Текст книги "У Кошки Девять Жизней"

Автор книги: Александр Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 29.

Майор Петренко высыпал на стол патроны. Положил пистолет и рядом – звукоглушитель.

...Сегодня Альберт празднует свадьбу, и вечером, в его особняке – большое гуляние. Там будет Таня. По крайней мере, она постарается проникнуть туда...

Петренко расставил патроны в ряд и вытащил из пистолета обойму.

...Может случиться по всякому. Например, Таня подкараулит Альберта до. Но здесь Петренко уже вряд ли сможет что-нибудь сделать. Пасти Альберта в ЗАГСе было бы слишком заметно. В особняке, среди подогретой толпы блатарей ему будет легче раствориться. Хотя, конечно, и тут возможны проблемы.

Он загнал каждый патрон в обойму – по очереди; обойму вставил на своё место.

...Это его последний шанс. Если Тане удастся сейчас завалить Альберта и уйти отсюда живой, то всё: уже сегодня вечером её не будет в Нальчике. И тогда это: ищи-свищи, как говорится; майор Петренко её упустил. И упустил, видимо, навсегда. Другого такого случая уже не будет.

Петренко снова почувствовал тупую боль. Он отодвинул пистолет, встал и направился к своему чемодану, стоявшему в углу гостиничного номера.

Раскрыв упаковку аспирина, Петренко обнаружил, что осталась там только одна единственная, сиротливая и одинокая таблетка. Он выругался матерно и засунул таблетку в рот.

Надо спуститься теперь в ресторан – выпить кофе и съесть что-нибудь. Петренко так и сделает. Потом ещё нужно сходить в аптеку – купить аспирина. Майору Петренко в голову заглянула другая мысль – злобная и ухмыляющаяся: он подумал о том, что сегодня вечером он примет другое, лучшее лекарство.

Перед тем, как выйти из номера, Петренко подобрал со стола пистолет вместе с глушителем. Один привинтил к другому. Морщась от боли, сунул пистолет в карман.

Глава 30.

У Альберта была слабость. Слабость, которой он стыдился сам, слабость, о которой знали только очень немногие.

Альберт ходил к проститутке. К одной и той же. Ходил регулярно.

Её звали Лариса. И Альберт познакомился с ней совершенно случайно. Просто подсел в кафе к рыжей веснушчатой девице и предложил ей выпить. Рыжая девица не отказалась. Причем выяснилось: ей без разницы, что пить. Новая знакомая Альберта согласна была и на пиво, и на неразбавленный виски, и на сухое шампанское, и даже на водку.

Когда выпили, Альберт пригласил Ларису (так назвала себя жрица оплачиваемой любви) к себе домой. Там они вместе распили бутылку "Южной ночи", а после, когда уже раздевались, взгляд Ларисы упал на пожёванный томик Фрейда. Она бросила что-то дерзкое и пренебрежительное по адресу отца психоанализа. И Альберт удивился.

– Я думаю, нашим детям, – объяснила Лариса своё отношение к Фрейду, – будет тяжело понять, что мы могли найти во всей этой умственной порнографии.

Оказалось, что у проститутки Ларисы за плечами высшее образование.

Уже лёжа рядом в постели и разглядывая потолок, они нашли для себя невероятно много тем. Никогда бы Альберт не предположил, что, вдруг, встретит настолько занятную собеседницу – в таком неожиданном месте и в таком неожиданном образе.

Теперь они виделись постоянно. Альберту неловко было и себе самому признаться, но каждой такой встречи он с нетерпением ожидал и мысленно готовился к ней. И если бы жизнь развела вдруг его с этой необыкновенной проституткой, то ему бы очень не хватало Ларисы. Очень бы не хватало.

Может, забавно, но накануне собственной свадьбы король бандитского Нальчика опять очутился здесь, у Ларисы дома.

Закончив обычное их занятие, Альберт курил, глядя, как клочья сигаретного дыма поднимаются под потолок.

– Лариса, – начал он то, что подготовил заранее. – Хотел спросить тебя. Ты веришь в загробную жизнь? В Бога веришь?

– В Бога?..

