Текст книги "Забытые на обочине"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Живи, Нестеров. – закончил беседу Кранопольский. – По моему мнению, никакого смертного греха на совести твоей нет.

– Я всегда так думал. – осторожно улыбнулся Гриша. – Дальше тоже так будет.

– Не зарекайся.

Гриша собрал свои документы, попрощался и только через час, оказавшись в городе возле веранды открытого кафе обнаружил, что родные деньги-рублики – на месте, а доллары пропали. На каком этапе движения последних дней исчезла валюта, он проследить не мог, да и не заботила его такая мелочь. Он уже принял твердое решение – мчаться в Москву, а точнее в Степановск, где всё теперь будет определенным и ясным, откуда можно будет, наконец, начать нормальную жизнь. Во всяком случае, там его кто-то ждал хотя бы светлоголовый мальчишка Петька.

Здесь, в Ярославле, его ничто не держало. На миг, правда, промелькнула мысль, что следовало бы поговорить с Марком Семеновичем, но навязывать свои очередные проблемы показалось неудобным. Теперь незачем было возвращаться к тому периоду жизни, с которым было покончено навсегда. Жизнь свою следовало начинать со Степановска. Он не отдавал себе отчета, почему рвется именно в Степановск – лишь где-то на переферии сознания необьяснимой целью существования казалась неулыбчивая молодая женщина в остроносых сапогах и её смешной сын.

На вокзале оказалось, что билет на Московский поезд можно взять только на полуночный и другого выхода не было. Чем занять себя почти шесть часов, Гриша не знал и принялся слоняться по городу без всякой цели. Перекусил в каком-то кафе, а потом случайно набрел на ярмарку, которую узнал по афише – два белых коня стояли на дыбах.

Но искать тот самый ларек он не стал, не выбирая направления ушел от ярмарки и уже подумал, что можно зайти в кино, когда его окликнули.

– Гриша! Нестеров?

Он обернулся и не сразу признал знакомое лицо медсестры Симы – до этого он её видел пять лет только в белом халате и шапочке.

– Гриша, ты на похороны Марка Семеновича приехал?

– На похороны? – оторопел он. – Нет... А разве ...

– Ох, – застонала Сима. – В одночасье умер наш доктор! Просто осиротели мы! И такие подрял жуткие несчастия обрушились! Просто черная полоса! Сперва Кислова убили, потом Марк Семенович скончался. – она жалко улыбнулась. – Одна у нас была радость второго дня. К Станиславу Сергеевичу, соседу твоему, племянник из деревни прехал. Всяких вкусностей деревенских понавез, пир на весь мир в отделении. – она хихикнула в ладошку. – Спирт пили!

Гриша оглушенно посмотрел на женщину:

– Про Кислова я знаю... А доктора тоже убили?

– Окстись! – испугалась Сима. – Кто ж на такого человека руку подымет? Это Кислова... Ну, знаешь, не скажу плохого слова про покойного, но и то правда, что в тюрьме он сидел. Да и жена его испугалась, потому и удрала, даже ребенка при нем бросила. А тот утоп. Может есть Бог на небе, если такое наказание?

– Не знаю. – Гриша все ещё не мог прийдти в себя, не мог представить, что Лурье нет на свете. Спросил безучастно, лишь бы уйти от горькой темы. А Станислав Сергеевич как? "Подключаются" к нему инопланетяне?

– Вроде бы поменьше. Племянник его Антон даже грозился что заберет к себе.

– Да... Когда Марка Семеновича хоронят?

– Завтра.

– У меня уже билет на Москву вечером... Пойдем, помянем.

– Конечно. Я буду платить, у тебя денег-то негусто.

– Хватит. Я должен заплатить. Я без Марка Семеновича так ещё и сидел бы у вас.

Она грустно улыбнулась.

– Наверное. Хороший был человек.

Они нашли рюмочную, по удаче почти безлюдную. Взяли по рюмке с бутербродом, встали у высокого стола, проговорили положенные нищие слова, выпили и через минуту оказалось, что беседовать им не о чем. Пять лет общения, а теперь даже не знали о чем толковать, кроме погоды. Вспоминать о том, что было общего в стенах скорбного дома Грише не хотелось. Женщина почувствовала это быстрей Гриши и сказала печально.

