Текст книги "Браво, Аракс!"

Автор книги: Александр Аронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Какая же причина? – спросил помощник.

– Если бы знать…

К вечеру погода прояснилась. Казалось, и львы подобрели. Постояв около них, ласково поговорив с ними, дрессировщица пошла гримироваться.

Смутно у неё было на душе. Какой-то тревожный холодок не давал ей покоя.

«Надо собраться, подтянуться, – говорила она сама себе. – Только не распускаться, взять себя в руки, а то будет плохо. Львы почувствуют, что я нервничаю, и волнение моё тут же перейдёт к ним…»

Она выпила две чашечки крепкого кофе, посмотрела в окно гардеробной, увидела улицу и часть циркового дворика, огороженного невысоким частоколом.

Во дворе у пожарной бочки курили и разговаривали артисты. Ковёрный клоун в клетчатом пиджаке и гороховых широких штанах играл с фокусником в старинную восточную игру – нарды. Оба кричали что-то, спорили. То и дело ковёрный убегал на выход заполнять паузы между номерами, возвращался, и игра продолжалась.

Чуть на отшибе сидел грузинский артист оригинального жанра Сандро Дадеш. Он был во фраке и накидке. На столе перед ним лежали очки, старенький, потрёпанный цилиндр и какая-то восточная шкатулка.

Он сбросил лакированные туфли, протянул к шкатулке правую ногу, открыл ею крышку, достал иглу, катушку чёрных ниток, положил их на стол. Затем обеими ногами надел очки, поправил их на переносице и за левым ухом, в котором блестела серёжка, оторвал от катушки нитку нужной длины, покрутил её конец пальцами, поднёс ко рту, обмусолил конец, снова покрутил его пальцами и ловко, с одного раза, вдел нитку в ушко иглы. Затем завязал на конце нитки толстый узелок и принялся очень старательно и сосредоточенно штопать свой старый цилиндр.

У ларя с овсом разминался эквилибрист Владимир Волжанский. Стоя на руках, он терпеливо объяснял что-то своей дочери Марине. Девочка учила прыгать через верёвочку любимца всей семьи Волжанских – длинноухого спаниеля Трефку. Конюх и несколько джигитов водили кругами по дворику лошадей.

На низенький заборчик уселись мальчишки. Марина показала им язык. Мальчишки стали корчить рожи. Потом, заметив Дадеша, ахнули от изумления и оцепенели, пораскрыв рты как галчата. Конюх цыкнул на них, и они скрылись.

Мальчишки побежали по улице, затерялись в толпе.

Курортники осаждали окошечко администратора: свободных мест не было. Представление давно уже шло, но люди всё стояли и стояли у входа в цирк, в надежде, что появится запоздалый обладатель «лишнего билетика», что администратор сжалится и продаст «входной» или выпишет контрамарку, что удастся усыпить бдительность строгих билетёров и пройти без билета.

С манежа доносилась бравурная музыка, из-за кулис слышалось привычное рычание львов. Всё шло как всегда, ничто не предвещало катастрофу.

Над самой головой Ирины Николаевны по покатому полу затопали ноги, раздался гул голосов: начался антракт.

Отбросив пуховку, она глянула напоследок в зеркало, поспешно раскрыла старенький сундук – кофр, покопалась в нём, раскидывая вещи, лежащие сверху, извлекла со дна кофра какой-то свёрток, выбежала во двор. Уже стемнело. Миновав ворота конюшни, она вошла за кулисы.

У рабочего занавеса, спиной к ней, стоял Сандро Дадеш. Он только что закончил свой номер.

Осторожно подойдя сзади, дрессировщица сорвала цилиндр с головы Сандро.

– Что за дурацкие шутки! – тут же вспылил Сандро; сверкнув глазами, обернулся в гневе и, увидев Бугримову, оторопел: – Эт-то вы, Ирина Николаевна?.. Вы… Вы что?..

Дальнейшее поведение дрессировщицы изумило Сандро ещё больше. Она наподдала ногой по ветхому цилиндру, да так, что из него тут же выскочили пружины, прорвав шёлк, а сам он, подпрыгивая словно футбольный мяч, отлетел в дальний угол конюшни.

Ирина Николаевна эффектным жестом фокусника встряхнула перед самым носом Сандро складным цилиндром. Тот с треском расправился, на его глянцевых, туго натянутых шёлковых боках заиграли блики света.

