Текст книги "Злой город (СИ)"

Автор книги: Александр Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Вот только Чернигов, когда до него добрались Валахи, гудел от неслыханной вести. В двадцатом веке сказали бы – от сенсации: гонец из Курска сообщил, что Серая слобода не просто устояла. Под ней пало всё татарское войско, направленное царём Батыгой на покорение придонских половцев. Хан Котян со всем своим воинством ударил по татарам, осадившим слободу. Да так крепко ударил, что все они полегли.

– Три дня половцы мёртвых хоронили. Добычи столько взяли, что ежели бы не пойманные татарские кони, увезти не смогли бы.

Скрипел от злости зубами боярин Алексей, но сделать ничего не мог. Надежда оставалась лишь на то, что враги его сами обессилели изрядно, и теперь можно их едва ли не голыми руками взять.

Уже в Курске стали известны подробности, донесённые пограничным воеводой из крепости Оскол. Два дня татары осаждали Серую слободу, на приступы ходили, да только всего-то добились того, что полторы или две дюжины смогли в посад ворваться.

– Из мёртвых татар целый вал у стен слободы сложился. Высотой в два человеческих роста. Половина татарского войска полегла, а вторая пораненная была. Огненными стрелами да громами разили слобожане ворогов, несметное число побили ими даже в стане татарском. Потому половцы их и легко одолели.

Даже если и врут слухи (а старый дружинник знает, как любят люди преувеличить, чтобы усилить значимость победы), то очень уж неприятная новость. Для него лично неприятная. Одна надежда – врут слухи и про то, что слобожан пало всего-то меньше трёх дюжин. Не может быть такого соотношения потерь, просто потому, что не может быть никогда. И с большой долей вероятности многие из тех, кто тогда, зимой, отбил «в пустыне» нападение отряда Валаха, теперь лежат во сырой земле. Либо при смерти от полученных ран.

Юрий Святославич, конечно, зело обиделся на господина, так вольно распорядившегося его поселением. Да только, помня, чьей милостью он сам избежал участи князя-изгоя, супротив благодетеля слова не молвил. А потому дал наказ Валаху не доставлять под стражей боярина Андрея на суд княжий.

– Народишко наместника былинным богатырём почитает, потому трогать его сейчас неуместно. И раз послал тебя Михаил Всеволодович, съезди в слободу, посмотри, правду ли пограничная стража донесла. Но ежели жив и здрав боярин Андрей, а сил для защиты слободы у него достаточно, то без прямого указания Великого Князя своего слова о назначении наместника я менять не буду. Ну, а ежели недостаёт там людишек, начинай вывозить всё, чтобы татарам или просто лихим людям тамошние богатства не достались. Особливо оружье, оружье их, молнии мечущее, нам потребно.

Дружинников своих Юрий Святославич не дал, сославшись на то, что Великий Князь приказал ему готовить войско для похода на литву.

– А охотников собрать я не возбраняю. Сколько наберёшь – все твои.

Пришлось раскошеливаться, добирая к страже, с которой сын ездил собирать оброк, ещё три десятка оружных. Не говоря уж об обозе, с которым проблем не возникло: соседние рязанские земли разорены, курские товары в них покупать некому, потому и готовы владельцы телег да саней за малую мзду ехать куда угодно и с кем угодно, лишь бы платили. Вот и получилось, что около сотни работников (надо же кому-то те железные дома разбирать да прочие диковины в слободе собирать) и шесть десятков обозных при таком же количестве стражников двинулись по дороге на юго-восток от стен Курска.

Фрагмент 19

35

Рязанские земли фактически обезлюдели. Если по пути на север монголы, чтобы излишне не обременять себя полоном, угоняли в степи только красивых женщин и мастеровых, то, возвращаясь в кочевья из-под Козельска, гребли уже всех, до кого могли дотянуться. А что? Спешить им уже ни к чему, тысячные толпы пленных не задержат стремительные броски конницы. Зато воины, славно «потрудившиеся» в сражениях с урусутами, теперь могут почувствовать себя богачами, захватив побольше невольников. Сабли, стрелы и аркана избежали очень немногие русичи, успевшие укрыться в дебрях.

