Текст книги "Война (СИ)"

Автор книги: Александр Цзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Самый первый, большой и красочный драккар перекинул на берег деревянный трап, по которому спустились три высоких, выше остальных, воина. Они помогли спуститься древней на вид бабке в длинном балахоне из блестящей темно-синей ткани. Я узнал ее: длинные седые волосы, морщинистое темное лицо, когда-то широкие плечи и нехилая стать, ныне согнутая многими прожитыми годами. Шаманка Виталина Михайловна, чей виртуальный аватар в Скучном мире был моим учителем по боксу.

Осторожно нащупывая ногами в сапожках прибитые к трапу параллельные доски-ступени, старуха перестала держаться за воинов и выпрямилась с видом особы королевской крови. Черные глаза пронзительно оглядели нас – потрясенных и шокированных представлением.

Найдя взглядом меня, Виталина Михайловна улыбнулась:

– Ну что, Олесь, ты позвал – я пришла. И не одна, как видишь, со своим скромным войском. Нашел Око Ведьмы? Узнал, когда Танец?

– Да, – сказал я. – И… да.

– Вот и прекрасно. Познакомься, кстати, с моими правнучками…

Она махнула рукой в сторону. Вела она себя так, будто кроме меня и прочих северян рядом вообще никого не было. Отщепенцев она игнорировала, потому что они, как я понял, пока не представились. Вот назовут себя, Виталина на них и обратит внимание. Благородные личности не навязываются тем, кто ведет себя как деревенщина с разинутыми ртами.

Я попытался разглядеть поблизости правнучек, ожидая увидеть маленьких девочек и недоумевая, зачем тащить на войну детей. Но три высоких воина сняли шлемы, тряхнули пышными гривами волос, и я сам разинул рот.

– Регина, Рената и Злата, – представила их Виталина.

Злата была блондинкой и вправду имела локоны золотого цвета, Рената – жгучей брюнеткой, а Регина – рыжей. Причем натуральной рыжей, с выцветшими бровями и белыми ресницами, с усыпанным веснушками лицом.

Что и говорить, все трое правнучек были эффектными девами лет около тридцати. Не сказать, что ослепительными красавицами – хотя, если их накрасить… В выражении их обветренных лиц читалось что-то абсолютно не женское, твердое, почти хищное.

Я прощупал их В-сканером: признаков магии нет. Обычные амазонки. Если, конечно, амазонки бывают обычными. И вроде бы не манкурты наподобие остальных воинов, ауры которых выглядит так, будто их обладатель крепко спит.

Когда правнучки сняли шлемы, явно зная, какое произведут впечатление, над толпой Отщепенцев прокатился вздох. Мужики и некоторые женщины просто пожирали боевых дев глазами и пускали слюни.

Я внезапно обратил внимание, что среди нас нет ни Викентия, ни Франсуа. Куда подевалась эта парочка?

Дождь понемногу усиливался, вдали с почерневших небес на равнину спускались косые полосы ливня. Погромыхивал гром и посверкивали молнии.

Наконец дар речи обрела Люция, озиравшая пришельцев со смесью восторга и чисто женского презрения:

– Ты призвал северян, бро Олесь? На войну с Единым? Но как?

– Волшбой, как же еще?

– А ты силен! – одобрила она. – Кого еще ты призвал?

Я помедлил с ответом. Рановато открывать все карты, среди которых других козырей нет.

– Пока что только их, – наконец ответил я, сделав акцент на слове “пока”.

– Они сильные бойцы? – осведомилась Люция. Она держалась за рукоять сабли, грудь ее вздымалась от возбуждения. Ей уже хотелось подраться.

– Можешь не сомневаться.

“Интересно, с кем воюют у себя северяне? – задался я вопросом. – Отщепенцы не теряют навыки сражения в Прикордонье и в постоянных стычках между становищами. Получается, у северян тоже несколько становищ?”

Ну да, тут же ответил я сам себе. Как же иначе? Вряд ли на севере существуют огромные города. Самый большой северный город – это Князьград-2. Севернее живут варвары вроде вот этих, и живут они небольшими поселениями, между которыми должны происходить столкновения за небогатые ресурсы.

