Текст книги "Такие дела"
Автор книги: (Александр Чесноков) О'Санчес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Но зато и – да, с точки зрения бытовой безопасности граждан и качества повседневной жизни – там хорошо, нам есть к чему стремиться.
И еще: работать в сфере, где царит настоящая, разумная, проверенная временем и жизнью законность – выгоднее. Понимаете меня? ВЫГОДНЕЕ! А это означает, в свою очередь, что нет нужды изо дня в день, из года в год промывать обывателю мозги, с целью вылепить из него бескорыстного и упертого строителя коммунизма, жертвующего собой и подчиненными ради выполнения плана по сдаче макулатуры. Выгоднее – значит предприниматель сам, без принуждения с раннего утра обеспечит булочную свежайшим хлебом (который продавщица будет продавать вам с приветливой улыбкой), деньги будет не в чулок забивать, не на Гибралтаре прятать, а на расширение реального дела пустит, да заплатит налоги, да еще будет гордиться этим: "я налоги плачу и хочу точно знать, на что их расходуют эти самые народные слуги"...
– Господин Федоров, хватает ли вам как первому руководителю знаний и компетенции, чтобы успешно управлять вашим делом?
– Веселый вы народ, журналисты, въедливый. И вопросы у вас... Ну как может хватать толковому человеку знаний? Или ума? Это дураку всегда ума хватает, а умный тем и отличается, что свой ум постоянно оттачивает и не стесняется со стороны занять или нанять. Руковожу. Говорят, успешно. Дело растет, развивается, усложняется. Но я-то, первый руководитель, вижу все сложности и подводные камни, которые другим не видны – вам, к примеру, или рядовым сотрудникам... Знаю и пределы собственной компетенции. По мне – уж лучше эти пределы знать, чем считать себя гением всех времен и народов. Учусь. Да, хожу на лекции и семинары, сдаю зачеты. И не стыжусь этого и не стесняюсь. Время такое, все учатся, кто не хочет из времени выпасть.
Работы пишу, имею ряд научных публикаций, даст Бог – "остепенюсь"... Вот...
– Семья – поддерживает вас в вашей деятельности, болеет за вас?
– Однозначно – да! Не скажу, что жена и дети всем довольны – и времени у меня мало, и на нервах весь бываю... Но мы – единое целое. Семья – это святое, без надежного семейного очага и жизнь не в жизнь, и работать не для чего.
Ну и на этом хватит вопросов, дорогие интервьюеры, и так разговорился за четверых. До свидания...
Короче говоря, если не смотреть на златые цепи и ширину плеч, главные мои отличия от бандитов, как я это для себя определил, сто раз обдумав, состоят из следующих пунктов:
Первый – нет на мне крови, наркотиков, вымогательства, эксплуатации людских пороков и иных смертных грехов.
Второй – бандитам платят дань, нас – нанимают, нас зовут на помощь.
Третий – хаос и страх в обществе выгодны бандитам, это расширяет и укрепляет ареал их обитания, нам же гораздо интереснее и экономически выгоднее работать при диктатуре права, где закон один на всех и все перед ним равны.
Да... Жизнь... У меня крепкие нервы, как пеньковые канаты; об этом мне даже супруга говорила, которая лучше и ближе всех знает состояние моей нервной системы. Но иной раз так подкатит, с такой неожиданной стороны, что сам на себя диву даешься... Тяга к свету, чистоте, покою, заложенная в нас Всевышним, способна сотворить с человеком поразительные вещи, особенно если обыденность всего этого лишена, а вдоль дороги, которую ты выбрал, только "мертвые с косами стоят", сама дорога в грязи, а рассвет – вот-вот, ну еще вот-вот-вот... а все никак не наступит.
Чуть не забыл... Если вам доведется ехать по Выборгскому шоссе, вы обязательно встретите многочисленные автомобильные "поезда", большегрузные фуры, которые день и ночь мчатся по дорогам, нашим и зарубежным, грузы развозят. И, особенно если покрытия у них не жесткие, не запертые, то всегда там можно увидеть легковую машину сопровождения. Только едут они всегда не впереди каравана, а сзади, именно как мы и посоветовали тогда. Наш совет Вадиму стал широко известен с тех пор и пришелся по душе многим, тем более что обошелся он им бесплатно. Ну и на здоровье, а мы себе еще много "ноу-хау" придумаем.
