Текст книги "Цезарь (др. перевод)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

XXIX

В разгар всех этих политических передряг, в период расцвета обмана и коррупции в Риме происходило нечто странное, напоминавшее спектакль, даваемый специально для народа, чтобы он поверил в лучшие времена славного города.

Спектакль давал Катон. Катон играл роль печального шута, которому дозволялось говорить и делать все что угодно. Народ проявлял к нему больше любопытства, нежели любви, а потому мчался сломя голову, лишь бы увидеть Катона, бредущего босым и без туники. Катон пророчествовал, но все это походило на пророчества Кассандры[280]280
  Пророчества Кассандры – влюбленный в Кассандру, дочь троянского царя Приама и Гекубы, Аполлон наградил ее даром прорицания, но, отвергнутый ею, сделал так, чтобы ее вещим словам никто не верил.


[Закрыть], которым никто не верил.

Когда Помпей боролся за то, чтобы Цезарь стал проконсулом Галлии, Катон бросил ему фразу:

– Ах, значит, вот как, Помпей? Тебе надоела твоя слава и потому полез в ярмо Цезаря? Я понимаю, пока ты этого не замечаешь, но когда глаза твои раскроются, когда начнешь понимать, когда заметишь, что более не в силах этого выносить, тогда и бросишь его на растерзание Риму. Тогда вспомнишь предупреждение Катона и поймешь, что действовал он честно, справедливо и исключительно в твоих интересах.

Помпей лишь пожал плечами и двинулся дальше. Если находишься выше молний, как они могут в тебя попасть?..

После того как Клодия избрали трибуном, тот понял, что никогда не станет хозяином Рима, во всяком случае при Катоне. И он послал за ним.

Катон подчинился. И это он, отказавшийся прийти, когда его звал сам царь. Катон был олицетворением законопослушания: его звал трибун, и его мало волновало, кто является трибуном – Клодий или кто другой. Просто Катон пришел на вызов трибуна.

– Катон, – сказал ему Клодий, – я считаю тебя самым честным и чистым человеком в Риме.

– О! – воскликнул Катон.

– Да, – кивнул Клодий, – и я хочу доказать тебе это. Многие просят отдать им Кипр, но я думаю, что единственный человек, достойный этого, – ты. Я предлагаю тебе…

– Ты мне предлагаешь Кипр?

– Да.

– Мне, Катону?

– Тебе, Катону.

– Отказываюсь.

– Почему отказываешься?

– Потому что это западня. Ты хочешь удалить меня из Рима.

– Ну и что из того?

– Но я хочу остаться в Риме.

– Тогда, – сказал Клодий, – хочу предупредить тебя: не желаешь отправиться на Кипр добровольно – отравим силой.

И, немедленно выйдя перед народным собранием, проголосовал закон о назначении Катона губернатором Кипра. Никакой возможности отказаться не было, Катону пришлось согласиться.

Случилось это как раз во время скандала с Цицероном. Катон отправился к Цицерону и попросил его не предпринимать ничего такого, что могло бы спровоцировать восстание, затем уехал. Но Клодий не предоставил ему ни кораблей, ни солдат, дал лишь двух писарей, из которых один был прожженным бандитом, а другой – человеком Клодия.

Катон получил приказ прогнать с Кипра Птолемея – не следует путать его с Птолемеем Авлетом[281]281
  Авлет – греческий флейтист, прозвище Птоломея XI, отца Клеопатры.


[Закрыть], игравшим на флейте, царем Египта – и вернуть в Византию[282]282
  Византия – город на берегу Боспора Фракийского, имевший огромное политическое, торговое и стратегическое значение. В. основана около 660 г. до н. э. как мегарская колония. В I в. до н. э. вошла в состав Римской империи.


[Закрыть] тех, кто был некогда изгнан оттуда. Это задание должно было удержать Катона в отдалении от Рима в течение всего того времени, пока Клодий был трибуном.

Имея весьма скромные возможности, Катон решил действовать осторожно. Он остановился на Родосе, выслав вперед своего друга по имени Канидий, чтобы тот уговорил Птолемея сдаться без боя.

Тут с Катоном случилось то же, что и у Помпея с Митридатом: Канидий принес весть, что Птолемей отравился, оставив после себя несметные богатства.

