Текст книги "Принц и нищая (СИ)"
Автор книги: Александр Майборода
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Ну что, нет? – спросил дежурный.
– Кабинет заперт, – сказал Воронков.
– Вот я и говорю, что не видел его – так время уже одиннадцатый час, – сказал дежурный.
– Ладно, пойду и я баиньки, – сказал Воронков и собрался уже уходить, как задал вопрос. – Петрович, а Гарибов не привозил-ка сюда молодую девчонку?
– Иваныч, с чего это следователи начали проститутками заниматься? – удивленно поинтересовался Петрович.
– Нет, это приличная девушка, – возразил Воронков.
– Да кто же их поймет – приличные они или неприличные. Но приличных сюда не водят, – сказал Петрович.
Воронков усмехнулся:
– Петрович, ты не поверишь, но не все женщины шлюхи.
– Я попробую в это поверить! – заверил Петрович. – А Гарибов никаких женщин не приводил, ни порядочных, ни шлюх. И вообще он не появлялся после обеда.
– Странно! – промолвил Воронков.
– Чего ж тут странного? – спросил Петрович.
Воронков с недоумением взглянул на него и, спохватившись, проговорил:
– Ничего Петрович, это я о своём – девичьем.
«Странностей в происходящем действительно хватало, – подумал Воронков, – хотя бы потому что, если Гарибов забрал девушку из больницы, то куда ее дел?»
Воронков решил, что завтра с утра он разберется с этим вопросом в первую очередь.
Часть 4
Глава 27
Когда на следующее утро Воронков пришел в управление, он первым делом поинтересовался у дежурного, на месте ли Гарибов. Однако тот опаздывал, поэтому Воронков пошел в свой кабинет. С полчаса он занимался бумагами, а затем в его кабинете появился Гарибов.
– Салам алейкум, Александр Иванович! – радушно поприветствовал он с порога, прошел к рабочему столу Воронкова, сел на стул и подал ему руку.
– Салам, – ответил Воронков, пожав руку.
Гарибов бросил взгляд на лежащие на столе документы, и по его вспыхнувшим глазам стало видно, что он узнал их. Однако он тут же придал лицу равнодушное выражение.
– Ты меня вчера искал? – спросил он.
– Искал, Видади Назарович, – сказал Воронков.
– Чего искал? Что-либо важное? – поинтересовался Гарибов.
Воронков пристально взглянул в лицо Гарибова.
– Ты куда дел девчонку?
– Какую девчонку? – изобразил недоумение на лице Гарибов.
– Егорову.
– Какую Егорову? Кто она такая? Не знаю никакой Егоровой!
Гарибов обычно по-русски говорил хорошо, но на этот раз – очевидно, из-за волнения, – он говорил с сильным кавказским акцентом. Воронков никогда раньше не интересовался национальностью Гарибова, считая его татарином, но теперь он засомневался в этом.
Воронков подумал, что в принципе национальность в общении между сотрудниками не имеет никакого значения, но когда ведешь расследование уголовного дела на кавказцев, и эта деталь может повлиять на ход дела. Ведь известно, что у кавказцев сильны родственные связи.
– Ту самую, что вчера забрал из больницы! – сказал Воронков.
– А ту самую, которая больная! – вспомнил Гарибов.
– Ту самую! – подтвердил Воронков.
Ответ Гарибова насторожил его.
– Так я с ней поговорил и отпустил, – улыбаясь, сказал Гарибов.
– О чем ты с ней говорил? – спросил Воронков.
– Александр Иванович, послушай, зачем это тебе знать? – с показным удивлением всплеснул руками Гарибов.
– Надо!
– Так тайна следствия!
Воронков усмехнулся:
– Она проходит в качестве пострадавшей по моему делу.
– А по моему делу она проходит в качестве подозреваемой, – возразил Гарибов.
Воронков догадался, что он не хотел давать информацию по Егоровой.
– Так что, Видади Назарович, мне к руководству идти? – пригрозил Воронков.
– Послушай, какой ты горячий, – дал задний ход Гарибов, – от хорошего друга нет никаких секретов…
Воронков поморщился – Гарибова он своим другом не считал.
