Текст книги "Библиотека мировой литературы для детей, том 42"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)

Весь день он просидел дома под предлогом плохой погоды: этот предлог был нужен ему, чтобы оправдаться перед самим собой.

На третий день после происшествия, в девять часов утра, заиграли сбор. Герцог Орлеанский объезжал посты. Гвардейцы бросились к ружьям и выстроились; д’Артаньян занял свое место среди товарищей.

Его высочество проехал перед фронтом войск, затем все старшие офицеры подошли к нему, чтобы приветствовать его, и среди них – капитан гвардии Дезэссар.

Минуту спустя д’Артаньяну показалось, что г-н Дезэссар знаком подзывает его к себе. Боясь ошибиться, он подождал вторичного знака своего начальника; когда тот повторил свой жест, он вышел из рядов и подошел за приказаниями.

– Сейчас его высочество будет искать добровольцев для опасного поручения, которое принесет почет тому, кто его выполнит, и я подозвал вас, чтобы вы были наготове.

– Благодарю вас, господин капитан! – ответил гасконец, обрадовавшись случаю отличиться перед герцогом.

Оказалось, что ночью осажденные сделали вылазку и отбили бастион, взятый королевской армией два дня назад; предполагалось послать туда людей в очень опасную рекогносцировку, чтобы узнать, как охранялся этот бастион.

Действительно, через несколько минут герцог Орлеанский громко проговорил:

– Мне нужны три или четыре охотника под предводительством надежного человека.

– Что до надежного человека, ваше высочество, то такой у меня есть, – сказал Дезэссар, указывая на д’Артаньяна. – Что же касается охотников, то стоит вам сказать слово, и за людьми дело не станет.

– Найдутся ли здесь четыре человека, желающие пойти со мной на смерть? – крикнул д’Артаньян, поднимая шпагу.

Двое из его товарищей-гвардейцев тотчас же выступили вперед, к ним присоединились еще два солдата, и нужное количество было набрано; всем остальным д’Артаньян отказал, не желая обижать тех, которые вызвались первыми.

Было неизвестно, очистили ларошельцы бастион после того, как захватили его, или же оставили там гарнизон; чтобы узнать это, требовалось осмотреть указанное место с достаточно близкого расстояния.

Д’Артаньян со своими четырьмя помощниками отправился в путь и пошел вдоль траншеи; оба гвардейца шагали рядом с ним, а солдаты шли сзади.

Прикрываясь каменной облицовкой траншеи, они быстро продвигались вперед и остановились лишь шагов за сто от бастиона. Здесь д’Артаньян обернулся и увидел, что оба солдата исчезли.

Он решил, что они струсили и остались сзади; сам же продолжал двигаться вперед.

При повороте траншеи д’Артаньян и два гвардейца оказались шагах в шестидесяти от бастиона. На бастионе не было видно ни одного человека, он казался покинутым.

Трое смельчаков совещались между собой, стоит ли идти дальше, как вдруг кольцо дыма опоясало эту каменную глыбу, и десяток пуль просвистели вокруг д’Артаньяна и его спутников.

Они узнали то, что хотели узнать: бастион охранялся. Дальнейшее пребывание в этом опасном месте было, следовательно, бесполезной неосторожностью. Д’Артаньян и оба гвардейца Повернули назад и начали отступление, похожее на бегство.

Когда они были уже близко от угла траншеи, который мог защитить их от ларошельцев, один из гвардейцев упал – пуля пробила ему грудь. Другой, оставшийся целым и невредимым, продолжал бежать к лагерю.

Д’Артаньян не захотел покинуть своего товарища; он нагнулся, чтобы поднять его и помочь добраться до своих, но в эту минуту раздались два выстрела: одна пуля разбила голову уже раненного гвардейца, а другая расплющилась о скалу, пролетев в двух дюймах от д’Артаньяна.

Молодой человек быстро обернулся, так как эти выстрелы не могли исходить из бастиона, загороженного углом траншеи. Мысль о двух исчезнувших солдатах пришла ему на ум и напомнила о людях, покушавшихся убить его третьего дня. Он решил, что на этот раз выяснит, в чем дело, и упал на труп своего товарища, притворившись мертвым.

