Текст книги "Браво, Аракс!"

Автор книги: Александр Аронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

АЛЕКСАНДР АРОНОВ. БРАВО, АРАКС!

Что может быть увлекательнее профессии артиста цирка! Воля, мужество, бесстрашие, риск, а порою даже и игра со смертью. Прочитав эту книгу, ты убедишься в этом.

Жизнь Ирины Бугримовой, первой советской укротительницы хищников, первой артистки цирка, удостоенной самого высокого званиям – народного артиста СССР, пройдёт перед твоими глазами. А если ты любишь животных, то, прочитав эту книгу, узнаешь много нового и интересного о царе зверей – льве.

Написал эту книгу писатель, режиссер цирка, заслуженный деятель искусств РСФСР Александр Аронов – автор нескольких книг, постоянными героями которых являются артисты цирка и их четвероногие друзья – животные.

Мы торопились из Москвы в Ленинград. И проклинали себя за то, что выехали на «Москвиче» моего друга, эквилибриста Вардо Беньяминова. Ирина Николаевна ещё сказала:

– Зря я послушалась тебя, Вардо! Поехали бы «Стрелой», давно были бы на месте. А теперь рискуем опоздать на представление.

– Правильно! – тут же поддакнула Наденька Беньяминова. – И я говорила – надо ехать поездом!

– Надя, помолчи! – сказал Вардо. Наденька фыркнула, и тут же, словно в ответ, что-то фыркнуло и громко зачихало в моторе. Машина дёрнулась и остановилась.

– Опять двадцать пять! – выругался Вардо.

И в самом деле! В Солнечногорске мы меняли колесо. В Клину вышел из строя трамблёр, с отвёрткой в руках бедняга Вардо битый час копался в моторе. В Калинине у горсада отказал бензонасос. На его починку ушло полчаса. И вот сейчас, на центральной улице Вышнего Волочка, нам пришлось вчетвером откатывать машину к тротуару.

– Поломка пустяковая! – бодро сказал Вар До, ложась под машину. – Гаечку подтянем и поедем!

Он загремел гаечными ключами.

– Сколько мы имеем свободного времени? – спросила Ирина Николаевна, закурив сигарету.

– Я всё в момент починю, не волнуйтесь, Ирина Николаевна! – закричал из-под машины Вардо. – Погуляйте немного по городу, полюбуйтесь каналами. Вышний Волочек – вторая Венеция.

– Вот именно. Только гондол не хватает, – добавила Наденька. – Всё по твоей милости, автомобилист! Туч видишь сколько? Будет дождь. Что прикажешь делать?

– Ничего страшного, – сказала Ирина Николаевна. – Будем культурно развлекаться. Посетим передвижной зверинец. Глядите!

На тумбе красовалась афиша с фотографиями зверей. Внизу чернилами было приписано прыгающими детскими каракулями: «ЗВИРИНИЦ У БОЗАРАШ!»

Наденька осталась с Вардо, мы с Ириной Николаевной отправились вдвоём.

Точно такая же афиша с каракулями оказалась и на зверинце. Снаружи он был неказист. Щиты посмывало дождями. На стареньких, разнокалиберных вагончиках облупилась краска. Развалюха забор – весь в фанерных заплатах. Около него – груда заржавленных секций большой круглой клетки. У входа – старый трактор-тягач без заднего колеса.

– Не лучше будет и внутри, – сказала Ирина Николаевна. – Сразу видно – дом без хозяина.

Наши билеты надорвала женщина в тёмном сатиновом халате. Рядом у входа крутилась веснушчатая девочка лет девяти, с косицами соломенного цвета, в тесноватом, пёстром сарафане. Сарафан выцвел, девочка выросла из него; на её длинных загорелых ногах, искусанных комарами, были надеты новенькие кеды.

– Подходить к зверям, кормить и дразнить их не позволяется! – строго сказала девочка.

– А ты кто здесь такая? Самая главная? – улыбнулась Ирина Николаевна.

– Самая главная! – бойко ответила девочка.

– Самая главная, а порядка не наведёшь!

– А у нас тут полный порядок! – даже обиделась девочка. – Только хвалят в книге жалоб! И никаких предложений!

– И ещё учти, самая главная, – вмешался я, – слово «зверинец», пишется через букву «е», от слова «зверь», а «базар» – через «а».

– А как это вы узнали, что это я афиши писала? – Девочка даже раскрыла рот от удивления. – Вы кто? Телетайп?

