Текст книги "К истории немецкого вопроса (СИ)"

Автор книги: Александр Приб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Как видим, ученые тщательно обходят щекотливую для них тему геноцида стороной, подменняя его выражениями типа „использование принудительного труда мобилизованных немцев”. Они, практически, не проводят границы между репрессиями 30-х годов против всего немецкого народа и геноцидом, объявленным немцам советским режимом в годы войны. Вместо геноцида учеными используются туманные термины как, например, „репрессии 30-х годов и трагедия 1941 года” или „депортация целого ряда народов бывшего Союза, среди них немцев”, „Репрессивная политика в отношении немцев нашла свое продолжение в 1942 году ... при мобилизации в рабочие колонны” (Н.Смольникова. Последствия депортации. М., 1999). Для исследователей стало незыблемым правилом рассматривать трагедию российских немцев в числе миллионов жертв сталинизма „безвинно переживших репрессии”, даже не пытаясь выделить их уничтожение, проводимое методично изо дня в день и особенно в 1942-1943 годах в „трудармиях” сугубо по национальному признаку, в отдельную тему.

А теперь обратимся к статистике.

Итак, согласно переписи населения Российской империи 1914 года в ней проживало 2.416.290 немцев. После Второй мировой войны, кода немцы были поставлены на специальный учет, их число составило 1.224.931. С учетом того, что около 300.000 человек (включая немцев Прибалтики и Польши) удалось избежать послевоенной депортации из Европы и Германии, убыль немецкого населения в СССР, в сравнение с населением Российской империи на состояние 1914 года, составила около 900.000 человек.

Таким образом, вместо необходимого естественного прироста, мы наблюдаем неестественное сокращение численности немецкого населения, которое без сомнения следует отнести на счет красного террора времен гражданской войны, коллективизации, политических репрессий и, особенно, на счет геноцида, объявленного немцам Августовским указом 1941 года о депортации и Январским 1942 года постановлением ГКО о „мобилизации” немцев в „трудовые армии”, где почти половина „мобилизованных” нашла себе смерть.

Возвращаясь к правовому понятию геноцид, отметим, что к нему относится уничтожение народа проводимого государством по трем мотивам: расовым, национальным или религиозным. Для установления факта геноцида достаточно одного из трех названых мотивов. Исторически неоспоримым фактом для нас является то, что немецкая диаспора, начиная с 1914 и по 1948 годы не досчиталась почти одного миллиона человек. И это только прямые потери, не считая косвенных, таких как катастрофические потери из-за не появившихся на свет детей. Нам остается установить была ли гибель одной третьей части немецкой диаспоры результатом национального преследования или нет. Таким образом, если будет установлено, что национальный признак в процессе уничтожения немецкого населения в СССР присутствовал, то постфактум геноцида будем считать установленным.

С завершением коллективизации в СССР на смену экономическому террору пришел террор политический, который ознаменовался кровавыми чистками. Во второй половине тридцатых годов СССР начинает массированную подготовку к войне. Милитаризация промышленности и рост боевой мощи Красной Армии принимают невиданный до этого размах. Германия определялась большевиками на ближайшие годы, как главный потенциальный противник СССР. Сталин, готовясь к «освободительному походу» в Европу, хочет иметь гарантии безопасности в тылу. Он боится, что в условиях войны в стране может объявиться «пятая колонна». Именно эта причина положила начало генеральной кадровой чистке в СССР, и массовым репрессиям против всех вероятных противников режима.

Начавшееся противостояние СССР и Германии неизбежно вело к тому, что в поле зрения власти тут же попали и все немцы, живущие не территории советского государства, в том числе и российские. Немецкий вопрос, как и перед Первой мировой войной, вновь прочно вошел в круг правительственных интересов, а немцы одними из первых попали под топор сталинских палачей.

В 1935 году немцы СССР были взяты на специальный учет. Первое массовое преследование немецкой диаспоры в СССР, повлекшее за собой многочисленные человеческие жертвы, очевидно следует считать насильственную депортацию немцев из западной приграничной зоны в Сибирь и в безжизненные степи Казахстана в 1935-1936 годах. В новых местах в задачу немцев входило освоение целинных земель, а так же работа на рудниках Караганды. О том, как это происходило, свидетельствует Алвин Локштайн до переселения живший в Житомирской области: «Загрузили нас, как скот, в эшелоны и повезли на восток, не спрашивая, хотим мы того или нет. Высадили в Кокчетавской области в степи, где нас ждали палатки. На сотни километров кругом ни одной живой души, только суслики и тушканчики, да мы, немцы. Не было ни жилья, ни продовольствия, ни медицинского обслуживания. Людям пришлось выживать в экстремальных условиях, что вело к гибели людей. В первую очередь в этих условиях гибли дети и старики.”