ГЛАВА 9
Я прибыл на место встречи тютелька в тютельку, за пять секунд до сигнала точного времени. Капо, поскольку он был приглашающей стороной, ждал меня за столиком в углу небольшого зала. Столик был почти пуст пепельница, солонка с перечницей, светильничек с незажженной свечой, два бокала, нераспечатанная бутылка нарзана. Все. Даже столовые приборы, кроме бутылочной вскрывалки, отсутствовали, хотя на соседних столиках приборы и салфетки наличествовали. С одной стороны, это означало, что разговор будет серьезный и далекий от брудершафтов, а с другой – что приглашающий не нуждается во внешних проявлениях своего авторитета и возможностей. Но и для меня ничего обидного в таком скромном приеме не было: мне понятно, ему понятно – не на халяву поесть собрались, а вопросы решать.
Поздоровались за руку, он привстал – все в рамках деловых приличий, или понятий, если использовать язык той среды, в которой мы с ним большую часть "рабочего времени" вращаемся.
– Ну, что, Игнатий, пора, наконец, подытожить, решить и разойтись. Хватит нам порожняк гонять, все всё знают и понимают...
– Игнат...
– Что?
– Игнат, говорю, меня зовут, не Игнатий.
– О... Косячок вышел, извини! Люди говорят: "Игнатий Лойола" да "Ганя Федоров"... Я и ошибся. Кстати, а почему Игнат? Это настоящее имя?
– Настоящее. А чем тебе не нравится? Старинное русское имя.
– Да нет, нормальное, просто редкое. Ну я, ты знаешь, – Игорь.
– Еще бы не знать. Игорь, полностью согласен: пора нам решить этот вопрос, чтобы больше к нему не возвращаться.
– Ну а я о чем? Мою позицию ты знаешь. Пока я припухал на воркутинских курортах, ты взял что лежало, снимал с Воронина за защиту, и я за это не в претензии: что твое – с тобой и останется. Но теперь я вернулся и возвращаю свое. Ты против?
– Игорь, всю жизнь я прожил, не зарясь на чужое и на то, что плохо лежит... Свое – не всегда жалел, поскольку оно – мое. Но тут дело не в имуществе и деньгах. Вернее – не только в них. Ты отсутствовал, фирма лишилась крыши... За это не с меня ведь спрос, не так ли?
– Да, да. Мы это уже обсуждали, кто надо – ответит и ответил уже. Что толку повторяться? Я вернулся – и фирма должна вернуться к нам. В чем проблема?
– Нет проблемы. Если бы я переманил Воронина, за твоей спиной бы договаривался – тогда да...
– Тогда и у нас с тобой были бы совсем другие разговоры. И в другом месте.
– Может быть. Но Воронин доверился мне. Он доверил мне защищать его интересы, его дело и его самого. И я его не "продам", потому что не торгую друзьями и добрым именем. Что обо мне скажут? Как мне своим и чужим в глаза смотреть? Какой из него крышующий, скажут, если он только и умеет, что бабки задарма получать и в кусты сигать при первой же опасности? Кто со мной после этого дело захочет иметь?..
Игорь Капо обернулся, махнул кистью – официант бежит. Пять секунд – и на столе опять нарзан в запотевшей бутылке, парень пепельницу заменил (Капо абсолютно спокоен на вид, но дымит, как два паровоза эпохи Черепанова), пустую бутылку забрал – оказывается мы с Капо уже успели ее опустошить за жарким разговором. Страсти накаляются, но говорим мы с ним вполголоса, чтобы за соседними столиками не слышали. И то сказать, посторонних в зале вовсе нет, а только его и мои сотрудники неподалеку, на случай, если понадобятся консультации и иные срочные услуги.
