Текст книги "У Кошки Девять Жизней"

Автор книги: Александр Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 24.

Известия о кончине и Аслана и Седого Альберт получил одновременно. Утром ему позвонил Гена.

– Седого замочил не Валера, – уверенно заявил он.

– А кто?

– Не знаю, кто, но это – не Валера точно.

– А кто замочил Руслана? Мы до сих пор не выяснили...

– Ладно. Чё делать будешь?

– Разберусь с Валерой, – спокойно ответил Альберт.

– Кончишь его?

– Да. Хватит уже. Пора... И ещё... это... Насчёт Седого не распространяйся, что его опустили. Мало ли? Кому там какое дело?

– О чём базар? Не буду, ясно...

– Ладно, давай...

Альберт положил трубку и, протянув руку, отключил телефон.

Он попытался заснуть, но понял, что не сможет. Он представил себя в такой роли: лицом вниз, штаны спущены, задница разрывается... Кто бы мог вообразить? Конец коронованного вора в законе...

Ещё он подумал о том, что у Седого очень много друзей по всей России, и все они сейчас съедутся в Нальчик. Предстоят большие события. Среди близких товарищей покойного: люди из окружения московского мэра, известный питерский бард, популярный российский кинорежиссер, знаменитый украинский боксер, а также кое-кто из команды Виктора Ющенко...

Даже если и не Валера сделал это, его всё равно надо замочить. Надо. Во-первых, для профилактики, а, во-вторых, смерть Седого – слишком серьёзное событие в жизни этого небольшого южнороссийского городка, и кто-нибудь должен за эту смерть ответить. Не так важно, кто... Но кто-нибудь должен.

Альберт включил радио. Передавала местная нальчикская радиостанция.

– ... с приходом "Студенческой весны" в Нальчике потеплело, повеяло ароматом первых весенних цветов, природа, казалось, только и ждала начала нашего фестиваля. В минувшую субботу зрителям пришлось запастись терпением...

Он подошёл к окну и задумчиво посмотрел вниз.

– ...Программа состояла из двух частей. В первую вошли в

основном фольклорные номера. Здесь были блестяще исполнены народный танец "Кафа", чеченский танец и "Парный исламей". Оригинальным было и приветствие спортсменов. Ребята хорошо держались на сцене, шутки были остроумны и к месту...

Альберт вспомнил, что он выключил телефон.

– ... Тема любви не перестает волновать студентов-иностранцев. В прошлом году они представили любовь по-кабардински, по-балкарски и т.д. В этом году, вероятно, по причине неисчерпаемости этой темы, мы имели возможность увидеть любовь по-итальянски, и ещё раз убедились в бессмертии любви между Ромео и Джульеттой (это, вероятно, была любовь по-английски, переделанная на кавказский лад)...

Стоило Альберту подключить телефон, как тот зазвонил. Альберт выключил радио и снял трубку.

– Да. Алло.

– Привет, – это был Дима Григорьев. – У меня есть для тебя новости. Насчёт смерти Миши.

– Давай... – Альберт опять подошёл к окну. Смотрел, как внизу медленно и неторопливо копошится город.

– Я выяснил кое-что. Миша и парень из ФСБ там были не одни. Ещё туда вошла девушка. Она вошла сразу за Мишей, и после фээсбэшника. Интересно, правда?

– Интересно, – согласился Альберт.

– У меня есть изображение этой девушки – фоторобот; составили по словам вахтёра, который её пропустил.

– Ты знаешь? Знаешь эту девушку?

– Я – нет. Ты знаешь...

– В каком смысле?

– Будешь в "Южном" сегодня?

– Буду.

– Во сколько?

– Вечером. В шесть – в семь...

– Приходи. Я покажу тебе фоторобот.

Альберт хмыкнул в трубку.

– Ну, хорошо. Давай. До вечера.

– Пока.

Альберт положил трубку и опять включил радио. Какая-то девушка, фээсбэшник, смерть Миши... Он не хотел об этом думать сейчас. Его гораздо больше занимал теперь Валера, и ещё – жуткая и странная смерть Седого. Ему интересно было: чем всё это в итоге закончится.

Глава 25.

В «Южном» ещё было пусто. На часах – пять ровно, и публика только-только начинает подтягиваться.

Но Альберт уже сидел тут. Он пришёл раньше, чем обещал. Альберт позвонил Оле и должен был встретиться с ней сегодня, в восемь вечера. Сейчас мысли его плавали: плавали между Олей, Валерой и загадочной смертью Седого. Но Оля уже начинала вытеснять остальных.