В 1937-1938 годах немцы, как и весь советский народ попали под топор сталинских репрессий. Но и в этом случае немцы страдали более других и опять из-за своей национальной принадлежности. Так в это время в стране органами НКВД была проведена «немецкая операция». Инспирировал ее Сталин подачей в Политбюро ВКПб собственноручной записки, в которой предлагалось: «Всех немцев на наших военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах, во всех областях всех арестовать”.

После принятия Политбюро соответствующего постановления в НКВД был составлен оперативный приказ, в котором немцы, германские подданные, объявлялись «шпионами и диверсантами». Согласно этому приказу по стране были арестованы и репрессированы около 700 немцев германских подданых. С началом этой акции, началось беспощадное преследование и российских немцев по, так называемой, „немецкой национальной линии”. Уже к декабрю 1937 года по линии НКВД были арестованы и осуждены около 6000 человек немецкой национальности, к февралю 1938 года под арестом находилось уже 40 тысяч российских немцев, а концу года около 70 тысяч. Первое массовое преследование немецкой диаспоры в СССР, повлекшее за собой многочисленные человеческие жертвы, очевидно следует считать насильственную депортацию немцев из западной приграничной зоны в Сибирь и в безжизненные степи Казхстана в 1935-1936 годах. Вот лишь один из примеров, среди десятков тысяч других, расправы над немцами в те годы. Мартын Мартынович Шварц, 1905 года рождения, уроженец и бывший житель немецкой колонии Солнцево Донецкой области, по национальности немец, до ареста работавший бригадиром полеводов в колхозе имени Тельмана был арестован и за участие в деятельности «контрреволюционной фашистско-повстанческой организации» и по постановлению НКВД СССР и Прокурора СССР 12 декабря 1937 года расстрелян. 31 октября 1961 год военным трибуналом Киевского военного округа М.М. Шварц «реабилитирован посмертно.»

В результате было осуждено приблизительно 69-73 тысячи российских немцев из них почти 74% к расстрелу.(Н.Охотин, А.Рогинский. Из истории „немецкой операции” НКВД 1937-1938 г.г. Москва, 1999.) В других национальных группах к расстрелам приговаривли около 73% от общего числа арестованных, то есть в меньшем количестве.

Таким обвразом во время репрессий принадлежность к немецкой нации значительно усугубляло ситуацию и немцев приговаривали к расстрелам чаще, чем в других национальных группах.

Показательна в этом отношении и судьба немцев, служивших в 1941 году в Красной Армии. Когда началась война между Германией и СССР, на военной службе числилось более семидесяти тысяч российских немцев. Это были не только солдаты, но и офицеры вплоть до старшего состава. Именно с них Сталин начал беспощадную расправу над немцами в отметку за нападение Гитлера. С этой целью в войска из Кремля был спущен секретный приказ за № 35105 от 8 сентября 1941 года, который предписывал немедленно освободить Красную армию от личного состава немецкой национальности.

Разумеется, что особого доверия к немцам со стороны власти не было и раньше, а когда началась война, все они автоматически были зачислены в разряд потенциальных врагов государства. Уже в сентябре-октябре 1941 года все военнослужащие немцы были уволены из армии и многие из них осуждены или к расстрелу, или приговорены к различным срокам заключения в лагеря за шпионаж в пользу Германии. После отбытия наказания, они автоматически переводились в рабочие колонны, а попросту в концентрационные лагеря, где использовался рабский труд заключенных в них немцев. Те, кто не был осужден стали первыми жертвами трудовых колонн, куда они были заключены. Это был прообраз созданной постановлением ГКО от 10 января 1941 года целой системы лагерей, где в последствие было сконцентрировано все немцкое население страны от 15 до 55 лет, включаяя и женщин.

