Текст книги "Святой Рейтинг"
Автор книги: Александр Домовец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Вы пришли! – воскликнул он рыдающим голосом. – Аллилуйя! Святой Рейтинг услышал мои молитвы!
Ничего не понимающий сын эфира счёл своим долгом поднять грузную старость на ноги. Варфоломея от волнения колотило. Его ответили в тень, посадили на траву и напоили водой. Мориурти предлагал использовать виски, но Лефтенант не поддержал.
– Вы пришли! – снова и снова повторял немного успокоившийся Варфоломей, не выпуская Валиной руки. – Я так ждал, так надеялся… Ну, что там на Большой Земле? Сериал «Бешеный в бешенстве» ещё идёт? А «Яростный в ярости»? А кто теперь император? А книгоманов искоренили? А видеопанели теперь, наверно, и не узнать – похорошели, наворотов прибавилось…
Проповедник задыхался, большое лицо побагровело и нервически дёргалось. Лефтенант и Фёдор обменялись тревожными взглядами: инфаркт Варфоломея в планы экспедиции не вписывался. Профессор полез в аптечку, но тут Валя-Кира положила руки на виски старика и начала их массировать.
– Успокойтесь, – негромко сказала она, – постарайтесь расслабиться Вы среди друзей. Вам ничего не угрожает. Всё хорошо…
Не прекращая делать массаж, она принялась что-то бормотать про себя. Спустя несколько минут проповедник пришёл в норму. На лице проступил здоровый румянец, дыхание стало ровным, руки перестали дрожать. «Колдунья», – благоговейно подумал Фёдор.
– А теперь давайте поговорим, – предложил Лефтенант, усаживаясь в тенёк рядом с проповедником. – Мы, разумеется, ответим на все вопросы. Но, может быть, сначала вы расскажете, что у вас происходит, как жизнь идёт?
Варфоломей только махнул рукой.
– Да разве это жизнь… – горько сказа он.
Варфоломей Кулубникин родился и вырос в город Самецке.
Это был маленький глухо провинциальный городишко, смахивающий на разросшуюся деревню, ничем не примечательный, славный исключительно вкуснейшими соленьями да вареньями по местным рецептам. Общественная жизнь Самецка сводилась к обсуждению сериалов и эфирной политики каналов. Значительная часть самцов и самок состояли в объединении фанатов реалити-шоу «Уж замуж невтерпёж» («Марьяж-ТВ») или в клубе телепотребителей имени Санта-Барбары. Многие были записаны в добровольной народной антиеретической дружине, которую патронировало местное отделение инквизиции.
Телесигнал отключился лет десять назад.
День, когда погасли видеопанели, Варфоломей вспоминал со страхом. Сначала он вместе с другими туземцами решил, что настал конец света. Были толпы на улицах… заплаканные лица и воздетые к небу руки… душераздирающие крики и несвязные молитвы, обращённые к святому Рейтингу… ужас в глазах матерей, судорожно прижимающих детей к груди… трудные рыдания мужчин…
Спустя два или три дня выяснилось, что конца света нет. Зато началась ломка. Этот период Варфоломей запомнил смутно. Вроде бы неделю не ел и не пил. То валялся на кровати, тупо уставившись в потолок, то кидался на видеопанель, исступлённо целуя погасший экран и умоляя показать хотя бы прогноз погоды, хотя бы рекламу. Но видеопанель молчала.
Постепенно крепкий организм справился с потрясением. Исхудавший, заросший бородой Варфоломей Кулубникин впервые за много дней с трудом вышел на улицу, и увидел, что жизнь почему-то продолжается. Но как же она изменилась!
Испуганные самцы и самки рассказывали друг другу, что беда не приходит одна. Мало того, что исчезло телевидение, так к тому же Самецк, Нижние Динозавры и ряд других населённых пунктов Калужского района оказались отрезаны от мира невидимой, но непроходимой стеной. Страшную весть принесли беженцы, которые наткнулись на неё в попытке выбраться из района бедствия… Всякая связь также исчезла.
