Текст книги "Рыцари удачи. Хроники европейских морей."
Автор книги: Александр Снисаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Мог ли Вениамин предположить, что дни этого города уже сочтены? Когда в 1199 году папа Иннокентий III заговорил об очередном, Четвертом крестовом походе в Александрию и далее в Сирию, перед крестоносцами встала обычная проблема: нужен флот, и немалый. С этим шестеро послов и прибыли из Франции в Венецию в феврале 1201 года. Венецианский дож девяностолетний полуслепой Энрико Дандоло не сказал ни «да», ни «нет», он обещал подумать.
Торговля Жемчужины Адриатики страдала в те годы, как никогда раньше, ее корабли проходили между двух огней, между Скиллой и Харибдой, поселившимися в горле адриатической «бутылки» – проливе Отранто: итальянский берег пролива принадлежал норманнскому Сицилийскому королевству, греческий – Византии. Завоевание Далматии Венецией не дало того эффекта, какого ожидали, морская полиция не справлялась со своей работой. Выбор у венецианских купцов был незавиден: норманнские и византийские пираты грабили одинаково чисто. Существовали, правда, и варианты – пираты Далматии у порога родного дома, генуэзские на Корфу, сарацинские в Ионическом море за проливом или папские там, где, по их мнению, было наиблее безопасно. Стихотворение «О падении Рима», сочиненное при английском дворе Генриха II Вальтером Мапом, где кардиналы названы морскими разбойниками с корабля «Святой Петр» (так поэт окрестил церковь), куда как близко к истине. Они вездесущи. Если бы хоть один берег Адриатики был не столь опасен...
Вот об этом и размышлял Дандоло в ожидании назначенного послам срока.
Когда они явились вторично, дож сказал, что Венеция готова взять на себя строительство судов для перевозки четырех с половиной тысяч конных рыцарей, девяти тысяч оруженосцев (по два на каждого рыцаря) и двадцати тысяч пехотинцев. Кроме того, она предоставляет собственные корабли, способные разом перевезти всю эту ораву со всем снаряжением, в распоряжение воинства Христова. Но и этого мало: Венеция всего лишь за восемьдесят пять тысяч марок не возражает против обеспечения всех этих людей и лошадей провиантом в течение девяти месяцев из тех двенадцати, на которые предлагается заключить контракт... Стандарт. Не вызывало удивления и единственное условие дожа: он намеревался самолично присоединиться к экспедиции и взять с собой половину всех венецианцев, способных носить оружие, с тем, чтобы половина будущей добычи отошла к Венеции. Для этого Жемчужина Адриатики снаряжала еще полсотни галер за свой счет, в том числе одни из самых крупных для того времени – «Рай» и «Орел». Лишь одно было не совсем обычно в тексте этого договора. Совсем маленькая деталь: направление похода было указано не «в Египет», а «за море». Папа насторожился, но ничего худого все же не заподозрил, и контракт был подписан.
Венецианцы в точности выполнили его условия. Даже больше: они сразу же дали крестоносцам понюхать крови, введя в ноябре 1202 года свой флот в богатейший хорватский город Зара (Задар), торговый соперник Венеции, незамедлительно разграбленный бравыми рыцарями. «Крестовые походы – то же пиратство, чуть повыше классом, а больше ничего!» – воскликнул однажды Фридрих Ницше. Цепь, преграждавшая вход в гавань Зары, не остановила корабли венецианцев, по всей видимости, оборудованные то ли мощными таранами, разрывавшими цепь при разгоне судна, то ли особыми приспособлениями – «ножницами», перекусывавшими ее.
А потом... Потом они, как того и требовал договор, перевезли всю эту орду за море. Но не за Средиземное, а за Эгейское. 23 июня 1203 года огромная венецианская армада бросила якоря в Золотом Роге у стен Константинополя. Перед крестоносцами, защищаемый цепью и молитвами, лежал самый богатый город Европы.