– Все, Гриша. Не будем друг другу настроение портить. Забудь ты к чертям собачим побыстрей, что с тобой было. Я думаю, ты в Москве хорошо устроишся, город богатый нынче, не нам чета. Да и мне другую работу предлагают. Будь здоров.

– Счастья тебе, Сима.

Гриша вновь принялся слоняться по городу, сходил в кино, но эти поминки напомнили ему, что он так все ещё и не сходил на могилу родителей, как то положено каждому человеку.

глава 15. Возвращение в Синий Свет

Поезд оказался очень неторопливый. На подьезде к столице, где-то возле Александрова простояли в ночи часа три, так что на Ярославский вокзал прибыли на рассвете. Почти не спавший в дороге Гриша уже составил по пунктам план своих действий, а потому сразу нашел телефон-автомат и без раздумий позвонил брату. Геннадий снял трубку после третьего гудка и Гриша сказал бодро.

– Гена, ты извини, что так рано! Это я, Григорий.

– Гриша?! – брат был так удивлен, что не смог скрыть своего потрясения.

– Да я, я!

– Куда ты пропал-то? – растерянно спросил Геннадий. – Нам же на кладбище сходить надо...

– Я про то и говорю! Давай прямо сейчас и пойдем! Встретимся где удобно. Я тебе расскажу про мои приключения.

– Подожди... Я сегодня занят по горло... Подожди. – он заговорил уверенней, будто собрался с мыслями. – Я сегодня на пару дней отьеду в одно место. В понедельник позвонить сможешь? Прямо с утра?

– Хорошо. Я тебе из Степановска позвоню.

– Откуда?!

– Да из Степановска, это под Москвой!

– Ладно, – вяло ответил Геннадий. – Буду ждать.

Оба положили трубки. Гриша решил, что перейдет ко второму пункту своего энергичного плана, а Геннадий все ещё сидел у аппарата в полной растерянности.

Возвращения Гриши он не ждал. Был уверен, что в течении ближайших лет его не увидит. Ситауция изменилась и следовало что-то предпринимать, чтобы управлять ею.

Кира вышла из ванной комнаты в коротком халате, едва прикрывающем бедра, и спросила игриво.

– Ты что это засмурнел с утра?

– Да так...

– Погода скверная! – тут же поставила она свой диагноз. – Весна в этом году затянулась до невозможности. Может махнем на недельку куда? В Анталию, или на Канары? Осточертела эта серая Московская тоска.

– Не до того мне теперь. Недели через две-три. Потерпи.

– Точно через две-три недели?! – встрепенулась Кира.

– Точно. Через две-три недели закончу большое дело. И хоть Канары, хоть Париж.

После некоторых колебаний Геннадий взялся за телефон и принялся звонить в Степановск, потому что никаких иных самостоятельных решений по выходу из возникшей проблемы не видел.

...День разгонялся не то чтоб солнечным, но светлым. Все в том же легком настроении Гриша миновал Главпочтамт, прошел под знакомую арку и уверенно раскрыл парадные двери дома во дворе.

А на лестничной площадке – замер. Вывеска, извещающая, что именно здесь помещается студия "Ориент-Арт" висела на месте, но беда заключалась в том, что по косяку была приклена лента с печатями. Ясно было, что вход запрещен, но Гриша все одно нажал на кнопку звонка.

Никто ему, понятно, не открыл и Гриша тупо топтался возле опечатанных дверей, пока сверху не спустилась согбенная старушка, которая едва взглянув на Гришу, сказала ехидно.

– Не звони, не дозвонишся! Допрыгался Мишенька! А ведь такие у него были приличные родители!

– А где Мишка Фридман?

– Как где? В казенном доме! Насуши сухарей, табаку купи да там его и спрашивай!

Старуха вышла во двор и Гриша поплелся за ней, прикидывая, стоит ли ему искать этот "казенный дом". Потом понял, что и Мишка Фридман пропал из его жизни, едва появившись.

Слегка растерянный, он вышел на улицу и через минуту пришел к выводу, что все обстоятельства упрямо толкают его все в тот же Степановск и сопротивляться им он не может. Этот пункт светился, словно маяк в бушующем море.