Обезлюдели рязанские земли, но не до конца. Кое-где жизнь теплится: выходят люди из лесов, посадили хлеб, восстанавливают разорённые поселения. Даже кое-какие князья, по слухам, объявились и дружины сбирают. Но мало, очень мало где. Зато волки обнаглели: так и норовят ночью напасть на посольских коней, пасущихся неподалёку от стоянки.

Да, после памятного совещания в Серой крепости было решено послать посольство к Ярославу Всеволодовичу, пригласившего мастеров с Дона в свои владения. Возглавил посольство Михаил Нестеров, а сопровождать его выделили Крафта с одним из его «ментов», в которые переквалифицировались бывшие «братки». Ну, и десяток воинов из новой дружины Коловрата во главе с бывшим пограничником Ефремом. Этакий тонкий намёк: ты, княже, не единственный, под чью руку мы можем уйти, если у нас не заладятся отношения с нынешним сюзереном. Евпатий ведь и не скрывал, что в Серой крепости он не навечно, как только полученная при её обороне рана подживёт, так и отправится вместе с дружиной в Рязань. А пока, по старой дружбе, часть её сопроводит слобожан во Владимирскую Землю.

Первое «многолюдье» попалось только в Коломне, очень памятной Алексею по тяжёлому бою с охраной Кадан-хана. И, нужно сказать, тут помнили и его, и Горыню, того самого воина, что привёз «грамотку» от Владимирского князя. Потому и расспрашивали, как да что было после их отъезда. Расспрашивали, дивились разгрому татар у Серой крепости, звали боярина Евпатия править восстанавливаемым городом, поскольку «перевелись князья, так пусть хоть воевода у нас будет».

– Не мне такое решать, – вздохнул Крафт. – Но боярину я ваши слова передам, когда вернусь в слободу.

А дальше пошли тем самым путём, которым двигалась дружина Коловрата – на разорённую Москву, потом к Дмитрову. По требованию Алексея, решившего побывать у окончательно сожжённого укрепления на Баран-горе, где произошёл её последний бой. Задержались, похоронили кости боевых товарищей, навеки оставшихся лежать на этой высоте: монголы просто бросили тела убитых врагов гнить среди руин. И лишь после этого повернули к Владимиру.

К стольному граду вышли через Юрьев-ПольскОй, от которого остались только часть обгоревших стен да разорённый внутри, но полностью сохранившийся снаружи белокаменный храм, украшенный рельефами с ликами животных, грифонов и святых. Ну, и очень незначительное число жителей, занимающихся восстановлением города, осталось. От них и узнали, что Ярослав Всеволодович развернул бурную деятельность по возрождению разрушенной столицы: со всей Владимирской Земли собирает плотников, чтобы срубить новый кремль над рекой Клязьмой вместо сожжённого татарами.

Начал, правда, «самый старший из русских князей», вовсе не со строительства города, а с набора дружины вместо утраченной его братом в сражениях под Коломной и на реке Сить: немного гридей он привёл из Киева, недостаточно для обороны своих владений. Эти новобранцы и встретили «посольство». С недоверием, поскольку пришло оно вовсе не той дорогой, по которой должно было идти с Дона. Но разобрались, услышав, что «заместитель главного посла» воевал вместе с уже ставшим известным во Владимире боярином Евпатием на Баран-горе.

Немолод князь, сорок восемь лет ему, но крепок и умён. Потому и принял незнатных послов без спеси: о Серой слободе наслышан изрядно, а на днях ещё и вести с юго-запада получил, что под нею было наголову разбито тридцатитысячное татарское войско. Неслыханное по нынешним временам дело! Вон, брат Георгий не сумел устоять с войском и равной по численности татарской силе.

– Хитростью побили али силой силу переломили?

– И тем, княже, и другим. Сперва два приступа отразили, положив да поранив немало татар, а потом по ним половцы хана Котяна ударили, с коими мы заранее сговорились, – признался Нестеров.