– Думаю, что верю. – Лариса устало посмотрела на Альберта. Скорее так: пассивно верю. Как бесы, про которых кто-то там из апостолов сказал: "Бесы веруют и трепещут". Но только я не трепещу. Почти не трепещу.

– А я всегда верил. Я всегда считал, что Бог есть, и что он сотворил людей, чтобы поиздеваться над ними. Мне казалось всегда, что Бог – это вроде как надзиратель в концлагере. Он вроде бы за порядком следит, а на самом деле – измывается над заключенными. Ему просто доставляет удовольствие видеть чьи-то мучения. И я всегда ненавидел Бога. Моя вера была – это мстить Богу и бороться с ним.

– Как можно бороться с Богом? И тем более мстить Богу?

– Можно. Если Бог хочет, чтобы люди любили Его и боялись, то самая большая мука для Него была бы, если бы все люди, точно зная, что Он существует, жили бы так, как будто бы Его нет.

– Но какой в этом смысл? Ведь победить Бога нельзя – Он бессмертен и вечен...

– Я тоже бессмертен. Вот в эту минуту – бессмертен. А завтра... какая разница, что будет завтра?

Лариса зевнула.

– Хочешь знать моё мнение? Детские рассуждения. Инфатилизм. И потом, это называется сатанизмом. Ничего нового ты не придумал.

Альберт не обиделся. Он никогда не обижался на Ларису, которая почти всегда в пыль разбивала его философские построения – она по крайней мере выслушала его.

– Когда я был ещё мальчиком и прочитал книжку про Прометея, то просто заболел от этого. Мне тоже хотелось вот так...

– Как? Цепями к скале? Но Прометей ведь в итоге договорился с Зевсом – он понял, что невозможно победить то, что непобедимо.

– Договорился – да. Но какая разница? Ведь люди всё равно запомнили его прикованным к скале, а не договаривающимся? Ведь так?

Лариса пожала плечами.

– Смысл любого бунта в самом бунте. А если перед тобой – равный тебе враг, а не тот, кто в тысячу раз сильнее – то какой же это тогда бунт?.. Сильный – не тот, кто идёт против слабого, а тот кто выбирает противника сильнее себя. А самый сильный – это тот, кто выбирает себе противника непобедимого.

– Это – самоубийца.

Альберт пожал плечами.

– Во мне говорит кровь моих предков, в тебе говорит кровь твоих, и мы никогда не поймём друг друга.

– Прометей тоже ведь жил на Кавказе, – улыбнулась Лариса. – А вдруг он и был твоим предком?..

Альберт не ответил. Они молча лежали несколько минут. Потом Альберт начал опять.

– Ты знаешь, – сказал он, – недавно я прочитал одну книжку. Там интересная философия. Герой говорит, что, вот, пройдёт время, и жизнь прекратится – не будет никакой жизни. И что все наши проблемы – они поэтому ерунда полная. Вообще все. Вот, коммунисты. Они сказали, что Бога нет. Хотели рай на земле построить. А если бы и построили? Ну и что тогда? Представь, прошло несколько миллиардов лет, и Земля наша стала таким остывшим комком, который летает себе где-то по Вселенной. Летает и всё. Никакой жизни на ней нет. И кому тогда какая разница: была на Земле жизнь или никогда не было?.. Какая разница, построили, в конце концов, коммунизм, или не получилось? Какая тогда разница: были люди на Земле счастливыми или они были несчастными? Какая разница, были ли они вообще?

– Интересные мысли. – Лариса кивнула. – А как называется книжка?

– Какая книжка?..

– Ну та, что ты прочитал.

– Чехов, "Палата ?6".

– Интересно. Ну и что дальше?

– Я думаю, – подытожил Альберт, – что если Бога нет, то нет ни в чём никакого смысла. Вообще никакого смысла. Ни в чём. Получается, человек – это что-то вроде свиньи, которая живёт только для того, чтобы потом кто-нибудь съел её мясо. И даже ещё хуже... Я думаю, что Бог, Его существование – это единственное, что даёт смысл этому миру. И сколько бы люди не искали другого смысла, его нет и быть не может. Вот был такой английский писатель Сомерсет Моэм. Он себе составил "программу жизни". Составил сам для себя, составил, когда ещё был молодым. Решил, что должен в жизни то-то и то-то сделать. Прожил восемьдесят лет с чем-то. Программу свою выполнил. И после этого умер. А толку? Толку теперь от его программы? Если бы и не выполнил, то это изменило бы для него хоть что-нибудь? Какая ДЛЯ НЕГО разница? Сомерсет Моэм и сам признался, что нет в его программе никакого смысла и никакой цели в ней нет. Он пишет, что эту свою программу хотел противопоставить всеобщей бессмысленности.