Хотя на самом деле с северянами не все ясно, учитывая манкуртов. Настоящее ли это племя или это что-то чуждое естественному порядку вещей? Не исключено, что настоящих людей там мало, а большую часть населения составляют эти зомби.

Отщепенцы и симплы наконец окончательно пришли в себя от потрясения. В толпе зашевелились, заговорили, даже заорали, кто-то вплотную подошел к безликим солдатам, замершим как изваяния, начал трогать доспехи. Я ощутил, как многие Отщепенцы пытаются просканировать солдат, надавить на них волшбой, и как это у них не получается.

Шаманка подошла ко мне поближе.

– Видишь, колдун, есть во мне еще силенки-то, а?! Да и девки мои в самом соку… я про боевую силу и маленько боевую магию.

– Вижу, Виталина Михайловна, – покорно согласился я, и шаманка захохотала низким хриплым голосом.

Я был страшно рад прибытию северян. Как вовремя! Выполнила шаманка обещание, надо же! Я в ее обещание не особо-то и верил, надо признаться. Скучный мир внушил мне мысль, что на людей нельзя полагаться…

– Сколько всего у вас воинов? – понизив голос, перешел я к насущным делам.

– Четыреста двадцать два. Всех собрала, что было.

“Всех? Так мало? – изумился я. – Сколько же всего их там, на севере?”

У меня, видно, разочарованно вытянулась рожа, потому что Виталина строго спросила:

– А тебе сколько надо? Каждый мой воин десятерых стоит, если не больше.

Да, в этом мне довелось убедиться в заброшенном Князьграде-1, во время битвы на берегу под проливным дождем. Сейчас тоже шел дождь – почему появление северян всегда происходит в непогоду?

– Как вы перебрались через горы? – спросил я.

– По рекам восточнее горной гряды. Пару раз воины корабли на плечах переносили.

“Фигасе!” – подумал я.

– Потом до Мутного моря добрались, – продолжила Виталина. – А оттуда вверх по течению Танаиса.

– На вас… э-э-э… – начала Нэнси. – На вас нападали люди, похожие на нас?

Старуха усмехнулась.

– Пытались, да опозорились маленько. Ну? – внезапно рявкнула она. – Кто-нибудь даст старой женщине отдохнуть от душной каюты и качки? Я, между прочим, устала!

Я обернулся к Нэнси, Люции и остальным сгрудившимся Отщепенцам.

– Поставьте шатер и накройте на стол, – велел я с таким видом, словно меня избрали Великим Князем.

Но никто не вякнул, как я и ожидал; один косой и вислоусый недовольно поморщился. Слишком сильное впечатление произвели северяне на Отщепенцев. И то, что их позвал я.

Старейшины принялись распоряжаться, и симплы засуетились.

Настроение в стане изменилось кардинальным образом. Все оживились, и до меня донеслись разговоры о скорой магической битве на юге от Танаиса.

После застолья в специально возведенном шатре, где Виталина и ее амазонки перезнакомились со всеми старейшинами и поведали в деталях о древней миссии, гости вышли к обычным людям и продолжили общение. Вокруг них сразу образовалась толпа. Виталина вещала мощным голосом, а я думал: “Вот это и есть настоящее красноречие! Она не пытается заинтересовать Отщепенцев мелкими выгодами, как я, или брать на понт. Она давит прямиком на их архетипы. Борьба добра со злом, блин! Великая миссия всех людей! Как красиво и как глупо на самом деле – но ведь работает же!”

Когда проповедь закончилась (это была именно проповедь, в течение которой Виталина то и дело переходила на заунывный и ввергающий в транс речитатив), кто-то из Отщепенок – не Люция, как ни странно, – вызвал северных красавиц на “дружеский поединок”. Я уж испугался, что сейчас они друг друга зарубят, но поединки действительно были дружескими. Короткая схватка под проливным дождем, звон клинков – и женщины, Отщепенцы и северяне, уже хохотали и обнимались.

Вечером ожидаемо снова был пир горой. Гроза ушла на восток, было прохладно и влажно, река немного вышла из берегов и плескалась у самых шатров не совсем временного стана. Рекой лилась сивуха, жарилось мясо бедных куланов.

