устраивать, вы не задумывались?

Капитан слегка потерялся.

– Могли быть деньги в кассе или ценности...

– У нас, в Ярославле, капитан, дураков давно нет! Никаких ценностей и большой кассы никто здесь по ночам не хранят!

– Я понимаю, но...

Капитан примолк, подчиняясь короткому жесту руки начальника, а тот, перегнувшись через плечо судмедэксперта глянул в лицо уже полураздетого трупа, лажавшего навзничь.

– Мертв, Константин Васильевич. – сказал эксперт, не отрываясь от работы. – Наповал. Помповое ружье.

– Оружие нашли. – тут же подсказал капитан. – У экспертов.

– Сторожа позовите. – приказал полковник.

Старик-сторож уже пришел в себя и характер его выразился в изрядной ерепенистости. Не ожидая вопросов он разом заголосил.

– Теперь я виноватый, да?! Меня повяжете? Я чуть жизни не решился, под ружьем стоял, а меня тираните!

– Помолчи. – прервал полковник. – И шапку надень, простудишся.

Старик глянул на шапку в своих руках и пришел к размному выводу, что её лучше, действительно, водрузить на голову.

– Что украли из палатки?

– Да уж что-то укради, раз на смертоубийство пошли!

Полковник повернулся к капитану.

– Хозяин зедсь? Что он говорит? И что он врёт?

– Здесь. – сказал капитан и указал на человека, возившегося в дальнем углу с упаковками и мешками.

– Хозяин! – позвал полковник. – Велики ли потери? Касса была? Что взяли?

Мужчина лет сорока пяти, угрюмый, с темны лицом, вышагнул из тени в свет и сплюнул, пробормотав.

– Не было кассы. Шпана напала. Известно, что взяли. За водкой, конечно полезли. И так – абы что под руку попалось.

– Вот значит как? – не скрывая насмешки спросил полковник. – Шапана? За бутылкой водки?

– Мое мнение такое. – хозяин отвел взгляд в сторону. – А как вы думаете, я того не знаю.

– Правильно. – кивнул поколвник. – Но если получится так, как я думаю, то тебе от этого не очень-то сладко придется. Можешь сказать ясно, что у тебя похитили? По первой прикидке?

Хозяин озирался по стронам, будто собственное предприятие увидел впервые:

– Ну, ничего особенного. Может какого ящика не хватает.

– Ящика, да? И такое твое богатство у тебя охраняли двое строжей? Один старик, а другой – профессионал? Еще раз спрашиваю, что ты тут хранил?

– Могу накладные показать. – ответил хозяин и потянулся к черному дипломату на узком прилавке.

– Буду я ещё в твоих накладных копаться! – насмешливо ответил полковник и снова повернулся к сторожу. – Ну, дед, припомнай – что уволокли воры?! Ящики, мешки, сумки, бутылки? И не смотри на хозяина, не жди от него подсказки!

Но то ли сторож уже получил подсказку, то ли они давно уже подготовили совместную систему защиты – старик глянул прямо в глаза полковнику и ответил твердо.

– Досконально не приметил, товарищ начальник! Но картонную упаковку с бутылками – попятили! Кого видал, про того сказал! Парень в шляпе и белом шарфе! Лица не приметил, встречу – не узнаю!

Капитан Курбанов возмутился:

– Дед! Ты полчаса назад говорил, что разглядел его хорошо!

– Никак нет! – старик уже был тверд в своих показаниях, вернее в их полном отсутствии. Он смекнул, со слов своего хозяина, что тот намерен встать в сторонке от всего случившегося и смириться с потерями – есть таковые или нет. Дал намек – "шпана за водкой залезала", значит таковой позиции и надо держаться. Врочем, у сторожа иной и не было. Полковник спросил его, усмехнувшись.

– А почему тебя, папаша, не пристрелили?

– Почему я знаю...

– Может знакомого признал? Потому пожалел?

Сторож в ловушку не попался.

– А может и признал! Да я его не разглядел! Русский мужик, это точно! Курносый и глаз светлый. Годов двацать пять. Таких навалом.