– Логично. – Лариса потянулась за сигаретой. – Бог должен существовать. И, наверное, лучшее доказательство того, что Он существует – это мы сами.

– А если существует?..

Лариса зажгла сигарету и затянулась.

– Я что-то тебя, дорогой. не пойму. То ты с Богом воевать собирался, а тебе хочешь доказать, что Он существует. У тебя в голове есть порядок?

Альберт кивнул – так, словно бы не услышал того, что сказала ему Лариса.

– А всё-таки. Если Он существует?..

– Если существует, то надо идти в церковь и каяться.

– Каяться в чём?

– В грехах.

Лариса затянулась и сосредоточенно выпустила дым кверху.

– Но у меня нет грехов. Грех – это когда не по совести поступаешь. Грех – обидеть слабого...

– Ты уверен, что у тебя точно нет грехов?..

Альберт покачал головой.

– Не уверен, если честно. Просто, я считаю грехом одно, а Бог другое.

– Логично, – Лариса кивнула. – Людей много, и каждый считает грехом что-то своё. Вот, некоторые протестанты на Западе теперь говорят, что гомосексуализм больше не грех. Если один постоянный партнёр, и всё – с любовью. А папа римский разрешил католикам вступать в масонские ложи. Вчера это был грех, а сегодня – уже не грех. По моему, забавно.

– Согласен. Я думаю, что если бы Бог был справедливым, то Он бы простил всех и всех был послал в рай. Он бы сказал: "Люди, вы и так много страдали." А так... Если ни один грешник не попадёт в рай, то кто туда вообще попадёт? Праведники? Ты хоть когда-нибудь хоть одного видела?

В Библии написано, что тех, кто погибнет, будет гораздо больше, чем тех, кто спасётся, – ответила Лариса. – Настолько больше – насколько волна больше капли. Так написано в Библии. Святые отцы говорили, что из людей, кто жил до Христа, не спасся почти никто. Надо быть не просто праведным, а надо быть очень праведным, чтобы спастись.

Альберт покачал головой.

– Такая религия мне точно не нравится. Лучше уже хотя бы иудаизм. Раввины говорят, что спастись не так трудно. Не греши очень много и спасёшься. Добрые дела перевесят плохие.

– Ну, может быть, верная религия – та, которая верная, а не та, которая удобная. Как считаешь?

– Может быть. Но человек верит в то, во что ему удобно верить. Так обычно бывает.

– Согласна. Но только это – уже не религия. Это самогипноз. Закрываешь глаза и начинаешь: "Я спасён, я спасён"... А открываешь глаза в аду. Религия должна быть поиском истины, а не самоутешением.

– Поиск истины... – Альберт улыбнулся. – Поиск истины. – Он потянулся за сигаретами. – А какое это к тебе, например, имеет отношение?

– Ко мне?

– Да, к тебе... И ко мне тоже.

Лариса повернула голову.

– К нам никакого.

– Я тоже так думаю.

Альберт, откинув одеяло, поднялся.

Глава 31.

Выйдя от Ларисы, Альберт завернул в небольшое кафе. Он взял маленькую чашку кофе и присел у окна с видом на ночную улицу. Тянул кофе и думал. Теперь уже о не смысле жизни. Теперь – о том последнем деле, которое ему предстояло закончить перед своим завтрашним бракосочетанием.

Альберт достал пистолет. Проверил обойму. Это был его любимый пистолет: с бриллиантовым курком – такое излишество стоило горцу не в одну тысячу американских долларов. Собравшись лишить кого-нибудь жизни, Альберт каждый раз доставал пистолет и любовно-доверительно поглаживал курок пальцем. Как и сейчас.

Допив кофе, он спрятал оружие во внутренний карман и вышел из-за стола.