– Жалобу на нее написали, что она хотела обворовать порядочных людей, – закончил речь Гарибов.
– Кого это она хотела обворовать? Каких – «порядочных»? Тех, что пытались ее изнасиловать? – с сарказмом поинтересовался Воронков.
– Вот и я говорю – кого обворовать, зачем обворовать? Но жалобу надо проверить, – проговорил Гарибов.
– Понятно! – проговорил Воронков.
– Вот и мне понятно, – поговорил я с девушкой, хорошая девушка, красивая.
– И куда же она делась? У нее в городе ни кола, ни двора…
Гарибов пожал плечами:
– Не знаю, наверно домой уехала. Что ей в городе делать?
Воронков мазнул взглядом по лицу Гарибова: лицо его было вполне европейское, и Воронков поинтересовался:
– Извини, Видади Назарович, а ты кто по национальности?
Гарибов удивился.
– Азербайджанец я. Зачем тебе моя национальность?
– Потому что мне не хотелось бы думать, что ты помогаешь преступникам, потому они одной с тобой национальности, – с недвусмысленным намеком проговорил Воронков.
– Обижаешь честного человека! – обиженно проговорил Гарибов и поднялся. – Пойду-ка я к себе. Знаешь – много дел.
Гарибов вышел из кабинета. Однако оставил дверь приоткрытой, и Воронков, чертыхнувшись, встал, чтобы ее прикрыть, но, подходя к двери, он услышал в коридоре разговор: молодой человек спрашивал, как найти следователя, который занимается уголовным делом на кавказцев, недавно напавших на девушку.
– Слушай, я следователь, зачем тебе еще один следователь? – послышался голос Гарибова.
Воронков выглянул в коридор. Рядом с Гарибовым стоял молодой человек в дорогом костюме: выглядел он как подающий надежды адвокат – телосложением смахивал на знак вопроса, очки в золоченой оправе, тщательно зачесанные на уже лысеющий лоб, редкие темно-русые волосы, держится уверенно.
– Слушай, кто ты? Почему тебя волнует это дело? – раздраженно продолжал Гарибов.
Молодого человека это ничуть не смутило, и он с подчеркнутым спокойствием ответил:
– Я адвокат Водолазов.
– У них уже есть адвокат, я тебя не знаю, – сказал Гарибов.
– Они меня не интересуют, – бесстрастно произнес Водолазов.
– А что тебя интересует тогда?
– Девушка. Я хочу найти девушку.
– Ах, эта! Она мошенница, ее хотели арестовать, но она убежала. Теперь ее будут искать по всей стране, – злобно проговорил Гарибов, повернулся и пошел в сторону своего кабинета. Водолазов остался на месте, и Воронков подошел к нему и задал вопрос:
– Вас интересует девушка?
– Нет! – ответил Водолазов.
– Но Вы же спрашивали о ней, – напомнил Воронков.
– Спрашивал, но теперь она меня не интересует.
– Если не секрет – почему вы ей интересовались? – спросил Воронков.
– Секрет, – сказал Воронков.
– Интересно, – проговорил Воронков. – Я следователь, который ведет уголовное дело по факту нападения на девушку, и от меня у вас какие-то секреты. От меня не может быть секретов.
– Это не связано с вашим уголовным делом, – проговорил Водолазов и взглянул на часы, давая понять Воронкову, что у него нет времени. – Я могу идти?
– Разумеется, – сказал Воронков и вернулся в кабинет.
Он открыл сейф, вынул оттуда большую пачку уголовных дел, положил их на стол и стал их просматривать. Дела, которые надо было сдавать в суд, он откладывал в сторону. Этим делом он занимался почти до обеда, и когда он сложил дела обратно в сейф и собрался уходить на обед, в дверь кто-то постучался.
– Заходите! – громко сказал Воронков, и в кабинет вошел адвокат Гурбанов с коричневым портфелем в руке. Гурбанов был не самый лучший адвокат в городе, однако защиту азербайджанцев всегда доверяли ему. Поэтому Воронкову приходилось сталкиваться с ним часто.
– Здравствуйте, Александр Иванович! – с широкой улыбкой поздоровался он и протянул руку. Весь его вид показывал, что он готов обнять следователя, точно своего ближайшего родственника.