Появилась Таня. Она вошла тихо и села за столик с самого краю, как обычно, ни глядя ни на кого вокруг... Оля исчезла, вытерлась.

Альберт быстро поднялся, сунул в карман сигаретную пачку и направился к Таниному столу.

– Здравствуй, – он уселся напротив неё.

– Привет.

Таня даже не подняла глаз. Она затянулась сигаретой и бросила зажигалку на стол.

Только тут Альберт заметил, что щёку у девушки украшает синяк, тщательно припудренный. Он нахмурился, но ничего сказать не решился. Несколько секунд Альберт собирался с мыслями. Потом всё-таки произнёс:

– У тебя... у тебя всё в порядке?

– У меня всё отлично.

И Таня глянула на него – очень спокойно, уверенно, и Альберт понял, что даже если и случилось что-то – рассказывать Таня ничего не будет.

Краешком глаза он увидел Диму Григорьева. Дима вошёл в ресторан. Он неподвижно стоял у входа и смотрел на Альберта. Тот вспомнил: Дима собирался показать ему фоторобот какой-то там девушки.

Альберт встал.

– Сейчас, – сказал он Тане. – Я сейчас вернусь.

Дима внимательно, пристально смотрел на Таню. Потом отвернулся. Когда подошёл Альберт, Дима махнул ему рукой.

– Идём?

– Что? Что у тебя там?

В вестибюле Дима достал рисунок. Показал его Альберту. Молча, изучающе, глядел на хозяина. Альберт тихо побледнел. Он схватил листок пальцами.

– Узнал? – спросил Дима.

Не узнать было нельзя. С милицейского фоторобота серьёзно и настороженно смотрело отчётливое лицо Тани – девушки, которая сидела сейчас за ресторанным столиком.

Альберт сунул листок в карман.

– Всё! Свободен! – приказал он. – Я сам разберусь! Иди!

Альберт вернулся в зал, оставив Диму стоять в вестибюле. Таня сидела всё там же, без выражения рассматривая кончик своей сигареты. Альберт подошёл к столику и присел, не сводя с неё глаз.

– На кого ты работаешь? – вдруг спросил он.

Таня удивлённо подняла глаза на Альберта.

– О чём ты?

Альберт покачал головой.

– Не играй со мной в игры. Это плохо для тебя кончится. Ты работаешь на ФСБ?

Таня не отвечала. Она опять разглядывала кончик дымящейся сигареты. Потом сказала:

– Нет. Не на ФСБ. На себя.

Альберт молчал. Таня подняла глаза.

– На себя, – продолжала она. – Помнишь Марину?..

– Марину?..

– Да. Она была моей сестрой. Я работаю на себя, и ты умрёшь точно так же, как уже умерли твои хлопцы – Руслан и Миша. Руслан – это номер один, Миша – номер два, ты – номер три. Всё очень просто.

Альберт помрачнел. Он смотрел в скатерть.

– Ты убила Руслана?

– Я.

– И что, – Альберт глянул на неё, – всерьёз расчитываешь уйти отсюда живой?

Таня кивнула.

– Рассчитываю. И уйду.

Альберта слегка ошарашила та уверенность, с какой это было сказано.

– Как? – спросил он. – Как ты отсюда уйдёшь?

– Ногами.

Альберт покачал головой.

– Посмотри вниз, – сказала Таня. – Под стол.

Только тут Альберт заметил, что сигарету Таня держит в левой руке, а правая у неё – под столом. Он понял.

– Загляни под стол, – повторила Таня. – Приподними скатерть. Но только аккуратно. Помни, что случилось с твоим другом Ахмедом.

Альберт не забыл. Он внимательно-испытывающе глядел на Таню: как та медленно, левой рукой, опустила в пепельницу недокуренную сигарету. Потом приподнял скатерть. Всё правильно: пистолетное дуло, украшенное набалдашником, смотрело ему в глаза.

Альберт опустил скатерть и откинулся в кресле.

– Тогда почему ты не стреляешь? – спросил он.

– Рано, – ответила Таня. – Ты умрёшь тогда, когда исполнится срок моего приговора.

– И когда он исполнится?

– Тогда, когда твоя жизнь будет тебе дорога по настоящему. Не так, как сейчас. По настоящему дорога. Самый счастливый твой день закончится твоей смертью...