13 апреля следующего года он капитулировал.
Право же, Иерусалим стоил Константинополя! И Энрико Дандоло успел убедиться в этом лично, хотя и не знал еще, что то был его последний поход: в 1205 году он умер и был похоронен в соборе святой Софии.
По свидетельству организатора и участника этого похода маршала Жоффруа Виллардуэна, после занятия города крестоносцы поджигали его трижды, причем в третьем пожаре «сгорело домов более, чем сколько находится в трех самых больших городах королевства Франции», а добыча «была так велика, что вам никто не в состоянии был бы определить количество найденного золота, серебра, сосудов, драгоценных камней, бархата, шелковых материй, меховых одежд и прочих предметов... В течение многих веков никогда не находили столько добычи в одном городе. Всякий брал себе дом, какой ему было угодно, и таких домов было достаточно для всех». Примерно такое же описание могли бы сочинить вандалы после упоминавшегося уже разграбления Рима, будь у них письменность!
Византийская держава перестала существовать, на ее руинах крестоносцы основали недолговечную Латинскую империю, после чего методично приступили к искоренению всего греческого, начиная с языка и кончая одеждой. Уцелевшие византийцы сумели отстоять лишь три клочка земли, чтобы создать на них независимые государства – Никейскую и Трапезунтскую империи и Эпирское государство. Забегая вперед, можно напомнить, что именно войска полутурецкой Никеи отвоевали Константинополь 25 июля 1261 года при деятельной поддержке генуэзцев – исконных конкурентов Венеции.
Но еще за столетие до этого генуэзцы вытеснили венецианцев с черноморских берегов и стали безраздельными владельцами путей в Индию и Китай. Они располагали торговыми факториями на Корсике и в Северной Африке, в Тавриде и Леванте. Если еще раз заглянуть вперед, мы увидим, что их владычество резко пошатнулось лишь в 1406 году, когда Тимур основал Крымское ханство и по крайней мере на полтысячелетия закрыл для европейцев Переднюю Азию.
Однако многочисленные новшества в морском деле позволили венецианцам после утраты ими черноморских торговых путей переключиться на поиски новых.
Первым делом они заручились благосклонностью султанов Сирии и Египта и вернули себе прежние торговые связи с этими странами.
В 1206 году они отбили у генуэзских пиратов остров Корфу и сделали его важным опорным пунктом в горле Адриатики.
Сразу же после этого венецианцы вступили в спор с греческими и итальянскими пиратами за обладание стратегически важными Ионическими островами около пролива Отранто – и выиграли его.
Затем они наладили отношения с властителями Аравии и Индии, и те открыли для них свои порты. Южный путь в Индию, самый длинный, оказался в конечном счете самым коротким.
Гавань Венеции в XII веке. Средневековая гравюра.
Подчинив острова Кипр, Кандию и Эвбею, венецианцы получили безраздельную власть над Средиземным морем.
С 1223 года генуэзцы и венецианцы имели постоянные торговые склады в Тунисе и торговые конторы и представительства на всем североафриканском побережье от Каира до Орана, включая остров Джербу. Именно с этого времени Венеция приобретает титул Жемчужина Адриатики и вводит обычай «венчания» дожа с морем.
Не ограничиваясь южными товарами, Венеция в обмен на них получает и северные, ее торговые представительства появляются в Германии (Аугсбург и Нюрнберг), Фландрии и Голландии. Она надолго становится средоточием всех географических и этнографических сведений, доставляемых ее купцами со всех концов обитаемого мира. «Нужда, заставившая всех этих людей жить среди вод,– рассуждает Никколо Макьявелли,– принудила их подумать и о том, как, не имея плодородной земли, создать себе благосостояние на море. Их корабли стали плавать по всему свету, а город наполнялся самыми разнообразными товарами, в которых нуждались жители других стран, каковые и начали посещать и обогащать Венецию. Долгие годы венецианцы не помышляли об иных завоеваниях, кроме тех, которые могли бы облегчить их торговую деятельность: с этой целью приобрели они несколько гаваней в Греции и Сирии, а за услуги, оказанные французам по перевозке их войск в Азию (во время Четвертого крестового похода. – Л. С), получили во владение остров Кандию. Пока они вели такое существование, имя их было грозным на морях и чтимым по всей Италии, так что их часто избирали третейскими судьями в различных спорах».