Он вернулся на вокзал и полупустая электричка донесла его до знакомой платформы за полчаса. И только когда Гриша вышел из вагона, неожиданно пришло соображение, что вряд ли его и здесь кто-нибудь ждет, вряд ли и тут он кому-то нужен. Потеряв утреннюю уверенность и решительный настрой, он побрел в город, почувстовал, что изрядно проголодался в пути и потому решил заскочить в знакомое кафе "Свирель", где его так приветливо встречали, казалось, год или два назад.

Кафе как раз открылось. Тот же швейцар принял куртку Гриши, а та же молоденькая официантка весело прошла сквозь ещё пустой зал и поздоровалась, как со старым посетителем.

Гриша присел к столу, заказал яичницу, а в ожиданиии её принялся пить томатный сок из кувшина.

Неожиданное появление в ещё пустом кафе Заварова было от чего-то настолько ожидаемо Гришей, настолько естественно предполагаемо, что он ничуть не удивился, когда тот энергично прошел через зал к стойке, оглянулся и воскликнул удивленно и громко.

– Нестеров?! Гришка?! Ты вернулся?... Без наручников? Невероятно!

Заварова сопровождал парень, какой-то вихляющийся и нелепый, более всего напоминающий клоуна. Как ухмылка этого парня, так и насмешливое удивление Заварова чем-то Гришу обидело и он ответил коротко.

– Приехал.

– А зачем?

– Я свою сумку в доме Аллы оставил. Там кое-какие вещи.

– А-а! Ну так сестры сегодня дома нет! Они на выходные уехали в Москву. Так что свидание не состоится! Приезжай в понедельник.

С точки зрения клоуна слова Заварова были искрометнейшей шуткой и он захохотал, что Гришу настолько изобидело, что он уткнулся в принесенную официанткой яичницу, прерывая беседу.

Заваров взял в баре бокал пепси-колы, словно забыл про Гришу, поболтал с барменшей, а клоун ушел, бросив на Гришу насмешливый, но внимательный взгляд.

Гриша с неожиданным огорчением подумал, что торопился сюда зря, а потому будет разумным вернуться в Москву, хотя и там неизвестно, что делать. Он уже заканчивал свою трапезу, когда Заваров, с тем же бокалом в руках, бесцеремонно подсел к нему и спросил напористо.

– Ну, расскажи, как закончились твои разборки в Ярославле?

Грише было непонятно, чем его так раздражал сегодня Заваров. Во всяком случае, быть с ним искренним не хотелось и Гриша буркнул.

– Я там не был.

– Как?... Не был?! – Заваров поставил бокал на стол, произнес понижая голос. – Ты испугался и не пошел в милицию утрясать дела? Тебя же довезли до Ярославля! Мне доложили!

– Не хочу больше в неволе томится. – все тем же отчужденнвм тоном ответил Гриша. – От милиции не отвяжешся, если они пристанут.

Заваров помолчал и спросил замедленно.

– Так ты, Григорий, там все-таки кого-то "замочил"?

– Замочил. – буркнул Гриша.

Несколько минут Заваров смотрел на него, словно о чем то размышляя, потом кривая улыбка передернула его тонкие губы и он проговорил едва слышно.

– А ты понимаешь, Гриша, что я, как законопослушный гражданин, обязан сообщить о тебе в соответствующие органы? То есть попросту сказать – сдать тебя в ментуру?!

Гриша помолчал, попил сок, потом сказал невыразительно и безучастно.

– Заваров... Давай так. Мы с тобой в расчете. Давай так: списали друг другу наши долги и мне от тебя ничего не надо.

– Что это я тебе был должен?!

Гриша укоризненно посмотрел ему в глаза:

– Десять лет ты мне должен. Которые я торчал в психушке. Мне этого не доказать, понятно. Но ты знаешь, кто убил матроса в Балтийском дурдоме.

Заваров ответил не сразу.

– Ты же все одно сгибнешь, дурак... Тебя поймают и повяжут.

– Чтобы поймать, ещё найти надо.

Заваров вдруг резко рассмеялся и встал.

– А какое мне, собственно, до тебя дело?! Живи как можешь, мне с тобой детей не крестить!

Он вернулся к стойке, а Гриша управился со своей яичницей, расплатился и вышел из кафе.