– Это уж точно.

Полковник оглянулся,приметил среди группы знакоме лийцо и приказал.

– Колосков, сьезди на моей машине и быстренько Свирида Свиридовича сюда.

Молодой лейтенант засмеялся, щелкнул каблуками и выскочил из палатки.

Судмедэксперт поднялся с колен от трупа и сказал.

– У меня все. Результаты вскрытия вечером. Но, полагаю, сюрьпризов не будет. Выстрел в упор из крупнокалиберного ружья.

Сюрьпризы начались минут через двадцать. Первый из них заключался в том, что почтительно именуемым Свиридом Свиридовичем оказался пес коккер-спаниэль, мохнатый, вислоухий и очень веселый. Едва кинолог отцепил с его шеи поводок, как коккер обежал палатку по периметру и тут же ринулся в дальний угол, залаял, задергал обрубком хвста, словно обнаружил там дичь. Полковник не наблюдал за манипуляциями собаки – он не сводил глаз с лица хозяина палатки. А тот помрачнел и более того: потянулся к бутылке водочки выпить для успокоения нервов.

– Что, хозяин? – спросил полковник. – Как тебе работа четвероногого специалиста? Слышал про нашего Свирида Свиридовича?

В ответ обозначилась гримаса, которая могла означать все что угодно.

– Слышал. – убежденно сказал полковник. – Ты про него слышал. И то, что он у тебя здесь в палатки обнаружил следы наркотиков, ты понимаешь лучше меня. Поскольку лучше меня знаешь, что эти самые наркотики у тебя здесь и хранились. И вот именно на них шла охота! Из-за них пристрелили человека, а не из-за дюжины водки. Вот как будет строится дело.

При последующем беглом и предварительном допросе выяснилось, что убитый охранник – был нанят всего лишь несколько дней назад, на что полковник опять же заявил.

– Правильно, он понадобился только для охраны наркоты!

К этому моменту хозяин палатки решил замолчать, что высказал в форме вызывающей.

– Я буду говорить только при своем адвокате!

– Да неужели?! – насмешливо осведомился полковник. – Это тебя спасет мало, могу заверить. Там твое мнение будет фиксироваться досконально. А пока, дорогой, ты и поторговаться можешь.

– Как? – не удержался хозяин.

– А так, к примеру, что можешь заявить, что наркоту тебе дали на хранение. Дал – покойный. Он и охранял. А потому ты больше ничего не знаешь! Кто напал, кто наркотик похитил – не разумеешь.

– Так ведь так оно и есть! – взвыл хозяин и предлагаемую версию тут же начал было расширять, обвиняя во всех грехах убитого, который, сами понимаете, ничем защититься уже не мог. Слушать всю эту примитивную чепуховину было просто стыдно.

Краснопольский повернулся к капитану и закончил.

– Я пошел спать. Проводите меня к машине.

Они вышли из палатки. Полковник остановился возле своей служебной "волги" и проговорил сдержанно.

– Вы хорошо взялись за дело, капитан. Хотя вызывать меня по такому случаю было не к чему. Это лет восемь назад убийство у нас было явлением редким даже уникальным и всех поднимали на ноги. Теперь мы не отстаем от мировых столиц.

– Извините, Константин Васильевич...

– Ничего. В данном случае вы, се же, равы. Попробуйте размять такую версию... Торговля в этой палатке – ширма. Палатка служит вроде перевалочной базы для наркоторговли. Завезли сегодня партию товара, а конкуренты, рекетиры или просто лихие ярославские робята решили наложить лапу на чужое добро. Поэтому кроме сторожа – хозяин поставил ещё одного охранника. Из сторожа вряд ли что выжмете, он не в курсе дела. Хозяин не сознается, даже если экспертиза и найдет убедительные следы наркотиков. Их, конечно, украли. Свирид Свиридович засек только следы, как вы смели заметить....

– Я ничего не заметил. – сокрушенно сказал капитан. – Я не специалист по борьбе с наркотиками.