Из-за заброшенного земляного вала, находившегося шагах в тридцати от этого места, сейчас же высунулись две головы: то были головы двух отставших солдат. Д’Артаньян не ошибся: эти двое последовали за ним только для того, чтобы его убить, надеясь, что смерть молодого человека будет отнесена за счет неприятеля.

Но так как он мог оказаться лишь раненным и впоследствии заявить об их преступлении, они подошли ближе, чтобы его прикончить; к счастью, обманутые хитростью д’Артаньяна, они не позаботились о том, чтобы перезарядить ружья.

Когда они были шагах в десяти, д’Артаньян, который, падая, постарался не выпустить из рук шпаги, внезапно вскочил на ноги и одним прыжком оказался около них.

Убийцы поняли, что если они побегут в сторону лагеря, не убив д’Артаньяна, то он донесет на них; поэтому первой их мыслью было перебежать к неприятелю. Один из них схватил ружье за ствол и, орудуя им как палицей, нанес бы д’Артаньяну страшный удар, если бы молодой человек не отскочил в сторону; однако этим движением он освободил бандиту проход, и тот бросился бежать к бастиону.

Не зная, с каким намерением этот человек направляется к ним, ларошельцы, охранявшие бастион, открыли огонь, и предатель упал, пораженный пулей, раздробившей ему плечо.

Тем временем д’Артаньян бросился на второго солдата, действуя шпагой. Борьба была недолгой: у негодяя было для защиты только разряженное ружье, – шпага гвардейца скользнула по стволу ружья, уже не грозившего ему никакой опасностью, и пронзила убийце бедро; тот упал. Д’Артаньян тотчас же приставил острие шпаги к его горлу.

– О, не убивайте меня! – вскричал бандит. – Пощадите, пощадите меня, господин офицер, и я расскажу вам все!

– Да стоит ли твой секрет того, чтобы я помиловал тебя? – спросил молодой человек, придержав руку.

– Стоит, если только вам дорога жизнь! Ведь вам двадцать два года, вы красивы, вы храбры и сможете еще добиться всего, чего захотите.

– Говори же поскорей, негодяй: кто поручил тебе убить меня? – сказал д’Артаньян.

– Женщина, которой я не знаю, но которую называют миледи.

– Но если ты не знаешь этой женщины, откуда тебе известно ее имя?

– Так называл ее мой товарищ, который был с ней знаком. Она сговаривалась не со мной, а с ним. У него в кармане есть даже письмо этой особы, и, судя по тому, что я слышал, это письмо имеет для вас большое значение.

– Но каким же образом ты оказался участником этого злодеяния?

– Товарищ предложил мне помочь ему убить вас, и я согласился.

– Сколько же она заплатила вам за это «благородное» дело?

– Сто луи.

– Ого! – со смехом сказал молодой человек. – Очевидно, она дорого ценит мою жизнь. Сто луи! Да это целое состояние для таких двух негодяев, как вы! Теперь я понимаю, почему ты согласился, и я готов пощадить тебя, но с одним условием.

– С каким? – тревожно спросил солдат, видя, что еще не все кончено.

– Ты должен достать мне письмо, которое находится в кармане у твоего приятеля.

– Но ведь это только другой способ убить меня! – вскричал бандит. – Как могу я достать это письмо под огнем бастиона?

– И все же тебе придется решиться на это, или, клянусь тебе, ты умрешь от моей руки!

– Пощадите! Сжальтесь надо мной, сударь! Ради той молодой дамы, которую вы любите! Вы думаете, что она умерла, но она жива! – вскричал бандит, опускаясь на колени и опираясь на руку, так как вместе с кровью он терял также и силы.

– А откуда тебе известно, что есть молодая женщина, которую я люблю и которую считаю умершей? – спросил д’Артаньян.

– Из того письма, которое находится в кармане у моего товарища.

– Теперь ты сам видишь, что я должен получить это письмо, – сказал д’Артаньян. – Итак, живо, довольно колебаться, или, как мне ни противно еще раз пачкать свою шпагу кровью такого негодяя, как ты, клянусь словом честного человека, что…

Эти слова сопровождались таким угрожающим жестом, что раненый поднялся.

