Текст книги "ДНЕВНИКИ"

Автор книги: Александр Протоиерей (Шмеман)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 58 страниц)

Что греха таить – всегда приятно, когда хвалят, хотя и знаешь – в шестьдесят лет! – цену этих "скоромимопреходящих" похвал. Эта цитата, однако, для меня не просто похвала. Читая эти строки, радуюсь, что этот не известный мне Сабур почувствовал то, что я сам хотел от моих "бесед". А это значит, что, хотя бы отчасти, – это удалось…

Вчера вечером лекция о православном опыте Евхаристии в Trinity Church1 (на Уолл-стрит!). Не знаю, кто эти люди. С виду – «деловые» люди, «уоллстритовские». И потому так приятно поразили их интерес, их воодушевление…

Еженедельное чтение французских журналов. Непреодолимое чувство заката Европы. Бескрылость, безрадостность, мелочность и убожество мысли… Запад умирает от рака крови , и имя этому раку – левизна. Левизна построена на ненависти , она вся без остатка движется рабьей ненавистью, которой диавол возненавидел Бога. И по сравнению с этой дьявольской ненавистью все «эксплуатации», все неравенства, все грехи – ничто.

Все эти дни – мир словно застыл в блаженстве света, золота листвы, бездонного неба.

Пятница, 16 октября 1981

Вчера Л. заставила меня пойти на [фильм] "Москва слезам не верит", и я очень этому рад. Вижу массу недостатков – советский эквивалент "мыльной оперы", много ненужных длиннот, ненужных эпизодов и т.п. И, однако, сквозь все это что-то "пробивается": теплое, русское, даже смиренное и доброе. Что-то, чего не найдешь на нашем sophisticated2 Западе. Особенно сильно чувствую это, читая биографию Одена. Чувствую чуждость этого мира и пустоту его и разложение, прикрываемые снобизмом и блеском. И это невыносимое вездесущие гомосексуализма.

Сегодня на утрене опять то же "чудо". Мысль где-то далеко, в какой-то суете, подозрительности, расчетах, в чем-то, во всяком случае, – низком . И вдруг сквозь этот липкий туман, как бы пронизывая его, доходит одна еван-

1 церкви Св. Троицы (англ.).

2 утонченном (англ.).

гельская фраза, несколько слов Христа – ив них прямой, буквальный ответ , призыв, разрешение всех вопросов. Удивительно.

Бог никогда не оставляет Церкви, но, так сказать, и не "поощряет" ее. Сила Бога в Церкви совершается только в немощи . Поэтому все внешние успехи вредны для нее. Ибо всякий такой «успех» – пища для гордыни и, в пределе, для умирания души.

Я люблю биографии. Но редко читал я биографию человека более несимпатичного, чем Оден. Читаю же я ее потому, во-первых, что ее очень хвалила рецензия в "Нью-Йорк тайме", а во-вторых, потому, что в пятидесятые годы несколько раз встречал, вернее – видел его [в Нью-Йорке]. И все тогда говорили: великий христианский поэт. Не знаю, до христианства его еще не дочитал. Но как человек – неприятный.

Стихи Бродского в "Континенте" ("О зимней кампании 1980 года") – не понимаю. То есть все понимаю и все остается непонятным. Что открыто, что даровано в них?

У большинства знакомых мне христиан мне всегда хочется спросить: радуются ли они своей вере?

Воскресенье, 18 октября 1981

Поездка сегодня после Литургии в Wappingers Falls к Алеше и Лизаньке [Виноградовым]. Ярко-красная, желтая, золотая листва на фоне серенького, дождливого дня. Воскресная пустыня. Хорошо.

Проповедовал сегодня на текст [Послания к] Кор[инфянам]: "…доброхотно дающего любит Бог"1 – – и о Петре (в связи с Евангелием: «отойди от Меня…»2 ). Щедрость Бога: из воды – вино, двенадцать корзин хлеба после того, как напитались все, столько рыб, что тонуть начинают суда рыболовов. Все – как и сама жизнь – «с избытком».