– Теперь – придется. Докатилась зараза и до нас. Серьезно докатилась. В целом, капитан, на мой взгляд, – это очень хорошо спланированное нападение. Замаскированное под хулиганское ограбление с целью кражи водки. С лету мы ничего не раскроем почти наверняка.

– Но сторож поначалу давал приметы одного из нападавших. Правда, теперь от них отказывается.

– Значит, умные люди уже посоветовали отказаться. Записали его первые показания?

– Да. Парень чуть выше среднего роста, славянской внешности...

Полковник безнадежно рассмеялся.

– Составьте фото-робот, дайте в розыск... Это наша рутина. Но может что и прорежется.

глава 4. Утро. 06. 13.

– Проснись, Гришка! – нервно прозвучал знакомый голос. – Проснись и быстро врубайся!

Гриша открыл глаза и тут же сел на диване.

– Ты почему не пришел к почте? – свистящим шепотом спросил Кислов. Где ты был?

– Не знаю, Коля...

– Ты помнишь, что с тобой случилось? Помнишь?

Он увидел перед собой напряженное лицо санитара и растерялся.

– Помню, но...

– Ларек на ярмарке – грабил?!

– Нет, но...

– Какие там "но"! – злым шепотом оборвал Кислов. – Тебя засекли! Старик сторож твой портрет дал! Вечером, наверное, по телевизору покажут! Портрет твой один в один! Куртка, брови, шарф, шляпа какая-то! Ты что напиться успел?

– Немного...

– С кем?

– Ребята там были... Слава. И ещё кто-то.

– Где? – торопливо спросил Кислов.

– В городе. Потом проснулся в общежитии... Да, там общежитие было. И меня повезли на почту, чтобы с тобой встретиться.

– Встретился! – выругался Кислов. – А как охранника убил, помнишь?!

Гриша не ответил. Все, что говорил возбужденный санитар его не задевало. Ни сообщение его не касалось, ни страхи санитара. Кислов потряс его за плечи.

– Послушай, Гришка, ты ведь теперь в тюрьму загремишь, на зону, а это тебе не наше благолепие в палате. Ты здоровым отсюда выписался, дееспособным, так что придется отвечать.

– Да, Коля... Наверное.

– Гришка, надо рвать когти. Ах, черт! Я на десять минут к почте припоздал! Олежка мой приболел, так пока врача ждал... Надо же такому случиться! Опять загремишь на десять лет, если тебя захомутают! Ты точно не стрелял?

– Да нет же, Коля... Ни в кого я не стрелял. А ты откуда об этом знаешь?

– Да у меня сосед-свояк в милиции служит! Как раз дежурил, он и рассказал. Одевайся, Гриша, надо смываться.

Кислов схватил со стула кожаную куртку Гриши, встряхнул её и из карманов на пол выпал пакет с Гришиными документами, записная книжка, посыпались деньги и ещё какая-то пачка бумажек, перетянутая резинкой. Кислов присмотрелся и выдохнул:

– Гришка... Это же ДОЛЛАРЫ!. Откуда?! Ты их ТАМ взял?!

Гриша посмотрел на зеленоватые бумажки в руках санитара и отрицательно покачал головой.

– Не... Это не мои.

– Но они же в твоих карманах, Гришка!

– Зачем мне? Возьми себе.

– Ну уж, уволь, дорогой! Это без меня. Оставь себе! – Кислов торопливо собрал деньги и сбросил их в небольшую синию спортивную сумку на "молнии". – Тут я тебе немного харчей в дорогу собрал, и билет на ближайший поезд сейчас возмем. Там есть такой семь с минутами. За полдень будешь в Москве, у брата. Сховаешся, там народу много. Сиди там, Гриша, не рыпайся, год-другой. И сюда не возвращайся. Я тебе ничем теперь помочь не могу.

– Ладно...

Гриша встал, оглянулся, взял со стола красную папку и засунул её в ту же синюю сумку, которую протянул санитар.

– Ты чего это из кабинета главного врача забрал? – насторожился Кислов.

– Это моя папка... Марк Семенович мне её отдал.

Времени разбираться не было.