Варфоломей даже не пытался понять причину катастрофы. Зато понял, что отныне и, может быть, навсегда, их территория для остального мира потеряна. Остальной мир для территории – тоже. Оно бы и полбеды: Самецк, Поросячий Угол, Мотыгино, и другие поселения зоны были от века самодостаточны, и в связь с внешним миром почти не вступали. Туземцы никуда не стремились, да и к ним никто не спешил. Но раньше было телевидение, а теперь… Теперь предстояло выживать.
Потянулись тоскливые годы. Варфоломей много молился святому Рейтингу, и, чтобы утолить душевную тоску, записывал по памяти в тетрадочке сюжеты любимых сериалов. Он ждал и надеялся. Но далеко не все сограждане следовали его примеру. С недоумением и нарастающим страхом Варфоломей стал замечать, как меняется привычный уклад, а главное, окружающие люди.
Сначала изредка и робко, а затем всё чаще и смелей туземцы начали ходить друг к другу в гости. Пили чай и что покрепче, закусывали, разговаривали – словом, общались. Дальше – больше. Живущий по соседству пенсионер откопал на огороде целую библиотеку, зарытую ещё прадедом в далёкую эпоху великого противостояния между Интернетом и телевидением. Постепенно книги пошли по рукам, и чтение впервые за века вошло в быт самцов.
События развивались. Нашёлся местный Кулибин, который при помощи лома, лопаты и добровольцев сгондобил типографию. Другой Кулибин от нечего делать придумал простенькую технологию добычи бумаги из окружающей древесины. Теперь ничто не мешало наладить в зоне производство книг, и оно было налажено. Сначала перепечатывали старые тексты, а потом дело дошло до собственных произведений. Народ, страдающий от избытка свободного времени, ударился в литературное творчество. Появилась и первая газета, затем журнал…
В негодовании Кулубникин кинулся в местную телеинквизицию, которая по инерции кое-как осуществляла административные функции. Однако встретили его там прохладно. Выяснилось, что главный инквизитор, иуда, сочиняет пьесу о любви тракториста Романа к домохозяйке Юлии и намерен создать местный театр для исполнения собственных произведений.
Устои рушились. Вера таяла на глазах. Крамола и ересь торжествовали повсеместно. О телевидении почти не вспоминали, святому Рейтингу не молились, и с нескрываемым сожалением говорили, что отсутствие радиосвязи с Большой Землёй препятствует возрождению Интернета в локальном масштабе. Куда бы ни кидался будущий проповедник, всюду видел он гибель традиций и забвение идеалов.
И однажды Варфоломей не выдержал. Он отыскал в кладовке длинный чёрный плащ с капюшоном, украсил самодельными бумажными иконками, вырезал посох и тронулся в путь. Шёл, куда глаза глядят, и проповедовал перед каждым попавшимся на пути. «Покайтесь! – гремел он, обращаясь к тем, кто не успел убежать. – Очиститесь от грехов, отриньте книги, газеты, сочинительство и вольнодумие! Вернитесь к истокам, в лоно святого Рейтинга, и простит он вас! Знайте, что грядёт судный день! Вспыхнут видеопанели животворящие, и тогда каждому воздастся по вере его!..»
Вскоре Варфоломея боялась и уважала вся зона. Он был чист душой, неподкупен и бесстрашен. Запугать его было нельзя, потому что никто не запугивал. Он странствовал по аномальной территории, пытаясь очистить окружающий лес от нечисти, а людей от скверны. В каждом посёлке, в каждом доме принять его считали за честь, которую пытались уступить друг другу.
Все эти годы стена, отрезавшая зону от остального мира, оставалась непроницаемой. Однако время от времени до проповедника доходили слухи, что со стороны Большой Земли на территорию проникают какие-то люди. Всякий раз Варфоломей кидался в указанное место, и всякий раз не успевал: пришельцы бесследно исчезали до его прибытия. А так хотелось увидеть людей оттуда…Так жаждалось узнать новости о сериалах, каналах, телегероях… Так вожделелось помолиться святому Рейтингу вместе с единоверцами, вместе с ними же проклясть ересь, и, может быть, даже объявить новый крестовый поход…
Но, испытав очередное разочарование, Варфоломей не переставал верить, что рано или поздно Большая Земля выйдет на связь через своих посланцев.
И этот день настал.
Безыскусный рассказ проповедника был выслушан с большим интересом, и произвёл глубокое впечатление. Теперь Фёдор смотрел на старика уважительно. Своим подвижничеством тот сполна заслужил высокое право хамить.