На сегодня все его дела в Степановске, не начавшись, закончились. Не в очень веселом настроении он двинулся к платформе. Он уже миновал границу города, входил в рощу, за которой начиналась железная дорога, когда со спины его окликнули.

– Эй, молодой! Ты куда хромаешь?

Гриша повернулся и увидел, что за ним поспешает ни кто иной, как дед Иван – в солдатском бушлате, в новых тяжелых, начищенных сапогах и со старым солдатским рюкзаком через плечо.

– Здраствуйте, – сказал Гриша. – А ыы куда?

– Домой, домой отваливаю! Хватит этих собачьих радостей! А ты что больше к нам не заходил? Ждут тебя там!

– Кто ждет? – приостановился Гриша.

– Да малой Петька тебя поминает и Аллка! Думают, что вовсе ты сгиб! Свечку в церкви за тебя поставили!

Дед Иван был явно под хмельком, по обыкновению орал во всё горло и говорил ли правду, или изгилялся, было, как всегда, неясно.

– Правда вспоминают? – недоверчиво спросил Гриша.

– А то? – заржал дед Иван. – Не иначе, как влюбилась в тебя деваха! И мальчишке по сердцу пришелся! Так что вертайся в собачий питомник и бери обоих в охапку!

– Так их же дома нет...

– Как это нет? Пять минут назад были! Куда они от своих зверей денуться?! Беги туда, жданным гостем будешь! При собаках тебя пристроят, из одной с ними миски жрать будешь! Но по мне это не жизнь!

Старикан, не сбавляя шагу, бодро двигался вперед, а информация его заставила Гришу остановиться.

– Подожди, дед! – позвал он в спину. – Алла и Петька точно дома?

– Брехать мне не по возрасту! Ты не сумлевайся – иди! Место мое освободилось, будешь там при собаках, при хозяйстве! Бывай!

Гриша растерялся. Зачем Заваров солгал ему, сообщив, что Аллы не было дома – было не то чтоб непонятно, но действия Заварова просто смысла не имели. С другой строны, настойчивые советы и посулы деда Ивана были не столько резонны, сколько представяли из себя попросту всплеск его вздорного характера. Вряд ли Гришу действительно так ждали в "собачьем питомники".

Он продолжал размышлять, пока не заметил, что в десяти метрах от него, возле покосившейся фанерной палатки, шла бойкая торговля пивом в розлив. Дюжины полторы мужчин с кружками и банками в руках сидели вокруг палатки на ящиках, бревнах, вели праздные беседы, курили – отдыхали, одним словом, на свой манер. Гриша понял, что ему нужна так же пауза для раздумья, он подошел к палатке, взял кружку пива и с ней отошел в сторонку, чтоб не навязался словоохотливый пивной собеседник.

После первого глотка прокисшего пива Грша пришел к выводу, что Заваров попросту не хочет его видеть. То есть не столько питает к нему какие-то неприязненные чувства, сколько через него, Григория Нестерова, не желает вспоминать об ООС в Балтийске и всего, что там случилось. Поначалу Гриша решил, что понял своего бывшего старшину, а потом подумал, что нужно будет всетаки найти Заварова и замириться с ним, поговорить, как мужчина с мужиной на чистоту. Тем более, что дед Иван уехал на родину и место в "собачьем питомнике" освободилось.

Гриша уже допивал свою кружку, когда от палатки, сильно хромая и приволакивая плохо сгибающуюся правую ногу, к нему подошел немолодой мужчина с помятым, но чистым лицом, ясными глазами. На нем был добротный темный пуховик и неожиданная элегантная белая кепочка, чуть сдвинутая на правое ухо. Мужчина остановился возле Гриши и спросил вежливо.

– Не возражаете, я рядом присяду?

– Пожалуйста.

Мужчина сел, поставил кружку на землю и сокрушеннно вздохнул.

– Ну и народ! Никогда в России-матушке не будет счастья! Никогда! Так и передохнем все пьяные и голодные!

– Что так? – улыбнулся Гриша.

Мужчина откинул полу пуховика и потянул из внутреннего кармана початую бутылку.

– Выпить немножко нет желания? Могу поднести.

– Нет. – ответил Гриша. – Пива хватит...

