Текст книги "Преодоление недосягаемого (СИ)"
Автор книги: Александр Бодний
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Достоевсковеды свою эпигоновскую точку отсчёта в определении идейной направленности героев Достоевского Ф. М. ставят в формат творческой изыскательности писателя, усугубляя тем самым ошибочность эволюционно-идейной предначертанности героев. Достоевский Ф. М. не отступает от общепринятых принципов конструирования идейности романа, выдвигая и ... "передовые мысли" и "передового человека". Но психологический парадокс кроется в том, что ... форма не соответствует содержанию, нравственная неполноценность героя и кажущаяся нравственная неполноценность стушёвывают и сводят на нет эффект проявления скрытых передовых концепций и мыслей, передача потайного смысла которых усугубляется псевдополифонией в режиме отрицания отрицания.
Через многоступенчатость псевдополифонической осмысленности и полилогографию цепкому взгляду читателя представляется развёрнутая панорама идейной специфики героев, несущих передовые мысли общества. А кто сказал, господа достоевсковеды, что передовое веяние времени должно подноситься писателем не в оппонируемом горшке (схожем с ночным), а на блюдечке с голубой каёмкой? Это собачья чушь!
Абстрагировано поднявшись выше психологической парадоксальности, такой читатель лицезреет в образе Павла Смердякова носителя ростка идеи будущего революционного потрясения. Хотят ли этого достоевсковеды или не хотят, но факт остаётся фактом: идея народовластия Парижской коммуны была предшествующей ступенью, репетицией для социалистической революции в России ... В псевдополифоническом подтексте, но с полилогографической твёрдостью убеждений Иван Карамазов претендует на первого в мире (хотя и робкого) гуманиста, несмотря на алогическое толкование достоевсковедами тезиса "все позволено". Не нигилистическим протестом, а гуманистическим Иван Карамазов в полилогографическом исполнении ставит последнюю точку на "последней капле слезы". И веришь ему не по силе тембра звука, а по ... проступающему через дрожание голосовых связок безысходному отчаянию, как по последней попытке взять недоступную высоту.
Достоевский Ф. М. по этико-психологической достоверности отображения носителей передовых мыслей и среды, их выпестовавшей, превзошёл и Пушкина А. С., и Герцена А. И. (кроме Чернышевского Н. Г., Некрасова Н. А., Щедрина М. Е.), – беспардонно оголив и нутро носителей и "кухню" передовых мыслей.
Часть 48.
Глава 378.
Достоевсковед Эльсберг Я. Е. цитирует "Религиозно окрашенное стремление Достоевского к человеческой гармонии или стремление к богу такого его героя, как Дмитрий Карамазов, провозглашающий «всё – дитё», является демократическим и антииндивидуалистическим, ибо Достоевский на каждого возлагал нравственную ответственность за всех. Изображая страдания он боролся за счастье для всех, для «малых детей и для „больших детей“, как говорит Митя». (Эльсберг Я. Е., там же, стр. 79-80).
Литературный критик Бодний А. А. в комментарии к этой цитате будет делать акцент не столько на художественное воплощение образа, сколько на ассоциативное резонансирование персонажей парадоксальности. В связи с этим литературный критик Бодний А. А. воссоздаёт исторический инцидент ... Советский Союз отделяет какой-то год – полтора от начала репрессий. Самцовый мерзопакостник, он же – первый кандидат на возглавление репрессий, он же – ведущий идеолог по репрессиями – Лаврентий Павлович Берия – заимел сексопохотливый интерес к жене сына Горького А. М., доводя увлечение до неоднократных повторений. Горький А. М. не только знал о этой пакости, но, не теряя литературного пафоса, писал в этот период патетические статьи о единении компартии и народа, и ни гугу – о инциденте; в лексическом толковании оборот речи "ни гугу" – аналог (ну, как бы выразиться точнее) прозоровской резолюции "без ответа".
