Текст книги "Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский"

Автор книги: Александр Вельтман

Глава X

Не буду описывать пустынного пути чрез Мизраим и Халдею, чрез землю Иуды, выше Соленого озера, в котором погрязли Сава, Адама, Содом и Гумра, потом чрез пустыни Годмати в пределах счастливой Гебрии, или Иберии…. Тут я вспомнил слезы Абулбега Ибн Салеха об Андалузии[78]78
  Земля Божия.


[Закрыть].

«Все, что цвело, увяло! смертный, не соблазняйся жизнию!

Судьба по предопределению разбивает броню, об которую раздробились мечи и копья!

Где могучие владыки Йемена? где их венцы, осыпанные драгоценными камнями?

Где власть Джудада над Ираном, где могущество племени Азазонов?

Где сокровища гордого Харуна?

Что сталось с Адмом, Джудадом и Куштином?

Они не отразили бедствия, и погибли!

Рок обратил лице свое к Дарабу – и он повержен; рок обратил лицо свое к Козрою – и его не защитил дворец.

Есть ли преграды Року? не прошло ли царство Солеймана?

Неотразимый удар поразил Андалузию, отозвался в Аравии – и горы Оххуд и Талан распались!

Спросите, где Тадмор? где Ххадив? где Кинезрин, где Корду – обитель мозга? где мудрецы, сиявшие в ней?

Где Эмесса[79]79
  Эмесса – слово в слово: град жертвоприношений; название Сивилла – воля премудрости, соответствует ему.


[Закрыть]? где Г-вадаль-кебирь (река великая), чистая, полноводная, усладительная?

Ты, беззаботный! счастие сопутствует тебе, ты заснул, а рок пробудился.

Ты радостен, не ведаешь горя, перед тобой красоты твоей родины; но есть-ли у того родина, кто изгнан из Э-мессы?

О, это бедствие предает забвению все прочия!.. вечность не сотрет его с памяти!

Всадники, на конях быстрых, пламенных! вы носящиеся по степи орлами, с всеразящим мечем!

Вы, вооруженные острым железом Индуиша, блистающим как пламенник посреди туч праха!

Вы, живущие мирно за водами, в славе и могуществе посреди обителей своих!

Вы еще ничего не знаете о сынах Андалузии; но вестники скачут уже поведать вам о их бедствиях!

Вчера были они Царями, сегодня рабы!

О, кто видел слезы в то время, когда продали их! – Печаль проникла бы в душу, ум бы помутился!

Аллах! для чего горы разделили детей с матерью, для чего души разделены с телом?»

Так плакал Абульбег Ибн Салэх! Марун[80]80
  Человек, madr – муж; из этого слова образовалось слово Мавр.


[Закрыть] Иберии, или Европейской Аравии.

Прав ты, Абульбег Ибн Салех! Ты изгнан из отчизны своей; я люблю тебя Мавр, Кебир! потомок Кушитов, золотоносных воинов древнего мира, потомок коренного племени Аззов!

Великое племя! тебя поразили Титаны, и превратили алмазные дворцы твои в уголь!.. и на яхонте неба еще не потухли блистательные топазы!

О, видел я перлы, эти слезы, скатившиеся из очей твоих при переезде чрез море! много их, лежит на дне пучины! Градом слез твоих украшены наши девы… они не знают протекшего твоего величия… пусть не знают, пусть не видят и тени того мужества и красоты, которыми славен Мавр, гордый Мавр, праотец рыцарства и игр Торовых[81]81
  Tomoy – Spiel. – Tomer – Tournoi.


[Закрыть].

Глава XI

Вот подъезжаю я к Вавилону. Бабель! Столица Сим-раамы! – воскликнул я – где твое величие и красота, которыми ты славилась во время друга твоего и брата Древнего Нина, облаченная в громадные стены, увенчанная пятьюстами башен, в 30 сажен вышины? – Бабель! где теперь твой величественный Немрад[82]82
  Naemrad – судилище.


[Закрыть]?.. и не воссоздастся Вавилон! и не воссоздается….