Вторник, 20 октября 198 1

Перед отъездом на синод. Все эти дни телефонные звонки от Губяка, от Кишковского о "заговоре епископов" – против центра, против "богословов", против чего бы то ни было, что якобы ограничивает их власть.

Почти кончил прием новых студентов. Сколько в Церкви доброй воли, желания служить, заботы о "душах".

Сколько мыслей, сколько "откровений" приходит, пока читаешь лекцию. Вчера ("Литургия смерти") говорил о "проблеме" спасения, воскресения некрещеных. И вдруг таким ясным становится, что дело не в том, знали они или не знали Христа, поверили ли в Него или нет, были крещены или нет, а в том, что Христос знает их и Себя отдал им и за них. Поэтому и их смерть «поглощена победой», поэтому она и для них встреча со Христом.

Так же и суд. Он не о догматике, а о "сокровище сердца". Суд – это сама их встреча со Христом.

1 2Кор.9:7.

2 Мф.16:23.

Но тогда, скажут, зачем Церковь, зачем таинства и т.д.? Ее призвание космично и эсхатологично . Она меняет мир своей от него свободой, своим свидетельством о Христе: «яко Ты еси един Господь». Без Церкви мир был бы до конца идолом . По отношению к «миру сему» Церковь pars pro toto. Она всегда «за всех и за вся». Каждая ее молитва, каждое «аминь» – от лица мира. Она «священник», и мир – ее «приход». Только не знают этого сами христиане и все думают, что дело Церкви – «обслуживать их духовные нужды». И если суд неверующих, не знавших Христа, в том, хотели ли они Его, любили ли – даже и не зная Его (в другом , в ближнем }, то суд над христианами – это суд об их измене Ему. Но это значит, в конце концов, что если христиане, встретившие Христа, могут быть Его врагами, то и встреча неверующего со Христом в смерти может быть отвержением Его, ненавистью к Нему. Одни «увидят день Его» и возрадуются, другие увидят и возненавидят, ибо ненавистью к Нему, не зная Его, жили уже и здесь…

Победа социализма, во главе с присяжным демагогом Папандреу, в Греции. И опять все то же объяснение: "желание перемены". Объяснили и успокоились: значит, дело не в любви к социализму, а в "усталости" от прошлого. Успокоились и не понимают, что социализму в высшей мере наплевать на то, любят ли его или нет… Что принятие его есть принятие зла , ибо лжи о мире, о человеке и о Боге, о смысле жизни, о смысле буквально всего. Это принятие идола , ложного бога и поклонение ему. В тиране зло являет себя как зло, в самом распознании его как тирана это зло уже и разрушается. Социализм же добр Антихристовым добром, и потому не распознают его люди как зло . Ибо зло его в подмене цели жизни. Социализм, говорят, против «частной собственности», а этому и Христос учил. Но это и есть «фокус» социалистического зла. Ибо Христос учил не тому, что мир есть коллективная собственность, а тому, что он, мир, – Божий . Не говоря уже о том, что понятие «коллективной собственности» абсурдно, ибо противоречиво. Собственность может быть только личной . И откровение Христа в том, что каждому дарует мир в «собственность» и таким образом каждого делает совладетелем мира с Богом. Подлинная собственность – в признании всего Божиим даром, путем к общению с Богом. Обладателем мира, царем его может быть только личность. И всякий коллектив есть всегда, в той или иной мере, кража . Кража у Бога. Кража у человека.