– Совсем новенький… Господи…

Как заворожённый, Сандро не сводил глаз с цилиндра.

– Носи на здоровье!

Она надела на его голову цилиндр, прихлопнув по сияющей макушке так, что тот съехал на вспотевший лоб счастливого, расплывшегося в широчайшей улыбке Сандро Дадеша.

– Спасибо, Ирина Николаевна… Вы – человек, даю честный слово! Какой человек!.. Вы… Вы… Вы просто сами не знаете что вы за человек!.. Сколько я вам должен?

– Ничего ты мне не должен! Носи, и всё! И не смей даже заикаться на эту тему! А то обижусь – назад отниму! Это подарок!

– Подарок, да? – переспросил Сандро и неожиданно завопил во всю мочь: – Отелло, ко мне!

Из дверей костюмерной высунулась всклокоченная голова ассистента.

– Что случилось, дядя Сандро?

– Скорей!

Как был, в трусах, босой, Отелло подбежал к Дадешу.

– Тащи кинжал!

– Какой кинжал? – опешила Бугримова.

– Он знает какой! Я ему показывал! Прадедушкин, что в ящике лежит, вот какой! Княжеский, старинный! Тащи скорей кинжал! В чём есть беги! Тепло! Потом оденешься!

– Да не нужен мне кинжал! Зачем мне, женщине, кинжал?.. Ну сам подумай, Сандро!..

– Как так кинжал не нужен? – Сандро рассвирепел. – Ты что? Я даже хохочу, даю честный слово! Кинжал всегда нужен! Кинжал всем нужен! На стенку, на ковёр повесишь. Понятно, да? Смотреть на него будешь! Любоваться! Ясно? Серебряный с чернью кинжал! Сванский!

Не какой-нибудь! Горский! Прадедушка знаешь сколько врагов им поколол? И тебе в хозяйстве пригодится!

К рабочему занавесу подкатили передвижные домики со львами. Хищники злобно и угрюмо глядели по сторонам. Бугримова помрачнела.

– Что такое, Ирина Николаевна? – обеспокоенно спросил Сандро.

– Да вот… Случилось что-то с ними… Вижу… Нервозные они, как никогда… Особенно Аракс.

– Может, просто волнуются? Тоже ведь артисты, как и мы. Понятно, да? Премьера всё-таки. Новый город, даю честный слово!..

– Нет, тут что-то другое, Сандро. Я, кажется…

Она не успела закончить фразу. Раздался третий звонок.

Грянула музыка, к клетке устремились униформисты, выстроились перед ней по обеим сторонам тоннеля. На манеж направили лучи прожекторов. В «централку» через боковую решётчатую дверцу неторопливой походкой вошёл высокий, прилизанный, маститый шпрехшталмейстер во фраке и гаркнул на весь цирк:

– Заслуженная артистка Российской Федерации Ирина Бугримова!

Окинув торжественным взглядом зал, он столь же важно и невозмутимо уступил своё место дрессировщице.

Лёгкая, подтянутая, она вошла в клетку стремительно, уверенным шагом, с развевающимся за спиной красным шёлковым плащом. Затянутая в трико, в строгом классическом балетном колете и высоких лаковых сапогах, с непокрытыми чёрными волосами, она долго отвечала поклонами на бурные, несмолкающие аплодисменты.

В воздухе щёлкнул бич. И тут же, как и было услов-лено, грянул оркестр, помощники и ассистенты подняли перегородки между домиками на колёсах, и львы по тоннелю пробежали в манеж.

Как всегда первым, под звуки фанфарного марша, появился Цезарь. Он исполнил трюк «портрет»: постоял немного в большом кольце-подкове в величественном молчании, щурясь от ярких, слепящих прожекторов, «подал себя» с царственным великолепием, поднял лапу, замер, затем подбежал к своей тумбе и ловко прыгнул на нее.

На манеже появились Самур и Аракс. Вместо того чтобы сразу занять свои места, оба закрутились на полу, заметались между тумбами и решёткой.

– Аракс, Самур, по местам! – крикнула Ирина Николаевна, щёлкая бичом.