– Здравствуйте, Агабейли Халилович! – сказал Воронков и вместо рукопожатия показал на стул сбоку стола.
Гурбанов сел на стул и с той же улыбкой поинтересовался:
– Как Ваше здоровье, уважаемый Александр Иванович?
– Не дождетесь, – холодно пошутил Воронков и задал вопрос: – Агабейли Халилович, у вас какое-то дело имеется?
– Ах, дела, дела! Какие дела? – притворно вздохнул Гурбанов. – В такой день надо сидеть в лесу с друзьями, чтобы дымился мангал, есть шашлык, пить вино…
Воронков перебил его:
– Агабейли Халилович, у меня нет времени, какое у вас дело?
Гурбанов полез в портфель, вынул исписанный лист бумаги и положил его перед Воронковым.
– Уважаемый, есть дело, вот какое дело – девчонка перед тем, как сбежать, написала признание, что ее никто не трогал, и наоборот, она напала на них, чтобы ограбить их.
Воронков придвинул к себе лист бумаги, внимательно прочитал текст, затем взглянул на Гурбанова, – тот самодовольно улыбался.
– И что вы хотите? – бесстрастно спросил Воронков.
– Приобщить этот документ к делу и отпустить невиновных людей.
– Хорошо, – сказал Воронков. – Я подумаю над этим.
Затем в кабинете на минуту повисла тишина, наконец Гурбанов, видя, что Воронков не склонен продолжать разговор, поднялся и ушел.
После его ухода Воронков вынул из сейфа уголовное дело на азербайджанцев и открыл его на странице, где имелись показания написанные рукой Нади Егоровой. Рядом со страницей он положил письмо, переданное Гурбановым, и сравнил, – на первый взгляд оба документа были написаны одной и той же рукой.
– Понятно, – тихо проговорил Воронков и еще раз внимательно прочитал письмо Нади Егоровой, в котором она писала, что это она напала на мирно прогуливающихся по ночному городу азербайджанцев, чтобы ограбить их.
Воронков усмехнулся: «Хрупкая девушка напала на пятерых крепких парней, вооруженных ножами? Это что-то новое!»
Тут взгляд Воронкова упал на дату, которым было помечено письмо и он замер – письмо было датировано сегодняшним утром!
– Ах, черт! – воскликнул Воронков и поспешно поднял трубку телефона. – Петр Иванович, ты на месте?
– Да, – послышалось в трубке. – Что у тебя случилось?
– Сейчас приду, – сказал Воронков, бросил трубку и быстро вышел из кабинета.
Глава 28
Ночью Надя плохо спала: она размышляла над тем, стоит ли ей писать то, что требует Гарибов, и жалела себя. В общем-то, картина была безнадежная: если она не напишет признание в нападении на азербайджанцев, то ее могут убить, или что хуже, увезти за границу и продать в рабство; но если она напишет, то ей придется забыть о своих планах на будущее, ей остается одна дорога – вернуться домой, где ее выдадут замуж за противного ей человека. Так что выбирать приходится между плохим и совсем плохим.
Но только у смерти нет надежды, а жизнь всегда дает надежду на лучшее, поэтому к утру Надя решила, что она напишет необходимое признание, а там видно будет.
Гарибов приехал часов в восемь утра, увидев письмо, он прочитал его и стал вдруг приветливым:
– Ну, вот видишь девушка, это так просто, зато и нам хорошо, и тебе спокойнее.
– Вы когда меня отпустите? – спросила Надя.
– Честное слово, как только ребята окажутся на свободе, – сказал Гарибов и, сложив лист с признанием Нади, сунул его в карман. Затем спохватился. – Ты, наверно, кушать хочешь?
Надя промолчала, хотя она и хотела кушать, но ей не хотелось показывать этому неприятному человеку свою слабость.
– Погоди, в обед я привезу тебе вкусную еду, – сказал Гарибов и ушел.
После его ухода Надя легла на кровать и думала: мысли ей приходили безрадостные – ей не верилось, что Гарибов отпустит её. Через час ей надоело лежать, и она встала и подошла к окну.
Окно было высоко, и сквозь него она видела только верхушки деревьев и какой-то забор. Это Надю заинтересовало, и она подтащила под окно кровать и встала на нее.