– Была бы честь предложена. – он ловко достал из кармана пару пластиковых стаканчиков и сказал тоскливо. – Я про что толкую? Предлагаю мужикам работу. Нелегкую, правда, серьезную. Но денежную, черт побери! И всего на пару-тройку недель! Две тысячи баксов! За декаду! И – не желают!

– Два тысячи долларов? За три недели? – с легким интересом спросил Гриша.

– Может и быстрей управимся. – мужчина вытянул свою несгибающуюся ногу. – Работать никто не хочет, а на жизнь жалуются! Америка им гуманитарной помощи не дает, свои отечественные воры все богатства растаскали! А сами пальцем пошевелить не хотят!

– А что за работа? – спросил Гриша.

– Простая. Копай глубже, кидай дальше. Но питание – за счет фирмы. Спецодежда, после вахты – стакан водки. – мужчина весело глянул на него из под мохнатых бровей, звонко щелкнул ногтем по стеклу бутылки. – Так не желаете немножко причаститься?

Гриша заколебался.

– Ну, если только немножко... А где работа?

– До работы – довезут! И общежитием обеспечат! Вы-то чем заняты? Судя по всему, не чиновник Госбанка?

– Да так, по всякому. – уклончиво ответил Гриша, а собеседник уже вручил ему в руки стаканчики, щедро плеснул на двоих и произнес дружески.

– Ну, за славау Отечества и наше здоровье!

Гриша ещё не донес стаканчика до рта, когда понял, что судьба сама за него самого предлагает ему чудесный выход из сложностей положения: работа, жилье, деньги. Основа быта. Когда это есть – все остальное лишь надстройка, укращающая жизнь. Когда есть этот фундамент, эта стартовая площадка Работа, Жилье, Деньги – можешь мечтать уже о чем угодно, о самом несбыточном, вплоть до сватовства к дочери японского императора. А можешь и не мечтать, существовать спокойно, созерцательно – лишь живи под крышей, работай, получай деньги.

Гриша запил пивом водку и спросил прямо.

– Что за работа, не обьясните?

Мужчина сразу посерьезнел, сдвинул кепочку на затылок, глянул Грише в лицо, спросил деловито.

– Документ есть?

– Есть кое-какой...

– Лопату в руках держать доводилось?

– Бывало...

Мужчина быстрым движением взял его руки в свои, осмотрел ладони, сказал огорченно.

– Э, брат, мозолей трудовых у тебя не наблюдается. Мне крепкие ребята нужны, рукастые.

Гриша вдруг заторопился.

– Так я не слабак! А если дело о лопате идет, так научусь!

– Научиться-то научишся, – засомневался мужчина. – Я чему хочешь научу... Но работа вахтовым методом. От семьи, от жены оторваться на неделю-другу придется...

– А у меня нет семьи! Мне отрываться не от кого! – обрадовался Гриша, удивляясь, кроме прочего, что так крепко и сразу захмелел всего от пары глоточков водки.

– Вот как? – мужчина засмеялся. – Ты меня Бригадиром зови. Вообще-то я маркшейдер, но это не по русски и долго выговаривать. А скажи-ка, тебя, часом, милиция не ищет? Нам такие не нужны.

Гриша смекнул, что надо быть честным, поскольу рано или поздно дело дойдет до его справок из больницы, военного билета и отсутствия паспорта.

– Милиция меня, кажется, не ищет...

– Кажется? – не скрывая язвительности спросил Бригадир.

– Нет. Не ищет. Но паспорта пока нет. Я в больнице долго лежал.

Бригадир крепко хлопнул его по колену.

– Ну, давай так! Начнем с испытательного срока! Выдержишь первую неделю – сработаешь срок до конца! Не справишся – извини, уйдешь без заработка, но и без долгов. Лады?

– Лады. – кивнул Гриша, а Бригадир облегченно перевел дух:

– Не перевелись ещё богатыри на Руси! Ну, посошок на дорожку и в путь! Дорога у нас не близкая.

– Погодите, – испуганно приостановил Гриша. – Так это не в Степановске?

– Не боись. Рядышком, считай, что Степановск без оптических приборов увидишь.

Через пять минут они вышли на дорогу и Бригадир приостановил.

– Не скачи, как борзой конь! Как видишь, из меня рысак хреновый с моим-то копытом. Мне ногу лет двадцать тому назад в забое шахты привалило. В Кузбасе. Плохо срослась, с тех пор и хромаю. Подождем, попутку подхватим.