Ну, а капитализм – этот рост денег из самих себя, это страстное "обогащение", что же – христианский? Нет, не "христианский" в ту меру, в какую нет ничего "христианского" в этом падшем и грешном мире. Но сколько бы капитализм ни был уродливым и карикатурным, он есть уродливая карикатура, извращение чего-то, присущего творению Божьему. Ибо Бог дает нам мир именно как капитал – дабы мы дали его в рост и вернули его Богу с «процентами». Сама идея роста, накопления, возрастания есть, если так можно выразиться, «Божья идея», соприсущая Божьему замыслу о мире. Жизнь – это постоянное «капиталовложение». Таковым являются и образование, и культура, и земледелие, и всякое «возделывание», заповеданное человеку. И единственная заповедь Божия только в том, чтобы мы «не в себя, а в Бога богатели», и это значит: богатели бы вместе с Ним, чтобы всякий рост был

во славу Божию, был накоплением "нержавеющим". Потому инстинкт "капитализма" правильный, хотя сам капитализм, как и культура, как и все в мире, есть падение подлинного капитализма, подлинного образования, подлинного "роста".

Социализм ничего не возделывает . Он статичен, как статична смерть; он смертоносен. Все раз и навсегда «распределить» между всеми и всех уравнять в этом «счастье». Ни цели, ни риска, ни – в сущности – труда, то есть всего того, что заложено в самой природе человека. Сплошная «гарантия». Нет, это уже не карикатура, не извращение. Это коллективная смерть. Социализм – это принятие падшего мира, неведение его как падшего. Это смертоносная зараза. Это ответ Антихриста – Богу…

Пятница, 23 октября 1981

Все заливающая суматоха в связи с приближающимся днем прославления "новомучеников" и царской семьи. Получил доклад по этому вопросу архиепископа Антония Женевского. Поражает в нем да и в других карловацких документах какой-то тон самозащиты, самооправдания, ответа кому-то, уговаривания. Казалось бы, если ты уверен – то радуйся и восхваляй Бога. А тут все время тайная полемика. На радио "Свобода" меня спрашивают: "Может быть, Вы бы что-нибудь сказали… не за, конечно, а о "за" и "против"". Я ответил: "Дайте им всю программу этого дня". Очень быстро согласились. В мире по-настоящему сильны, по-настоящему торжествуют только крайности . Только те, кто орут . Хомейни в Иране за один 1981 год убил больше людей, чем все страны и правительства вместе взятые. Но об этом пишут почти с каким-то потаенным уважением. А про какую-нибудь Чили, где сейчас вообще не убивают, – со скрежетом зубовным…

Вторник, 27 октября 1981

Кончаю биографию Одена (455 страниц мелкого шрифта), кончаю с отвращением. До какой же степени все, что описано в этой книге, то есть наша культура , – прежде всего несерьезно . Я не знаю поэзии Одена: может быть, он и велик, когда его призывает к «священной жертве» Аполлон. Но вся эта сордидность1 – мальчики, пьянство, увлечение «либретто» для опер с разглагольствованиями, одновременно, о христианстве…

Страшное утомление от всего этого… И такое чувство, что "некому руку подать в минуту душевной невзгоды"2 . Конечно, это от слабости, маловерия, духовной и душевной распущенности. И все-таки мучительно это созерцание зла, которое так легко торжествует и в мире, и в «культуре». «Но люди больше возлюбили тьму»1 . Как это страшно: именно возлюбили , а не просто, по слабости, сдались ей…

1 От sordid (англ.) – отвратительный, отталкивающий, низменный.

Из стихотворения М.Лермонтова "И скучно, и грустно…"

3 Ин.3:19.

Четыре часа дня. Только что вернулся из поездки – с Д[авидом] Дриллоком и Ж.Дворецким в имение этого последнего, которое он хочет подарить семинарии. Изумительное место: озеро, четыреста акров, уютнейшие каменные постройки. Был туман, полное безветрие, совершенная тишина. И все это как некое несомненное утешение. И такое же утешение – Д.Дриллок, его дружба, доверие, щедрость.

