Текст книги "Ночь во Флоренции"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ах! – не удержался фра Леонардо, – выходит, все-таки правда то, на что мы уповали!

– Тогда, – продолжал Лоренцино, – я стал вглядываться в окружающих. Я увидел стыд на всех лицах, ужас во всех умах, растление во всех душах. Я искал, на что бы опереться, и чувствовал, как все ненадежно под моей рукой. И извне и внутри – повсюду одно доносительство: оно проникает в домашний уклад семей, оно гуляет и оттачивается на улицах и площадях, оно присаживается у семейного очага и в полный рост стоит на тумбах перекрестков! Вот тогда я понял, что не следует тому, кто в наши дни метит в заговорщики, брать иного наперсника, кроме своего помышления, иного сообщника, кроме собственной руки. Я понял, что, подобно первому Бруту, он должен покрывать лицо завесой настолько плотной, чтобы ни единому взгляду было не под силу пронзить ее. Лоренцо стал Лоренцино.

– Продолжай, сын мой, – затаив дыхание прошептал монах.

– Предстояло еще подобраться к герцогу, – снова заговорил молодой человек. – Нужно было, чтобы он, остерегающийся всех и вся, проникся доверием ко мне. Я сделался его прихвостнем, его лакеем, его шутом. И я не только повиновался его приказаниям, я предугадывал его прихоти, предупреждал его желания… Целый год вся Флоренция именует меня трусом, предателем, подлецом! Целый год я окружен таким презрением моих сограждан, какое потяжелей могильной плиты; за этот год от меня отвратились все сердца, кроме одного-единственного… Но, наконец, задуманное мною удалось: я достиг той цели, к которой стремился; наконец я прошел мой томительный, долгий путь… Отец, сегодня ночью я убью герцога Алессандро.

– Тише! Говори тише! – предостерегающе шепнул фра Леонардо.

– Однако, – продолжал Лоренцо, – герцог ловок, герцог силен, герцог храбр. Я могу пасть во время этой своей попытки спасти Флоренцию, и мне потребно от вас отпущение грехов in articulo mortis [11]11
  В смертный час (лат.).


[Закрыть]. Дайте же мне его, святой отец, дайте без колебаний. Слушайте, я достаточно натерпелся на земле, чтобы вы скупились на Небо для меня!

– Лоренцино, – сказал священник, – дать тебе полное отпущение – грех, знаю, но я возьму его на душу. И когда Господь призовет тебя держать перед ним отчет за пролитую кровь, я займу твое место, чтоб сказать: «Не ищи виновного, Господи… Виновный перед тобой».

– Вот и хорошо! Этим все сказано, – заключил Лоренцино. – Отныне герцогу, как и вам, вынесен приговор. Начиная с этой минуты его смерть – всего лишь вопрос времени… Святой отец, когда завтра за вами придут, хором кричите: «Герцог Алессандро мертв! Герцога убил Лоренцино! Откройте дом Лоренцино – труп там…» И палач содрогнется, толпы народа побегут к моему дому на виа Ларга, найдут тело, и, вместо того чтоб провожать на эшафот, вас с почетом вынесут отсюда на плечах сограждан.

– А ты?

– Что я?.. Я буду тем, кто откроет народу дверь в комнату с останками герцога. А теперь, когда все, что я имел вам сказать, сказано, прощайте, святой отец!

И, двинувшись прямо на остальных заключенных, ставших стеной между ним и дверью, коротко бросил:

– Дорогу, мессеры!

– А может, нам не угодно тебя пропускать? – сказал Витторио деи Пацци.

– Если нам пришла охота перед смертью поквитаться с тобой? – добавил Бернардо Корсини.

– Если мы решили задушить тебя собственными руками, удавить нашими цепями? – подхватил Филиппо Строцци.

И все, включая Сельваджо Альдобрандини, пытавшегося добраться поближе к молодому человеку, закричали наперебой:

– Смерть ему, продавшему всех нас! Смерть предателю! Смерть презренному!

