Текст книги "Лань — река лесная"

Автор книги: Александр Шашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

«ДОПП»

Говорят: чего не увидишь во сне за длинную зимнюю ночь. Не меньше может присниться и за короткую летнюю.

Сколько разных приключений пережил Алик за шесть-семь коротких часов на душистом сене! За это время он успел стать взрослым, большим и сильным. И вот он идёт в разведку. Ему нужно разыскать горбуна и взять его в плен…

Тёмная ночь. Полыхают молнии. А он ползёт и ползёт, продирается сквозь колючие кусты. Острые шипы впиваются в лицо, в кровь расцарапывают руки, дышать становится всё тяжелее и тяжелее, а озера хоть ты плачь не видно. Мрак сгущается, крепчает ветер, ели угрожающе машут колючими лапами, словно гонят прочь. И вдруг во мраке загорается чей-то огромный страшный глаз. Он движется навстречу, и… перед Аликом вырастает горбун.

– Ты хотел меня видеть? – скаля зубы, спрашивает горбун. – Ну вот, я перед тобой.

Алик вскидывает автомат, нажимает на спусковой крючок, но автомат молчит.

– Видишь, ты и стрелять не умеешь, а хотел справиться со мной! – хохочет горбун и начинает наклоняться над Аликом. Ниже, ниже… Вот он уже дышит прямо в лицо, вот…

Алик вскрикнул, проснулся и… увидел влажные губы Метеора, его добрые фиолетовые глаза.

– А чтоб ты пропал! – выругался Алик и облегчённо вздохнул.

– Му-у-у! – обиженно протянул Метеор, и мальчишка невольно улыбнулся. Несколько минут он лежал без движения, прислушиваясь, как успокаивается сердце после пережитых во сне страхов, потом повернулся к Метеору и тихо, чтобы не разбудить Лёню, заговорил:

– Ну, чего ты хочешь? Проголодался? Вот и хорошо. А зачем вчера сразу две нормы съел? Теперь останешься без завтрака. Иди, иди, я спать хочу. А ещё раз разбудишь – пеняй на себя.

Метеор слушал и только моргал глазами. Он знал, что хозяин его любит поговорить, поворчать. Знал и то, что мальчишка любит его и бить не станет.

– Вот отдам тебя, обормота, снова на ферму, – не унимался Алик. – Надоел ты мне. Хочешь в стадо?

Словно понимая, что ему говорят, Метеор помотал головой.

– Шельма ты безрогая! – усмехнулся Алик, осторожно, стараясь не шуметь, сполз с сена и вышел из-под навеса.

Было часов шесть утра. Ночью наконец прошёл дождь, и берёза, залитая солнцем, сверкала, словно была усыпана бриллиантами. Во дворе было тихо и пусто. Один только старый петух, как часовой, стоял возле корыта, жмурил глаза и, верно, сам не знал, чем ему сегодня заняться.

«Неужто все разошлись?» – подумал Алик, жалея, что проспал. Ему так хотелось поехать сегодня вместе со взрослыми на рыбалку.

Чтобы окончательно убедиться, что дома никого нет, он заглянул в дом, потом в кладовку. Ни дедовых удочек, ни вёсел там не оказалось.

– Уехали! – вслух проговорил Алик и почесал затылок. Оставалось одно: брать косу, корзину и отправляться в поле за клевером. А там проснутся свиньи… Ну, свиней можно поручить старшей сестре. Она живёт по соседству, покормит. Сидит целый день ома – ребёнок маленький. У сестры можно и позавтракать, чтобы самому с керогазом не возиться. Хотя нет, завтракать идти не стоит – заставит колыхать маленькую Олечку. А эта Олечка такая пискля! И у него же гость – Лёня…

Алик намазал мёдом ломоть хлеба, взял косу, корзину и вышел со двора.

Коса легко брала влажный от дождя клевер, да и сколько его Метеору нужно. Алик думал про горбуна. Нет, не про того сказочного горбатого князя, что провалился сквозь землю вместе со своим дворцом. Вовсе нет! Алику четырнадцать лет, он перешёл в восьмой, много читал и был слишком серьёзным человеком, чтобы верить какой-то сказке. Именно потому он и вернулся вчера на берег Чёрного озера.