Как мы уже говорили, Катон должен был посетить и Византию. Что осталось бы от Византии, если бы все ее богатства попали в чужие руки?

Он присмотрелся к своему окружению и остановился на племяннике своем Марке Бруте.

Мы впервые упоминаем имя Брута – сына Сервилии и племянника Цезаря. Огромная роль, которую он позднее сыграет в нашей истории, заставляет нас несколько задержаться на этой персоне именно теперь, когда о нем зашла речь.

Бруту в ту пору было около двадцати двух лет. Он утверждал, что происходит из знаменитого рода Юния Брута[283]283
  Юний Брут Луций – патриций, возглавлявший восстание римлян против царя Тарквиния Гордого, основатель республиканского строя в Риме и первый консул.


[Закрыть], которому римляне соорудили на Капитолии бронзовую статую с обнаженным мечом, символизирующую уничтожение им навсегда власти Тарквиниев[284]284
  Тарквиний – имя пяти или семи царей Рима.


[Закрыть]. Однако его родословная будет постоянно оспариваться в генеалогических изысканиях того времени.

И действительно, как он мог происходить из этого рода, если Юний Брут приказал обезглавить обоих своих сыновей? Правда и то, что философ Посидоний[285]285
  Посидоний (II–I вв. до н. э.) – философ-стоик из Апамен (Сирия), учился на Родосе.


[Закрыть] упоминает, что у Юния Брута был третий сын, который по причине юного возраста в заговоре не участвовал, а потому, пережив отца и братьев своих, вполне мог оказаться прадедом Марка Брута.

Не признававшие этого родства римляне говорили, что, напротив, Брут был из плебейского рода, сын некоего Брута, простого интенданта, чья фамилия лишь недавно возникла на римских холмах.

Сервилия, мать Брута, утверждала, что ее род восходит к тому самому Сервилию Ахалу[286]286
  Сервилий Ахала Гай – согласно преданию, убийца Спурия Меллия, заподозренного в стремлении к царской власти.


[Закрыть], который, увидев, что Спурий Меллий прибегает к тирании и подталкивает друзей своих к бунту, вооружился кинжалом и отправился на Форум. Там, убедившись, что все, о чем он слышал, правда, Сервилий с такой яростью вонзил кинжал в Спурия, что несчастный тут же рухнул замертво.

Это произошло примерно за триста восемьдесят лет до описываемых событий, а точнее – в 438 году до нашей эры. Эта часть родословной Брута воспринималась многими как реальность.

По натуре своей молодой человек был мягок и серьезен. Учился философии в Греции, прочитал и сравнил всех философов и выбрал себе в качестве образца для подражания Платона[287]287
  Платон (428/27–349/48 гг. до н. э.) – выдающийся греческий философ, основатель Академии, последователи его учения назывались академиками.


[Закрыть]. Очень уважал Антиоха Аскалонского, главу старой Академии, и подружился с его братом Аристом[288]288
  Арист Аскалонский – афинский философ академической школы, брат Антиоха Аскалонского.


[Закрыть], с которым часто обедал.

Со всеми своими сверстниками Брут разговаривал одинаково хорошо и по-латыни, и по-гречески; обладал в определенной мере красноречием и несколько раз успешно выступал.

Когда Катон надумал воспользоваться им, чтобы спасти от разграбления богатства Птолемея, Брут находился в Памфилии, где выздоравливал после тяжелой болезни.

Вначале Бруту не понравилось предложение: по его мнению, дядя оскорблял Канидия, придавая ему в качестве инспектора столь молодого человека. Но, поскольку глубоко уважал Катона, подчинился. Брут лично подготовил списки имущества, Катон же прибыл только тогда, когда надо было начинать его распродажу.

Все – золотая и серебряная посуда, дорогие картины, драгоценные камни, пурпурные ткани – все это было оценено Катоном. Более того, поскольку он хотел, чтобы цены отражали истинную стоимость вещей, то он лично присутствовал при их распродаже на аукционе, чтобы довести продажную стоимость до запланированной суммы.

Выручка от продажи и деньги, найденные в казне, достигли в сумме семи тысяч талантов – огромные деньги по тем временам.