Многие византийские владения стали теперь венецианскими. Город приобрел такое великолепие, что было бы неудивительно, если бы автором послания пресвитера Иоанна оказался венецианец, описавший в несколько преувеличенном виде богатства самой Жемчужины Адриатики.
Достоверность легенде в глазах современников придавали некоторые общеизвестные факты из истории христианства. Еще примерно в 300 году армянин княжеского рода Григорий принял религию Христа и распространил ее к югу от Каспийского моря. Столетие или полтора спустя был отправлен в изгнание за лжеучение константинопольский епископ Нестор. Несториане основали свои общины в Персии, Средней Азии, Индии и Китае (несторианкой была даже одна из жен Чингисхана). Позднее среди учеников Нестора был Джованни ди Монтекорвино, обративший в христианство одного из монгольских князей и переложивший на монгольский язык Новый Завет в 1305 году, а еще позднее, в 1326 году, богатая армянка выстроила за свой счет христианский храм в Кантоне.
Слухи о христианизации Востока, как правило, преувеличенные и искаженные, достигали ушей европейских монархов. Их привозили арабские, венецианские и генуэзские купцы вместе с экзотическими товарами. На протяжении трех десятилетий, например, европейцы всерьез считали Чингисхана грузинским царем Давидом IV и надеялись обрести в нем союзника в Крестовых походах. Чистая случайность помешала тому, что монгольские орды не пришли в Европу по приглашению их властителей: после того как перед степняками склонились Китай и Русь, монголы увязли в войнах на восточных границах Германии, покрытых в то время настолько густыми лесами, что в них способны были потерять друг друга две большие армии. Разбив 9 апреля 1241 года у Вальштатта христианские войска, монголы повернули к югу, опустошили Моравию и Венгрию, но от Адриатики внезапно повернули на восток.
Парализованная ужасом Европа оставила пустые мечты о союзе с мифическим пресвитером и стала подумывать о вполне реальном союзе с Батыем, все еще надеясь настропалить его на сарацин. С этой целью папой Иннокентием IV в пасхальное воскресенье 16 апреля 1245 года были посланы из Лиона с письмом и богатыми дарами к хану Аюку в Верхнюю Монголию монах миноритского ордена Джованни дель Плано Карпини и уроженец Вроцлава Бенедикт Поляк. В апреле следующего года Карпини и Поляк через Чехию, Польшу и Киев, по берегам Днепра, Дона и Волги достигли Сарая и оттуда в сопровождении эскорта прибыли в Сыр-Орду (около нынешнего Улан-Батора). Пробыв при дворе около трех месяцев, о»ни отбыли с ханским письмом и в начале ноября вернулись в Лион. В письме ничего не понявший монгольский хан снисходительно благодарил Иннокентия за присланную дань и соглашался удовлетворить его просьбу и принять его в вассалы, припугнув для острастки на случай непослушания. (Китайские императоры по примеру монголов тоже всегда четко различали «дары», которыми они, и только они одни, могли выразить свои симпатии, и «дань», которую им обязаны были регулярно присылать все остальные смертные.)
Посчитав Карпини неспособным к дипломатическим делам, европейские монархи отправили на Восток еще несколько миссий с той же целью – христианизировать монголов. Все они, естественно, потерпели неудачу, а их главы оказались не в состоянии даже представить внятный отчет о своих путешествиях, хоть сколько-нибудь сравнимый с «Историческим обзором» Карпини.