– Подождите! Подождите! – крикнул он, от испуга сделавшись храбрее. – Я пойду… пойду!

Д’Артаньян отобрал у солдата ружье, пропустил его вперед и острием шпаги подтолкнул по направлению к его сообщнику.

Тяжело было смотреть, как этот несчастный, оставляя за собой на дороге длинный кровавый след, бледный от страха близкой смерти, пытался доползти, не будучи замеченным, до тела своего сообщника, распростертого в двадцати шагах от него.

Ужас был так явно написан на его покрытом холодным потом лице, что д'Артаньян сжалился над ним.

– Хорошо, – сказал он, презрительно глядя на солдата, – я покажу тебе разницу между храбрым человеком и таким трусом, как ты. Оставайся. Я пойду сам.

Быстрым шагом, зорко глядя по сторонам, следя за каждым движением противника, применяясь ко всем неровностям почвы, д’Артаньян добрался до второго солдата.

Было два способа достигнуть цели: обыскать раненого тут же на месте или унести его с собой, пользуясь его телом как прикрытием, и обыскать в траншее.

Д’Артаньян избрал второй способ и взвалил убийцу на плечи в ту самую минуту, когда неприятель открыл огонь.

Легкий толчок, глухой звук трех пуль, пробивших тело, последний крик, предсмертная судорога – все это сказало д’Артаньяну, что тот, кто хотел убить его, только что спас ему жизнь.

Д’Артаньян вернулся в траншею и бросил труп рядом с раненым, который был бледен как мертвец.

Он немедленно начал осмотр: кожаный бумажник, кошелек, в котором, очевидно, лежала часть полученной бандитом суммы, стаканчик для игральных костей и самые кости – таково было наследство, оставшееся после убитого.

Д’Артаньян оставил стаканчик и игральные кости на том месте, куда они упали, бросил кошелек раненому и жадно раскрыл бумажник.

Между несколькими ненужными бумагами он нашел следующее письмо, то самое письмо, ради которого он рисковал жизнью:

Вы потеряли след этой женщины, и теперь она находится в полной безопасности в монастыре, куда вы никоим образом не должны были ее допускать. Постарайтесь, по крайней мере, не упустить мужчину. Вам известно, что у меня длинная рука, и в противном случае вы дорого заплатите за те сто луи, которые от меня получили.

Подписи не было, но письмо было написано миледи – д’Артаньян не сомневался в этом. Поэтому он спрятал его как улику и, защищенный выступом траншеи, начал допрос раненого. Последний сознался, что вместе с товарищем, тем самым, который только что был убит, он взялся похитить одну молодую женщину, которая должна была выехать из Парижа через заставу Лавильет, но что, засидевшись в кабачке, они опоздали на десять минут и прозевали карету.

– И что же вы должны были сделать с этой женщиной? – с тревогой спросил д’Артаньян.

– Мы должны были доставить ее в особняк на Королевской площади, – сказал раненый.

– Да-да! – прошептал д’Артаньян. – Это именно так, к самой миледи.

И молодой человек задрожал, поняв, какая страшная жажда мести толкала эту женщину в ее стремлении погубить его и всех, кто его любил, поняв, как велика была ее осведомленность в придворных делах, если она сумела все обнаружить. Очевидно, свои сведения она черпала у кардинала.

Однако среди всех этих печальных размышлений одна мысль внезапно поразила его и исполнила величайшей радости: он понял, что королева разыскала наконец тюрьму, где бедная г-жа Бонасье искупала свою преданность, и что она освободила ее из этой тюрьмы.

Теперь письмо, полученное им от г-жи Бонасье, и встреча с ней на дороге в Шайо, встреча, когда она промелькнула, как видение, – все стало ему понятно.

Итак, отныне, как и предсказывал ему Атос, появилась возможность разыскать молодую женщину, ибо не существовало такого монастыря, в который нельзя было бы найти доступ.

Эта мысль окончательно умиротворила д’Артаньяна. Он повернулся к раненому, с тревогой следившему за каждым изменением его лица, и протянул ему руку.

– Пойдем, – сказал он, – я не хочу бросать тебя здесь. Обопрись на меня, и вернемся в лагерь.