Лоренцино сдвинул брови и положил руку на эфес шпаги, но услышал голос фра Леонардо, негромко прозвучавший над его ухом:

– Остановись, Лоренцо! Это последнее страдание на твоем крестном пути, последний терний твоего венца!

И монах, повысив голос, воззвал к узникам:

– Братья, дайте пройти этому человеку, ибо он – первейший меж нас!

Лоренцино вышел среди общего оцепенения изумленных узников: повинуясь приказанию фра Леонардо, никто не сделал ни малейшего движения, чтоб задержать его.

X
УБИЙСТВО

Вечером этого же дня началось пышное празднество во дворце на виа Ларга; герцог Алессандро, чтобы ознаменовать свое торжество над республиканцами, пригласил на него всех, кто числился в его друзьях и фаворитах; только одно место, по правую руку от него, пустовало за столом.

Это место предназначалось Лоренцино.

Кое-кто из гостей выразил обеспокоенность отсутствием любимца государя, но на все расспросы герцог с улыбкой отвечал:

– Не ваша печаль, что Лино нет с нами, мне-то известно, где он.

Ближе к полуночи Лоренцино вошел, занял место возле герцога и, наполнив кубок вином, поднял его, возгласив:

– За благоденствие, радость и исполнение всех желаний нашего возлюбленного герцога!

Пока все пили за здоровье хозяина, молодой человек, наклонившись к уху герцога, шепнул:

– Выпейте не один кубок, а два кубка, монсиньор: не пройдет и часа, как Луиза будет вас ждать у меня, готовая исполнить желания вашего высочества.

– Голубчик, так ты это устроил? – обрадовался уже порядком захмелевший герцог.

– Разве я не дал вам слова, монсиньор?

– Через час? И кто придет известить меня?

– Послушайте, монсиньор, никому из своих людей я довериться не могу. У вас же есть преданный как пес Венгерец, не так ли?

– Я в нем уверен, как в самом себе.

– Уступите мне его, чтоб сходить за нашей опечаленной красоткой.

– Нет! – возразил герцог. – Она узнает в нем моего человека и откажется следовать за ним.

– Это с маской-то на лице и письмецом от меня?.. Полно! И кстати, дитя знает, куда идет.

– Тогда из-за чего вся эта возня?

– Надо соблюсти благопристойность, монсиньор.

– Согласен, забирай Венгерца, он в твоем распоряжении.

– Позовите его, монсиньор, и сами скажите, что он во всем должен слушаться меня.

Герцог подозвал к себе сбира.

– Пойдешь с Лоренцино, – сказал он ему, – и будешь делать все, что он тебе прикажет. Головой отвечаешь!

Венгерцу было не привыкать к наказам такого рода, поэтому в ответ он ограничился поклоном.

Лоренцино поднялся из-за стола.

– Уже уходишь, голубчик? – спросил его герцог.

– Черт побери, монсиньор, мне еще нужно приготовить комнату для вас!

– Ты обещаешь, что я буду предупрежден, как только прибудет красотка?

– Венгерец сам явится сообщить, когда вам можно будет прийти… Недопустимо, чтоб вам, монсиньор, пришлось ждать.

Лоренцино сделал несколько шагов к выходу, но, тут же вернувшись к герцогу, потребовал:

– Обещайте, монсиньор, что никто из ваших гостей не узнает, куда вы направляетесь и ради кого покидаете застолье!

– Ручаюсь моим словом.

– И дайте слово, что пойдете окольным путем, чтобы сбить с толку тех, кто увидит вас выходящим.

– Считай, ты его получил.

– А вы не забудете, что клятвенно обязались в этом?

– Мой милый! – возвысил голос герцог.

– Молчу, молчу, – отозвался Лоренцино. – По-моему, два обещания верней одного. Значит, слово дворянина, монсиньор?

– Слово дворянина!

– Тогда все в порядке.