Самур струсил, метнулся к своей тумбе, вскочил на неё, а Аракс повернулся в сторону дрессировщицы. Не желая подчиняться, он залёг, готовясь к прыжку: оскалил пасть, прижал уши, стал бить хвостом, как маятником, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.

– Аракс, на место!

Он зарычал, но не раскатисто и громко, как обычно, а несильным, клокочущим, злобным рыком, исходящим откуда-то снизу, из глубины нутра.

«Самый опасный рык… Теперь жди неприятностей…» Бугримова «тушировала» Аракса: легонько ударила кончиком хлыста.

– А ну на тумбу!

Аракс подпрыгнул в злобе, завертелся на месте, но подчинился: нехотя повернулся и не спеша впрыгнул на тумбу, продолжая угрожающе реветь.

Заревел и Цезарь, но возмущённо, гневно, раскатисто.

Отозвался коротким, нервным рыком Самур.

Крадучись, озираясь, наверняка почуяв что-то недоброе, появились в клетке Радамес и Дик.

Бросая насторожённые взгляды то на Цезаря, то на Аракса с Самуром, братья уселись на своих тумбах и тоже зло зарычали.

Так все львы долго рычали, каждый по-своему, задирая вверх морды. И было жутко от этого рыка.

Настроение дрессировщицы испортилось вконец. И зрители, несомненно, почувствовали какую-то особенную злобность и враждебность львов.

В артистическом и боковых проходах появились встревоженные артисты – участники программы.

– Будь наготове! – сказал пожарному артист Константин Бирюков.

– На бум – алле! – скомандовала дрессировщица. Вся пятёрка львов прошлась гуськом по длинному брусу.

– Браво! По местам! Аракс, на шар – алле!

Лев спрыгнул с тумбы, но пошёл не к шару, а всё с тем же клокочущим, негромким клохтаньем начал решительно наступать на дрессировщицу.

– Аракс, на шар! – повторила она команду.

Лев замахнулся могучей лапой. Дрессировщица снова «тушировала» его.

– Аракс, алле!

Аракс взревел и прыгнул. Бугримова увернулась. Мгновенно повернувшись ко льву, она «тушировала» его в третий раз.

Аракс отскочил.

Припав к полу, он готовился к очередной атаке. Его хвост снова выпрямился палкой и захлестал по земле всё чаще и чаще.

– Внимание! – тихо сказал пожарному Бирюков.

– Трезубец! – крикнула помощнику Бугримова. Помощник передал ей сквозь прутья клетки железный трезубец, который она резко поднесла к самому кончику носа льва.

Аракс отскочил, злобно взревев.

– На шар, алле!

Аракс подчинился. Недовольно рыча, он прокатился на шаре по жёлобу.

– На место – алле!

Аракс вернулся на свою тумбу, задыхаясь от бешенства. Ярость его усилилась, он всё время волновался и грозно рычал.

– Цезарь, алле!

Великан спрыгнул с тумбы и приготовился к прыжку сквозь кольцо, но в этот миг разъярённый Аракс внезапно прыгнул ему на спину и вцепился в загривок.

Цезарь сбросил Аракса со спины и стал отбиваться. Но Аракс не струсил. С нарастающей злобой и остервенением набрасывался он на Цезаря. Воя от боли, Цезарь изловчился, ударил Аракса лапищей по спине, навалился на него, в бешенстве кусая куда попало.

Львы покатились по манежу. Они обливались кровью. И вот тут на помощь Араксу бросился Самур.

– По местам! По местам! – кричала Бугримова, разгоняя их бичом и трезубцем.

Ей удалось на миг прекратить свалку, но с мест сорвались Радамес и Дик и вступили в общую драку.

– Даю воду! – крикнул Константин Бирюков.

– Нет! – закричала дрессировщица. – Нет!

Воду нельзя было давать ни в коем случае. В клетке был постелен деревянный пол, расписанный масляной краской. От воды он тут же стал бы скользким и стеснил бы действия дрессировщицы. А ей было необходимо прекратить драку во что бы то ни стало. У хищников незыблемый, страшный обычай: передравшись, они объединяются и всем скопом набрасываются на человека. Всю свою ярость они вымещают на нём…

Львиный клубок катался по всему манежу из стороны в сторону. Невозможно было понять, кто кого кусал, кто на кого нападал, кто кого защищал. Опьянённые кровью, львы рычали, визжали, выли.