Пришлось рассказывать о том, как всё было. Начиная с визита в Серую крепость мурзы Сарыбаша, с которым ещё зимой и договорились о плане разгрома оккупантов.

– Нехорошо получилось, что за спиной Юрия Святославича с половцами сговорились, да только не хотел он и слушать про то, что татары тронут его земли. Вот и пришлось с чужаками договариваться, раз собственный князь остался глух к нашим предостережениям. Ему, видите ли, Михаил Всеволодович велел верить, что татарские послы обещали не трогать черниговских владений.

– Татарские послы? – удивился владетель Владимира. – А точно они были у Михаила?

– Были, княже. Сам Юрий Святославич о том нашему предводителю, боярину Андрею, поведал. Потому Михаил Всеволодович никакой помощи Рязани и не дал.

Вряд ли такое известие было новостью для Ярослава. «Видимо, проверяет, насколько мы осведомлены о делишках князей», – подумал Чекист, уловив некую мимолётную неискренность в поведении хозяина. Вот только после разгрома Владимирской Земли смотрится такой поступок его союзника не как мелкая интрига, а совсем по-другому. К тому же, до князя могли слухи доходить, а отсылка к словам черниговского вассала – это куда более серьёзная «улика», чем сплетни. Потому Ярослав Всеволодович и «замял тему», быстренько свернув разговор к переселению слобожан в свои владения.

– Ежели ваш боярин тебя и твоих людей ко мне послал, значит, не против он уйти вместе со всеми вашими людишками под мою руку? Или какие-то другие задумки у вас, слобожан, имеются? Когда можно будет ждать вас во Владимире?

Дело Великий Князь замыслил не очень благородное, по сути, украсть у союзника очень ценный ресурс, потому и беседовал с послом с глазу на глаз. Но союз союзом, а своя рубашка ближе к телу, и ежели не понимает Михаил Всеволодович, что за богатство у него в руках находится, то почему бы не прибрать это богатство к своим рукам? Вот только что-то кочевряжится этот посол.

– Не всё так просто, княже, с нашим переездом в твои владения. Людей перевезти – четверть дела. Три четверти – перевезти то, без чего они тебе пользу принести не смогут.

– Наслышан я про ваши запасы доброго железа. Неужто ты думаешь, что Владимирская Земля оскудела настолько, что у неё не найдётся людей их сюда доставить? Или вы собираетесь каменные стены да дома свои разбирать?

– И не в запасах железа дело, – вздохнул Михаил. – Дома и на новом месте срубить несложно, а стены наши, хоть и стали бы подспорьем в укреплении Владимира, уж точно не перевезти.

Пришлось рассказывать хозяину о том, каким невиданным способом обрабатывается железо в Серой крепости. Про механический молот, кующий копья да мечи, про пилораму, распускающую брёвна на доски, про печи, выжигающие уголь и известь, про механизмы, пашущие землю и сеющие зерно, которые встанут без топлива.

– Не на один год такой переезд затянется. Ох, не на один! А тут, как ты нам отписал, ещё и недруга нашего Михаил Вячеславович нам шлёт.

И надо же такому случиться, прервали их разговор вестью о том, что из Смоленска гонец со срочной вестью примчался.

Что за весть? Да кто ж его ведает? Только сразу же недосуг стало Ярославу Всеволодовичу. Хотя, конечно, Нестеров, знающий летописную историю, заподозрил, что преставился Святослав Мстиславович Смоленский, а вместо него сел на стол брат Всеволод Мстиславович, доселе правивший в Герсике на Двине.

36

Тяжело дались Алексею Валаху все эти путешествия: сначала в Чернигов, из него в Киев, потом обратный путь до Курска. А после недолгой передышки в Курске – ещё и на самую окраину княжества, к ненавистной Серой слободе. И чем ближе он к ней подъезжал, тем больше в нём копилось уверенности в том, что, взяв в ней власть, не оставит он и камня на камне от этого поселения. За всё отомстит! И за унижение сына, и за разлад с курским князем, случившимся из-за упрямости здешнего наместника, и за полученное увечье, и за мучения, пережитые в дальнем путешествии. Сам, не дожидаясь княжеского суда, будет пытать боярина Андрея и его подопечных. Так пытать, чтобы ни один живым до Курска не дошёл. Прочих же в холопов обратит, как пленных мятежников, взбунтовавшихся против воли Великого Князя Михаила Всеволодовича.