Дивное время! – Неизвестный народ, мореплаватель, Астроном, весь в пурпуре и злате, неизвестно откуда приближается к диким набережным нашего старого мира, и восклицает, как Коломб, открывший Америку: Ура! новая земля! – и находит на этой земле дикарей зверообразных, бессмысленных. Где ж старый мир, из которого пришли люди, воцарившиеся в этом новом мире?…

Не переносится ли слово старый мир из полушария в полушарие? не гостит ли оно по тысячелетиям, то здесь, то там за Океаном?… Не Мексиканская ли пирамида солнца есть тот Сиспарис[83]83
  Sisparis – Огнь жизни, Божий огнь, или огонь премудрости.


[Закрыть], град солнца, где погребены таинственные писания Ксизутра[84]84
  C’hasa thor– Царь Азов.


[Закрыть]?.. Но будем ждать всего от времени.

И так я въезжаю в Вавилон. Он уже другой день во власти Александра.

Бахаввал, правитель Вавилона, и Масса, военачальник, сдали город без сопротивления. Весь священный хор Скальдов, или Халдеев, встретил Александра, воспевая при звуках кимвалов, гимны в честь побед его; только седовласый Первосвященник Хаарун, нес из храма лик солнца к народу, и возмущал всех на восстание против Александра; но тщетно, войска Александра показались уже в городе; Хаарун вбежал в храм Сераписа, – храм окружили.

Во время ночи Александр велел извлечь его из храма и предать казни.

– Дайте мне проститься с дочерью, дайте благословить Зенду! – вопил он.

Желание старика исполнили.

Привели дочь его. Она упала в его объятие. Старик целовал ее в очи.

– Не плачь! – говорил он шепотом ей, – не плачь, я умру, и ты умрешь, и Александр умрет, только любовь и вражда не умирают… если они не отмщены. Не плачь Зенда, тебе заповедаю я примирить меня с Александром, чтоб ненависть моя к нему не перешла за гроб в светлый мир… Мщение дочери примирит прах мой с прахом Александра…. Вот тебе зерно смерти, а это мне… для тебя и для Александра довольно одного…. Красота твоя приведёт тебя к ложу его… приведёт!.. но ты раствори слюнями это зерно, и лобзай. Александра, дочь моя! лобзай!.. тебе не обречено умереть девой!..

– Отец! – едва произнесла Зенда, готовая упасть без памяти.

– Бери, бери! идут! слышишь ли: для тебя нет отчаяния… ты не младенец, Зенда! не проливай слез, копи их в груди твоей… прощай! помни завет отца!

И старик, проглотив зерно, сжал дочь свою крепко.

Их разлучили.

– Постойте! – сказал, старик глухим голосом, – дайте мне припасть к лику божью, дайте поцеловать землю, мать, отверзающую для всех лоно свое!

Старик сложил руки на груди, припал челом к земле перед изображением Ваала…. Прошло несколько мгновений – он не вставал.

– Приподнимите его! – сказал Ефестион, которому поручена была казнь.

Воины хотели исполнить приказание; но все члены старика были уже как гранитные; только пена клубилась из хладных уст.

Читатель! ты помнишь Зенду? Смотри как она выходит из храма: бледна, с склоненною головою, в каком-то онемении, не плачет, – ей запретил плакать отец. Она не чувствует, что покрывало не таит её красоты от взоров чужеземных…. До кого же не дойдет молва что Зенда прекрасна, что ей нет подобия в целом мире?… Благо земное! чей ты удел? счастье, судьба!.. и вы ей не льстите? даже гонимый повсюду покой не избрал её сердце приютом!.. только любовь перед ней на коленях… милый младенец! он тянется на руки к ней; он мыслит, что мать свою встретил… встретил в глубокой печали… и плачет!