Среда, 28 октября 1981

Расстался наконец с Оденом. Последние главы – о старении, о приближении к смерти, о растущем одиночестве. Тайна человеческой жизни. И какими ничтожными и попросту греховными – в свете этой тайны – становятся наши оценки, суждения и приговоры. "Мне отмщение – и Аз воздам"1 . И что-то – да, великое – начинает просвечивать под конец… Наверное, из чувства этой тайны – моя любовь к биографиям. Ибо по-настоящему, духовно, интересен в «мире сем» только человек, только его «единственность» и в ней – «избранность». Только человек всегда, вечно, изначала – «трансцендирует» мир сей, ибо по самой природе своей он – «жилище двух миров». И Евангелие – благовестие – обращено к этому второму (или первому), то есть тайному, трансцендентному человеку, как к нему обращена, для него существует и сама Церковь. Возвращаясь к Одену, можно тогда сказать так: этой «трансцендентной» сущности своей он пребывает – пожалуй, сквозь всю свою жизнь – верным , ей служит своим поэтическим даром. Более верным, чем «моральные» люди, которые в мире сем у себя дома, для которых христианство само без остатка укладывается в «мораль», в «как», а не в «что»…

"Как будто душа о желанном просила…"2 . В этом сущность поэзии, ее тайна, ее единственность, ее призвание. Она знает что-то, свидетельствует о чем-то, чего «научное богословие» не знает, о чем, во всяком случае, не «свидетельствует».

В понедельник, служа раннюю Литургию (св. Димитрий Солунский), вспоминал о смерти в этот день в 1933 году генерала Римского-Корсакова. Это он, пичкая меня – одинадцатилетнего мальчишку – стихами, "привил" мне не просто любовь к поэзии (или к "культуре"), а. сам того не зная, некую "печаль по Богу", которую – это я твердо знаю – я все время предаю и заглушаю в себе, но которая, тем не менее, мне была дана и остается «данной».

Понедельник, 2 ноября 1981

Погружение – молниеносное, на два дня! – в Париж. В пятницу и субботу в Монжероне: заседание совета РСХД, коего председателем я стал в результате всех парижских трагедий. Все прошло мирно и даже, по-своему, конструктивно. И все же в итоге этих двух дней ощущение конца, умирания. И рассуждали мы, в сущности, об "искусственном дыхании". Движение, как и все дру-

1 Рим.12:19.

2 Из стихотворения К.Бальмонта "Безглагольность".

гие "деятельности", было органической частью так называемой "первой эмиграции". А она-то и "кончается". И потому и заседаем мы, и рассуждаем в безвоздушном пространстве. Тут действует закон, согласно которому организация, "деятельность" переживает то, что она "организует", то дело, ради которого она была организована. Есть что-то в этой "верности" высокое и благородное, но вместе с тем и вредное, ибо она лишает возможности распознать то "дело", что приходит на смену бывшему, распознать саму реальность, ее нужды, ее смысл.

Не замечают православные, что к ним с Запада приходят "любители" этого "старения", ностальгии, духовного романтизма, люди, выключающие себя из ответственности , люди, для которых вся проблематика сводится к проблеме, когда закрывать и когда открывать за Литургией Царские врата… Идея «молодых»: организация паломничества в Константинополь(!?). Это поистине символично: нас всегда тянет туда, где что-то было , но чего больше нет.

В аэроплане, возвращаясь в Нью-Йорк, читал книгу Raymond Aron "Le spectateur engage"1 . С каждой строчкой этого неверующего человека я соглашаюсь, соглашается христианин во мне . «L'homme est dans 1'histoire, 1'homme est historique, 1'homme est histoire»2 (57). Тут все: и связь человека с миром, и свобода его от мира, и цель его жизни… Свобода, ответственность, различение добра и зла… И все – в отличие как от утопистов (Сартр и К°), так и эскапистов («религия») – светлое …

Париж: серый, задумчивый, бесконечно прекрасный. Ничего ему не подходит так, как осень, как это серое небо, через которое нет-нет да и прорываются бледные, слабые лучи солнца – и тогда так ощутимо становится le temps immobile.