– Да что это с тобой, Лоренцино? – спросил вдруг герцог.

– Со мной? – переспросил молодой человек.

– Ты бледней мертвеца, однако лоб у тебя весь в поту.

– Я думаю! У вас тут задохнуться можно, – ответил Лоренцино, утираясь вышитым батистовым платочком, вроде тех, какими пользуются женщины.

И он поспешно вышел.

Лоренцино ступил на виа Ларга в тот момент, когда башенные часы собора били полночь.

Эта зимняя ночь, с 5 на 6 января, выдалась холодной и темной: уже за десять шагов перед собой ничего нельзя было различить.

Лоренцино медленно шагал, поглядывая то и дело по сторонам, как тот, кто кого-то разыскивает.

На углу виа делле Ланчи перед ним словно из-под земли вырос человек.

Схватившись за кинжал, Лоренцино отпрянул.

– Это я, монсиньор, – послышался голос.

– Ах, это ты, Микеле! – узнал Лоренцино сбира.

– Разве не вы сами велели мне поджидать вашу милость на виа Ларга, с одиннадцати до часу ночи?

– В самом деле, велел и рад убедиться, что ты не опаздываешь на встречи… Ты готов?

– Да.

– Тогда следуй за мной.

– Вы, видно, собрались-таки отомстить? – поинтересовался сбир.

– Надеюсь, через час со всем этим будет покончено, Микеле!

– Счастливчик вы, монсиньор!

Не ответив, Лоренцино пошел вперед, углубился в виа Ларга и открыл дверцу в стене.

– А-а! Это произойдет в вашем доме? – спросил Микеле.

– Да, в моем.

– А вы не боитесь, что звон клинков и крики услышат в герцогском дворце?

– За год соседи наслушались криков и бряцания оружия у меня, так что не придадут этому значения, будь спокоен, – сказал Лоренцино.

Поднявшись во второй этаж, он открыл одну из комнат и впустил Микеле.

Он уже готов был оставить там сбира одного, но тот удержал его за рукав.

– Монсиньор, – сказал он, – сейчас я принадлежу вам, но, со своей стороны, вы тоже дали мне обещание.

– Напомни-ка мне его.

– После расправы с вашим личным недругом вы не воспрепятствуете мне разделаться с герцогом.

– Так ты по-прежнему упорствуешь в этом намерении?

– Больше чем когда-либо.

– И ни серебром, ни золотом, ни уговорами, ни угрозами не склонить тебя отказаться от этого замысла?

– Я дал клятву, что от меня ему не будет ни жалости, ни помилования в смертный час.

– Значит, все, что ты тут рассказывал, – правда?

– Чистая правда, от начала и до конца.

– Не верится.

– Отчего же?

– Да оттого, что не сыщется человека, способного на такую жестокость.

– Герцог Алессандро – не человек!

– Эта девушка была хороша собой?

– О! Мила, как ангел!

– Я забыл ее имя. Как, ты сказал, ее звали?

– Нелла.

– Сколько же ей было лет, когда она умерла?

– Восемнадцать.

– Так рано!

– Слишком поздно – для той, в чью жизнь вот уже два года как вошли несчастье и позор!

– И ты говоришь, что, потешив тебя надеждой стать ее мужем, герцог Алессандро…

– О! Не продолжайте, монсиньор! – взмолился сбир, не вынеся воспоминаний, которые разбередил в нем Лоренцино. – Не продолжайте, а то я обезумею, чего доброго! Сейчас ведь дело не во мне, а в вас, верно?.. Вы привели меня, чтоб помочь вам убить кое-кого… Ну, так кто же он таков, этот человек, от которого Небо отвернулось настолько, что ценой его крови мне приходится покупать право на мое отмщение?.. Назовите мне его, я готов.

– Мне незачем его называть, ты сам его увидишь.

– Стало быть, я его знаю?