Манкурты в большинстве ушли по приказу Виталины на свои драккары, остался небольшой отряд из двух десятков солдат. Они стояли на берегу, вызывая любопытство всех без исключения кочевников, особенно детей. Но вскоре любопытство поугасло, и все переключились на пир.

Поздним вечером Виталина и правнучки тоже ушли на драккар, отказавшись ночевать в шатре, что, по моему мнению, было вполне разумным шагом.

Глубокой ночью меня разбудили грохот и крики. Не вполне проснувшись, я вылетел из палатки, включил сканер на полную мощность. В свете тоненькой луны трудно было что-либо разглядеть, но магическое чутье сразу все расставило по своим местам.

С востока к нам приближалось большое количество людей и животных. Я, а следом Кира, взбежал на мост. Из стана доносились короткие команды и ржание лошадей. Шум подняли патрульные, которые не теряли бдительности, и сейчас Отщепенцы в темпе седлали коней, готовясь к ночному сражению.

Сканер доложил, что среди приближающегося войска практически нет симплов и детей со стариками. В темноте вдали краснело множество точек – это горели факелы в руках приближающихся. За войском шла небольшая отара овец и короткий обоз.

Все указывало на то, что к нам движется мобильное войско, а не становище.

Наши Отщепенцы выстроились в большой отряд с удивившей меня быстротой. Я-то считал, что после пира их не добудишься. Ан нет – понадобилось, и все в полном боевом прикиде, на конях, с луками, стрелами и саблями.

Восточное войско остановилось невдалеке, за небольшой возвышенностью. С их стороны с факелом и белым флагом прискакал гонец для переговоров.

После коротких переговоров я вернулся к Кире – сообщить новости, от которых бурлила кровь в жилах, и успокоить.

– Что они хотят? – спросила она.

В руке она держала саблю, похожую на ее любимый и давно утерянный ятаган.

– Это те, кто нападал на северян ниже по течению, – объяснил я, плохо скрывая радость. – Им взбрело в бошки, что северяне плывут на войну с россами, и вот – решили подсобить.

– И что теперь – когда они узнали, что воевать с россами мы не будем? Они помогут с Единым?

– Наверняка. Виталина кому хочешь свернет мозги в любую сторону. Нашим тоже уже не терпится пойти по мосту на юг, чтобы восстановить вселенское равновесие.

– Виталина свернет мозги? – уточнила Кира. – Или ее правнучки?

Я притянул Киру к себе, не обращая внимания на саблю, и поцеловал в губы.

– Мне на них пофиг, Кира. Ты у меня одна.

– Я знаю, – спокойно ответила она.

Чудеса на этом не закончились. Утром на рассвете, после практически бессонной ночи, на западе раздалось рычание моторов. На байках с шарообразными колесами, придающими транспорту вид гантелей, к нам приближались россы – целая сотня, если не больше. Все были одеты в одинаковые маскировочные хламиды – такую носил Габриэль в бытность свою мужиком.

Среди россов затесались два всадника – один рыжий, другой черный. Викентий и Франсуа.

Глава 14. Око Ведьмы

– А-а-а! Ху-у-уррр! – завопили в толпе.

Вокруг затопали, зашумели, и я моргнуть не успел, как Отщепенцы верхом на конях выстроились в боевые порядки. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта, и его красные лучи отражались в металлических деталях сбруи и обнаженных клинках.

“Вырубить Лапу Дьявола, чтобы дать силу Отщепенцам? – прикинул я. – Но и россы научились колдовать. При этом у них – высокотехнологическое оружие. Отщепенцы по-любому будут в проигрыше…”

Восточные кочевники стояли с “нашими” плечом к плечу против общего врага. Просто удивительно, как сплотило их внезапное появление россов. Малейший резкий жест со стороны россов спровоцировал бы нападение и мясорубку.

Викентий, который не мог не ожидать такой реакции, поспешно крикнул:

– Стойте, бро и сис! Мы пришли с миром! ОНИ пришли с миром!