– Раньше надо было думать, когда под крышу его брал. Я тебе уже говорил: деньги – важная вещь, но в этой ситуевине теперь не самая главная. Что обо мне скажут – верну я тебе твой же вопрос – если я отдам свое чужим пацанам, в данном случае вашей "БЕРЕЗЕ"? Помнишь, как у Шолохова: "жену отдай дяде, а сам иди к...". Кто я тогда – для них – буду? Они мне верят, но ждут от меня дел, а не подлянок. – Капо тычет большим пальцем за плечо в сторону своей свиты.
– "Поднятая целина", проблемы коллективизации – помню. Ну, значит, и меня ты должен понять. Что было раньше – ваше с ним дело. Теперь же – мы договор подписали, без нажима, по просьбе Сергея; а помимо договора – я ему слово дал. Произошло все это через несколько месяцев после того, как фирма Воронина осталась полностью без защиты. Не называть же защитой сопляков, которые, ничем себя не проявив, не по росту грабли тянули за халявными денежками? Кстати, слышали, знаем: ты в его сторону грозился.
Капо ухмыльнулся невесело, поднял на меня глаза, а взор у него, надо сказать, прямой и немилосердный:
– Не грозился, Игнат, – прилюдное слово сказал. И я его сдержу, ты меня понимаешь. Побожился. Вот так.
– Ясно. Так что нет у нас вариантов, чтобы по-божески все рассудить.
– Ну как это нет? Я предложил...
– И я отказался. Все у нас?
Капо тычет бутылкой в свой стакан и не замечает, что нарзан опять кончился. У меня на душе прескверно и у него немногим лучше.
– Может, ты еще меня на "мурманскую дорогу" пригласишь?
– Считай, Игорь, что уже пригласил.
– В принципе договорились. Сроки по трубе согласуем. Странные у тебя понятия, Игнат Федоров, о том, как по-божески разруливают...
– Какие уж есть...
Все. Закончена беседа, впереди война, пора расходиться, но сидим оба и молчим... Вроде умные оба, не отмороженные, у каждого хладнокровия за двоих, а не успели оглянуться, как судьба берет нас за шиворот, словно двух беспомощных котят, и вытряхивает на "мурманскую дорогу"...
Всякое время и сопутствующая времени среда обитания порождают свои обычаи, свой язык. Мурманская дорога реально существует и служит, в основном, для того, для чего и построена: с помощью автомобильного, гужевого и иного транспорта переместиться с грузами либо без них из Петербурга в Мурманск и обратно. Но сложился такой порядок среди питерской "братвы" – улаживать конфликты "военным" способом именно там, на трассе Питер-Мурманск. Где именно? Географически – ближе к Питеру, разумеется. Вот съезжаются с двух сторон в назначенные сроки конфликтующие стороны, вооруженные чем бог послал: от "макаровых" и ТТ, до гранатометов и "калашниковых" с подствольниками. Не брезгуют и ручными гранатами. Слово за слово, а иногда и без словесных прелюдий, – па-ашла пальба! Кто победил, тот и прав.
С одной стороны, конечно, романтика, спорт для настоящих мужчин, много впечатлений и последующих рассказов в кругу завороженных собутыльников и очарованных собутыльниц, а с другой – очень даже конкретная перспектива стать покойником или инвалидом. Или, если РУБОП пронюхает, суд и жесткие нары для большинства пойманных участников в течение ряда довольно-таки безрадостных лет. Те, кто поумнее и дальновиднее, подобной романтикой не вдохновляются – невыгодна она, а чаще всего – глупа и бесполезна по большому счету, однако иногда ее избежать не удается...
У нас с Фазером противостояние и перспектива мурманской дороги родились по серьезному поводу, но чаще к ней из-за сущих пустяков приводят ослиная тупость и спесь. Чиркнулись бортами на перекрестке две навороченные колымаги, вышли из них хозяева ругаться и оценивать размер причитающейся им компенсации, да и вошли в раж. Первый из них, отморозок Пупов, хочет во что бы то ни стало доказать свою правоту и утвердить собственную крутость и авторитет над вторым, господином Мудоевым. А тот, в свою очередь, обуреваем точно такими же помыслами в сторону "братишки" Пупова. Но это полбеды, а главная беда в том, что и Пупов, и Мудоев верховодят над изрядным количеством таких же, только еще более глупых уродов, которые благополучно едут насмерть воевать на мурманскую дорогу за разбитую фару в иномарочной телеге своего старшего товарища. И воюют, и умирают...