Но главное – отомстит за недобрую славу, которой он теперь пользовался в весях и сёлах, через кои проезжал возглавляемый им караван. Докладывали дружинники и боевые холопы, что за глаза, шепотком, величают здесь Валаха «Алёшкой-татем». И ни от кого иного, кроме слобожан, такое прозвище пойти не могло.

Караван тянется медленно: телеги да пешие работники сильно снижают скорость передвижения. Потому и весть о нём бежит, опережая путников. И повсюду, где они ни появятся – кривые взгляды и шепотки за спиной: мол, мстить слобожанам Алёшка-тать отправился. И сожаление: не будут больше купцы проезжие торговать добрым слобожанским железом, всё жадный тать к рукам приберёт.

Это бесило больше всего: меньше года назад его дружину воспринимали как защитников, княжьих людей. А теперь – только как воров-разбойников. И сочувствуют не боярину, пострадавшему за честь великокняжескую, а каким-то самозванцам. Правда, удачливым, если слушать байки про разгром татар.

По дороге к Серой слободе от татар эти веси да сёла почти не пострадали. Так, пропали некоторые мужички, случайно оказавшиеся на пути степняков, быстро движущихся на полдень, на половцев. Знали о том, чьими они жертвами стали, наткнувшись на следы огромного конного войска. Знали, но не боялись: войско прошло и сгинуло под Серой, о чём уже не раз сказывали гонцы, едущие из крепости Оскол в Курск. Потому и двигались без опаски как сами смерды, так и люди боярина.

– Ты, Путята, примечай, где нас не любят, – шипел сыну боярин. – С тех выход зимой будешь драть в три шкуры. За язык их длинный.

– Примечаю, тятя, – не менее отца злобствовал откупщик, у которого свои счёты к слободе.

Самыми тяжёлыми для бывшего княжьего дружинника оказались последние дни пути. По тем местам, где из-за близости Дикого Поля опасаются люди селиться. Вот и приходилось не в избах на ночлег становиться, а средь чистого поля. Даже в богатом шатре спать приходится не на кровати, а на брошенных наземь конских попонах, с которых ему вставать тяжко. Думал уже прогнать ночью какого-нибудь возницу с телеги, чтобы облегчить свою участь, да честь боярская не позволяет пренебрегать шатром. «Ничего, в слободе лучше будет. Сказывают, там дома громадные, а кровати удобные. И даже по нужде во двор выходить не нужно», – мечтал Алексей.

И вот с опушки леса вдалеке стали видны серые стены. Значит, и нелёгкому для калеки пути скоро конец. И злоба, взлелеянная за полгода, выплеснется на недругов.

Вот только, едва длинная вереница людей и телег вытянулась из леса, самые глазастые заметили, что ворота как посада, так и самой крепости, закрылись за вбежавшими в них последними людишками, ковырявшимися до того в огородах, разбитых у посадского частокола и серой стены. В общем-то, естественная реакция обитателей селения, расположенного на самой окраине «обитаемых земель», на появление незнакомых вооружённых людей. Вот только Валах и в этом нашёл негатив: недобро встречают здешние людишки посланника самого Великого Князя Киевского и Черниговского!

– А это что за дым? – обратил внимание сын на поднимающийся столб где-то к западу от каравана.

– Сигнал. Сигнал пограничной стражи о том, что вороги близко, – скрипнул зубами боярин, изрядно повидавший подобного за время службы в княжеской дружине.

И завертелось! Охрана, и без того двигавшаяся настороженно (места дикие, ожидать в них можно всяких неожиданностей), принялась проверять оружие и подгонять людишек в изрядно растянувшейся колонне. Те, в свою очередь, обеспокоенно оглядывая окрестности, потянулись к припасённым на всякий случай дубинам, кистеням, топорам, рогатинам.

