Текст книги "У Кошки Девять Жизней"
Автор книги: Александр Бондарь
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава 7
Ресторан «Южный» был местом, где собирались люди из группировки Седого. Заглядывал сюда и Альберт со своими ребятами. Альберт покровительствовал Седому, хотя тот был вором в законе, а Альберт не был. Точнее, Альберт и Седой покровительствовали друг другу. Седой пользовался серьёзным уважением в бандитском мире не только Нальчика и окрестностей, а у Альберта были свои карманные люди среди представителей власти любого уровня, в том числе в милиции, в прокуратуре и в суде. Альберт был нужен Седому, а Седой Альберту.
Здесь, в "Южном" иногда случались шумные вечера. Седой и Альберт не участвовали. Всё происходило без них. Стоило одному подогретому джигиту задеть словом другого, и ссора вспыхивала тут же. От высказываний быстро переходили к делу. Тогда здесь летали ножи, стулья, гремели выстрелы. Иногда на полу оставалось лежать несколько трупов. Милиция, дежурившая у входа в ресторан, не вмешивалась. Только если действительно убивали кого-нибудь, то уже спустя пару часов, с нарочным опозданием, приезжала опергруппа. Эксперты осматривали труп (или же трупы), оперативники опрашивали немногочисленных свидетелей и составляли никому не нужный протокол. Дело потом парилось несколько месяцев на столе у какого-нибудь следователя и, отлежав срок, списывалось в архив, как нераскрытое. Но убийства в "Южном" случались редко. Да и столы тут летали не каждый вечер.
Альберт здесь бывал если и не каждый день, то довольно часто – три-четыре раза в неделю. Ему особо не нравился мордобой, хотя при необходимости он мог съездить по чьей нибудь физиономии. Но обычно, если драка вспыхивала в его присутствии, он разнимал и быстро гасил конфликт. Альберт ходил в ресторан не драться. Он любил выпить, станцевать что-нибудь под зажигательную горскую мелодию и, хотя не был чревоугодником, получал удовольствие от хорошего сытного обеда из кавказских блюд, заряженного русской водкой и грузинским сухим вином.
Однако сегодня ему было не до обеда и не до выпивки. Альберт сейчас пил только минеральную воду. Была назначена стрелка, и предстоял серьёзный базар. Здесь уже находилось несколько человек из группировок Альберта и Седого. Вместе с ними сидел Дима Григорьев – опер из уголовки. Дима был "карманным стволом" Альберта – выполнял для хозяина грязную работу. Он хорошо стрелял и умел поработать кулаками. Если нужно было от кого-нибудь технично избавиться, Дима никогда не отказывался. Он всё делал художественно и аккуратно, а после также аккуратно заметал следы. Здесь, в "Южном", на посиделках, Дима знал своё место. Он никогда не начинал говорить первым – больше молчал и больше слушал.
Седой только что появился. Он присел важно и достал из кармана золотую зажигалку, украшенную бриллиантами. Закурил, сверкнув швейцарскими часами на запястье. Бросил пачку на стол. Затянулся. Весь его вид говорил, что Cедой приготовился слушать.
Это был крепко сложенный, плотный мужик, лет сорока пяти, действительно седой, с сухим, неприятным лицом. Седой никогда не улыбался. Может, и улыбался когда-нибудь, но никто этого не помнил. Седой был настоящим, классическим, вором в законе. Он не служил в армии, и большую часть своей нелёгкой жизни провел на "зоне". Седой знал отлично воровские законы и никогда не отказывался выступить третейским судьей, если только возникала надобность. Он очень ценил то положение, какого добился в воровской среде и считал, что "жизнь удалась". Хотя именно жизнь, сама жизнь в уголовном мире – она ценится до невозможного мало, и блатные редко заканчивают её у себя дома, в постели. Времена менялись, и Седой видел, что его власть уходит от него постепенно. Уходит к таким, как Альберт – к тем, у кого есть деньги, кто связан с сильными мира сего, с государством, которое, в сущности, является продолжением, верхним этажом воровского мира. Всё менялось, и сам Седой хоть и брезговал общаться с "погаными ментами", навроде Димы Григорьева и не имел с ними принципиально никаких дел, но всё-таки терпел их общество, терпел, понимая, что ещё лет пятнадцать назад терпеть бы не стал.