– Если позволите, несколько вопросов, ваше… м-м… преподобие, – мягко сказал полковник после некоторого молчания. – Правильно ли я понял, что за время странствий вы хорошо узнали окрестности?
– Кому и знать, как не мне, – просто сказал Варфоломей. – Каждый дом, каждого человека, любую травинку в лесу…
– Превосходно! А не приходилось ли замечать в последние годы чего-нибудь этакого… необычного, что ли?
Варфоломей горько засмеялся.
– Приходилось, а как же! Говорю вам, люди стали необычными. Не люди, а эти… ну, как их…
– Мутанты? – негромко спросил Мориурти.
– Вот-вот, они самые. Мутаки, прости святой Рейтинг. Как есть мутаки.
То ли выругался, то ли неологизм сочинил… Лефтенант кашлянул.
– С мутаками ясно, – сказал он. – Вы их довольно подробно описали. Я, собственно, имел в виду лес. Там всё, как раньше, или что-то изменилось?
Кустистые брови проповедника сошлись на переносице.
– Вот вы про что… – раздумчиво протянул он. – Так бы сразу и сказали. Вы по этому поводу прибыли, что ли?
По словам Варфоломея, вскоре после телекатастрофы люди стали замечать в лесах странных тварей чудовищного вида. Какая-то помесь людей и зверей… Твари вели себя агрессивно, и, не досчитавшись нескольких селян, окрестные жители свели посещение леса к минимуму. Ему, Варфоломею, не раз приходилось сталкиваться с монстрами нос к носу. Или что там у них вместо носа…
– Как же вы уцелели, ёксель-моксель? – воскликнул Фёдор, удивлённо массируя лоб.
– А никак. Бежали они от меня…
– Чем отбивались-то?
– Святой молитвой, – веско сказал проповедник.
Фёдор вспомнил, как вчера одолел монстра с помощью древнего заклинания, и задумался.
– Ну, хорошо, – сказал Лефтенант. – А вот нам рассказывали, что в лесу, откуда ни возьмись, появился какой-то странный замок, и всякого, кто до его стены дотронется, смертельная тоска пробивает…
Варфоломей с кряхтением поднялся.
– Есть такой замок. Могу кое-что рассказать, – нехотя молвил он. – Страшное это место… Но давайте сначала дойдём до Поросячьего Угла, тут недалеко. Там и переночуем, и наговоримся. Поселю вас к Пантелеймону Забубённому. Хороший мужик. Почитывает, правда, и пописывает, не без того, но в душе наш, телебоязненный…
Глава одиннадцатая
Варфоломеевская ночь
– Вот, Пантелеймон, привёл к тебе хороших людей, – сказал проповедник хозяину, встречавшему у ворот. – Надо их накормить и приютить до завтра. Меня тоже. Рад ли?
– Гость в дом, Бог в дом, – уклончиво ответил хозяин.
– Смотри мне! – на всякий случай сказал Варфоломей, грозя пальцем.
Деревня Поросячий Угол выглядела чистенькой, аккуратной и небогатой. Домишки, в основном, были небольшие и покосившиеся, с мутными подслеповатыми окнами. По главной и единственной, когда-то асфальтированной дороге населённого пункта фланировали худощавые куры. Коров, свиней и прочей деревенской живности не наблюдалось. Собак было много. На завалинках сидели пожилые селяне, развлекавшиеся поеданием семечек. Коренной горожанин, привыкший к блеску столичных улиц, Фёдор с любопытством разглядывал скудные деревенские реалии. Варфоломей на ходу пояснил, что традиции бедности заложены здесь с древних времён, когда на этих землях располагался колхоз «Красное вымя».
Забубённые жили в одном из немногих зажиточных домов деревни. Хозяин оказался вполне приличным человеком. Это был высокий грузный мутак с добродушными усами скобкой и крупным носом. Под стать ему смотрелась осанистая супруга Ираида, дородная телом и сильная руками. Выводок крепких ребятишек с пронзительными воплями носился по цветущему саду-огороду и просторной двухэтажной фазенде, обставленной неказистой, но прочной мебелью.