Теперь она видела все – за окном был забор, сквозь его щели виднелся лес.
«Хорошо бы добраться до леса», – подумала Надя, видя темные заросли кустарника. Затем она осмотрела окно: на окне решетки не было, но оно действительно было очень узкое.
«Хотя, – прикинула Надя, – если бы не было рамы…»
Надя попробовала рукой выдавить раму, но рама крепко была прибита к бетону толстыми гвоздями.
«Руками ее не выдавить», – убедилась Надя и беспомощно оглянулась, и ее взгляд упал на кровать. Это была обычная металлическая кровать. Почти такая же, как и у Нади дома. Однако дужка на спинке той кровати снималась, и Надя держала внутри этой изогнутой трубки свои тайные записки.
Надя, стоя на кровати, наклонилась и попыталась снять дужку – к ее радости, она снялась легко. Дальше она, действуя дужкой как рычагом, легко сломала раму.
Когда проем оказался свободен от кусков металла и стекла, она полезла на волю. Проем все же был уже, чем нужно, но Надя невероятным усилием сжала тело, подняла руки вверх и змеей полезла в отверстие: голова и плечи прошли, и Надя обрадовалась было и тут же плотно застряла, точно пробка в бутылке – ни вперед, ни назад, – ведь она совсем не подумала о том, что у женщин бедра шире плеч. Надя дернулась несколько раз, затихла было, но подумала о том, что будет, когда Гарибов увидит её застрявшей в окне.
Испуг пошел ей на пользу: ее хрупкое тело еще больше сжалось, почувствовав это, Надя выдохнула воздух из груди, уперлась руками о бетонную стену, отчаянно рванулась и вывалилась из окна, точно черепаха из панциря, при этом ободрала кожу на бедрах до крови.
Но Наде не почувствовала боли, ей было не до этого, перед ней встала новая преграда – деревянный забор, который хотя и был весь в щелях, однако был настолько высок, что Надя не могла, даже встав на цыпочки, дотянуться до его верхушки.
Она подпрыгнула несколько раз, нахватала в ладони массу занос и с огорчением убедилась, что перелезть забор не в ее силах.
Надя взглянула в щель и увидела, что спасительный лес был близок, всего каких-то три десятка шагов – три секунды бега. Но этот лес был недосягаем, легче, наверно, астронавтам было долететь до Луны.
В отчаянии Надя села на землю под забором и, обливаясь потоками слез, начала зубами вытаскивать из ладоней занозы.
Однако, когда она совсем упала духом, она вспомнила про свое орудие, которым она сломала раму, но дужка осталась внутри на полу, чтобы ее достать, надо было лезть назад в подвал. В подвал Надя не согласилась бы вернуться, даже если бы ее жизни тут угрожала опасность, поэтому Надя отвергла эту идею с ходу и решила пройти вдоль забора.
Однако вскоре она убедилась, что крепкий высокий забор из досок ограждает дом с трех сторон, а спереди кирпичный забор с острозубой металлической решеткой поверху, таким образом выйти с наружу можно только через калитку. Обнаружив это, Надя не стала терять времени, открыла калитку и быстро вышла на улицу, и тут нос к носу столкнулась с Гарибовым, в руке которого была большая сумка. За его спиной стояла машина.
– И куда это ты собралась? – зло спросил Гарибов, после секундного замешательства – он был удивлен, увидев Надю.
Надя не стала пускаться в объяснения, она оттолкнула Гарибова и метнулась по улице. Через секунду что-то тяжелое ударило ее по голове, потом по телу, и на ее глаза опустилась черная пелена.
Глава 29
Воронков пришел вечером и начал шутя выговаривать Наде:
– Ты, что же, Надежда, плохо себя ведешь? Сейчас зашел к врачу, а он мне говорит, что ты не ешь ничего, ни с кем не общаешься. А я ведь тебе уже делал замечание по этому поводу.
– Мне ничего не хочется, – грустно промямлила Надя.
Она была рада приходу Воронкова.