В связи с такой реакцией пролетарского писателя Горького А. М. у литературного критика Боднего А. А. в русле психологической парадоксальности возникает каверзно-оголённая мысль в сопоставимости, тяготеющая не столько к псевдополифонии, сколько к полилогографии. Невольно напрашивается параллель. Девиз Дмитрия Карамазова: "всё – дитё" воспринимается как непорочность, шире – как совесть. На неё и будем ориентироваться в персонажно-реальной характеристике. Пусть литературоведческая оценка персонажей Достоевского Ф. М. литературным критиком Бодним А. А. будет находиться в состоянии потенциальной востребованности. Первая напрашивающаяся ассоциация идёт по линии "достоевсковеды – Горький А. М.". И у них и у него задействован приобретённый инстинкт реагирования на идеологию как не на форму, а – на движение души, самогенерирующее, не знающее подсказки. А коль так, то, несмотря на предполагаемость, что литературный критик Бодний А. А., по интуитивному чутью достоевсковедов, вознамеревается синонимировать Дмитрия Карамазова с ... Лаврентием Берия, всё равно учёные мужья остаются верны положительности Дмитрия Карамазова по ... движению идеологической души, запеленавшую всю эпигоновскую влекомость. Придерживаясь этического принципа Дмитрия Карамазова как двойника Лаврентия Берия, достоевсковеды возлагают на себя «нравственную ответственность за всех», кроме ... литературного критика Боднего А. А., довольствуясь лишь прозоровской резолюцией: «Без ответа». Тогда по философской обобщённости получается, что если правило имеет исключение, то принцип, на котором оно базируется, является уже ... лже – принципом. Соответственно по цепной зависимости, позиция достоевсковедов касательно нравственной чистоты Дмитрия Карамазова является ... лже – позицией. А поэтому и конечный творческий продукт достоевсковедов – непогрешимость Дмитрия Карамазова – является ... лже – непогрешимостью, а сам носитель её является лексически Лже – Дмитрием.
Часть 49.
Глава 379.
Достоевсковед Эльсберг Я. Е. цитирует: "Достоевский через своих героев пытается обратить человеческое познание на «тайну божию», но ведь в его произведениях воплощалась не эта, оказывавшаяся недостигнутой цель познания, а самый процесс мысли во всех его проявлениях и сомнениях". (Эльсберг Я. Е., там же, стр. 72).
Литературный критик Бодний А. А. сомневается в том, что Достоевский Ф. М. "через своих героев пытался обратить человеческое познание на "тайну божию". Правильнее было бы сформулировать достоевсковедами суть познания Достоевского Ф. М. – психологическим анализом познать тенденцию к совершенствованию личности, ориентированной на высшем нравственном идеале. "Тайна божия" была неприкосновенна для Достоевского Ф. М., а вот познание нравственной чистоты не библейского, а исторического Иисуса Христа было влекомой творческой тягой для писателя. Но в этом плане Достоевский Ф. М. работал накатами, с периодическими подходами к тематике. А вот «самый процесс мысли во всех его противоречиях и сомнениях» всецело занимал творческое изыскание Достоевского Ф. М.
Прямых биографических сносок нет у Достоевского Ф. М. о начале "процесса мысли" ..., но литературный критик Бодний А. А. по дидактическо-силлогическому домысливанию считает, что синхронно началу каторжного периода у писателя пошёл "процесс мысли" ... Здесь застолбляет свою судьбоносную значимость жестокая проза жизни, искусственно оставившая молодого Достоевского Ф. М. наедине со ... своим вторым "Я", как ... спасительным якорем на одиноком островке среди буйства жестокой стихии бытия. Так у молодого Достоевского Ф. М. впервые появляется во внутреннем мире ... беспрецедентно отрицающий собеседник – второе "Я".