– Не телетайп, а телепат!

– Ой, правда? – обрадовалась девочка. – И ещё гипнотизёр, да?

– Нет. Только телепат.

– И не йог?

– Нет.

– А почему с бородой?

– Мне так нравится.

– И не жарко летом?

– Наоборот. Прохладно. Как в лесу – всё время тень.

– А зимой тепло, да?

– Догадалась.

– Оксанка, отстань от людей, не мешай, – сказала женщина в тёмном халате.

– А я и не мешаю, мама! А кем вы работаете?

– Режиссёром в цирке.

– Ну да! Вот это здорово!

Оксана неотступно провожала нас от клетки к клетке по маленькому, очень запущенному зверинцу, болтая без устали.

– А вы артистом были?

– И артистом был.

– В цирке боролись?

– Нет, в театре играл.

– Кого?

– В основном злодеев. Иногда комиков, В герои не вышел.

– А в каком театре?

– Станиславского.

– Я Станислав знаю. Там в прошлом году стоял наш зверинец. Пыльный город.

– Нет, это в Москве. Театр имени Станиславского. Драматический. На улице Горького.

– Тогда не знаю. В Москве ни разу не была. Там свой зоопарк есть. Побольше нашего. Стойте! Глядите! Вот это наш террариум. Видите? В нём гадюка обыкновенная. Зовут её Катя. Катенька. Катерина Васильевна. Как наша кассирша. Она очень ядовитая. Страсть как ядовитая! А похожа на ужа. Замаскировалась, Уж-то безобидный! Вот ведь гадина! Из-за таких вот гадюк люди зазря бедных ужей убивают. У них жёлтенькие пятнышки на голове, а у Катерины Васильевны их нет. Видите? Так что не перепутайте, если в лесу встретите!

– Откуда ты всё знаешь, а, Оксана? – спросила девочку Ирина Николаевна.

– Так у меня же отец – служитель цо уходу за животными. А мама на контроле стоит. Мы всю жизнь со зверинцами ездим. Каждый месяц, а то и неделя—новая школа. Потому и отстаю по-русскому. А сейчас я покажу вам царя зверей– льва. Африканского. Зовут Петькой. Он очень страшный, но ленивый. Как все цари. Лежит и лежит. Не любит двигаться.

По пыльной дорожке Оксана повела нас мимо пустых клеток.

– А кто такой этот ваш Станиславский?

– Это замечательный русский актёр и режиссёр.

– Он в кино снимается?

– Он давно умер, Оксана.

– Значит, вы в Москве работали артистом в его театре?

– Да, и режиссёром тоже.

– А в кино вы снимаетесь?

– Нет.

– Почему?

– Сам удивляюсь. Не приглашают.

– Зря! Вам бы подошло!

– Я тоже так думаю. Особенно с бородой. Что ж поделаешь? Людям свойственно ошибаться, Оксана!

– Мы пришли. Вот он, наш Петька!

На льва глазело несколько зевак. Вольер был отгорожен от посетителей невысоким барьером.

– Техника безопасности, – пояснила Оксана. – Близко подходить к вольеру нельзя, а то цапнет. Он ведь коварный, Петька-то! Людоед! Так что осторожнее, граждане посетители! – она повысила голос. – И не шумите, пожалуйста. Он этого не любит.

– А мы и не шумим, что ты, девочка…

– Вот и не шумите!

Красавец лев лежал отвернувшись от зрителей, положив могучую голову на вытянутые лапы. В глянцевой, очень густой и пышной гриве не было ни одного седого волоса. Чуть свешивался наружу толстый тёмно-золотой хвост с пушистой чёрной кисточкой на конце. Под гладкой, блестящей шерстью угадывались богатырские мышцы. Великан дышал глубоко и ровно, всем царственным видом подчёркивая полное равнодушие к окружающим.

– Да это… Это же… Аракс! – вдруг тихо, взволнованно вскрикнула Ирина Николаевна, крепко взяв меня за локоть. – Саша, это же Аракс!

– И никакой это не Аракс, Гражданка, – сказала девочка, – это Петька. Он у нас очень давно. Переведён из другого зверинца. Из ялтинского.

– Всё правильно, подожди, девочка,—перебила Оксану Ирина Николаевна, не сводя со льва повлажневших глаз.

– Аракс! – окликнула она великана. Лев дёрнул ухом.