Глава XII

Читатели очень много перелистали сих пор вполне Исторического, и, следовательно, скучного; но этому виною дела Александра. Этот Искендер Юнани, или Искендер-ель-Руат, или Искендер-бен Филукус, или Искендер-бен-Дараб, или Искендер беи Дракон, или Искендер-бен-Изид – Аммун, или Скендер-дуль-карнейн, столько наделал дел, что его нельзя было не назвать вторым будхахом, и не построить ему по крайне мере небольшой Будханэ, и не приставить ему рог, не по новейшему, но по древнему обычаю. Представьте себе, что этот человек пришёл в Египет, построил Александрию, пришел в Вавилон, построил Александрию, пришёл в Арию, построил Александрию, пришёл в Арахазию, построил Александрию, пришёл к Оксидрагам, построил Александрию, подошёл к горе Пиропамизу, построил Александрию, пришёл в Бактриану, построил Александрию, пришел к Танаису – Сихуну, или Якс-арту, построил Александрию… я уже не считаю Ниссы, Букефалии и Дербента и стены Яджюджа и Маджюджа, или Гога и Магога, и всех жертвенников в 50 локтей вышины; но нельзя не вычислить всего войска, которое он побил. На каждую страницу подробнейшей его Истории придется по одному побежденному народу и по крайней мере по 10,000 убитых, по 20,000 раненых, не говоря уже о взятых в плен, ибо с ними некуда было бы деться. Ужас! панический страх берет! Я не знаю, что в нем было человеческого, кроме тления? и что в сравнении с ним дела Геркулеса?.. и не одного, а всех трех, упоминаемых Диодором Сицилийским; и не только трех, но всех шести, об которых говорит Цицерон; и не только шести, но всех сорока трех Геркулесов, про которых пишет Варрон? – Александр ни где не ставил пес plus ultra.

Во всех делах превзошёл он Геркулеса, в одном только может быть не превзошёл; но единственно потому, что ему не встретился другой Феспиус, у которого бы было 60 дочерей. Геркулес поднял гору Атлас на плечи, но в его время – это было легко сделать, в его время горы были еще молоды и не вросли в землю.

Но обратимся к делу.

Когда Александр покорил Гирканию, сделал расттаг в Ирканской столице Дария, Задрагарде; донесли ему, что едет Царина Шехер-Зенана, из страны Сиф-кона, лежащей за Танаисом. Подъехав к стану Александра перед городом, с 300 всадниц, она остановилась и послала сказать Александру, что Царина желает видеть его, и ожидает на то соизволения. Александр приказал просить ее, и надев Персидский багряный Кидар с белыми полосами, и белую царскую Мантию, встретил ее у крыльца.

Минизия, на гордом коне, сопровождаемая свитой, подскакала к крыльцу. «Это живая Паллада в полном вооружении, с обнаженною правой рукой и плечом!» думал Александр, когда стремянные снимали ее с седла.

– Ты, Александр Филиппович? – сказала она, подавая ему стрелу с сломленным копьецом в знак мира и дружбы. – Ты тот, которого величают Царем Царей?

– Александр проводил ее в покои дворца, просил садиться…

Она села, бросила на подушки Кидонский лук и стрелы, сняла окрыленный шлем, сделанный на подобие короны, откинула на плечи прекрасные белокурые локоны, которые скатились на лицо; румянец разгорелся на щеках её…

– Я приехала к тебе за делом… – сказала она, осматривая Александра с ног до головы, и как будто любуясь красотой его.

– Все, что вам угодно, Минизия, – отвечал Александр, – к вашим услугам!

– Я устала после 25 дневной езды, не могу громко говорить, сядь подле меня.

Александр сел, и она что-то сказала ему тихо, почти на ухо.

– С величайшим удовольствием! – отвечал Александр, выслушав ее внимательно, – с величайшим удовольствием, всегда, когда вам угодно, хоть сей час же?…

– Нет, хотя терять время не должно, но говорят, что торопливость во всяком случае вредна. Я устала с дороги, угости меня прежде отдыхом; да также я попрошу твоего распоряжения на счёт 305 жен, приехавших со мною.

– Всё будет исполнено по вашему желанию, Минизия; они будут угощены, удовольствованы вполне. Мои Македонцы не пожалеют крови своей.

– О, я уверена; но уверена и в том, что ни одна капля их крови не оросит неблагодарной почвы.

Александр подал руку Царице, и проводил ее в назначенные ей роскошные покои, где все дышало негой и прохладой от кипящих водобоев и благовонных цветов.

Когда Минизия вышла из бани, окутанная в белую, тончайшую ткань, и бросилась в пух… о это была истинная Царица воинственных жен… Какое вооружение, какая раскаленная румяная сталь!.. Нет, не помог бы ни щит Ахиллеса, ни нагрудник Минервы, ни кремнистая палица Иракла, ни Греческая махира, ни секира Скифская…. Бросай Александр к ногам её меч свой, бросай броню Афины Илионской, и сам бросайся скорей в ноги победительницы; ей покровительствуют все злые и добрые духи Мифологии. Это не волоокая Юнона, которой изменял Юпитер, это не мраморная Венера, которая изменяла Вулкану, это светоносная Артемида, скинувшая свой пояс, сбросившая опушенный Хитон и ловчую обувь… Это дева, вооружённая всем земным соблазном!..