Правильнее было бы ассоциировать второе "Я" с двойным смыслом, с двуфонией. Но прагматическая модель внутреннего диалогизирования у Достоевского Ф. М. была сложнее. Усложнённость была вызвана тем обстоятельством, что на момент начала каторги у молодого Достоевского Ф. М. был скуден жизненный опыт. Поэтому схема «процесса мысли» ... включала в себя как бы два уровня осмысления. Из-за дефицита жизненного опыта на первом уровне объект осмысления делился условно на секторы, ведущая мысль в каждом секторе обретала согласно доказуемости по теореме от противного с сопровождением внутреннего псевдополифонического отрицания отрицания свою антитезу («антимысль») с вероятной спектральностью причинности. Антитеза («антимысль») присутствует на первом уровне во множественном числе, это есть промежуточные результаты формирования автономных смысловых узлов в разлёте диапазона поля критической лояльности аналитического сознания. Так как аналитическое сознание испытывает дефицит жизненного опыта, то эталонная оценка при сопряжении антитезов («антимыслей») с подсказкой исторического сознания идёт не по одному каналу выявления причинности (как при зрелом опыте), а ... по нескольким каналам. Это придаёт результирующей условность логической завершённости. Это – первый уровень осмысления. Когда объект осмысления по секторам становится условно познанным, первое "Я", принимая его условную логическую завершённость, вводит в режим ... потенциально-статического противостояния второму "Я". Это – второй уровень осмысления.
Как по закону физики действие равно противодействию, так и в этой позиции между смысловой сопряжённостью первого и второго "Я" создаётся статическое напряжение ... до поры до времени, символизируя в повторностях извечную незавершенность мыслей. Вот отсюда и брало своё начало стратегическое направление творчества Достоевского Ф. М. на вечный поиск истины как результат диалогической незавершенности.
Глава 380.
Достоевсковеды Бахтин М. М. и Гроссман Л. П. в едином сочетании цитируют: " с точки зрения монологического понимания единства стиля роман Достоевского многостилен или бесстилен, с точки зрения монологического понимания тона роман Достоевского многоакцентен и ценностнопротиворечив; противоречивые акценты скрещиваются в каждом слове его творений. Если бы разнороднейший материал Достоевского был развёрнут в едином мире, соотносительном единому монологическому авторскому сознанию, то задача объединения несовместимого не была бы разрешена и Достоевский был бы плохим, бесстильным художником; такой монологический мир «фатально распадается на свои составные, несхожие, взаимно чуждые части, и перед нами раскинутся неподвижно, нелепо и беспомощно страница из Библии рядом с заметкой из дневника происшествий или лакейская частушка рядом с шиллеровским дифирамбом радости». (Бахтин М. М. «Проблемы поэтики Достоевского». М. 1971 г. стр. 22-23); (Гроссман Л. П. «Поэтика Достоевского». М. 1925 г.. стр. 178).
В понимании литературного критика Боднего А. А. роман Достоевского Ф. М. не "многостилен" и не "бесстилен", а вбирает в себя новацию стиля. Новационный подход выражается в неординарном использовании, точнее, в новой художественно тонкой импровизационности позиционной интроекции. Литературный критик Бодний А. А. выделяет в плане формирования стиля три признака. Первый признак. Позиционная интроекция ставится во главу стилистических переходов как философско-лингвистический приём, позволяющий соткать сюжетно-идейную целостность композиции романа. Второй признак. Умение адсорбировать и дифференцировать из чужеродных концепций существенности смыслонесущих линий, которые подходили бы в сюжетном исполнении друг другу, прежде всего, не ... по своей прямой предназначенности, а по общему интересу к ... форме злободневности, когда контрастно– тональная спектральность позиций используется как ... степень действенности приёмов и методов убеждений, как бы отодвигая на второй план этико-идеологическую несовместимость. Третий признак. Чтобы сценарировать этой диалогической пестротой, нужно владеть слабыми и сильными сторонами позиционных концепций.
Достоевский Ф. М. содержательно-искусно владел всеми этими тремя признаками, создав новый стиль в литературоведении: позиционно-интроекционный стиль. Достоевсковеды позиционную интроекцию подменяют полифоническим двусмыслием драматического диалога, отодвигая тенденцию к полилогографической истинности на задний план.