Экспедицию приютили беспрекословно. Места в доме хватало, к тому же супругов Забубённых при виде проповедника била благоговейная дрожь. Похоже, здесь ему не было отказа ни в чём. Мужчинам досталась большая комната на втором этаже, а Валю хозяйка устроила в маленькой спаленке на первом.
Умывшись, нежданные гости уселись за стол. После консервного рациона последних дней угощение Ираиды пошло на «ура». Справедливости ради, оно того заслуживало в любом случае. Домашний окорок, копчёная курица, грибочки, помидорчики, огурчики… А наваристый борщ! А жаркое из свинины с картошечкой в соусе! Всё вроде без затей, но дико вкусно. А уж когда хозяин застенчиво поставил на стол бутыль с прозрачным, как слеза, напитком, у Мориурти сами собой зашевелились усы.
– Домашний? – спросил он, кивая на сосуд.
– А то, – ухмыльнулся гостеприимный мутак. Впрочем, для Вали-Киры хозяйка принесла графинчик щадящей вишнёвой наливки. Для себя, кстати, тоже.
После первой вздрогнули и ужаснулись. После второй расслабились. После третьей хозяева по мановению Варфоломеевой руки вернулись к своему хозяйству, оставив гостей наедине с изобильным столом.
– А теперь поговорим о делах наших скорбных, – предложил проповедник, уверенно разливая по четвертой.
– А они скорбные? – поинтересовался слегка захмелевший Сидоров.
Варфоломей внимательно посмотрел на него и выдержал паузу.
– Коли собрались в замок, то да, – сказал он наконец. Таким тоном врач ставит неутешительный диагноз.
– А вот с этой строчки прошу подробнее, – жёстко произнёс Лефтенант, отставляя пустую рюмку и придвигая сало.
– Можно и подробнее, – сказал Варфоломей со вздохом.
Место, где лет десять назад в одночасье вырос таинственный замок, проповедник знал хорошо. Это была Хренова глушь, и находилась она в сердце густого хвойного леса. Справа располагалось Караул-болото, слева Гнилой торфяник. В общем, заповедное место, жуткое. Все, кому дороги жизнь и рассудок, держались от него подальше. Собака Баскервилей – и та сбежала…
Так вот, замок. Вылупился он примерно в одно время с грянувшей катастрофой. В умах аборигенов два этих события вступили в неразрывную связь. Местная ворожея бабка Закидониха прямо заявила, что замок воздвиг и в нём засел злой колдун-измыватель, скравший телесигнал. Много ли надо мужикам, озлобленным изнурительной ломкой? Мигом сложился вооружённый дрекольем комплот, который отправился на разборки с обидчиком.
О подробностях история умалчивает. Зато сопровождавшая войско бабка Закидониха кое-что рассказала. По её словам, замок встретил туземцев гостеприимно распахнутыми воротами. Тут бы людям остановиться, задуматься, заподозрить неладное… Но ослеплённые жаждой мести селяне дружно ухнули во внутренний двор жилища злого чародея. Да там и остались. Во всяком случае, воинственных туземцев никто никогда больше не видел…
После этого местный старец Афанасий Крантец объявил место проклятым. А поскольку мудрый старец был в авторитете, народная тропа в Хренову глушь заросла в исторически сжатые сроки. Лишь отдельные любопытствующие смельчаки время от времени с риском для жизни пробирались туда, чтобы посмотреть на жилище колдуна. От них-то и стало известно, что по ночам страшный замок озаряется тусклым багровым светом, что доносятся из него леденящие душу звуки, что прикосновение к наружной стене мгновенно вызывает лютую депрессию и суицидальные порывы…
А тут ещё в лесу появились монстры. И, напротив, на всей территории зоны почему-то исчезли цветы…
– Что исчезло? – переспросил Фёдор. Ему показалось, что ослышался.
– Цветы исчезли, – терпеливо повторил Варфоломей. – Любые. Перестали расти, и всё. Уже который год во всей округе ни ромашки, ни василька, ни розы какой…
– Я заметила, – сказала Валя-Кира.
– Я тоже, – вздохнул Фёдор, вспоминая, как хотел нарвать ей букет полевых цветов, да не вышло.
– М-да, – сказал Мориурти. – Ещё одна загадка. Ну да Бог с ними, с цветами… Ваш рассказ, господин Варфоломей…
– Слушай, а давай на «ты»? – предложил проповедник, занося бутыль над стаканами.