Вчера ему донесли, что Валеру видят вечерами в ресторане "Магнолия", где тот нажирается и орёт, будтто ему теперь сам дьявол – родной дядька, и он завалит любого, кто будет ему, Валере, перечить.

Альберт направлялся туда. Самое время поставить точку.

Уже было совсем поздно, когда он добрался до места. Ресторан начинал выпускать последних клиентов, и те громко шумели и переговаривались, оказавшись на улице. В стороне тихо стояла милицейская машина, но Альберт хорошо знал, что патрульные милиционеры никогда не вмешаются в разборки деловой публики.

Он вошёл внутрь и увидел Валеру сразу же. Тот переливал в бокал сухое вино, внимательно рассматривая струйку мутно-прозрачной жидкости. Валера явно уже находился в предпоследней стадии. Последняя – это когда на полу. Рядом со своим крёстным батькой сидели ещё двое армянских хлопцев – из карабахской бригады. Они тоже были порядком ужраты, но не до такой степени, как их лидер.

Увидев Альберта, Валера поставил бутылку на стол. Окинул его пристальным, мутным взглядом.

– Чё те надо?! – крикнул Валера. – Чё пришел?! А?!

Альберт не ответил. Он запустил руку в карман и молча достал оттуда пистолет. Валера вытаращился на дуло. Его друзья оторопели.

– Чё ты..?

Валера принялся шарить в кармане, но дрожащие пальцы слушались плохо.

Вскинув пистолет и прицелившись, Альберт разрядил обойму...

Оба Валериных друга сидели неподвижно – как памятники. Альберт опустил дуло. Оглядел их. Потом повернулся и, покачивая стволом, вышел из ресторана ровными, уверенными шагами.

Глава 32.

Таня подошла к церкви и дёрнула ручку. Заперто. Это понятно: уже слишком поздно. Она посмотрела вверх – на купол и крест посреди сверкающего звёздного неба. Медленно перекрестилась.

Потом присела на ступеньки.

"Завтра, – сказала себе Таня. – Всё произойдёт завтра." Она задрала голову и смотрела вверх. Купол, звёзды и крест. Всё это было величественным и неподвижным. Всё дышало вечностью и тишиной.

Таня хотела молиться, но мысли её разбегались в разные стороны. Сказать Богу нужно было так много, но в то же время и нечего было говорить.

Она поднялась со ступенек, встала на колени.

– Господи, – тихо сказала Таня, – прости меня, грешную... Прости грехи мои, прости мне за всё, где я поступила неправильно... Прости мне, Господи...

Наконец, подошло самое страшное место молитвы. Таня должна была выговорить это. Знала, что должна.

– ...Господи, – произнесла она, – если... если я... если я умру завтра, то прости мне грехи мои... прости мне грехи мои и прими душу мою...

Она встала с колен, перекрестилась. Опять подняла глаза. Крест посреди неба как будто стал больше, внушительнее, а звёзды в ночной темноте зажглись нереальным, неземным светом. Всё это было похоже на сон. Фантастический, сказочный сон.

Таня спустилась вниз по ступенькам. Перешла улицу. Здесь сидела русская старушка-нищенка. Она держала в руке иконку – Пресвятая Дева с Богомладенцем на руках. Таня достала кошелёк, вытащила несколько купюр и подала их старушке.

– Молитесь за упокой рабы Божией Татианы, – сказала она негромко.

Старушка перекрестилась.

– Помолитесь? – строго глядя на неё, спросила Таня.

– Да, дочка, помолюсь.

– Но только... не молитесь сегодня. Помолитесь завтра. Завтра вечером. Хорошо? Завтра вечером помолитесь.

– Хорошо, дочка...

Старушка приподняла голову и внимательно, с интересом, посмотрела на Таню. Та не стала задерживаться. Развернулась и быстро ушла.

Глава 33.

– А ты в Бога веришь?

Альберт лежал с Олей в постели. Он заехал к ней сразу же после ресторана – там, где закончил свою короткую и весёлую жизнь Валера Саркисян. "Спишь?" – спросил Альберт. Нет, Оля не спала. Ей не до сна было сейчас. И Альберт прошёл внутрь. Дома были родители Оли. Они уже легли спать и сейчас откровенно перепугались такому визиту. Родителям Оли Альберт, как жених, не нравился, но они приучили себя к мысли, что их взрослая лочь всё равно сделает так, как она сама хочет – и по другому она никогда не сделает.