Хотят ли этого достоевсковеды или не хотят, но Достоевский Ф. М. посредством интроекции с органическим сочетанием психологического интуитивизма оструктуривает превентивно предтечный период истории от сотворения романа "Братья Карамазовы" и до ... 7 ноября (по новому стилю) 1917 года! Именно в предтечном периоде зарождается посредством интеркаляции новые структуры процессов подспудного революционизирования индивидуального сознания в сложившемся стереотипе общественного сознания. Диалектика индивидуального сознания входит во взаимообусловленность с общественным сознанием. Это даёт аспект категории героя Достоевского Ф. М. как антиэкзистенциалистский.
Достоевсковеды синтезировано утверждают, что "ни в одном из романов Достоевского Ф. М. нет диалектического становления единого духа". Литературный критик Бодний А. А. вопрошает: из какого изначалия "единый дух" должен становится, если в предтечный период идёт только эволюционный процесс формирования природы инградиентов протестного духа, которые будут апофеозно сфокусированы в "единый дух" во время штурма Зимнего дворца? Или господа достоевсковеды делают ставку на чудо, как из сказки о Илье Муромца, когда легендарный герой тридцать три года сидел сидня на печи, а потом в единочастье метафорировался в грозную силу для борьбы со злом?
Предтечный период – это зарождение диалектической энергетики революционных сдвигов в истории человечества. Мизерность зародыша подспудного развития революционной энергетики соответствовала зародышу пафоса революционизирования героев Достоевского Ф. М. Иван Карамазов антиэкзистенциалистическим сознанием простирал гуманизацию общества через "последнюю каплю слезы" до закруглённостей Вселенной. Павел Смердяков идею народовластия модулировал до простор Франции. Дмитрий Карамазов свою энергетику покаяния желал псевдополифонически совместить с революционно-демократическими протестами негров в Америке.
Иван Карамазов идеей "бог внутри нас" желал самосудом (тезисом "все позволено") решить судьбу зла далеко не в пользу последнего.
Алексей Карамазов через монашеское пристрастие антиэкзистенциалистическим сознанием пробивал дорогу к инградиентности "единого духа" в форме "расстрельного вердикта" в адрес участи садистского генерала.
Лиза Хохлакова псевдосадистской фантазией своего протестного духа клеймила несправедливое обустройство общественно-государственного строя, где последнее слово не за проповедным словом Иисуса Христа, а за салтыково-аракчеевским социальным садистским беспределом. Это клеймение жаждало антиэкзистенциалистическим сознанием найти созвучный аккорд в сокровенной позитивности внешнего мира и слиться с ним. Потенциальная сила слияния была прямо пропорционально силе ... псевдосадистской фантазии. Могут возразить достоевсковеды: "Форма слияния нетипична, а значит, и нежизнеспособна". Да, если учитывать отсутствие жизненного опыта и идейной ориентации у юной героини. Но ведь и у юного Ульянова Владимира, ходившего "под столом пешком", тоже отсутствовали эти эмпирически-субстанционные категории личности.
Возвращаясь к вопросу о "диалектическом становлении духа", правильнее было бы вести речь не о сопоставлении со сказочными персонажами, где развитие идёт "не по дням, а по часам", а об окончании в эпилоге стадии процесса революционизирования индивидуального сознания героев как инградиентов для интеркалярного диалектического развития общественного сознания. Этот процесс является реверсивно-поступательным. Реагирование общественного сознания на абсцессирование индивидуального сознания героев идёт по интериоризации путём иррациональных методов издержек рационального познания. В этой взаимообусловленности находит свое выражение и эволюция развития личности с революционизированной дисперсностью через историческое сознание, и развитие Мирового интеллекта через диалектическое единство (хотят ли этого достоевсковеды или нет) индивидуального сознания и сферы общественных представлений. Поэтому можно с полным основанием утверждать, что герои Достоевского Ф. М., несмотря на психопарадоксальный режим работы и проявляющиеся псевдоэкзистенциалистическое сознание, подчиняются общим законам и закономерностям действительности сущего, подчиняются диалектическому ходу преобразований вселенского Времени.