Поводом для сегодняшнего собрания стало неприятное для всех происшествие: вчера вечером, в центре города, в кафе "Арагви", завалили Гасана Тешева – лидера дружественной Альберту группировки. Четыре пули Гасану в живот сделал Валера Саркисян – один из лидеров местных карабахских армян. Валера сам был из Карабаха и дёрнул оттуда, как только запахло палёным, дёрнул, не дожидаясь больших и серьёзных событий. Количество беженцев из Карабаха со временем увеличилось. В городе уже открылось несколько армянских магазинчиков и кафешек, а сам Валера держал шесть торговых лотков. Что случилось в "Арагви", и почему Валера застрелил Гасана, было пока не ясно, но дело могло выйти в жуткую кровавую череду взаимных вендет. Ни Альберт, ни Седой не были заинтересованы в таком повороте. Поэтому они и собрались сегодня здесь, в "Южном".
– Я говорил а Асланом, – начал Альберт. Аслан – это был родной брат Гасана. – Он сказал, что будет мочить всех армян и Валеру первого.
– С Валерой говорил? – спросил Седой.
– Нет, не успел. Я с ним поговорю.
– А, может, нам самим тихо замочить Валеру? – предложил Вова – крепыш с угрюмой кабаньей мордой, правая рука Седого.
– Рано, – сказал Седой. – Подождём.
– Я думаю, его замочить надо будет. В любом случае. – Это сказал Альберт. – Если начнётся че-то серьёзное, мы так и так подпишемся за Аслана.
– Интересно, а чё менты говорят?
– Менты? – Альберт посмотрел на Диму. – Что говорят менты?
Дима чуть-чуть привстал, поёрзал в кресле.
– Валера дал несколько штук баксов заму начальника следственного отдела.
– Заму начальника?
– Магомедову.
– Он на Валеру работает?
– Магомедов на всех работает. Кто даёт, на того и работает. Дела этого даже в сводке нет – Магомедов постарался. Наши менты дали тихое указание газетам: ничего об этом не писать – чтобы ни строчки нигде...
В этот момент в зале появился Миша. Он быстро подошёл к столу.
– Руслан, – сказал он. – Руслана завалили.
– Чё?.. – Альберт вытянулся и откинул голову. – Чё ты сказал?
– Завалили Руслана. – Миша присел. Вытер лицо. – Я был там. Рядом с люстрой висит.
Седой опустил сигарету в пепельницу.
– Если это Валера... – сказал он, – это... – Седой кивнул, – напрасно он это сделал...
Альберт наклонился, помрачнел.
– Миша, – сказал он. – И Гена. Пойдём к Валере. К нему в офис. Побазарим с ним. Если что – там же и положим. А ты, – Альберт повернулся к Диме, – займись этим делом.
Седой затянулся. Медленно выпустил из себя дым. Альберт посмотрел на него внимательно. Седой молчал. Даже не глянул на Альберта. Альберт не видел темноволосую девушку в чёрной джинсовой куртке. Она сидела за столиком в самом углу и пристально, внимательно наблюдала за ним.
Глава 8
Магазин «У дяди Армена» смотрелся обычным частным магазинчиком. Внутри было расставлено барахло неясного происхождения: от телевизоров, магнитофонов и видео до обуви, брюк и джинсовых курток. Вообще всё: игральные карты и пластмассовые индейцы, презервативы и женские колготки, красная икра и импортная водка, плакаты и видео– аудиокассеты, лосось и крабы в банках, коньяк и «„Советское шампанское“». Сам хозяин – крупный пузатый армянин с отъетой физиономией, разговаривал сейчас с покупателем, который принёс назад сапоги, купленные на прошлой неделе – у них уже треснула подошва.
– Я тебе говорю – мы не принимаем назад. Написано вон. – Дядя Армен ткнул жирным пальцем в табличку на стене, извещавшую, что "проданные вещи обратно не принимаются и не обмениваются".
– Ну как же так? – бедно одетый мужичок качал головой. – Ну, как же так? Они же, ведь, новые совсем. Я их и неделю не носил...
– Ударил, наверное. – Дядя Армен отвернулся, давая понять, что разговор ему наскучил. – Прыгнул, может... Аккуратнее надо носить.
