Текст книги "Злой город (СИ)"

Автор книги: Александр Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Злой город

Фрагмент 1

Интродукция

Доктор технических наук в свои сорок пять считал себя немолодым, но историк был старше его лет на семнадцать. Не так давно он прославился громкой находкой каких-то артефактов, принадлежавших некоей неизвестной высокоразвитой цивилизации. Вот только эти находки сразу же засекретила госбезопасность, и присутствие при разговоре целого полковника из этой спецслужбы наводило на определённые мысли. Вот только начался он с темы, никак не относящейся к неизвестным цивилизациям. Можно сказать, с хорошо известной, тщательнийшим образом описанной в учебниках истории темы, изучаемой ещё в начальных классах.

– Как вам известно, во время нашествия Батыя в Древней Руси было захвачено и разорено множество городов из известных нам трёхсот сорока, упоминаемых в летописях. Многих эта цифра поражает, но она, повторяюсь, вычислена на основании записей в летописях. Многие мои коллеги склоняются к тому, что данная цифра неполная, поскольку городами в ту пору назывались даже самые крошечные, но обнесённые укреплённой стеной, а какие-то могли и не упоминаться либо упоминаться в других, не дошедших до нашего времени летописях. Ведь летописание было распространено достаточно широко. Можно сказать, в каждом княжестве писалась собственная летопись, которые впоследствии становились источниками для создания новых, обобщённых, данные из них объединялись, компилировались, менялись в угоду новым властителям. Ну, и гибли в многочисленных войнах и непременно сопровождавших их пожарах.

Часть погибших городов впоследствии была восстановлена на прежнем месте, часть – на новом, но множество городов так и осталось только на страницах немногих летописных сводов, дошедших до наших времён. Мы можем только очень неточно прикидывать, сколько городов реально существовало на самом деле, поскольку летописи разных княжеств, естественно, описывали события, происходившие именно в этом княжестве или касающиеся его. Поэтому, скажем, закладка какого-нибудь городка в Рязанском княжестве, смена его правителя, будь то какой-нибудь наместник или даже лицо княжеского рода, или уничтожение этого населённого пункта могли не найти отражения в, скажем, Смоленских или Новгородских летописях. Кроме того, дошедшие до нас списки летописей, чаще всего являются сводами, выборками важнейших событий, а не подробными описаниями всего происходившего на той или иной территории.

Огромное количество этих памятников древнерусской исторической литературы погибло как при самом нашествии, так и в более поздние времена, в более поздних войнах. И это нанесло исторической науке просто непоправимый вред. А ещё лишило нас возможности изучать, что представляли собой эти княжества, как и где в них жили люди. Представьте себе, у нас даже нет точных сведений о некоторых князьях, правивших в тех или иных удельных княжествах, поскольку они в разных летописях упоминаются под разными именами.

– А разве такое возможно?

– Представьте себе, да. Поскольку эти люди по тогдашнему обычаю имели два или даже более имени. Крестильное и «обычное». К примеру, при рождении мальчику дали имя Ярослав, а при крещении он стал каким-нибудь Афиногеном. И разные летописцы упоминают их под разными именами.

Но вернёмся к теме нашей встречи. Конечно, археологические раскопки, в какой-то мере, позволяют нам частично восстановить картину жизни наших предков. Делаются всё новые и новые открытия. Например, уже сейчас число найденных археологами домонгольских городищ превышает количество упомянутых в летописях. Доходит до того, что в научной среде ведутся жаркие споры о том, какое именно древне городище соответствует тому или иному городу. Подчас, на это «звание» претендует по два, три, четыре найденных и раскопанных городища, носящие явные признаки уничтожения именно в первой половине тринадцатого века.