– Идем, – позвал Кислов, потом близко пододвинулся к нему и проговорил почти с угрозой. – И давай так, Гриша, договоримся. Если что, ты сюда сегодня – не возвращался. Не надо Марка Семеновича подводить и меня. Это тебе не поможет, а у людей будут неприятности.

– Да... Конечно.

– Я тебя довезу до вокзала.

Они вышли из кабинета и Гриша приметил, что за все годы, которые пробыл здесь – этими переходами и лестницами он никогда не ходил. Они миновали пустую и чистую кухню, Кислов приостановился, прислушался и сказал.

– Потише, Гриша и поосторожней.

Длинным ключом он открыл оцинкованную дверь и они оказались наруже, быстро прошли в темноте до забора с неприметной калиткой. Кислов открыл и этот замок опять же без затруднений.

Машиной у него числился старый "жигуленок", который завелся, правда, сразу и по пустым, ещё темным улицам они покатились прочь от больницы.

Город едва просыпался. На вокзальной площади жизнь активностью ещё тоже не отличалась, но они проехали мимо вокзала.

Кислов немного успокоился:

– Месяца через три-четыре отпиши мне сюда, как там у тебя сложится, лады?

– Да. – ответил Гриша.

Кислов остановил машину в темноте узкого переулка и выключил мотор.

– Схожу, билет тебе куплю. А ты сиди, не высовывайся.

Через ветровое стекло Гриша видел, как Кислов заторопился к зданию вокзала. Суета санитара теперь даже немного смешила Гришу. Все происходяшее казалось такой ерундой, что не стоило внимания. Гриша прикинул было, что самым разумным делом было бы сейчас сходить в милицию. Сходить и попросту рассказать, как он попал в такую нелепую передрягу. Пусть назначают экспертизу, делают там всякие очные ставки – все это не страшно. Но два соображения его остановили от желания выйдти из машины. Во-первых, он вспомнил пару фильмов, которые видел зимой по телевизору – в обоих совершенно безвинные люди пошли вот так же то ли в милицию, то ли в полицию искать правду. И один из них оказался на электрическом стуле, а другой просидел в тюрьме – пятьнадцать лет. Ни та, ни другая перспектива Гришу не устраивала. Во-вторых, вдруг вспомнил он, было ещё какое-то дело, которое следовало завершить в Ярославле. Гриша никак не мог вспомнить какое именно, а Кислов уже бежал назад – ещё более перепуганный, чем устремлялся к вокзалу.

Он распахнул дверцу машины и сказал потеряно.

– Гришка, по-моему вокзал заблокировали!

– Как это?

– Ментуры там полно! Ко всем присматриваются и у кассы стоят! Гришка, опасно тебе там появляться. Лучше автобусом. Отвали из города, потом хоть в Кострому и оттуда уже в Москву. Но ещё лучше, Гриша, и в Москву не появляйся какое-то время. Засекут тебя.

"Кострома! – впомнил Гриша. – А там – Старые Пески". Правильно, где-то в карманах должно лежать письмо для племянника Станислава Сергеевича. Он полез в задний карман брюк и нашел там помятый, сложенный вчетверо листок.

– Слушай, Коля, мне Станислав Сергеевич письмо передааал. Племяннику в какие-то Старые Пески под Костромй. Ты возьми, перешли или...

– Нет уж, Гришания. – круто ответил Кислов. – Ты извини, но теперь я от тебя ничего... Слушай! – он откровенно обраловался. – А рвани ты туда в эти Старые Пески?! Поторчишь там, пока всё успокоиться! Народ у нас в деревне добрый! Точно, Гришаня! Письмо передашь, там тебя как короля примут!

Гриша ещё колебался, а Кислов попешно скользнул к рулю, сорвал машину с места, прокатился несколько кварталов и остановился.

– Остановка автобусная вон на том углу! Я уж тебя здесь высажу. Ну, попрощаемся...

– Да. – ответил Гриша, улыбнулся и спросил. – Николай, ты-то чего так испугался? На тебе же лица нет.

– Да за тебя, дурака! – обиделся Кислов. – Ведь по новой сядешь! А не сядешь, так менты тебя через такую камнедробилку пропустят, что мало не покажется.