Свидетельствует Теодор Поль, призванный на службу в армию из немецкой республики Поволжья весной 1941 года: «Вскоре после начала войны меня прямо в казарме арестовали люди из особого отдела части и отправили в камеру. Я был обвинен в шпионаже и «тройка» вынесла мне приговор: «Пять лет лишения свободы». Наказание я отбывал в Соликамске, добывал соль в соляных пещерах. Отбыл в лагере своих пять лет, а после освобождения в трудовую армию забрали, где я еще столько же отработал».

Для большинства российских немцев бывших военнослужащих война стоила жизни или десяти, а то и пятнадцати лет лагерного заточения, включая трудармию.

Следующей трагической страницей в истории российских немцев стала их депоратция из европейской части СССР в восточные районы страны. Немцы в СССР оказались под рукой у Сталина, чтобы осуществить через них месть Гитлеру за срыв его дьявольских планов по завоеванию Красной Армией Европы. Кроме того, появилась возможность не только морально и физически расправиться с немцами, но еще выкачать перед смертью из них все жизненные соки на рабских работах в концентрационных лагерях, лицемерно названных «Трудовой армией».

С началом войны пришла очередь расправиться и с немецкой республикой Поволжья. Если прежде она нужна была Сталину при освободительном походе в Европу и ее советизации как эталон национальной политики СССР и советского образа, то отныне диктатор в ней более не нуждался. Не имея фактов, обвинить немцев в нелояльности к власти, комиссарами НКВД в ход была пущена провокационная информация о том, что в немецкой республике готовится массовое предательство и диверсии с целью помочь фашистской Германии оккупировать СССР. Тиражированная миллионами экземпляров советской прессы ложь, позволила появиться на свет чудовищному Указу от 28 августа 1941 года, согласно которому началась депортация за Урал вначале Поволжских немцев, а затем и всех остальных, живущих в других республиках страны. Все немцы, которые не попали под оккупацию стремительно наступающей по всем фронтам немецкой армии были депортированы за Урал. Для выполнения поставленной правительством задачи по депортации немцев и других неугодных наций при правительстве СССР был создан Отдел переселений НКВД, под руководством которого началась депортация. Члены правительства Немецкой республики были расстреляны.

О том, что эти «превентивные» меры наказания против немцев были совершенно беспочвенны, свидетельствуют исторические исследования российских ученых. Так, например, известный российский историк А. Уткин в своей книге «Россия над бездной» подчеркивает, что когда Германия перед началом войны с СССР попыталась для сбора информации стратегического характера использовать население Поволжской республики, ничего из этого не вышло. «...прямое и косвенное (через Немецкий институт внешних связей) обращение к ним (к немцам республики Поволжья. автор) германской военной разведки не помогло установить надежные связи. Советские немцы не изменяли своей новой родине», – утверждает ученый.

Война для российских немцев явилась настоящим бедствием. Они вновь стали объектом жестоких преследований и именно по национальному признаку.

Депортация для немцев имела катастрофические последствия. Во-первых они были лишены полностью имущества. Во-вторых, депортация проводилась в чудовищных, нечеловеческих условиях. Людей как скот загнали в грузовые железнодорожные вагоны, на баржи, в трюмы речных судов и многие недели везли на восток. В этих адских условиях погибли тысячи людей. Установить хотя бы приблизительное количество погибших не предоставляется возможным, потому как учета смертей среди депортированных никто не вел. В местах депортации, а это, как правило, были самые захудалые колхозы и совхозы страны, расположенные в гиблых, мало пригодных для жизни людей местах Сибири и Казахстана их встречали как врагов, повинных в войне. Власть и не подумала пюровести с населением разъяснительной работы. Депортированных за фашистов, повинных в войне и связанных с ней бедствиях советского народа.

Немцев доставили в места депортации к началу зимы и зимовать им в большинстве своем пришлось в совершенно неприспособленных для жизни помещениях: в амбарах, сараях, конюшнях, кошарах, скотных дворах. Отсутствие нормального питания, медицинского обслуживания, антисанитарные условия, холод и голод вели к заболеваниям людей, к распространению среди них инфекций, простудных заболеваний, педикулезу и т.п. Неестественная смерть среди немцев стала обыденным явлением. Государством немецкому народу был брошен смертельный вызов, которого он никак не ожидал и к которому совершенно не был готов.