Истинная причина приезда Минизии к Александру никому не известна, кроме Историков; заметно только было, что в первые три дня она недовольна была приемом Александра.

– Удивляюсь! – говорила Минизия своей поверенной.

– Признаюсь, барышня, и я постигнуть этого не могу; да я не знаю, что за охота вам мучить себя напрасно?.. От него вы, кажется, ничего не добьетесь. Я бы вам советовала ехать лучше к Аланскому Царю Фензалу.

– Нет, мой друг, я еще испытаю счастья, – отвечала Минизия.

– Как угодно, барышня, по мне и здесь хорошо.

– Ты счастлива, в твоих делах затруднений не может быть; ты как мотылёк имеешь право перелетать с цветка на цветок. Ступай, я останусь одна, я ожидаю к себе Александра.

– Желаю вам успеха.

Таким образом горевала, о чем-то Минизия. Прошло еще несколько дней, и казалось, что Минизия была довольнее; но её румянец немного потух, очи казались томными, как будто смыкаемые дремотой после бессонницы.

– Пора вставать, сударыня, – сказала ей однажды поверенная, войдя к ней рано по утру.

– Постой Ориза! – сказала она, приклонив голову к груди и свесив снежные руки с ложа, – дай мне еще на мгновение забыться после сладкого сна… как блаженна нега пробуждения!.. Представь себе, Ориза, кто бы думал, что он был невинен, как дитя…. О если б ты видела, как свиреп молодой лев, когда он восчувствует свою силу!..

И в словах Минизии была какая-то медовая сладость.

Минизия не успела кончить своей речи, ей доложили, что Александр ожидает ее в цветнике сада.

Накинув на себя роскошные покровы, она повязала на голову венец, и сопровождаемая своими девами, вышла к Александру. Он встретил ее, поцеловал её нежную руку, она поцеловала его в щеку… этот обычай очень давен.

– Как проводили вы ночь, Минизия?

Румянец пробежал по её щекам, улыбающийся, нежный взор мелькнул, но ресницы опустились на очи.

Между тем как подавали в Японских чащах Китайский чай, присланный в знак дружбы, в дар и во здравие Александру Хяном Ваном и Конгом Срединного Царства, – начался разговор.

– Я собираюсь ехать, Александр, я довольно гостила у тебя.

Твердосердый Александр не предложил ей остаться ещё несколько времени; он как будто не слыхал этих слов Минизии, и спросил ее:

– Скажите, Минизия, я еще до сих пор был так рассеян, что не спросил, где лежит ваше Царство?

– Я этого не умею сказать, – отвечала Минизия.

– На восток ли солнца от сюда, или на запад, на полдень или на полночь?

– Я не знаю, где восток и запад.

– Вы не поняли меня, Минизия; видите откуда солнце взошло здесь?

– Вижу, отвечала Минизия; здесь оно восходит за этой горой, а у нас восходит с разных сторон; если мы переносим шатры свои из места в место, то и солнце переменяет восход свой.

– А, так у вас нет постоянной столицы?

– А как же? – возможно ли воинам сидеть на одном месте? – и солнце ходит к небу, и Александр из одного края земного в другой край; что за неволя строить каменный град? его не возьмёшь с собою, когда нападут неприятели. Если б у Дария не было каменных шатров и золотых колесниц, ты не нашел бы где его столица, и не пленил бы его нежных жен.

– Правда твоя; но каким же образом, я слышал, что царство Амазонок Марфезии, Орифии, Пантезилеи и других, было при реке Фермодоне, а град их назывался Фэмасгард.

– Я и не слыхивала про них, мы владения своего никак не называем; Тураны же прозывают стан наш Конг-сарай, а иные Хан-серай, а Персы называют Сехер-Зенан, т. е. город жен. Руссы, соседи наши, говорили нам, что давно, давно, наш женский народ жил в какой-то земле, называемой Афтиод, или Африкэ.

– А, в Эфиопии, или в Африке, – сказал Александр.

– Может быть.

– Но я желал бы знать, каким образом составилось ваше женское царство?