– Пойдемте, – ответил раненый, не в силах поверить такому великодушию. – Но не для того ли вы берете меня с собой, чтобы отправить на виселицу?

– Я уже дал тебе слово, – сказал д’Артаньян, – и теперь вторично дарю тебе жизнь.

Раненый опустился на колени и стал целовать ноги своего спасителя, но д’Артаньян, которому совершенно незачем было оставаться дольше так близко от неприятеля, прекратил эти изъявления благодарности.

Гвардеец, вернувшийся в лагерь после первых выстрелов с бастиона, объявил о смерти своих четырех спутников. Поэтому все в полку были очень удивлены и очень обрадованы, увидев д’Артаньяна целым и невредимым.

Молодой человек объяснил колотую рану своего спутника вылазкой врага, которую тут же придумал. Он рассказал о смерти второго солдата и об опасностях, которым они подвергались.

Этот рассказ доставил ему подлинный триумф. Все войско целый день говорило об этой экспедиции, и сам герцог Орлеанский поручил передать д’Артаньяну благодарность.

Всякое доброе дело несет награду в себе самом, и доброе дело д’Артаньяна вернуло ему утраченное спокойствие. В самом деле, д’Артаньян считал, что может быть совершенно спокоен, раз один из двух врагов убит, а другой безраздельно предан ему.

Это спокойствие доказывало лишь одно – что д’Артаньян еще не знал миледи.

XII
Анжуйское вино

После вестей о почти безнадежной болезни короля в лагере вскоре начали распространяться слухи о его выздоровлении, и, так как король очень спешил лично принять участие в осаде, все говорили, что он двинется в путь, едва лишь будет в состоянии сесть на лошадь.

Между тем герцог Орлеанский, знавший, что не сегодня– завтра его сместят с поста командующего армией и заменят либо герцогом Ангулемским, либо Бассомпьером, либо Шомбергом, оспаривавшими друг у друга этот пост, был бездеятелен, терял время, лишь нащупывая силы противника, и не решался ни на какую крупную операцию, которая могла бы прогнать англичан с острова Рэ, где они все еще осаждали крепость Сен-Мартен и форт Ла-Пре, тогда как французы, со своей стороны, осаждали Ла-Рошель.

Что касается д’Артаньяна, то, как мы уже сказали, он стал спокойнее, что всегда бывает после того, как опасность минует и мы начнем считать ее несуществующей; у него оставалась лишь одна забота – он не получал никаких известий от своих друзей.

Однако как-то утром, в начале ноября, все сделалось ему ясно благодаря следующему письму, полученному из Виллеруа:

Господин д'Артаньян!

Гг. Атос, Портос и Арамис устроили у меня пирушку и славно повеселились, но при этом так нашумели, что комендант, человек очень строгий, заключил их под стражу на несколько дней. Тем не менее я выполняю данное ими приказание и посылаю вам двенадцать бутылок моего анжуйского вина, которое пришлось им весьма по вкусу. Они просят вас выпить это вино за их здоровье.

Остаюсь, сударь, покорным и почтительным слугой.

Годо, трактирщик гг. мушкетеров.

– Наконец-то! – воскликнул д’Артаньян. – Значит, они помнят обо мне в часы развлечения, как я помню о них в часы уныния! Ну конечно, я выпью за их здоровье, и очень охотно, но только не один.

И д’Артаньян побежал к двум гвардейцам, с которыми он сдружился больше, чем с остальными, чтобы пригласить их распить с ним чудесное анжуйское вино, присланное из Виллеруа. Оказалось, однако, что один из гвардейцев был кем-то приглашен на этот вечер, а другой на следующий, поэтому пирушку назначили на послезавтра.

Придя домой, д’Артаньян отправил все двенадцать бутылок вина в походный гвардейский буфет, приказав тщательно сохранить их, а в день торжества он с девяти утра услал туда Планше, с тем чтобы приготовить все к двенадцати часам, когда был назначен обед.

Гордясь своим новым почетным званием метрдотеля, Планше решил не ударить лицом в грязь, а потому взял себе в помощь слугу одного из приглашенных, по имени Фурро, и того самого лжесолдата, который хотел убить д’Артаньяна и который, не принадлежа ни к одной части, поступил после того, как молодой человек спас ему жизнь, в услужение к д’Артаньяну или, вернее сказать, к Планше.

