Текст книги "Лань — река лесная"

Автор книги: Александр Шашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Гуз отбывает наказание

Если прежде Валерка и Алик считали Скуратова чуть не героем, то история с горбуном и запиской заставила их призадуматься и посмотреть на этого человека совсем иными глазами. Кто он такой? Зачем встречается с горбуном? Эти вопросы ни на минуту не давали ребятам покоя.

За новыми заботами друзья забыли и Тэклю, и слуцкие бэры, и все связанные с ними неприятности. Поэтому, когда утром, после завтрака, Николай Николаевич позвал Гуза, тот сразу же подбежал к нему.

– Вот что, милый, – начал Казанович, заклеивая какой-то конверт. – Я написал в Минск письмо так отнеси его, пожалуйста, в деревню и опусти в по чтовый ящик.

– Ладно, – нехотя согласился Валерка: у него были совсем другие планы на этот день. – Сейчас и нести?

– Подожди минутку. Вот тебе десять рублей, купишь у Тэкли слуцких бэр.

– Бэр?! У Тэкли?! – Валерка отступил на шаг, не веря своим ушам.

– Вот, вот у Тэкли, – повторил учёный. – Десять штук за наличный расчёт.

– Я… Мы… Мы хотели пойти на рыбалку, – забормотал Валерка, но Николай Николаевич перебил его:

– На рыбалку пойдёшь после того, как побываешь в деревне, – твёрдо сказал он. – Понятно?

– П-понятно.

– Не спеши, ещё не всё. Обязательно попросишь у тёти Тэкли прощения. И скажи, пусть она мне напишет, просил ты прощения или нет. А теперь можешь идти.

Если бы Казанович велел ему сходить ночью на Чёрное озеро и искупаться в нём, Валерка не растерялся бы так, как сейчас. Подумать только: ему нужно идти в дом к Тэкле, просить у неё прощения да ещё и покупать бэры! Ну, бэры купить не фокус. Даст деньги своему двоюродному брату Кольке, и тот принесёт в два счёта. Но вот просить прощения и вдобавок под расписку! От одной мысли, что он увидит Тэклю, её обрюзгшее лицо, совиные глаза, Валерку бросало в дрожь, а ноги прирастали к земле. Как проклинал он теперь и Тэклин сад, и слуцкие бэры, и свою выдумку с патефоном! Зачем ему всё это было нужно!..

На опушке, когда уже показались вдали крыши родной деревни, силы покинули Валерку. Он сел на траву под берёзой и глянул в сторону Тэклиной усадьбы. Статные, высокие груши отсюда были хорошо видны. Стоят, как тополя, и горделиво посматривают вокруг. И грома с молнией на них нет!..

Валерка облизал пересохшие губы, оглянулся назад, на дорогу, что вела к их лагерю. Эх, сейчас все, наверно, купаются или пошли по орехи, а он…

Из-за поворота дороги неожиданно показался человек. Задержался на секунду, глянул по сторонам и снова бросился бежать. Ближе, ближе… Валерка так и подскочил от радости: Алик! Куда он так спешит?

– Ты куда? – окликнул он друга. – Что случилось?

– Валерка?! – обрадовался Алик. – Вот хорошо! – Он с разгона упал на траву, счастливо улыбнулся. – Догнал! А думал, не догоню. Я ведь и не знал, что ты пошёл. Ты, верно, был уже на полдороге, когда мне Лёня сказал.

– И всё-таки напрасно ты оставил лагерь… Где Скуратов?

– Сидит в своём шалаше и читает. Да ты не бойся, до ночи он никуда не пойдёт. Горбун ведь ждёт его в полночь… Сейчас давай сходим к Тэкле. Вдвоём мы быстрее её уговорим.

– Продать десяток груш её уговаривать не нужно, – криво усмехнулся Валерка. – Она продаст хоть самому чёрту, лишь бы тот деньги показал. А вот как вырвать у неё справку, что я помилован её спекулянтским величеством?

– Сама с радостью напишет, и вырывать не придётся! – засмеялся Алик. – И не только записку, как хочет Николай Николаевич, а целое послание.

– Директору школы, – буркнул Валерка.