Вторым источником сведений о восточных землях явилась книга францисканского монаха родом из Фландрии Виллема (Гильома) Рубрука. В 1253 году он был послан к сыну Батыя Сартаку – по слухам, благочестивому христианину. Миссия Рубрука кончилась ничем, но ему Европа обязана самым обстоятельным и правдивым описанием восточных земель из всех, когда-либо сделанных до него.
Превзойти Рубрука сумел лишь знатный венецианец Марко Поло, не оцененный в полной мере при жизни, но получивший позднее прозвище «Геродот Средневековья». Современники же называли его «Миллионом», намекая на бесконечные, по их мнению, преувеличения в описаниях восточных земель.
В отличие от всех прежних путешественников, упомянутых выше, Марко Поло не собирался христианизировать восточных владык. Он преследовал чисто торговые цели, как и его отец Никколо и дядя Маттео. Да он и не мог задаться этой целью по простой причине: ему едва исполнилось к началу путешествия семнадцать лет.
Никколо и Маттео Поло уже побывали в Азии. Примерно в 1254 году, когда Рубрук обращал в истинную веру повелителя монголов, братья выехали по торговым делам из Венеции в Константинополь. Неизвестно, что побудило их пуститься затем в дебри неведомых земель, но в 1260 году они уже были на черноморском побережье Крыма, а в следующем году их можно было повстречать на Средней Волге. Оттуда братья через владения Золотой Орды добрались до Ургенча и затем до Бухары. В Бухаре они встретились с послом ильхана Хулагу, спешившим из Тегерана ко двору великого хана Хубилая, внука Чингисхана, и в составе его каравана проделали дальнейший путь – по долине Зерафшана до Самарканда, по долине Сырдарьи до Отрара, по долине Или до оазиса Хами и далее по Великому шелковому пути до столицы великого хана. После десятилетнего отсутствия они через Акку возвратились в Венецию.
Богатства Китая, не шедшие ни в какое сравнение с унылыми монгольскими степями, виденными Карпини и Рубруком, поразили воображение братьев, и летом 1271 года они вновь отправились ко двору великого хана. На этот раз Никколо взял с собою Марко. Теперь братья избрали маршрут, пройденный ими два года назад при возвращении из Китая: от Акки через Малую Азию и Армянское нагорье до Басры и Тебриза, через пустыню до Кайена и Балха и далее до Памира, затем они достигли Тибета и через область тангутов спустя три с половиной года после начала путешествия прибыли в ставку великого хана Клеменфу (Шанду, километрах в трехстах к северу от Пекина).
Это путешествие растянулось на двадцать четыре года, из них около двадцати лет семейство Поло жило в Китае и находилось на службе у великого хана. В 1275-1279 годах, когда хан завоевывал остававшиеся еще независимыми области Китая, Марко сконструировал несколько метательных и осадных машин и преподал монголам основы осадного искусства, хорошо знакомого венецианцам. Благодаря этому он снискал особое расположение Хубилая и в течение многих последующих лет пользовался неограниченной свободой, разъезжая по стране и изучая ее.
В 1292 году ко двору великого хана прибыло посольство от ильхана Ирана Аргуна с просьбой прислать достойных невест для самого Аргуна и для его наследника. Хубилай снарядил четырнадцать четырехмачто-вых кораблей, способных нести по дюжине парусов каждое, и отправил в Тебриз китайскую и монгольскую принцесс, снабдив корабли продовольствием на десять лет. Сопровождать невест он поручил Марко.
Флотилия отправилась из Зейтуна через Чинское (Южно-Китайское) море и через три месяца достигла Явы. На Суматре Марко узнал о «стране семи тысяч четырехсот сорока восьми островов» – Индонезии, затем мимо Никобарского и Андаманского архипелагов прибыл к Цейлону, и наконец, вдоль берегов Индии и Ирана, корабли вошлет в Персидский залив.