Сгрудились. По крайней мере, резко сократили дистанцию между телегами, а пешие подтянулись ближе к колымагам. Вроде и идти до стен слободы осталось немного, не больше часа, да вот только за тот час степная конница вполне способна одолеть расстояние в четыре-пять раз большее.

– Упаси, Господи, от татар безбожных! – крестился кто-то из нанятых рабочих.

– А может, то не татары, а половцы? – с надеждой глянул на одного из приблизившихся охранников возница телеги, рядом с которой шагал работяга.

– Так ведь с половцами у нас мир. Вон, сказывают, даже татар тут, под Серой слободой вместе с ними били.

– Мир у нас с Котяном. Да Котян, как татар побил, на закат двинул, к бродам через Днепр, – пробурчал едущий рядом дружинник. – Только за Доном в Диком Поле и других половецких племён навалом. Ушли котяновы, на его земли другие могли прийти, коих татары прижали. Ох, ты! Точно половцы. А ну-ка, быстро телеги в круг!

Около сотни всадников вывалились из-за рощицы, отстоящей на полторы версты.

– А может, добежать до слободы успеем? – засуетился малодушный возница.

– От конного ни пеший не убежит, ни ты на телеге, – отрезал дружинник. – В круг телеги, я сказал!

Степняки сгрудились, кто-то, видимо, из старших, принялся махать руками, распределяя роли. А потом, рассыпавшись цепью, конники быстро разогнались, перейдя в галоп.

Лёгкая конница, ясное дело, при равной численности в сабельной рубке одоспешенным дружинникам и нанятым стражникам проиграет. Да вот только половцев почти в полтора раза больше. И начали они не с сабель, а пустив тучу стрел. Потому и повалились наземь некоторые русские ещё до того, как визжащие противники врезались в их редкую цепочку. Причём, не все врезались: с пяток, сумев перескочить через телеги, начали рубить тех, кто прятался за повозками. Не подряд, только пытающихся обороняться.

Как ни вертелись половецкие удальцы, а сабелька «не пляшет» против длинной дубины-ослопа, рогатины и доброго топора. Забили. А кто-то, подхватив у лежащих на земле степняков их луки, принялся ссаживать и тех, что рубились с охраной каравана.

Лязганье металла о металл, шум, вопли раненых. За этим всем и не заметили, как от слободы мчится самобеглая повозка, сопровождаемая двумя десятками воев на конях. Обороняющиеся не заметили. А половцы, повинуясь крикам старшего, прыснули прочь, к той самой рощице, от которой и пошли в атаку. Отступили, но не разбежались, перестроились, чтобы плотной кучей атаковать растянувшуюся подмогу. Да вот только самобеглая повозка встала, кусок крыши её откинулся и что-то загрохотало, сверкая огнём. И посыпались, кто с коней, кто вместе с конями, половцы.

Утекло человек десять, которых никто преследовать не стал.

– Кто такие? – крикнул из люка «уазика» Беспалых, когда машина подкатила в очень потрёпанной охране.

– Боярин Алексей Валах с сыном ехали к вам, – поднялся на ноги дружинник, до того склонявшийся над лежащим на земле телом.

Капитан, лицо которого и без того искривлено шрамом, чуть не сплюнул от досады.

– А мы их сопровождали. Да только…

– Что?

– Тяжко ранен боярин. А сына его, Путяту, и вовсе половцы до смерти порубили… Вели срочно боярина Алексея в слободу отвезти да лекаря к нему прислать. Плох он.

– Не подохнет ваш Алёшка-тать. Вместе с остальными ранеными доедет. А подохнет – так туда ему и дорога!

– Да как ты смеешь о боярине так говорить⁈ – схватился за меч воин.

– Радуйся, что рук марать об этого вора не хочу.

– Уж попомнит тебе твои слова боярин! И я попомню!