И тогда – горсть земли на гроб друга, клятвы отомстить, каменные стелы на могиле, где покойный Вован или Колян изображен с мобилой в руке на фоне "Мерседеса"... Я всегда старался держаться подальше от ублюдочной этой романтики и людей своих удерживал и предупреждал от нее... Но жизнь – она причудливее и неожиданннее любой сказки, любого детектива... Вот разве что "хэппи-енды" в ней почти не случаются...
Был у меня друг не друг, а очень хороший приятель, сослуживец, волевой и толковый мужик, из отставных военных. Повстречал его как-то – бедствует человек... И не в том дело, что перебивается он с хлеба на квас, хотя и жили они с женой без всякого шика, на его скудную офицерскую пенсию плюс случайные приработки и на ее мизерную зарплату. Нет, силы и разум есть у него, а приложить их некуда – вот главная беда. Человек живет и понимает про себя, что со всеми своими опытом, знаниями, умениями не востребован обществом, вроде как напрасно живет. И озлоблен он при таком понимании на весь белый свет, и друзей вроде как стесняется, но держится... Взял я его к себе – золотой человек. Работы невпроворот, да и работа не сахар (оперативная, связанная с охраной одного из рынков), но справляется без замечаний. На зарплату не жалуется, к рукам ничего не липнет... Помурыжил я его месяца этак три в достаточно жестком режиме, присмотрелся, посоветовался и начал "выращивать". Через месяц после испытательного срока он у меня директор небольшой охранной фирмы, еще через три – директор другой, побольше... Года не прошло – он стал генеральным директором (а я президент) всей ассоциации, моя правая рука, наделен всеми правами, обязанностями и полномочиями. Зарплата – от души, очень хорошая зарплата, сравнимая с моей. Мало того – большую квартиру ему купил, на его имя, в полную собственность, в центре города почти, в старом фонде после хорошего, высококачественного (само собой – нами, фирмой оплаченного) ремонта... Мобилы, секретарши, загранкомандировки, представительские расходы – даже и не вспоминаю, это обыденность, по штату положенная...
Сам я по служебному положению достиг того, что могу себе позволить ездить и езжу без особых понтов: когда на "Волге", когда на "Ниве", разве что с персональным водителем, а ему – представительский "шестисотый" выкатили, чтобы виден был уровень и возможности возглавляемой им фирмы. Я, наверное, сам шляпой оказался в той ситуации, потому что допустил рождение проблемы и ее беспрепятственный расцвет и не просчитал заранее всех возможных последствий, но кто мог подумать, что человек с прожитым полтинником за плечами вдруг рехнется на почве благосостояния и собственной значимости?
А ведь рехнулся. Началось с малого: работа такая, что постоянно в руке то бокал, то рюмка оказываются и наш... ну... пусть будет Петр Петрович Петров... и наш Петр Петрович, как я заметил (и опять же – не сразу, к сожалению), не всегда мог притормозить в этом вопросе. Ладно, думаю, человек взрослый, сам разберется – не замечание же ему делать, над душой стоять? Но пока алкоголизмом не пахнет – дело терпимое, кто из нас без греха за пазухой?
Однако стали прорезаться вещи посерьезнее: Петру нашему Петровичу все больше нравилось руководить и все меньше хотелось быть руководимым, хотя выше его по положению стоял только один-единственный служащий на всю международную ассоциацию "БЕРЕЗА" – ваш покорный слуга, Игнат Александрович Федоров, то есть – я.