– Пусть так. – снова улыбнулся Гриша. – Но ты не бойся. Ни про тебя, ни про Марка Семеновича я ничего никому не скажу.

– Да ты про что? – вытаращил глаза Кислов. – Ты про что такое говоришь?

– Ничего. Просто так... Николай, возьми свои доллары. У меня вчера вечером их в карманах не было.

– А вот это ты оставь! – резко выдавил Кислов. – Вот этого не надо! Я с долларами дело не имею.

Гриша улыбнулся.

– Извини... Я ошибся... Будь здоров, счастья тебе и твоему Олежке.

– Тебе того же...

Гриша вылез из машины, подхватил свою сумку, махнул рукой на прощанье и пошел к видневшейся невдалеке остановке автобуса. Машина Кислова исчезла за поворотом и Гриша не глядел ей в след.

Более пяти лет они были, можно сказать, почти друзьями. Ночами гоняли чаи, под присмотром Кислова Гришу выпускали погуляить по городу. Теперь ему было просто жалко санитара и не хотелось доставлять ему никаких неприятностей. Гриша не хотел додумывать до конца всей ситуации, в которую попал он сам минувшей ночью – в первые сутки своей свободы. Его предупреждали – не пей! А он надрался и на встречу у почтамта опоздал. А в дальнейшем и разбираться не к чему, все это уже пройдено и пережито.

Подобно водителю автомобиля, ненароком сбившего темной ночью на улице неожиданного пешехода, Гриша испытывал необоримое стремление: уехать, умчаться куда подальше от этого места! Укатиться и забыть, будто ничего не произошло! Ведь если никто не видел и нет очевидной погони, то быть может ничего и не произошло?!

Даже в Кострому, точнее в эти Старые Пески ехать Грише нужды не было. Письмо Станислава Сергеевича следовало запечатать и отправить по почте, благо сосед по палате писал на нем адрес, насколько понял Гриша.

Он нашел в заднем кармане брюк сложенный листок бымаги и оказалось, что адреса как такового нет. Написано просто "Моему дорогому племяннику Антону Караулову с супругой в Старых Песках".

В конце концов можно и сьездить...

Гриша дошел до навеса автобусной остановке, где никого не было, и раскрыл листок. Буквы были выписаны, словно напечатаны – одна к другой. Только роспись оказалась затейливой. Гриша вчитался в карандашные строки.

Мой дорогой племянник Антон!

Дни моей жизни подходят к концу. И теперь я обязан тебе сообщить страшную тайну, которая более десяти лет висит над всей нашей семьей. Надежнейший из надежных людей в этом мире доставит тебе это письмо лично, иначе я никому не мог этого доверить. Иначе это сообщение обрушит на голову твою, твоей супруги и детей неисчислимые беды. Тот клад, смертельный клад, который привел уже к таким несчастьям, я спрятал под крыльцом того заведения у пруда, которое построил твой отец, мой дорогой брат. То заведение, где русский человек отдыхает по субботам, ты понял меня? Закопано под ступенями. Ценностей, пусть они обогряны кровью, хватит и на тебя, и на твоих внуков. Не забудь того, кто доставит это сообщения. Он скрасил мне последние дни жизни. Обласкай и обогрей, он совсем одинокий в этом мире. Твой дядя Станислав."

Вот и разберись – бред сумасшедшего или последняя воля раскаявшегося грешника?! Гриша не знал, как оценить прочитанное. С одной строны сосед его, по общему мнению, наверняка очень скоро закончит своим дни в том заведении, откуда Гриша вышел. Помимо очевидного и серьезного помутнения разума у него был такой набор всевозможных старческих заболеваний, что выпускать его можно были лишь на кладбище. С другой стороны, веры этому посланию было мало. Но с третьей стороны, если она существовала, то написано все было достаточно логично, драматично и странности заключались лишь в излишней напыщенности. Какие там в наше деловое время "кровавые сокровища"?! Но, кто ж его знает, вполне вероятно, что если эти "сокровища" уже принесли кому-то беды, то они могут и продолжать свое роковое движение. А что более важно, это письмо бывшего агранома для кого-то может оказаться предельно нужным и важным.