– У тебя скверная память, Микеле; ты назвал мне имена четверых мужчин, которые были в зеленой комнате в ту злополучную ночь, и я тебе сказал, что тот, кому я должен отомстить, – один из этой четверки.

– Правда ваша, монсиньор, большего не требуется.

– Ну, то-то же!.. Я оставляю тебя в этой комнате; держись наготове… думай о герцоге… лелей свою месть… а когда я приду за тобой, пусть я найду тебя со шпагой в руке.

– Будьте покойны, монсиньор.

Лоренцо запер за Микеле дверь и вошел в комнату, приготовленную для герцога.

Кроме отблесков большого огня, разведенного в камине другого освещения в спальне не было.

Молодой человек не успел даже оглядеться, как на лестнице послышались шаги.

Он прислушался: поднимались двое, мужчина и женщина.

Можно было расслышать шелест складок шелкового платья.

Он проскользнул в коридор и, метнувшись в одну из дверей, затворил ее за собой.

Мгновением позже Луиза, предшествуемая не расстававшимся с маской Венгерцем, прошла мимо этой двери и вошла в какую-то комнату.

Комната была незнакома девушке: кабинет, в который ее провели утром, находился в противоположном конце покоев.

Но она получила записку Лоренцино, узнала почерк Лоренцино, и этого ей было более чем достаточно.

– Мы пришли, здесь вам следует обождать, – сказал ей Венгерец.

– Благодарю, – ответила Луиза, присаживаясь.

– Не желаете ли чего-нибудь? – спросил сбир.

– Нет. Передайте только пославшему вас, что я пришла и жду его, – ответила девушка.

– Слушаю, госпожа, – сказал Венгерец и вышел, затворив дверь комнаты, где он оставил девушку.

Он не сделал и двух шагов по коридору, как его остановил Лоренцино.

– Она здесь? – понизив голос, осведомился юноша.

– Да, монсиньор.

– Ступай же сказать герцогу, что мы его ждем; но пусть он помнит, что, кроме тебя, никто не должен увидеть его входящим сюда.

Венгерец отвесил поклон и хотел вернуть Лоренцино ключ от входной двери, но тот оттолкнул его руку.

– А герцог? – напомнил он. – Как, по-твоему, он войдет?

– И то верно, – спохватился сбир.

И он вышел, унеся с собой ключ.

Герцог даром времени не терял, и, войдя в залу в разгар пира, Венгерец нашел хозяина изрядно пьяным.

Но, заметив его кивок, герцог поднялся с кресла и подошел.

– Ну что? – спросил он сбира.

– Она ждет вас, монсиньор, – ответил Венгерец.

– Воистину, – продолжал герцог, – Лоренцино просто неоценим. Кажется, возжелай я Мадонну, так он и ее ухитрится мне добыть.

И, пройдя в туалетную комнату, он облачился в длинный атласный плащ, отделанный собольим мехом.

– Какие перчатки мне надеть – те, что для войны, или те, что для любви? – задал он вопрос Венгерцу.

– Те, что для любви, монсиньор, – отвечал сбир.

На столике и в самом деле лежали две пары перчаток: одни – кольчужные, другие – надушенные.

Герцог взял и натянул на руки надушенные перчатки.

Вслед за тем, распахнув дверь в залу, он объявил:

– Доброго вечера и веселой ночи всем вам, мессеры; пируйте сколько душе угодно. В погребах хватит вин, а в покоях – кроватей. Не являйтесь засвидетельствовать мне свое почтение раньше полудня: я буду еще спать.

– Погодите, я с вами, монсиньор, – вызвался один из гостей.

– Нет, останьтесь, Джустиниано, я обойдусь без провожатых, – ответил герцог.

Но Джустиниано да Чезена, капитан герцога, с пьяным упрямством стоял на своем.

– Ну хорошо, пошли, пропойца! – сдался герцог.

И незаметно шепнул Джакопо:

– Добром или силой, но на площади Сан Марко уведешь его от нас: мне хватит Венгерца.