– Эх ты! Ты же, как услыхал Тэклин голос, так и удрал за сто вёрст. А я лежал и слушал, о чём она говорила.

– А что она говорила? – оживился Валерка.

– Вот послушай. Когда Николай Николаевич заплатил за нас деньги, она потопталась, потопталась и спрашивает: «А вам больше груш или яблок не нужно?» Мол, я готова ещё содрать с вас по рублю за штучку. «Если хотите, так я и сюда, в лес принесу».

– Даже в лес?!

– А ей что, трудно? Это ведь не жито жать. Вот мы сейчас и заявимся к ней как посланцы от всего отряда. Хотим, значит, заключить с вами, Тэкля Фёдоровна, торговый договор. Будем вашими постоянными клиентами, только дайте нам бумаженцию, что вы не сердитесь на нас за прошлое. И для начала покупаем десяток груш, по рублю за штуку.

– Здорово! – воскликнул Валерка, так и просияв от радости. – Если торговый договор, так она всё напишет! Пошли!

Аликов план удался как нельзя лучше. Тэкля написала записку, которую продиктовал ей сам Валерка, отсчитала десять груш (притом самых лучших) и, передавая их в руки своим в недавнем прошлом заклятым врагам, беззлобно проворчала:

– Только чтобы в сад больше ни ногой!

– Что вы, тётенька! – с самой искренней покорностью в голосе воскликнул Валерка и тут же поклялся – Пусть засохнут все ваши яблони и все четыре бэры, если мы хоть раз перелезем через этот забор!

– То-то, – не расслышав его бормотания, сказала Тэкля. – Бог карает тех, кто чужое хватает!.. Так когда же вас снова ждать?

– Видимо, завтра придём. Что такое на целый отряд десяток груш!

– А вы бы и брали не десять, а больше.

– Николай Николаевич то же самое говорил, да дед побоялся нам много денег давать. Ещё потеряете, говорит.

– И то правда, – согласилась Тэкля. – Дай таким озорникам много денег – греха не оберёшься…

– Тётя Тэкля, а не могли бы вы сами принести в лагерь груш и яблок? – вдруг спросил Валерка. Алик испуганно глянул на друга и незаметно ткнул его кулаком под бок: «Что ты плетёшь?» – но Гуз не обратил на него внимания и спокойно продолжал: – Тогда мы бы сразу много купили.

– А сколько? – спросила осторожная Тэкля.

– Всё, сколько ни принесёте, – не моргнув глазом, ответил Валерка.

– Ну, а почему же нет! – обрадовалась Тэкля. – Хоть сегодня! Перезреют мои бэрочки!.. А по какой цене возьмёте? – вдруг спохватилась она.

– Как всегда.

– Принесу, сегодня же принесу.

– Только мы, тётенька, теперь уже не на той поляне. Мы теперь на Барсуковой горе. Знаете? Это за реку и километра три влево.

– Ишь ты! Яйцо курицу учит! – обиженно пробурчала Тэкля. – Да на Барсуковой горе когда-то мой дед жил, царство ему небесное.

– Тогда мы вас ждём часов в семь.

– А почему в семь?

– Раньше вы можете никого не застать в лагере. Мы же там не гуляем, а работаем.

– Мои вы детки, в семь так в семь, – согласилась Тэкля.

– Что ты затеял?! – встревоженно спросил Алик, когда они вышли на улицу. – Зачем ты снова с ней связался?

– А я и не связывался, – спокойно ответил Валерка, уплетая яблоко, которое успел прихватить в Тэклином саду. – Я просто хочу её немного проучить.

– Смотри, чтобы снова не заварил кашу.

– Ну и пусть! Зато, может, поубавится её спекулянтский пыл, и я подлечу её немного от «порока сердца», а заодно отблагодарю за шапку и за всё остальное… Ты пойдёшь со мной?

– Куда? – удивился Алик.

– На Барсукову гору.

– Зачем это?

– Там увидишь. Пойдёшь?

– А в лагерь? Как бы Скуратов…

– Ты же сам сказал, что до полуночи он никуда не денется.