Он махнул рукой назад, на ряды безмолвно сидящих на своих байках россов. На всех них красовались шлемы – такие же хамелеоньи, как и хламиды. Щитки, закрывающие лица, были приподняты, и я видел холеные морды с глазами самых диких расцветок. Щеки и лбы у многих разукрашены какими-то абстракциями – наверное, это росский боевой раскрас. Байкеры излучали невозмутимость, хотя кое-кто насмешливо ухмылялся и не пытался этого скрывать. Отщепенцев они не боялись. Или не сомневались, что атаки не последует.

Мухаммед выдвинулся из ряда Отщепенцев на вороном скакуне. Загромыхал зычным басом:

– А вы двое?! На чьей вы стороне?

– На человеческой! – не затруднился с ответом Викентий, а Франсуа закивал с улыбкой.

– Не хитри, сын лисы! Ты предатель и шпион! Как долго ты докладываешь о наших делах своим хозяевам россам?

Кто-то в войске засвистел, загоготал, потряс оружием. В адрес Викентия и Франсуа полетели шуточки и завуалированные оскорбления. Пока только это. Ситуация была явно взрывоопасной. Еще миг – и в пришельцев полетят не только оскорбления. И никого не смутит то, что россы не пытаются напасть.

Мухаммед снова разинул рот, чтобы прокричать что-нибудь этакое, отчего кровь закипит в жилах. Но я выскочил перед его конем – пешком, на коня не успел взгромоздиться, не приобрел еще таких навыков.

– Пусть говорит! – проревел я не хуже зычноголосого старейшины.

Войско поутихло, но в разговор встрял косой, вислоусый старейшина, невзлюбивший меня с первого взгляда.

– А почему ты постоянно командуешь? – запальчиво поинтересовался он.

На своей рыжей кобыле он проскакал вокруг меня. Вылетевшая из-под копыт глина вперемешку с молодой травой попала мне на штаны. Меня окатило запахом лошадиного пота.

Не теряя времени на пустые препирания, я обрушил на него энергию всех Знаков. Этого хватило, чтобы косой повалился вместе с кобылой. Кобыла, взметнув ногами и гривой, вскочила первой и во весь опор поскакала прямо на мелководье. Остановилась лишь по брюхо в воде.

Косой лежал на спине, глядя на меня одним глазом; лицо его побледнело, и это было заметно, несмотря на густую вязь татуировок.

До меня донеслось отчетливое хихиканье. Шаманка! – понял я, даже не оборачиваясь. Я чуял ее В-сканером.

– Потому что, – раздался ее голос среди всадников, – время сейчас такое! Должен кто-то один командовать! Не время болтать и обсуждать каждый шаг!

Она вышла вперед, попутно отпихнув с дороги какого-то всадника своим посохом.

Я кивнул ей и обратился к Викентию:

– Говори быстро и не увиливая: зачем вы пришли?

Собственно, я уже понимал, зачем они пришли, но надо было соблюсти приличия и сыграть роль в этом спектакле для воинственных и не слишком привередливых зрителей. Во все времена людям нужны хлеб и зрелища. Хлеб, то есть мясо, я им дал. Теперь вот предлагаю зрелище под названием “переговоры с былым врагом и новым союзником”.

– Помочь! – громче, чем следовало, проговорил Викентий. Он прекрасно понимал, что происходит, и старался, чтобы его услышали в самых дальних рядах.

– Помочь? – с расстановкой переспросил я. Всегда есть тугоухие или тугодумные зрители. – В чем именно вы хотите нам помочь?

Викентий сделал паузу, которая сделала бы честь любому оратору – иногда тишина между словами важнее самих слов, – затем прокричал:

– В уничтожении Единого!

Позади меня, среди рядов Отщепенцев, произошло движение.

– Почему именно сейчас? – продолжил я вопрошать, играя на публику. – Почему не раньше?

Сзади заворчали, заговорили – кто недовольно и злобно, кто с возбуждением и восторгом.

– Мы и срать с россами в одной степи не сядем! – раздался разбитной голос.

– Его никто не выбирал! – вторил ему другой, потоньше и противнее. Его обладатель, по всей видимости, подразумевал меня. – И татуировки у него странные, видите, бро и сис? Цветные! И исчезают! Не наша это волшба, чужая!

Я опустил глаза – так и есть, руки покрыты трехцветными полосами и кругами. Мое тело излучало магию, как раскаленная печь жар.