Дмитрий Карамазов в начале романа выражает неустойчивую точку зрения на приобщённость к вере в бога. В эпилоге Дмитрий Карамазов превращает приобщённость к вере в бога в постулат и кредо своей жизни.
Павел Смердяков в начале романа точечную критику в адрес теологической идеологии и безнравственности общества превращает к эпилогу в приверженность идее народовластия парижской коммуны через безысходную самопожертвенность.
Иван Карамазов в начале романа абстрактную гуманистическую идею превращает к эпилогу в поиск истины следственным методом среди носителей с неопределённой полярностью нравственности. Алексей Карамазов в начале романа монашеский образ мышления превращает к эпилогу в потенциально революционизированную тенденцию к духу праведника русской "земли".
Лиза Хохлакова в начале романа псевдосадистскую фантазию превращает в тенденцию к поиску протестно– гуманистического смысла жизни через действенность будущей семьи.
Инифицирование героями Достоевского Ф. М. путей слияния пульсации своего внутреннего мира с пульсацией общества ради повышения жизнестойкости своих идей – сил идёт и через интенцию, где сугубо личное начало интереса перерастает в глобальность общественного интереса. Предметность интенции у героев Достоевского Ф. М. разнородная, но результативно-общественно востребная.
У Родиона Раскольникова интенция – это страстная влекомость к запретному ... орудию – "Чернышевскому топору" как семантическому знаку в борьбе с социальным злом через ... пробу, но не для утверждения бонапартского намерения, а ради того, чтоб ... стать силой опробованной воли выше нищенского страдания, которое мертвой хваткой сужало ему жизненное пространство. У Дмитрия Карамазова интенция – это потенциально причитающаяся доля наследства, неодолимое стремление к преждевременному завладению которой через тайну отцеубийства сделало бы его не только интимно-кайфово раскованным, но и повысило бы его семейно-общественный рейтинг.
У Ивана Карамазова интенция – это "последняя капля слезы", огуманизированная в идею – силу на фоне офилософствования грязного бытия в целях сдерживания ...своего "карамазовского насекомого".
У Алексея Карамазова интенция – это монашеский халат, в котором посредством принудительно-добровольного направления рационального сознания втискивается смиренно-строптивая натура, дабы сдержать ... "карамазовское насекомое" в себе и завладеть методом теологического воздействия на общество.
У Павла Смердякова интенция – это поварское блюдо, профессиональный подбор инградиентов и сервирование которого облегчало бы ему продвижение в пространстве к цели – истоку идеи народовластия Парижской коммуны.
У Лизы Хохлаковой интенция – это бренное тело Иисуса Христа, гепертрофированное и метафорированное в объект псевдостязания псевдосадистской фантазией за беспомощность христовой веры не только в спасении её души, но и всего эволюционного человечества в продолжение почти двух тысяч лет.
Все герои Достоевского Ф. М. черпают энергетику и преобразование индивидуального сознания через интериоризацию как канала связи со сферой общественного телекинеза. В этом проявляется со стороны героев Достоевского Ф. М. тенденция к вскрытию своего псевдоэкзистенциалистского мира посредством объективной приобщённости к диалектическому процессу в эволюции развития личности и общества.
Достоевсковеды в противовес объективной динамики Вселенной муссируют теорию о неслияемости миров героев. Смакование достоевсковедами этой насильственно заторможенной стадийности диалектического процесса вызвано, по мнению литературного критика Боднего А. А, плагиатством в плане приобщения философско-социологических функций теоретиков научного коммунизма к литературоведческой изыскательности. Таким изощрённым приёмом достоевсковеды готовят теоретический плацдарм на возможность смены коммунистической идеологии на капиталистическую.