Гриша верил, что какое-то послание, прибывшее адресату в руки не во время – может доставить много бед. К тому же он прикинул, что куда-либо торопиться ему не приходится. На теплую встречу с братом Геннадием он не рассчитывал, если куда-то и хотелось сьездить, то лишь повидать старых друзей в Риге – но теперь это заграница и он понимал, что там, вполне вероятно, его тоже уже никто не ждет.

Кострома, возле которых нахродятся эти Старые Пески не так уж далеко, деньги есть и почему бы собственно говоря не выпонить просьбу человека, с которым протосковал в одной невеслой палате бок-о-бок три года?

Он спрятал письмо в карман и спросил немолодую женщину, подташившую на ту же автобусную остановку громадный чемодан.

– Мне надо на Кострому до Старых Песков. Это далеко?

– При мне поедешь. – добродушно ответила женщина. – От Ярославля Старые Пески ближе, чем от Костромы. Пятьдесят верст без малого.

Еще через четверть часа он помог этой женщине втащить в автобус её неподьемный чемодан, взял билет и машина тронулась плавно, словно хороший самолет – по разумению Гриши. Ему не хотелось думать и он не думал – с какой целью подставлял его санитар Кислов под очень серьезные неприятности и почему потом с такой поспешностью выставил из Ярославля. Черт с ним, с Кисловаым, больше с ним вряд ли доведется увидиться.

Со всей отчетливостью Гриша вдруг понял, что сейчас он – панически убегает, прячется. От кого и от чего – неизвестно, но над ни зависла беда, конкретных очертаний которой он не различал, а интуитивно понимал: надо бежать. Он и бежал, как мог.

... Марк Семенович приехал на работу к девяти часам, как всегда, и по дороге он прикинул, что будет делать с Нестеровым – надо самолично отправить в Москву. Но уже в коридоре отделения его встретил Кислов, который, поздоровавшись, сказал с веселым напором.

– Отправил я нашего Гришу домой!

– Куда домой? – опешил Лурье.

– Да в Москву! Ведь там у него братан! Он туда рвался сам, не захотел у меня пожить. И потом...

– Что еще? – нахурился Лурье.

– Кажется, он вчера тут набедокурил маленько... Сказал, что подрался.

– Я так и думал! А ты где был?! Николай это же нехорошо!

– Да у меня пацан, Олежек мой, прихворнул, я опоздал на свиданку! пожалился Кислов, едва не плача. – Потом его целый час ждал! Я ему уже и хату снял, и насчет работы договор был... А он говорит, что в Москву, к брату желает! Утренним поездом и отправил. Сам посадил.

– Ты поторопился, вообще-то. – слабо возразил Лурье, но в душе почувствовал облегчение, решив что простые люди, вроде Кислова, не мучаются сомнениями, а действуют быстро и точно, хотя, конечно, порой грубовато.

– Марк Семенович, – укоризненно ответил санитар. – Да что у вас других забот нету? Выживет он и устроится! Он же теперь нормальный, вылечился, найдет свое место в жизни!

– Он и раньше был не очень-то больной, – расстроенно ответил Лурье. Другое дело, что оказался теперь в незнакомой обстановке...

– Ничего! Поехал веселый и бодрый!

– Дай Бог.

Откровенную фальшь в словах своего санитара Лурье почувствовал. Он работали здесь вместе около десяти лет. И сложись такая ситуация ещё неделю назад, опытнейший психиатр взялся бы за дело и добился от Кислова правды. Но по причине скорого отьезда на землю праотцов, в последнее время Лурье чувствовал, что присутствует в своей родной больнице только телом, а душа его и мысли уже отлетели за несколько тысяч киломметров отсюда, в другую жизнь, в другие интересы.