Он остановился у края дороги и махнул рукой проезжающей иномарке. Та промчалась мимо, не сбавляя скорости.

– Ишь, зажрался народ! – сокрушенно заметил Бригадир. – Ни за деньги, ни за совесть, ни за милосердие человеку не помогут! Куда плывет родина, Гриша?

– Не знаю.

– То-то и он, что никто не знает! Если сейчас этот автобус не остановится – мы с тобой прямо поперек дороги ляжем! Скажешь, что у меня сердечный приступ.

Но зеленый небольшой автобус, типа "скорой помощи", но с какими-то рекламными символами по борту, остановился и водитель спросил из окошка.

– Куда едем, путники?

– По пути! – крикнул Бригадир. – Не обидим.

– Залазь в кузов!

Они прошли к задней, торцовой двери автобуса, дверь распахнулась и какой-то парень подогнал.

– Давай быстрей.

Первым забросил свою ногу в салон Бригадир, его подхватили и втащили внутрь. Гриша сунулся следом головой вперед и, едва оказался внутри, как что-то прошипело возле его лица, режущая боль хлестнула в глаза, дыхание тут же перехватило и, не успев даже охнуть, Гриша упал на дно кузова.

Но сознания он не терял, чувствовал, как захлопнулась дверь автобуса, машина рванулась с места, а на него, Гришу, кто-то сел верхом и тут же вставил ему в рот горлышко бутылки. Кисло-соленая жидкость с неприятным запахом забулькала в горле, Гриша пытался отплевываться, из глаз его текли слезы и, волей неволей, он делал крупные, пузырящиеся в гортани глотки.

Машина катилась по дороге, тряслась, а Гриша ничего не понимал. Не успевал он сделать несколько вздохов, как ему снова вгоняли в горло бутылку и он снова глотал неприятный напиток, пока мозг его не застлал полный и пьяный туман.

– Хватит. – прозвучал над ним голос Бригадира. – Хватит, а то подохнет. Проверь его по документам, точно ли того взяли, кого заказали.

Кто-то засмеялся, Гришу освободили, чужие руки обшарили его карманы. Он с трудом перевернулся, встал на коленки и упал, едва попытался вскарабкаться в кресло. Лежать на полу показалось много удобней. И покойней. Отчего-то вдруг стало весело. Ощущение времени, понятия о пространстве Гришу покинули начисто. Куда его везли, сколь долго – он не то чтоб не мог определить, а попросту плавал в мутных, теплых волнах бредового сознания, при котором на все было наплевать.

...Где-то монотонно и звонко падали капли. С интервалом в две секунды. Словно маятник старых часов стучал в темноте. Было тепло и тихо. Не хотелось даже двигаться, не хотелось думать. До слуха поначалу доносилась лишь капель, а потом, сквозь ритмичные удары, послышалось сопение нескольких человек.

Гриша разлепил глаза, но поначалу ничего не различил. Потом в сумраке обнаружил, что лежит на чем-то в замкнутом помещении – ни окон, ни дверей. Рядом, кроме его топчана – ещё четыре. На трех – укрытые одеялом тела спящих. Таких же неподвижных, как он. Над головой – тусклая лампочка... Лампочка – СИНЕГО ЦВЕТА!

Собственное тело казалось тестообразным, без скелета и мышц. Мозг уже вяло начал работать.... СИНИЙ СВЕТ!... Гриша попыталcя привстать, но оказалось, что правая рука его короткой цепью примкнута к железной койке. На которой он лежал. Он попробовал окликнуть своих соседей, но из горла вырвался только сиплый стон.

Невидимая капель продолжала звучать все так же монотонно, ритмичный звук убаюкивал, никакого сопротивления обстоятельствам тело оказать не могло, а разум вновь помутился.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАЙФ AND LIFE

глава 1. Собачье счастье.

К вечеру в пятницу проскочила информация, что последние собачьи бои этого зимнего сезона состоятся в субботу, на окраине Лосиноостровского заповедника. Заваров посоветовал Алле выставить на ринг питбультерьера Зомби, который до этого в серьезных схватках не участвовал. Алла засомневалась.

– Рановато ему еще...