Когда час пиршества наступил, оба гостя явились, заняли свои места, и длинный ряд блюд выстроился на столе. Планше прислуживал с салфеткой, перекинутой через руку, Фурро откупоривал бутылки, а Бризмон – так звали выздоравливающего – переливал вино в стеклянные графины, так как в нем был какой-то осадок – должно быть, от тряской дороги. Первая бутылка этого вина оказалась на дне несколько мутной. Бризмон вылил подонки в стакан, и д’Артаньян разрешил ему выпить их, так как бедняга был еще очень слаб.

Гости съели суп и уже поднесли к губам первый стакан, как вдруг с форта Людовика и с форта Нового прогремели пушечные выстрелы. Думая, что произошло какое-то неожиданное нападение либо со стороны осажденных, либо со стороны англичан, гвардейцы немедленно схватились за шпаги: д’Артаньян, не менее быстрый, чем они, сделал то же, и все трое побежали к своим постам.

Однако, едва успев выскочить из буфета, они сразу поняли причину этого шума. «Да здравствует король! Да здравствует кардинал!» – кричали со всех сторон, и повсюду били в барабаны.

В самом деле, король, который, как мы уже сказали, был полон нетерпения, проехал без отдыха два перегона и только что прибыл со всей своей свитой и с подкреплением в десять тысяч солдат, впереди и позади него шли мушкетеры.

Д’Артаньян, находившийся в своей роте, которая выстроилась шпалерами, выразительным жестом приветствовал своих друзей, не спускавших с него глаз, и г-на де Тревиля, сейчас же заметившего его.

Как только церемония въезда кончилась, друзья горячо обнялись.

– Черт возьми, – вскричал д’Артаньян, – вы приехали удивительно кстати! Думаю, что ни одно блюдо не успело еще остыть!.. Не правда ли, господа? – добавил молодой человек, обращаясь к двум гвардейцам и представляя их своим друзьям.

– Ого! Кажется, мы пируем! – обрадовался Портос.

– Надеюсь, что на вашем обеде не будет дам! – сказал Арамис.

– А есть ли приличное вино в вашей дыре? – спросил Атос.

– То есть как это, черт возьми! Ведь у меня есть ваше вино, любезный друг, – ответил д’Артаньян.

– Наше вино? – с удивлением переспросил Атос.

– Ну да, то самое, которое вы прислали мне.

– Мы прислали вам вино?

– Да разве вы забыли? Знаете, слабенькое вино с анжуйских виноградников!

– Да, я понимаю, какое вино вы имеете в виду.

– Вино, которое вы предпочитаете всем остальным.

– Разумеется, когда у меня нет ни шампанского, ни шамбертена.

– Ничего не поделаешь! За неимением шампанского и шамбертена, придется вам удовольствоваться анжуйским.

– Так вы, значит, выписали анжуйское вино? Ну и лакомка же вы, д’Артаньян! – сказал Портос.

– Да нет же! Это то вино, которое прислано мне от вашего имени.

– От нашего имени? – хором воскликнули три мушкетера.

– Скажите, Арамис, это вы посылали вино? – спросил Атос.

– Нет. А вы, Портос?

– Нет. А вы, Атос?

– Нет.

– Если это не вы, – сказал д’Артаньян, – то ваш трактирщик.

– Наш трактирщик?

– Ну да! Ваш трактирщик Годо, трактирщик мушкетеров.

– В конце концов, какое нам дело до того, откуда взялось это вино! – сказал Портос. – Попробуем и, если оно хорошее, – выпьем.

– Напротив, – возразил Атос, – не будем пить вино, которое пришло неизвестно откуда.

– Вы правы, Атос, – согласился д’Артаньян. – Так, значит, никто из вас не поручал трактирщику Годо прислать мне вина?

– Нет! И все же он прислал вам его от нашего имени?

– Вот письмо! – сказал д’Артаньян.

И он протянул товарищам записку.

– Это не его почерк! – сказал Атос. – Я знаю его руку – перед отъездом я как раз рассчитывался с ним за всю компанию.