Среда, 4 ноября 1981

Тридцать пять лет сегодня с моего дьяконского рукоположения на Сергиевском подворье… Служил утреню. Евангелие о Христе, заснувшем в бурю, о страхе и панике учеников. "Где вера ваша?" (Лк.8:25). Вот так и я – в унынии, в обиде, в гневе все эти дни. Страх за Церковь, за семинарию. Сегодня с утра повторяю себе: "Где вера твоя?"

Расстался вчера с R.Aron – как с другом. И опять, опять чувствую – насколько это ближе к христианству, чем эта все разрастающаяся "псевдодуховность".

Почти весь день вчера и несколько часов сегодня разбор книг, расстановка их на новых полках. Расставлял и думал: сколько написано! Сколько усилий, страсти, времени вложено в каждую из этих книг. И как быстро "проходит образ их", и стоят они на полках, словно на книжном кладбище. Да, несколько сот, может быть, несколько тысяч из них остались так или иначе живы . Но на каждую – сто тысяч безнадежно забытых… А все-таки все вместе они "со-

1 Раймона Арона "Ангажированный зритель" (фр.).

2 "Человек – в истории, человек историчен, человек есть история" (фр.).

здавали культуру", каждая, умирая, погружаясь в забвение, оживала и живет в целом. Каждая в чем-то, в ком-то, как-то прибавляла в мире либо света, либо тьмы. Как редко, например, я читаю Блока или даже Пушкина. Но был бы я тем же самым, если бы не прочитал их когда-то? Да что Пушкин и Блок. Даже Мегре с его дождливым Парижем где-то вошел в меня, в мое "мироощущение". Отсюда – страх за теперешнюю молодежь, ничего не читающую, живущую без памяти, вне памяти, но "интересующуюся Церковью". Но чем можно "интересоваться" в Церкви? И потому интерес этот растворяется в клерикализме, в сплетнях о епископах… Скажут, никакой "культурой" Христос не занимался. Неправда. Каждое слово его – о Царстве Божьем, о Давиде, о "древних" – предполагало знание, понимание, память о том, что Он говорил, к чему звал, что обличал. А современному человеку нужно три года богословия, чтобы понять Послание к Галатам.

Отзывы в газетах на прославление "новомучеников": "Russian sect canonizes Nicholas II…"1 . Как не понять, не почувствовать, что «прославлять» Государя в Нью-Йорке, да еще с банкетом в Hilton – нельзя!

Суббота, 7 ноября 1981

В английских лекциях Набокова о русской литературе – неожиданная для меня глава о Чехове, о глубине, о человечности его. Неожиданная потому, что я начал эту книгу "кровожадно" – и вдруг…

Вчера вечером в Бостоне: русская вечерня, русская лекция для "третьих". Человек шестьдесят. Удовольствие, радость от "русскости", от той смеси – чего с чем? – которая, как ни верти, единственная в мире. Пожалуй, нужно признать существование этой пресловутой "русской души". Потом ужин у Померанцевых. Продолжение "того же", той же смеси. "Русские разговоры".

Красота Бостона в скупом свете ветреного сумрачного дня. Вечером, в постели, перелистывал старые-старые номера "Современных записок". Стихи Поплавского. Рецензии Ходасевича, Адамовича, Бицилли. Русский Париж в короткую минуту его расцвета… "Невероятно до смешного – был целый мир и нет его…"2 . И как я рад. что хоть краешком юности, мало что понимая, я «вкусил» от этой неповторимой минуты…

Вторник, 10 ноября 1981

Занятость. Мелочи. Разорванное время. И от этого – "заботливость" души, связанность, безжизненность. Урывками читаю американские лекции Набокова о русской литературе. Талантливо, умно и все-таки безнадежно поверхностно. И как много – для "красного словца"…

Отзывы о "канонизации" в "Time". С сарказмом, с иронией, как о каком-то чудачестве. В тоне "такое ли еще бывает в Нью-Йорке…" Иногда хочется куда-нибудь убежать от этого православия ряс и камилавок, бессмысленных цере-

1 "Русская секта канонизирует Николая II…" (англ.).