Она уже знала, что произошло. Воронков с самого начала заподозрил Гарибова в том, что он похитил и где-то удерживает Надю. Ну, а когда Гурбанов принес признание Нади, все стало на места – дальше всё было делом техники: служба наружного наблюдения проследила за Гурбановым, и когда он начал стрелять в Надю из пистолета, его взяли.
К счастью ранение оказалось неопасным – пистолет был нештатным и стрелял резиновыми пулями: одна пуля только по касательной задела голову девушки и лишь надрезала кожу, вызвав обильное кровотечение и сотрясение мозга; вторая попала в спину, и третья в руку, оставив огромные синяки. В связи с полученными травмами Надю уложили опять в больницу – на этот раз почти на две недели.
Но всему приходит конец: ранка на голове зажила, повязку сняли, синяки сошли, и завтра Надю должны были выписать. Однако она не имела представления, куда ей теперь идти и что делать. На голове на месте ранки виднелась проплешина. Поэтому она и находилась в подавленном состоянии.
– Ну, ты это брось, Надежда! – погрозил пальцем Воронков. – Я к ней с хорошими новостями, а она хандрит. Ты, вот что, чтобы, когда я завтра утром приеду тебя забирать, ты была в хорошем настроении. Ты же не хочешь огорчить мою маму.
Надя в недоумении посмотрела на него.
Воронков, видя это недоумение, поторопился пояснить:
– Ведь тебе нужна помощь? Нужна! Мне тоже нужна помощь. Так почему же нам друг другу не помочь.
Надю его слова ещё больше удивили.
– Вы шутите, Александр Иванович, надо мной. Чем я могу вам помочь? – в замешательстве проговорила Надя.
– А ты выслушай сначала меня, а потом решишь, сможешь помочь или нет, – предложил Воронков и начал объяснять. – Понимаешь, с некоторых пор передо мной возникла проблема. Что делать с матерью? Хотел забрать к себе. Но она не хочет в квартиру. Привыкла жить в своем доме. Да и нас с женой целый день нет дома. Поэтому и не вижу смысла перевозить ее. А одной ей тяжело уже – старенькая. Я давно подыскивал человека, который мог бы с ней жить и оказывать какие-то мелкие услуги. Вот я и подумал, что мы можем выручить друг друга. Я вчера с мамой поговорил, она согласна. Теперь дело за тобой. Как ты согласна?
Надя радостно замотала головой:
– Конечно, согласна! Я о таком и не могла мечтать. А работы я не боюсь, вы не сомневайтесь. Дома приходилось одной вон с каким большим хозяйством управляться.
– Ну, вот и хорошо, – сказал Воронков. – А потом и с работой вопрос решим. Я уже закинул тут удочку в одном месте, думаю, решим положительно.
Наде показалось неудобным что-то еще спрашивать, но все-таки, помявшись немного, спросила:
– Извините, Александр Иванович, а вы не знаете, а учиться я, хотя бы на вечерний или на заочный, успею поступить?
Воронков кивнул головой.
– Конечно, успеешь! Туда только в августе экзамены будут. Так что время еще есть. Я как понял, ты хочешь на экономиста. Так это недалеко от маминого дома. В политехнический можно.
Затем Воронков сказал, что заедет за Надей на следующий день, как только ее выпишут. Заодно пообещал и привезти ее вещи.
«Да, правду говорят, – мир не без добрых людей», – решила Надя после разговора с Воронковым.
Настроение у нее приподнялось – она почувствовала себя Золушкой, ожидающей, что вот-вот появится принц и вернет ей потерянную хрустальную туфельку.
Она вынула маленькое зеркальце и стала рассматривать голову, минут пять смотрела, затем облегченно вздохнула, – волосы быстро растут, и скоро проплешина на месте ранки исчезнет, и ничего не будет видно, особенно если волосы правильно зачесать.
Ночью она в первый раз за многие дни спала очень спокойно.
Утро следующего дня было дождливое, но это не испортило настроения Нади. Дождь давно стал постоянным спутником в ее жизни.
Надя с легкой усмешкой вспомнила распространенную примету, – если идет дождь, то, значит, будет удача. Правда, дождь шел часто, однако удача улыбнулась ей в первый раз.
В десять часов приехал Воронков и привез Надины вещи.