Катон принял меры предосторожности, чтобы эти деньги беспрепятственно дошли до Рима. Опасаясь кораблекрушения, он приказал изготовить ящики, каждый из которых вмещал по два таланта и пятьсот драхм. К каждому ящику привязали длинную толстую веревку, а к ней – кусок пробки. Получилось нечто вроде плотика-поплавка на случаи кораблекрушения: если ящики попадут в воду, то поплавки укажут, где их искать. К тому же он записал в два реестра все, что собрал и потратил за время своего правления; один реестр передал своему вольноотпущеннику Филаргирию, другой оставил при себе. Но так случилось, что, несмотря на все принятые меры предосторожности, оба реестра исчезли. Филаргирий сел на корабль, который разбился во время бури, и потерял документ, а вместе с ним – и все доверенные ему ящики. Катон довез свой реестр до Коркиры[289]289
  Коркира (ныне Корфу) – остров в Ионическом море.


[Закрыть]. Там он приказал разбить палатки на центральной площади для себя и своих приближенных. Моряки разожгли огромные костры, пламя их дотянулось до палаток, и реестр был в секунду уничтожен огнем.

Когда один из друзей выразил Катону сожаление по этому поводу, тот ответил:

– Я записал все так тщательно и подробно вовсе не для того, чтобы доказать свою преданность и честность, но для того, чтобы показать другим пример честного и строгого выполнения своих обязанностей.

Когда в Риме узнали о прибытии Катона, все жители высыпали на берег реки встречать его.

Увидев флот – Катон отправлялся на одном корабле, а возвращался с целым флотом, – итак, увидев этот флот, плывущий вверх по Тибру, толпы разразились такими восторженными криками, что можно было подумать, речь идет о триумфе.

Возможно, Катон поступил бы более скромно, остановившись там, где встретил консулов и преторов, но он счел, что лучше поступить иначе, и продолжал плыть дальше на царской галере Птолемея. Остановился он лишь тогда, когда укрыл весь флот в гавани.

Какими бы пылкими сторонниками Катона мы ни были, нельзя скрыть от читателя, что такой неожиданный приступ гордыни в первый момент произвел на римлян дурное впечатление.

Но когда люди увидели, как через Форум проносят громадное количество золота и серебра, которое он привез с собой против всех проконсульских правил, то все отрицательные эмоции по отношению к этой надменной выходке исчезли.

И, естественно, Катону были оказаны все почести.

Собрался Сенат и избрал его претором с чрезвычайными полномочиями, с привилегией присутствовать на зрелищах в тоге, отороченной пурпурной каймой.

Но Катон, вновь ставший самим собой, отказался от всех почестей и попросил Сенат предоставить свободу Никию, интенданту царя Птолемея, обрисовав всю заботливость и преданность этого человека. Разумеется, просьба его была удовлетворена.

Вот чем был занят Катон, когда Цезарь начинал свою кампанию в Галлии, а Цицерон оплакивал свою ссылку в Тесалониках.

Посмотрим же, что делали в это время Красс и Помпей, и уж конечно, Клодий.

XXX

Красс, похоже, жил преспокойно, защищенный, с одной стороны, как ему казалось, Цезарем, с другой – Помпеем. Он мечтал лишь об одном: о проконсульстве в Сирии. Он хотел объявить войну парфянам, в которой видел источник наживы для себя лично.

Помпей, как и подобает влюбленному старику, проводил все время наедине с молодой женой, ничуть не волнуясь о том, что происходит на Форуме.

Оценивая обстановку, Клодии видел себя единственным хозяином Рима; Цицерон был в Тесалониках, Катон – на Кипре.

Но все же, пока Помпей находился в Риме, Клодий не мог добиться полноты власти, а потому решил перейти к более решительным действиям.

Как мы помним, Помпей вел переговоры с Тиграном-отцом; знаем также, что он хотел использовать Тиграна-сына для празднования своего триумфа. Молодой Тигран томился в темнице. Клодий силой вытащил его оттуда и приблизил к себе.

Помпей промолчал.

Клодий организовал суд над друзьями Помпея и осудил их.

Помпей промолчал.

Наконец Помпей все же покинул свою виллу на холме Альбано, чтобы присутствовать на одном из процессов. Клодий в окружении шайки своих друзей – известно, кто были друзья и приятели Клодия – поднялся на возвышение, откуда его было хорошо видно и слышно, и начал выкрикивать:

– Кто необузданный император?