Больше всего доставалось бедняге Цезарю. Из его ран обильно текла кровь. Отбиваясь могучими ударами когтистых лап, вгрызаясь клыками в хребты противников, он мужественно оборонялся от нападения хищников.

Защищая Цезаря, Бугримова отогнала бичом и трезубцем Самура и Аракса к дверце. Львы внезапно прекратили драку и начали подкрадываться к дрессировщице.

Очутившись в кольце, она подумала:

«Всё… Конец…»

Зрители заволновались, закричали, в страшном возбуждении вскакивали с мест. Громко заплакал чей-то ребёнок.

– Сидеть спокойно, не двигаться! – властно крикнул шпрехшталмейстер.

Порядок в зале был водворён тут же. Только ребёнок долго не мог успокоиться, кричал надрывно, захлебываясь, задыхаясь, выбиваясь из последних сил.

Громко рычали обезумевшие львы. Неравный поединок с ними продолжался. Бугримова отражала удары. Ей надо было во что бы то ни стало прорваться к дверце. Она уже выбрала подходящий момент, хотела совершить прыжок, но нервы Константина Бирюкова не выдержали, и он крикнул:

– Воду!

Мощные струи воды ударили в львов. Глянцевый деревянный пол тут же стал мокрым. Бугримова поскользнулась, чуть не упала.

Хищники рассвирепели ещё больше. Не обращая внимания на боль от струй воды давлением в несколько атмосфер, они продолжали набрасываться на дрессировщицу. Момент для прыжка к спасительной дверце был упущен.

Круг львов медленно сужался.

«Зачем? Зачем он дал воду? Кто его просил? Что теперь делать?..» – мучительно думала она, отражая удары.

Силы покидали её, воля к победе иссякала. Львы наступали всё ожесточённее.

Вдруг чёрная тень пронеслась над дрессировщицей. Это прыгнул Аракс. Она чудом увернулась и тут же увидела вторую тень. Это Цезарь вступился за свою хозяйку, бросился навстречу Араксу, отбил удар. Аракс отлетел в сторону, упал на бок, далеко откатился по скользкому, мокрому полу. Цезарь в один прыжок настиг его в луже, вцепился в него лапами.

И снова по манежу, вздымая брызги, покатился кровавый комок из львов. Путь к дверце оказался свободным. Бугримова рванулась к ней, поскользнулась, упала в лужу у самой решётки, но тут же вскочила на ноги и выбежала из клетки.

– Открывайте тоннель!

Первым покинул поле боя и бросился наутёк самый трусливый лев – Радамес. Следом за ним его брат Дик. Пробежав через тоннель, они очутились в первом, дальнем от «централки» передвижном домике. Клетку тут же перекрыли и откатили в сторону. Третьим выбрался из кровавого месива Цезарь. Аракса с Самуром с трудом загнали в ближний к «централке», третий домик.

Домики подвезли к стационарным клеткам и перегнали в них львов. Но и там они долго не могли успокоиться: бесновались, бились о решётки, в бессильной злобе грызли прутья, с остервенением царапали пол…

На львов было страшно глядеть. Окровавленные, израненные, исцарапанные, они громко ревели от боли и гнева. Больше всех в этой дикой драке пострадал Цезарь. Спина, загривок, лапы были в глубоких царапинах, укусах, ссадинах. Надо было срочно спасать льва.

Взяв в руки большую спринцовку с перекисью водорода, Ирина Николаевна подошла вплотную к клетке своего спасителя.

– Ко мне, Цезарь!

Он печально поглядел на Бугримову, тяжело вздохнув, подошёл к решётке и подставил израненную спину. Казалось, лев понимал, как жалела его Ирина Николаевна.

Цезарь вздрагивал всем своим могучим телом, иногда тихонько рычал от боли, но был покорен, как ребёнок.

Больше никто из львов не подпустил к себе Бугримову. Все злобно рычали при её приближении, сами зализывали раны.

На другой день во время представления моментально возникла общая, ещё более сильная драка, которую завёл тот же Аракс. Он опять прыгнул на спину Цезаря. Львы снова окружили Бугримову, зажали в кольцо. В клетку с трезубцем и боевым пистолетом в руках вбежал помощник дрессировщицы. Оба они, плечом к плечу, отразили атаку, с огромным трудом рассадили львов по местам, утихомирили их.