– У нас есть книга, писанная Сифой, о начале мира; в ней сказано, что Вел прежде всего создал прекрасных существ – жен, Греки называют это существо Гина, а иные народы гений; эти жены, тины, или гении, были крылаты, вечно юны, прелестны и предназначалось им быть воинством его, для изгнания мрака из пределов неба.

«Они гуляли в Аран и наслаждались игрою света, который переливался по семи струнам радуги, издавая дивные звуки. Ничто их не заботило; одна только была у них обязанность: смахивать крылами падающий на юную природу сумрак; но бессилие духа ночи изобрело хитрость: он увился прахом около одного гения:

– Поди сюда, Пери, т. е. Пернатая, – сказал он, поди сюда, чистый мой пламень! мне жаль тебя, я вижу, ты носишься по раю, ищешь наслаждения, и не находить его; и не найдешь, покуда не соединишься со мною: мое наслаждение в тебе, твое во мне, ты не веришь?., не верь Пери, тоскуй Пери! но не задумывайся; о чем тебе думать, у тебя все есть, очи твои видят свет, слух твой наслаждается игрой звуков; только одного ты не знаешь: любви; за то ты вечно летаешь. Но за что ж, добрая Пери, гонишь ты меня из области света? что я тебе сделал? Ты осветить меня можешь, но я затмить тебя не могу; изгнанник, страдалец, у меня одно благо– покой; но и покою вы мне не даете, и сами не ведаете этого блага…. Бедная, ты не ведаешь покоя, не испытала его!., не бойся, опустись на радужных крылах твоих, прикоснись к земле…

– Что говорит он мне? чего я не ведаю? – думала Пери, и, плененная соблазном мрачного духа, Пери спустилась на землю. Как птица хотела снова вспорхнуть; но вся она была уже опутана цветами; дух ночи обхватил ее, сжал в объятиях, и, радужные, прозрачные как хрусталь крылья Пери рассылались, мрак обдал очи, ей казалось, что в ней и во всей природе настало безмолвие.

Печальная восстала она от бесчувствия, хотела лететь – не могла: душа её заключена уже была в оковы тела, под сердцем что-то билось. Она заплакала, обратила очи к горнему небу, и молила снять с нее тяжкия оковы, молила утешить волнение чувств. Однажды, во время тяжкого сна, она разбужена была какими-то неслыханными еще звуками; проснулась, и видит подле себя младенца; жалко стало ей его, взяла она его на руки, прижала к груди, и он умолк, впившись устами в перси её. „Это утешение послано мне Небом!“ думала она, и воспитала Младенца. Это был первый сын земли. Вскоре стал он Царем своей матери, и от них то произошли люди: мужи и жены. В наказание за преступление первой жены Пери, все жены стали рабынями мужей.

Вот что сказано в книгах наших о сотворении мира; а как жены отделились от мужей, я тебе сей же час расскажу.

Есть где-то красное море. К берегам этого моря приехал на большой рыбе один земной бог, и стал он учить людей, как строить жертвенник Небесному Богу. Много людей собралось, и стали они сносить землю и насыпать высокую гору, а на той горе построили каменный кладень. И зажег земной бог на нем огонь, и велел покланяться этому огню и хранить его, и мясо зверей жарить на нем, и есть жареное, а не сырое. Он говорил, что от сырого родятся болезни на теле, огневики. И дал он людям, которые строили жертвенник, красные полости укрывать тело, дал оружие и учил Закону, который называл Сага, а всех учёных Сагерами. С тех пор и прозвалось это племя Саками, или Сакерами[85]85
  Не от этого ли и Sacer?


[Закрыть]. Когда же пришли новые народы Титаны Эрэбы и разорили Бабель, и велели покланяться иным Богам, тогда Саки пошли за горы. Но они хотели покорить снова свою землю на берегах красного моря. Весь народ, от мала до велика, поднялся, и остались только жены с младенцами. Желание их исполнилось, они возвратили свою землю, в которой уже жил; заморский народ, и было много у него прекрасных жен. Саки избили всех мужей, а жен взяли, и стали с ними жить. Когда узнали Коны, что, мужья им изменили, то в отмщение истребили всех младенцев мужеского пола, и поклялись не принимать в свою землю мужей, разве только в рабы; но и рабам выкалывали глаза. Этот обычай и до сих пор у нас ведётся».

– Да какая же польза от слепых рабов? – спросил Александр.