Надя волновалась, что она может не понравиться матери Воронкова и она не разрешит остаться у нее жить. Поэтому она переоделась в свое самое лучшее платье.
Некоторое время в раздумье смотрела на косметичку. Надо было бы подкраситься, – но старые люди привередливы, некоторые плохо относятся к косметике. Но с другой стороны, если оставить всё как есть, то может подумать, что Надя ленивая девка – даже губы не захотела подкрасить.
Поколебавшись минут пять, Надя махнула рукой и решила быть такой, какой есть, и она, смотрясь в маленькое зеркальце, нанесла на лицо легкий макияж.
Сборы у Нади заняли не меньше получаса. Уставший от ожидания Воронков, увидев ее, все же не удержался от шутки.
– Ты, Надежда, как со свекровью едешь знакомиться!
Потом, сообразив, что его шутка может носить двусмысленный характер, пояснил:
– Ты не бойся, мать у меня хоть и строгая, но добрая. Так что все будет хорошо. Пошли?
Воронков двинулся в сторону выходу.
Надя нагнала его.
– Да, вам легко говорить, – сказала она, – а если она меня не пустит на квартиру?
– А кто тебе сказал, что она пустит тебя на квартиру? – вдруг ошарашил ее Воронков, но, увидев округлившиеся глаза Нади, пояснил: – Ей нужна не квартирантка, а что-то вроде компаньонки.
Надя с облегчением вздохнула. Она подумала, что таким образом разрешилась проблема с жильем. И теперь ей останется только найти работу и поступить учиться.
Воронков, как будто прочитав ее мысли, сказал:
– Да, Надежда, завтра пойдешь устраиваться на работу.
Он на ходу протянул ей листок бумаги.
– Вот тебе координаты. Я договорился – там тебя завтра будут ждать в десять часов. Ну, а по дороге зайдешь в университет и разберешься с поступлением. Тут уж я тебе ничем помочь не смогу.
Надя была благодарна этому человеку. Она просто не ожидала такого участия от постороннего человека. И если бы кто-нибудь бы рассказал раньше ей такое, то она посмеялась бы над ним.
Они вышли за ворота больницы, и Воронков подошел к скромной «шестерке». Надя села на сиденье рядом, и они поехали. Ехать пришлось недолго. Скоро они свернули с большой улицы в переулок среди частных домов, и Воронков объявил:
– Вот и приехали, вон и мать уже встречает.
У ворот дома стояла маленькая худенькая старушка в соломенной шляпке, из-под которой виднелись седые волосы.
Воронков остановил машину рядом с воротами, и они вышли из машины. Надя почтительно поздоровались. Старушка внимательно осмотрела ее и, качая головой, сказала:
– Худенькая какая… Что-то не верится, чтобы такая девочка могла одна справляться с деревенским хозяйством.
По спине Нади пробежал холодок. Она уже намеревалась сказать, что прекрасно справлялась с делами по хозяйству, но старушка проговорила:
– Пройдем в дом. Там за чаем и расскажешь мне всё сама.
Они зашли в дом.
Надя оценила – дом был крепкий, хотя и старый, а вот небольшой садик около дома явно требовал внимания.
Воронков проводил их в дом, но, сославшись на занятость, тут же уехал, оставив, таким образом, их одних. Возможно, он сделал это специально, потому что женщины быстрее находят язык, когда у них под ногами не путается мужчина.
Когда они остались вдвоем, Надя вспомнила, что Воронков забыл представить их друг другу. Немного помявшись, Надя сказала:
– Извините, нас не познакомили, меня Надей зовут.
– Что тебя Надей зовут, я знаю, – проговорила старушка. – А меня Анастасия Андреевна. Но ты можешь звать меня баба Настя. Мне будет приятно. Своих-то внучат у меня нет… – вздохнув, с грустью призналась она.
– Спасибо… А у меня уже давно нет бабушек и дедушек… И я буду рада называть вас бабушкой… И большое вам спасибо за разрешение пожить у вас, – глотая слезы, сказала Надя.
– Ну, все, все, хватит о грустном! – спохватилась баба Настя. – А то получается, что встретились два одиночества, а тут и до слез не далеко, – протестующее сказала она, а у самой и правда в глазах блестели слезы.