В то же время, некоторые летописные города и поселения мы не можем найти, не имея упоминания об их точном местонахождении. Просто за счёт того, что за столетия изменился ландшафт, или в этом месте позже селились люди, перепланируя местность под свои текущие нужды. Особенно активно этот процесс шёл во времена, когда Московское царство начало заново осваивать пространства, некогда разорённые Ордой. А бывало такое, что города, при взятии которых монголы понесли наиболее серьёзные потери, уничтожались до основания.

Ярчайшим примером такого города является Рязань, в которой завоеватели до основания снесли все каменные строения. И даже те, которые строили на месте этого крупнейшего русского города вернувшиеся на это место люди. Так, на данный момент на месте бывшей Рязани имеются лишь руины церкви четырнадцатого века и несколько скрытых под землёй фундаментов, а село Старая Рязань, где они селились, стоит не в границах древнего города, а там, где находился его посад.

Наверняка вы помните, что был полностью уничтожен и небольшой городок Козельск на севере Черниговского княжества, оборона которого продолжалась практически два месяца. Именно его хан Батый назвал «злым городом» из-за потерь, которые понёс при осаде. А потому приказал уничтожить всех его жителей от мала до велика и сжечь городок дотла.

Но только специалистам известно, что «злых городов» во время того похода на Руси оказалось два. Вторым стала Серая Слобода, в трудах арабского средневекового летописца завоеваний монголов Рашида-ад-Дина называемая также «Серой крепостью». Причём, они подступались к этому городку дважды, и оба раза несли огромные потери. И при первой обороне «Серой крепости» погибло сразу четыре потомка Чингиз-хана, включая старшего брата Батыя, хана Орду. Напомню: всего во время нашествия на Русь погибло шесть Чингизидов, два из которых, младший сын основателя Монгольской империи Кулькан и внук Кадан, пали в Коломне, во время и вскоре после сражения объединённым рязанско-владимирским войском.

– Да, я помню: получившего ранения в том сражении Кадана чуть позже добила дружина Евпатия Коловрата. За это Батый направил на её уничтожение чуть ли не пять тысяч воинов, и они уничтожили воинов Коловрата едва ли не поголовно. Именно из-за нехватки этих войск у монголов Владимир смог продержаться целых две недели. Но я слышал, что «Серую крепость» многие считают мифом.

– Пожалуй, можно было бы с вами согласиться, если бы не упоминание о ней в одной из Смоленских летописей, в основу которой легла утраченная Курская летопись. Причём, весьма примечательное упоминание. А ещё – несколько абзацев в трудах Рашида-ад-Дина. Его считают едва ли не придворным историком иранских Чингизидов, оставивший очень ценные сведения и о самом «Потрясателе Вселенной», и о его детях и внуках, и об их походах. Сведений очень ценных из-за множества подробностей, которыми нас не очень-то балуют русские летописи.

Мы очень долго искали место, где стояла эта слобода, чтобы подтвердить или опровергнуть этот «миф». Ситуация осложнялась тем, что её местонахождение в источниках даётся очень приблизительно: «на высоком обрывистом берегу близ впадения реки Воронеж в Дон». И многие исследователи склонялись к тому, что речь идёт о береге реки Воронеж. Другие, наоборот, считали, что под этим подразумевается правый берег Дона, как известно, представляющий собой череду прибрежных меловых и известняковых холмов, прерываемых лишь небольшими промежутками ровной местности.

Вторая сложность – упоминание Рашида-ад-Дина о том, что после взятия «Серой крепости» монголы не просто сожгли все строения в ней, а ещё и засыпали место, где она стояла, песком, камнями и солью, чтобы стереть даже память об этом «злом городе». И не сразу засыпали, а только через два года, когда они разграбили и разрушили то, что не сгорело.

А добыча им досталась просто богатейшая. Нет, не золото, серебро, меха или драгоценные камни, а железо. Столько отличного железа, что они вывозили его два года. Железо они добывали даже из каменных стен, которым был обнесён этот городок, площадью всего четыре гектара. Представляете, какая диковинка? По всей Руси стены крепостей деревянные, из камня строят лишь очень немногие храмы в крупнейших городах, столицах Великих Княжеств, а где-то на самой границе с Диким Полем – крепость с каменными стенами. Да ещё и армированными железом.