– Так, значит, со спасителями своими говоришь? – прорычал бывший десантник. – А ну, разворачивай оглобли! Откуда приехали, туда и вертайтесь! Простой люд пущу в посад, лекаря пришлю, от половцев обороню. А ни тебе, ни боярину хода к нам нет. Грозиться он мне ещё будет!

Фрагмент 20

37

– Вот же сука подлючая!

А это уже Фофан не удержался, когда Серый рассказал об итогах визита пограничного воеводы к Валаху. Теперь уже и он настаивал на том, чтобы «грохнуть» говнюка.

– Запретил нам это делать воевода, – зло пробурчал Беспалых. – Прямо сказал, чтобы никакого вреда ему не причиняли. Да он сам ещё раз скажет, когда придёт сюда. С Евпатием переговорит и придёт.

– Что-то задерживается…

– Мало ли, какой у них разговор. Могли и надолго засесть что-нибудь обсуждать.

Никифор, Путята и сопровождающие их пограничники пробыли в слободе три дня. Не только с «отцами города» и Коловратом разговаривали, но и с прибывшими вместе с Валахом охранниками и нанятыми работниками. И так уж получилось, что двинулись в обратный путь вместе с бывшим княжьим дружинником, которого погрузили в сани, чтобы не растрясти верхом или на телеге. Не пустые уезжали, с боеприпасами для пограничников, сложенными во вьюки. Это, собственно, и было официальным поводом для поездки в Серую крепость.

А на следующий день – новая делегация. На этот раз из Коломны. Только не к Андрону, а к Коловрату. Звать его править городом.

– Не княжьего я роду для такого дела, – пытался отнекиваться боярин.

– А где ж нам князей для этого взять? Один Ингварь Ингваревич и есть на всё Рязанское княжество, а граду нашему без правителя никак.

Всё-таки менталитет у людей тринадцатого века отличается от того, к которому привыкли в веке двадцатом. В «родном» времени просто собрались бы толпой, да и выдвинули кого-нибудь из имеющихся в наличии «хозяйственников», а не стали бы придумывать, кого из знати со стороны привлечь к управлению городом.

– Без его воли я на такое не пойду. Будет княжья воля – сяду у вас наместником.

Уговоры уговорами, а Евпатий на своём стоял: как князь решит, так и будет.

– Тогда мы с тобой в Рязань поедем, на колени перед Ингварем Ингваревичем упадём!

В общем-то, в ситуации, когда стольный град в руинах, а князь с очень уж малой дружиной в него вернулся, даже те полторы сотни воев, которых успел набрать Коловрат, тому серьёзной подмогой будут. Вряд ли монголы заново сунутся в Рязанские Земли, опустошённые до предела. Но ведь и другие враги у рязанцев имеются. Вон, обиженный ими несколько лет назад эрзянский князёк Пургас может воспользоваться моментом и отомстить за былой разгром. В отличие от Пуреша мокшанского, он не пошёл на поклон татарам, в дебри лесные увёл своих воинов, чем их и сохранил.

Снаряжения и оружия для дружины рязанцев не пожалели. Они ведь монголов не только в своих землях били, но и Серую слободу помогли удержать. Даже пяток арбалетов с добрым запасом болтов выделили. Без разницы, где их боярин использует: в Рязани или в Коломне. Главное – будет именно у его отряда вундерваффе, способное поражать латного врага на приличной дистанции. Удобное, мощное, лёгкое, значительно более скорострельное, чем применяемые в это время крепостные «самострелы».

С отъездом всех гостей в посаде сразу же стало пусто. Даже два десятка отказавшихся ехать с Валахом работников и возниц (раз не выгорело у них заработать на «мародёрке» слободы, так они решили в ней подработать у других нанимателей) да дюжина долечивающихся раненых ситуацию с «наполняемостью» не исправили. Тем более, летняя пора, огородные работы, рыбалка, охота, на которые люди на целый из посёлка разбегаются. За исключением тех, кто постоянно на «высокотехнологичном производстве» занят.