– Аракс! – ещё настойчивее позвала Ирина Николаевна.

Лев повернул голову, посмотрел на неё как-то растерянно, насторожённо, будто вспоминая что-то.

– Это я! Я! – Голос Ирины Николаевны сорвался, стал чуть хрипловатым.

Она резко опустилась и нырнула под барьерчик, хотела было направиться ко льву, но на её руке повисла Оксана:

– Нельзя, тётенька! Нельзя!

– Мне можно, девочка! Я дрессировщица львов Бугримова. А это мой питомец, бывший артист львиной цирковой труппы Аракс. Мы не виделись много-много лет.

– Неправда ваша! Неправда ваша! – закричала девочка. – Бугримову ещё давно, ещё в Сочи загрызли львы, все это-знают, И потом, это вовсе не Аракс, а Петька из Ялты. Й не цирковой он, а зверининский!

– Пусти, девочка! – Бугримова отстранила её и стремительно подошла к решётке.

– Ко мне, Аракс! – В её голосе появился металл. Лев недоверчиво поглядел на Ирину Николаевну, недобро зарычал.

Она заговорила вдруг очень тихо и ласково:

– Это же я, курносый нос! Ну вспомни меня, вспомни.

Лев медленно поднялся. Посетители замерли. Стало тихо-тихо. Только в одной из отдалённых клеток обезьянника надрывно и пронзительно захохотала мартышка. Далеко-далеко прогремел гром.

Лев стоял на месте не шелохнувшись.

– Иди ко мне, курносый! Смелее! Вспомни свою мамку… Ну вспомни… Вспомни…

Лев насторожённо прислушивался к голосу дрессировщицы. Он поднял лапу, чуть повернул голову и зарычал снова.

– Ну вспомни ростовский цирк… Вспомни, как тебя на грузовике привезли вместе с Самуром… Не можешь вспомнить? Эх, ты!..

Лев насторожённо прислушивался к голосу дрессировщицы. Он поднял лапу, чуть повернул голову и зарычал снова.

– Ну вспомни ростовский цирк… Вспомни, как тебя на грузовике привезли вместе с Самуром… Не можешь вспомнить? Эх, ты! ..

…Львят-близнецов привезли на грузовике из Азербайджана в ростовский цирк рано утром.

Старший служитель по уходу за животными Павел Игнатов и могучий широкоплечий шофёр-дагестанец поставили на пол конюшни тяжёлую клетку.

Вытерев пот рукавом ковбойки, дагестанец сказал Бугримовой:

– Принимай товар, хозяйка! Замучился с ними! Шипят, кусаются, гадят, жрать-пить не хотят… Маленькие, а вредные! Всю дорогу их сопровождал, от самого Каспия. Ну и зверьё! Всего по полгода, на вид щенята, а вредные… Ты послушай, как шипят! Нет, ты только послушай! И тяжёлые, клянусь здоровьем! По тридцать килограммов в каждом, не меньше. Вон как вымахали! А родились-то при мне… Крохотные были. Котята! Настоящие котята… Вредное хозяйство! Беспокойное хозяйство! Ты, случайно, молоко за вредность производства не получаешь?

– Нет, не получаю, – задумчиво сказала дрессировщица, внимательно разглядывая дрожащих, злых, насмерть перепуганных львят.

– А тебе следует! За такое вредное зверьё должны тебе выписывать, – рассмеялся дагестанец.

– Будешь вредным, если тебя от отца-матери отнимут…

– Верно говоришь, хозяйка! – тут же согласился дагестанец. – И родители ихние – Зевс с Клеопатрой – убивались, и детишки эти – Самур с Араксом – страдали-горевали, до сих пор забыть не могут…

– Ну вот видишь… А почему так львят назвали?

– Это я придумал! Я – их крёстный! – с гордостью сказал шофёр. – Они братья. В передвижке в Дагестане родились, потом в Азербайджан переехали. А наши республики тоже братья. Так? Есть связь?

– Есть.

– У нас в Дагестане главная река Самур. А в Азербайджане – Аракс. Тот самый знаменитый Аракс, что из Турции течёт, по которому советская граница проходит. Обе реки впадают куда?

– В Каспийское море, – улыбнулась Бугримова.

– Точно! Выходит, и реки – братья! Теперь запомни, хозяйка: этот вот, что чуть пониже ростом, курносый, – Аракс. Второй – Самур.