– Россы волшбу отбирают! – заорал кто-то третий.

Вперед выдвинулась Люция на своей кобыле.

– Они убили Джерома! – проревела она, заглушив прочих крикунов. Глаза ее горели от ненависти. Она была готова прямо сейчас ринуться на россов и начать их кромсать.

– Они и так всех сильнее…

– Подлые они, ни стыда, ни совести…

– Ну и что, что сильные они? Навалимся всем скопом – ни один ведун или росс не выдержит силушку народную.

Не знаю, кто выкрикнул эту последнюю фразу, но мне она пришлась по душе. И правда, силушка народная куда мощнее любого ведуна, занявшего трон и возомнившего невесть что. Только вот народ часто забывает о своей силушке, погрязнув в рутине и лжи.

Я откашлялся и заорал:

– Да не нужна мне эта ваша клятая власть! Поймите же вы наконец! Когда с Единым разберемся, я уйду на север, откуда пришел!

Насупившись, я уставился на Отщепенцев. Кони всхрапывали, над ними начала виться мошка. Солнце стремительно поднималось над миром. Косой боком-боком пробрался к берегу и принялся выманивать из воды испуганного скакуна. Чуть в стороне от остальных стояла шаманка, а рядом с ней – ее статные красавишны-правнучки. Им же компанию составила Кира. Все они одобрительно кивали мне.

А еще я заметил, что некоторые старейшины склонны прислушиваться именно к моим словам. Лица у них были невозмутимые, крикунов они не поддерживали, но мой сканер показывал, что от них исходят волны одобрения и заинтересованного ожидания.

Мухаммед огладил черную бороду и елейным голосом поинтересовался:

– Если не нужна тебе власть… если на север уйдешь… Зачем Николая ударил, разговаривать не стал?

Это он про косого, догадался я.

– Потому что не время собачиться! – ответил я. – И палки в колеса вставлять!

Я понадеялся, что Отщепенцам знакома метафора с палками и колесами.

Мухаммед слегка кивнул, в бороде сверкнули белые зубы.

– Чем докажешь, что уйдешь после победы? – тем же вкрадчивым тоном спросил он. – На твоей стороне северяне и, надо думать, россы. У тебя слишком много силы, чтобы просто так отступить!

Под конец фразы он возвысил голос, и орава снова пришла в возбуждение.

Я тоже улыбнулся, глядя на него снизу вверх:

– Не суди по себе, дорогой мой бро Мухаммед! Ты бы на моем месте обязательно покорил всех, да повел в завоевательные походы, верно? А вот мне такой геморрой не нужен!

Если про палки в колесах Отщепенцы слыхали, то идиома с геморроем была им в новинку. Варвара и Нэнси залились визгливым смехом, его подхватили некоторые другие воины. Алихан сдержанно улыбался, наблюдая за нашей с Мухаммедом пикировкой.

– И правда, сис и бро, – заговорила Варвара, – не время собачиться.

Люция продолжала буравить россов и Викентия взглядом. Эх, Джерома она им нескоро простит… Если вообще простит.

– Россы мне не друзья, – решил я прояснить ситуацию, пока не поздно. – Они держали в плену мою подругу! И до сих пор хотят отобрать мою волшбу – видите, она особенная, со всего Поганого поля собранная? Нам с друзьями пришлось взорвать их стену, чтобы они нас отпустили…

И тут я попал в точку. Все мигом заглохли, словно их выключили. Если б не взрыв стены, и остальным становищам не унести ног с Прикордонья. Именно после взрыва у россов поубавилось апломба, и они стали куда сговорчивее.

Даже байкеры перестали гадко ухмыляться.

Викентий воспользовался паузой и сказал:

– Россы пришли именно сейчас, бро и сис, потому что мы с Франсуа доложили им о положении дел… Сложно все. Россы знают легенды о Повелителе Поганого поля – а тут все в точности совпало! Аналики… Аналитики Республики Росс, – не с первого раза выговорил Викентий, – полагают, что у Единого есть особое время для того, чтобы в силу войти, а есть время, когда силу потерять. Он – как луна!