– А давай! – легко согласился профессор.
Они выпили на брудершафт, расцеловались, и обсуждение продолжилось.
– Так вот, Варфоломей, твоя информация о замке, в главном совпадает с другой информацией, – продолжал Мориурти. – Тут нам один абориген уже рассказывал о нём. И про место расположения глухоманное, и про тоску смертельную при тактильном контакте со стеной… Кстати, версия вашей Закидонихи, что появление замка и образование аномальной зоны как-то между собой связаны, заслуживает внимания. Сдаётся мне, – добавил он, закуривая сигару, – что в замке действительно поселился некто, который и есть виновник местного телекатаклизма. Колдун он, или не колдун, разберёмся на месте.
– Всё-таки решили идти? – горько спросил Варфоломей.
– Служба такая, – скупо ответил Лефтенант.
Проповедник налил себе одному, выпил, утёр губы и решительно объявил:
– Я с вами!
Полковник вздохнул и невольно почесал в затылке. Фёдор понимал затруднение командира. Экспедиция и без того росла, как на дрожжах. Сначала леший, потом террорист, а теперь и проповедник?!
– Пойду, и не отговаривай, – настаивал Варфоломей, от которого не ускользнуло замешательство Лефтенанта. – А вдруг получится до супостата добраться, в глаза ему посмотреть? Да я ж его одной молитвой урою… Уж не говорю, что без меня вы дорогу ни в жизнь не найдёте, как ни объясняй.
– Вообще-то проводник у нас есть, – нерешительно сказал Фёдор, желая выручить командира.
– Кто таков? – ревниво вскинулся Варфоломей.
– Да вы его не знаете…
– Я тут всех знаю! – обидчиво сказал проповедник, стукнув кулаком по столу. – Предъявите!
Пришлось выйти в соседнюю комнату, достать из рюкзака Лефтенанта бутылку с притаившимся, как мышь, Корнеем и представить Варфоломею.
– Та-ак, – протянул тот, брезгливо разглядывая содержимое бутылки. – Эта-та что за причиндал?
– Это не причиндал, – сдержанно сказала Валя-Кира. – Это леший из местных. Зовут Корней, фамилия Оглобля.
– Вижу, что не кикимора, – огрызнулся проповедник. – Как он к вам попал?
Ему наскоро поведали историю трудной жизни Корнея. Выслушав, Варфоломей гневно забрал бороду в кулак.
– Понятно, – зловеще сказал он. – Собрались воевать одну нечисть с помощью другой… Хороши! Нашли, с кем связаться!
– Слышь, дед, тебя забыли спросить, ёксель-моксель! – гаркнул, не сдержавшись, Фёдор, которому Корней был симпатичен вообще, а по контрасту с проповедником-занудой особенно.
Тут случилось неожиданное. Леший стремительно выскочил из бутылки, принял натуральный облик и с криком: «Чичас прольётся чья-то кровь!» – кинулся на Варфоломея. Он был вне себя от гнева. Мохнатые кулачонки замелькали в грозной близости от крупного носа в мелких багровых прожилках. Не ожидавший нападения побледневший проповедник запаниковал, откинулся на спинку стула и выставил в качестве щита полупустую бутыль. При этом он верещал скандальным бабьим голосом.
Кровь, к счастью, так и не пролилась. Сидоров заслонил Варфоломея. Валя оттащила Корнея подальше от стола, обняла и принялась успокаивающе гладить нечёсаные кудри лешего. «Доброе, доброе сердце», – подумал не вовремя умилившийся сын эфира. Но Лефтенант был настроен не столь благодушно.
– Прекратить бардак, ать-два! – распорядился он негромко, но таким голосом, что забияки мигом угомонились. Тем более что рука полковника, словно невзначай, легла на кобуру.
– Слушай мою команду, – продолжал он тем же ледяным тоном. – Пункт первый. Проводником экспедиции назначаю лешего Оглоблю Корнея. Пункт второй. Заместителем проводника экспедиции назначаю проповедника Кулубникина Варфоломея. Пункт третий. Кому не нравится пункты первый и второй, могут катиться ко всем чертям. Вопросы?