Но это было лишь началом того ужаса, который готовил Кремль депортированным. Очередным драконовским постановлением от 10 января 1942 года N° 1123сс всех трудоспособных немцев по повесткам из военкомата призвали для заключения в лагеря. В этих адских лагерях, названных немцами „истребительно-трудовыми” их принудили на протяжении долгих лет под дулами винтовок в античеловеческих, рабских условиях работать. Здесь нашла себе смерть почти половина всех мобилизованных. Цифра погибших в лагерях людей по различным оценкам определяется 500 тысячами. Согласно данным анкет, которые в течение прошедшего лета приходили в мой адрес от читателей, бывших узников этих лагерей смерти, чудом вырвавшихся оттуда после войны, вырисовывается страшная, аппокалипсическая картина.

Немецкая трудовая армия по сути являлась сетью концентрационных лагерей, находящихся в прямом подчинении НКВД отличающихся друг от друга лишь принадлежностью к той или иной отрасли хозяйства страны. Характерно при этом, что лагеря для немцев создавались в самых трудоемких отраслях добывающей или строительной промышленности, а также в лесном хозяйстве по заготовке древесины, иначе в тайге на лесоповалах. В каждом таком лагере была одинаковая организационная страуктура: все заключенные делились на отряды, состоящие из колонн. Колонны в свою очередь состояли из бригад.

Изучение содержания анкет позволяет сделать вывод о том, что немцы были задействованы на работах в тайге на лесоповалах, на урановых, никелевых, железнорудных, угольных и соляных шахтах, на строительстве железных дорог, а также на строительстве объектов военного значения на базе эвакуированного из западных областей СССР промышленного оборудования.

Таких лагерей насчитывались десятки. Среди них Печорлаг, Волжлаг, Вятлаг, Минераллаг, Антарклаг, Челяблаг, Ныроблаг, Усольлаг, Северураллаг, Соликамлаг, Востокураллаг, Ухталаг, Широклаг, Кизельлаг, Ивдельлаг, Воркутлаг, Уктужемлаг, Устовымлаг, Севкузбасслаг, Южкузбасслаг, Башкирнефтестрой и другие.

Только в Уральском регионе в январе 1944 года за ключей проволокой находилось около 120 000 человек. Самый крупный из них Бакаллаг, он же Челяблаг, состоял из 16 стройотрядов и пяти отдельных колонн. Численность загнанных только сюда немцев в течение войны, начиная с весны 1942 года колебалась от 20 до 30 тысяч человек. В Соликамском лагере, где заключенные немцы добывали в соляных пещерах глауберовую соль, средняя численность составляла около 10000 человек. В лагерях Молотовской (Пермской) области заключенных было около 20 тысяч. В Ивдельлаге число немцев в 1942 году достигало почти 12000, а в последующие годы из-за высокой смертности всего около 5000 человек. В Северураллаге немцев в начале 1942 года было около 10000 в последующие годы из-за выской смертности их число снизилось до четырех тысяч.

О том, что ждало „мобилизованных” в местах их заключения, можно судить по воспоминаниям бывших узников. Свидетельствует Абрама Унру, который прибыл с одной из из партий немцев на Урал к весне 1942 года. „Наш поезд прибыл на станцию Богославская города Краснотуринска. Как таковой никакой станции не было, а было лишь название. Сюда к речеке Турья были наспех уложены шпалы и рельсы. По обе стороны от железной дороги в хаотичном порядке на снегу находилось промышленное оборудование эвакуированного из Ленинграда алюминиевого авиционного заводов. Нас тоже выгрузили прямо в снег. Место нашего лагеря было огорожено колючей проволокой. Ничего, кроме вышек охранников здесь не было, и мы должны были сами себе строить бараки. Пока же нам выдали палатки, в которых мы должны были жить. В промышленной зоне, куда нас водили под конвоем мы вручную рыли в мерзлой земле котлованы под фундаменты ТЭЦ и завода. В нашем 14 отряде насчитывалось около 7000 человек. Здесь мы встретились с немцами, вывезенными из Крыма и Украины еще осенью 1941 года. Они были изможденными и еле держались на ногах. Они просили у нас хлеба. Но у нас его тоже не было. Кормили нас баландой из зерен пшеницы и ячменя и еще выдавали 700 граммов хлеба на сутки, при условии выполнения нормы. Такого питания было совершенно недостоточно, чтобы восстанавливать силы после тяжелого труда по 12 часов в день. Мы начали пухнуть от голода и умирать. Я выжил лишь потому, что из-за слабости получил работу учетчика на стройплощадке. Мертвых было очень много и их по ночам свозили к приготвленным еще летом траншеям и закапывали землей вперемежку со снегом”.