Альберт покачал головой.

– Ты охренела. Не понимаешь – кто ты, и кто я...

– Понимаю. – Таня встала. У меня хорошая реакция. Шевельнёшься – получишь пулю. А поэтому сиди тихо.

Она отошла от стола. Рука её лежала в дамской сумочке, где, очевидно, прятался пистолет. Альберт повернул голову. Таня находилась у него за спиной, и он чувствовал, что краем глаза она за ним следит. Одно движение, и Таня разрядит в него пол обоймы. Альберт не стал испытывать свою везучесть.

Таня вышла, распахнув дверь. В вестибюле она увидела Диму Григорьева. Дима выхватил пистолет, но Таня нажала курок раньше. Дима свалился на пол. Пистолет его полетел в сторону.

Через минуту дверь раскрылась, и в вестибюль вбежал Альберт с пистолетом в руке.

Дима был жив – пуля вошла ему в грудь, ниже плеча. Он приподнялся и, тяжело дыша, сел.

Тани здесь уже не было.

Глава 26.

Вася пил водку. Он пил её уже третий день. Пил, не переставая. Нажравшись, съезжал на пол. Потом отсыпался, прямо тут, под столом, вставал и шёл в туалет. После этого продолжал снова.

Жизнь показала Васе самую мерзкую, самую отвратительную из своих физиономий. Ему сказали уже, что всё решено – Оля выходит замуж. И осталось обратиться к самой древней утешительнице неудачников – бутылке.

Но сам Вася считал, что его история ещё не закончена. Если он не сумел зарезать эту подлую, дешёвую тварь, то осталось последнее: засадить нож в её хахаля.

В пьяном тумане Вася раздумывал: наверняка он, хахаль – не такой уж гад, даже наверняка он – хороший парень; а почему нет? И в том, что случилось не виноват никто. Не виновата Оля, не виноват он сам. Просто люди – это дикие, кровожадные звери, бегающие по каменно-кирпичным джунглям больших и маленьких городов. Они прячутся, в темноте сверкая зубами, хватают и с аппетитом едят друг друга. "Добра" и "зла" нет. Нет в природе. Съешь ближнего своего, чтобы не умереть от голода. Съешь, чтобы жить самому. Съешь, или он съест тебя. Это жизнь. И это война. Бесконечная война каждого, которая начинается рождением и заканчивается смертью. Законы у этой войны – открыто подлые, но их придумал не Вася. Войну такую тоже не он придумал.

Протрезвев на четвёртый день, Вася понял – пора. Пора убивать.

Голова гудела. Хотелось повеситься. Но это – как всегда. Это – похмелье.

Вася разделся до пояса и пошёл в ванную. Здесь он мыл физиономию ледяной водой. Долго вытирался.

Наконец почувствовал, что привёл себя в относительную норму.

Дома никого не было: мамаша где-то гуляла вторую неделю. Или, может, сидела в милицейском отделении – такое тоже могло случиться.

Вася достал нож из кармана своих трудовых штанов. Нажал кнопку. Лезвие прыгнуло наружу. Он держал нож и смотрел на него несколько минут – привыкал. Лезвие дрожало. Вася сжал рукоятку сильнее: рука задёргалась ещё больше.

Он закрыл нож и спрятал его в кармане. Вернулся на кухню. Сел за стол. Здесь стояла бутылка водки, наполовину опорожнённая. Вася налил полстакана. Вдохнув и выдохнув, оглушил залпом. Потом сжал кулак. Разжал... Дрожь была уже не такой заметной.

Вася налил ещё полстакана.

Глава 27.

Игорь закончил уже свою обеденную сосиску с булкой и сейчас тянул приторно крепкий, ещё не остывший кофе. Он разглядывал иномарку, припаркованную на другой стороне улицы и думал о том, что, вот, у него такой машины, наверное, никогда не будет. Для этого нужно родиться заново: у толстого и лысого папочки с короткими кривыми ножками – банкира или премьер-министра чего-нибудь.

Потом вспомнил Таню. Он часто думал о ней в последнее время: вспоминал, как она смотрит, как говорит, как изредка улыбается...

Он не знал человека, сидевшего за соседним столиком, и понятия не имел, что тот внимательно за ним наблюдает.