Все это плавание заняло двадцать один месяц, за это время умерли и Аргун, и восьмидесятилетний Хубилай. Из шестисот пассажиров флотилии в живых осталось восемнадцать человек: такова была тогда цена мореплавания. Смерть хана освободила венецианцев от обязательства вернуться к нему, и в следующем, 1295 году они прибыли домой через Трапезунт и Константинополь.
В 1298 году между Венецией и Генуей вспыхнула война, и Марко вместе с адмиралом Дандоло 7 сентября попал в плен во время морского сражения у Корчулы, где, по словам современников, он отличился незаурядной храбростью и военным мастерством. Томясь от бездействия в генуэзской темнице, н продиктовал свои воспоминания другому пленнику – пизанцу Рустичано, записавшему их на венецианском диалекте. Это сочинение, названное «Книгой о разнообразии мира», было продиктовано по горячим следам за очень короткое время, ибо Марко был отпущен на свободу через девять месяцев, но в течение веков служило авторитетнейшим источником для картографов, географов, этнографов и путешественников.
Значение книги невозможно переоценить. Описание персидских пустынь, монгольских степей и рек соседствует в ней с живыми и точными зарисовками обычаев и обрядов Тибета и Бирмы, Лаоса и Вьетнама, Японии и Индии. Из нее европейцы впервые узнали о жемчужине южных морей Яве, о людоедах Суматры, о голых дикарях Никобарских и Андаманских островов, о могиле Адама на Цейлоне и о птице Рухх (эпиорнисе), водящейся на Мадагаскаре. Впервые после Геродота Марко Поло указал на возможность обогнуть Африканский континент. То, чему Марко был очевидцем, он воспроизводит с документальной точностью; сведения об Африке или Мадагаскаре, основанные на слухах и устных рассказах, менее достоверны, хотя в общем достаточно критичны и правдивы. Это не осталось не замеченным и современниками.
Умер Марко 8 января 1324 года в возрасте семидесяти лет, всеми осмеянный и презираемый. Даже немногие оставшиеся у него друзья слезно молили умирающего путешественника отречься хотя бы от самых лживых, по их убеждению, страниц его книги. И еще много лет спустя после его смерти на венецианских карнавалах наряду с масками Арлекино и Пьеро забавляла зрителей маска Поло, изрекавшая самые невероятные небылицы.
Первыми его заслуги и его правдивость признали испанцы, составившие в 1375 году в Каталонии карту Востока по книге Марко. В 1459 году его сведениями воспользовался венецианец Фра-Мауро при работе над круговой картой мира. А чуть позднее книга Марко Поло стала настольной для некоего генуэзца по имени Кристобаль Коломбо.
Из других книг того времени замечательны письма-отчеты францисканского монаха Джованни ди Монтекорвино, посланного папой Николаем IV с христианской миссией в Камбалу (Пекин) примерно в 1289 году. Из Ормуза он морем добрался до Южной Индии и оттуда, тоже морем, до Китая. В Пекине он построил церковь о трех колокольнях, где крестил около шести тысяч человек. При церкви действовала певческая школа для мальчиков, распевавших переведенные Монтекорвино псалмы. Позднее эта церковь стала собором с полным приходом. В 1328 году, уже после смерти Марко Поло, он умер в сане архиепископа в Пекине, где прожил тридцать шесть лет.
Между 1317 и 1330 годом другой францисканский монах, Одорико Маттусси ди Порденоне, совершил путешествие в Китай и Тибет, посетив также Индию и Малайский архипелаг. Примерно шесть лет он действовал в Китае рука об руку с Монтекорвино, а по возвращении в Падую с мая 1330 по 14 января 1331 года диктовал свои впечатления. Однако смерть оборвала его воспоминания, и книга, названная «О чудесах мира» и отчасти дополняющая и подтверждающая некоторые страницы книги Марко Поло, осталась незавершенной. Одорико первым из европейцев посетил Целебес (Сулавеси) и указал довольно точное количество островов южноазиатских морей – две тысячи четыреста, втрое уменьшив число, приведенное Марко Поло. Однако книга больше повествует о различных чудесах, вполне оправдывая свое название (например, о дынях, при созревании рождающих ягнят), чем о географических реальностях.