– Никак нет! – отрапортовал успокоившийся Корней. Судя по довольной рожице, его очень грела мысль, что гадкий Варфоломей временно как бы поступает в его подчинение.
Проповедник онемел. Он был настолько потрясён, что без сопротивления отдал бутыль Мориурти. И даже в ответ на предложение выпить мировую лишь поднял на профессора глаза, полные горького недоумения. Пришлось дать ему видеоплеер и кристалл с телесериалом «Житие моё», который в лирической форме повествовал о юных годах святого Рейтинга. Взволнованный проповедник пристроился с техникой в уголке и с первых же минут просмотра впал в нирвану.
Лефтенант удалился в соседнюю комнату готовить донесение для императора и великого инквизитора. В обычной обстановке он просто вышел бы на видеосвязь, но в зоне это было невозможно. Поэтому донесение он без всяких затей надиктовывал.
В это же время Валя-Кира, выйдя во двор, с помощью пассов и заклинаний собрала целую стаю голубей. Сизари буквально облепили её, рассевшись на плечах и раскинутых в стороны руках. Для каждого Валя находила ласковое слово, каждому улыбалась. Колдунья, кудесница!.. Сейчас девушка была просто восхитительна. В честь ночёвки в цивилизованном месте, она сменила серый тренировочный костюм на короткое синее платье, открывавшее длинные стройные шоколадно загоревшие ноги. Что касается пленительных глубин декольте, то Фёдор просто боялся в них заглянуть. Хотя мучительно хотелось…
Выбрав самого крепкого и смышлёного на вид голубя, Валя распустила остальных, и принялась что-то нашёптывать ему на ухо. Голубь внимательно слушал, кивая головой и время от времени внятно произнося: «Сделаем…». Лефтенант вынес крохотный кристалл с аудиозаписью. Валя опустила кристалл в суконный мешочек, а мешочек приторочила к лапке. Полковник посмотрел птице в глаза и крепко пожал крыло.
– Желаю удачи, – значительно сказал он.
В ответ голубь лихо козырнул, шумно поднялся в воздух с гостеприимного Валиного плеча и растаял в тёмном вечернем небе.
– Подождите! А долетит ли? – заволновался вдруг Фёдор. – Людей-то, к примеру, зона не выпускает…
– На птиц, зверей и насекомых это не распространяется, – успокоила Валя. – Я у них спрашивала.
Через раскрытое в честь летней жары окно было видно, что хозяйка Забубённая убирает со стола. Варфоломей, не отрываясь от видеоплеера, на автопилоте удалился в свою комнату. Мориурти, пошатываясь, вышел во двор.
– Покурим? – утомлённо предложил он Фёдору.
– Не курю, – холодно напомнил сын эфира.
– Тогда угощайся, – радушно сказал профессор, и, протягивая коробку сигар, упал на Фёдора.
Боец отнёс Мориурти на второй этаж, где и сдал с рук на руки коллеге Сидорову. Следом поднялся Лефтенант. Он сообщил, что подъём завтра в шесть утра, а выход из дома в семь, так что с отходом ко сну тянуть не рекомендуется. Кивнув, сын эфира спустился во двор и направился в сад. Он был необъяснимо уверен, что Валя-Кира его там ждёт. Не для Корнея же она выбрала такое красивое платье…
Погода стояла тёплая, тихая, безветренная. В саду пахло яблоками, зеленью и свежеполитой землёй. Девушка сидела на скамейке под деревьями, и появлению Фёдора отчего-то не удивилась. Боец несмело сел рядом, трудно соображая, с чего начать светский разговор. Однако Валя его опередила.
– Смотрите, какое здесь необычное небо, – сказала она, указывая вверх.
Фёдор присмотрелся. Небо как небо, разве что очень ясное и чистое, да звёзды сияли ярче, чем в столице, да полная луна щедро дарила окрестностям блеклый синеватый свет.
– А что здесь, в зоне, вообще обычное? – уклончиво заметил он. – То монстры, то замок, то проповедник бесноватый…
– Зря шутите, – негромко сказала Валя. – Я, когда массировала ему виски, чуть руки не обожгла – такое мощное биополе. Даже удивительно. Да он нашего Корнея запросто мог одним взглядом уложить, а вместо этого прикинулся испуганным…
– Прикинулся? А мне показалось…
– Я колдунья, я чувствую, – уверенно сказала девушка.