– Так может, это не русская крепость, а построенная намного раньше какими-нибудь хазарами? Или итальянская фактория? Кто там перед нашествием монголов «осваивал» Причерноморье? Венецианцы или генуэзцы?

– Нет, дорогой мой, не хазарская, не генуэзская и не венецианская. К тому же, даже венецианцы и генуэзцы на тот момент не армировали каменную или кирпичную кладку железом. Просто в силу очень высокой стоимости железа в ту пору. К примеру, простенький меч из слегка науглероженного кричного железа, выкованный сельским кузнецом, стоил столько же, сколько стоила корова. А за добротный меч из углеродистой стали уже нужно было отдать от четырёх до шести коров.

К сожалению, оригинал летописи до нас не дошёл, он погиб во время пожара Москвы в начале девятнадцатого века. Но там было написано, что крепость сия «взялась ниоткуда Волею Божьей», а поставили её «в одночасье» «русские люди, вернувшиеся из заморских краёв». Интересно, не правда ли?

Так вот, тот же Рашид-ад-Дин пишет, что жители крепости за очень короткий срок, менее пяти лет, прославились непревзойдённым умением изготавливать «лучшую сталь» и оружие из неё. Железа у них было огромное количество. «Даже дома имели железные», а также «приручили железных драконов», нанёсших татарам просто невероятный ущерб. Эти драконы «метали огонь, наводили ужас на воинов своим рёвом и разили молниями». Пожалуй, это упоминание драконов и вынудило многих моих коллег относиться к словам араба не просто скептически, а как к пересказу какой-то народной волшебной сказки.

Но сказка сказкой, а железо из «Серой крепости», напомню, монголы вывозили два года. И были среди него такие изделия, что татары смогли лишь с трудом переместить их к обрыву, чтобы сбросить в воду, поскольку никак не могли поделить их на куски, пригодные для дальнейшей перековки. Имелись среди добычи и непонятные диковинки, ни материала которых, ни назначения араб назвать не может. Именно не может, а не ленится перечислять. А потому и связывает её обитателей с «дьявольскими силами», которые использовали жители крепости для борьбы с ордынцами.

Как считают многие исследователи, именно катастрофические потери армии Батыя, дважды понесённые под «Серой крепостью», не позволили ему продвинуться в Европу дальше Венгрии, куда он пришёл, чтобы добить половцев, сбежавших от него с ханом Котяном. Рашид-ад-Дин ссылается на то, что поход Батыя «к Последнему морю» был прекращён из-за известия о смерти кагана в Каракоруме. Но простое сопоставление дат, называемых в европейских хрониках и приводимых в источниках восточной литературы, показывает, что первые монгольские тумены начали отходить из Венгрии на восток примерно в те же дни, когда случилась эта смерть. То есть, предводитель похода чисто физически не мог знать о том, что каган умер. Если, конечно, сам не использовал потусторонние силы в качестве этаких средств связи со столицей, находящейся за тысячи километров.

– Или сам не организовал смерть кагана…

– Исключено! Смерть была естественной, не неожиданной, а последствием долгой болезни, описание которой очень напоминает рак.

Так вот, вернёмся к поиску легендарной крепости. Нами были найдены минимум три городища, которые по местонахождению могли бы претендовать на её «звание». Одно на территории нынешнего Воронежа, другое выше него по течению одноимённой реки, а третье – немного выше по течению Дона, рядом с современным селом Семилуки. Но ни одно из них не подходит под описание «Серой крепости». Городище в Семилуках, хоть и носит следы пожара, но было намного меньше летописной крепости, в культурном слое на его территории вообще не наблюдается никаких следов пребывания монголов. Кроме того, огорожено оно было лишь частоколом, а никак не каменными стенами. Как и городище на территории Воронежа. Они оба, к тому же, были брошено населением без сражения. Обычные сельские поселения без малейших следов высокоразвитого даже не металлургического, а просто кузнечного производства.