– Пора, пора! – уверенно сказал брат. – Он у тебя закиснет. Если передержать, то потом никакой ярости не проявится.

– Молодой... Искалечат раньше времени.

Зомби сидел в вольере, равнодушно глядел на хозяйку и не подозревал, что решается его боевая судьба.

– Пусть лучше искалечат, чем вовсе слиняет. – сказал Заваров.

– Его можно просто продать, родословная хорошая. – колебалась Алла.

– Для того чтоб продать с родословной, нужно, чтобу него была парочка громких побед, сестрица! Родословную я тебе сейчас любую нарисуют, только заплати. А когда победа зафиксируется, то цена разом втрое увеличиться. Но, как хочешь. Ты хозяйка, тебе и решать. Мне все равно, но учти, что летом серьезных боев не будет. Жди тогда зимы.

Алла посмотрела на Зомби. Показалось, что пес приобрел лишний вес, слишком жирный для драки. Слишком.

– Ну так как, сестра? Или я за тобой завтра заезжаю, или...

Она все ещё не могла принять решения:

– Бойцовая собака без драки жить не может... Так же как борзая без гона. Та умирает от ифаркта, если не бегает. Но у Зомби победный опыт только со слабыми противниками. Запускать его разом в большую трепку... И хватка у него ещё слабовата. Да и вяловат он последнюю неделю.

Заваров засмеялся.

– А ты сделай ему перед боем хорошую иньекцию адреналина, так он на тигра бросится! И хватка проявиться.

– Этого ещё не хватало! – вспыхнула Алла. – Нет уж. И так дело не слишком почтенное, ты ещё наркотики перед дракой впрысни... Всё это плохо кончится, Виктор.

Заваров посмотрел на Зомби, потом на сестру и сказал задумчиво.

– Мне не столько не нравится дохлый Зомби, сколько то, что ты ходишь, словно в воду опущенная. Тебе надоел этот бизнес?

– Да. – после паузы ответила она. – Надоело, Витя. Как ты смотришь на то, если я всю псарню распродам?

Он глянул удивленно.

– А на что жить будешь?... Кормит дело все-таки.

– Я устала. – бросила Алла. – Дед Иван ушел, одной тут не управиться. – она отвернулась и спросила рассеяно. – А что этот Григорий...В Ярославль уехал и не появлялся здесь больше?

– Нет. – ответил Заваров. – Повязали его, наверное.

– Тут его сумка осталась с вещами.

– Я возьму. Если обьявиться, так отдам. – он лукаво засмеялся. – Чего это ты его вдруг вспомнила?

– Да так, – она сдержанно улыбнулась. – Странный парень. Какой-то заторможенный. И Петр все клянчит: "когда дядя Гриша приедет?".

– Замуж тебе надо. – убежденно произнес Заваров фразу, ставшую между ними привычной. – Ну, мой совет такой. Если тебе этот собачий бизнес уже поперек глотки, то сворачивай.

– А дальше что? – безнадежно спросила она.

– Дальше?! Ого-го! Дальше у меня рисуются большие перспективы! Если одна затея выгорит, то я помогу тебе завести конюшню!

В последние дни брат очень изменился, как приметила Алла. Он стал сдержанней, менее пижонист. Удивительно, но он почти перестал материться! С братом что-то происходило, к сестре он, правда, был всегда добр, но чтоб пообещать конюшню – это уже слишком по царски.

– Ты серьезно?! О конюшне?

– Да. Раскручиваю одно дело. За месяц-другой проверну. И если раскрутим – заведешь конюшню, прокат, спортивную секцию. Хоть конный цирк. Большого навара на этом деле вряд ли поимеешь...

– Витька! Мне много не надо! – Алла заволновалась. – Буду брать лошадей на содержание, детскую секцию открою! Осточертели мне эти собаки с их кровавыми драками!

Заваров на мгновение задумался, потом сказал решительно.

– Ладно, давай так сделаем. Завтра отвезем на бои Зомби. Если выиграет, под эту сурдинку тут же начнешь распродажу всей своей псарни. Ну, а проиграет – потерпишь ещё немного.

– Но тогда нужно, чтоб противник у него был достойным.

– Подберем.

Они вышли из вольеров и Заваров двинулся к своей машине, но по дороге вспомнил.

– Да! Дай мне сумку этого растяпы.