– В Бога? – Оля задумалась. – Не знаю. А ты?

– И я не знаю... Думаю, что Бог есть...

– Я тоже... тоже так думаю.

– А ты Сомерсета Моэма читала?

– Сомерсета Моэма?.. Читала.

– Понравилось?

– Понравилось.

– А Чехова?

– Чехова? Читала.

– И как?

– Тоже понравилось.

– А что ты читала? "Палату #6" читала?

– Читала. Понравилось.

– А ты с героем согласна? С его атеизмом?

– Атеизмом?.. Героем?..

Оля задумалась.

– Не знаю.

– А Фрейда читала?

– Фрейда? Читала. Понравилось.

– А ты с ним согласна?

– С Фрейдом?.. Не знаю.

Альберт посмотрел вверх. Там яркие звёзды перемигивались – беззвучно и очень красиво. Они устало глядели со своей космической, неземной высоты на ночной Нальчик.

Глава 34.

Игорь пытался писать статью. Пытался и не мог писать. Статья была о молодёжном студенческом фестивале, который прошёл только что в Нальчике, и Игорь никак не мог собрать свои мысли, никак не мог сконцентрироваться в нужном ему направлении. Ему казалось сейчас, что теперь он, Игорь, должен принять ответственное мужское решение – решение, от которого потом будет много чего зависеть. Он должен его принять. Должен.

В голове у Игоря танцевали готовые фразы, из которых он в итоге и составлял подобные статьи, но сейчас у него ничего не выходило: фразы эти отказывались подчиняться своему начальнику и строиться в послушный, исполнительный ряд.

Игорь отодвинулся от стола. Хорошо. Так и быть. Он примет это решение. Игорь посмотрел на часы... Он должен быть сегодня вечером в особняке Альберта. Он должен найти Таню и остановить её. Он должен.

Это последний шанс.

Глава 35.

Таня медленно перекрестилась и вошла в церковь. Служба закончилась, и уже гасили свечи. Таня огляделась. В стороне сидела женщина в тёмном платке. Против неё были разложены иконы, свечки, крестики. Таня подошла ближе.

– Можно заказать..? – начала она, и голос её – как надорвался. Таня не сумела закончить.

Женщина подняла на неё глаза.

– Да. Что вы хотите заказать?

– Я хочу... панихиду.

Женщина назвала цену. Таня достала деньги, расплатилась.

– А когда... когда будут служить... её?

– Служить? Завтра. Во время обедни.

Мокрыми пальцами подобрала Таня листок с крестиком и лаконичной надписью "За упокой", взяла ручку. Молча смотрела на чистую бумажную гладь. Потом быстро, размашисто написала: "Рабы Божией Татианы".

Глава 36.

Охранник свалился, получив точную пулю в лоб. Таня опустила ствол. Огляделась. Никого нет.

Таня быстро взобралась на невысокий забор, перекусив проволоку и спрыгнула вниз, очутившись во внутреннем дворике Альбертовского особняка. Собак во дворе не было: очевидно хозяева подготовились к приёму гостей. Убитый охранник был пока первым, кого Таня встретила на своём пути.

Она как могла подготовилась: взяла пистолет со звукоглушителем и четыре запасных обоймы. На Тане был чёрный обтягивающий свитер и чёрные джинсы: в темноте она легко таяла и пропадала – словно дикая чёрная кошка, которую только глаза выдают в сумраке своим призрачным ночным блеском.

Таня бесшумно проследовала через поникший, пустой дворик... Никого. Совсем никого.

Мелькнула мысль, что хорошо бы убрать тело охранника – он разлёгся на улице и привлекает к себе внимание. Но возвращаться было нельзя. У неё по любому не так много времени.

Таня подошла к двери – это была задняя, запасная дверь, и она запросто могла оказаться незапертой.

Таня была здесь уже несколько раз. Она изучила особняк снаружи и по расположению окон составила примерный, в нескольких вариантах, план комнат особняка. За этой дверью по её прикидкам должно было оказаться что-то вроде прихожей, или, может быть, коридор.