Он тыкнул пальцем в небо, и многие послушно задрали головы, хотя никакой луны видно не было в светлеющем утреннем небе.

– Фазы активности – вот как это называют аналитики, – вспомнил Викентий умные слова. – В некоторые фазы его можно убить. Нельзя такое упускать, бро и сис. Хватит прятаться за стеной…

Алихан степенно и миролюбиво спросил Викентия:

– Чем россы вас с Франсуа купили? И когда?

Рыжий Отщепенец не смутился:

– Много лет тому. И не покупали они нас. Просто все мы одно дело делаем. Для того и дрались мы все в Прикордонье, чтобы боевых умений не растерять и в нужный час выйти против общего врага…

Внезапно над моим ухом ядовито свистнуло, Викентий молниеносно поднял круглый и легкий щит, и стрелы, пущенные в него, звонко ударились о металлические нашлепки. Викентий тут же опустил щит и вытянул вперед руку ладонью вперед. На ладони темнел Глаз Урода.

Невероятная реакция Викентия и его волшба застали стрелков врасплох. Вероятно, Викентий просто заставил коней встать на дыбы, уронив седоков. Магический удар вышел отличным – совсем как тогда, когда таким же приемом Викентий выбил из седла Киру.

Я осознал, что выключил Знак Лапы Дьявола, беспокоясь за Отщепенцев перед россами. Сделал это почти бессознательно. Вот Викентий и ушатал стрелков. Кстати, они были мне незнакомы – прибыли из восточных становищ. Силен наш рыжий…

Но сила и быстрота Викентия не впечатлила восточных кочевников. С криками ярости они пришпорили коней и ринулись в атаку на россов и двух “предателей”. К восточным присоединилась и гортанно завопившая что-то Люция, которая, казалось, только и ждала начала драки.

Времени рассусоливать, уговаривать, искать коня и оружие не было абсолютно. Плохо понимая, что делаю, я ринулся наперерез самому первому из восточных, как регбист, и врезался сбоку в круп коня. Сила богатырская не подвела – удар оказался такой мощности, что конь рухнул вместе с Отщепенцем и встал далеко не сразу.

Я развернулся и выдернул второго атакующего из седла, схватив его за ногу и руку, как это когда-то сделала Ива. Кто-то попытался рубануть меня саблей, но я включил боевой режим, увернулся, отобрал саблю и отправил противника в полет в его же соседа. Оба повалились по ту сторону испуганной лошади.

Наверное, это противостояние одного безоружного, но здоровенного и разукрашенного мужика с целым конным отрядом впечатлило всех свидетелей данного действа. И меня самого в том числе. Я знал, что Знак Дольмена развил во мне чудовищную физическую силу, но какую именно, я и не подозревал. Я был как Портос, раздающий затрещины гвардейцам кардинала; как Геракл, вразумляющий пьяных греческих гопников; как взрослый дядя, лупящий расшалившихся салаг.

Тем не менее бой уже было не остановить. Отщепенцы – народ дикий и воинственный. Если у собаки Павлова слюнки текут от вспыхнувшей лампочки, то у Отщепенцев включается инстинкт сражения, стоит только начать. Я подозревал, что если уничтожить девяносто процентов воинов, оставшиеся десять будут биться до последнего вздоха и ни разу не дрогнут.

Но на мою сторону неожиданно перешли блистательные правнучки шаманки – Рената, Регина и Злата, – а также Кира Огнепоклонница, Варвара и еще несколько женщин из “нашего” становища. Сделали ли они это из женского упрямства, женской мудрости, женской глупости или вовсе ничто женское тут ни при чем? Не знаю. Но бабский отряд вломился в взбесившихся восточных кочевников с силой колуна из закаленной стали.

Правнучки почти сразу вырубили Люцию и принялись за остальных. Я работал на пределе сил, со страхом ожидая, что скоро выключится мой боевой режим. Или что к сражающимся присоединятся другие Отщепенцы.

Я начал пробиваться между гарцующими всадниками к Кире, раздавая удары направо и налево без разбора, но не успел – сражение закончилось. Тех, кто атаковал россов и Викентия, оказалось всего пара десятков. Все они валялись на земле – кое-кто с вывихнутыми руками и разбитыми мордами. Кони разбежались и стояли неподалеку, нервно прядая ушами и взмахивая хвостами.