2 Из стихотворения Г.Иванова "Все чаще эти объявленья…".

моний, елейности и лукавства. Быть самим собой, а не играть вечно какую-то роль, искусственную, архаическую и скучную. Одно утешение: Послание к Колоссянам, которое в эти дни читается в церкви1.

Среда, 11 ноября 1981

В 134-м номере "Вестника" замечательная статья Б.Михайлова об эстетизме и его родстве с социализмом. Против "Синтаксиса", А.Синявского и К°.

Сегодня Armistice, день с детства памятный. Это были первые vacances2 с начала учебного года и потому особенно радостные. И мне достаточно сказать это слово – armistice, чтобы так живо ощутить мокрый, черно-серый Париж, и уют дома, и блаженное ничегонеделанье.

Пятница, 13 ноября 1981

Отдышался от всех забот вечером за общей исповедью и сегодня – на ранней Литургии (св. Иоанна Златоуста).

В "Русской мысли" две страницы убористого шрифта отведены под письма в редакцию о русско-украинских отношениях. Россия и Украина: эту проблему я ощущаю как пример громадного и трагического недоразумения.

Длинная гряда ослепительно-солнечных дней. Сейчас уезжаю на очередной retreat в Ричмонд. Неделя целиком ушла на мелочи…

Воскресенье, 15 ноября 1981

Поздно вечером, вчера, вернулся из Ричмонда, где в субботу – однодневный retreat (о браке). Уютнейший вечер в пятницу у De Trana, где мне всегда хорошо и приятно. Как всегда, разговоры о Церкви, о трудностях и т.д. Приехал о. Шеллер с группой своих прихожан. Кончили около четырех. Де Трана по пути домой, к ужину, провез меня – по уже установившейся традиции – через старый, исторический Ричмонд – столицу южан во время Гражданской войны.

1 " Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе. Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослуженке, за которые гнев Божий грядет на сынов противления, в которых и вы некогда обращались, когда жили между ними. А теперь вы отложите все гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших, не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара. Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос. Итак облекитесь, как избранные Божий, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас. так и вы Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших Господу" (Кол.3:1-16).

2 каникулы (фр.).

Плохая полоса – если не уныния, то какого-то окаменения, нежелания, невозможности за что бы то ни было взяться. Знакомое искушение: ощущение, что все кругом – и "религия", и "политика", и пр. – игра в солдатики, что все "истекает клюквенным соком…"1.

Голые, мокрые ветки на фоне серого неба. Горы тлеющих, гниющих листьев. "Le doux royaume de la terre". Оглушительное карканье ворон. Где-то далеко – воскресный звон колоколов… И груды опостылых папок на столе.

Понедельник, 16 ноября 1981

Вчера, поработав часа три (переписывал русский перевод "Водою и Духом"), читал – с огромным интересом – четвертый выпуск "Памяти". Реакция русской интеллигенции на Октябрь, длящаяся сквозь 20-е годы, "приятие" революции и советской власти, разгром культуры, воспоминания "выживших". Путь интеллигенции: от веры в народ (опрощение, экономика и т.д.) к вере в культуру.

В воскресном "Тайме" объявление-призыв на целую страницу: "Religious Coalition for Abortion Rights"2 . Подписанное сотней пасторов, епископов, богословов и раввинов.

Понедельник: "il faut tenter de vivre…" Но, Боже мой, с какой неохотой, с каким "изнеможением" принимаю я это "tenter"…

Вторник, 17 ноября 1981

Письмо от старушки, живущей в Торонто. Ей восемьдесят лет, и всю жизнь – с отъезда из России в 1919 году – она собирала стихи русских поэтов о России. Собирала, чтобы сохранить своих детей и внуков – русскими. Удалось ли ей выполнить эту вторую (или первую) задачу – она не пишет. О самих стихотворениях (их набрала она десять тысяч!) она замечает, что о том, хороши ли они или плохи, она не заботится. Важна лежащая в их основе "идея". Просит издать их в "ИМКА-Пресс". О том, чтобы таким образом заработать (!), не заботится…

Пятница, 20 ноября 1981

Я стал гораздо чувствительнее к тому возбуждению, постоянному, непрекращающемуся, в котором мне приходится жить – ив семинарии, и в Церкви, и вообще. Это, конечно, духовное состояние нашего мира.