Намного больше подходят под понятие крепости остатки укреплённого поселения близ села Рамонь на реке Воронеж. Но они выстроены на части более древнего городища, сначала покинутого обитателями, а через несколько десятилетий снова заселённого. И рядом с ним найдены следы крупного сражения, в котором пало очень много русских воинов. Дискуссия о том, что это за место, пришла к выводу: скорее всего, это и есть место первого сражения рязанских полков с монголами, так называемая «битва на реке Воронеж» рядом с одноимённой пограничной крепостью. Но не «Серая крепость». Остатки деревянных стен мои коллеги нашли. Но Деревянных, а не каменных, как написано в хрониках. И никто не засыпал пожарище камнями, песком и солью: городище враги просто захватили, сожгли и пошли дальше на север. В земли Пронского княжества.

Пожалуй, легенда так и осталась бы легендой, если бы не случайность. На территории одного из учебных заведений города Семилуки, построенного рядом с одноимённым селом, решили обновить сооружения спортивной площадки. И, копая яму под штангу футбольных ворот, наткнулись на странный серый камень, очень уж напоминающий по структуре бетон. Благо, преподаватель истории, работавшая в учебном заведении, настояла на вызове сотрудников исторического факультета Воронежского университета. И, представьте себе, те подтвердили, что это действительно бетон, пролежавший под землёй несколько сотен лет.

Сначала, конечно, они решили, что произошла ошибка, и «камень» попал в это место случайно, как строительный мусор при строительстве учебного здания. Но попытки откопать его дали сенсационный результат: он являлся частью довольно крупного фундамента. Долго рыться в бумагах не пришлось, и архивы показали, что на этом месте никогда ничего не стояло: город-то молодой, первые серьёзные постройки появились только в нашем веке. Интереснее всего оказалось то, что блоки фундамента не заливались на месте, а произведены по стандартным размерам промышленным методом и смонтированы в единую конструкцию. А ещё – сверху носят следы сильного пожара. В одном из проёмов кладки из блоков имелись превратившиеся в ржавую труху следы подвода каких-то труб, изготовленных из железных сплавов. Мало того, внутри пространства, ограждённого кладкой фундаментных блоков, помимо углей и золы этого пожара, нашлись осколки сантехнического фаянса, кафельной плитки и спёкшиеся куски какой-то пластмассы.

– Я бы подумал, что это «наследили» какие-то инопланетяне. Вы что-то упоминали про «в одночасье построивших каменную крепость русских людях, вернувшихся из заморских краёв».

– Я не хочу давать прямого ответа на ваш вопрос. Но покажу вам нашу следующую находку, из-за которой и раскопки были засекречены, а вам пришлось давать подписку.

Тряпка была сдёрнута с отдельного столика, и под ней оказались два металлических листа с выгравированными на них буквами и цифрами.

– Похоже на нержавейку, – потрогав край одного из них, лежащего к нему «вверх ногами», качнул головой инженер. – Только очень, очень долго пролежавшую в земле.

– Как установила экспертиза, она и есть. Вот, видите на уголке след от работы напильника? Металлические опилки мы сдали на экспертизу даже не в одну, а в три лаборатории, не поясняя, откуда они взялись. И все три дали одинаковый результат: нержавеющая сталь марки 08×18Н9. Ну, а ради содержания текста, выгравированного на этих листах, товарищи из госбезопасности и привлекли вас, специалиста по физике процессов, вызываемых высокочастотными излучениями.

