Текст книги "Живая очередь"

Автор книги: Александр Андрианов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Живая очередь

Вступление

Он хотел было подойти к подъезду, добраться до скамеечки, но не смог. Страшная слабость окутала все тело, а боль из груди постепенно передалась в левую руку. Старик медленно осел на землю. Он захотел крикнуть, позвать на помощь, но не смог произнести ни слова. Пенсионер вдруг отчетливо осознал, что это конец. Печальный конец печальной жизни. От этой убийственной логики стало еще больнее. Он распластался на земле, но душа не спешила покидать его бренное тело. Он лежал и смотрел в небо своими большими карими глазами. Почему-то пригрезился кот Васька, который плавно шагает по облакам и тихонько мурлычет…

– Эй! Там человеку плохо! Надо скорую вызвать, – раздались крики.

– Скорее! У кого есть мобильник?

* * *

«Как ни включишь телевизор – им лишь бы все чернуху крутить», – обычно бубнил себе под нос Дмитрий Петрович, усаживаясь в потертое кожаное кресло с блокнотом и красной ручкой в руках. Тем не менее, всю эту чернуху старик регулярно просматривал, записывая время выхода программы в эфир, канал, осмелившийся показать ТАКОЕ, и фамилию журналиста, готовившего материал. А затем он одевался, выходил из подъезда и шел к местному участковому, который знал Дмитрия Петровича гораздо лучше остальных подопечных на своем участке. У милиционера Алексея Степановича тоже имелся свой блокнот и ручка, которой он обводил в телевизионной программе те передачи, которые обязательно посмотрит пенсионер. Только в отличие от старика участкового интересовало не содержание таких передач, а лишь время их окончания – дабы рассчитать, когда Дмитрий Петрович оденется и доберется до участка. Приобретя определенный опыт, милиционер научился с точностью до минуты рассчитывать время прихода своего подопечного и благоразумно скрывался.

Такие комбинации ему удавалось проделывать на протяжении трех последних недель, но в этот раз фокус с треском провалился. Пенсионер тоже был далеко не дурак, и в этот солнечный день вышел из дома раньше намеченного срока, оказавшись в отделении в тот момент, когда милиционер складывал свои нехитрые пожитки в кожаный дипломат.

– Вот, голубчик, я до вас и добрался, – заговорческим голосом произнес пенсионер, вынимая из хозяйственной сумки свой блокнот.

– Что стряслось на этот раз? – удивился участковый.

– За все то время, что мы не виделись, у меня накопился просто убойный материал (при этих словах милиционер схватился руками за голову). Вот, посмотрите сами, – продолжал между тем пенсионер, перелистывая блокнот на десять страниц назад. – Все началось 12 апреля. На нашем кабельном канале в 15:30 журналист Егоров Андрей Иванович осмелился пустить материал о маньяке! Трупы, кровь, крики родителей! Это ведь ужас какой-то. А 14 апреля на канале ПНВ в 17:10 сюжет Белова Германа Александровича о проститутках! Вместо того, чтобы рассказать о наших врачах, учителях, которые помогают людям и обществу, этот самый Белов говорит о продажных женщинах! Ни в какие ворота не лезет. Но более всего я был возмущен каналом….

– Довольно, – перебил пенсионера участковый. – Материал и правда убойный. Пожалуйста, сформулируйте свои претензии в письменном виде, а уж мы не оставим это без внимания. Разберемся и накажем виновных.

– Точно накажете?

– Ну неужели вы и в милицию уже не верите?

– Ну что вы, голубчик! Как можно! Только на вас вся и надежда! А то, бывало, ходят какие-то личности подозрительные у подъезда, вынюхивают чего-то. И по сторонам так и зыркают, так и зыркают. Или вот хулиганы под окнами как начнут галдеть, так спасу никакого от них. Кого мне, одинокому старику, о помощи просить? Так что, голубчик, вся надежда только на тебя.

– Ну, спасибо вам за доверие. Как все напишете – положите на мой стол. А я пойду по делам. Мне участок обходить положено.

– Как же я оставлю? А вдруг сопрет кто?

– Да что вы такое говорите? Кто ж к нам в отделение полезет?

– И правда. Это я не подумавши ляпнул. Я сейчас напишу. Все напишу, как есть. А уж вы разберитесь!

– Конечно, разберемся. Это же наша работа.