– Ну, как же так?.. Как прыгнул? – мужичок чуть не плакал. – Как же так?.. Ну, хоть половину, хоть треть денег верните...
– Сказал я уже – не верну ничего. Носить надо аккуратнее. Ты, что – по-русски не понимаешь?
Дядя Армен повернулся и с интересом оглядел русого мужичка в худом потрёпанном пиджачишке.
В магазин вошла накрашенная девица. Она принялась изучать прилавок.
– Давай, давай отсюда! – Дядя Армен помахал рукой на русого мужичка, как если бы тот был беэдомной шелудивой собакой. – Не стой тут!
Мужичок повернулся и, прижимая к себе сапоги, не оглядываясь, вышел.
Девица купила шоколадку и пачку презервативов. Она ещё стояла у прилавка, когда следующие три посетителя заставили дядю Армена сильно побледнеть.
Первым вошёл Альберт. Потом Миша с Геной. Дождавшись когда накрашенная девица выйдет, Гена взялся за дверную ручку. Он не впустил следующих покупателей как раз оказавшихся у двери.
– Переучёт, – сказал им Гена мрачно, закрывая дверь на щеколду.
Дядя Армен потёр пальцами затылок. Перевёл дыхание.
– Нам нужен Валера, – сказал Альберт, подойдя к стойке, – Мы с ним только поговорим и пойдём.
Валера был совладельцем магазина. Он здесь бывал по нескольку часов каждый день.
Дядя Армен опять потёр затылок.
– Его нет, – сказал он. – Я не знаю, где Валера. Со вчера не появляется.
Альберт посмотрел в пол. Прошёлся по магазину. Поднял глаза и осмотрел внимательно шмотки, расставленную аппаратуру.
– А если мы тебе тут немножко всё перевернём? – спросил Альберт очень спокойно. – Что ты на это скажешь?
Дядя Армен потёр рукой затылок.
– У меня с Валерой никаких дел нет, правда...
Альберт наклонился и, схватив видеомагнитофон, который лежал прямо за прилавком, что было силы с размаху саданул его в экран телевизора "Sоnу". Раздался треск, грохот. Из подсобного помещения вышел охранник – молодой накачанный армянин. То, что произошло следом за этим – произошло быстро. Охранник выдернул пистолет, и всё вокруг разорвал грохот выстрелов.
Миша и Гена опустили стволы. Альберт молча рассматривал два тела, распластанные на полу. У дяди Армена точно напротив сердца виднелось тёмное пятнышко. У охранника всмятку был разворочен череп.
– Напрасно, – тихо сказал Альберт. – Напрасно. Не надо было этого делать.
Ударил выстрел, и Гена свалился на пол. Миша, пригнувшись пустил две пули в проход, который вёл в подсобку. Потом он и Альберт перемахнули прилавок. Альберт, держа пистолет в вытянутой руке, выбил ногой дверь и оказался внутри. Из глубины послышались топающие шаги. Альберт с Мишей бросились туда.
Выскочив на улицу, они увидели убегающего человека – тот пересекал двор. Ещё две секунды, и беглец скроется за углом дома. Миша остановился, вскинув руку, на миг замер и выпустил следом две прицельные пули.
Убегавший с силою шмякнулся щекою о белую кирпичную стену. Цепляясь за неё пальцами, съехал вниз.
Не опуская стволов, Альберт с Мишей подошли ближе. Армянин был мёртв. Рядом валялось вымазанное кровью дуло.
Появился Гена. Он зажимал простреленное левое плечо, держа в окровавленных пальцах наполовину разряженный парабеллум.
– Это не Валера, – сказал Альберт, глядя на убитого.
Он злобно выругался и с силой пнул ногой окровавленное мёртвое тело.
Глава 9
Когда Оля проснулась, солнце било в окно. Она зажмурилась и опять открыла глаза. Потом полежала несколько минут, перебрав в голове разные свои мысли, после чего проворно вылезла из постели. Оля подошла к окну и... замерла: внизу, на тротуаре, ярко-красными гвоздиками было выложено – «Моя королева – самая прекрасная из всех.»
Цветы лежали аккуратно один к одному, слова отлично читались.