А как раз в то время у меня была очень горячая и важная работа: я организовывал и запускал в работу филиалы ассоциации в Москве, в других российских городах, в дальнем зарубежье, включая Швейцарию... Ну а все внутренние дела в "метрополии", в питерских конторах, – отдал в полную инициативу Петровича. Он и действовал по своему разумению и хотению.
Ни для кого не является секретом, что у каждого первого руководителя есть своя неформальная осведомительная служба: шофер, секретарша, старый сослуживец, рядовые сотрудники, приятель, уборщица, в конце концов... И вот чувствую я – пошел разрыв в информации, несовпадение: то, что я узнаю помимо моего доверенного лица, Петра Петровича, все чаще не находит отражения в его докладах мне. Кадровая ротация помаленечку, незаметненько активизировалась: те люди, которых я лично ставил на ключевые места, переместились на другие должности, а те, которые их сменили, завязаны целиком на Петровича и не испытывают ни малейших позывов быть откровенными со мною... Ну, до поры и это приходится принимать спокойно и терпеть, поскольку невозможно игнорировать законы бюрократической природы, приведу некоторые из них:
– Каждый "Первый" в своем деле стремится окружить себя людьми, преданными ему, и только ему.
– Каждый "Первый" вне зависимости от уровня образования, интеллекта и работоспособности считает себя вполне способным быть "Самым Первым".
– Заслуги и возможности каждого "Первого" всегда недооценивают, а лавры присваивают недоброжелатели и завистники.
– "Самому Первому" давно пора отойти в сторону и не мешать расти и работать ему, "Первому".
К месту вспоминается старый, но неплохой анекдот.
"Новый русский" едет, растопырив пальцы, на своем шестисотом "Мерседесе" по улице и вдруг видит, как в мусорном баке ковыряется его друг детства, ныне бомжующий. "Новый русский" всматривается – точно, это его дружок-одноклассник.
– Васька, здорово!
– Привет, Колян.
– Как живешь?
– Да хреново живу, третий день не жрамши...
– А ну, садись ко мне, поехали...
Повез его в сауну, ресторан, умыл, накормил, потом в ателье – одел, привозит в контору.
– Вот что, братка, есть у меня хорошая работа, но сам не успеваю. Видишь, два телефона и две кнопки?
– Вижу.
– Белый телефон зазвонит – ты на белую кнопку жмешь. Красный телефон зазвонит – ты на красную кнопку жмешь. Прибыль пополам. Возьмешься?
– Возьмусь, конечно. Спасибо, Колян, ты настоящий друг!
Через год-другой Васин знакомый вдруг встречает бывшего бомжа Васю возле модного клуба выходящим из новенького БМВ, в руках мобила, весь от Версаче, перстни, портсигар...
– Здорово, Вася!
– Привет, Витек.
– Как живешь?
– Да хреново живу...
– А что так?
– Дык... Как кнопки нажимать – так я, а прибыль пополам делить приходится...
Жизненный анекдотец, грустный весьма....
Я говорю – терпеть, но – с позиции разума и силы: организационно-правовая форма собственности, согласно действующему законодательству закрепленная в Уставе предприятия, в Учредительном договоре и иных правообразующих документах, дает мне заведомые преимущества перед любым наемным работником моего предприятия. Бывают, конечно, случаи, когда ключевые менеджеры уходят из фирмы, прихватывая с собой основной персонал, "ноу-хау" разного рода, клиентуру, деловые связи и оставляют собственнику хладный труп обескровленного предприятия... Но не будем пока отвлекаться, об этом мы поговорим позже, когда к слову придется... Так вот, с позиции силы я терпел и в качестве истинно первого лица чувствовал себя вполне уверенно, но интересы дела... дело, которое для меня синоним моей жизни, начало страдать. У меня было потом много времени и поводов вспоминать и анализировать чертов клубок событий и обстоятельств, послуживших причиной той драмы. Жажда стать маленьким Цезарем у моего выдвиженца Петрова усугублялась алкогольной жаждой, которая в свою очередь накладывалась на развивающийся диабет, который в свою очередь влиял (так мне объяснили врачи) на адекватность восприятия... А тут еще семейные страсти – жена изменила... Но результат смешения "веселых" этих красок все равно для меня удивителен, до сих пор непонятен: Петр Петрович повадился изображать из себя новорусского брателлу, благо все формальные возможности у него были! Крутость из него поперла, екарный бабай! Нет, все-таки удивительная штука – жизнь!...