С этими словами участковый вышел на улицу и быстрым шагом направился подальше от отделения, пока старику не пришло в голову задать дополнительные вопросы или обличить еще какого-нибудь журналиста. А в том, что он был способен на такое, милиционер нисколько не сомневался: подобные примеры в его практике уже бывали. Участковый твердо знал, что в отделение можно будет возвращаться спустя два часа. К тому времени пенсионер уже должен был закончить писанину и с чувством выполненного долга отправиться домой. А Алексей Степанович мог с чистой совестью занять рабочее место и смести заявление старика в мусорную корзину, приступив к исполнению неотложных дел, которых у него, как и у любого участкового, было невпроворот.

Глава 1

Нельзя сказать, что Дмитрий Петрович был вредным или, упаси Боже, злым человеком. Таких «Дмитрий Петровичей» почти наверняка можно встретить в каждом московском дворе. Обычно их знают в лицо все местные жители и неизменно здороваются, а порой пожимают руку, получая в ответ уважительный кивок головой. Круглый отличник, комсомолец, а затем строгий и принципиальный партийный работник, он был твердо уверен в том, что без него и таких как он, мир погрузится в пучину хаоса. Седой, с небольшой залысиной в центре макушки, которую обычно скрывала массивная кепка-аэродром, с карими выразительными глазами и неизменно серьезным лицом, он в свои 67 лет выглядел настоящим бодрячком. Лишь исхудавшее от возраста тело и изъеденные морщинами лицо и руки говорили о его преклонных годах.

С тех пор, как восемь лет назад умерла жена, Дмитрий Петрович жил один. Ни братьев, ни сестер он не имел, а единственный сын, укатив с женой на заработки в Европу, там и обосновался, не балуя отца не то что визитами, но даже и звонками. Поначалу Дмитрий Петрович горевал, но затем смирился. Он испытывал гордость от того, что поставил сына на ноги, и оправдывал его невнимание успешно идущим бизнесом и чрезвычайной занятостью на работе. Впрочем, совсем сын его не бросил и регулярно пересылал на счет в банке небольшие деньги. Эти средства да пенсия позволяли неприхотливому старику вполне сносно существовать и даже откладывать какие-то крохи на черный день. А то, что рано или поздно такой день наступит, Дмитрий Петрович, наученный горьким опытом российской действительности, знал наверняка.

Вернувшись из отделения милиции, Дмитрий Петрович повесил пальто на ржавый гвоздь в коридоре, переоделся и отправился на кухню. Почему-то нестерпимо разболелась голова. Раньше головные боли тоже беспокоили его, но не столь интенсивно, как сейчас – два-три раза в неделю. Иногда они усугублялись шумом в ушах или повышенной усталостью, но Дмитрий Петрович списывал это на свой почтенный возраст и старался не замечать.

Сварганив нехитрый холостяцкий ужин – яичницу с ветчиной – он сел за стол и взглянул в окно. Кухня была любимым местом Дмитрия Петровича в его тесной, но довольно уютной однокомнатной квартире в старом хрущевском доме. Именно здесь он проводил большую часть времени, когда не был занят просмотром телевизора или чтением рекламных газет, которые нерадивые пиарщики нередко опускали в его почтовый ящик. Вряд ли скромного пенсионера интересовала активно рекламируемая горячая пицца (об нее и зубы последние сломать недолго) или красочные буклетики о ювелирных изделиях, или – тем паче – элитная недвижимость. Но всю подобную корреспонденцию Дмитрий Петрович внимательно изучал, поскольку был уверен, что если такая информация попала к нему в руки, в этом непременно должен быть какой-то смысл.

Но больше всего пенсионер любил просто смотреть в окно и наблюдать за тем, что происходит вокруг. Ему нравилось фантазировать, куда мог идти тот или иной человек, и он очень радовался, когда его догадка оказывалась верной. «Вот, например, парень с цветами очень торопится и все время поглядывает на часы, – рассуждал пенсионер. – Тут к гадалке не ходи – опаздывает на свидание. Да уж, нехорошо. Вот мы в свое время за час, а то и за два приходили, чтобы милую не пропустить. Эх, молодежь… Ну да, так и есть. Вон и девочка рукой ему машет. А парень-то загорелся – вон улыбка какая! На пол-лица. Да аккуратней дорогу переходи – теперь уж не денется никуда твоя любимая. Не убежит. А вот и жаркие объятия. Поцелуй. Нет, не понять эту молодежь. Мы-то поскромнее были, оттого и чувства наши горячее во сто крат! И развод любой трагедией считался, а не то, что сейчас – почти что за правило…»

Покончив с яичницей, Дмитрий Петрович взял блокнот, красную ручку и включил телевизор. Именно в это время, ровно в 21:00, на канале ПНВ должна была начаться передача, которую намеревался посмотреть пенсионер. Надо сказать, что он терпеть не мог канал ПНВ, а уж эту программу и вовсе не выносил. Криминальная хроника текущего дня: убийства и изнасилования, разбои и грабежи, угоны машин и квартирные взломы – всего этого здесь хватало с избытком и неимоверно раздражало Дмитрия Петровича.