– Помпей! – хором отозвались его дружки.

– Кто, женившись, чешется только одним пальчиком, чтобы не испортить прическу?

– Помпей!

– Кто хочет отправиться в Александрию, чтобы возвести на трон египетского царя, за что ему будет хорошо заплачено?

– Помпей!

И так на все заданные вопросы хор его приспешников повторял: «Помпей!»

Несколько слов о фразе, в которой речь шла о египетском царе, ее следует объяснить – ведь мы не хотим оставлять ничего неясного в нашем изложении.

Птолемей Авлет, приемный сын Птолемея Сотера II, прозванный Авлетом из-за своего пристрастия к игре на флейте, должен был разобраться со своими вассалами. В то время Рим был мировым трибуналом: цари и народы приходили сюда искать справедливости. Птолемей выехал из Александрии с мыслью обратиться к римскому народу. Обратиться к римскому народу означало обратиться к влиятельному и сильному человеку, правящему в это время Римом.

Итак, Птолемей отправился в путь и остановился на Кипре как раз в то время, когда там находился Катон. Зная, что Катон на острове, Птолемей отправил гонца с сообщением, что хочет его видеть. Помните, для чего оказался на Кипре Катон? Чтобы ограбить брата Птолемея Авлета.

Стоик находился в клозете, когда ему доложили о прибытии посланца Птолемея.

– Пригласите, пусть войдет, – сказал Катон.

Он выслушал гонца, передавшего настоятельную просьбу своего повелителя.

– Если царь Птолемей желает меня видеть, – ответил Катон, – то это очень просто: дом мой всегда открыт как для царя, так и для простого гражданина.

Ответ прозвучал грубо. Птолемей притворился, что не понял, и отправился к Катону.

Беседа началась прохладно, но постепенно Птолемей, находя немало рассудительности в ответах Катона, попросил совета, как ему поступить: идти в Рим или вернуться в Египет.

– Вернись в Египет, – не задумываясь ответил Катон.

– Почему?

– Потому что стоит отдать Риму палец, он оттяпает всю руку, а точнее – весь Египет.

– Тогда как быть?

– Я же сказал: возвращайся в Египет, помирись со своими вассалами. Если хочешь, чтобы я доказал свою правоту, могу сопроводить тебя и позаботиться об этом примирении.

Сначала царь Птолемей вроде бы согласился, но, следуя другим советам, однажды утром отправился в Рим, ничего не сказав Катону, а прибыв туда, попросил защиты у Помпея.

И вот два года спустя Габиний, легат и доверенное лицо Помпея, восстановил Птолемея во всех правах – наверняка, только они двое знали истинную цену этой протекции.

Ну а теперь вернемся к Клодию. Помпей понял, что пришло время решительных действий. Он был несколько обескуражен тем, что из-за такого ничтожества, как Клодий, должен принимать серьезные решения, он, который всегда был нерешительным по натуре человеком. Однако рано или поздно надо было положить всему этому конец. Помпей посоветовался с друзьями.

Один из них, Кулей, советовал порвать с Цезарем, прогнать его дочь и примириться с Сенатом. Сенат был в обиде на Помпея за то, что тот так предательски позволил отправить Цицерона в ссылку.

Прекрасный повод, чтобы помириться с Сенатом, но Помпей и помыслить не мог о таком выходе – мы уже говорили, он до безумия был влюблен в свою молодую жену.

Кто-то предложил вернуть Цицерона в Рим. Услышав это предложение, Помпей навострил уши. Он заявил в Сенате, что готов хоть с оружием в руках способствовать возвращению Цицерона, но нужно, чтобы Сенат проявил инициативу.

Основываясь на этом обещании, Сенат издал декрет, в котором говорилось, что он не станет принимать никаких решений, не будет издавать никаких законов до тех пор, пока не возвратится Цицерон. Это было настоящим объявлением войны по всем правилам.

В тот же день два новых консула приступили к исполнению своих обязанностей, заменив Пизона и Габиния, назначенных на эти должности в день высылки Цицерона. Консул Лентул Спинтер настоятельно просил вернуть ссыльного. Вторым консулом был Метелл Непот – тот самый, кого Цицерон донимал своими эпиграммами.

Клодий со своими разбойниками стал угрожать Сенату, однако следует помнить – он уже не был трибуном.