Но окончательно усмирить их не удалось. Хищники снова и снова срывались с мест и дрались, свирепея с каждым разом всё больше. Особенно бесновался Аракс. Он всё время старался выбрать удачный момент и напасть на дрессировщицу.

Представление еле закончили.

– Сделаем недельный перерыв в работе, – сказала Бугримова. – Львы отдохнут, подлечатся, успокоятся. Может, всё как-то и забудется.

– Ничего не выйдет. Ты потеряла власть над ними, – сказал помощник.

– Нет! Мне нужна неделя!

– Чудес не бывает!

– Дайте мне неделю!

Семь дней Бугримова готовила львов к предстоящему выступлению. С каждым львом репетировала в отдельности. Ценой неимоверного труда и настойчивой борьбы удалось заставить львов выполнять так хорошо известные им трюки.

Только Аракс не слушался команд, постоянно огрызался, вновь пытался напасть на Бугримову.

– Аракса надо расстрелять. Не рискуй жизнью. Он невменяем! Ира, я боюсь за тебя!

– Нет.

Ирине Николаевне не хотелось верить, что власть над Араксом утеряна навсегда. Бугримова вспоминала и вспоминала, как совсем ещё недавно ласковый, смирный и покорный, весёлый и добродушный львёнок гулял рядом с ней на поводке по улицам, будто большой пёс, как она брала его к себе в гости и малыш свободно бегал по квартире, забирался на диван, играл в коридоре деревянными шарами, грыз старую обувь. Дрессировщица терялась в догадках, не понимая, что произошло с Араксом. При мысли о разлуке с ним плакала.

Прошла неделя. Днём, на общей сводной репетиции, львы были неспокойны, нервничали, но драку удалось предотвратить.

– Ира, смотри, они на срыве! – предупредил помощник.

– Чувствую. Но кажется, это кризис. Ты заметил, что Аракс даже не попытался на меня броситься?

– Не обольщайся, Ира. Они на срыве.

Представление началось как обычно. Львов из стационарных клеток перегнали в домики на колёсах: Дика с Радамесом в первый, Цезаря во второй, Аракса с Самуром в третий, подвезли через цирковой двор к тоннелю, выпустили в «централку». Они расселись по тумбам.

По клокочущему негромкому рычанию, по горящим ненавистью и мщением глазам Аракса, по его коварным кошачьим движениям Ирина Николаевна поняла, что дело плохо.

И не ошиблась: Аракс сперва начал задирать Дика, а затем неожиданно бросился на неё, разорвал рукав, оцарапал руку. В зале заволновались. Как и в прошлый раз, зрителей успокоил окриком маститый шпрехшталмейстер.

Аракс прокатился на шаре, соскочил с него и тут же снова налетел на Дика. Опять поднялась общая свалка, и по манежу из стороны в сторону заметался львиный клубок.

– Открывайте тоннель!– приказала Ирина Николаевна.– Всех, всех, кроме Самура, убрать! Пойдёт жокейский трюк! Выводите лошадь!

Цезаря перегнали в дальний домик на колёсах, закрыли дверцу и откатили через двор к вольерам.

Радамес и Дик мигом очутились в своём домике.

Униформисты и опомниться не успели, как туда же третьим ворвался Аракс. Дверца захлопнулась. И тут, в тесном и шатком домике, завязалась страшная драка. Натиск на железную решётку был таким сильным, что прутья прогнулись, заскрежетали, застонали. Казалось, ещё секунда, и все прутья эти, не выдержав напора и толчков, разлетятся во все стороны, как зубья от расчёски.

– Скорей! Толкайте к вольерам! – скомандовал старший униформист.

– А может, сперва Аракса отсадить?

– Не успеем! Скорей! Скорей! Клетку быстро покатили через двор.

А в это время на манеже Самур катался на лошади. Вскоре к помощнику дрессировщицы подбежал насмерть перепуганный мальчик – Стуар Бирюков, шепнул тихо, обливаясь потом:

– Дядя Костя! Львы вышли на волю!

– Как?! – Его бросило в жар.

– Сорвали дверь с петель!

– Где они?

– Во дворе.

– За мной! Хватай вилы! – скомандовал Пармакян молодому униформисту.