– Ну, – сказала Бугримова,– пора малышей переселять. Совсем замучились они в дороге. Поднимайте клетку – и в львятник!

Путь в львятник лежал через всю конюшню. Обитатели её, ещё даже не видя львят, уже принюхивались, фыркали, нервничали, а теперь, когда малышей проносили мимо, все без исключения – лошади и пони, медведи и зебра, ишак и козёл – глядели на братьев со страхом и любопытством: цари зверей всё-таки, хоть и маленькие!

Собаки подняли разноголосый, истошный лай. Львята сидели в своей клетке ни живые ни мёртвые, прижавншсь друг к другу, шипя ещё отчаяннее, ещё яростнее, раскрывая розовые пасти, скаля острые, маленькие, белоснежные клыки.

Во львятнике тоже поднялся переполох. Братья-баламуты Радамес и Дик в злобе заметались за решёткой, тряся гривами. Громко зарычал неистовый, злобный Таймур, встав во весь рост, облапив толстые металлические прутья клетки.

Только великан Цезарь – украшение и гордость львиной труппы, первый друг дрессировщицы – встретил свою любимицу приветственным рыком и, подойдя к решётке, проводил львят благосклонным, доброжелательным, мудрым взглядом. Он вёл себя спокойно, не теряя достоинства и не беснуясь, как соседи слева – братья-близнецы Наполеон и Ришелье.

Клетку поднесли к просторному вольеру.

– Заносите внутрь. Теперь откроем клетку, пусть освоятся, погуляют. А мы выйдем, посмотрим со стороны.

Первым решился покинуть клетку Аракс. Он высунул лапку, затем мордочку, внимательно огляделся и осторожно вышел, чуть пригнувшись, приседая поочерёдно на все четыре лапки.

Шофёр с шумом выронил коробку спичек, нагнулся за ними. Львёнок зло, испуганно шарахнулся и проворно юркнул обратно в клетку.

– Эх, спугнул я Аракса!

– Да, теперь, чувствую, выйдет не скоро, – сказала дрессировщица. – Испугался насмерть. Но ничего, подождём!

Аракс действительно появился не скоро. Как и в первый раз, он вышел из клетки, чуть приседая на лапках, прошёлся немного и прилёг в сторонке. Внимательно глядя на людей сквозь прутья вольера, он ни на миг не переставал угрожающе, яростно шипеть.

– Ну и злыдень! – заметил Игнатов. – Чистой воды ирод! А второй, Самурай-то этот, видать, и вовсе выходить не желает! А, Арина Миколавна? Ты глянь!

– Домосед! – рассмеялся шофёр. – Только не Самурай он, а Самур!

– Не-е-е, Самурай ему лучше подходит. Как раз по харахтеру кличка! – возразил Игнатов. – Право слово! Самурай, как есть Самурай!

– Нет, при нас не выйдет, это ясно, – сказала Бугримова. – Погуляем с полчасика.

Вернувшись, они застали ту же картину. Аракс сидел неподалёку от клетки с Самуром. Увидев людей, малыши снова яростно зашипели.

– Как змеи! Как гадюки, клянусь здоровьем! – воскликнул дагестанец.

– Ну что ж, – подумав, медленно протянула дрессировщица, – придётся применять крайнюю меру.

– Какую?

– Вытряхнем Самура из клетки!

Стоило людям появиться в вольере, как Аракс отбежал в самый дальний угол, в отчаянии поднялся на задние лапки, а передними начал царапать стену. Самур глядел на непрошеных гостей с ненавистью, оскалив клыки, дрожа от возбуждения и страха.

Из клетки его вытряхнули с большим трудом, сопротивлялся он отчаянно.

Вывалившись вместе с грязным сеном, соломой, какой-то трухой, малыш лежал беспомощный и жалкий, прижавшись всем тельцем к земле. Он распластал лапки, закрыл глаза и, широко разинув пасть, шипел во всю мочь. В углах его губ появилась пена. Все склонились над несчастным львёнком.

– Ой! – вдруг завопил шофёр.

Это стремительно бросился на защиту брата Аракс и что есть силы вцепился зубами и когтями в лодыжку обидчика.

Дрессировщица и помощники с трудом оторвали львёнка. В слепой ярости он продолжал царапаться и кусаться.

– Нет, пора ехать домой, пока живой, – промолвил дагестанец, разглядывая разорванную штанину. – На своих бросается, на крёстного… Совсем спятил!