Помпей понимал, что ниже его достоинства связываться с таким негодяем, как Клодий.

«С волками жить – по-волчьи выть», – говорит пословица. Клодию противопоставили человека, раза в полтора превосходившего его в негодяйстве. Звали его Анний Милон, он был слеплен из того же теста, что и Клодий. Милон был женат на дочери Суллы и имел в Риме кое-какие связи.

Клодий и Милон не могли ужиться в одном городе.

Милон перешел на сторону Цицерона, и не потому, что считал это справедливым и достойным поступком, но лишь потому, что таким образом становился врагом Клодия.

Когда Помпей раскрыл перед ним свои намерения, как он сделал бы это перед профессиональным кондотьером[290]290
  Кондотьер – человек, готовый ради выгоды защищать любое дело.


[Закрыть], Милон ответил, что готов служить ему.

Клодий повсюду таскал за собой около сотни гладиаторов. Милон собрал две сотни таких же головорезов. Противники встретились. Сначала оскорбляли друг друга площадной бранью, затем схлестнулись. Сражение было долгим и кровопролитным. Друзья Клодия сбегались со всех сторон, никогда еще Форум не видел столько головорезов сразу.

Клодий вышел победителем.

Он оставил каналы, полные крови, и канавы, забитые трупами, затем вместе со своей шайкой поджег храм Нимф.

Среди убитых обнаружили тело трибуна. Сперва думали, что он мертв, позднее оказалось, что только ранен. Трибун был из лагеря Цицерона, и ситуация серьезно обострилась.

Клодий нашел выход и из этого положения: заставил убить трибуна из своего лагеря и обвинил в этом Сенат.

Помпей решил, что настало время действовать.

XXXI

Однажды утром Помпей с большим эскортом отправился сопроводить Квинтия на Форум.

Гордый своей предыдущей победой, Клодий атаковал его, но на сей раз ему пришлось иметь дело с испанскими ветеранами, теми, кто воевал в Азии, и он был наголову разбит.

Во время этой стычки Квинтий получил серьезные ранения. Это сыграло на руку Цицерону: увидев Квинтия раненым, народ понял, что пора арестовать Клодия. Вообще Рим постоянно жил потрясениями и схватками. Никто не обращал внимания ни на Сенат, ни на собрания на Форуме.

Сенат принял важное решение, так как возвращение Цицерона стало ключевой проблемой. Сенат созвал граждан на Марсовом поле, чтобы вся Италия голосовала и выбирала между Клодием и Цицероном.

Все, имевшие право голоса, устремились в Рим. За возвращение ссыльного было подано миллион восемьсот тысяч голосов! День, когда узнали об этом, стал праздником для всей страны.

Цицерон получил декрет Сената, в котором сообщалось о голосовании на Марсовом Поле, и написал Аттику:

«Получил письмо от Квинтия вместе с сенатским постановлением, где речь идет обо мне. Думаю выждать, пока не будет принят в связи с этим закон, а если этот закон будет против меня, придется воспользоваться авторитетом Сената. Предпочитаю потерять жизнь, нежели Отечество. Поспеши прийти и встретить нас».

Но так случилось, что трибун Серран воспротивился вдруг декрету о возвращении.

Цицерон узнал об этом, и у него тут же опустились руки. Несколько дней спустя он посылает Аттику новое письмо:

«После того, что ты писал мне, и в такой ситуации я ясно осознал, что все потеряно. Прошу тебя, будь рядом с моими близкими во время этого несчастья, которое обрушилось и на их головы. Надеюсь все же, скоро увидимся.»

Наконец, накануне августовских нон, прямо в тот день, когда был опубликован декрет о возвращении, Цицерон решился покинуть Диррахию. Он добрался до Брундизия в день нон и нашел там свою дочь Тулию, выехавшую ему навстречу. По чистой случайности, это оказался день его рождения и день празднования основания колонии. В Брундизии он узнал, что декрет был принят с несомненным перевесом, почти единогласно.

Он покинул город, по дороге его часто останавливали различные депутации, вышедшие приветствовать его. На протяжении всего пути, буквально на каждом шагу, во всех городах, через которые он проезжал, не нашлось сколько-нибудь важного или известного человека, который бы не вышел ему навстречу.