«Им же ничего не стоит перемахнуть через низенький забор и выйти на улицу!» – подумал он, заряжая на бегу револьвер.

За кулисами толпились перепуганные артисты, крепко держали ворота.

– Пропустите! Пропустите! Скорей! Скорей!..

С трудом растолкав людей, помощник дрессировщицы и униформист выскочили во двор. Стояла тёмная осенняя ночь.

Бугримова ни о чём не догадывалась. Самур послушно выполнял команды.

Двор был пуст. Все попрятались кто куда. Дик и Аракс, вцепившись друг в друга, катались по земле, громко рыча и воя. В своей клетке бесновался Цезарь, рвавшийся в бой. А трус Радамес так и остался в домике, дрожа от страха.

– За мной! – скомандовал униформисту Пармакян, направляясь к драчунам.

Он ударил Дика трезубцем в бок. Лев взвыл от боли, резко повернулся, замахнулся лапой, но на его спину прыгнул Аракс, соскользнул вниз, схватил Дика за задние лапы.

Счастье, что дрались заклятые враги. Будь на месте Дика Самур, свершилось бы самое страшное. А так Аракс мешал Дику напасть на помощника, Дик – Араксу.

Львы откатились к низенькому заборчику. Улица пока была пустынна, но через две-три минуты, после конца представления, на неё должна была хлынуть из цирка огромная толпа курортников.

«Пока не поздно, надо стрелять!»

Пармакян направился ко львам, молодой униформист остался у клетки со сломанной дверцей, охраняя вилами Радамеса. Ведь Радамес мог поспешить на помощь Дику.

Аракс заметил смельчака и с рёвом повернулся в его сторону. Раздался выстрел. Из револьверного дула вырвалось пламя.

Оба льва подскочили от испуга, Аракс круто развернулся и бросился к конюшне. Следом за ним рванулся Дик и повис на задних лапах Аракса. И вновь Поднялась кровавая возня…

Раздался второй выстрел. Снова промах…

Дрессировщица раскланивалась. Зрители поднялись с мест, плотным кольцом обступили клетку. Они бросали в неё букеты цветов, возбуждённо кричали что-то, аплодировали дружно и горячо, искренне радуясь избавлению артистки от смертельной опасности.

Ни зрители, ни сама Бугримова и не подозревали, что поединок со львами продолжается, что злополучный вечер ещё не закончился.

Услышав выстрелы, дрессировщица обернулась. Не видя своего помощника на его обычном месте, она тотчас поняла, что произошло неладное, но, не выдавая тревоги, поклонилась в последний раз и покинула клетку.

В несколько прыжков Бугримова оказалась во дворе. В глаза бросился молодой униформист, атакующий вилами Радамеса, И Пармакян с трезубцем в руках, на которого яростно набрасывались то Дик, то Аракс. Неподалёку валялся револьвер.

«Выбили из рук», – тут же догадалась она.

Подняв револьвер и прихватив кусок железной трубы, к счастью оставленный кем-то у фонаря, дрессировщица поспешила к помощнику. Им удалось отогнать львов на расстояние трёх метров от заборчика. Самое главное было сделано. С улицы уже раздавались возбуждённые голоса зрителей, горячо обсуждавших представление.

Следом за дрессировщицей во двор выскочили Константин Бирюков с сыном Борисом, Павел Игнатов и полётчик Рябинин. Все они были вооружены палками и вилами. Игнатов и Константин Бирюков поспешили к дрессировщице и её помощнику, а отважный юноша и Рябинин – к молодому униформисту, загнали Дика в домик к Радамесу, откатили домик и пересадили львов в их стационарную клетку.

Бугримова с друзьями, в свою очередь, шаг за шагом отогнали на конюшню Аракса, в бешенстве бросавшегося на них.

Увидев окровавленного льва, две служительницы со страху забрались одна на клетку, другая на вагончик. Аракс забежал в пустое стойло. Забежал и… растерялся, не зная, что делать, огрызаясь во все стороны.

В соседних стойлах бесновались лошади. Их охраняли дубинами, палками, вилами, не давая Араксу возможности двинуться.

Как только к стойлу подкатили передвижной домик, Аракс со злобным рычанием прыгнул в него…

Обессиленные люди вышли во двор. И лишь тогда из всех углов, с крыши, из запасного вольера, даже из ларя с овсом, к ним бросились свидетели страшного происшествия.