Оля закрыла глаза. Всё это было так невероятно, так фантастично, так похоже на сон, на сказку. Оля вспомнила красивого горца с длинными, уже чуть седыми волосами, и сразу всё поняла. Не Вася же это в конце концов. Такое стоит кучу, просто уйму денег. Даже уму не постижимо – сколько. У Васи же если когда и появляются в кармане рубли, то хватает их обычно ровно на одну бутылку.
"Моя королева – самая прекрасная из всех..."
Вдруг появилось сомнение: а если это не ей? Мало ли королев живёт в девятиэтажном доме. Оля нахмурилась. Ошибиться ей не хотелось.
Но тут всё стало ясно. Оля заметила длинноволосого горца. Тот вышел из-за угла. Поднял глаза кверху и увидел её в окне. Альберт остановился, всматриваясь. Потом, упав на одно колено, он приложил руку к груди.
– Оля! – закричал он. – Королева! Моя королева! Прекраснейшая из всех королев!
Оля отошла от окна. У неё кружилась голова. Сердце билось так сильно, что, казалось, сейчас выпрыгнет.
Минуты две она стояла так. Зазвонил телефон. Оля медленно и нерешительно взяла трубку.
– Да...
– Оля! – услышала она. – Прекрасная королева Нальчика! Оля, я хочу
вас видеть!
Она сделала над собой усилие, чтобы не засмеяться.
– Зачем? Зачем вы хотите меня видеть?
– Видеть! Просто посмотреть на ваши глаза, на вашу улыбку,
послушать ваш смех...
Тут уже Оля прыснула.
– Можете... можете слушать мой смех так... по телефону....
– Напрасно вы... – очень серьёзно сказал Альберт, – напрасно вы смеётесь.
– Вы очень смешной, – сказала Оля, успокаиваясь. – Правда, вы очень смешной. Не обижайтесь...
– Оля, – сказал Альберт, – Оля, вы пойдёте со мной в ресторан? Сегодня вечером?..
Оля замялась.
– Сегодня вечером? В ресторан?..
Она определённо не знала, что ответить. Одна половина её уже
направилась в ресторан с Альбертом, другая – ещё продолжала раздумывать над предложением.
– Я, наверное, буду занята... – сказала Оля так нетвёрдо, что и
сама себе не поверила. Альберт тем более.
– Оля, идёмте. Прошу вас.
– А что... – она вдруг решилась. – А что будет потом? Что будет после ресторана?
– Оля! – голос у Альберта прозвучал оскорбленно. – Вы хотите обидеть меня. Вы хотите меня обидеть... Вы для меня лучшая из девушек, и, когда вы пытаетесь обидеть меня... поверьте, это больно.
– Простите, – сказала Оля. – Но вы не ответили на мой вопрос...
– Оля... – сказал Альберт серьёзно и как-то по-философски грустно, – Оля, я – мужчина. А мужчина пальцем к женщине не прикоснётся, если она этого не хочет. Вы не знаете этого – просто мужчин не видели.
На этом месте Оля хотела засмеяться. Но... что-то помешало ей. Оля молчала. Альберт прочитал это молчание, как согласие.
– В семь часов, – сказал он, – я за вами заеду. В семь часов – подходит?
– В семь часов... – Оля мялась. – Не знаю...
Она действительно не знала.
– Я приеду за вами.
– Хорошо, – Оля сказала быстро и положила трубку.
Она подошла к зеркалу. Стояла и внимательно смотрела на себя. Ей стало страшно. Страшно вот за это лицо, за эти глаза, за эти пышные волосы. К чему всё идёт? Чем кончится? Может ли такое закончиться хорошо?
Глава 10
Был полдень. Альберт сидел за столиком в «Южном». Перед ним стояла чашка кофе, в пальцах Альберт держал косяк с анашой.
Он мог спокойно курить марихуану в общественном месте – законы писаны не для всех.
Несколько лет назад анаша была для Альберта всем. Тогда он
только что освободился из лагеря, и водка не помогала забыться, уйти
из мира по-настоящему. Только косяк выручал...
Альберт уже начал дремать, когда услышал лязгание замка. Тяжёлые гулкие шаги охранника по коридору не будили его, но вот к скрежету замка Альберт привыкнуть не мог.