– Он мог в серьезные неприятности вляпаться? – спросила Алла.

– Аллка, ну кто из нас по нонешним временам в любой момент не может попасть в переделку?! Тем более мужик, отсобачивший в психушке десять лет? Ромка довез его до Ярославля, землятресения там не было, наводнения тоже, вулканы не извергались. Должен быть жив.

– Он обещал написать, если что...

– Из тюрьмы или зоны сразу писать не разрешают. Напишет, когда сможет.

– Хорошо бы. – она неловко улыбнулась. – Знаешь, меня все-таки как-то волнует, чтоб с этим великовозрастным дитем чего не случилось.

– Да? – подавил удивление Заваров и искоса, недоверчиво взглянул на сестру. – Он же вовсе придурочный, Алла.

– Может быть, но...

Алла не договорила и пошла кормить собак. Зомби встретил её угрюмым взглядом красных глаз и вялым помахиванием голого хвоста.

...Около шести часов утра к месту собачьих боев уже прибыли все, кому было положено: владельцы собак и около сотни заранее азартных зрителей-любителей.

Противника Зомби почему-то сразу не подобралось. Прибывшие на бои питбули быстро распределились между собой по парам, а Зомби остался не при деле. А тут ещё разгорелся и общий скандал – обнаружили, что сюда, в укромный уголок Лосиноостровского заповедника, пробрались двое парней с телекамерой. Бить их, соглядатаев и шпионов, принялись тут же – без выяснения личностей и принадлежности к какому-либо ведомству. Устроители собачьего ристалища колошматили парней с камерой очень старательно и увлеченно, поскольку считали, что шпионы подосланы милицией. Владельцы собак тоже били мерзавцев, потому что полагали, будто застукали гунявых плакальщиков из Общества Охраны животных. Просто зрители, выдавая колотушки парням, вымещали на негодяях свою ненависть ко всем программам телевивидения, которые всюду суют свой нос и не дают приличным людям культурно отдохнуть. Одним словом – все имели претензии человеку со сьемочной телекамерой в руках.

Скорей всего парней забили бы до смерти или около того, если б у одного из них не обнаружили студенческий билет, из которого стало понятно, что он лишь учится в Киноинституте. И уж вслед за тем, побитый мальчишка пояснил, еле шамкая разбитым ртом, что хотел отснять всего лишь курсовую работу. Каким-то чудом ему не успели разбить дорогую видеокамеру. Ретивые мордобойцы усовестились, наиболее авторитетные посовещались и, поскольку половина из них сами когда-то учились в институтах, (знали, сколь важна для студиуза курсовая работа) – снимать на пленку собачьи бои разрешили. Но договорились, что лица в толпе брать будут только на общем плане и, желательно, – не в фокусе. Этот вердикт утвердили и двое офицеров милиции, подошедшие ко времени. На этой раз милиция разгонять общего собрания не стала – автомобили правил стоянки не нарушали, запрещения пребывать в этом месте парка не было, так что офицеры (получив скромные подарки) приказали всё мероприятие уложить в два часа: чтоб к девяти утрам здесь духу не было – ни людей, ни собак, ни автомобилей.

Публика прибывала самая пестрая – от владельцев дивных "кадиллаков" и "чероки", которые выползали из своих лимузинов в шубах из натуральных мехов, до замызганых завсегдатаев ипподрома, прибывающих на зрелище в муниципальном траспорте. Получалось, что пёсиков-собачек любили все – и дамочки, благоухающие "шанелью", и забулдыги источающие из себя тяжкий дух перегара.

Один из знакомых организаторов боев попросил Аллу официально взять на себя роль фельдшера-наблюдателя при ристалище, так, по его словам, будет солидней – профессиональный собачий доктор в минуту, когда песики-собачки начнут рвать друг друга на части.

– Твое профессиональное присутствие, Алла, придаст нам официоз и респектабельность. – уговаривал организатор. – А то нас за кровожадную шпану держат.

Но Алла отказалась – не из неприязни к работе, конечно, а из-за частых конфликтов вокруг и после таких боев. Конфликтов не между собаками, естественно, а между их владельцами – в этой сфере случались схватки порой ожесточенней звериных. А доктор получался для всех один: собаке зашей ухо, а хозяину вправляй выбитую челюсть.