Наступает вечер, заканчивается рабочий день, Петр Петрович уезжает домой. Дома, ближе к полуночи, вкусив коньяку и семейных проблем, он начинает осознавать, что негоже человеку его ранга и темперамента лишать человечество возможности лицезреть его, господина Петрова, во всем своем великолепии. Он вызывает охрану, садится в свой верный "шестисотый" с тонированными стеклами и начинает объезжать элитные злачные места.
Там он, пытаясь затмить графа Монте-Кристо, сыплет долларами и рублями, приглашает девочек за стол, отпускает остроумные, а главное громкие замечания в адрес других присутствующих, которые, кстати говоря, в подавляющем большинстве своем тоже не слесари-сантехники из ЖЭКа... Конфликты на ровном месте, как мне потом докладывали, происходили обязательно, в каждом ночном "турне", да и не по одному разу. Но у задиры Петра Петровича – личная охрана, которая тут же вмешивается и "решает вопросы".
Вот эта самая ночная жизнь затмила для него все остальное – семью, работу, здравый смысл, ответственность перед людьми и делом... Он "тащился", как уж по стекловате, от этих убогих символов своей значимости, а на дело и на друзей с коллегами наплевал, густо и откровенно...
В принципе, я не злоупотребляю контактами с масс-медиа, перед телекамерами не свечусь, даю интервью только в интересах дела; но, несмотря на это, в городе меня многие знают, имеют представление о характере и масштабах деятельности возглавляемой мною ассоциации. И, не скрою, до меня стали доходить... мягко говоря, недоуменные отклики. "Игнат Александрович, мы всегда знали вас, как человека серьезного и делового, но вот ваши коллеги... В частности, ваш заместитель, или кто он там у вас, очень странные привычки имеет..."
Мне бы отложить в сторону розовые воспоминания о совместной службе в прошлом и настоящем, забыть о его личных проблемах и решить вопрос принципиально и жестко, вплоть до увольнения по статье и с волчьим билетом. Или четко проконтолировать, чтобы он выполнил все, о чем договорились мы на последнем совещании. "Большое спасибо", наверное, я бы тогда, по горячим следам, не услышал, этого в реальной жизни не бывает, но... Эх, задним умом все мы крепки... Одним словом, вызвал я его "на ковер", побуцкал словесно, надеясь на его самолюбие, здравый смысл и чувство меры. Это было короткое и компактное совещание – он да я. Ну а зачем нам, мне коллективное судилище с коллективной ответственностью? Из моей прошлой жизни в нынешнюю я захватил с собой принцип единоначалия – очень, знаете ли, способствует быстроте и четкости принимаемых решений.
– В общем, так, Петя... Начудил и накуролесил ты достаточно, репутацию подмочил не только себе, но и фирме, и мне лично... Никаких "ну уж", факты говорю. Понимаю, болен, устал, семейные проблемы... Понимаю, говорю, потому что все мы люди-человеки и только Господь Бог без греха. Но я ценю тебя, Петр, всегда ценил и хочу, чтобы мы и впредь работали вместе. Для этого тебе нужно восстановить силы и волю. Мы отправляем тебя в длительный отпуск, сроком на год, причем с сохранением должности и оклада. Твоя же задача – пройти курс лечения по двум пунктам: диабет и зеленый змий. Одно с другим, кстати, как медицина утверждает, очень даже связано. Охрану с тебя я снимаю, "мерс" ставлю на прикол, поскольку сам пользуюсь им очень редко. Ты нам нужен, повторяю, мы тебя ждем. Хочешь – на охоту скатаем на выходные? Или по грибы? Поговорим на просторе, чайку из термоса попьем... Нет? Ну, дело хозяйское. Смотрим дружно на календарь – девятое число нынешнего месяца, десять часов восемнадцать минут. Все. Выздоравливай. Время пошло.