А высокотехнологичное по этим временам многое. И электрометаллургия, в которой Борода погряз, и пережигание в специальных печах древесины на уголь, и обжиг известняка на низкосортный (другого из-за низкокачественного сырья не получается) цемент. Но самое главное – производство стекла, с которым очень и очень намаялись, прежде чем научились выдувать «пузыри», а потом из них делать толстый стеклянный лист. Мутный, неровный, окрашенный из-за наличия примесей в песке, но, за неимением лучшего, и такой за счастье вставить в окна посадских домов.

Помимо штукофена, из-за недостатка руды (и в этом монголы нагадили, распугав людей в Курском княжестве!) используемого лишь время от времени, Барбарин соорудил ещё и вагранку – печь для переплавки чугуна. Именно из него, называемого в это время «свинским железом», и было решено отлить стволы пушек, стреляющих дымным порохом. Некоторое количество чугуна образуется и при плавках, да и, добавив в тигли с кричным железом древесный уголь в необходимом количестве, чугун можно получить. Когда появится этот самый порох и накопится достаточное количество нужного металла. Пока же Борода экспериментировал, отрабатывая технологию литья в форму на основе песка.

Впрочем, к середине июля курские и переяславские купцы «раскачались». И руда пошла, и кричное железо в обмен на науглероженное «тигельное». И даже свинца пару пудов из Переяслава привезли. А вот с серой… Полтора кило.

– Курам на смех! – пробурчал Минкин, относя на склад мешочек с небольшими жёлтыми кусками серы, который пришлось купить по цене, лишь вдвое дешевле серебра.

Ну, да. Судя по пропорции приготовления дымного пороха, всего-то на пуд готового продукта. Если удастся на такое количество накопить селитры: «бродильный чан» с нечистотами – тоже экспериментальная «установка», и каким будет выход селитры, пока неясно. Зильберштейн сейчас пристраивает каморку в бане, которую будут зимой отапливать, чтобы химическая реакция не прекращалась с похолоданием, но насколько процесс эффективен, выяснится лишь к сентябрю, как утверждают химики.

Но это всё потом. Сейчас же Андрона больше беспокоило то, что ребята, уехавшие во Владимир, задерживаются. Расчётные сроки их возвращения уже минули, а мужиков всё нет и нет. Хотя, конечно, задержки в пути могут быть самые разные, не обязательно связанные с фатальными неприятностями…

Из-за этой задержки в голову лезут дурные мысли. А что, если с Ярославом Всеволодовичем не удалось ни о чём договориться? Выход из подобной ситуации только один: просто драпать. Не обязательно во Владимир. Несколько лет до того времени, когда ханы снова начнут устраивать набеги на уже разорённые земли, имеется, а за это время можно будет подготовиться к обороне на новом месте. Монголов ведь слобожане разозлили основательно, и те, рано или поздно, непременно появятся под стенами Серой крепости. Для того, чтобы сравнять её с землёй. Любой ценой, не считаясь с потерями.

Куда драпать? Можно куда-нибудь в Пронское княжество, можно к Коломне, где, с некоторой долей вероятности, всё-таки обоснуется добрый знакомый, боярин Евпатий. Хотя это, конечно, далеко не лучший вариант, поскольку уж Коловрату-то Батый тоже постарается отомстить сполна. А можно и к Москве, которая в это время деревня деревней, податься. Там ведь речки, которые в двадцатом веке либо в трубы загнали, либо превратили в ручейки-переплюйки, всё ещё вполне годятся, чтобы генератор крутить. Даже Неглинка, не говоря уже о Яузе.

Самое надёжное было бы, конечно, податься в Господин Великий Новгород. Монголы туда не добрались прошлой зимой, не доберутся и впоследствии. И правит там сам Александр Невский, от которого и пойдут все русские цари, правившие вплоть до восшествия на престол Михаила Романова. Только далеко ведь туда добираться, зараза! Несколько месяцев в пути придётся колыхаться.

Вон, Вовка Лесников тоже что-то маракует. «Ход конём», как он выразился. Но что именно – так и не рассказывает. Выпросил пару листов нержавейки со склада, соорудил какой-то маломощный станочек и жужжит им в своём «кабинете».