Фёдор внутренне подобрался.
– А вы всех людей чувствуете? – спросил он как можно более небрежно.
– Н-ну, если постараться и настроиться на волну человека… У каждого человека есть своя волна… Например, сейчас вы хотите спросить, чувствую ли я вас.
– Уже спрашиваю, – с холодком в груди сказал Фёдор.
Девушка покачала головой.
– Даже не знаю, что сказать. Иногда чувствую, а иногда нет. Вот сейчас, к примеру, вы обычный человек, и, в общем, понятны. А бывает, что внутри вас что-то щелкает – и я уже ничего не ощущаю. Ни мыслей ваших, ни переживаний. Странно, правда? Необычный вы какой-то, интересный. Совсем девушку заинтриговали!
Валя-Кира негромко засмеялась. Фёдор лихорадочно соображал, какие преимущества можно извлечь из присущей ему необычности.
– Какой вы корыстный, – сказала вдруг девушка. – Сразу преимущества… Между прочим, мы в походе, и нам ещё воевать. Не время, Феденька!
И почему-то вздохнула.
Да ведь Валя-Кира прочитала его мысли! Фёдора бросило в жар, потом в холод. Мало ли о чём он думал в эти дни, глядя на прелестную блондинку!.. И она всё это воспринимала?!
– Ничего страшного, – произнесла девушка с улыбкой. – Для солдата у вас на редкость приличные мысли. Да и не всегда я могу их прочесть… Не переживайте!
С этими словами Валя, найдя в темноте сильную ладонь Фёдора, слегка сжала её. Не очень соображая, что делает, боец бережно взял изящную Валину руку и ещё более бережно поднёс к губам. В этот момент он почувствовал, что свободная рука девушки коснулась его щеки, потом тонкие тёплые пальцы нырнули в буйную шевелюру, слегка подёргали ухо. Валя встала.
– Пойдёмте спать, – сказала она вполголоса. – Завтра Лефтенант поднимет ни свет ни заря… Ну, будет вам, будет, – добавила она нестрого, тихонько освобождая руку.
«Ну, конечно, – в тоске подумал Фёдор, нехотя отпуская Валину ладошку. – Размечтался, ёксель-моксель. Кто я ей? Так… Простой сын эфира. А она баронесса…»
Валя-Кира обернулась.
– Дурачок, – ласково сказала она. – Мы же не всегда будем в походе…
– Правда? – доверчиво спросил Фёдор, глядя на девушку снизу вверх.
– Правда, – подтвердила она. – А теперь иди спать.
– Что-то не хочется, – вздохнул Фёдор, у которого сердце молотило так, словно он только что порвал пасть очередному монстру. – Я лучше посижу, поразмышляю…
– Глупости, – серьёзно сказала Валя-Кира. – Я тебе помогу.
С этими словами она положила руку на голову Фёдора, а другой принялась делать плавные жесты. Одновременно она что-то еле слышно шептала. Не прошло и минуты, как Фёдор почувствовал сильную усталость и неожиданно зевнул. «Пора спать», – вяло подумал он.
Проводив девушку, боец поднялся на второй этаж. В комнате все уже спали. Спал даже Корней, свернувшийся клубочком возле порога. Не обращая внимания на храп Мориурти, Фёдор кое-как разделся, буквально упал на кровать, и мигом заснул. И снился ему…
Второй сон Фёдора Николаевича
Завернувшись в простыни, он и наставник Суй Кий сидят в китайской бане. Вокруг мельтешат банщики-китайцы и просто китайцы. Фёдор и Суй Кий пьют зелёный чай. Обычно бесстрастное лицо наставника сумрачно.
– Я недоволен тобой, Фёдор, – резко говорит он жестом.
– Почему? – спрашивает Фёдор в полном недоумении.