У Нади вдруг закружилась голова, и она неуклюже упала на стоящий рядом стул. Видно, еще сказывалось сотрясение мозга.
Баба Настя кинулась было к ней, но Надя сказала, что она чувствует себя хорошо, только немного расслабилась.
Баба Настя вернулась к столу и выставила на стол блюдо с пирожками, а затем налила в чашки чай.
– Вот старая, разговорилась, а ты ведь еще не совсем поправилась… – беззлобно ворчала она. – А я вместо чая разговорами тебя утомила. Давай поешь, и все пройдет.
После чая с пирожками с капустой баба Настя отвела Надю в комнату и заставила прилечь.
Надя уснула и проспала часа два.
Ей приснился сон: она в деревне, в своем цветнике; к ней подходит отец и говорит: «Доченька, помоги! Мне плохо – я потерялся в этой жизни. Зачем я послушался уговорам людей и женился на этой чужой для меня женщине? Доченька, единственный, родной мой человечек, прости меня, я виноват перед тобой».
Надя проснулась в холодном поту. Ее щеки были мокрые от слез. Сон был настольно четким, что она даже не сразу поняла, что это был сон.
Услышав движение, в дверь комнаты заглянула баба Настя. Увидев слезы на её глазах, она удивленно спросила:
– А ты чего плачешь? Что опять ужасы приснились? Саша говорил, что тебе кошмары снятся.
После этих слов, слезы еще сильнее брызнули из глаз Нади, и, всхлипывая, она стала быстро говорить:
– Нет! На этот раз папа приснился. Он молит меня о помощи, ему плохо, и он просит у меня прощения. Это я виновата, – он просил у меня совета, когда родственники настаивали на женитьбе. А я, видите ли, проявила благородство и разрешила ему жениться. А он, я только сейчас поняла, ждал от меня совсем противоположного. Поэтому и стал пить. А я, глупая девчонка, не поняла. Это я у него должна просить прощения, а не он у меня.
Баба Настя села рядом с Надей, обняла за плечи и ласково стала успокаивать ее:
– Да не казни ты себя так! Нет в том твоей вины. Как ты тогда могла предположить, что так получится? Ты ведь хотела как лучше. И брось себя казнить. Лучше вставай, и пойдем обедать. Я там супчик грибной сварила.
Надя встала и поплелась за ней на кухню. На столе уже стояли тарелки с супом, и они источали такой аромат, что у Нади сразу заныл желудок.
Баба Настя, садясь за стол, заговорила:
– Ты, вот, что Надежда, кончай хандрить, а принимайся за дело. Завтра устроишься на работу. Потом поступишь учиться. Надо идти к намеченной цели. А если у тебя будет все хорошо, то и отцу будет легче. А вообще знаешь, что если ты считаешь, что без этой женщины твоему отцу будет легче, то надо развести их. И попозже, когда у тебя здесь все наладиться, то мы и об этом подумаем. Так что не думай пока об этом. Тебе надо еще подготовиться к поступлению. А ближайшая твоя задача – с аппетитом пообедать. Так что кушай и приятного аппетита.
– Спасибо, и Вам тоже приятного аппетита, – ответила Надя, и, взяв ложку, принялась за еду.
Сытно пообедав, Надя поблагодарила бабу Настю за обед, помыла посуду и с ее разрешения пошла в сад.
Как заметила сразу Надя, садик был хороший, но неухоженный: под яблонями были целые заросли, и яблоки, которые падали, собрать было невозможно.
Надя увидела за домом небольшой сарайчик и направилась к нему. Сарайчик был заперт на щеколду, и Надя, легко открыв дверь, вошла вовнутрь.
На стенах сарайчика висели различные инструменты, в углу стояли лопаты, вилы, тяпки, грабли.
Надя удовлетворенно отметила: «Да здесь целая мастерская»!
Она нашла на стене серп. Взяла тут же на полке хлопчатобумажные перчатки и направилась к яблоням.
Часа три она, пока вся трава под деревьями не была убрана, работала серпом и граблями.
Потом она собрала все яблоки и груши, помыла их и, присев на крыльцо, стала резать их для сушки.