– Если всё получится, то будет у нас оружие, которым мы от любой монгольской орды отбиться сможем. Хоть от тридцати тысяч, хоть от ста тысяч, – темнит по поводу своей задумки Фофан.

Впрочем, зная, как у старого друга башка варит, вполне можно предположить, что изобретает он нечто сногсшибательное. Только получится ли воплотить это в жизнь? Или всё-таки придётся ноги уносить, побросав многое из того, чем уже запаслись обитатели Серой крепости?

Но это уже к зиме решать, основываясь на известиях из Орды: там ведь ситуация после пирровой победы над Русью совсем не та, о которой в привезённых из «родного» времени летописях написано.

38

Больше всех радовался возвращению «делегации», ездившей во Владимир, Алексей Алексеевич. Полуницын. Сын Крафта. Сперва, конечно, подичился, когда «главмент» подхватил его на руки, но потом, приглядевшись и узнав отца, разулыбался и принялся от восторга сучить ножками.

Задержались ребята из-за спешных дел, навалившихся на Ярослава Всеволодовича из-за смерти смоленского князя. Не очень-то устроил «старшего из русских князей» брат преставившегося Святослава Мстиславовича, вот он и окунулся в интриги, а чтобы «послы» не скучали, предложи им поездить по окрестностям Владимира, выбрать место для будущей промзоны.

– Присмотрели?

– Есть пара мест, которые подошли бы для того, чтобы реку перегородить, – не очень-то весело вздохнул Нестеров. – Пять-шесть километров от города.

– А чем тогда недоволен?

– Людей нет, чтобы этим заниматься. Ярослав городские стены восстанавливает, все силы на это бросил. А попутно – ещё и сгоревшие дома в городе приходится заново строить. Людей на нашу стройку сможет выделить только когда всё это закончит. А к зиме ещё и в Смоленск воевать собрался.

– Ты хоть с ним просветительскую работу провёл, чем ему все эти войнушки могут обернуться? – скривился Минкин.

– Провёл. Только он ссылается на обязательства перед Мстиславом, который тоже гонца прислал и настаивает на этом походе. Политика, чёрт бы её побрал!

К концу августа в крепость снова наведался Полкан. С новостями из Степи.

Не зря Андрон посчитал завоевание Северо-Восточной Руси пирровой победой Батыя. В сражениях Батый потерял почти две трети армии и теперь его войск едва-едва хватает на то, чтобы гоняться за повстанцами, поднявшими головы в Булгарии, Башкирии и Нижнем Поволжье. Даже волжско-донское междуречье полностью зачистить от половцев пока не получилось. Хотя, конечно, это – всего лишь дело времени, поскольку разгромленные половецкие племена монголы не вырезают, а насильно включают в своё войско. Плюс с востока, из зауральской Великой Степи и Средней Азии продолжают прибывать подкрепления. К зиме наверняка междуречье останется за ними, а там и на правый берег Дона конные отряды переправятся.

«Хлопок дверью» Котяна монголы оценили. Как поведали новые соседи из числа половцев и купцы (не зря же крепость Оскол прикрывает важнейший брод на пути в Юго-Западные княжества), Батый поклялся, что Котян умрёт в страшных мучениях, как бы далеко он ни сбежал. Когда командующий силами, направленными на завоевание «закатных земель», накопит войска для этого.

А вот с этим у Батыя не очень-то хорошо складывается. Дело в том, что в данном варианте истории потери ордынцев оказались вдвое выше, чем в «предыдущем». И «тогда» ему понадобилось два года между походами на Северо-Восточные и Юго-Западные русские княжества, чтобы снова довести численность войска до тех же примерно 140 тысяч, с которыми он вышел к началу прошлой зимы к границе Рязанской Земли. Ну, да. Были в этом временнОм промежутке и то же самое подавление мятежей, и набеги на Муромское и Переяславское княжества, которые не обошлись без потерь. То есть, в год к Батыю прибывало 30–35 тысяч пополнения. Теперь же, чтобы добиться такого же результата, надо где-то добывать не меньше полусотни тысяч. Либо отказаться от похода на Муром.