Санитар Кислов тоже был достаточно тонким психологом и знал, что главный врач Лурье – принципиально не читает газет, (изредка – центральные) так же не желает трепать нервы и почти не смотрит телевизор, и, значит: все сообщения местной прессы пройдут мимо него. Скоро улетит в Израиль и никогда не узнает, что минувшей ночью на ярмарке был ограблен коммерческий ларек, убит охранник, избит сторож, который дал приметы одного из бандитов. На него, убийцу, обьявят розыск, а если когда и найдут, то Лурье к тому времени уже будет в Израиле и ничего о том не узнает. И уж вовсе мало кто хоть когда-либо узнает, что, кроме всего прочего, в том ларьке украли два мешка героина, общая стоимость которых попросту умопомрачительна.

Более всего на свете Кислова волновало здоровье сыны Олежки. Поздний и единственный ребенок санитара был его единственным счастьем жизни и ревнивой болью, тем более, что мама ребенка, жена Кислова, исчезла года три назад в неизвестном направлении. Причины своего исчезновения она обозначила в свой прощальной записке: "Не желаю жить, посылая мужу сухари в тюрягу. А ты там скоро окажешся и очень надолго". Беглянку свою Кислов не разыскивал, а письмо это никому не показывал, поскольку при определенных условиях оно могло оказаться не столько вещественным доказательством чего-либо, сколько кое-что проясняющим в жизни санитара, чья официальная биография была "поправленной" (купил Кислов кое-какие справки и документы) но вполне благопристойной.

К вечеру закончив смену, Кислов побежал домой и радостно обнаружил, что Олежек, как и вчера, жив-здоров и неуёмностью своей довел бабушку до бесчувствия. Кислов решил прогулять мальчика, повел его в парк, а когда ребенок принялся резвиться на качелях, Кислов вспомнил про Гришу Нестерова и прикинул, что ежели Гришу, паче чаяния, разыщут быстро и повяжут в ближайшие дни – тоже не беда: веры ему, придурку, не будет и теперь он обречен куковать не в дурдоме, а на нормальной зоне, по сроку за убийство... Но, скорее – всё же опять будет признан недееспособным психом. Оба варианта Кислова вполне устраивали, а судьба Нестерова перестала его заботить, едва Олежек соскочил с качелей и попросил мороженого.

Кислов разменял в ближайшем обменном пункте десять долларов и посидел с Олежкой в детском кафе – выпил там немного вина и подумал радостно, что доллары представляют из себя надежную опору при любых катавасиях жизни. Жалко, что заработать эту "зелень" удается не часто.

...Вечером по телевидению, в криминальной программе, дали сообщение о грабеже на ярмарке и убийстве. Предложили зрителям всмотреться в фото-робот предполагаемого преступника. В течение ближайшего получаса по указанному телефону было сделано девять звонков. Четыре из них – анонимных. Швейцар кафе "Волга" сказал, что этот парень у них был и напился, как свинья. Продавщица магазина в центре Ярославля уверенно заявила, что этот мужик приценивался к каскете, но не купил её. Корреспондентка со старушечьим дребезжащим голосом заверила, что убийца – её сосед, гад каких мало, удушил её кошку и сейчас пьянствует в ресторане на улице Республики. Следующий аноним заявил четкой скороговоркой, что убийцу зовут Григорием Викторовичем Нестеровым, он уехал в Москву, будучи в Ярославле проездом, а отпечатки его пальцев должны быть на помповом ружье, из которого убит охранник ларька на ярмарке. Остальные анонимы утверждали, что это – чеченец, террорист, главарь страшной банды "Кавказский кинжал".

Капитан Курбанов отнесся ко всей этой информации очень серьезно – он не желал более делать ни мелких, ни крупных ошщибок. Он по нескольку раз прослушал все записанные на магнитофон сообщения по телефону и то, где давались данные "Нестеров Григорий Викторович" – показалось ему в известной степени заслуживающей доверия. Особенно подтверждало точность сообщения добавка об отпечатках пальцев. Со своими сомнениями капитан двинулся к начальству, а полковник Краснопольский, едва услышал фамилию "Нестеров", как тут же выдернул из глубин памяти сообщение подруги своей Доры Сергеевны: "Выпустили на свободу убийцу – Нестеров." Доре Сергеевне полковник ничего сообщать не стал, а капитану приказал жестко.