Россы же за все это время не шелохнулись, наблюдая за сварой с ехидными ухмылками, словно на них никто и не нападал. Не двинулось и большинство Отщепенцев, сидящих на лошадях с невозмутимыми физиономиями, как у Чингачгука на тропе войны.

После этой захлебнувшейся атаки мне пришлось потратить немало времени на то, чтобы вбить в твердые головы восточных кочевников, что россы отныне – наши союзники. Не надо их любить и уважать. Просто надо работать плечом к плечу. Ничего личного, просто работа. Все ведь видели, что россы спокойно сидят на своих байках и ни на кого не нападают? Все согласны с тем, что напали именно восточные кочевники и кое-кто из наших, демонстрируя тем самым свое бескультурье?

Я подошел к Люции, которая сидела прямо на земле мрачная, перемазанная в глине, с разбитыми губами. Не знаю, кто ее ударил – возможно, я сам в пылу драки.

– Люция! Да как ты не поймешь: не время драться друг с другом! – обратился я к ней. – Вот победим Единого, тогда и разберешься со своими обидами.

Она ответила не сразу. Дернув мощным плечом, процедила:

– Уж я-то разберусь…

Проигнорировав мою протянутую руку, она рывком поднялась на ноги и ушла широким мужским шагом.

Ладно, подумал я с мрачной удовлетворенностью. На первый раз и такая реакция сойдет. Пока проблем от нее ждать не стоит, не подлый она человек. Как, собственно, и все Отщепенцы, которые всегда предпочитают драться в открытую, а не интриговать за спиной. И к отравлению прибегнут в случае крайней нужды. Инфантильный они народ – но в этом есть и что-то симпатичное.

Я подошел к Кире и отвел ее в сторонку. Она сразу по-хозяйски принялась возиться с моей порванной рубахой. Я мягко отвел ее руки и сказал:

– Кира, ты останешься здесь… с симплами и налож… Катериной и Азалией.

Она мгновенно ощетинилась:

– С чего это? Ты охренел, Панов?

– Не хочу и тебя потерять…

– Вот и не теряй!

– Ты женщина…

– Вот не надо мне этой мизогинии, хорошо? – раздраженно сказала моя начитанная Кира. – Чем я хуже тебя, если не считать твоих допартов?

– Мои допарты придется считать, – возразил я.

– Я не останусь!

– Это глупо, – принялся я увещевать, но Кира решительно перебила:

– Еще глупее оставаться вдали от такого могучего ведуна, как ты.

– Ты должна заботиться не только о своем здоровье… – сказал я и посмотрел на ее плоский живот.

Глаза у Киры широко распахнулись.

– Ты что, думаешь, я беременна?

– Я не прав? – осторожно спросил я.

– Я не беременна! – вскрикнула Кира. Оглянувшись, смутилась, и под загаром вспыхнул румянец.

Я прищурился, приглядываясь к ее ауре внимательнее. Энергетика ее тела изменилась, но я не совсем понимал, о чем это должно свидетельствовать. Это изменение я засек несколько дней назад, но не смог интерпретировать. Возможно, она просто была влюблена…

– Откуда ты знаешь, что не беременна? – тихо уточнил я.

– Просто знаю и все, – упрямо сказала Кира. – У меня свое чутье и третье око вместе с Б-сканером.

– Каким Б-сканером?

Она усмехнулась.

– Бабским сканером!

Мне пришлось отступить. С мечтой оставить Киру на северном берегу покончено – хотя и до этого разговора я ни на что особо не надеялся.

День выдался жаркий во всех отношениях. К вечеру восточные кочевники, россы и некоторые из наших кое-как помирились и в дальнейшем делали вид, что тупо не замечают друг друга. Россы разбили выше по течению лагерь из полупрозрачных палаток, как бы склеенных из пластиковых шестиугольников. Восточные и наши чистили оружие, точили сабли, перебирали стрелы, мыли лошадей – в общем, готовились к походу. Северяне частично неподвижно стояли на берегу, частично сидели у себя в драккарах. Шаманка с правнучками обходила воинов и беседовала со всеми на южном наречии, промывая заодно мозги.