Еще у Капенских ворот[291]291
  Капенские ворота – ворота в южной части Рима, через них шла Аппиева дорога на Капую.


[Закрыть], через которые он вошел в Рим, Цицерон заметил, что на ступенях всех храмов полно народу; люди, едва успев заметить его, взрывались радостными криками. Восторженные приветствия сопровождали его до самого Форума.

Там было такое море народу, что пришлось обратиться за помощью к ликторам – проложить путь до Капитолия. Два или три раза его чуть не раздавили.

На другой день он предстал перед Сенатом и выразил свою благодарность.

Примерно через два дня резко подорожало продовольствие. Вначале несколько крикунов, подзуживаемые Клодием, вещали на каждом углу, что уже начало чувствоваться возвращение Цицерона, но голоса эти быстро заглушили.

Сенат объявил бессрочное заседание.

Многие хотели, чтобы Помпею вменили в обязанность снабжение города.

Народ обратился к Цицерону:

– Помпея! Помпея! Предложи Помпея!

Цицерон сделал знак, что будет говорить. Толпа замолкла.

Давно не слышали они Цицерона и обнаружили, что в голосе, которому они так часто внимали в былые времена, звучало нечто новое. Цицерон говорил красиво. Правда, это мы узнали от него самого, а он не имел привычки чернить себя.

– Пусть решает Сенат!

После его предложения был подготовлен законопроект: призвать Помпея и предложить ему руководить снабжением города съестными припасами.

Во время чтения этого проекта народ, услышав, что Цицерон – его главный составитель, приветствовал оратора громкими криками и аплодисментами.

На следующий день Помпей согласился, но поставил свои условия: он готов пять лет заниматься снабжением Рима, но требует, чтобы ему дали в помощники пятнадцать легатов. Первым из названых был Цицерон.

В результате был подготовлен указ, поручающий Помпею на протяжении пяти лет заниматься поставками в Рим продовольствия «со всего света».

Рассудительные люди сочли, что это справедливо, но при обсуждении поправки к законопроекту, как мы назвали бы это сегодня, Меллий предложил предоставить Помпею право неограниченного расходования финансовых средств империи, использование флота и армии по своему усмотрению, а также право издавать приказы, обязательные для исполнения всеми наместниками провинций.

Цицерон молчал, это его уже не интересовало. Но, хорошо зная Помпея, как человека «двух дверей», то есть готового удрать через черный ход, как мы уже видели, счел, что они зашли слишком далеко в своих восторгах.

На следующий день разгорелись пылкие дебаты по поводу домов Цицерона. Как того, который был сожжен Клодием, так и другого, на месте которого построили храм Свободы и освятили это место.

Возникла проблема, так как при освящении хотя бы части участка в дальнейшем запрещалось частным лицам использовать его, не говоря уже о переносе самого храма или статуй богов.

Собрали суд понтификов, которые постановили: «Лицо, освятившее участок, оказалось не уполномоченным на то, как положено, голосованием в комициях или трибах, поскольку ни комиции, ни трибы не поручали ему поступить таким образом, а посему не будет нарушением божественных установлений продать или купить этот участок и восстановить строения, ранее на нем стоявшие».

О, святой иезуитский закон! Оказывается, ты идешь не только от Игнация Лайолы[292]292
  Игнаций Лайола (1491?−1556 гг.) – основатель ордена иезуитов. Выработал организационные и моральные принципы ордена.


[Закрыть], твое существование теряется во мраке веков.

Итак, проблема эта вызвала жаркие дебаты.

Клодий говорил в течение трех часов, но не смог доказать, что имел право поступить так, как поступил. Народ же Рима, всегда любивший яркие зрелища, решил, что Клодий успешнее владеет мечом, чем словом. Клодия освистали, и декрет был принят.

В нем указывалось, что дом возвращается во владение Цицерону, что портик Катула будет восстановлен на государственные средства; затем было принято постановление о возмещении ущерба в сумме двух миллионов сестерциев за Палатинский дом в Риме, пятьсот тысяч сестерциев – за виллу в Тускуле, двести пятьдесят тысяч – за виллу в Формиях.

Но и Цицерон, и другие порядочные люди сочли, что этого мало.