Вчетвером они вышли из дворца. Памятуя о своем обещании Лоренцино отвести возможные подозрения, герцог свернул на виа деи Кальдераи, прошел по виа де Джинори, сделал несколько шагов по виа Сан Галло, повернул на виа дельи Арацциери, подтолкнул Джустиниано на площадь Сан Марко, приказав Джакопо вести его домой, и в сопровождении Венгерца направился на виа Ларга.

А тем временем Лоренцино вошел в комнату, где ждала его Луиза.

При его появлении девушка порывисто вскочила и подбежала обнять его.

– Спасибо, что ты доверилась мне, – произнес Лоренцино.

– День, когда я в тебе усомнюсь, станет днем моей смерти! – возразила девушка.

– Подожди, я сначала закрою эту дверь.

Лоренцо пошел запереть дверь, потом, вернувшись к Луизе, сказал:

– До самого конца ты пронесла свою веру, моя ненаглядная Луиза; теперь слушай хорошенько, что я тебе скажу.

– Буду слушать, как внимают гласу Божьему, но прежде всего, как батюшка?..

– Я же сказал тебе, что отец твой будет спасен, значит, так тому и быть. Кстати, хлопоча о нем, я подумал и о нас с тобою, любимая; через час мы покинем Флоренцию.

– Куда же мы отправляемся?

– В Венецию… Вот тут у меня, – похлопал себя по карману Лоренцино, – подорожная, подписанная епископом Марии. Оказавшись на свободе, твой отец догонит нас.

– Что ж, едем, любимый.

– Но не прямо сейчас; до нашего отъезда должно еще свершиться одно важное событие, Луиза.

– Где?

– Здесь.

– Как, здесь?

– В этой самой комнате.

– А я… я?..

– Ты, Луиза, будешь находиться вот тут, в боковом кабинете, и, что бы ты оттуда ни услышала – шум, голоса, возню, – ты не двинешься с места, пальцем не пошевелишь и звука не проронишь… Когда все кончится, я отопру, Луиза… Ты пройдешь через спальню, зажмурившись, и мы уедем.

– Лоренцо! Лоренцо! – воскликнула Луиза. – Не держи меня в таком страхе… Что все-таки должно произойти?.. О! Я не малое дитя… Сам батюшка сказал, что я взрослая женщина!

– Тише! – прервал ее Лоренцино. – Ты ничего не слышала?..

– Как будто хлопнула дверь с улицы.

– Так оно и есть. Войди в кабинет, Луиза… Наступает решающий миг. Призови на помощь все свое мужество и – ни звука, хоть бы сама Смерть вступила сюда у тебя на глазах.

– Богоматерь ангелов, что же здесь произойдет?..

Лоренцино втолкнул девушку в комнату, смежную со спальней, запер дверь, опустил ключ в карман и, выбежав, устремился в кабинет, где уже прятался перед этим, когда мимо проходил Венгерец.

Венгерец появился опять, на этот раз указывая путь герцогу.

Герцог грузной походкой вошел в комнату и уселся на кровать.

– Ну и где же она? – осведомился он.

– Кто? – не понял Венгерец.

– Обещанная мне Лоренцино красотка Луиза, за которой ты ходил с его письмецом.

– Я оставил ее здесь, монсиньор; наверное, вот-вот вернется.

– Прекрасно… прекрасно, – молвил герцог. – Я полагаюсь в этом на Лоренцино… Ты останься… будешь ждать меня напротив палаццо Состеньи, пока не начнет светать. А если до рассвета я не отправлюсь назад, что вполне вероятно, ступай во дворец и жди там.

– Монсиньор остается один?

– Э, нет, болван, не один! – хохотнул герцог. – Лоренцино сейчас приведет ко мне свою нареченную… Ну, пошел вон!

Венгерец вышел из спальни.

Лоренцино, как и в прошлый раз, ожидал его в коридоре.

– Ключ! – потребовал он.

– Вот, – сказал Венгерец.