А это уже другой Волжский лагерь. Свидетельствует Пауль Крюгер: «Заключенные «Волголага» в который я был «мобилизован» весной 1942 года, строили железную дорогу Ульяновск-Свияжск. Все работы выполнялись вручную. Основными нашими инструментами были лопата, кайло, лом, тачка или носилки. Официально рабочий день длился 12 часов, фактически, с учетом движения до объекта и назад, уходило 13-14 часов. Суточное питание, которое состояло из 600 граммов, больше похожего на глину, хлеба (при условии выполнения нормы) и дважды в день полулитровый черпак пустой баланды с рыбьими головами, совершенно не восстанавливало расходуемых за день физических сил. В лагере свирепствовали болезни, в том числе и эпидемии. Но больше всего удручающе влияло на наши души изуверское к нам отношение охранников и произвол, который вершило над нами начальство. Уже через два месяца пребывания в лагере я был похож на скелет, обтянутый, покрытой струпьями, кожей. В таком состоянии у меня произошла встреча с моим отцом, который прибыл в этот же лагерь с новой партией заключенных. Я вошел в комнату свиданий, где меня уже поджидал отец. Он сидит на стуле, смотрит на меня, а на лице никаких эмоций. Он просто не узнал меня. И только, когда я назвался, он пригляделся ко мне и заплакал. Говорить он уже был не в силах, настолько велико было его потрясение от увиденного. Ведь всего три месяца назад он проводил меня в трудармию здоровым и сильным восемнадцатилетним парнем…»

При таком режиме физического ресурса людей хватало на три – четыре месяца, потом наступало истощение, влекущее за собой необратимые разрушительные процессы в организме и неминуемую смерть.

Лагеря, в которых содержали немцев по царящим в них порядкам мало отличались друг от друга, поэтому проанализировать ситуацию в них в годы войны можно на примере одного из них самых крупных не только на Урале, а вообще в СССР. Это – Бакалстрой, в состав которого входил Челябметаллургстрой (ЧМС). Возглавлял его Комаровский, которого в конце 1943 года заменил генерал-майор инженерно-технической службы Раппопорт. Он считался одним из лучших специалистов по использованию и безжалостной эксплуатации рабского труда заключенных в СССР. Именно поэтому ему было доверено возглавить самый ответственное строительство объекта военного значения первостепенной важности. Уже первого марта 1942 года на Челябметаллургстрое насчитывалось 11708 немцев. Они содержались в 16 строительных отрядах и пяти отдельных колоннах. Строительство метталургического завода в Челябинской области на базе бакальской руды (месторрожение у города Бакал) было намечено еще до войны.

Вот как описываюет эту стройку один из трудармейцев Адольф Элис. „Завод строился между селом Першино, расположенном на берегу реки Миасс в 20 километрах от Челябинска и селом Кругленьким. Расстояние между этими селами составляло 25 км. Эти 25 км. и стали диаметром той территории, на котором началось строительство металлургического завода. Вся эта территория по окружности была ограждена колючей проволокой. Здесь нужно было построить два сталеплавильных цеха, два мартеновских, прокатный цех, кузнечно-прессовый цех, блюминг, литейный, термический, пять доменных печей, механические цеха, разливочные цеха, коксохимический комбинат, кислородные цеха, конверторный цех, цеха холодной прокатки, ТЭЦ, паравозное и вагонное депо, сотни километров железной дороги, жилье дла будущих рабочих завода.

Когда к весне стали прибывать первые мобилизованные немцы, строительство там уже велось. Его вели наши же немцы, снятые с фронта в 1941 году. Они успели построить ограждение территории завода, установили палатки.”