Чудеса – вот слово, лучше всего характеризующее ту эпоху, слово, чаще всех других употреблявшееся на всех европейских языках и диалектах (исключая, разумеется, слово «пираты»). Чудеса сделались модой века, если можно так выразиться, даже веков. Они были злобой дня во дворцах и в лачугах, в лавках и на палубах кораблей, в воинских палатках и в конторах менял. Чтобы нейтрализовать воздействие на умы чудес Востока, церковь срочно создавала в противовес им чудеса Запада.
Чудеса, чудеса... Они заполонили все страны континента и островов, в них верили, на них уповали, им больше, нежели чему-нибудь другому, обязана церковь чудовищным ростом своих доходов. Смутные грезы, смутные слухи, смутное будущее...
То было поистине смутное время, хотя ни один историк не решится этого утверждать, поскольку он располагает множеством имен и дат и ему ясна последовательность событий. Не в этом была «темнота» эпохи. По дорогам Европы, Малой Азии, стран Леванта и островов Средиземного моря в одиночку или целыми отрядами бродяжничали безработные рыцари в поношенных и сильно потускневших доспехах. Они искали сеньора, хотя бы самого завалящего, который пожелал бы воспользоваться их услугами. Однако сеньоры не спешили с предложениями: мало кто мечтал добровольно впустить в свой дом разбойника. К тому же предложение слишком явно превышало спрос, со времен короля Артура странствующих рыцарей в Европе заметно поприбавилось. В одной только Англии в 1270-х годах их было две тысячи семьсот пятьдесят – в среднем по одному на полсотни квадратных километров. Куда ни пойди – везде наткнешься на рыцаря. Многие из них изъяснялись на новом европейском языке – английском, смеси англосаксонского и старофранцузского. В XIV веке он станет литературным языком Британии. Если в течение двух предшествовавших столетий рыцари находили достойную цель для удовлетворения своего честолюбия в Крестовых походах, то после захвата Акки (крепости Сен-Жан д'Акр) арабами в 1291 году на Крестовых походах был поставлен решительный крест: слишком силен оказался шок от поражения, слишком ничтожен оказался результат мимолетных побед.
Опьянение прошло, началось тяжелое похмелье. В тесных монастырских кельях, в гулкой тишине обомшелых родовых замков, в развеселых трактирах – везде можно было встретить одноруких, одноглазых, одноногих, покрытых рубцами ветеранов, с тоской и умилением вспоминавших, как в 1147 году их отцы или деды шли отомстить туркам за взятие Эдессы (но умалчивавших о неудаче под Дамаском), как в 1189 году великолепная троица – Фридрих I Барбаросса, Филипп II Август и Ричард Львиное Сердце вели свои рати на безбожника Саладдина (но умалчивавших о том, что Иерусалим так и остался в руках мусульман). Предательски разграбленный Константинополь – вот все, чем они могли похвалиться. Ни учреждение в 1118 году духовно-рыцарского ордена тамплиеров (храмовников) для охраны толп паломников, ни благотворительная деятельность иоаннитов (госпитальеров), ни жестокости возникшего в конце XII века Тевтонского ордена – ничто не смогло сломить упорства и отваги потомков Магомета. Не помогло и то, что среди участников Третьего похода не было ни одного простолюдина: отборная интернациональная гвардия трех королевств Европы вымостила своими гробами путь к гробу Господню. Теперь вот и «девятый вал» вдребезги разбился о ворота Востока. И нет больше ни средств, ни сил, чтобы сокрушить «неверных».
Перспективы были безрадостны. Без работы оказались не только рыцари, владевшие каким-никаким завалящим замком, но и тысячи тысяч рядовых крестоносцев, чьи надежды избавиться от назойливых кредиторов и поправить свои дела рухнули безвозвратно. Их обычно тоже называли рыцарями те, кто к ним не принадлежал, потому что они шли с теми же армиями, под теми же знаменами и грабили ничуть не хуже, чем их титулованные соратники.