К знакомой ели, где стояла забытая Лёней корзинка, он подполз тихо-тихо, затаился в папоротнике и стал осматривать берег. И нашёл то, что искал! Камень! Огромный круглый камень, лежавший на другой стороне, неподалёку от берега. Точно такой, как тот, на дне озера! Значит… Значит, и камень и горбун были не в воде, а на берегу! В воде они видели их отражение.

Почему же тогда горбун так внезапно исчез? Чего он испугался? Вот этого Алик и не мог понять. И чем больше он думал про горбуна, тем более загадочным казалось его поведение.

Когда Алик вернулся с поля, во дворе по-прежнему было пусто. Даже петух куда-то скрылся. Но дверь в сени была отворена. Значит, в доме кто-то есть.

«Видно, Лёня проснулся», – подумал Алик.

В ту самую минуту на крыльцо вышел Архип Павлович. В руках у него была какая-то странная, незнакомая снасть. Алик видел и спиннинги, и удочки-донки, и проводочные удочки с катушками. Но то, что держал в руках Скуратов, не было похоже ни на спиннинг, ни на донку. Снасть напоминала скорее ружьё, из ствола которого выглядывала острая металлическая стрела.

– Что это такое, дядя Архип? – не выдержал Алик.

– Интересная штука, а? – подмигнул Скуратов.

– Интересная.

– Это, брат, подводное ружьё. Щук под водой стрелять. Нырнул на дно, спрятался за какую-нибудь корягу и жди. А как только покажется щука, ты её – бац!

– А как дышать под водой?

– Э-э, человек до всего додумается! Вон не сегодня завтра на Луну полетит и там тоже чем-то дышать будет. Ну, я пошёл!

– И я с вами!

– Нет-нет! Не сегодня. Мы сегодня очень далеко едем, так что придётся вам побыть дома.

Архип Павлович забросил за спину «ружьё» и рюкзак и направился к воротам.

Тут Алик вспомнил про своего гостя, который с минуты на минуту может проснуться. Нужно готовить завтрак.

Он сладил наконец с упрямым керогазом, когда в избу вошёл Лёня.

– Ты что, без матери живёшь? – спросил он.

– С дедушкой, – ответил Алик.

– А мать?..

– Она на Ангаре. И папа там. Они инженеры, электростанцию строят. Уже второй год. А раньше мы в Минске жили…

– А почему ты не поехал с ними? – удивился Лёня.

– Тогда нельзя было. Пишут, что на тот год возьмут и меня.

Алик поставил на стол сковороду с яичницей, нарезал хлеба и пригласил гостя завтракать. После минутного молчания спросил:

– Лёня, ты не торопишься домой?

– Как дядя… Он сказал, чтобы я его дожидался.

– Ну и отлично! – обрадовался Алик. – Тогда вот что. Ты же слышал вчера вечером, что мой дедушка, Николай Николаевич и твой дядя собираются совершить небольшое путешествие в пущу, на несколько дней. Николай Николаевич изучает лесные озёра и знает много красивых мест. Их он и хочет показать Скуратову. А заодно Архип Павлович осмотрит места партизанских боёв. Так вот, давай попросимся и поедем с ними. Знаешь, как интересно будет!

– Архип Павлович, может, и не захочет, чтоб мы…

– Почему не захочет? Захочет! – перебил его Алик. – Мы же помогать будем.

– Ур-ра! Идея! – донёсся со двора голос, и в открытом окне показалась взлохмаченная голова Валерки. – Ты, Алик, это здорово придумал! Мы создадим ДОПП!

Последнее слово заставило Алика и Лёню недоуменно переглянуться.

– ДОПП – это «добровольный отряд помощи писателям», – растолковал Гуз, довольный своей выдумкой.

– И всё-таки нас могут не взять, – усомнился Лёня.

– Возьмут! – убеждённо сказал Алик. – Я уговорю дедушку. Он у меня добрый.

На «музыкальный крючок»

Алик без особого труда уговорил деда. А вот со Скуратовым вышла заминка. К удивлению всех членов ДОППа, Архип Павлович даже как будто испугался, узнав, сколько у него объявилось помощников. Он пробовал доказывать, что легко справится один, что нет нужды отрывать ребят от их привычных занятий, что им будет скучно в лесу. Однако и он в конце концов, оценив, должно быть, искренний порыв ребят, сдался.

На общем «совете» было решено не терять понапрасну времени, послезавтра же, в субботу утром, двинуться на Зелёную поляну и там разбить лагерь. Одна палатка была у Николая Николаевича, вторую Алик и Валерка вызвались раздобыть в школе.

Кроме того, юные участники экспедиции получили задание заготовить все необходимые продукты. Им дали деньги и список всего, что нужно было купить.

В Заречье был магазин, но небогатый, и на другой день утром ребята поспешили на Базылёв перекат.

Базылевым перекатом называли небольшие каменистые пороги на Тихой Лани. Сейчас там полным ходом шло строительство межколхозной ГЭС. В сосоннике, на красивом берегу, вырос рабочий посёлок с клубом, столовой и двумя магазинами, в которых, как говорили заречанские хозяйки, не было разве что птичьего молока. Туда и направились юные «допповцы». Часа два они бегали от прилавка к прилавку, спорили, укладывали продукты, пересчитывали банки с консервами и заботились только о том, как бы чего не забыть.

А когда вернулись домой, снова началась суматоха. Нужно было собрать миски, ложки, котелки, взять соль, хлеб и многое другое: в пуще ведь придётся жить без малого неделю.

День промелькнул, словно один час. Когда всё упаковали, связали, солнце уже опустилось к самому лесу и, казалось, выбирало, как бы ему изловчиться проскочить между деревьями, не запутаться в сучьях.

– А ведь мы не всё прихватили, что нужно, – вздохнул Валерка, устало садясь на лавку.

– А чего ещё не хватает? – удивился Лёня.

– Овощей у нас никаких…

– Выдумал! – перебил его Алик. – Тыквы ещё набери, репы…

– Я не то сказал, – поправился Валерка. – Яблок нам нужно да груш. Понятно? Пришли к лагерю – и, милости просим, каждому по яблоку. Красота!

Алик сглотнул слюну.

– А что, – сразу согласился он. – Яблоки – это неплохо.

– Штук по пять каждому на день! – воскликнул Валерка.

– По пять!.. Знаешь, сколько это наберётся? Мешок.

– Ну, хотя бы по четыре. Это значит, нам нужно на семь дней… – Гуз задрал голову, пошевелил губами и объявил – Сто шестьдесят восемь штук!

– А сколько у нас денег?

– Что-то около десятки…

– Ну вот, а говоришь! За столько яблок Тэкля, если хочешь, всю сотню сдерёт.

– Сдерёт… – согласился Валерка и задумался.

Садов в деревне много, но всё молодые. А самый богатый сад – у Тэкли. Он посажен ещё до войны. Все остальные довоенные сады либо погибли в огне, либо были вырублены немцами. А Тэклин уцелел – в ту пору он был совсем молодой. Как укутали его в сорок первом в еловые лапки да колючую проволоку, так он и простоял в этом наряде до конца войны.

Сейчас Тэклин сад – на всю округу. Около сорока деревьев! Тут и «Антоновка поздняя» и «Антоновка ранняя», есть «Ранет» и «Боровинка», «Цыганка» и «Титовка». Пять яблонь – «Белый налив», три – «Налив винный», два «Апорта», два «Штрифеля». Есть ещё три «Лизы», одна «Анна», три «Адама», две «От бешенства» – да ещё яблонь десяток, названия которых знает одна Тэкля, потому что сама их и придумала.

Но и это ещё не всё. Есть у Тэкли в саду четыре высоких, стройных «Слуцких бэры». Стоят они, будто часовые, по углам сада. Видны издалека, особенно осенью, когда созревают груши.

А что это за груши! Это сахар, мёд, солнце и все самые лучшие ароматы цветов и деревьев, собранные вместе и заключённые в золотые горлачики. Глянешь на такую грушу – и слюнки сами потекут. А если уж попробуешь!..

Замечательный сад у тётки Тэкли! А вот сама Тэкля… Нет в округе сада лучшего, чем у неё, нет в округе и человека более скупого, чем Тэкля. «Зимой снегу не выпросишь», – говорят про неё люди. Никто не съел даром яблока из её сада. Даже паданцем не угостит! Всё на базар тащит. Люди только диву даются: как на работу в колхоз – у неё порок сердца, едва дышит, бедняжка; а созреют яблоки – мешками таскает их и в райцентр, и на станцию, и на стройку.

А между тем, если правду сказать, то и сад это не Тэклин. Перед самой войной посадил его единственный Тэклин племянник, сирота Анатолий Цепок, молодой, неженатый парень. Посадить посадил, а увидеть яблок так ему и не пришлось. Погиб в бою с фашистами…

– А если одолжить немного яблок? – предложил Алик. – Деньги мы ей потом отдадим.

– Не даст, – вздохнул Валерка.

– Даст! Я попрошу. Скажу, что, мол, так и так, будем писать книгу и про Анатоля напишем. Даст! Пошли, Валерка, нести поможешь.

– Я? – выкатил глаза Гуз. – Да ты что? Тэкля как увидит меня, так… – Он махнул рукой.

– Тогда пойдём с тобой, Лёня.

После недолгих уговоров Лёня согласился. Алик нашёл мешок, прихватил на всякий случай остаток денег (на задаток), и они с Лёней направились к Тэкле. Валерка проводил делегацию до ворот Тэклиного дома, а сам спрятался за хлевушком, в густом бурьяне.

Прошло минут десять. Тихо, ни звука. Но вот скрипнула калитка, послышались шаги.

«Они!» – решил Валерка и выскочил на улицу.

Алик и Лёнька шли с пустыми руками, красные и злые.

– Не уговорили? – подошёл к ним Валерка.

– Уговоришь её, как же! – буркнул Алик. – Сидит под яблоней, как баба-яга, грызёт яблоко и гундосит: «Нужны яблочки – гоните денежки. Если вы экспедиция, то и деньги у вас должны быть. Я хоть и неучёная, но меня не обдурите!..» Хотел я ей такое сказать, да… – Алик плюнул сквозь зубы и зашагал вдоль улицы.

Вернувшись под навес, ребята долго молчали. Взрослые были ещё на реке. Алик в последний раз перед тем, как отвести Метеора во двор к сестре, угостил бычка клевером – кормил из рук, по горсточке. Лёня осмотрел удочки. Валерка, уставясь на корыто с водой, в котором барахтался утёнок, грыз ногти. Вдруг на лице у него появилось отчаянное и решительное выражение. Он вскочил с бревна, на котором сидел, и подошёл к Алику.

– Неси патефон! – проговорил он тоном, не допускавшим возражений.

– Патефо-он? – оторопел Алик.

– Патефон и все пластинки! Я тоже побегу за пластинками.

– Что он придумал? – пожал плечами Лёня и с недоумением посмотрел на Алика. – Не собирается же он патефон в пущу тащить!

– Этот что-нибудь придумает! – Алик почесал лоб и пошёл в избу.

Вскоре на столе под берёзой стоял новенький патефон – премия от колхоза за высокий урожай льна на участке пионерского звена, которым прошлый год руководил Алик, – и лежала высокая стопка пластинок.

– Теперь сортируйте! – командовал Валерка, который тоже успел вернуться с охапкой пластинок. – Разные там фокстроты да вальсы – вон. Они нам не понадобятся. Современные песни тоже откладывайте в сторону. Ну, можно оставить «Подмосковные вечера», «Тёмную ночь» и те, что пожалостливее. А выбирать старайтесь старинные, где поёт Русланова. «Липу вековую», «Помню, я тогда молодушкой была», «Среди долины ровныя», про бесшабашную голову… Как её там?.. Ага, «Меж высоких хлебов…». Найдите «Выхожу один я на дорогу». Нам нужно подобрать таких пластинок штук двадцать-двадцать пять.

– Зачем тебе всё это? – допытывался Лёня.

– Нужно!

Когда пластинки «рассортировали», Валерка облегчённо вздохнул: старинных песен набралось ровно двадцать.

– Теперь, братишки, берём эту музыку и идём на реку. Туда, к сломанному дубу.

Друзья переглянулись, ничего ещё не понимая.

– Да скорее же! – нетерпеливо повторил Валерка. – Солнце уже заходит.

Зная, что от него до поры до времени всё равно ничего не добьёшься, Алик сгрёб патефон и решительно сказал:

– Пошли!

Сломанный дуб рос сразу за садом тётки Тэкли, на обрывистом, поросшем лозняком берегу реки. Ребята расположились под дубом.

– Теперь, Алик, поставь «Липу вековую». Да на всю силу пусти! – велел Гуз.

Над засыпающей рекой поплыла протяжная русская песня:

 
Ля-и-и-па-а-а веко-ва-а-я-я
На-ад ре-еко-ой шуми-и-ит,
Песня-я уда-ла-а-а-а-я
Вда-а-леке звени-и-ит!..
 

– Алик, Алик! Давай что-нибудь новенькое! – шумели девчата и мальчишки, которые сразу же окружили патефон. – Заведи ту, про рушничок.

– Потом, потом! – успокаивал их Валерка. – По очереди будем ставить. Фольклор и классику тоже любить нужно.

Валерка говорил без умолку, а сам всё время беспокойно поглядывал на Тэклин дом. Там – ни души. На лице у Валерки тревога и досада.

– Алик! Давай ещё раз «Липу». Сначала! Какая чудная мелодия! Ли-и-и-па… – Валерка вдруг умолк: на огороде, за высоким забором, показалась Тэкля. Толстая, коротконогая, с совиными, навыкате, глазами, она переваливалась с ноги на ногу, как старая утка, и… улыбалась!

– Смотрите, баба-яга… – прошептала маленькая, в кудряшках девочка, но Гуз так посмотрел на неё, что она прикусила язык.

– М-можно, голубочки, к вам? – проскрипела Тэкля, подходя к детям. – Сижу в шалаше и слышу – так уж ладно вы поёте! Ох-хо-хо!.. Любила когда-то и я петь!

– Это, тётя, не мы, это патефон поёт! – заметил курносый мальчуган.

– Всё равно красиво.

– Садитесь, тётенька! Ребята, подвиньтесь! Пусть тётя Тэкля сядет. Она ведь больная! – засуетился Валерка.

– Вот дай бог вам здоровьечка! – растроганно проговорила Тэкля, устраиваясь возле патефона.

– Нам бы лучше яблочек, тётенька! – хихикнул всё тот же курносый.

Тэкля и бровью не повела, как будто не расслышала.

– Алик, для тёти Тэкли! – скомандовал Валерка.

И когда «Липу» сменила «Помню, я тогда молодушкой была», а Тэкля раз-другой всхлипнула, он шепнул на ухо Алику:

– Играйте все двадцать, пока в кустах кукушка трижды не прокукует. Понимаешь? И – ни шагу отсюда! А как услышите кукушку – берите патефон и домой.

Никем не замеченный, Валерка сполз вниз, к реке, и исчез в кустах.

Чем недоволен Архип Павлович

Если тебе четырнадцать и если весь день накануне ты провёл на ногах, облетал Турки и Борки, не присев ни на минуту, сладко спится где бы ты ни лёг: в мягкой постели, на охапке соломы или на жёстком топчане…

Валерка Гуз долго не мог сообразить, чего от него хотят эти люди, чего они прицепились, тормошат за плечи, толкают под бока. Он глубже забирался под одеяло, отбрыкивался, наконец разозлился и сел. Возле топчана, одетые по-походному, с рюкзаками за плечами, стояли Алик и Лёня Кремнев.

И тут Валерка вспомнил всё.

– А? Проспал? – испуганно спросил он, спрыгивая с топчана. – Я сейчас, только оденусь…

В доме было ещё темновато и Валерка долго не мог попасть ногой в штанину. Потом куда-то запропастились ботинки.

– Мы пойдём! – нетерпеливо сказал Алик.

– Я мигом… Подождите меня возле лодок.

– Давай быстрей! А я тем временем за топором сбегаю. Забыли топор взять.

– Догоню! Уже обуваюсь. Не помню только, где моя шапка…

Наконец нашлась и шапка. Валерка не без труда влез в пиджак, который за лето стал ему тесен, закинул за плечи тяжёлый рюкзак и вышел на улицу.

Солнце ещё не взошло, но деревня уже проснулась. Кто-то отбивал косу; издалека доносилось ворчание тракторного мотора; у колодца переговаривались женщины; то тут, то там мычали во дворах потревоженные хозяйками коровы.

Можно было пойти улицей, но Валерка выбрал путь покороче. Он перелез через забор и огородом спустился к реке. Уже вторую ночь подряд над Заречьем проходили грозы, и теперь на каждом листке сверкали серебристые капли. Тронь только куст – и на тебя хлынет густой холодный дождь. Минуту Валерка медлил, потом втянул голову в плечи и нырнул в лозняк. Тут была узенькая, мало кому известная тропинка.

Дед Рыгор и Николай Николаевич сидели на полусгнившем бревне и курили. Скуратова ещё не было. Не было и Алика: видно, не мог найти топор.

Валерка прошмыгнул за спинами мужчин в лодку. Там, закутавшись в плащ, дремал Лёня.

– Чего это ты напихал в рюкзак? – сонно поинтересовался он.

– Чего нужно! – буркнул Валерка, засовывая свою ношу под брезент, где лежали узлы и мешки с продуктами.

Прошло добрых минут двадцать, пока собрались все. Встал вопрос: кому с кем ехать? У деда Рыгора лодка была побольше, чем у Казановича, и в ней разместились взрослые: сам дед Рыгор, Архип Павлович и Лёня – самый рослый из ребят. В голубую лодку Казановича кроме самого хозяина сели Алик и Валерка.

– Ну, в добрый час! – проговорил дед Рыгор, когда все заняли свои места, и поплевал на ладони.

После дождей вода в реке заметно поднялась, и Тихую Лань уже никак нельзя было назвать тихой. Зловеще рокотала она на поворотах, в лозняках, в зарослях куги. Мутные волны с силой бились в глинистые берега, и время от времени в воду, поднимая фонтаны брызг, падали комья земли.

– Вовсе некстати, – озабоченно заметил Николай Николаевич, поглядывая на быстрое течение. – Не будет клёва.

– А-а, один день – и спадёт, – успокоил его дед Рыгор, который вёл свою лодку рядом с лодкой учёного. – Махнём снова на Задубенское озеро или на Кривой залив. А ещё лучше – на Лесное. Давненько я там не бывал.

– Добираться трудно будет.

– Два часа, не больше. По Серебрянке. Я канаву знаю. Даже моя лодка проходит свободно.

– А это неплохая идея! – повеселел Николай Николаевич. – Мне туда очень нужно. Это один из водоёмов, где я ещё ни разу не был.

Река быстро мчала лодки вниз по течению. Пуща дремала. Только изредка, потревоженные утренним ветерком, лениво вздыхали ели.

– Вот попотел бы, если б вверх плыть! – заговорил Валерка, который не мог долго усидеть молча.

– Ты лучше скажи, чем это так вкусно пахнет в нашей лодке? – наклонившись к его уху, прошептал Алик.

– А чем? – испуганно потянул носом Валерка. Серые глаза его тревожно забегали, словно мышки, попавшие в мышеловку. – Н-ничем.

– А ты нос прочисти.

Валерка послушно высморкался, пожал плечами:

– Ну, н-ничем… Может, от воды…

– Ты хоть бы от меня не таился. Думаешь, не знаю, куда ты вчера вечером забрасывал свой «музыкальный крючок»?

Валерка сразу успокоился. Он заговорщически посмотрел на Алика и прошептал:

– Ну и молчи, если знаешь. Я всё по-честному сделал.

– О чём вы там шепчетесь? – поинтересовался Николай Николаевич.

– Да так. Посмотрите, сколько белых кувшинок! Попрятались в воде, одни макушки торчат. – Валерка перегнулся через борт и начал один за другим вылавливать в воде красивые белые цветы.

Алик тоже сорвал две или три кувшинки, а потом, удобнее устроившись на скамье, стал наблюдать за дедовой лодкой.

Дед Рыгор мерно взмахивал вёслами, то и дело поворачивая голову по ходу лодки. Лёня спал. Его кудрявая голова клонилась то в одну, то в другую сторону. Время от времени он тыкался лбом в дедовы колени, на секунду открывал глаза и тут же засыпал снова.

Алик долго с улыбкой следил за другом, потом перевёл взгляд на Архипа Павловича. Скуратов сидел, подняв воротник, на носу и, казалось, дремал.

«Почему он последнее время всё молчит? – подумал Алик. – Неужели всё-таки недоволен, что взяли нас?»

– Салют рыбакам! – прозвучал вдруг над водой сильный весёлый голос.

Все оглянулись. Даже Лёнька проснулся и стал протирать кулаками глаза. И только Скуратов, который сначала было обернулся на голос, вдруг снова опустил голову и словно бы окончательно уснул.

Легко приплясывая на воде, наперерез им плыла резиновая лодка, очень похожая на большую пуховую подушку.

– А-а, Леон Иванович! – обрадовался дед Рыгор. – Куда это ты на своём «стратостате»?

– Да куда глаза глядят! – бодро ответил Леон, хватаясь рукой за борт дедовой лодки.

– А мы вот целым колхозом выбрались, – заговорил дед, прикуривая папиросу, которой его угостил Леон. – Видал, сколько нас тут!

– Это мне на руку: больше рыбаков – меньше рыбы.

– А-а, сколько её нужно, той рыбы! Поймал на сковороду – и хватит, – махнул рукой дед. – А компанией веселее. Один слово, второй слово, смотришь – беседа!

– А я, дедуся, люблю тишину. Потому и места выбираю подальше. Взгляни на берега. Разве это ловля? Рыбак на рыбаке сидит, ступить некуда.

Леон тоже закурил и на минуту умолк. Николай Николаевич с интересом рассматривал нового знакомого.

От деда Рыгора он кое-что слышал про этого рыбака. Он знал, что Леон Галькевич работает на строительстве электростанции не то прорабом, не то техником. А ещё – что никто в округе не ловит на спиннинг рыбы больше, чем Леон. Николаю Николаевичу давно хотелось повидать знатного спиннингиста, и вот теперь он был рядом. Но ничего особенного не нашёл Казанович ни в лице Леона, ни в его поведении. Худощавый, немного сутулый, – это было заметно по тому, как он сидел в лодке, в синем комбинезоне и в высоких, выше колен, резиновых сапогах, – Леон имел вид самого обыкновенного, «серенького» рыболова-любителя, каких немало бродит летней порою по берегам рек и озёр в поисках рыбацкого счастья. И лицо у Леона было заурядное – лицо сельского жителя: обветренное, тёмно-коричневое, словно вырезанное из ольховой колоды.

Приметными были только глаза Леона. Большие, светло-серые, проницательные, они убеждали, что перед тобой человек умный и весёлый.

– Так куда ты всё-таки? – нарушил молчание дед Рыгор. – Может, давай вместе. Мы для начала на Зелёную поляну, а там – на Лесное.

– Нет-нет, спасибо! Я уж как-нибудь один. Привык. Вот найду местечко потише и дам спиннингу волю. Бывайте, ни хвоста вам, ни чешуйки!

Леон оттолкнулся от дедовой лодки и ловко взмахнул коротеньким веслом.

– На сук не напорись, а то наделаешь ветру! – бросил ему вслед дед Рыгор.

– Ничего! Пузырь у меня надёжный! Бывайте! Может, загляну как-нибудь.

Вскоре «стратостат» Леона скрылся за поворотом реки.

– Чудак! – проводив его глазами, сказал дед Рыгор. – Мог бы давно иметь хорошую лодку, так нет – привязался к этой душегубке. Нахлебается когда-нибудь воды…

– Привычка, – будто только сейчас проснувшись, заметил Скуратов. – Кто это был?

– Ах, беда! – вдруг засуетился дед. – Хоть ты назад его зови. И как это я забыл познакомить вас? Вот с кем вам нужно было поговорить. Это же ближайший друг Василя Кремнева. Всю войну вместе партизанили… Просто из головы вылетело! Вот что значит старость…

– Ну ничего, ничего, – принялся успокаивать деда Архип Павлович. – Ещё не раз, даст бог, встретимся. Он ведь обещал заглянуть.

Последние слова, как заметил Лёня, Скуратов произнёс без всякого энтузиазма.

Тихая Лань сделала ещё один поворот и выпрямилась, ослепительно засверкала на солнце. Все в лодках оживились, заговорили, как по команде, повернулись направо. Вот сосны начали редеть, потом как-то вдруг испуганно метнулись прочь от берега, и глазам путешественников открылась красивая, совсем круглая, усеянная редкими молодыми берёзками поляна.

– Пр-раво руля! – шутливо скомандовал Николай Николаевич, и лодки на полном ходу врезались в низкий песчаный берег.