– Что с тобой поделаешь, пойду, – согласился наконец Алик. – А пока давай сбегаем домой, перекусим. Щей или борща какого-нибудь захотелось, давно не ели. Встретимся после обеда…

…Барсукову гору не спутаешь ни с какой другой, хотя их и немало в пуще. Она похожа на большую лодку, перевёрнутую вверх дном. На «носу» и на «корме» этой лодки, как два богатыря, возвышаются в зарослях берёзок и рябин два дуба. В один из них когда-то угодила молния, и верхушка его засохла. Пять чёрных обломанных узловатых сучьев вздымаются в небо, словно пять пальцев чьей-то огромной руки.

Посередине горы находится довольно ровная площадка шагов на двести в длину и немного меньше – в ширину, вся покрытая густой травой, кустами дикой груши, малины, крапивы, бурьяна. В центре её стоит высокий дубовый столб с развилкой. Это – остатки журавля над старым, давным-давно заваленным колодцем.

Приглядевшись хорошенько, можно заметить и ещё кое-какие следы человеческого жилья. Там-сям выглядывают из травы куски жести, большущие камни, а шагах в десяти от столба, в крапиве, чернеет целая груда обгорелого кирпича. Тут когда-то была хата лесника Ефима Богуна, которого прозвали почему-то Барсуком. В 1943 году фашисты сожгли хутор вместе с хозяевами. За много лет место это совсем одичало, и теперь сюда мало кто заглядывал.

Было часов пять, может, немногим больше, когда Валерка и Алик поднялись на Барсукову гору. В запасе у них оставалось много времени, и они, не сговариваясь, нырнули в малинник, ветви которого так и гнулись от душистых крупных ягод. Ягоды, казалось, сами таяли во рту, и ребята настолько увлеклись ими, что весь план Гуза чуть не пошёл насмарку. Жадная до денег Тэкля, оказывается, поторопилась и пришла раньше назначенного времени. Она уже добрых полчаса сидела на горе, шагах в сорока от малинника, когда Валерка случайно заметил её. Бедняга так испугался, что даже забыл про встречу, которую сам ей назначил, и в первую минуту хотел дать стрекача. Хорошо, хоть вовремя спохватился. Он подполз к Алику и шепнул ему на ухо:

– Тэкля пришла. Сиди и не шевелись, пока я тебя не позову. Понял?

И исчез. Алик забрался глубже в кусты и стал ждать: какой ещё номер отколет неутомимый на выдумки Гуз? Но пока всё было тихо. Очень тихо и как-то непривычно темно.

«Неужели вечереет уже? – удивился Алик и посмотрел на небо. Его закрывала густая чёрная туча, которая медленно надвигалась на Барсукову гору. – Хоть бы дождь не пошёл», – беспокойно подумал парнишка и вдруг оцепенел. Где-то совсем близко завыла собака. Завыла жутко и протяжно – у Алика по спине пробежал холодок. Он приподнялся на цыпочки, осторожно раздвинул руками малинник. Нигде никого. Только Тэкля растерянно и испуганно озиралась по сторонам. У ног её стоял внушительный, пуда на два, мешок.

И тут Алик смекнул, что за «собака» объявилась в малиннике. Притаившись, он продолжал наблюдать за Тэклей: что она будет делать?

«Собака» на минуту умолкла, потом снова подала голос. Это было нечто ужасное: она скулила, жаловалась, оплакивала кого-то… Малинник ходил ходуном, в воздух летели листья, вырванные с корнем стебли, комья земли. Казалось, там схватилась в драке добрая дюжина чертей!

Бедная Тэкля с перепугу забыла, какой рукой нужно креститься, и замахала сразу обеими: раз – левой, раз – правой. Потом как-то боком сползла с камня, на котором сидела, и, как клещами, обхватила мешок.

Тарарам в малиннике сразу прекратился. Какое-то время царила полная жуткого ожидания тишина, но вот кто-то жалобно застонал, потом захрипел и наконец заговорил старческим замогильным голосом:

– Кто пустил сюда эту спекулянтку? Гоните её прочь или, ещё лучше, ведите сюда!..

– И-и-и! – снова заверещало в кустах.

– Тр-р-рах! Тар-р-рарах! – громыхнул над самой головой гром.