С нейрочипом, обеспечивающим мне феноменальную память, я как-то позабыл, что в этих краях разговаривают на разных диалектах, и не сразу заметил, что Виталина Михайловна с момента появления свободно изъясняется по-отщепенски. Судя по всему, она не впервые на юге, а память у нее прекрасная, несмотря на возраст.

– Как думаешь, где ее правнуки? – спросила меня Кира, когда я вернулся в нашу скромную палатку под мостом. – В смысле, мальчики? И есть ли среди ее биоботов девушки?

– Ты имеешь в виду, что всех парней они зомбируют?

– Похоже на то.

– Амазонки-некроманты? – фыркнул я. – Как-нибудь надо спросить. А сейчас это не особо-то и важно. Главное, чтобы бились как следует. Завтра выступаем.

Все разношерстное войско угомонилось довольно рано, выставив патрули. Никакого пира не последовало; мясо успели засушить и завялить. Что же, и то хорошо. Не хватало еще похмелья перед самой главной битвой Поганого поля.

***

Ночью снова снился тяжелый сон про туманную темную равнину, по которой я бродил, как Ежик в Тумане. Но Пятерых нигде не было. Зато было бесконечное болото, с кочками влажной липкой травы, подернутыми ряской омутами, желтоватыми испарениями.

Возле одной из кочек лицом вниз лежал человек – судя по всему, умерший давно. В изорванной одежде, грязный, разбухший.

Я почему-то встал рядом, глядя на него. Что-то меня к этому мертвецу притягивало…

Чуть дальше, среди кустов с голыми ветвями, сидела с раскинутыми ногами и руками, как большая сломанная кукла, женщина. Половина ее лица была содрана, и я видел серую ноздреватую массу, пронизанную тонкими металлическими проводами. Один глаз повис на щеке, зубы на поврежденной половине рта щерились в ухмылке. Женщина дергалась, как от ударов током – или как сломанный, заклинивший механизм.

Вдруг она заговорила ровным, скрипучим, нечеловеческим голосом:

“Я пыталась, Олесь, я пыталась спасти Витьку, но Единый слишком силен… Я пыталась, Олесь, я пыталась спасти Витьку, но Единый слишком силен…”

Она снова и снова повторяла эту фразу, подергиваясь и глядя мимо меня. Она была как заезженная пластинка.

Я не сразу выдавил:

“Кто его убил? Как?”

Не дожидаясь ответа, наклонился и перевернул труп пацана. Его лицо сильно изменилось, но, как ни странно, оставалось узнаваемым, несмотря на темные пятна гниения. Губы сгнили, обнажая почерневшие зубы, вместо глаз – рваные черные дыры. Изо рта и глазниц выползли мелкие бледные черви.

Во сне у меня не было ни страха, ни отвращения. Лишь бесконечное, как эта равнина, горе…

Мертвый Витька шевельнул сгнившими губами и внезапно спросил:

“Зачем ты меня отпустил, Олесь? А после сам за мной не пошел, Иву послал… Здесь слишком много волшбы, любой робот глюканет. Тут ведун нужен! А ты струсил…”

К горю присоединились вина и острый стыд.

“Я не… – начал было я, но твердо продолжил: – Да, я струсил”.

Витька начал стремительно разлагаться, плоть таяла, как воск на огне, испарялась, повисала комками на костях – и вот, передо мной в темной воде лежит скелет. Он медленно тонул в болоте.

…Я проснулся в палатке рядом с Кирой. Стояла глухая ночь, луны не было, светили звезды. Река заунывно и монотонно шумела; сверху, на пригорке, слышались негромкие голоса патрульных; похрапывали лошади.

Решив немного развеяться после неприятного сна, а заодно осмотреться, я вылез из палатки. Кира не проснулась. Стараясь не думать о сне, я медленно пошел по речной гальке вдоль воды. На пригорке, где засел один из патрульных отрядов, горел костерок, и оттуда доносился запах жарящегося мяса. Жрут, черти, ни о чем не переживают. Подумаешь, битва! Для Отщепенца на войну сходить, как в супермаркет прогуляться.