– Сейчас пойдём, – сказала Бугримова. – Только выметем сор. И оставим миску с молоком. Это очень важно.

– Почему?

– Чтобы хорошо работал желудок. Малыши сидели в тесной клетке, мало двигались. Здесь новая обстановка. Оба травмированы, взвинчены. Словом, психика животных нарушена. Я сама прежде не знала об этом и однажды потеряла львят. Ведь ни у какого Брема, к сожалению, таких сведений нет… Да и не всегда он прав, Брем…

Львята не стали есть в присутствии людей, сидели рядом, оскалив зубы, готовые к обороне.

– Ничего, – сказала Бугримова, – день ещё большой. Оставим их одних. Пусть осваиваются.

К вечеру молоко было выпито.

– Порядок, Арина Миколавна! – обрадовался Павел Игнатов.

Но Бугримова ничего не ответила. Она внимательно разглядывала Аракса.

Ночь в вольере львята провели более или менее спокойно.

Наутро дрессировщица заметила, что молоко пьёт только Самур.

– Так я и предполагала. И вчера он один всё молоко выдул! У Аракса не работает желудок. Подождём ещё немного, потом примем меры.

Прошёл день.

Львята уже не пугались людей, как прежде. Всё еще держась рядом, они играли и бегали по вольеру.

Однако стоило кому-нибудь подойти поближе к решётке, как малыши прекращали игру и, припав к полу, начинали гневно шипеть.

Аракс не притронулся ни к сырым яйцам, ни к молоку, ни к мясу, обильно политому рыбьим жиром. А сахарной косточкой только поиграл немного, а глодать не стал.

– Готовьте подсолнечное масло, воду, – решительно сказала дрессировщица, натягивая на руки резиновые перчатки. – Будем ставить клизму. Кстати, ребята, и решётку приготовьте!

– Зачем? – спросил Игнатов.

– А ты что, Паша, хочешь, чтобы и на тебе Самур штаны разорвал? Или ещё кого-нибудь за ногу тяпнул? Посидят немного в разлуке, ничего не случится.

Львят разогнали друг от друга и перегородили решёткой. Малыши заметались в отчаянии.

– Потерпите немного, детки в клетке, – сказала Бугримова. – Не убивайтесь так. Жалко мне вас, да ничего не попишешь! Без этой процедуры помрёт Аракс. Такой случай у меня уже был, знаю!

Бугримова и помощники вошли к Араксу с большим куском плотного брезента, накинули его на львёнка. Он взревел, стал барахтаться, кувыркаться.

За перегородкой ещё сильнее бесновался Самур.

– Держите Аракса покрепче, – приказала помощникам Бугримова. – Так… Минуточку… Готово! Ну вот, теперь всё отлично!

Аракс перестал барахтаться, затих.

– Ну как он там? Разворачивайте. Только осторожно! Может броситься!

Но Аракс ни на кого броситься не мог. Он лежал без движения. Глаза его остекленели.

– Господи! Что я наделала! – Бугримова пришла в ужас. – Мёртвое животное! Боже мой! Такой удачный львёнок, смелый, красивый, хороший, куда лучше того, и вот такое несчастье!

– Что с ним? – спросил кто-то.

– Очевидно, шок. Нервный шок… Паралич сердца… Воды! Скорей воды!..

На Аракса побрызгали водой. Пасть приоткрыли деревянной палочкой, влили в неё воду. Бугримова легонько потрясла львёнка.

– Очнись, маленький, очнись!

Но Аракс по-прежнему не шевелился, не приходил в себя. Из его пасти вытекала вода.

В отчаянии дрессировщица опустилась на колени, приложила ухо к груди львёнка. На конюшне воцарилась тишина. Даже Самур на миг умолк, будто почувствовал, что мешает.

– Бьётся сердце! Бьётся! – радостно сообщила Бугримова. – У него просто обморок! Перенервничал. Вот ведь кисейная барышня!.. – Дрессировщица быстро поднялась с колен. – А ну-ка мигом все отсюда!

По её приказу помощники убрали решётчатую перегородку. Самур со всех лап бросился к брату, ткнулся в него носом, растерянно отскочил, снова подбежал, обнюхал, а затем, дрожа от волнения, стал вылизывать его морду, шею, спину, жалобно порыкивая.

– Так, так! Работай, Самур, работай!