И без того выпученные Тэклины глаза совсем вылезли на лоб. Алику почему-то показалось, что женщина умирает. Он уже хотел броситься ей на помощь, но Тэкля вдруг легко вскочила на ноги, забросила на спину мешок – и дай бог ноги! Догнать её теперь можно было разве только на коне.

– Дёр-ржи спекулянтку! – страшным голосом кричал ей вдогонку Гуз и изо всей силы молотил ладонями по голому животу.

Кувыркнувшись через пень, Тэкля с треском врезалась в кусты и исчезла. Валерка упал на траву и зашёлся смехом.

– Хватит тебе, лопнешь, дурень, – забеспокоился Алик.

– Ха-ха-ха… Видал? – хрипел Валерка. – На всю жизнь запомнит этот базар! Ха-ха-ха!..

Наконец он сел, вытер рубашкой мокрое от пота лицо и спокойно сказал:

– А яблок, ведьма, не оставила. Хоть бы одно потеряла, во рту освежить.

– Малину ешь. Лучше всяких яблок, – посоветовал Алик.

Но тут начал накрапывать дождь, и друзья заторопились в лагерь.

Почему Скуратов испугался гостя?

Николай Николаевич прочёл Тэклину записку, улыбнулся и погрозил Валерке пальцем.

– Разве что-нибудь не так? – встревожился тот.

– Слишком даже так, – Казанович прищурился, с хитринкой посмотрел на Валерку и вдруг спросил. – Ты диктовал или Алик?

– Что диктовал? – смутился Валерка.

– Всё, что здесь написано.

– Что вы!.. – хотел было возразить Валерка, но учёный перебил его.

– Вот что, милый, – снова погрозил он пальцем, – возьми грушу и марш ловить пескарей. Я тебе не Тэкля. Понял?

Валерка покраснел, взял грушу и поплёлся прочь. Николай Николаевич посмотрел ему вслед, покачал головой: ну и сорванец!.. И тут же спохватился: а каким сам был лет тридцать назад? Ого! Такие фокусы отмачивал, что все только диву давались!

Из шалаша вышел Скуратов и направился прямиком к Казановичу.

– Ну, Николай Николаевич, начитался я – просто голова кругом идёт! – потирая лоб, заговорил он. – Много, очень много любопытного. Только вот… Почему он нагнетает столько разных ужасов? Одна трагедия за другой. Похоронил почти всех своих героев!..

– Он писал правду, Архип Павлович, – неохотно ответил Казанович, припомнив вчерашний спор. – Он писал то, что видел. Народ переживал в те годы самую большую трагедию, которая когда-либо выпадала на его долю. В каждой избе, в душе каждого человека она оставила след, глубокий след…

– Это верно! – поспешил согласиться Скуратов и снова потёр ладонью лоб. Помолчав немного, он спросил: – Дед на рыбалке?

– Наверно. Где ему ещё быть?

– А не порыбачить ли и нам часок-другой?

– К сожалению, мы не найдём ни одной удочки. Часть дед взял, а остальные – ребята.

– Э-э, зачем нам удочки! – махнул рукой Скуратов. – Мы с вами будем сегодня рыбачить по последнему слову техники. Подождите меня здесь, я мигом.

Скуратов вернулся в свой шалаш и вскоре появился на поляне с аквалангом и «ружьём».

– Вот теперь берегитесь, щуки! – подмигнув учёному, оживлённо заговорил он. – Под любой корягой, в любом виру достанем. Вы только покажите мне более-менее рыбные места – ямы, виры, глубокие заливы.

– Я знаю здесь только Леонов вир да Рыгорову яму, – виновато усмехнулся Николай Николаевич. – Но, может, хватит и этого?..

– Интересно тут, – задумчиво сказал Скуратов, когда они шагали берегом реки. – Все имеет своё название. Озеро – Чёрное, вир – Леонов, гора – Барсукова. И особенно почему-то любят здешние старожилы название «Чёрное». Цвет им этот по душе, что ли?

– А откуда вы это взяли? – удивился Казанович и недоуменно посмотрел на Скуратова. – Если я не ошибаюсь, Чёрным называется только озеро. Не были там? Небольшое такое озерцо, правда, очень глубокое. А ямы да виры на реке?.. Кто их знает, может, есть где-нибудь и Чёрные. Вот вернётся Григорий Петрович, мы у него поспрошаем. Он реку как свои пять пальцев знает.