Тем, кто прибыл к весне были приготовлены палатки, а вот свидетельствбо Артура Ейзеля, который прибыл в лагерь с партией немцев из Казахстана 17 февраля 1942 года. „В трудармию меня забрали 30 января 1942 года. Нас 18 суток везли до Челябинска. За все это время нас накормили всего один раз, когда поезд сделал остановку в городе Оренбурге. !7 февраля нас выгрузили на восточной окраине Челябинска и повели пешком по снегу к будущему 7 отряду, где стояло три недоделанных барака без окон и дверей. В них нам пришлось обживаться. А уже на утро мы должны были приступить к строительству новых бараков для новых партий немцев, которые, как оказалось формировались беспрерывно в Сибири и Казахстане из российских немцев. Кроме того нам пришлось строить и ограждение зоны, натягивать колючую проволоку, ставить вышки для охранников. То есть, мы сами себе строили зону и превратились в заключенных. Нас стали под копнвоем водить на работу и с работы. Обращались с нами, как с врагами народа и называли „фашистами” или „фрицами”. Начался наш прискорбный труд с рытья котлованов под цеха. Орудиями нашего труда были льом, лопата, кирка кувалда и тачка. Зимой руки в тонких хлопчатобумажных рукавизах примерзали к лому и у людей лились слезы из глаза от боли. Согреться в течение дня было негде. У многих были обморожены пальцы на руках и ногах, но освобождения мы не получали. Мне из-за обморожения ампутировали большой палец на левой ноге.

За все четыре года моей работы на Челябметаллургстрое у нас не было ни единого отпуска, мы не получали ни одной копейки зарпалты и работали почти без выходных. Тех, кто не мог выполнить производственную норму, могли обвинить в саботаже или вредительстве и за это можно было поплатиться жизнью. Часто из-за этого людей переводили в штрафную бригаду, так называемую „100-ю”. Живыми из нее не возвращались.

Эрих Полин c ки:

«Лагерь, в котором я оказалcя в 16 лет, был раcположен в безводной пуcтыне Бейнеуcкой облаcти (Средняя Азия) и называлcя Бек-Беке. Мы жили окруженные колючей проволокой и вооруженной охраной в землянках крытых матама из камыша. Спали на трехяруcных деревянных нарах, поcтроеных из неотеcаных доcок и горбыля. Ни электрооcвещения, ни отопления в наших жилищах предуcмотрено не было, хотя мороз зимой доcтигал -30 градуcов по Цельcию. Вокруг лагеря, наcколько видит глаз, были небо и пеcок. Без медицинcкого обcлуживания, наглухо отрезанные от оcтального мира, мы были обреченеы на неминуемую cмерть от голода, холода и болезней. Самым cтрашным иcпытанием для наc были иcпытание голодом и жаждой. Воду и продукты к нам доcтавлял cтаренький ЗИС-5 за 300 километров. Еcли он вдруг выходил на какое-то время из cтроя, мы оcтавалиcь без воды в уcловиях, когда температура в пуcтыне доcтигала +50 градуcов. Люди cходили c ума от жажды, переcтавали оринетироватьcя во времени и в проcтранcтве. Работали мы по 10 чаcов в cутки. Мы отcыпали из пеcка полотно под будущую мнимую железную дорогу. Лопата, ноcилки, тачка были нашими орудиями труда. А поcкольку пеcок в пуcтыне поcтоянно перемещаетcя, то наша работа превращалаcь в Сизифов труд: днем мы наcыпали наcыпь, а за ночь ветер ее разрушал. И так без конца до полного изнеможения, когда cмерть казалоcь выcшим благом.

Таких лагерей в нашей округе было неcколько, а командовал ими наcтоящий тиран под именем Марк Израилевич Скобец. Он появлялcя в лагере 2-3 раза в меcяц, но его редкие поcещения, cопровождаемые моральными и физичеcкими издевательcтвами запоминалиcь нам надолго. Он орал на наc матом, грозил, что ни один немец не выйдет живым из этой пуcтыни, пинал тех, кто попадал под его горячую руку ногами. Я до cих пор ношу cлед в форме шишки на бедре от его пинка кованным cапогом. По его приказу мы вырыли в центре зоны для cебя карцер, который предcтавля из cебя колодец cо cторонами 2 и глубиной 3 метра. Туда броcали на 3-5 cуток тех, кто не мог выполнить дневную норму. Питание и без того cкудное для наказанных урезалоcь вдвое. Там они и умирали под палящими лучами cолнца. Трупы не хоронили, а вытаcкивали за территорию зоны в пуcтыню. Могильщиком у наc был ветер, который cкрывал от людcких глаз cледы человечеcких преcтуплений.

На 30% процентов наш лагерь cоcтоял из женщин. По началу они еще находили в cебе cилы плакать по оcтавленным cиротами малолретним детям, но cпуcтя короткое время от голода жажды и адcкого переутомления у них, как и у вcех наc наcтупало полное безразличие и к cебе, и к окружающему их миру.