На другой же день по Сочи и соседним курортам поползли слухи о том, что дрессировщицу растерзали львы. Нашлись даже «очевидцы», присутствовавшие и на представлении, и на похоронах артистки, и при публичном расстреле львов на берегу моря, неподалёку от горы Медведь. Слухи о смерти Бугримовой быстро разлетались по многим городам, докатились и до Москвы.

Артистка снова и снова пыталась помириться со львами, найти к ним подход. Аракс не подпускал дрессировщицу близко, не давал приласкать себя, отворачивался от мяса и старался исподтишка укусить.

– Дальше с вашими питомцами выступать нельзя, – сказал ветеринар, – вот заключение ветеринарного управления.

– Получена телеграмма из главка, – сообщил директор цирка. – Там знают о происшедшем. Приказано распределить львов по зверинцам.

На все телеграммы и телефонные звонки в Москву ответ был один:

«Аттракцион расформировать, львов раздать по зверинцам, приступить к набору и обучению новых хищников».

Бугримова вылетела в Москву. И горестно сообщила по возвращении:

– С огромным трудом отстояла только Цезаря. Получила разрешение на приобретение десяти львят… Это неплохо, конечно, но решение всё равно неправильное. Надо искать причину: просто так ничего не бывает.

И Ирина Николаевна снова послала в главк отчаянную телеграмму. Ничего не помогло. Аракса определили в ялтинский зверинец. Ранним утром к сочинскому цирку подъехал грузовик. Клетку с Араксом погрузили в кузов. Бугримова села в кабину рядом с шофёром.

– Трогай!

Через двое суток клетку выгрузили в зверинце. Бугримова помогла перегнать Аракса в вольер…

– Пора домой, Ирина Николаевна. Дорога дальняя, – сказал шофёр.

– Подожди.

Она плакала, стоя у вольера.

– Прости меня, Аракс!

Аракс злобно рычал, в ярости метался по клетке…

Мне показалось, что над Вышним Волочком разверзлось небо. Оно буквально раскололось именно над моей головой. Загремел гром, блеснула молния, и хлынул сильнейший ливень. Как ни интересно было наблюдать посетителям зверинца за Ириной Николаевной и львом, но они тут же бросились кто куда. Только я да Оксана остались у клетки, глядя, как Аракс ластится к своей бывшей хозяйке, слушая, как она разговаривает с ним, будто с человеком.

– А какой ты артист был, курносый нос… Как меня Цезарь к тебе ревновал… Помнишь Цезаря-то? Конечно, помнишь.

Она заговорила быстро-быстро. Аракс, казалось, всё понимал, слушал внимательно, изредка недовольно фыркая, стряхивая с морды дождевые капли.

Она рассказывала, как красавец Цезарь начал стареть…

– Как незаметно подкрадывается старость к нам, людям, так не щадит она и вас – зверей… Ведь ваша жизнь ещё короче нашей…

И вправду незаметно и быстро прошла в постоянной работе жизнь Цезаря. Начав свою «трудовую деятельность» ещё крошечным львёнком, Цезарь прилежно и безотказно работал почти до самой смерти.

Угасание шло постепенно. Дрессировщица заметила, что лев стареет. Движения его становились неувереннее и замедленнее, в прекрасной чёрной гриве появилась седина, янтарные глаза уже не сияли так ярко, как прежде, иногда слезились. Он терял аппетит, больше лежал, во сне иногда тихонько постанывал.

Она видела это, всей душой жалела его и с острой болью в сердце думала, как будет жить дальше без своего премьера и любимца. Ведь двадцать три года они проработали вместе. Шутка ли? Двадцать три!

Несмотря на старость и недомогания, Цезарь продолжал выступать. Лев ездил на гастроли в Иран, в Польшу, в Чехословакию, в Болгарию…

Однажды, перед поездкой в Германию, он вдруг захромал.

Бугримова думала, что её любимец простудился, что это временно, что это пройдёт. Она давала зверю лекарства, делала облучения и прогревания. Ничего не помогало. Дрессировщица обратилась к специалисту.

– Это старческий ревматизм, – определил профессор, – он плохо поддаётся исцелению. И надо честно сказать, что здоровье вашего льва уже очень, очень подорвано. Удивляться здесь нечему. До какого возраста живут львы, вы знаете?