– А всё-таки где мы начнём? – уже без прежнего энтузиазма спросил Скуратов, поглядывая на реку. – Может, возле моста?

– Можно и возле моста. Разве рыбе прикажешь, где стоять!

– И то верно…

Подойдя к мосту, Скуратов разделся, укрепил за спиной баллон с кислородом, на ногах – ласты, надел маску и осторожно, чтобы не распугать рыбу, погрузился в воду.

Николай Николаевич видел рыболовов-подводников, но сам этим способом не ловил ни разу, и его разбирало любопытство: подстрелит что-нибудь Скуратов или нет?

Ждать пришлось долго. Прошло самое малое минут пятнадцать, пока наконец Скуратов вынырнул и выбрался на берег. Вынырнул он совсем не там, где его ожидал Николай Николаевич, а далеко за мостом. Он успел проплыть под водой, вдоль берега, метров триста, если не больше.

Трофеев не было.

– Видно, неудачное место выбрали, – сказал он. – Мелочи много, а хорошей рыбины ни одной не видел.

– Давайте сходим на Рыгорову яму, – предложил Николай Николаевич. – Это любимое место деда Рыгора, потому яму так и прозвали.

– А это далеко?

– Да нет! Вот за тем поворотом.

– Можно сходить, – подумав немного, согласился Скуратов.

И на этот раз он пробыл под водой довольно долго, но зато вернулся с добычей. Да ещё с какой! В руках у него был сом килограммов на шесть. Николай Николаевич даже рот разинул от удивления. Он уже потерял надежду, что Скуратов добудет что-нибудь под водой.

– И часто бывают такие удачи? – спросил Казанович, разглядывая сома.

– Как когда, – безразлично ответил Скуратов.

– Полезете ещё?

– Нет, кончился кислород.

– А у вас есть в запасе?

– Немного есть. Да, я думаю, его нетрудно будет достать. Больница здесь, кажется, где-то недалеко?

– На строительстве. Это километров восемь отсюда, не больше.

– Вот там и можно будет достать… А теперь пошли жарить нашего сома. Поймает что-нибудь старик или нет, а мы уже с добычей, и ужин будет что надо!

Жарить сома Скуратов взялся сам. Спустя какой-нибудь час над поляной разнёсся такой аппетитный запах, что все невольно потянулись поближе к огню.

Наконец «шеф-повар» объявил, что рыба готова, можно приступать к ужину. И тут обнаружилось, что нет ещё самого старого участника экспедиции.

– Семеро одного не ждут! – весело сказал Скуратов. – Кто его знает, когда он…

– Чур, без нас не начинать! – прозвучал вдруг в вечерних сумерках чей-то сильный голос. – Дед Рыгор! Поторопись, если не хочешь всю ночь цыган во сне видеть!

– Что ты, Леон Иванович! – послышался в ответ голос старого Войтёнка. – В этой хате голодным никого не оставят.

«Леон Иванович?!» – беззвучно прошептал Скуратов, и лицо его стало землисто-серым, словно покрылось слоем золы. Несколько секунд он сидел скособочившись, потом закрыл лицо руками, приглушённо застонал и, резко вскочив, зашагал прочь от костра.

– Архип Павлович! Куда вы? – растерялся дед Рыгор. – Я к вам человека привёл, а вы…

Скуратов что-то пробормотал в ответ, махнул рукой и скрылся в своём шалаше.

– Что это с ним? – встревожился Казанович. – Был такой весёлый, вместе на рыбалку ходили, и вот… Вы садитесь, пожалуйста, а я пойду узнаю, в чём дело.

Вскоре Николай Николаевич вернулся и шутливо доложил:

– Будет жив! Зуб разболелся, только и делов. Лежит, бедняга, под одеялом, стонет.

– Жаль! – вздохнул Леон Иванович, присаживаясь к столу. – Мне так хотелось поговорить с ним. Ведь его брат, Василь Кремнев, жизнь мне спас, можно сказать, из петли вынул…

– А ты переночуй у нас, – предложил дед Рыгор. – Завтра и потолкуете.