Фрагмент 2

1

Зимняя дорога до Курска – это снег, снег и снег. «Белое безмолвие», как в другом мире выразился Джек Лондон, описывая реалии Аляски. Это для уроженца тёплой Калифорнии такая обстановка была шокирующей, а Андрей Минкин родился в Средней полосе России, и снежных зим на своём веку повидал немало. Правда, основная часть его жизни прошла в городе, пространства, когда за целый день вокруг не увидишь ни единой населённой людьми деревушки, ни единого ветхого строеньица, и для него в диковинку.

Правда, такое было только в первые два дня пути, пока не выбрались с окраины княжества, граничащей с Диким Полем. Потом начались леса, в которых деревушки, веси, как их называют в это время, стали попадаться довольно часто. А между ними – не снежная целина, по которой с трудом продираются верховые и упряжные лошади, а относительно неплохо наезженные стёжки.

Если бы не обоз, гружёный изделиями мастеров Серой слободы, можно было бы добраться и быстрее. Но раз уже условились с Прохором двигаться вместе, то так и приходится делать. Всё-таки груз везут ценный, требующий охраны от «лихих людей» и вообще тех, кто, стоит зазеваться, непрочь запустить загребущую лапу под рогожку, укрывающую сверху гружёные сани. Инстинктивно, как они считают. Особенно – во время ночёвки на этаких прообразах постоялых дворов, где и купцы останавливаются, и княжеские либо боярские вои, и крестьяне из соседних весей и сёл.

Весть о караване, с которым едет «сам» княжий наместник Серой слободы, опередила Минкина на пару дней. Так что никаких «допросов с пристрастием» (кто такие, откуда, что везём?) в городских воротах ему и его людям устраивать не стали. А дождавшись, пока весь обоз подтянется и «рассортируется», повели ту его часть, что предназначена для князя и его дружины, в «детинец».

Допросов не чинили, но в глаза бросилось то, с каким высокомерием глядят на приехавших «ближние дружинники»-бояре, попавшиеся на пути уже во внутренней крепости-детинце. Весь их вид выражал несказанные, но читающиеся на лицах слова: «что за грязь тут под ногами путается?». Настолько откровенно, что Андрон даже ошалел попервости.

Ситуацию разъяснил мордвин.

– А кто ты для них? Без роду, без племени. Сегодня – княжий наместник, а завтра князь передумал, и ты никто, пустое место. За ними за каждым – род, связи, происхождение, а за тобой ничего и никого.

Василий Васильевич, стоящий рядом, только принялся виновато хлопать глазами, когда Минкин на него глянул.

– Простите, Андрей Иванович, и на старуху случилась проруха, – пробормотал он, оттаскивая начальника за рукав. – Думал, статус человека из будущего в здешнем обществе будет выше какого-нибудь боярского. А видите, что получилось…

– Вижу. И это правда, что я в их глазах… не человек?

– Ну, не то, что не человек, а… в общем, куда ниже по статусу чем они, практически смерд… Только вы не расстраивайтесь, исправлю я это дело!

– Да как, блин, исправите, если всем уже известно, что я из простолюдинов⁈

– Немного не так, Андрей Иванович. Я ведь был на тех переговорах с тысяцким, помню, что вы ему сказали: «люди князем назвали». А из какого сословия – ни слова не произнесли. Доверьтесь мне! Князь ведь вас примет явно не сегодня, и на встрече с ним я дело и поправлю.

Впрочем, всё случилось куда раньше, когда тысяцкий явился принимать доставленное из Серой слободы да отдавать приказания о том, куда определять наместника на постой.

– Негоже, Фёдор Юрьевич, человека знатного на постой к дворне слать! – покачал головой «лоханувшийся» историк.

– Знатного? – взлетели вверх брови военачальника.

– Именно! Пра-пращур нашего Андрея Ивановича, Козьма Минович, почти четыре века до того, как мы во владениях Юрия Святославича оказались, Землю Русскую от ляхов спас, за что Великий Князь Всея Руси Михаил Фёдорович пожаловал тому чин думного боярина да право именоваться не токмо по имени, но и «-вичем». Мефодий Кузьмич, сын Кузьмы Миновича, правда, только стольником государя был, но сам видишь: древен и заслужен его род, при государях состоял. Не княжеского рода наш наместник, но и не простолюдин. А ты его – к дворне!