– Все работы, для которых мужчинам нужны глаза, мы сами исполняем, а их заставляем доить молоко, носить тяжести, нянчить детей. Этим то мудрым постановлением и держится наше царство; и ошибаются те, которые думают, что наши жены нуждаются в своих соседях.

Сверх того, в наших преданиях сказано, что настанет время, когда в целом мире жены сперва возьмут верх над мужами, а потом, пройдет время наказания, и оба пола соединятся снова в один.

Так рассказывала Минизия Александру на Скифском языке, который он изрядно понимал, ибо в то время все языки: еще не так далеки были друг от друга, и стоило только присесть, чтоб изучить какое угодно наречие первого земного языка.

Кончив разговор, Минизия приказала воинственным женам своим сбираться в дорогу и седлать ей коня.

Вскоре все было готово; она простилась с Александром, поблагодарила за угощение и сказала на Лаконическом языке: «если дочь– моя, сын – твой – прощай!»

Быстро пустилась Минизия, сопровождаемая 305 жен, по извилистому пути в гору, и исчезла, как сновидение из глаз Задрагарда, закатилась солнцем за гору… Но я еще вижу ее….

 
Вот конь со всадницей моей,
По степи вьюгою несется;
Пыл так и пышет из ноздрей,
Вихрь под стопами так и вьется,
Земная твердь под ним дрожит.
Вся даль на встречу ей бежит;
Она Сирийская богиня,
И стрелы сыплет из очей;
В руках ея стальной Арей,
Тевтонов грозная святыня;
Она прекрасна, но, по мне,
Не езди баба на коне:
Для женщин женское есть бремя,
Их дело мирно процветать,
И человеческое племя,
Не истреблять, а размножать.
 

Как ни владел Александр сам собою, но, долго задумчиво смотрел на извивающийся в гору путь, по которому скрылась Минизия.

Китайский шут, бывший при нем, заметил это.

– О, Государь, – сказал он, ты могущ и силен, повели всем Стихотворцам подвластных тебе царств собраться во дворец твой…

– Для чего? спросил Александр.

– Да сочинят они тебе стихи на разлуку розы с соловьем, – и назови ты это место: Цан-бе-ли, т. е. деревня горестного расставания.

– Правда твоя, сказал рассеянно Александр.

– Однакож Зенда лучше ее! – продолжал он про себя; и велел призвать к себе Зенду.

– Зенда! – сказал он, вошедшей под белым покровом сирийской розе, – утихла ли скорбь твоя?

– Жива моя память, живо и сердце мое!.. отвечала дева.

– Я люблю тебя, Зенда!

– Благодарю Изида за добрые твои чувства ко мне; но не презирай моих горьких воспоминаний….

– Зенда!.. будь Царицей земного шара!.. сбрось эту одежду печали, надень пурпур; только один раз ты должна исполнить волю мою, а потом владей и мною и миром!..

– Я рабыня твоя… и, как рабыня, молю дозволить деве, жриц Изида, помолиться на гробе отца… призвать на себя его благословение… В храме солнца приняла я священную одежду, только в храме и могу снять её…

– Храм Изида повсюду; дух отца твоего носится над тобою; помолись ему, Зенда, сбрось белую одежду; я своими руками облеку тебя в пурпур.

– Нет, нет, Скендер, в Вавилоне! – произнесла Зенда трепетным голосом, и закрыла лицо руками, и плакала.

– Не плачь, Зенда, не плачь, сказал Александр, отнимая её руки от лица, я исполню волю твою, исполню!..

Смоченное слезами покрывало… прильнуло к щекам… к устам… стало прозрачно… глаза! нет слов!..

Зенда вышла; Александр не сводит очей с того места, где она стояла.

Но вдруг очи его загорелись.

– Индия, Индия! – вскричал он – и в Вавилон!..

И ряды воинов снова строятся под знаменами. Александр садится на жеребца черного, как ночь, которого весь восток называет, Хэтль, – идёт покорять Индию. Но на дороге к Арахазии узнал он от Правителя области Дивела, что Парфы, Аланы и Руссы, соединенными силами сделали набег на Абхазию, переправились чрез Албанское море на судах, разграбили всю страну, взяли в плен прелестную Нугиабэ, и грозят пленом всей Армении и Румунии Азийской. Александр вспыхнул.