Аракс зашевелился, глазки его заморгали. Он вскочил, ничего не соображая, начал трясти головой, будто желая сбросить какой-то груз, затем неожиданно присел, поднял хвост, оглянулся… и застыл в изумлении.

– Всё… порядок, – облегчённо вздохнув, сказала дрессировщица, сбрасывая перчатки. – Ну как себя чувствуешь, а, курносый нос? Полегче тебе стало? Что молчишь?

Аракс зарычал. Все расхохотались.

– Вот теперь уверена, поест с удовольствием!

Ирина Николаевна родилась в Харькове. Её отец – сначала скромный ветеринарный врач, а затем известнейший профессор – работал в ветеринарном институте. Мать закончила музыкальную школу, отлично пела, играла на рояле.ЙДед Ирины со стороны матери – Иосиф Иосифович Федорович – был известным адмиралом, участником обороны Севастополя. В дни обороны командовал вторым бастионом. Во время одного из кругосветных путешествий он взял на борт корабля замечательного русского художника Айвазовского. Они подружились. Художник написал портрет адмирала и подарил ему на память. Для Айвазовского это было большой редкостью: он обычно писал только море, людей же – почти никогда.

Портрет деда висел в доме Бугримовых на почётном месте, в библиотеке отца Ирины. Тут же были помещены две картины Айвазовского – «Шторм» и «Штиль», тоже подарок великого художника.

Дядя Ирины – Михаил Иосифович Федорович был известным черноморским минёром. И по сей день в Ленинградском морском музее целый уголок посвящен адмиралу Федоровичу и его сыну.

Мать Ирины мечтала иметь сына, который, по примеру её отца и брата, посвятил бы себя мореплаванию. Но рождались только девочки. Четвёртой появилась на свет Ирина.

– Не расстраивайся, – сказал жене Николай Иванович. – Что поделаешь, будем воспитывать девочек.

– Конечно, будем, я очень рада, – вздохнула мать. – Мальчик… Девочка… Какая, в общем-то, разница…

Но сама одевала и стригла дочку под мальчика и даже называла не Ириной, а Коленькой, в честь Николая Ивановича.

Николай Иванович иногда разрешал Ирине приходить в ветеринарную лечебницу. А кого только не приносили и не приводили к нему на приём! И коров, и лошадей, и свиней, и коз, и кошек, и собак. А как-то приволокли на верёвке и одногорбого верблюда!

Да она и сама стала подбирать на улице и таскать в дом бездомных щенят, котят, птенцов, выпавших из гнезда или отбитых у мальчишек.

Отец не ругал её за это, а, наоборот, в шутку называл своим «самым главным ассистентом».

Только однажды он запротестовал. На всю жизнь запомнила девочка этот разговор с отцом.

– Почему надо временно воздержаться? – спросила Ирина.

– В городе зарегистрировано несколько случаев бешенства животных.

Отец рассказал ей об этой страшной болезни.

– Её называют ещё водобоязнью, гидрофобией, аэрофобией. У неё двадцать три названия. Болезнь ужасна, неизлечима, смертельна. Я тебя не запугиваю, Аринушка! – Он поднялся из-за стола, достал с книжной полки томик Чехова, полистал его, нашёл нужное место и протянул дочери: – Читай!

Ирина прочла:

«Нет болезни мучительнее и ужаснее, как водобоязнь.

Когда впервые мне довелось увидеть бешеного человека, я дней пять потом ходил как шальной и возненавидел тогда всех в мире собачников и собак».

– И это пишет человек, страстно любящий животных. Ты ведь читала «Каштанку», знаешь, что у Антона Павловича были две собаки – Хина и Бром, я рассказывал тебе, помнишь? И до чего страшное впечатление произвело на него бешенство!

У Бугримова всегда было много работы. Кроме ветеринарного института, его часто приглашали в зоологический сад, на ипподром и в цирк. В зоологическом саду он лечил бегемотов и крокодилов, обезьянок и змей, на ипподроме – чистокровных скакунов, в цирке – всевозможных четвероногих и пернатых «артистов»…

Маленькая «самая главная ассистентка профессора», которая, кстати сказать, очень гордилась этим званием, больше всего, конечно, любила походы в цирк, восхищалась смелостью воздушных гимнастов и канатоходцев, ловкостью наездников, акробатов и жонглёров, храбростью укротителей диких зверей.