Ушел он, как водится, громко хлопнув дверью на прощанье...
Я как рассуждал: у человека на карту поставлено все – карьера, деньги, быт, самолюбие, гордость, в конце концов. Неужели этого мало, чтобы победить любовь к стакану и дешевым фейерверкам? Оказалось – мало. Петя держался-держался, да и недели не продержался: однажды вышел в ночь, без охраны и без машины – и уже больше никогда никуда не вернулся. Я, мы, узнали об этом не сразу, потому что супруга его уже приучена была к долгим и немотивированным отлучкам, да еще и злилась на него... ну и утешалась на стороне. Но звонит где-то через неделю: где, мол, Петр, почему дома не слышно его и не видно? На другом конце провода, у меня то есть в кабинете, немая сцена – я ведь ни сном, ни духом...
– Катя, он у нас в долгосрочном отпуске, десять дней назад я его видел в последний раз... – Слышу: нос зашмыгал, слезы закапали.
– Слушай, Катя, успокойся. Сейчас я распоряжусь – выясним, в чем дело. И сразу же тебе позвоню. Хорошо?
– Игнат, только обязательно позвони, не забудь, у меня сердце не на месте...
– Позвоню. В любом случае – не позднее сегодняшнего вечера. Пока.
Ну, искать для нас дело привычное. Я опять снял трубку, перезвонил Кате, его жене, подробно выяснил – когда ушел, во сколько, во что был одет, в какой стадии опьянения, что говорил... Потом вызвал кого надо, обрисовал ситуацию, вкратце, не нагружая подробностями, рассказал историю вопроса – и началось дознание. Водитель и охрана были расспрошены, по их показаниям наши ребята обошли все места, где он бывал обычно. Все мы перерыли. Да, появлялся, сначал в "Золотом Вегасе", потом сидел в своем любимом баре "Страус" (надо же – я и не слышал о таком. Впрочем, в барах и казино я слабо разбираюсь, люблю иногда поесть в "Демьяновой ухе", но еще лучше дома), потом следы исчезли. Исчез Петр Петрович, как корова языком слизнула. Но мы поиск продолжаем и круг дознания расширяем, вовлекая в него все новые силы. И вот тут-то мы здорово прокололись... Да что там мы – я, и никто другой, допустил главную ошибку. Докладывают мне по бухгалтерской линии: лежала в сейфе у Петрова оприходованная наличка, рубли и валюта, на общую сумму тридцать пять тысяч условных единиц, а теперь там пусто и денег этих никто не видел и ни по каким бумагам не проводил... О как! Разложил я у себя на столе все результаты наших поисков, сводки из ГУВД, из морга, из больниц, из гостиниц... Вспомнил наши треп-разговоры и понял, что Петя наш обиделся, взял наличку и уехал на Украину, откуда он был родом. Ну, что прикажете делать? Жаловаться в милицию? Отряжать гонцов на Украину? Пропесочить его в стенной газете? Я рассудил так, что при его привычке хорошо питаться надолго ему этих, больших в общем-то, денег не хватит и он неминуемо проявится. Пока будем вычитать из зарплаты, а там разберемся. С этим я и позвонил его жене. Успокоил, как мог, объяснил, предупредил, чтобы в случае чего просигналила нам... Она и успокоилась как будто, а все равно места себе не находит. Почти каждый день звонит, спрашивает... Вот ведь женское сердце – целого сыскного бюро стоит: нашли моего генерального директора, точнее – его тело, недалеко от Питера, в маленьком городке Ленинградской области, в пруду. Был он в той одежде, в какой из дому вышел, золотые часы на руке, перстень, портмоне с деньгами – доллары и рубли, не так много их и осталось, тысяч десять, если в рублях, но для уличных грабителей и это был бы солидный куш... Остальные деньги, которые из сейфа, он, видимо, еще раньше промотал...