– О, я разгромлю парфов, и руссов! вскричал он, – прокачу их головы шарами по земле, как Нил выступлю из берегов и утучню их землю кровью, пережгу в прах камни их жилищ!.. Скажи всем народам, что я иду искоренять плевела, что я для блага людей иду извлечь сахар из тростника, злато из недр земли, и мой трон будет до тех пор на хребте коня, покуда не изведу злодеев и насильников! Иди Дивел!

И Дивел, облаготворенный милостию Александра, облобызал прах, обратившийся в амбру от слов его.

Александр поднялся как ветр. Войско его взвилось прахом, понеслось на полночь. Вот перешагнули они воды, вступили в степи; Хева-резма, разлились по степи Кифчака черным морем.

Велика была рать Александра, говорит восток устами своих мудрецов, коим Небо ниспослало Калям, чтоб писать Китабы. В войске его было 200 слонов, облеченных в латы, были у него и Хинские стрелки; их стрелы так были остры, что раздваивали волос человеческий; а вся рать была похожа на огнедышащую гору, и земля стонала под её тяжестью.

Гиндал, предводитель руссов, заметив, что небо помрачается над его замлею, собрал всех своих воинов и сказал им:

– Смотрите, там вдали идет рать гурий, в длинных подолах; за ними везут серьги и поручни и драгоценные камни, украшение жен. Их брони из жемчуга и рубинов; их одежда и кони облиты золотом; лен, шелк и пух служат им коврами успокоения; – чувствуете ли в воздухе запах амбры и роз? это ветер принес с их умащенных локонов, разлитых по плечам…

– Смотрите, они гадают по книгам и по полёту птиц, и по внутренностям животных: идти ли, им в битву или нет? – Пойдемте, друзья, бросьте горсть игл, этим женам! пойдемте, друзья, заставим их прясть посреди поля на себя оковы!

– Пойдем, пойдем, Гиндал! вскричали руссы; с тобою, из скал, пораженных нашими стрелами, потечет кровь!

Руссы бросились на передовых воинов Александра, поразили их, но Александр устоял; семь дней сражался он с Руссами, но наконец победил их, освободил Нугиабэ из плена, взял в добычу тьму верблюдов и драгоценных мехов, и, облобызав прах земли в благодарность Богу, отправился побеждать на берега Ганга.

Уже мы проходили под стопами златой Сура-лай[86]86
  Сура-лайя – обитель солнца; Сумеру – тоже – вершина Гималая.


[Закрыть], где стоит великий престол Оума, украшенный девятью драгоценными камнями, где возвышается Падма[87]87
  Минарет.


[Закрыть], увенчанная треугольником, из которого исходит лингам[88]88
  Лик Лина и Луны – означ.: рождение, полноту и ущерб её.


[Закрыть], трилиственное древо жизни, тримурти…

– Понимаешь? спросил меня Александр.

– Понимаю, отвечал я, – это Символ Будхаизма, или Башизма, или Бахизма. Кроме того…

Но слова мои были прерваны прибытием Курьера из Македонии; между письмами к Александру, было письмо и ко мне.

Я развернул его, и – не могу утаить от читателя:

Ко мне писали:

 
Жду тебя, не дождусь,
Красный день, друг милый!
Изведусь, истомлюсь,
Без тебя, друг нежный!

Когда сокол стрелой,
Пролетит друг милый,
А я плачу; не мой,
То не мой друг нежный!

Где ж ты, солнышко – свет,
Где запал, друг милый;
Или Божий завет
Позабыл друг нежный?

Нет, я Богу молюсь,
За тебя, друг милый,
Не забудешь – дождусь,
Я тебя, друг нежный!
 

– Прощайте, Александр Филиппович!

– Что это значит? куда? – вскричал Александр.

– Никак не могу долее оставаться с вами, как мне ни приятна древность, как ни желал бы я посмотреть на Индию, как ни желал бы сопутствовать одному из величайших мечей мира, но не могу… надо хоть на время побывать дома… вот прочтите.

Александр взял письмо, прочитал и…

– Ну, нечего делать, прощай.

Поклонясь востоку солнца и колыбели человечества, я распахнул крылья и мысль моя рассталась с Александром, любимым сыном Амун-ра.

КОНЕЦ АЛЕКСАНДРА ФИЛИППОВИЧА МАКЕДОНСКОГО.