...Майор Федеральной Службы Безопасности Петренко приехал в Нальчик позавчера. Он находился здесь абсолютно неофициально. У Петренко были свои, личные, счёты с Таней. Так он, по крайней мере, считал. Пуля, которую майор Петренко получил несколько лет назад под мостом, в Туапсе, напоминала о себе до сих пор. И он, наконец, понял: только убив, наконец, эту подлую, проклятую тварь, он сможет избавиться от жуткой, ноющей боли.

Узнав о том, что бывшая сотрудница ФСБ Таня Соколовская объявилась, вдруг, в Нальчике, и сотрудник, вычисливший её, в итоге погиб при очень странных и совершенно неясных обстоятельствах: Петренко понял: его час наконец пробил. Ни медля и не откладывая ни одного дня, майор Петренко взял отпуска за свой счет и отправился в Нальчик. Наконец-то! Справедливость восторжествует! И эта отвратительная, гнусная девка наконец-то получит своё – получит за все его земные и неземные страдания!

Сейчас он сидел за столиком в этом плебейском кафе и наблюдал за Игорем. Чёткого плана в его голове ещё не было: майор Петренко пока только осматривался в новом для него месте. Он хорошо знал, что несколько человек из ФСБ находятся сейчас в Нальчике, и заняты они тем же, чем и Петренко; но он, тем не менее, всё же не стал искать с ними контакта. Майор Петренко решил действовать в одиночку.

Он проглотил таблетку аспирина: подлая пулевая рана давала о себе знать ежедневно. Запил кофе и заел сосиской. Кофе ему понравился, а вот сморщенную и состарившуюся сосиску майор нашёл отвратительною – такою же отвратительною, как и вся его жизнь. А, вообще, люди, не зарабатывавшие столько, сколько майор Петренко, и вынужденные довольствоваться такой гадостью в качестве обеда, всегда вызывали у него брезгливое сострадание. Он сам, лично, предпочёл бы голодать, чем питаться словно какой-нибудь смерд. Но сейчас просто не оставалось выбора: вынужденную таблетку нужно было закушать, дабы не раздражать и без того замученный неправильным питанием желудок.

Петренко встал и подошёл к стойке – за очередной чашкой кофе. Сделав заказ, он направился в туалет, который находился как раз позади того столика, за которым сидел Игорь.

Когда, застёгиваясь и кряхтя, Петренко планировал уже выходить из уборной, он замер, вдруг, и остановился. Этот голос он бы не перепутал ни с каким другим голосом в мире. Петренко даже и не поверил вначале.

– ...чтобы проститься. Я думаю, мы не увидимся больше.

После короткой паузы майор Петренко услышал:

– Жаль. Жаль, что так всё... Я думал, я надеялся, что, может быть... что, может быть, ты остановишься, передумаешь...

Это явно был голос Игоря.

– Не передумаю. Поздно. Ты слышал про Руслана, про Мишу? Слышал, что с ними случилось?

– Это... это ты?

– Да.

– Плохо... Всё очень плохо...

– Неужели?

– Да. Очень плохо... А Альберт? Он...

– Альберт знает. Знает, что это я их.

Пауза.

– ...Знает. Я сама сказала ему.

– Таня, – Игорь не говорил уже, он шептал – но это был какой-то громкий и встревоженный шепот. – Таня, давай уедем. Давай вместе. Вместе отсюда уедем... Уедем навсегда из этого города. Давай, а?!..

Опять пауза.

– ...Но почему? Почему?

– Ты говоришь так, как будто хочешь сказать что-то – хочешь и не решаешься...

Снова пауза.

– Я люблю тебя, Таня. Очень, очень. Страшно люблю. Люблю так, как не любил ещё никогда и никого. Только тебя. И только один раз. Ты и представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю... Не можешь. Ты просто не знаешь. Не знаешь, что вот так любят... И давно. С самого первого раза – как только я тебя увидел... Веёь ты для меня не похожа ни на кого. Ни на кого в мире. Ты, ведь, заставила меня посмотреть на мир и на людей – на всё посмотреть совсем по другому. Я и сам теперь стал другим. Честное слово. Я не обманываю. Не веришь?

– Верю. Почему? Но только... только что это меняет?

– Ты воюешь с пустотой. Зло нельзя победить. Посмотри. Раньше в Нальчике хозяйничали несколько банд беспредельщиков – хозяйничали те, кто не признает вообще никаких, даже и воровских, законов. Они мочили постоянно друг друга. Мочили, не переставая. И вот тогда появился Альберт. Он и навёл порядок. В городе стало гораздо тише и гораздо спокойнее. Он – бандит, да. Но, вот, детский дом – где-то на Кубани – Альберт там вырос, в этом детском доме...