В лагере Бек-Беке в начале 1942 года находилоcь 1500 заключенных, к концу войны в живых из этой партии оcталоcь неcколько деcятков доходяг. Не знаю, какое меcто по жеcтокоcти этот лагерь занимал cреди оcтальных лагерей, думаю, что и там было не cлаще, поcкольку политика уничтожения немцев ноcила организованный, хорошо cпланированный характер и не могла быть cпонтанной волей отдельного начальника, а потому была ни чем иным, как гоcударcтвенной акцией-преcтуплением»

Норма питания в немецких лагерях cоcтавляла в cреднем 800 калорой, когда для нормальной жизнедеятельноcти организма требуетcя более 2000 калорий. При таком рационе питания и режиме труда (10-12 чаcов) очень быcтро наступало истощение, влекущее за собой необратимые разрушительные процессы в организме и неминуемую смерть

Особенно тяжелыми для нас были 1942-1943 годы, когда положение на фронтах было не в пользу СССР. Мы прекрасно понимали, что в случае взятия немецкой армией и Москвы и выхода к Уралу, нас непременно всех уничтожат. От смерти нас сапсли победы Красной Армии под Сталинградом и на Курской дуге. Правда нам тогда уже было все-равно. Голодом, холодом, болезнями и непосильным трудом мы были доведены до этого состояния, когда жизнь для нас потеряла всякий смысл. Хотелось только одного, перед смертью еще хотя бы раз наесться досыта. Умерших никто не считал и на их место привозили все новые партии немцев. За 1942-1943 годы в наших бригадах погибла более половины людей. Их не успевали хоронить и тогда трупы начали штабелевать. К такому штабелю подъезжала полуторка и двое грузчиков загружали трупы в кузов автомашины. Наладывали их выше бортов и один из грузчиков садился сверху, что бы придерживать их во время поездки к могильнику. Трупы зкапывали в общие могилы без имен и фамилий, лишь с привязанной к плаьцу ноги биркой, где стоял номер личного дела заключенного. После войны поле, где были захороненеы трупы из нашего лагеря, распахали и засадили картошкой. Я сегодня могу под присягой подвердить, что на строительстве Челябметаллургстроя погиб каждый второй трудармеец и это был настоящий и ничем не прикрытый геноцид. Жизнь людей совершенно не ценилась и особенно в 1942-1943 годах.”

Изучая содержание анкет, присланных трудармейцами, находящимися в лагерях совершенно разных по производственному профилю и расположенных в различных регионах можно сделать целый ряд общих выводов.

Ни в одном лагере огромного Гулага не было столь скудного питания, столь бесчеловечного отношения, столь беспощадной эксплуатации подневольного труда, столь оскорбляющего человеческое достоинство унижения, как в лагерях, в которых находились во время войны немцы.

Содержались они в зонах лагерного типа за колючей проволокой и под вооруженной до зубов, усиленной натасканными на людей собаками, охраной. В этих адских лагерях смерти, прозванными немцами «истребительными», погиб каждый второй заключенный.

Августовский указ Сталина сделал немцев не просто бесправными, он поставил их вне закона. Призывы Ильи Эренбурга «Убей немца!», которые тиражировались газетами и озвучивались радиовещанием на весь мир, гибельным мором проходили по лагерям, где были заключены немцы. Чем хуже было положение Красной Армии на фронтах, тем больше было работы у похоронных лагерных команд, не успевающих зарывать трупы.

Из этого можно сделать единственный вывод: именно для людей немецкой национальности были созданы специализированные лагеря, где po инициативе государства происходило методичное уничтожение людей посредством создания для них в местах заключения условий совершенно неприемлемых ни для жизни ни труда условий, а только для мучительной смерти.

К таким условиям можно отнести следущие:

1. В лагерях не были созданы элементарные бытовые и санитарно-гигиенические условия жизни, что способствовало распространению в них инфекционных болезней, простудных заболеваний, педикулеза и т.д., что зеведомо вело к массовой смертности людей.

2. В лагерях немцы использовались на самых трудоемких работах таких как земляные на рытье котлованов и сооружении насыпей под железные дороги, на добыче руды, нефти и угля, на лесоповале. Там, где трудились немцы механизированный труд исключался. Основными орудиями труда для них были лом, кайло, лопата, тачка, топор, ручная пила.