Он увидел двух конвоиров и с ними Карташова – здоровенного мужика с постоянно слезящимися глазами.
Такой визит в двенадцать ночи ничего хорошего означать не
мог. Про Карташова знали, что он начисто игнорировал общество женщин, а вот к мужчинам был неравнодушен. К нему в кабинет конвойные то и дело водили кого-нибудь. Карташов предпочитал молодых и женоподобных. Хотя для разнообразия мог побаловаться мужиком постарше, помужественнее.
Начальник тюрьмы никогда не прибегал к открытому насилию. Просто обьяснял очередной жертве, что выбора по сути нет. Выбор – это пуля конвойного в спину с последующей записью: "Убит при попытке к бегству".
Полгода назад один попытался проявить непослушание.
Карташов лично пропорол ему ломом живот и дал чёткое, внятное указание: не зашивать. Окровавленного зека отвели в камеру, где тот и скончался через несколько дней.
Сейчас Карташов зашёл внутрь, оглядел всех. Увидев Альберта, мягко прищурился. Кивнул конвойным. Те подошли к Альберту.
– Давай, встал!
Альберт поднимался, чувствуя, как у него холодеют все
внутренности.
Когда его вели по длинному и пустому коридору, очень хотелось разбежаться и что есть силы броситься лбом на твёрдую гладкую стену. Ноги начинали неметь, спина вспотела.
Альберта привели в кабинет Карташова. Здесь он увидел
большой удобный диван рядом со столом. Конвойные ушли.
– Давай, – сказал начальник, – раздевайся. Сделаем всё быстро, и пойдёшь спать. – Он снял с себя мундир. – А то я уснуть не могу – переработался сегодня.
Альберт не шевелился. Карташов тоже застыл.
– Эй, товарищ! – крикнул он. – Уснул что ли? Два раза тебя приглашать? По-быстрому давай. По-солдатски. В армии, что ли, не был?
Прошло с полминуты, и, поскольку Альберт не двигался и не
отвечал, то начальник шагнул к нему и дал сильно под дых.
– Глухонемых я не люблю, – сказал Карташов. – Глухонемые у меня в карцере отдыхают.
Альберт, согнувшись, лежал на полу. Он задыхался. Карташов обошёл его сзади и со всей дури засветил пяткой своего кованого сапога между лопаток.
Сознание у Альберта погасло. Всё пропало, ушло в кроваво-
красный туман. Когда очухался, то увидел перед собою лицо
Карташова.
– Ладно, друг, – сказал он. – Выбирай быстро: либо делаешь, что я хочу, либо сдыхаешь. Либо то, либо это.
Альберт приподнял голову. Изо рта у него потекла кровь.
– Всё ясно, – сказал Карташов, нахмурившись. – Видно ты
дурак. Другие будут умнее.
Он нажал кнопку, и в кабинет вошли двое конвоиров.
– Во двор его, – сказал Карташов.
Конвойные вытащили спотыкающегося, бледного, с
окровавленными губами зека и поволкли его из здания в тюремный двор. Сзади шёл Карташов.
– Здесь ты сдохнешь, – сказал он.
Конвойные воткнули в землю четыре столбика – на должном расстоянии один от другого. Альберта, пихнув на землю, приковали к каждому столбику за руки и ноги.
– Запомни, – сказал Карташов, наклонившись. – Запомни на всю жизнь – на столько часов, сколько тебе останется. Запомни: здесь один пахан – я. Других нету.
Он развернулся и ушёл. Ушли и конвойные.
Альберт лежал очень долго. Дикий холод. Спина отмёрзла, пропало ощущение времени. Утром Альберт увидел зеков – они ходили вокруг него, словно какая-то странная безостановочная карусель, но всё это было уже неясным, нечётким; оно гасло и появлялось опять...
Очнулся Альберт в грязной палате. Он начал восстанавливать в памяти случившиеся с ним события и постепенно дошёл до осознания факта, что Карташов помиловал его, сохранил жизнь...
Почему? Видимо, Карташову так захотелось. Просто захотелось, и всё.
... С тех пор прошли годы. Альберт теперь почти не прикасался к марихуане. Только иногда закуривал.
Сейчас, закончив косяк, он бросил его в недопитый кофе и встал из-за стола. Оставил на столе деньги и, не дожидаясь официанта, направился к выходу.