Ирина подолгу просиживала в кабинете отца, выбирала книги, читала их и однажды наткнулась на небольшую, в скромной серой мягкой обложке книгу. Девочка уже училась в школе, часто видела, как отец выписывает рецепты, и сразу поняла, что книга эта написана по-латыни.

– Это про зверей? – спросила она отца, указав на небольшой чёрный силуэт льва, нарисованный на обложке под заголовком.

– Нет, Ариша, – рассмеялся отец. – Это книга про знаменитого римского полководца, государственного деятеля и писателя Кая Юлия Цезаря.

– А почему тут нарисован лев? При чём тут лев? – не унималась девочка.

– Потому, что он был храбрым и смелым, как лев. «Aut Caesar, aut nihil!» – часто говорил он.

– А что это значит?

– «Или Цезарь, или никто!» Это выражение идёт из глубокой древности. Так до сих пор говорят люди, желающие прожить не бесследно.

– А полностью его имя Кай Юлий Цезарь?

– Да.

Звучное, незнакомое имя поразило слух Ирины и очень ей понравилось.

«Aut Irina Bugrimowa aut nihil!» – написала она вечером в своём альбоме. И нарисовала девочку-наездницу, мчащуюся по кругу манежа. Юная наездница была подозрительно похожа на Ирину.

Девочка подрастала здоровой и сильной. Во время посещения ипподрома ездила на качалке и даже на скаковой лошади в жокейском седле, что было гораздо сложнее.

Успевала она по-прежнему присутствовать и на операциях отца, даже помогала ему.

– Из тебя может выйти замечательный хирург. Ты смелая, не боишься крови.

– Нет, папа!

– Кем же ты хочешь быть?

– Артисткой.

Мать определила её в балетную студию, обучала игре на фортепьяно. Девочка очень увлекалась танцами, театром, посещала концерты.

Помимо этого, она решила освоить все виды спорта: прыжки в воду, езду на мотоцикле, плавание, лёгкую атлетику, гимнастику.

В шестнадцать лет Ирина Бугримова стала чемпионкой Украины в пятиборье и по прыжкам в воду.

Закончив школу, уже будучи рекордсменкой Украины также и по конькам, и по гимнастике, она поступила на первый курс института физкультуры.

Росла и крепла любовь Ирины к цирку. Там её все знали, часто видели и в зрительном зале и за кулисами, давно уже обратили на неё внимание.

В спортивных кругах девушка встретила человека, как и она сама, мечтавшего о карьере циркового артиста. Это был инструктор физкультуры Александр Николаевич Буслаев. Ему исполнилось тридцать четыре года. Он отлично понимал, что начинать карьеру акробата или гимнаста в этом возрасте поздно.

Бугримова как-то рассказала ему о давно виденном ею в харьковском цирке аттракционе немецкого артиста Лейнерта. Выяснилось, что и Александр Николаевич тоже видел этот аттракцион.

Лейнерт съезжал из-под купола на норвежских санях. Он летел стремглав, с бешеной скоростью по металлическому скату с рельсами.

Сани, совершив в воздухе головокружительное сальто-мортале, плавно опускались на пружинящую сетку-амортизатор.

– Вот бы нам с вами создать нечто подобное, – сказала Бугримова.

– Только исходя из совершенно других принципов! Без подчеркивания опасности, без игры на нервах зрителей!

– Разумеется.

Написав заявку на сценарий, приложив к ней предварительные расчёты и чертежи, будущие артисты поехали в Москву, в Центральное управление государственными цирками.

– Приступайте к работе! – сказали им.

Когда девушка рассказала родителям о своём бесповоротном решении бросить институт и стать артисткой цирка, они растерялись. Мать заплакала.

– Перестань! – сказал отец. – Видно, так суждено. Я сам виноват, сам её в цирк привёл. Пусть действует!

На подготовку аттракциона «ПОЛЁТ НА САНЯХ» ушло два года.

Будущие исполнители решили усложнить полёт. Им предстояло пролететь на санях сквозь два вращающихся вокруг своей оси кольца. На какой-то миг кольца оказывались в одной плоскости, вот тут-то и должны были пролететь сквозь них сани.

Малейшая ошибка в расчёте, малейшее упущение или невнимание грозило отважным гимнастам гибелью – сани, летящие со скоростью восемьдесят километров в час, ударившись о рёбра колец, разлетелись бы вдребезги.