Впрочем, он волновался не за себя. Его нервы, выдержавшие послевоенный голод, гнет сталинских репрессий, надувательский денежный обмен и перестройку, были крепки, как сталь. Пенсионер переживал, что всю эту чернуху случайно увидят маленькие дети, а потом будут просыпаться по ночам в холодном поту от кошмарных снов. Или сердечники, которых вполне может хватить инфаркт. Или того хуже беременные женщины, которым душевные потрясения и вовсе противопоказаны.

Поэтому Дмитрий Петрович боролся с такими программами, как только мог. А мог он в сущности немногое. Лишь записывать всю информацию в свой блокнот, а затем нести ее участковому, который должен обязательно во всем разобраться и принять соответствующие меры. Однако в этот раз Дмитрий Петрович волновался напрасно. Канал ПНВ, заполучив зарубежный репортаж о погоне полиции за какими-то злоумышленниками, этим и ограничился. Пенсионер, справедливо посчитав, что ничего криминального в нем нет, и похвалив в душе участкового за его кропотливую работу, разобрал кровать и с чистой совестью отправился спать. Однако сон пришел далеко не сразу. Дмитрий Петрович еще около часа ворочался на кровати, крутил подушку из стороны в сторону, но все было бесполезно. Это случалось с ним уже далеко не первый раз и порядком надоело. Каждая ночь постепенно превращалась в кошмар. Отчаявшись побороть бессонницу собственными силами, пенсионер принял снотворное, и лишь тогда Морфей удосужился заключить Дмитрия Петровича в свои сладкие объятия.

Глава 2

Встав с кровати около 9 утра, тщательно побрившись и приняв душ, Дмитрий Петрович оделся и отправился в магазин. Погода была прекрасной, но пенсионера она сейчас совсем не радовала. Взглянув под ноги, старик скорчил недовольную гримасу и цокнул языком. Окурки, пивные бутылки, пакет из-под фисташек и куча изгрызанных семечек у подъезда всегда погружали чистоплотного старика в шоковое состояние. Он уже не раз делал замечание дворнику, ходил в ЖЭК, но все это не приносило ровным счетом никакой пользы. Если в будние дни ситуация оставалась более или менее приемлемой, то в выходные, когда молодежь отдыхала или, как сейчас модно говорить, «отрывалась на полную катушку», впору было хвататься руками за голову. Дмитрий Петрович собрал бутылки и вместе с пакетом фисташек выкинул их в урну, затем смел ногой семечки и окурки в небольшую канаву, находившуюся совсем рядом с подъездом и, взглянув на дело своих рук, остался доволен.

Очереди в магазине практически не было – молодая мамаша с ребенком, пожилая женщина да он сам. А вокруг – множество различных сортов хлеба, сдобные булочки, тортики, кексы и другие сладости. Купив хлеб, Дмитрий Петрович вернулся домой и прилег на кровать. Головная боль не желала отпускать его. Более того, с течением времени она все усиливалась, а запасы анальгина в доме пенсионера были уже на исходе. Впрочем, анальгин практически не помогал и являлся скорее психологической мерой борьбы с болезнью. Поняв, что дальше так продолжаться не может, Дмитрий Петрович принял решение отправиться в поликлинику. Конечно, совершенно не хотелось тратить время на такую ерунду, но старик всегда слыл практичным человеком, и если на его пути вставало какое-то препятствие, он считал своим долгом устранить его во что бы то ни стало.