– В том-то и беда, что некогда мне. Завтра утром на работу. Может, уж как-нибудь в другой раз.

Леон Иванович поужинал вместе со всеми, поговорил немного с дедом Рыгором и, поблагодарив хозяев за хлеб-соль, стал прощаться.

– А ты всё же осторожнее лети на своём «стратостате»! – напутствовал его дед Рыгор. – Не дай бог, напорешься в темноте на корягу…

– Ничего, Григорий Петрович, не волнуйся! – уже издали подал голос знаменитый рыбак. – Этот «стратостат» ещё детям моим послужит!..

Постояв немного на берегу, дед Рыгор поплёлся в палатку и не раздеваясь лёг на нары.

– Что это ты хмурый такой? – спросил Николай Николаевич. – Может, нездоровится?

– Да нет… – буркнул дед Рыгор. Он долго лежал молча, потом зло, с обидой в голосе заговорил: – Ну, скажу тебе, не ожидал я такого от культурного человека!..

– Ты о ком это? – насторожился Николай Николаевич.

– Да всё о нём, о Скуратове нашем.

– Погоди, а что он такое сделал? – не понял учёный.

– Как это что? – Дед от возмущения даже сел на нарах. – Это, по-твоему, хорошо? Человек специально к нему приехал. Да какой человек! Герой! Первый помощник Кремнева!..

Николай Николаевич улыбнулся, хотел что-то спросить, но смолчал, ожидая, что ещё скажет дед Рыгор.

– Обидел меня Архип Павлович! – вздохнул старый Войтёнок. – Мне теперь хоть не встречайся с Леоном. Как в насмешку: он на порог, а мы – наутёк.

– Ну что вы, Григорий Петрович! – засмеялся учёный. – За что Леон Иванович будет на вас обижаться? Да и на Скуратова не должен бы. Захворал человек, с кем не бывает?

– Не такая уж у него болезнь, чтоб нельзя было «добрый вечер» сказать!

– Просто забыл.

– Может, и забыл, – неохотно согласился дед Рыгор и после минутного молчания добавил – И всё же не нравится мне его поведение. Смотрю я на него, и кажется: прячет он что-то от нас. В первую же ночь, едва остановились мы на этой поляне, куда-то ходил. Как ушёл часов в двенадцать, так только под утро вернулся…

– Ходил, говоришь, куда-то? – переспросил Николай Николаевич.

– Ходил. Вышел из шалаша, осмотрелся по сторонам и подался в чащу, во-он туда, к Чёрному озеру. Чего его носило на ночь глядя?

Помолчали. Потом Николай Николаевич спросил:

– Слушай, Григорий Петрович, а ты не интересовался, на каком фронте Скуратов воевал?

– Нет, не спрашивал. А что?

– Да так… – Казанович закурил и спросил снова – А Леон, говоришь, помощником у Кремнева был?

– Разведротой командовал. Он вместе с Василем и прилетел сюда из-за фронта. А потом в наших краях и осел. Женился на местной… А в войну они с Кремнёвым ого что выделывали! Генерала немецкого выкрали прямо из штаба и вместе со всеми документами привезли в партизанский лагерь…

– В самом деле интересный человек этот Леон, – проговорил Казанович. – Может, съездим к нему завтра на перекат?

– А жерлицы на Лесном? Бросим?

– Утром будет видно. А теперь давай спать.

Николай Николаевич погасил карбидку и лёг рядом с дедом. Но уснул не сразу. Слова деда, что Скуратов ходит куда-то по ночам, встревожили его.

«И чего он так испугался Леона Галькевича? Почему удрал в шалаш, едва тот подошёл к костру? – думал Казанович. – Зуб заболел? Глупости! Из-за того, что у человека болит зуб, он не станет, как говорит старик, убегать от людей. И если он собирает материал для книги, то с Галькевичем ему нужно было поговорить в первую очередь…»

Выкуривая папиросу за папиросой, Николай Николаевич лежал и думал. Теперь он был почти уверен, что Скуратов пришёл в пущу не с тем, чтобы писать книгу. Что-то другое привело его в Заречье, а потом и сюда, на Зелёную поляну. Но что? И кто он такой, Архип Скуратов?