Понедельник, 23 ноября 1981

Пятница и суббота – в Спрингфильде (Вермонт). Старый, заброшенный приход с молодым и деятельным священником. Я ему обещал приехать уже несколько раз и всегда обманывал. И как рад, что на этот раз поехал. Есть что-

1 Из стихотворения А.Блока "Балаганчик": "Истекаю я клюквенным соком!" "Религиозный союз за право на аборт" (англ.).

то пронзительное в этих полумертвых и вот все не умирающих "этнических" приходах. И как радуются эти люди, что вот-де – обратили на них внимание… Старый дом-церковь, здесь когда-то был женский монастырь и приют. И все кончилось как-то мрачно и некрасиво. "Память" отравлена. А теперь молодой "конверт" пытается снова влить жизнь в эти руины. Всенощная (под Введение) – два с лишком часа. Малюсенький хор. И постепенно входишь в эту жизнь, то есть прежде всего чувствуешь, что, несмотря на все, – жизнь эта есть … Весь следующий день – в церкви: Литургия, лекции… И расстаемся к вечеру в радости и чувстве, что что-то, по милости Божьей, сделано.

На субботней Литургии и первой лекции – Наташа Солженицына с матерью и двумя сыновьями – Ермолаем и Степаном. Спрингфильд всего в пятнадцати-двадцати милях от Кавендиша. Разговариваем в перерыве между лекциями. "Я, – говорит Н., – не все понимаю по-английски, но достаточно, чтобы почувствовать, что это (то есть моя лекция. – А.Ш.) потрясающе *."

А для меня главное – это сама поездка, темноватым ноябрьским днем, по просторному, пустому Вермонту. Закат сквозь тучи. Тишина, прикосновение к temps immobile.

Вчера после Литургии интервью для канадского радио – о моем понимании "экуменизма". Полтора часа – и самому наконец становится более или менее ясным это мое понимание.

После обеда поездка с Л. в Принстон на торжественную панихиду – в университетской часовне – по о.Георгию Флоровскому. Но до этого (мы поехали рано) ужин вдвоем в итальянском ресторанчике, прогулка по Принстону. Морозный вечер, и уже все окна сияют рождественскими огнями, подарками, праздником. До чего я люблю эти "выпады" из жизни, пускай самые мимолетные, но погружения в иное.

Сама панихида была очень торжественной. Митрополит с двумя епископами, тридцать священников, семинарский хор, полная народу огромная готическая chapel1 , «мощное пение» и т.д. Из тридцати священников дай Бог пять прочли хоть несколько строчек Флоровского. И вся служба как будто никакого отношения к нему не имеет, вся выросла из каких-то мелких амбиций, желания покрасоваться не где-либо, а в самом Принстоне! И все расходятся очень довольные, как после удачного спектакля… После службы был какой-то прием, но мы уехали.

Знаю, что ворчу. Знаю, что это во мне самом – тьма, которой я поддался и которая не дает видеть хорошего, положительного, пробиться сквозь всю эту ужасающую дешевку. Но, увы, есть и она.

Вторник, 24 ноября 1981

Вчера весь день в семинарии, два часа лекций, завтрак с Н. (который я откладывал раз шесть). Прием студентов. Один – бешено влюблен и не может учиться… Другая должна рассказать – и этим "экзорцироваться" – об одер-

1 часовня (англ.).

жимости матушки Б. Третий – уже посвященный – рассказывает о трудностях в приходе… Н.Н. – о своих планах на будущее… Полтора часа дома в обалдении и – с 7.30 до 8.30 вечера – лекция ("Литургия смерти") и – в конце концов – деловой разговор с о. П[авлом] Л[азором]. Вот день – не "нетипичный".