– Письмо подложное, – сказал Портос, – никто не арестовывал нас.

– Д’Артаньян, – с упреком сказал Арамис, – как могли вы поверить, что мы нашумели?

Д’Артаньян побледнел, и дрожь пробежала по его телу.

– Ты пугаешь меня, – сказал Атос, говоривший ему «ты» лишь в случаях чрезвычайных. – Что случилось?

– Бежим, бежим, друзья мои! – вскричал д’Артаньян. – У меня возникло страшное подозрение… Неужели это опять месть той женщины?

Теперь побледнел и Атос.

Д’Артаньян бросился бежать к буфету, три мушкетера и оба гвардейца последовали за ним.

Первое, что увидел д’Артаньян, войдя в столовую, был Бризмон, корчившийся на полу в жестоких судорогах.

Планше и Фурро, смертельно бледные, пытались облегчить его страдания, но было ясно, что помощь бесполезна: лицо умирающего было искажено предсмертной агонией.

– А, это вы! – вскричал Бризмон, увидев д’Артаньяна. – Вы сделали вид, что даруете мне жизнь, а сами отравили меня! О, это ужасно!

– Я? – вскричал д’Артаньян. – Несчастный, что ты говоришь!

– Да-да, вы дали мне это вино! Вы велели мне выпить его – вы решили отомстить мне, и это ужасно!

– Вы ошибаетесь, Бризмон, – сказал д’Артаньян, – вы ошибаетесь. Уверяю вас… клянусь вам…

– Но есть бог, он покарает вас!.. О господи, пошли ему такие же мучения, какие я чувствую сейчас!

– Клянусь Евангелием, – вскричал д’Артаньян, бросаясь к умирающему, – я не знал, что это вино отравлено, и сам собирался пить его!

– Я не верю вам, – сказал солдат.

И в страшных мучениях он испустил последний вздох.

– Ужасно, ужасно! – шептал Атос, между тем как Портос бил бутылки, а Арамис отдавал приказание – правда несколько запоздавшее – привести духовника.

– О друзья мои, – сказал д’Артаньян, – вы еще раз спасли мне жизнь, и не только мне, но также и этим господам!.. Господа, – продолжал он, обращаясь к гвардейцам, – я попрошу вас хранить молчание о том, что вы видели. Весьма важные особы могут оказаться замешанными в эту историю, и все последствия падут тогда на нашу голову.

– Ах, сударь… – пробормотал Планше, еле живой от страха, – ах, сударь, выходит, что я счастливо отделался!

– Как, бездельник, ты, значит, собирался пить мое вино? – вскричал д’Артаньян.

– За здоровье короля, сударь. Я собрался было выпить самую малость за здоровье короля, но Фурро сказал, что меня зовут.

– Это правда, – покаялся Фурро, щелкая зубами от страха, – я хотел отослать его, чтобы выпить без помехи.

– Господа, – сказал д’Артаньян, обращаясь к гвардейцам, – вы сами понимаете, что после всего случившегося наша пирушка была бы очень печальной. Поэтому примите мои извинения и давайте отложим ее до другого раза.

Оба гвардейца учтиво приняли извинения д’Артаньяна и, понимая, что четыре друга хотят остаться одни, удалились.

Оставшись без свидетелей, молодой гвардеец и три мушкетера переглянулись с таким видом, который ясно говорил, что каждый из них понимает всю серьезность положения.

– Прежде всего, – предложил Атос, – давайте уйдем из этой комнаты. Труп человека, погибшего насильственной смертью, – это плохое соседство.

– Планше, – сказал д’Артаньян, – поручаю тебе тело этого бедняги. Пусть его похоронят на освященной земле. Правда, он совершил преступление, но он раскаялся в нем.

И четверо друзей вышли из комнаты, предоставив Планше и Фурро заботу о погребении Бризмона.

Хозяин отвел им другую комнату и подал яйца всмятку и воду, которую Атос сам набрал в колодце. Портосу и Арамису в нескольких словах рассказали суть дела.

– Как видите, милый друг, – сказал д’Артаньян Атосу, – это война не на жизнь, а на смерть.

Атос покачал головой.