И вот тут началась для меня "веселая" жизнь. Первое, что сделала Катя Петрова, узнав об этом, так это написала заявление, что, мол, это я, Федоров Игнат Александрович, сослуживец ее мужа, на почве неприязненных отношений и корыстного интереса "заказал" ее мужа, то есть, проще говоря, нанял наемных убийц, которые его и утопили, за деньги, либо по приказу. Следственные органы отнеслись к ее заявлению очень серьезно и начали "копать". Под меня, естественно.
Это был очень тяжелый год для меня. Мало того, что я теперь был вынужден тянуть оба направления, свое и за Петрова, так еще и сидел на работе и при всех телефонах безвылазно, чтобы и РУБОП, и следователь, и прокурор, и черт с метлой могли в любой момент до меня дотянуться, снять показания, вызвать на допрос или беседу, составить протокол... Мне ведь вовсе не улыбалось, чтобы жена и дети еще и по этому поводу за меня переживали. Мои бури и невзгоды – они мои, не для дома и семьи. Не для того я пуп и сердце надрываю, чтобы еще и домашние мучались общими ... Прощай рыбалка, никаких командировок, хотя без меня там дела буксовали, особенно в Москве...
И самое главное – человек погиб, с вывихом в мозгах, но ведь не чужой, столько лет вместе... И чувство вины – куда от него денешься, хотя формально и не виноват ни в чем...
Вот уж тут я на себе проверил эффективность моих юридических служб... Забегая вперед, отмечу: неплохо работали. Были и проколы, и недостатки, но в целом – грамотно работали, профессионально. Да-а...
Время идет, вот уже вроде абсолютно во всем разобрались, ни соринки темной в деле не осталось, вот уже его в архив пора... Опять вскрываются обстоятельства и все по новой, как по заколдованному кругу: вопросы, допросы, показания, протоколы... "Где вы были в ночь с... на..." "В связи с чем вами было отдано распоряжение о снятии охраны..." "Почему вы сказали жене Петрова, что он уехал в Украину? Какие у вас были основания так утверждать, и были ли они вообще?..."
Я уж не говорю о том, что под эту сурдинку проверки накатывали на все службы нашей Ассоциации беспрерывно, волна за волной. Одна уйдет, ан уже другая на пороге, а за нею следующая маячит... Вдова меня избегала первое время, но постепенно, по мере прояснения всех обстоятельств, проявила наклонность к общению, поскольку назрела для нее необходимость привести дела покойного мужа в порядок – деньги там, страховка, пособие, пенсия... Характер у нее твердый, нордический, смотрит мне в глаза без тени смущения, словно бы так и надо: сначала грязью облепить с ног до головы, а потом уже доверительно обсуждать деловые вопросы.
– Катя, – говорю я ей, – я ведь вам с Петром ничего плохого ни разу не сделал. Квартира, прописка, машина, работа, хорошие деньги... Ну никто меня не заставлял все это давать. Какой смысл был мне "заказывать" твоего благоверного? Ты хоть головой-то думала на эту тему?
– Всякое бывает, Игнат Александрович, сегодня друг, а завтра враг. Может, он тебе мешать стал или узнал много лишнего?
– Мне его пьянка и ваши с ним факультативные амуры мешать стали. Других работников я в подобных ситуациях просто с работы выгоняю. Зачем "заказывать"? Это же тебе не кино, а мы не ЦРУ и не мафия. А я ему время дал и слово, потому что он нужен был, работник ценный и человек не чужой.
– Наши амуры – это сугубо наше дело. Что тебе чужое грязное белье? Может быть, вы деньги не поделили, откуда я знаю? А пить он стал, между прочим, у тебя на работе.
– Но я на той же работе, а вот – не пью, Катя! И вот тот – видишь, с телефоном, тоже не пьет. И она, вон та, за компьютером, тоже меру знает. И ваше белье вы с покойным Петром сюда, ко мне на работу, принесли, а я вам не прачка. Так зачем мне его "заказывать-то" было? Вот что мне объясни?
– Много лишнего знал.
– Да он все знал, что я знаю, Катя! И не по любопытству, а по работе. Он же генеральным директором был, моей правой рукой... и левой, по совместительству.