Среда, 25 ноября 1981

В двенадцать часов дня – начало первых в учебном году каникул – День благодарения. Я думаю, учителя, профессора любят каникулы, ждут их, радуются им гораздо больше, чем дети или студенты. Сегодня, уйдя в час из семинарии, радовался этой короткой свободе так же, как радовался ей в Париже, уходя из Lycee Carnot в канун Toussaint или Armistice.

В "Nouvel Observateur" – диалог Сартра с Симоной де Бовуар. Сравнительно незадолго до смерти Сартра. Странный человек. Сочетание в нем свободы, очень, по-моему, подлинной, с порабощением (идеям, отвлеченностям), столь же подлинным. А в последних его выступлениях, как вот в этом разговоре, опять-таки истинное смирение … Подумать только, если бы человек с такими дарами был, в наш скорбный век, свидетелем Христа ! Но откуда же, откуда эта стена, это «окамененное нечувствие», отдача всей жизни на чепуху. И выходит, что то, что его всемирно прославило, – экзистенциализм, «левизна» и пр., то же будет и причиной его забвения. Не стареет только то, что свидетельствует о вечном, что само причастно вечности. И это совсем не значит «религиозное» в узком смысле этого слова. Не устареет, например, Чехов, то есть те «маленькие люди» под осенним дождичком, которых он описывал. Потому что они – вечны , не как «маленькие», а как люди…

Замечание Сартра о глупости . Она не может быть соприродной человеку. Она всегда – извне , всегда результат «опрессии», то есть – и этого он, конечно, не говорит – порабощения человека дьяволу.

Миттерана я все больше ощущаю как квинтэссенцию амбиции, гордыни. По нутру своему он такой же социалист, как я. Несет, движет им другое – страстная вера в "роль личности в Истории". Он инстинктом понял, что эта роль для него возможна только внутри "социалистической риторики". Правое сейчас "не берет", не зацепляет людей. Но верит он не в эту риторику – это всего лишь средство, а в себя, в "трансцендентность" своей личности по отношению к обществу, толпе, всяческой истории с маленькой буквы. Он – внутри нее – История с большой буквы.

Воскресенье, 29 ноября 1981

Вчера к вечеру вернулись из Сан-Антонио со свадьбы [племянника] Николая Озерова. Depaysement – в незнакомом городе (хотя я и бывал там когда-то, и даже два-три раза, но на конференциях), я это очень люблю. С нами были Аня и Маша, и мы все наслаждались друг другом, [отелем] Hilton, прогулками по городу… Свадьба – в греческой церкви – прошла очень хорошо. А сейчас ездили в Syosset к Трубецким.

Холодный, ветреный день. Синее-синее небо и черные тучи и огромный желтый закат. Непередаваемая прелесть того, что французы так удачно называют arriere-saison1.

В дорогу (шесть часов аэроплана в каждый конец) брал с собой том "Литературного дневника" Поля Леото, моего постоянного друга. Сегодня впервые подумал, что одна из причин моей (до конца не объяснимой) любви к нему – это отсутствие у него – абсолютное – того, что принято теперь называть "discours" – "идеологического" языка, или языка, подчиненного системе отвлеченных понятий, языка с ключом … Чтение Леото – это изумительное «экзорцирование» такого языка.

Понедельник, 30 ноября 1981

Тридцать пять лет со дня моего рукоположения на Сергиевском подворье в священники. Служил сегодня утром Литургию (Андрея Первозванного по новому стилю, Никона Радонежского по старому).

Все эти дни, в связи с моим "ничегонеделаньем", мысли о том, что я ничего не сделал . Словно до шестидесяти лет все ощущал как еще только будущее, к которому готовишься. И вдруг – совсем новое ощущение: все уже позади и пора подводить итоги… Это не хорошие мысли. Мысли от гордыни. И в ответ сегодня хороший Апостол – о соре, всем миром попираемом…2