– Что, деньги жертвует?..

– Не то, чтобы жертвует – содежит. Практически содержит. Целиком. Без Альберта, без его денег, я не знаю... наверное, бы дети там с голоду умерли... Государство им там копейки даёт...

– Трогательная история. Сейчас заплачу.

– Как хочешь. Дело твое. Я Альберта не защищаю. Но ты подумай только: вот, если его не будет – то, что, порядок тогда настанет?.. Нет. Опять беспредел вернётся. Как и раньше всё будет. Ты думаешь, кто-нибудь за всё это тебе спасибо скажет? Не скажет. При Ельцине вся Россия жила под бандитами. А Кавказ – тем более. У них ментальность такая. Они и не понимают, что это – "закон", "право", "можно", "нельзя"... У кого нож длиннее и у кого кулак крепче – тот и главный. Что такое этика преступного мира, вообще? Да это – первобытная этика. Дегенерация, вобщем. Дорога в полуживотное состояние. А здесь, на Кавказе, люди живут всё теми же понятиями, что и три тысячи лет назад жили. Ничего здесь не изменилось. Внутри они – язычники. И их не исправили ни ислам, ни христианство. Альберт – он потому Альберт, что есть потребность в Альберте. И этой потребности – ей уже три тысячи лет. А ты, ты думаешь, что, вот, убьёшь Альберта и всё. Проблемы решились. Так ты думаешь? Робин Гуд – он появлятеся там, где нет власти, где власть не делает то, что должна, там, где закон не работает...

– Да мне наплевать, – ответила Таня тихо, но уже раздражённо. – Наплевать на всю эту твою философию. Робин Гуд – мерзавец. И я не знаю, был ли он когда-нибудь вообще. Жил ли когда-нибудь в Англии, в средние века, настоящий Робин Гуд – не знаю и знать не хочу. Но если и жил, то он точно был мерзавцем. И все эти "народные заступники" – разины и пугачёвы – все они тоже были мерзавцами. И Че Гевара – этот революционер-гомосек – он тоже был мерзавцем. Тот, кто убивает другого – он всегда мерзавец, а тот, кто убивает и при этом себя считает героем и рыцарем – то он вдвойне, втройне мерзавец. Вот и вся моя философия. Коротко и очень просто. Я не верю в благородных разбойников. Они для меня мерзавцы. А мерзавцев я буду уничтожать.

– Да я не про это. Я про другое совсем. Ты ведь не уничтожишь всех, кого ты считаешь мерзавцами – не сможешь их всех уничтожить. Тебя ведь они уничтожат раньше. Ты плохо кончишь – тебя убьют...

– Я знаю это. Знаю, что я плохо кончу... У кошки девять жизней.

– Что?

– У кошки девять жизней. Пословица английская. Кошка – это я. Меня в ФСБ так называли. Кошка. Это было мое имя.

– Кошка...

– А кошку нужно убить девять раз...

– Кошка... Уедем отсюда! Честное слово! Ну его – этого Альберта...

– Нет.

– Что ты собираешься делать?

– Альберт умрёт. Умрёт на своей свадьбе. У себя дома. В своём особняке...

– Ты охренела...

– И после этого я исчезну из Нальчика. Навсегда...

– Ты не выберешься живой из особняка Альберта. Да там братва соберётся чуть ни со всей России...

– Значит, не выберусь...

Ещё раз наступила пауза, довольно долгая. Петренко аж вспотел. Он достал пистолет из внутреннего кармана куртки, взвёл курок.

– ...Закрой глаза.

– На прощание?

– Да. Закрой глаза...

Через минуту Петренко услышал звук отодвигаемого стула. Он распахнул дверь.

Кошка-Таня успела опрыгнуть в сторону, и пуля, назначенная ей, разбила стекло. Майор Петренко сделал второй выстрел – пуля ударила в стойку, за которой сейчас спряталась Таня.

Продолжая целиться, он подошёл ближе... потом ещё ближе...

– Брось пистолет!

Петренко не успел надавить курок. Теперь он и Таня держали на прицеле друг друга.

– Опусти дуло.

Таня приподнялась с корточек, продолжая внимательно целиться.

– Опусти дуло...

– Хорошо, – Петренко кивнул. – Сразу... Ты и я... На счет "три"...