Когда аппарат был построен, его установили на заводском дворе. Сани с балластом, не описав положенной траектории, не пришли на сетку-трамплин, а грохнулись оземь и развалились на мелкие части.

Всё пришлось переделывать. И на следующих испытаниях, уже в харьковском цирке, энтузиастов снова преследовали неудачи.

Переделка и поиски продолжались…

И вот наконец, после долгих репетиций, после падений, бесчисленных синяков, вывихов, переломов, в киевском цирке состоялась долгожданная премьера.

Итак, Буслаев и Бугримова стояли на вершине ледяной горки.

– Внимание!

– Есть!

Первый полёт над всем манежем совершила Бугримова, вслед за нею, через сложную систему вращающихся колец, стремглав пролетел Буслаев.

Насколько же новый аттракцион был не похож на выступление Лейнерта! А спустя некоторое время полёт усложнили ещё более: к двум вращающимся кольцам прибавили третье.

Помощник у артистов был не очень удачный – нерасторопный и рассеянный, по его вине часто происходили несчастные случаи. Надо было искать ему замену.

Как-то в Челябинске Бугримова разговорилась на эту тему с дрессировщиком лошадей Тетеревниковым.

– У меня есть подходящая кандидатура. К моему конюху Игнатову приехал погостить из деревни его брат Павел. Очень аккуратный, трудолюбивый и башковитый. Потолкуйте с ним. Может быть, он согласится.

На конюшне Бугримова увидела высокого, сухопарого дяденьку лет сорока, разговорилась и предложила ему место старшего служителя.

– Э-т-т-то, значит, с тобой, Арина Миколавна, всю жизнь ездить?.. – Павел Игнатов снял шапку и почесал в затылке. – А Нюра-то как же?.. А хозяйство?..

– Какая Нюра? Жена, что ли?

– Ясное дело, жена… Кто ж ещё? Что с ней-то будем делать?

– А мы и ей работу подыщем. Будет костюмершей. Потом, за нашим оформлением нужен постоянный уход: и белый ковёр следует почистить, и барьерные дорожки постирать. Вдвоём будете получать приличную зарплату, суточные… Комнату, проезд. Всё за счёт цирка. Не пожалеете. Брат-то ведь доволен? Верно? Не раскаивается, что работает в цирке?

– Он-то ведь с лошадьми… Дело привычное…

– И мы тоже скоро лошадей заведём, ухаживать за ними будете вместе с женой. Любишь животных-то?

– А кто ж их не любит? Эт-т-то ж чучелой бесчувственной надо быть…

– Ну как? Сговорились?

– По рукам, Арина Миколавна! Вижу, обижать не станешь!

Павел и Нюра оказались отличными помощниками.

Артисты решили создать «ВЫСШУЮ ШКОЛУ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ». Сначала с этим номером выступала одна Бугримова, затем, в паре с Буслаевым, подготовила «ДВОЙНУЮ ШКОЛУ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ».

Во время исполнения такого номера всадники, при помощи незаметных зрителю сигналов двумя поводьями и мундштуком, шпорами, носками сапог, шенкелями, заставляют каждый свою лошадь танцевать в такт музыке, поднимать правую или левую ногу, вставать на колени, идти «испанским шагом», рысью, галопом, вальсировать, маршировать и т.п.

И «ПОЛЕТ НА САНЯХ», и «ДВОЙНАЯ ШКОЛА ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ» очень нравились публике, но артистку вскоре перестали занимать. Захотелось чего-то нового: может быть, новых опасностей, но и новых достижений.

Объездив с аттракционом и номером все советские цирки, она решила изменить жанр своих выступлений и стать дрессировщицей львов.

Почему именно львов?

С детства запомнила Ирина древнюю римскую легеГнду о верности льва, прочитанную ею в библиотеке отца.

…Раб Андрокл решил бежать, как только узнал, что господин намеревается сослать его на мельницу неподалёку от Карфагена, где рабу предстоит всю жизнь, закованному в цепи, вертеть тяжёлый жёрнов. Сам же Андрокл думал о карьере врача, хорошо знал медицину и мечтал со временем выкупиться на свободу. Зная, что на мельнице самые выносливые силачи моментально превращаются в калек и умирают, Андрокл и решил скрыться.

Ему помог случай. Он добрался до пустыни. Долго бродил по раскалённым сыпучим пескам в поисках пищи и воды. Изнурённый жарой, голодом и жаждой, набрёл на небольшую пещеру, вошёл в неё и заснул.