– И ты спрашиваешь? Вместо того, чтобы сосредоточиться на решении задач, поставленных вышестоящим командованием, ты влюбился. Втюрился, раскис, разлимонился, рассиропился. Сейчас ты не боец. Сейчас ты влюблённый тюлень. Опасность окружает со всех сторон, она близка, как никогда, а ты…
– Но послушай, наставник…
Одним жестом Суй Кий перебивает Фёдора, а другим сухо говорит:
– Не продолжай. Она замечательная девушка. И намного умнее тебя. Что она тебе сказала? «Не время, Феденька!» Почему бы тебе не прислушаться к мудрым словам? Ты никак не хочешь понять, что ты на войне, а на войне первым делом – самолёты…
Давно уже наставник не жестикулировал так яростно. Фёдор подавленно опускает голову. Ему нечего возразить. Поэтому он пьёт чай. Китайцы вокруг тоже пьют, не считая тех, которые пришли просто помыться.
– Ладно, – произносит Суй Кий уже более спокойным жестом. – Слушай меня внимательно. Экспедиция вступила в решающую стадию, и ты должен удвоить осторожность. Смерть дышит тебе в затылок и не только тебе.
– Да знаю, – нехотя говорит Фёдор. – Вчера какая-то зараза отраву в сапог подсунула…
Суй Кий только машет рукой.
– Пока талисман с тобой, таких мелочей можешь не опасаться. Но, боюсь, близок момент, когда одним талисманом не отделаешься. Понадобятся все силы. Пригодится всё, чему ты научился в Хаудуюдуне… Моя душа неспокойна, – тихо добавляет он жестом. – Враг хитёр и коварен, а ты добр и бесхитростен. Но ты должен победить, потому что другого выхода нет. Лет ит би! И ты будешь биться не только за свою жизнь, но и за любовь. Андерстенд?
– Натюрлих, – по какому-то наитию отвечает Фёдор. Потом задаёт вопрос, который давно не даёт покоя:
– Скажи-ка, дядя… Уж года три, как я уехал из Хаудуюдуня. С тех пор не виделись, не слышались, а ты по-прежнему обо мне печёшься. Ведь недаром?
Лёгкая улыбка тенью скользит по тонким губам наставника и прячется в бороде.
– Мы навсегда в ответе за тех, кого приручили, – загадочно отвечает Суй Кий жестом.
Но вдруг его лицо искажается от сильнейшего волнения, редкие волосы встают дыбом, и следующий жест буквально кричит:
– Не спи, боец! Смерть на пороге! Просыпайся!..
Отчаянный жест наставника звучал в ушах, и, повинуясь ему, не очнувшийся от сна Фёдор на боевых рефлексах скатился с кровати. Как вовремя! На подушку, где только что покоилась его голова, обрушился чей-то тяжёлый удар. Фёдор проворно, на четвереньках, отполз в угол и только там окончательно проснулся. Огляделся. Понял, что лучше бы не просыпался…
В мертвенно-бледном свете полной луны, заливавшем уютную спальню, открылось ему нечеловеческое зрелище.
Экспедиция была в полном сборе. Лефтенант, Мориурти, Сидоров, Корней, Варфоломей… Все они были голые, все они были синие, все клацали зубами, все тянули длинные мосластые руки к очумевшему сыну эфира.
Но страшнее всех была Валя-Кира. То есть, Фёдор понимал: да, это именно Валя, но что с ней произошло? Прелестная девушка превратилась в сгорбленную столетнюю ведьму. Морщинистое лицо кривлялось и гримасничало, седые волосы неопрятной паклей свисали на костистые плечи и увядшие груди, нагое тело ходило ходуном, словно от сильнейшего возбуждения.
И все наперебой что-то бормотали, говорили, завывали…
– А я тринадцатый такой, и нету мне покоя, – стонал Лефтенант.
– А я тринадцатый такой, и не везёт ни капли, – жаловался Мориурти.
– А я тринадцатый такой, и всё мне надоело, – скулил Сидоров.
Святой Рейтинг! Да что же это?..
Не переставая причитать, участники экспедиции выстроились в некое подобие колонны по двое, во главе с Варфоломеем, и душераздирающе медленно, по шажочку, двинулись на Фёдора. При этом проповедник-упырь злорадно хохотал и непристойными жестами подбадривал войско.
Парализованный ужасом боец вжался в угол. Впору было молиться, чтобы сердце разорвалось раньше, чем прикоснётся хотя бы одна из тварей.
Выхода не было. Точнее, был, но его отрезала группа вурдалаков.
Анечка, Танечка, Манечка, Санечка… Лизетта, Мюзетта, Полетта, Жаннетта, Жоржетта…