На улице Альберт увидел пожилого человека в сером пиджаке и с орденскими планками. Пётр Степанович, собравшись с духом, быстро подошёл к нему.
– Здравствуйте, – сказал он, пристально разглядядывая лицо кавказца, – мне надо ... мне надо поговорить с вами.
– Хорошо, – Альберт кивнул. – Идёмте.
К нему иногда приходили те, кто искал справедливости,
которой не находил в милиции или у местных властей. Альберт
привык к таким посетителям и обычно старался помочь. Он жалел
работяг, вынужденных влачить жалкую жизнь в ожидании всеобщего
счастья.
– Мою дочь изнасиловали, – сказал Пётр Степанович, выговаривая эти слова напряжённо и с трудом, словно бы перешагивая через что-то. – Она убила себя. Я хочу... Я хочу, чтобы эти подонки ответили...
Альберт остановился. Он уже слышал эту историю.
– Как её звали? Вера?
– Да ...
Альберт кивнул.
– Я разберусь ... разберусь с ними.
Пётр Степанович быстро достал из кармана и протянул
Альберту деньги. Альберт отодвинул его руку.
– Отец, – сказал он, – иди домой. Я разберусь.
Альберт, не задерживаясь, сошёл вниз по ступенькам кафе и через минуту уже пропал за углом большого здания.
Глава 11
Валера Саркисян ещё с детства придерживался очень низкого мнения о человеческой породе. «Человек – это самый мерзкий животный вид,» – думал Валера. Но никому этого не говорил.
У Валеры был катастрофически маленький рост и женоподобное лицо. Он этим мучился. Мучился он и от своих не совсем обычных наклонностей. Так, женщины, девушки, даже самые красивые, самые сексуальные среди них, не производили на Валеру ровно никакого впечатления. Зато вид мужественного крепкого юноши заставлял сердце сладко сжиматься.
Больше всего на свете Валера боялся, что вдруг кто-нибудь случайно узнает об этом. Он ещё в школе занимался боксом и борьбой. Его вся округа знала как самого безжалостного, жестокого хулигана. В драке Валера всегда старался выбить зуб или поставить смачный здоровенный фингал под глазом. Парни постарше и покрупнее Валеры старались избегать его.
Сидя в компаниях, он мог часами рассказывать о своих донжуанских похождениях. Не только мнимых. Валера умел добиваться расположения представительниц этого пола. Женщины не волновали его чувств, не вызывали эмоций. Валера беззастенчиво лгал, изображая влюблённость. Добивался ответа он методично, рассчетливо, хладнокровно. Его истинная любовь – соседский парень Ашот ни о чём не догадывался.
Валера уяснил чётко – дружбу можно купить, как и всё остальное на этом свете. Стоит она недорого. Человек ценит мелкие подарки, особенно, если они не кидаются свысока, а делаются с видом самого искреннего и самого дружеского расположения.
– Пацаны, – говорил Валера после тренировки (он был записан в секцию бокса), – у меня рубль есть. Идёмте, поедим.
На самом деле, у Валеры было больше, чем рубль. Но рубль – это лимит: тратиться серьёзнее он считал пустым и глупым.
По характеру Валера был вспыльчивым, злобным и мстительным. Помнил обиды он долго, ненавидел до глубины души и не притворялся, когда, услышав что-нибудь резкое, бледнел и хватался за нож или за дуло – что раньше попадалось под руку. Зачем Валера убил Гасана – он этого не знал и сам. Здесь были и триста грамм "Столичной" и ужасное настроение с самого утра и усмехающаяся физиономия самого Гасана и его обидные речи – всё было. Но лучше бы не убивать. Валера и сам не понял, как в руке у него оказался пистолет, и как прогремели один за другим выстрелы.
Теперь он не знал, что ему делать. То, что Аслан не успокоится – очевидно. И выход только один – замочить Аслана. А после – уже после, пробовать заключить мир.
Когда Валере стало известно, что Альберт и двое его людей побывали у дяди Армена в магазине и перестреляли там всех, Валера нахмурился. Альберта он не простит. Будет ждать столько, сколько понадобится. Рассчитается при случае. Но пока нельзя. Пока рано.