– Герцог велел тебе ждать его?

– Да, до зари… Если на заре он не выйдет, я могу возвратиться во дворец.

– Так можешь туда возвращаться прямо сейчас, – со смехом посоветовал ему Лоренцино. – Я тебя отпускаю.

– А вы ручаетесь мне, что до зари монсиньор наверняка не выйдет?

– Моим словом дворянина, – сказал Лоренцино, кладя руку на плечо сбира. – Ступай себе спокойно спать.

– Ей-Богу, – согласился Венгерец, – так я и поступлю.

– Ну и правильно… Ступай, дружище, ступай.

Венгерец спустился по лестнице… До Лоренцино, перегнувшегося через перила, донеслись его удаляющиеся шаги, потом было слышно, как открылась и со стуком захлопнулась входная дверь.

Только теперь он перевел дыхание.

Затем, проведя обеими ладонями по лицу, направился в комнату к герцогу.

– Ну, так где же твоя опечаленная красотка? – встретил его вопросом тот. – И почему она не дожидалась меня здесь?

– Здесь… Вы пришли прямо с ночной пирушки, монсиньор… Откуда мне было знать, после всех выпитых вами у меня на глазах кубков, в каком состоянии вас доставят?.. Я не хотел, чтоб по вашей милости она до смерти напугалась!

– О! Какие нежности, – фыркнул герцог, отстегивая шпагу. – Ну-ка, сходи за ней.

– Сию минуту, монсиньор.

Он принял оружие из рук герцога и, обматывая перевязь вокруг шпаги, запутал ее на эфесе так, чтобы клинок нельзя было одним движением извлечь из ножен.

После этого он положил шпагу под подушку.

– Вы останетесь в этом плаще? – спросил Лоренцино герцога.

– Нет, честное слово, здесь чересчур натоплено.

– Дайте-ка его мне, а сами прилягте на постель, монсиньор; через минуту та, кого вы ждете, будет здесь.

И, сложив одежду герцога на стул, он быстро вышел.

Дверь за ним закрылась.

Лоренцо бегом бросился по коридору к комнате, где его ждал Микеле.

– Брат, – сказал он, выпуская его, – час пробил; я держу запертым в спальне того врага, о ком тебе говорил… Ты все еще не отказываешься помочь мне разделаться с ним?

– Идем! – лаконично отозвался сбир.

И оба, стараясь двигаться как можно тише, пряча под плащами обнаженные шпаги, направились к спальне, где остался герцог.

Открыв дверь, Лоренцо вошел первым.

В его отсутствие герцог улегся в постель; отвернувшись лицом к стене, он, похоже, успел задремать и не пошевельнулся, когда Лоренцо вплотную подошел к его ложу.

– Вы спите, синьор? – спросил юноша.

И с этими словами он нанес столь страшный удар короткой и тонкой шпагой, которую сжимал в руке, что ее острие, войдя в один бок повыше плеча, вышло из другого под соском.

Герцог взревел от боли.

Но, будучи человеком неимоверной силы, он одним прыжком выскочил на середину комнаты и почти добрался до двери, когда на пороге наткнулся на Микеле, который, при виде герцога Алессандро вскрикнул от радости и, рубанув наотмашь шпагой, раскроил ему висок и отсек почти полностью левую щеку.

Герцог отступил на два шага в поисках другого выхода; Лоренцино, обхватив герцога поперек тела, толкнул его обратно на кровать и опрокинул навзничь, навалившись сверху всем своим весом, и тот, подобно угодившему в западню крупному хищнику, пока еще не издавший ни звука, впервые позвал на помощь.

Но Лоренцино резко зажал ему рот ладонью, так что при этом его большой палец и часть указательного попали внутрь. Инстинктивно на это реагируя, герцог с силой сжал челюсти; кости захрустели, дробясь под его зубами, и от нестерпимой боли в руке Лоренцино в свою очередь откинулся назад с протяжным криком, похожим на рычание.