– Идёт...

– Один, два... три.

Оба ствола опустились одновременно. Не быстро, потихоньку.

Петренко перевёл дыхание.

– Теперь расходимся, – Таня шагнула назад.

Игорь стоял, остолбенев, вдавившись руками в стену. Он в первый раз в своей жизни увидел и услышал стрельбу так близко. Таня сделала несколько осторожных шагов: не говоря ни одного слова, она толкнула рукой дверь и выскочила на улицу.

Глава 28.

Вася не знал, где живёт Альберт. Ноги зачем-то принесли его к дому Оли. Холодная, уверенная решимость наполняла его, но, вот, только конкретного плана у Васи не было.

Он бродил взад-вперёд по двору дома и глядел на горящие окна. Вася не был сентиментальным человеком по характеру и никаких особенных эмоций он сейчас не испытывал. В душе жила только злость. Но не на Альберта, не на Олю и не на себя, конечно. А просто злость – холодная, одинокая и пустая.

Вася хорошо понимал, что Оля для него закончилась – закончилась навсегда и уже безвозратно. Ему было решительно всё равно, как она отнесётся к этому его поступку. Какая, вообще, разница?!

О себе он тоже не хотел думать, хотя и догадывался, что последствия будут самые неприятные. Вася по жизни уверенно считал себя человеком случайным, лишним, напрасно родившимся, ненужным вообще никому и полагал, что, покинув однажды эту грешную землю, он ничего не потеряет. Практически ничего. А засадить нож в ближнего казалось ему чем-то достаточно жутким, но в то же время – естественным. Человеку, ведь, всё равно умирать; какая разница – сейчас или позже?

А вообще, Вася был твёрдо уверен в одном: думать следует меньше. На любую тему. Думание отравляет жизнь. И отравляет сильно.

Увидев Альберта с Олей, Вася обомлел на одну минуту. Не мог сдвинуться с места. Потом быстро отошёл в сторону. Ни Альберт, ни Оля не успели заметить его: они были заняты друг другом.

Оля зашептала что-то, обняв Альберта, прижалась к нему, губы их встретились... Вася скрипнул зубами. Теперь уже не просто злость – ненависть заклокотала в нём. Внутри сидел тигр. Тигр этот злобно ревел и царапался страшными, кривыми когтями.

Вася смотрел, как Альберт и Оля, стоя в стороне от фонаря, целовались несколько минут. Он достал нож. Выбросил лезвие. Пора. Момент пришёл.

Придавив упругое лезвие к грязной штанине, Вася шагнул вперёд. Он шёл, глядя на Альберта, насупясь и тяжело дыша. Он ничего не видел сейчас, кроме своей цели. Ничего вообще. Сейчас нанесёт он смертельный удар. Сейчас нанесёт.

Он подошёл близко, и Оля испуганно вскрикнула, отскочила назад. Нож вспрыгнул. Сверкнуло в темноте лезвие...

Сильные и крепкие пальцы сдавили ладонь Васи. Всё произошло быстро. Очень быстро. Это был телохранитель Альберта, внезапно появившийся из-за кустов. Вася остановился – он не ожидал этого. Нож его был уже в трёх сантиметрах от груди врага. Сейчас переменилось всё. Удар в челюсть – и Вася лежал на земле. Телохранитель спрятал в карман его нож. Достал пистолет.

Вася открыл один глаз: дуло – такое огромное, смотрело на него в упор. Конец?

– Нет! – закричала Оля. – Не стреляйте! Нет!

– Кто это? – сухо спросил Альберт.

Оля глядела в сторону.

– Мой друг, – сказала она. – Бывший.

– Бывший друг?.. Понятно.

Телохранитель приставил дуло к голове Васи. Тот от страха зажмурил глаза.

– Кончить его? – вопрос был обращён к Альберту.

– Не надо, – Альберт покачал головой. – Пусть домой идёт.

Телохранитель убрал пистолет. Вася не двигался. Он смотрел на Альберта – Оля смотрела на Васю.

– Следующий раз, когда мы с тобой встретимся, – спокойно сказал Альберт, – станет последним. Тебя закопают... Хорошо об этом подумай.

...Все ушли. Вася поднялся. Он как пьяный добрёл до дома. Вася смотрел прямо перед собой и ничего не видел вокруг.

Придя домой, он сразу же двинул на кухню.

Налил стакан водки и залпом выпил.