Поликлиника находится почти рядом– на соседней улице, чему пенсионер был несказанно рад. Таскаться за тридевять земель, пусть даже по такому важному случаю, он совсем не хотел. Обогнув несколько домов и перейдя дорогу, Дмитрий Петрович очутился возле ничем не примечательного многоэтажного здания, весьма основательно обшарпанного снаружи. Навстречу ему выбежала собака, определенно дворняжка, чем-то похожая на колли. Она встречала и провожала всех посетителей, входивших и выходивших из помещения, радостно виляя хвостом. Вид у собаки был довольно непрезентабельный: тощая, с грязной слипшейся шерстью и постоянно слезящимися глазами. Когда пес подбежал к Дмитрию Петровичу, тот пригрозил ему кулаком и в панике отшатнулся. Пенсионер не любил собак, особенно бродячих, боясь подцепить от них блох или что-нибудь посерьезнее. Не дождавшись ласки или еды, собака убежала от старика, понурив голову, но при виде нового пациента вновь ожила и приветливо завиляла хвостом.

Внутри поликлиники обстановка была немногим лучше, чем снаружи. Изможденная старушка, подрабатывавшая вахтером, встретила его на входе и показала раздевалку, где можно было оставить верхнюю одежду и головной убор. Поднявшись на третий этаж, Дмитрий Петрович быстро вычислил кабинет терапевта и был неприятно поражен огромной очередью, выстроившейся рядом с ним.

Около пятнадцати человек разного возраста и наружности занимали все кресла, а те, кому свободного места не досталось, мерили крохотный участок помещения тяжелыми, напряженными шагами. Выяснив, кто последний, Дмитрий Петрович прислонился к стенке и стал ждать. Время тянулось медленно. Лишь через пятнадцать минут дверь кабинета распахнулась и следующий пациент был приглашен внутрь. Рассчитав, что он попадет на прием не раньше, чем через пару часов, и это при оптимальном раскладе, Дмитрий Петрович заметно приуныл.

От нечего делать старик повнимательнее присмотрелся к разношерстной толпе. Почти все пациенты были людьми пожилого возраста, и если бы он встретил их не здесь, а на улице, то был бы немало удивлен, узнав, что они чем-то больны. И правда, в поликлинике многие из них смотрелись неуместно, да и одеты были, мягко говоря, странно. Особенно выделялась четверка старичков, стоявших возле окна. На одном из них, годившемся Дмитрию Петровичу в ровесники, была надета белая рубашка и черный костюм, украшенный орденами и медалями. На другом господине, лет пятидесяти девяти, – синие брюки, голубая рубашка и черная вязаная жилетка. Белая бабочка, болтавшаяся на шее, выглядела несколько неуместно, но все же довольно оригинально. Еще один представитель этой четверки был человеком крупного телосложения. Возрастом он несколько превосходил Дмитрия Петровича, хотя по-ребячески задорные глаза и постоянное хлопанье по массивному животу в порыве дикого смеха несколько его молодили. Разбавляла эту мужскую компанию дородная дама неопределенных лет. Судя по белой блузке и тщательно отутюженной юбке кремового цвета, складывалась ощущение, что она пришла не в поликлинику, а на какой-то праздник. Подобное предположение усиливали и тщательно завитые седые волосы. Дмитрий Петрович прекрасно помнил, что на подобную завивку его покойная супруга тратила не менее получаса. До такой ли красоты больному человеку?

Судя по всему, эта четверка явно входила в число постоянных клиентов. Наблюдательный Дмитрий Петрович несколько раз замечал, что медсестры, проходящие рядом, неизменно здоровались с каждым из стариков и, более того, знали их имена. Другие пенсионеры тоже были при полном параде, и Дмитрий Петрович, одевшийся более чем скромно, чувствовал себя не в своей тарелке. Он и не думал, что в поликлинику нынче принято ходить, как в театр, и, пожалуй, даже не поверил бы в такое, если б не увидел своими глазами. Впрочем, три или четыре молодых человека, затесавшихся в очередь, тоже не блистали обновками. Но люди в таком возрасте и не задумываются над тем, как они выглядят, а вот Дмитрий Петрович очень переживал, чтов старых спортивных штанах да не глаженом свитере кажется среди своих ровесников белой вороной.

Пожилые женщины обменивались какими-то рецептами, способами закваски капусты и засола огурцов. Старики обсуждали последние новости, спорили о футболе, иногда поругивали молодежь. Со всех сторон слышались сплетни о мировых знаменитостях и звездах российской эстрады, о детях и внуках, неблагодарных снохах и даже о власть имущих, лишенных, по единодушному мнению окружающих, всякого стыда. И почти ни слова о болячках, жалобах на здоровье, симптомах. Как будто их не было вовсе! Но зачем тогда они сюда пришли??? Ишь, как чешут языками! И это называется они чем-то болеют!