И зачесал тыковку тысяцкий: разговор-то у них, действительно, только княжьего достоинства Минкина касался, а не происхождения вообще. Правда, так просто не сдался, «между делом» задав Толику Жилину вопрос, кто такой Кузьма Минин. Ну, тот и ответил в рамках школьной программы. Ясное дело, о дальнейшей судьбе нижегородского купца он не помнил, но соображения Фёдора Юрьевича вполне хватило, что такие подвиги не остаются без благодарности государей. В общем, нашлось место для Андрона в более «презентабельных» покоях, чем помещения для дворни. В отличие от прочих сопровождающих.

Задача тысяцкого, конечно, заключалась вовсе не в размещении гостей, а в приёмке того оружия и боеприпасов, что доставил караван. И тут вылез какой-то хрен лет за сорок, худощавый и чернявый, принявшийся «гнать» на то, что из слободы Серой привезли негодные сабли, наконечники копей и стрел, арбалеты и болты к ним. Особенно злобствовал по поводу «самострелов» невиданной им конструкции. Чуть ли не пена изо рта летела, так он разошёлся. При этом было видно, что пенёк этот – достаточно влиятельный, сам тысяцкий к нему прислушивается, не говоря о сбежавшихся на скандал рядовых молодых дружинников. Хотя те, конечно, взглядов злопыхателя по поводу качества калёных наконечников, явно не разделяли.

– Дозволь, Фёдор Юрьевич, при тебе показать, насколько «плохи» наши самострелы, – разозлился Минкин.

– Князю покажешь, – поморщился тот. – Ежели он пожелает с тобой говорить.

– А может и не пожелать? – сразу же упало настроение Андрона, совсем не ожидавшего столь холодного приёма.

– Может. Советчиков у него много, и кои, как Алексей Валах, советуют гнать тебя прочь и оброк на вашу слободу наложить вдвое, а то и втрое, – кивнул воин на чернявого.

Алексей Валах, значит. Папочка того хамоватого откупщика, которому у стен Серой крепости дали от ворот поворот. Тогда всё встаёт на свои места. И злопыхательства по поводу качества оружия, и взгляды, полные ненависти, и не очень доброе отношение со стороны части дружинников, видимо, находящихся под влиянием авторитетного старшего товарища.

– Но ты-то, тысяцкий, видишь, что добрые наконечники да сабли мы привезли?

– Я-то вижу. И словечко своё перед князем замолвлю. И за самострелы тебе спасибо: не каждый мастер их сделать способен, потому и мало их даже у Великого Князя. Только, как я говорил, у Юрия Святославича без меня советчиков вдосталь.

Вечером в покоях, выделенных Андрею Ивановичу и Василию Васильевичу, состоялось совещание «в узком кругу». Третьим был Жилин, которому Минкин после той истории с битым «Хаммером» доверял, как самому себе.

– Слышали, что тысяцкий говорил? Тогда вопрос один: что будем делать, если Валах его «перекукует», и нам задерут оброк? Кстати, Василий Васильевич, а такое князь может устроить ни с того, ни с сего?

– Князь – лицо самовластное, что хочет, то может и воротить в отношении подданных. И налоги может назначать произвольные, и прислать их сборщика на постоянной основе, и отряд дружинников в полсотни человек «для охраны» поселить на постоянной основе. И нам их кормить придётся.

– Вот и делай людям добро, – пробурчал Анатолий.

– А отказаться от этого можно?

– Это уже будет называться мятежом, Андрей Иванович. Со всеми вытекающим последствиями.