О том, что представляли собою армии крестоносцев, неплохое представление дает «Великая хроника» английского монаха Матвея из монастыря Сент-Олбанс, долго жившего в Париже и потому получившего прозвище Парижский. Он сообщает, как в 1251 году некий венгр, хорошо владевший французским, немецким и латинским языками, а следовательно, принадлежавший отнюдь не к общественным низам, ссылаясь на поручение девы Марии, стал собирать крестоносное воинство из простолюдинов, «ибо французские рыцари были отвергнуты Богом из-за своей спеси». Ему оказала поддержку королева Бланка, и вскоре число добровольцев перевалило за сотню тысяч. «Они несли военные знамена,– пишет Матвей,– и на знамени их вождя был изображен ягненок, несущий стяг: ягненок – в знак кротости и невинности, стяг с крестом – в знак победы... Со всех сторон к ним стекались воры, изгнанники, беглецы, отлученные – все те, которых во Франции в народе имеют обыкновение называть бродягами; таким образом они сформировали весьма многочисленную армию, которая имела уже 500 знамен, подобных стягу их учителя и вождя. Они несли мечи, обоюдоострые секиры, копья, кинжалы и ножи и выглядели приверженными скорее культу Марса, чем Христа». Дальше следует описание самых разнузданных оргий и проповедей распущенности, насилий и безумств. Нетрудно вообразить, чем кончилась эта затея и против кого были обращены впоследствии упомянутые кинжалы и ножи. Это вообще очень характерный пример, по праву занявший место во всех хрестоматиях. Вместо 1251 года можно поставить любой другой, вместо Франции – любое другое европейское государство.
С конца XIII века положение многократно ухудшилось. Банды разгромленных на Востоке рыцарей, спасая свое реноме, весь свой гнев и отчаяние обрушили на беззащитную Европу, грабя монастыри и лавки, сжигая леса и строения, разоряя князей и ремесленников: должны же они как-то жить.
На конях наши роты
Сидят, полны заботы;
Щадить нам нет охоты,
Лишь ты, Христова мать,
Не устаешь внимать,
распевали немецкие рыцари-разбойники из вольницы Шенкенбаха в эпоху Крестьянских войн. Сколько таких песенок и таких вольниц было в другие времена и в других странах – подсчитать просто невозможно.
«Хроника Рамона Мунтанера» поведала историю так называемой Каталонской компании – армии из двух с половиной тысяч конных рыцарей и вдвое большего количества пехотинцев, отосланных в начале XIV века из Сицилии, уже не чаявшей от них избавиться, в Константинополь по просьбе византийского императора. По пути они ограбили Корфу, но императору, следует признать, служили исправно, пока того не прикончили его же подданные. Сочтя себя после этого свободными от всяких обязательств, эти кондотьеры обосновались на Галлипольском полуострове, где совместно с тысячью восьмьюстами турецких конников вскоре опустошили всю округу. Превратив окрестности Галлиполи в пустыню, изголодавшаяся орда двинулась через Македонию и Фессалию в Афины. Однако афинский герцог, принявший их к себе на службу, очень скоро стал искать, кому бы предложить услуги этой шайки: пусть убираются – и чем дальше, тем лучше. Охотников не находилось: Каталонская компания уже успела стать знаменитой. Дело кончилось тем, что этот вельможа погиб от их рук, а наемники остались безраздельными хозяевами одного из лучших герцогств Европы.
Французские короли для защиты своих владений от броненосных бандитов додумались в конце концов учреждать регулярные армии, где за приличную, но отнюдь не регулярную плату служили не иностранные наемники, а их собственные подданные.