– Брем пишет, что до шестидесяти лет, но, по-моему, он ошибается.

– И я того же мнения. Ошибается Брем. Максимум до двадцати семи – тридцати! Но ведь это редчайшие случаи! А тут ещё в неволе… Значит, можем прикинуть, перевести, так сказать, на человеческий век… Это выходит… Выходит, если учесть неволю, вашему красавцу сейчас лет эдак под девяносто, а то и больше! Вы понимаете? Это же колоссально! А болезней сколько к нему прицепилось! Считайте сами… Суставной ревматизм – раз! Не в порядке печень – два! Отложение солей – три! Давление сильно повышено, следовательно, гипертоническая болезнь – четыре! Общий атеросклероз… Продолжать счёт? Я думаю, достаточно. Как говорится, полный джентльменский набор!.. А перечислять можно до бесконечности. – Профессор долго молчал, потом сказал, вздохнув: – Всё, всё как у нашего брата – человека. Хворобы эти – неизбежные спутники старости! Вот именно… Словом, я бы не советовал вам дальше выступать с Цезарем. Не мучайте, пожалейте его, ведь он еле жив… В чём только душа держится… Ему нужен покой, полный покой… Я-то лично… вообще бы усыпил его, будь на вашем месте… Сделал бы укол, и всё…

– Что вы! Что вы, ни в коем случае! – ужаснулась Бугримова, втиснулась глубже в широкое и холодное кожаное кресло.

– Ну нет так нет! А на пенсию ему пора, никуда не денешься! Пусть поживёт на заслуженном отдыхе. Мне кажется, старикан его честно заработал… Усыплять, пожалуй, жестоко… Согласен… Конечно, тут вы правы…

И вот после этого печального разговора дрессировщица решила в тот же вечер впервые выйти на манеж без Цезаря…

Старый лев стал волноваться ещё в антракте, сразу же после второго звонка, когда всех львов перегнали в домики на колёсах и откатили к рабочему занавесу, а к нему даже не подошли.

Неужели про него забыли? Нет, не может быть!

Желая напомнить о себе, он начал прыгать из стороны в сторону, нетерпеливо царапал дверцу, подбегал к решётке, вставал на задние лапы, а передние умоляюще, как нищий, протягивал сквозь толстые прутья, громко рычал, сперва возмущённо, гневно, а затем горестно, будто плача. И может быть, впервые в жизни глядел на хлопотливую циркрвую прислугу заискивающе, унижённо, подобострастно.

Бугримова видела всё это сквозь дырочку в рабочем занавесе, но была не в силах подойти к старому больному другу.

Раздался третий звонок. Заиграла музыка. Бугримова улыбалась зрителям, но судорожно подавляла слёзы. Комок в горле мешал дышать.

Закончив выступление, она подошла к клетке. Вся морда и тело Цезаря были в крови, страшных ссадинах и царапинах.

– Что с тобой! – ужаснулась дрессировщица. – Откуда кровь?

Окровавленный, обиженный старый великан дрожал от возбуждения, часто дышал.

С самым отчаянным видом смотрел он на неё, как бы спрашивая:

«За что же ты не взяла меня сегодня с собой на манеж? Почему ты так жестоко поступила? Разве я этого заслужил? Разве я, уже не помню, сколько времени, да что сколько времени – всю жизнь свою, не служил тебе верой и правдой? Когда-нибудь напал на тебя? Не охранял тебя, как верный страж? Разве мало на моём теле шрамов от драк? И ты ведь знаешь, что драки-то эти были в основном из-за тебя!

Что же ты сейчас стоишь перед моей клеткой и плачешь? Отчего ты так горько плачешь? Разве я не прав?

Как же ты могла так поступить? Ведь я же хочу, хочу и, главное, могу ещё отлично работать, я же, смотри, ещё какой молодой, здоровый и резвый, я же, смотри, какой ещё бравый и сильный…

Вытри слёзы. Я на тебя не сержусь. Но не надо больше так делать, ладно?..»

«Откуда на нём царапины и ссадины? Откуда кровь? Почему он весь в опилках?» – продолжала волноваться Бугримова.

И никто ведь не мог рассказать ей о том, что же в действительности произошло за время её получасового нахождения на манеже…