Держа ствол наготове, она бесшумно и быстро повернула ручку.

Точно. Таня не ошиблась. Она оказалась в прихожей. И здесь никого не было.

Со двора – не с заднего, откуда появидась Таня, а с парадного входа, послышались шум, голоса. Таня прошла вдоль пустого коридора и аккуратно выглянула из бокового окошка. Она увидела строй шикарных, сверкающих иномарок. Из одной машины выходил Альберт в смокинге жениха и под руку с невестой. Собиралась толпа. Таня слышала восторженные крики.

И тут до неё донеслись шаги за дверью. Совсем рядом. Она обернулась. Другая дверь вела во двор. Отступать было некуда...

Дверь раскрылась, и Таня четыре раза подряд надавила курок. Четыре хлопка – оба охранника рухнули на пол. Они не успели ничего понять.

– Добрый день, Таня.

Это прозвучало у неё за спиной. Отчётливо и ясно.

Таня медленно обернулась.

– Как видишь, я тоже умею передвигаться без шума...

Майор Петренко держал в руке пистолет и маленькая чёрная дырочка – глазок глушителя пристально и неотрывно целилось Тане в лоб.

...Она успела присесть на одно колено. Оба глушителя выхлопнули одновременно. Пуля досталась Тане в плечо. Сквозь чёрную ткань свитера брызнула и проступила густая, тёплая кровь.

Петренко был мёртв. Он лежал на полу, раскинув в стороны руки, и вытаращив неподвижные, пустые, как у манекена, глаза. Тёмная струйка стекала с пробитого лба на дорогой паркет.

Таня чуть застонала, приподнимаясь с колена. И тут же получила пулю ниже плеча, сзади. Она не заметила выглянувшего из раскрытой двери ещё одного охранника. Тот высунулся опять и тут же свалился с тяжёлой кровавой отметиной посреди лба.

Спотыкаясь, Таня выбралась в соседнюю комнату. Здесь больше никого не было. Шум со двора доносился сюда все сильнее.

Таня подошла к двери и рывком распахнула её.

Потом сделала два шага вперёд.

Альберт застыл, увидев нацеленное на него дуло... И в спину Тане тут же прогремело четыре отрывочных выстрела.

Дима Григорьев опустил пистолет, который держал в вытянутой руке.

Подошёл ближе.

Таня лежала неподвижно. Пистолет её отлетел далеко в сторону.

Дима заткнул дуло за пояс.

Таня приподняла голову.

Пошатываясь, привстала.

Из ошарашенной толпы появился Игорь. Вид у него был – словно это его убили только-что. Игорь внимательно, не отрываясь, смотрел на Таню... И он был единственным здесь, кто знал, что именно произойдёт в следующее мгновение.

...Дима Григорьев сделал шаг к Тане. Он и понять не успел, как пистолет, торчавший у него за поясом, вдруг оказался в Таниной руке.

...Два выстрела, один за другим, ударили гулкой раскатистой канонадой. Две гильзы, одна за другой, выпрыгнув, упали на землю.

Получив точную пулю в сердце, Альберт ударился спиною о стену выкрашенного забора.

И тут же получил вторую пулю. Опять в сердце.

– Вот теперь всё, – прошептала Таня, уронив пистолет.

И лицом рухнула в мягкий сырой песок.

Таня была мертва. Альберт – тоже.

...Раздался крик – надрывный, нечеловеческий, страшный.

Это кричала Оля. Она упала, обхватив тело Альберта руками и изо всех сил трясла. Её белоснежная свадебная фата была вся перемазана кровью.

Игорь подошёл к Тане. Опустился на корточки. Осторожно и со страхом потрогал пальцами её волосы, лицо. Потом вздрогнул и обернулся, увидев рядом опера Диму Григорьева.

– Ты понимаешь, я надеюсь, – сухо выговорил тот, – ни одной строчки ни должно появиться в завтрашней газете о том, что здесь произошло. Ни одной строчки.

Словно бы в полусне, не понимая, смотрел Игорь на Диму Григорьева. Тот молчал. Игорь поднялся на ноги.

– Это не ко мне, – сказал он. – Это к ним. А я уезжаю. Сегодня уезжаю. Насовсем.