Тем, кто не был королем, оставалось лишь тешить себя слухами о грядущих переменах и надеяться на чудо. Но чудес не происходило, и все множились и множились толпы на дорогах. Разорившиеся крестьяне, озорные школяры, хитроумные попрошайки, смазливые обольстительницы, продавцы индульгенций и святых реликвий, калеки явные и мнимые, трубадуры, фальшивомонетчики, бродячие торговцы и фокусники, составители гороскопов, юродивые, насквозь пропыленные паломники с нахлобученными на нос увядшими венками, прокаженные, фигляры, монахи всех мастей, бесталанные ремесленники – все, кому не лень, выходили на большую дорогу суши или моря и кто на собственный страх и риск, а кто заручившись содействием и поддержкой тех же рыцарей, пытались быстро и эффективно поправить свои дела.
И все они разносили по отдаленнейшим уголкам европейского мира самые невероятные слухи о чудесах Востока, о баснословных богатствах арабских ал-касаров, о почти фантастической веротерпимости сарацин и об их чудовищной жестокости. Правдоподобие всем этим басням придавало детальное описание восточного быта. Чтобы ознакомиться с ним, можно было теперь ехать не на восток, а на запад – в Испанию: 16 июля 1212 года мавританские войска были разгромлены, и черные клобуки быстро стали вытеснять белоснежные бурнусы в Кордове, Севилье, Арагоне, на Балеарских островах, в Португалии. Каталонско-арагонский флот совместно с кастильским, созданным Фердинандом III, стал господином всего западного Средиземноморья. Именно флоту испанцы обязаны захватом Севильи, после чего единственным мусульманским клочком в Европе остался Гранадский эмират на юге Пиренейского полуострова. Но он был слишком удален от центра христианского мира.
Не найдя на дорогах желаемого, многие оседали в приглянувшихся городах и селах. Росли города, росло их население, росли монаршьи аппетиты. Двум миллионам англичан становилось тесно на своем острове (так думали Плантагенеты). Французы, коих было в одиннадцать раз больше, мечтали о заморских владениях, лучше всего – в Британии (так считали Капеты). Не желая отставать от Болоньи, основавшей в 1158 году первый европейский университет, просвещенные Плантагенеты в 1209 году учреждают сразу два – в Кембридже и Оксфорде, поскольку перенаселенный сорокатысячный Лондон слишком тесен, чтобы вместить еще несколько десятков студиозусов. Итальянцы, не ударив лицом в грязь, основывают в 1222 году второй университет – в Падуе. В том же году их примеру следует Сала манка, а два года спустя Неаполь. С 1253 года Капеты уже гордятся своей несравненной Сорбонной, разместившейся в самом сердце трехсоттысячного Парижа.
Именно от мавров и переселившихся вместе с ними в Испанию евреев черпали европейские недоросли познания об античной философии и географии, прокомментированных и развитых арабами. Только в Испании можно было в те времена свободно вкусить тела Христова, поклониться пророку и послушать песнопения торы. Только там считалось истиной учение о шарообразности Земли и только арабы правильно оценивали соотношение суши и моря на планете. Они уже вовсю собирают в то время материал для первой в мире настоящей (в современном понимании этого слова) лоции – справочника ловцов жемчуга, содержащего достаточно полные сведения о глубинах и течениях Персидского залива, о портах и правилах плавания. (Рукописный экземпляр этого справочника, датированный 1341 годом, поступил в 1984 году в Центр народного наследия стран Персидского залива в столице Катара городе Доха.)
А в университетах Европы (кроме Гранады, разумеется, ведь нельзя же считать язычников европейцами!) процветают схоластика и догматизм. Еще не пришло время Бруно, Галилея, Коперника, Сервета и Парацель-са. Но уже существует с 1215 года доминиканский орден, и в том же году папа Иннокентий III на четвертом Латеранском соборе уже учредил инквизицию, но на откуп доминиканцам ее отдаст папа Григорий IX лет через пятнадцать-двадцать. Есть еще время пожить в свое удовольствие. И умереть в своей постели.