– Да какие там последствия? – отмахнулся наместник. – Сколько князь сможет послать вояк на наше усмирение? Ну, две-три сотни. Что, не отобьёмся от них? Да и не до того ему скоро станет: монголы вот-вот на юг повернут и по краю его владений пройдут, разоряя всё, что на пути окажется.

– Ну, да. Ну, да. А потом – поход Черниговского князя на Смоленск после смерти тамошнего правителя. Только людей переводят, ироды, вместо того, чтобы силы против Батыя копить! Вот только, Андрей Иванович, куда нам продукцию девать, если мы взбрыкнём? Война войной, а экономика экономикой.

2

– Держись, братан. Немного уже осталось.

Евпатий только молча поглядел на Крафта, пытающегося его морально поддержать. Плохо ему. Очень плохо. От огромной стрелы осадного станкового арбалета, насквозь пробившей воина, стоявшего впереди боярина, не защитила ни кольчуга, ни бронежилет, который заставил Коловрата надеть Алексей. Не свой, погибшего днём раньше Михи Артиста, тоже отправившегося с «бригадиром» в качестве подмоги «партизанам». Спасло лишь то, что стрела всё-таки успела потерять убойную силу и вонзилась в грудь русской легенды всего сантиметров на семь, переломав пару рёбер. Да вот только перевязку впопыхах сделали кое-как, и боярин потерял много крови.

Два дня стоянки под разорённой Коломной, где после схватки с личной охраной Кадан-хана пришлось схоронить почти четверть дружины, дали и пополнение. Невеликое, всего-то до сотни сабель, но, как любил повторять Полуницын, «на безрыбье и сам раком встанешь». Схоронить почти четверть и оставить на излечение в окрестных деревеньках почти столько же. Серьёзные потери, очень серьёзные. Но всё равно намного меньшие, чем понесли враги.

Нет, Коловрат не рванулся вслед основным силам Батыя, ушедшим на Владимир. Пошёл к Москве – «щипать» тех, кто оказался небоеспособен после штурма будущей столицы России, давшегося оккупантам тоже нелегко. Если судить по времени осады. А потом в сторону Ярославля. Пошёл и не пожалел, поскольку по пути дружина порубила не менее трёх сотен врагов. Кого из числа оставленных на лечение в русских деревеньках, кого из охраны русских пленников, а кого из числа фуражиров и грабителей.

Но вести всё равно доходили тревожные. И дело даже не в захвате владимиро-суздальских городов, которые, как знал Алексей, всё равно будут взяты и разорены. Батыя взбесила гибель Кадана, и он направил на поиски дружины Коловрата две тысячи отборного войска из окружения самого отмороженного чингизида, хана Бури, в известной истории умудрившего «загрызться» по поводу главенства над войсками с самим Бату-ханом. Тем более, Кадан и Бури совместно командовали войсками, разорявшими западную часть Рязанского княжества, было Бури-хану за кого мстить «коловратовцам». И теперь эта орава широкой облавой пыталась нащупать «прищемивших хвост» монголам «партизанам».

Сложно сказать, как удалось это сделать степнякам. Может, вышли на следы большой группы воинов (такие никак не «заметёшь»), может, перехватили раненых, отправленных после боя «в тыл», а может, допросили крестьян из тех деревень, по которым проходила дружина. Но авангарды войска Бури-хана нагнали её неподалёку от реки Яхрома по дороге от Москвы к Дмитрову.

Пока бились с тремя сотнями, нагнавшими отряд с юга, примчался посыльный из охранения с докладом о том, что до полутысячи конных на подходе со стороны Дмитрова. А поскольку рубка только закончилась, пришлось снова выстраиваться в оборонительный порядок и встречать лихую конную атаку степняков, решивших смять русичей, не успевших окончательно изготовиться к новому бою.