Клодия низвергли и в Сенате, и на площади, но Клодий был не из тех, кто покорно покидает поле боя. На четвертые ноны ноября он собрал свое «войско», вернее то, что осталось от него с того времени, когда он был трибуном, и напал на строителей и каменщиков, занятых восстановлением дома его противника. Разогнав их, он поджег дом.

Запомните – все это происходило среди бела дня, когда в Риме действовали Сенат, консулы, преторы и трибуны. Правда, как раз в это время Помпей отправился покупать пшеницу.

На пятые ноябрьские иды – новое нападение. Цицерон спускался по священной горе в сопровождении своих клиентов и нескольких стражников, как вдруг появился Клодий и набросился на Цицерона с безумными криками. Его люди были вооружены камнями, палками и мечами. Цицерон, не долго думая, бросился бежать, нашел дверь в дом Тетия открытой и укрылся там вместе с частью своей свиты. Они забаррикадировались и смогли противостоять сторонникам Клодия. Вскоре Цицерон получил подкрепление; Клодий и на сей раз проиграл.

– Я бы мог подослать кого-нибудь убить его, – говорил Цицерон, – но попытаюсь излечить с помощью диеты, хирургическое вмешательство утомляет меня!

Хвастун!

Цицерон допустил ошибку, оставив Клодия в живых, так как накануне ноябрьских ид Клодий задумал поджечь дом Милона, расположенный на обращенном к Тибру склоне Палатинского холма. И это тоже случилось среди бела дня.

Он сколотил банду из оборванцев и рабов и вооружил их мечами, щитами и пиками. Генеральным штабом этого сброда стал дом Фауста Суллы.

К счастью, Милона предупредили; в том же квартале у него было еще два дома: один он купил на свои деньги, другой унаследовал от Анния. В этом втором доме Милон и скрылся вместе с большим отрядом вооруженных людей, позднее отряд сделал ловкий маневр, заставив банду Клодия разбежаться.

Клодий тоже бежал и укрылся в доме Публия Суллы. Дом обыскали с чердака до подвала, но Клодия так и не нашли.

Ни Милон, ни его товарищ Флакк и не думали лечить его диетой, в отличие от Цицерона. Они предпочитали действовать скальпелем.

На другой день после этих событий собрался Сенат. Клодий притих. Милон во всеуслышание обвинил Клодия.

Но собрались комиции, и Клодий был выдвинут кандидатом в эдилы – префекты одного из римских кварталов. Что скажете о таком магистрате?

Если бы Клодия избрали эдилом, его уже нельзя было бы судить. При этом он грозил сделать все, чтобы Рим прошел сквозь огонь и кровопролитие. Таковы были его склонности, его, так сказать, вторая натура.

День выборов настал, но тут Милон объявил, что видел неблагоприятные знамения, поэтому выборы перенесли на другой день. В этот день, задолго до рассвета Милон пробрался на Марсово Поле.

Как мы знаем, Марсово Поле – это зеленый стол, на котором играют в выборы. Оно должно было стать полем битвы между Милоном и Клодием. Стоило Клодию появиться, и он бы наверняка погиб. Клодий не появился. На следующий день, одиннадцатый день календ, Милон предстал перед комициями еще до наступления утра. Внезапно он заметил бегущего Метелла.

Кто же был этот Метелл? Цицерон о нем не упоминает. Может, то был Метелл Целер, бывший консул, родственник Клодия, противник Катула и Цезаря, любовников его жены? Нет. В 695 году он объявляет себя врагом своего шурина и внезапно умирает. Спросите о причине его смерти, и вам ответят: «Его отравила жена».

Как бы там ни было, некий Метелл пытался обходными путями проникнуть на Марсово Поле. Милон побежал, догнал его и объявил о своем протесте от лица трибуна, Метелл отступил и растворился в толпе.

На десятые календы добились согласия, и восьмого ноября собрание состоялось. В этот день в девять часов вечера Милону удалось получить должность. Клодий проиграл, прихожая его дома опустела, старая лампа освещала лишь несколько бездельников в лохмотьях.

И вот уже на всех комициях Милон осуждает Клодия.

Если Милон встретит Клодия на улице, тому несдобровать, ему конец. Об этом пишет Аттику Цицерон.

На сей раз все закончилось для Цицерона сильными коликами, от которых он страдал десять дней. Он утверждал, что причиной тому были грибы или брюссельская капуста, которые он ел на пиру у Лентула!