– Да, да, – ответил он, – я вижу это. Но вы, значит, думаете, что это она?

– Я уверен в этом.

– А я должен сознаться, что все еще сомневаюсь.

– Однако же эта лилия на плече?

– Это англичанка, совершившая во Франции какое-то преступление, за которое ее заклеймили.

– Атос, Атос, уверяю вас, это ваша жена! – повторял д’Артаньян. – Неужели вы забыли, как сходятся все приметы?

– И все-таки я думаю, что та, другая, умерла. Я так хорошо повесил ее…

На этот раз покачать головой пришлось даже д’Артаньяну.

– Но что же делать? – спросил он.

– Нельзя вечно жить под дамокловым мечом, – сказал Атос, – необходимо найти выход из этого положения.

– Но какой же?

– Постарайтесь увидеться с ней и объясниться. Скажите ей: «Мир или война! Даю честное слово дворянина, что никогда не скажу о вас ни слова, что никогда ничего не предприму против вас. Со своей стороны, вы должны торжественно поклясться, что не будете вредить мне. В противном случае, я дойду до канцлера, дойду до короля, я найду палача, я восстановлю против вас двор, я заявлю о том, что вы заклеймены, я предам вас суду, и, если вас оправдают, тогда… ну, тогда, даю честное слово дворянина, я убью вас где-нибудь под забором, как бешеную собаку!»

– Я не возражаю против этого способа, – сказал д’Артаньян, – но как же увидеться с ней?

– Время, милый друг, время доставит удобный случай, а случай дает человеку двойные шансы на выигрыш: чем больше вы поставили, тем больше выиграете, если только умеете ждать.

– Так-то так, но ждать, когда ты окружен убийцами и отравителями…

– Ничего! – сказал Атос. – Бог хранил нас до сих пор, он же сохранит нас и впредь.

– Да, нас! Конечно, мы мужчины, и, собственно говоря, для нас вполне естественно рисковать жизнью, но она!.. – добавил он, понижая голос.

– Кто это – она? – спросил Атос.

– Констанция.

– Госпожа Бонасье! Ах да, ведь и правда… я совсем забыл, что вы влюблены, мой бедный друг!

– Но ведь из письма, найденного вами у этого убитого негодяя, мы узнали, что она находится в монастыре, – сказал Арамис. – В монастырях совсем не так уж плохо, и обещаю вам, что, как только кончится осада Ла-Рошели, я лично…

– Да-да, любезный Арамис, – перебил его Атос, – мы знаем, что ваши помыслы устремлены к религии.

– Я только временно состою в мушкетерах, – со смирением сказал Арамис.

– По-видимому, он давно не получал известий от своей любовницы, – прошептал Атос. – Не обращайте внимания, это нам уже знакомо.

– Вот что! – сказал Портос. – По-моему, тут есть одно простое средство.

– Какое же? – спросил д’Артаньян.

– Вы говорите, она в монастыре?

– Да.

– Так в чем же дело? Как только кончится осада, мы похитим ее из этого монастыря, и все тут.

– Но ведь прежде надо узнать, в каком монастыре она находится.

– Это правда, – согласился Портос.

– Однако не говорили ли вы, что королева сама выбрала для нее монастырь, милый д’Артаньян? – спросил Атос.

– Да. По крайней мере, я думаю, что это так.

– Прекрасно! Тогда Портос поможет нам в этом деле.

– Каким же образом, позвольте вас спросить?

– Да через вашу маркизу, герцогиню, принцессу. Она, должно быть, имеет огромные связи.

– Тсс! – прошептал Портос, прижимая палец к губам. – Я думаю, что она кардиналистка, и она ничего не должна знать.

– Если так, то я берусь получить сведения о госпоже Бонасье, – сказал Арамис.

– Вы, Арамис? – вскричали хором все три друга. – Каким же образом?

– Через духовника королевы, с которым я очень дружен, – краснея, ответил Арамис.

На этом обещании четыре друга, закончившие свой скромный обед, расстались, условившись встретиться снова в тот же вечер. Д’Артаньян вернулся во францисканский монастырь, а три мушкетера отправились в ставку короля, где им предстояло еще позаботиться о своем помещении.