На крыльцо вышла и баба Настя и, взглянув на сад, удивилась:
– Когда это ты успела все прибрать? Это ты чего надумала? Тебе еще рано загружать себя работой.
Надя возразила:
– Да что вы, разве это работа? Это радость. От работы невозможно устать, а вот от безделья точно одна хандра. А яблочки я сейчас порежу и рассыплю в беседке сушить.
Глава 30
На следующий день Надя встала рано, и так как у нее не было большого выбора в одежде, то она надела старенькие джинсы, а сверху блузку из шифона, которую она подобрала себе из маминого гардероба. Сумочки у нее не было, поэтому документы Надя сложила в пакет.
Позавтракав, в восемь часов она отправилась устраиваться на работу.
По пути в пяти минутах ходьбы от дома оказался юридический факультет университета, и так как для устройства на работу Наде было назначено на десять часов, то она зашла в приемную комиссию.
В приемной комиссии за столом сидела пожилая женщина, и когда Надя спросила ее, когда можно сдать документы на вечернее отделение, она снисходительно посмотрела на нее, и спросила:
– Что, девочка, на дневное не прошла?
Наде не понравилось, что ее приняли за глупую девчонку, и потому она с небольшой обидой в голосе ответила:
– Я на дневное и не поступала.
– А ты не обижайся! – сказала женщина, заметившая обиду. – Обычно так бывает. Так что садись, и давай документы посмотрим.
Надя подала ей свои документы. Женщина окинула их взглядом, затем просмотрела более внимательно, потом подняла на нее удивленные глаза.
– Да, ты оказывается отличница и медалистка.
– Нет, медали у меня нет, – сказала Надя.
– Почему? – Опять удивленно спросила женщина.
– Да потому что у меня отец и мачеха пьют, а потому их детям медали не положены, – довольно дерзко проговорила Надя и испугалась.
«Что я делаю? Ведь выгонят!» – подумала она.
– А где ты сейчас живешь? – разглядывая паспорт, спросила не обратившая внимания на дерзость женщина.
Надя призналась:
– Здесь недалеко. Добрые люди приютили.
Женщина удовлетворенно кивнула головой.
– Документы в порядке. Принимаю.
Она подала Наде лист бумаги:
– Вот вам бланк – пишите заявление.
Надя написала заявление, и женщина вернула ей паспорт, копию аттестата и расписание консультаций и экзаменов.
Уже выходя из университета, Надя подумала, что надо сдерживать свои эмоции, ведь не все такие добрые и тактичные, как эта женщина.
Посмотрев на часы, Надя увидела, что они показывали пятнадцать минут десятого.
Подумав, что запас времени еще есть, Надя, как многие деревенские люди, не доверяя общественному транспорту, решила идти пешком. По указанному адресу оказался спортивный комплекс, и Надя даже обрадовалась, что если ее возьмут на работу, то она сможет заниматься бесплатно.
Зайдя внутрь здания, Надя спросила у сидящего за столом у двери охранника:
– Скажите, пожалуйста, а где находится отдел кадров?
Охранник ответил не сразу, а сначала подозрительно осмотрев и решив, что такая пигалица, как Надя, не представляет опасности, небрежно проговорил:
– Иди по коридору направо, там увидишь.
Еще раз бросил презрительный взгляд на Надю и с усмешкой добавил:
– Надеюсь, читать умеешь?
Бритоголовый парень явно не обладал изощренным умом, и Надя насмешливо выпалила:
– В отличие от некоторых, я умею не только читать, но и писать. А еще, как ни странно, и считать. И еще многое чего. Но тебе, я думаю, этого не понять.
Она вызывающе вскинула голову и пошла по коридору.
Пока охранник соображал, чем ответить на дерзость нахальной девчонки, она уже скрылась за дверью отдела кадров.
В отделе кадров было два стола. За одним сидел мужчина лет пятидесяти с седыми висками и с осанкой военного. За другим – женщина, лет тридцати, блондинка с хорошим макияжем на лице и в элегантном костюме.
Надя, решив, что другом Воронкова может быть только мужчина, направилась к нему.
– Извините, мне сказали, чтобы я подошла к десяти часам по поводу работу.
Мужчина, даже не взглянув на нее, махнул рукой в сторону женщины.