Хотя кровь обильно текла из двух его ран и он то и дело отхаркивался ею, Алессандро молниеносно набросился на противника и подмял под себя как тростинку, пытаясь душить.

Лоренцино почувствовал, что ему конец. В таком единоборстве шпага была бесполезна… И тут он вспомнил о том дамском кинжале, который с такой легкостью пробивал золотые цехины. Он пошарил у себя на груди под колетом, нашел его и дважды подряд погрузил в живот герцогу острое лезвие по самую рукоять. Но ни первая, ни вторая из нанесенных ран не заставила того ослабить хватку своих пальцев. Микеле безуспешно порывался прийти Лоренцино на выручку: тела сцепившихся противников так переплелись, что, несмотря на горячее желание внести лепту в убийство герцога, он не решался нанести удар одному из опасения случайно убить или ранить другого. Совсем отчаявшись, он, как и Лоренцино, отбросил шпагу и, выхватив дагу, полез в кучу борющихся, бесформенную в красноватой полутьме спальни, которую наполняли пляшущие отблески огня в камине. Наконец он добрался до горла герцога, вонзил в него дагу и, видя, что герцог все никак не падает, поворошил ею так удачно, по утверждению историка Варки, что в конце концов перерезал ему артерию.

С предсмертным хрипением герцог рухнул, увлекая за собою Лоренцо и Микеле.

Но эти двое мгновенно снова оказались на ногах; отпрыгнув от него в разные стороны, они переглянулись, испугавшись вида крови на их одежде, и бледности, разлившейся по их лицам.

– Наконец-то, – первым открыл рот сбир. – По-моему, он готов.

И так как Лоренцо с сомнением покачал головой, Микеле, подобрав с пола свою шпагу, вернулся с ней назад и не спеша проткнул тело герцога, но оно даже не шелохнулось.

Перед ними был бездыханный труп.

Только тогда Лоренцо вспомнил о Луизе и о том ужасе, какой она должна была испытать. Во время их схватки с герцогом, на которую ушло более десяти минут, из смежной комнаты до него два или три раза долетали приглушенные вздохи.

Он отпер дверь и громко позвал Луизу, но ни звука не услышал в ответ.

Ему только почудилось, что в полоске слабого света, пробивавшегося в открытую дверь из спальни, он различает лежащее на ковре тело девушки.

Он бросился к ней, поднял на руки и, думая, что это простой обморок, перенес в спальню, освещаемую неверным светом пламени, опустился с ней на пол перед камином, бережно поддерживая ее голову на своем колене, и с неописуемой тревогой в голосе стал звать ее по имени.

Луиза открыла глаза, чем вызвала радостное восклицание Лоренцино.

Он решил, что девушка приходит понемногу в себя.

Но она угасающим голосом попросила:

– Прости меня, ненаглядный мой Лоренцино, я утратила веру в тебя, а ведь я предупреждала, что минута, когда я в тебе усомнюсь, станет для меня последней.

– И что же? – испугался Лоренцино. – Говори же, говори!..

– Отец передал мне на случай, если я попаду в руки герцогу, этот флакон с ядом… Я посчитала, что не только оказалась в руках герцога, но и что ты выдал меня.

– Ну, а дальше?.. Что дальше? – допытывался Лоренцо.

– Смотри… – обронила тихо Луиза.

– Он пуст! – возопил молодой человек.

И, теряя рассудок от горя, забыв об ужасной ране на руке, он бросился вниз по ступеням, унося тело Луизы и оставив труп герцога на полу своей спальни.

Сохраняя хладнокровие, Микеле вышел следом, заботливо заперев за собой дверь комнаты, а затем и входную дверь дома.

После чего, не задумываясь о том, что будет с Лоренцино, он отправился помолиться перед статуей Мадонны на углу площади Пресвятой Девы, в своем суеверии благодаря заступницу всех страждущих и скорбящих за то, что удача сопутствовала ему в этом жутком убийстве.