Пенсионер настолько ушел в себя, что не сразу обратил внимание, как замеченная им ранее четверка у окна покинула «насиженное» место и прошествовала в конец коридора, обмениваясь шутками и пребывая, судя по всему, в прекрасном расположении духа. Нет, этого выдержать Дмитрий Петрович никак не мог. Взглянув на часы и осознав, что торчит здесь уже битый час, а впереди него еще не менее восьми человек, в том числе и эта злополучная четверка, пенсионер закипел.

– Нет, только подумайте! – произнес он. – Вы болеете или посмеяться сюда пришли?

– А что вам не нравится? – обратился к нему старичок в черном костюме с орденами. – По-вашему, все, кто приходит сюда, должны сидеть с постными лицами?

– Больной человек не стал бы так себя вести. А если он здоров и чувствует себя сносно, надо сидеть дома и заниматься делами. Вот я действительно неважно себя чувствую и вынужден ждать, пока врач занимается всякими чепуховыми проблемами!

– Позвольте, – а как вы можете судить, у кого какие проблемы? – вмешался мужчина с массивным животом. – Вы врач?

– Если бы я был врачом, ни за что бы сюда не пришел.

– Ну что вы пристали к человеку? – произнесла пожилая женщина в белой блузке. – Если вы спешите, мы можем вас пропустить. Проходите, пожалуйста. У нас никаких срочных дел нет, и мы вполне можем еще подождать. Верно я говорю? – обратилась она к своим спутникам.

– А вот одолжений мне не надо, – парировал Дмитрий Петрович. – Подождал час, подожду и еще. Все равно уже все сикось-накось пошло.

– Ну, дело ваше, – сказал пожилой мужчина с бабочкой на шее.

– И незачем быть таким грубым. Если у вас что-то болит – это не повод портить жизнь всем остальным, – добавил старичок в черном пиджаке.

Дмитрий Петрович ничего не ответил – лишь поморщился и с досады махнул рукой. В самом деле, чего это он вдруг начал спорить с этими людьми? Дались они ему! К сожалению, бездельников вокруг – пруд пруди. Не всем же быть таким, как он сам, с расписанным по минутам графику и кучей неотложных дел…

Но совсем успокоиться пенсионер так и не смог. Он регулярно поглядывал на часы и думал над тем, чем бы занимался в данный момент, не угоди он в это мрачное заведение. Он был уверен, что школьники, возвращаясь домой и не увидев в окне его лица, будут волноваться, не приключилась ли с ним какая-то беда. Практически не сомневался в том, что соседская кошка будет мерзнуть у двери подъезда, потому что обычно именно Дмитрий Петрович впускал ее в дом, выходя за свежей корреспонденцией к почтовому ящику. И наконец, он боялся, что местные хулиганы, которых старик, как всякий наблюдательный пенсионер, знал в лицо, в его отсутствие могут разбить стекло в его квартире или снова намусорить у подъезда. Разве кто обратит внимание на все эти вещи? Все же такие деловые стали! Вокруг себя уже оглянуться некогда! Поглощенный невеселыми размышлениями, старик и сам не заметил, как пришла его очередь. Над кабинетом терапевта зажглась лампочка, и пенсионер едва ли не пулей влетел в раскрытую дверь.

– Итак, слушаю вас, – обратилась к нему женщина лет тридцати. Ее холодные глаза сразу не понравились Дмитрию Петровичу, но коль уж пришел и выстоял такую очередь, не возвращаться же назад из-за такой ерунды.

– У меня время от времени болит голова, иногда появляется шум в ушах, – ответил он. – Я долго не могу заснуть, приходится принимать снотворное. Еще устаю, пожалуй, чаще обычного.

– Давайте-ка измерим давление, – сказала врач и попросила Дмитрия Петровича закатать рукав на левой руке.

– Мда…, – загадочно произнесла врач.

– Что такое?

– Очень мне не нравится ваше давление, похоже на гипертонию.

Проведя еще несколько необходимых процедур и убедившись в правильности диагноза, терапевт велела старику соблюдать строгую диету, не поднимать тяжестей и избегать волнений. А в том случае, если через три недели улучшений не будет, ему надлежало явиться в поликлинику еще раз.

– Скажите, а эта самая гипертония опасна для жизни? – поинтересовался пенсионер.

– Если вовремя ее заметить и соблюдать рекомендации врача, то нет. В противном случае, последствия могут быть весьма печальные.

– Что ж, большое спасибо.

– Не за что. Идите домой и лечитесь. И пригласите, пожалуйста, следующего пациента.