Вот только атаковала вовсе не тяжёлая панцирная конница, а лёгкая, вооружённая лишь луками да саблями и защищённая кожаными панцирями да стёганными халатами. Хотя, честно говоря, эта одёжка на основе обыкновенной ваты, именуемая тегиляями, тоже довольно неплохо держит сабельный удар, пусть и фактически бесполезна против бронебойной стрелы.

Рубились около часа, гоняя и без того уставших коней по сугробам. И дождались новой вести об ещё одном отряде, движущемся с юга. А уж встречать его на окончательно заморенных лошадях, значит, однозначно обречь себя на поражение.

Пришлось отходить на юго-восток, за реку, над которой на высоком холме торчал частокол то ли брошенного, то ли разорённого поселения. Хорошо, хоть этот тын, торчащий на вершине, имеющей название Баран-гора, не сгорел.

Пока полтысячи уцелевших в бою воинов укрепляли пролом на месте ворот городища, именуемого Вышгородом, за речушкой Комариха, где полдня кипел бой, зверствовали татары, вырезая раненых, которых не удалось забрать с собой. У Крафта в глазах темнело от ненависти и желания расстрелять каждого, кто этим занимался. Расстояние плёвое, не больше полукилометра, и даже близящиеся сумерки не помеха. Но… Полсотни патронов к СКС, оставшихся в запасе, не то количество, с которым можно реализовать такое желание.

По-хорошему бы, едва стемнеет, сняться и уйти через лес на восток или юго-восток по гребню кряжа. Вот только на измученных конях далеко не уйти. Так что пришлось ждать утра, глядя на костры, горящие под Баран-горой за Комарихой и Яхромой.

Наутро состоялась попытка первого штурма. С двух сторон, с севера и запада. Но стрел у дружинников было достаточно, а склоны Баран-горы крутыми, и попытка захлебнулась. Через деревушки, расположенные к северу, ордынцы уже проходили по пути к Дмитрову и Владимиру, так что населения там почти не оказалось, гнать впереди себя с лестницами некого. Пришлось им, прячась за деревьями, обстреливать защитников навесным огнём. Дело долгое, нудное, но, тем не менее, приносящее результаты. Так, собственно, и погиб Артист, получивший стрелу на излёте в район сонной артерии. Последний из товарищей Крафта, ушедших вместе с ним воевать в дружине Коловрата: Сене Груздю прострелили ногу, задев кость, ещё под Ольговом, и он уехал в Серую крепость на санях.

Хуже было то, что часть татар теперь торчала и юго-восточнее укрепления, мешая отходу. Если прорываться, то сначала придётся вырезать их, а там к ним и подмога подоспеет.

К вечеру – новый штурм, тоже отбитый, но увеличивший счёт раненых и погибших дружинников. А к утру ордынцы доставили те самые арбалеты с двухметровыми стрелами-жердями, при попадании не только раскалывающими надвое колья частокола, но и разящими человека, прячущегося за ними.

Посмотреть на работу «артиллерии» явился какой-то шибко большой монгольский начальник, на которого Полуницын не пожалел патрона. Как бы не сам хан Бури, судя по толпе прихлебателей вокруг него. Правда, задубевшие руки чуть подвели, и пуля из винтовки ударила монгола не в грудь, а в плечо. Зато, пока вокруг него суетились, унося подальше, добил по тем самым прихлебателям остатки магазина.

После этого татары полезли на штурм всей толпой, не считаясь с потерями. Отбиться отбились, вот только в рубке, завязавшейся уже внутри частокола, уцелело всего-то сорок девять человек, из которых не получили раны то ли трое, то ли четверо. Там, в этой схватке, и закончились патроны к «Глоку» и почти закончились автоматные, используемые в СКС. А сразу после этого и прилетела та самая стрела, убившая одного из товарищей и тяжело ранившая Евпатия.

Потери, понесённые ордынцами, были тоже огромными. Но новый штурм даже имеющимися у них силами однозначно будет последним. Вот и объявили те дружинники, что не выдержат дальний путь верхом на коне: