Текст книги "Хосе Ризаль"

Автор книги: Александр Губер

Соавторы: Ольга Рыковская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Навещая по праздникам свою сестру, Хосе подружился с кузиной.

Девочка была не только хороша собой, но умна и понятлива. Она с восторгом слушала речи своего талантливого родственника. Леонора обладала прекрасным голосом и считалась лучшей пианисткой в коллегии «Конкордия», где музыка и молитвы были главными предметами изучения.

Вскоре Хосе пришлось еще больше сблизиться с семьей дяди.

Семья Рибера сдавала в своем просторном доме комнаты студентам «Атенеума» и университета; вскоре к числу жильцов присоединился и Хосе. Братские чувства Хосе к Леоноре постепенно принимали характер увлечения.

Однажды молодого предводителя филиппинских сил «Атенеума» доставили после побоища домой с разбитой головой, покрытого славой и кровью.

Хосе и прежде не раз случалось возвращаться домой избитым в схватках с учениками-испанцами, но Леоноре никогда не доводилось при этом присутствовать.

На этот раз вид раненого героя тронул сердце девочки. Через год, в 1878 году, с согласия родителей, Хосе и Леонора уже были официально обручены.

Жениху было не более семнадцати лет, невесте – одиннадцать. Обычай обручать детей, часто даже без их согласия, был очень распространен на Филиппинах.

Дядя Антонио охотно видел в Ризале будущего зятя. Пылкий и талантливый юноша, блестяще окончивший «Атенеум» и зачисленный в 1877 году в манильский университет св. Фомы, нравился ему всегда. Даже впоследствии, когда на Хосе обрушились гонения монахов и колониальных властей, дядя пытался помочь ему. Он был одним из тех, кто облегчил Ризалю возможность тайного бегства в Европу.

Выбор карьеры

Двадцать шестого марта 1876 года Хосе Ризаль окончил «Атенеум» со степенью бакалавра искусств, единственной степенью, которую давало это учебное заведение. Ему предстоял выбор дальнейшей специальности. Выбор был крайне ограничен. Для филиппинского юношества были открыты только две возможности – стать юристом или врачом. Философский факультет был монополизирован испанцами. Университет св. Фомы, единственный на Филиппинах, был старейшим учебным заведением островов. Основан он был еще в 1603 году, через тридцать три года после захвата Манилы испанцами.

В университете уже почти три века властвовали доминиканцы, наложившие на немногие предметы, преподаваемые в университете, свою мертвящую теологическую печать. Всякая свободная мысль душилась в университете св. Фомы самым откровенным и неприкрытым иезуитскими ухищрениями образом.

В апреле 1877 года Ризаль зачислен в университет. Но это – уже не прежний мальчик, попавший в Манилу из маленького провинциального городка, преклоняющийся перед героическими фигурами испанской истории и воспевающий Магеллана.

Столкновение с жизнью и с представителями молодого либерального поколения нарождавшейся филиппинской буржуазии способствует росту его критического отношения к колониальной действительности. Ризаль – еще верный сын Испании, но в то же время он уже осознает себя филиппинцем. Он желает бороться за лучшее будущее своей родины, он хочет видеть превращение ее из падчерицы Испании в ее любимую дочь.

После подавления Кавитского восстания испанская реакция сумела на время создать на Филиппинах иллюзию успокоения. «Порядок» поддерживался продолжавшимися арестами и высылками из Манилы представителей либеральной интеллигенции. Эти репрессии временно приглушили на Филиппинах всякое открытое обсуждение и требование реформ, самую умеренную критику колониального управления и монашеского засилья.

Но репрессии не могли остановить процесса постепенного формирования национально-освободительных идей. Экономические предпосылки для национального объединения островов усиливаются вместе с проникновением капитализма. Сахарные плантации и заводы, табачные фабрики подчиняют себе отдаленные провинции, втягивают крестьян в производство товарных сырьевых культур.

В своих романах Ризаль впоследствии прекрасно показал надежды безземельных крестьян и бедняков, скопивших ценой лишений сумму, необходимую, чтобы арендовать участок земли и засадить его сахарным тростником. Но не менее ярко отражены в произведениях Ризаля и те противоречия, неразрешимые в рамках неограниченного господства монашеских орденов и произвола чиновничества, на которые наталкивалось развитие производительных сил колонии.

В романе «Эль Филибустерисмо» история крестьянина Талеса, такай типичная для Филиппин, трагична по своей простоте и обыденности.

В жестокой борьбе с природой и лишениями бедная семья отвоевывает у девственного леса клочок пашни. Во время расчистки гибнут от малярии жена и дочь Талеса… Но земля расчищена, уже посажен сахарный тростник. Отец и дед мечтают о будущих доходах, об отправке второго ребенка учиться в Манилу – заветное стремление каждого филиппинца. Но появляются представители монашеского ордена, которому принадлежат все лучшие земли округа. Монахи претендуют и на расчищенный с такими муками клочок земли, они требуют арендную плату. Пустяки, всего несколько песо в год. Талес решает заплатить эту скромную сумму. Она кажется ему незначительной, он ждет хорошего урожая. Создается прецедент. С каждым годом алчные монахи без всякого права требуют все более и более высокой арендной платы.

Возмущенный крестьянин начинает неравную борьбу в продажных судах. Конечно, монахи торжествуют. Жизнь нескольких «индио» загублена, зато на несколько гектаров увеличились владения монашеского ордена.

Так уродливо преломляются в колониальных условиях испанских Филиппин проникающие капиталистические отношения. Усиливается глухое недовольство широких трудящихся масс.

Мрачный режим политического бесправия и попытки подавить всякую мысль о реформах только ускоряют рост недовольства передовой части населения.

Пропаганда реформ переносится за пределы колонии. Растет число вольных и невольных эмигрантов в европейских столицах, в Гонконге, даже в Америке и Австралии.

Между эмигрантами и Манилой налаживается живая связь. Несмотря на все препятствия властей, на острова проникают испанские оппозиционные либеральные газеты. Даже среди испанских колонизаторов на Филиппинах растет число приверженцев реформы одряхлевшего испанского абсолютизма. Их подогревают многочисленные, хотя и неудачные, революционные восстания и военные перевороты в далекой метрополии. Среди испанских резидентов на Филиппинах уже возникают первые масонские ложи. Некоторые втайне являются карлистами – страшное преступление, за которое карает королевская власть.

В этих условиях, прикрываемые внешней лояльностью колониальным властям и церкви, растут либеральные настроения среди филиппинской буржуазии и мелкобуржуазной интеллигенции.

В университете Ризаля ждет разочарование. Он встречает там не только мертвящую схоластику преподавания, но и враждебное отношение к себе руководителей-доминиканцев.

Извечное соперничество между доминиканцами и иезуитами вызвало в университете недоброжелательство к лучшему ученику иезуитской коллегии.

В юном Ризале, с его стремлением быть полезным своему народу и горячей любовью к своей родине, монахи видели будущего опасного «патриота» и либерала.

Несмотря на неблагоприятную обстановку в университете, Ризаль с обычным увлечением углубляется в занятия медициной. Он решает стать врачом. Ему кажется, что в качестве врача он сможет принести наибольшую практическую пользу филиппинскому народу. Действительно, отсутствие медицинской помощи увеличивало гибельные последствия различных эпидемий, косивших десятки тысяч человек ежегодно. Не только малярия и туберкулез поражали целые районы Филиппин, но и холера никогда не прекращалась даже в предместьях Манилы. Толпы прокаженных бродили по дорогам страны и протягивали за подаянием кокосовые чашки своими изъеденными язвами руками у дверей бесчисленных церквей. Оспа и различные глазные болезни – результат грязи, нищеты и скученности – лишали зрения тысячи филиппинцев.

Изучая медицину, Ризаль не забывает свои литературные увлечения. Тематика его поэтического творчества уже отражает изменения в его мировоззрении.

В 1879 году манильский «Лицей искусства и литературы» объявил конкурс филиппинских поэтов «туземцев и метисов». Девятнадцатилетний Хосе посылает на конкурс свои стихи и получает премию. Представленное им стихотворение называлось «К филиппинской молодежи». Оно уже свидетельствует о пути, пройденном молодым поэтом от гимнов в честь Магеллана к воспеванию национальной идеи, хотя еще в очень робкой и вполне лояльной форме. В этом стихотворении уже звучат те гражданские мотивы, которые в дальнейшем превращаются в основную ось литературных произведений Ризаля. Поэт призывает своих сверстников вести Филиппины к светлому будущему, взывая к «величавому гению своей страны», называя филиппинское юношество «прекрасной надеждой отечества».

Призыв нашел живой отклик в сердцах филиппинской молодежи. Еще в «Атенеуме» вокруг Хосе группировались воспитанники-филиппинцы. После появления обращения «К филиппинской молодежи» имя Ризаля становится популярным в национально-прогрессивных кругах.

Вместе с тем стихи и то впечатление, которое они производили на филиппинское общество, привлекают к Ризалю опасное внимание властей и официальной печати. Филиппинцам того времени не полагалось знать другого отечества, кроме Испании. Надо было забыть собственную историю и культуру, как не стоящие внимания. Три века испанские монахи делали все возможное, чтобы уничтожить даже всякие следы литературы, когда-то существовавшей на островах. И вдруг «дерзкий индио» осмеливается обращаться к филиппинцам, как к сыновьям своей страны, к гению своей страны, называет Филиппины своим отечеством. Эта неслыханная дерзость и должна была создать Ризалю в глазах властей репутацию опасного патриота и вольнодумца.

В 1880 году манильский «Лицей искусства и литературы» объявил новый конкурс по случаю… юбилея Сервантеса (333 года со дня рождения). Ризаль написал аллегорическую поэму «Совет богов», за которую ему также была присуждена первая премия. Но на этот раз Ризаль не получил ее. Когда выяснилось, что автор премированного сочинения – филиппинец, премию передали какому-то испанцу. Хосе тяжело переживал оскорбление, нанесенное ему лично и в его лице всему его народу. Он попытался отомстить драмой в стихах «На берегу Пасига», публично разыгранной 8 декабря 1880 года воспитанниками «Атенеума», – молодой поэт не терял с ними тесной связи и после поступления в университет.

Уже то обстоятельство, что пьеса Ризаля могла быть разыграна учениками иезуитской коллегии, достаточно свидетельствует о ее невинном характере. Однако отдельные места были нетерпимы с точки зрения колониальных властей. Одним из действующих лиц пьесы Ризаль вывел самого сатану и заставил его произносить обличительные речи против Испании и ее колониальной политики. На представлении присутствовали, как полагалось, члены тайной полиции. Они, конечно, заметили впечатление, произведенное на публику святотатственными монологами: «Хороша Испания! Даже самому дьяволу от нее тошно», – и не замедлили донести об этом.

Отношение колониальных властей к Ризалю определилось. Он был причислен к неблагонадежным элементам, на которые в любой момент могла обрушиться карающая рука испанского «правосудия». Становилось ясно, что Хосе Ризалю не придется окончить манильский университет, что так или иначе колониальная администрация сумеет устранить его.

Приблизительно в это же время с ним произошел еще один очень характерный инцидент, ярко иллюстрирующий бесправие филиппинского населения, произвол и жестокость колонизаторов. Этот случай прибавил последнюю каплю в и без того переполненное обидой за себя и за свой народ сердце молодого человека.

В одно из своих посещений отцовского дома в Каламбе Хосе как-то вечером вышел на улицу. Попав из яркого света в темноту тропической ночи, он не мог заметить и узнать проходившего мимо человека. Внезапно прохожий повернулся к нему с бранью и ударил его шпагой по спине. Хосе слишком поздно обнаружил, что это был жандарм гражданской гвардии, которому он, как филиппинец, должен был низко поклониться. На испанцев это правило не распространялось, но филиппинцы обязаны были выражать таким способом преданность правительству и престолу. Не снявший шляпы перед таким важным лицом Ризаль являлся виновным чуть ли не в оскорблении величества.

Ризаль попробовал пожаловаться на жандарма, но встретил лишь презрительное равнодушие. У «индио» не было прав, которые испанский солдат должен был бы уважать. Лучше бы Ризалю не поднимать шума из-за пустяков, а поблагодарить «оскорбленного» им солдата за то, что тот пощадил ему жизнь.

Горечь обиды за несправедливо отнятую премию, оскорбления, полученные от испанского солдата, и, главное, презрительное невнимание к его жалобам впервые заставляют Ризаля подумать об отъезде с Филиппин, прислушаться к советам друзей, которым он раньше энергично возражал.

Друзья и родные Ризаля уже давно советовали ему уехать за границу и там закончить свое образование. Они убеждали его покинуть свою страну, прежде чем преследования властей обрушатся на него. Доказывали, что филиппинец не в силах ничего добиться на родине. И только получив специальное образование в Европе или Америке, сможет завоевать признание на Филиппинах.

Но выбраться с Филиппин Ризалю было не так-то легко. Чтобы выехать, надо было, помимо денег, получить паспорт, а молодой поэт был, конечно, последним, кому полиция выдала бы его. Опасно было выпустить из-под надзора этого певца «своего отечества», осмеливающегося критиковать метрополию и сеющего мятежные идеи в умах туземной молодежи.

Наконец, после долгих хлопот друзьям Ризаля удалось обойти все препятствия. Двоюродный брат Хосе умудрился достать заграничный паспорт на чужое имя, брат Пасьяно и дядя Антонио, отец его невесты Леоноры, раздобыли денег, сестра Люсия отдала свое бриллиантовое кольцо, отец также обещал свою денежную поддержку.

Чтобы обмануть бдительность полиции, Хосе уехал из Манилы в Каламбу якобы погостить к родителям. Шифрованной телеграммой его известили о времени отхода парохода. Он тайно вернулся в Манилу и пробрался на пароход, где мы и застали его.

В Мадриде

В Маниле и Каламбе исчезновение Ризаля вызвало большой переполох. Заметая следы беглеца, верный Пасьяно бегал по городу в поисках «пропавшего» брата и даже туманно намекал на возможность убийства или самоубийства.

Жандармы обыскали и перерыли всю Каламбу. Вся манильская полиция была поставлена на ноги. Хосе искали так, словно скрылся не молодой поэт, автор нескольких вольнодумных стихотворений и пьес, а государственный преступник, колеблющий основы испанского колониального господства на Филиппинах. Когда факт отъезда за границу был окончательно установлен, негодование властей и монахов не знало предела – они чувствовали в Ризале будущего опасного врага. Он должен будет ответить за свое дерзкое бегство, а вместе с ним понесут ответственность и его родственники – все Меркадо, Ризали и Реалондо.

Но время расправы еще не наступило, да и сам «преступник» был недосягаем. Виновник полицейской суеты достиг благополучно Сингапура. Здесь он благоразумно пересел на французский пароход и через Марсель прибыл в Барселону.

Широко раскрытыми глазами глядел вырвавшийся из колониальной тюрьмы юноша на мир. Без устали заносит он свои наблюдения в записную книжку и делает многочисленные меткие карандашные зарисовки.

В Барселоне, где в то время находилось уже довольно много филиппинцев, Ризаль прожил несколько месяцев, с интересом приглядываясь к никогда не прекращавшемуся революционному брожению. О Барселоне, одном из немногих крупных промышленных городов Испании, Энгельс писал, что история его знает больше баррикадных боев, чем история какого бы то ни было другого города в мире.

Ризаля поражает относительная свобода слова и печати, так непохожая на нетерпимость и жестокую цензуру клерикальных властей на Филиппинах. Почему в Барселоне можно выражать, даже в печати, мнения, за которые в Маниле не миновать казни на Багумбаянском поле? – задает себе вопрос Ризаль. Испания и Филиппины находятся под властью одного короля, правительству одинаково несносны критика и революционные выступления как в Барселоне, так и в Маниле, но почему же такая несоизмеримая разница? И ему кажется, что причину следует искать в недостаточном объединении филиппинского народа, в отсутствии солидарности и культуры. Надо нарушить вековую спячку, пробудить национальное самосознание народа, победить его инертность – результат векового угнетения.

Ризаль направляется в Мадрид и в том же 1882 году поступает на медицинский факультет университета. Следующие годы – период упорной и напряженной работы. Страстно и целеустремленно Ризаль отдается углубленному изучению медицины. Не довольствуясь этим, он одновременно посещает философский факультет, а вне университета занимается живописью и лепкой, изучает языки.

Языками Ризаль овладевал с поразительной легкостью. С детства он, кроме родного тагальского языка, знал испанский; в школе усвоил греческий и латинский; в Мадриде овладел французским, английским и итальянским языками. Позже к ним прибавилось знание немецкого, арабского, санскритского и древнееврейского языков и каталонского наречия. Английским языком он пользовался для записи путевых впечатлений, немецким – для научных работ, французским – для переписки с друзьями, испанским – для политических памфлетов и беллетристики, тагальским – для популярной литературы.

В мадридском университете Ризаль быстро обратил на себя всеобщее внимание. Не прошло и нескольких недель, как весь университет говорил о талантливом филиппинце, его блестящих успехах во всех науках и о его монашеской жизни. Он почти не показывался в кафе, клубах и кабачках, где любили проводить время студенты.

Кружок друзей Ризаля состоял из десятка-другого филиппинцев, одного англичанина и одного немца. Друзья собирались в скромном маленьком кафе почитать лондонские газеты, поиграть в шахматы или домино. Показываясь здесь довольно редко, Ризаль неизменно являлся душой и центром всего кружка. Он непрочь был поиграть в шахматы, и играл очень хорошо, но предпочитал горячие споры. Часто, слушая речи товарищей, он делал наброски карандашом, карикатуры, к сожалению, не сохранившиеся. В последнее свое посещение этого кафе перед отъездом из Мадрида он набросал на мраморе непокрытого стола карикатурные портреты всех присутствовавших. Их стерла тряпка лакея, но через несколько лет хозяин кафе дорого дал бы, чтобы они уцелели. Их стоимость превысила бы, пожалуй, стоимость всего кафе. В Мадриде Ризаль вел ту же трудовую жизнь, к какой привык еще в «Атенеуме». Усиленные занятия медициной не мешали ему поглощать массу книг исторического и политического содержания, изучать французских, немецких и английских классиков. Особенно увлекался он историей Соединенных Штатов, видя в ней урок национально-освободительной борьбы колоний. Единственное развлечение, которое он себе позволял, было посещение театра, когда это допускал его тощий кошелек. Присылаемых из дому денег не всегда хватало даже на его скромную жизнь, и он вынужден был давать уроки.

В Мадриде, как и в Барселоне, Ризаль еще далек от активной политической жизни. В среде филиппинских эмигрантов, с которыми он был более или менее тесно связан, пробуждение национально-освободительных идей находилось в этот период в самом зачаточном состоянии.

Бежавшие от угрозы арестов и преследований зажиточные филиппинские семьи, европейски образованная филиппинская молодежь пока осмеливались мечтать лишь о скромных реформах, даруемых самой Испанией. Поддержку своим надеждам либеральная филиппинская интеллигенция искала у прогрессивной части испанской буржуазии.

Нарождавшаяся испанская промышленная буржуазия видела необходимость реформ существовавшей системы колониального управления, мешавшей более современной эксплуатации колоний. Антиклерикальные круги испанской интеллигенции стремились ограничить политическое и экономическое засилье монашеских орденов в колонии.

В 1882 году, в год поступления Ризаля в университет, в Мадриде возникает испано-филиппинский кружок. Он пытается издавать свой орган «Журнал испано-филиппинского кружка». Однако организационная и идейная слабость либеральных основателей кружка сказывается и на журнале. Его направление – колеблющееся, неопределенное. Журнал быстро прекращает свое существование, сыграв все же известную роль в объединении умеренных либеральных сторонников реформ в Испании и на Филиппинах.

Как бы перекликаясь с ним, в том же году в Маниле возникает журнал «Диорионг Тагалог», основанный Марсело дель Пиларом. Несмотря на все репрессии колониальной цензуры, этот журнал достаточно сильно отражает протест филиппинского народа против угнетения и произвола испанских монахов.

Таким образом, Мадрид не явился для молодого Ризаля той школой, в которой его искренние, но смутные стремления помочь своей родине и своему народу могли бы получить действенное устремление.

Первые литературные шаги Ризаля в Европе – статьи, стихи, очерки, напечатанные в «Ревиста» и других органах, еще далеки от тех социальных мотивов, которые впоследствии развернулись в широкое полотно обличительного романа.

Помимо специальных научных статей, он печатает ряд лирических стихов, очерки Мадрида, путевые наблюдения; некоторые его статьи, например «Любовь к родине», находят путь на Филиппины. Дель Пилар помещает их в «Диорионг Тагалог» под псевдонимом «Лаонг Лоан». Напечатанные на родном языке, они проникают в народные массы, будят национальное самосознание филиппинцев.

Изыскивая лучший способ борьбы с невежеством и забитостью своего народа, в чем он видит главное зло Филиппин, молодой студент решает написать большое беллетристическое произведение. В увлекательной романтической форме оно должно пробудить сознание народа, стремление к знанию и единению, показать пути к освобождению от рабской зависимости при помощи просвещения и объединения.

Говорят, что на эту идею Ризаля натолкнуло чтение «Хижины дяди Тома» Бичер Стоу. Другие биографы считают, что Ризаля вдохновил «Агасфер» Эжена Сю.

В «Хижине дяди Тома» картина бесправия и жестокого угнетения негров в Америке невольно напоминала Ризалю хорошо знакомую филиппинскую действительность. В «Агасфере» описания интриг и преступлений иезуитов воскрешали в его памяти произвол и издевательства монахов на далекой родине.

Ризаль предлагал своим филиппинским друзьям из «испано-филиппинского кружка» написать сообща такую книгу и иллюстрировать ее силами филиппинских художников. Но его предложение не встретило отклика. Ризаль принялся за работу один и написал в Мадриде несколько глав. Усиленная подготовка к окончанию университета заставила его прекратить работу над романом, но и после этого Ризаль не переставал его обдумывать.

Не по летам серьезный и образованный, человек разнообразных блестящих способностей, Ризаль был на несколько голов выше своих товарищей. Но он опередил своих сверстников и в другом: он понимал всю необходимость объединения для совместного служения родине. Буржуазная филиппинская молодежь, среди которой приходилось вращаться Ризалю в Мадриде, признавая его авторитет и превосходство, гордилась им. Но Ризалю не удавалось еще объединить своих сородичей в какой-нибудь организации.