Последующий ход истории показал, что клеймённый "прозоровской резолюцией" (о ней будет наглядно сказано в заключительной части тома) литературный критик Бодний А. А. оказался более прозорлив, чем достоевсковеды, несмотря на лаптёжный образ мышления, который так презирается учёной интеллегузнией ... В этом казусе присутствует сокрытый интерес ... Достоевского Ф. М. – извечный поиск истины.
Часть 50.
Глава 381.
Парадоксальная динамика внутреннего диалогического поиска истины рельефно и ёмко отражена в письме Достоевского Ф. М. из ссылки к Фонвизиной Н. Д.: «Я скажу вам про себя, что я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор, и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь это жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных». (Достоевский Ф. М. письма. Госиздат, М – Л, 1928 г.т. I, стр. 142).
Литературный критик Бодний А. А. видит возможность продемонстрировать парадоксальность выведения Достоевским Ф. М. логики жизни через "жажду верить" и через сомнение "доводов противных" путём воскрешения фрагмента текста Луначарского А. В. в обзорной статье о Достоевском Ф. М. Начало фрагмента: "Мы считаем полезным привести здесь страницу из дневника А. С. Суворина (редактора газеты "Новое время"), помеченную 1887 г.: "В день покушения Млодецкого на Лорис – Меликова (20 февраля 1880 г. – примеч. Б. А. А.) я сидел у Ф. М. Достоевского ... он занимал бедную квартирку ... О покушении ни он, ни я ещё не знали. Но разговор скоро перешёл на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться. – "Представьте себе", – говорил он, – "что мы с вами стали у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрим. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завёл машину". Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтобы он арестовал этих людей? Вы бы пошли? -
– "Нет, не пошёл бы". ... -
– "И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас. Это – преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставили бы меня это сделать, – причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины – прямо ничтожные. Просто – боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Разве это моё дело? Это дело полиции. Она на это назначена, она за это деньги получают. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас всё ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельств, но и в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и скверного и для общества и для правительства, а это нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить". (Луначарский А. В. «Достоевский как мыслитель и художник» в кн.: Сборник статей. «Ф. М. Достоевский в русской критике». М. 1956 г. стр. 441-445).
Глава 382. "
Сон критика"
Литературный критик Бодний А. А. всеми фибрами души почувствовал в приведённом фрагменте текста апофеоз полилогографического откровения Достоевский Ф. М. Такая острота ощущения длилась у литературного критика Боднего А. А. до ... конца светового дня, точки, до наступления сна. С наступлением сна эта острота перешла в насыщенный философской прозорливостью ... диалог между спящим литературным критиком Бодним А. А. и ... воскресшим великим русским писателем Достоевским Ф. М. Начало диалога. Достоевский Ф. М.: – «Александр Андреевич, к чрезвычайной ситуации я отношу свое ментальное явление, ибо считаю тебя – своего собеседника – истинно первым достоевсковедом, несмотря на Ппозоровскую христопродажную резолюцию» – Бодний А. А. – «Да, Федор Михайлович, прозоровская резолюция – это демонстрация идеологического христопродажничества под плохо скрываемой слабостью перед сильным ... литературным критиком Бодним А. А. Но перейдём с моей персоны на ваше гениально интерпретированное пророчество и в конкретной, и в обобщенной форме. Прежде всего, на предмет спора в вашем фрагменте текста о терроризме». – Достоевский Ф. М.: – "Александр Андреевич, коль я удосужился нанести именно тебе визит, то и толкование мне о терроризме будет соотносится в основном к реальному времени, в котором ты живёшь. Дедуктивно-силлогически я сделал наглядный разрез вашей общественно-государственных отношений с личностью и народом и пришёл к неутешительному результату, выраженному афористически: «терроризм – пасынок коррупции». Добавлю: в этой лексической емкости задействован мой опыт, прошедший через первое пришествие капитализма в Россию, ты, Александр Андреевич, живёшь уже во втором пришествии, то есть уступаешь мне по лидерству технологических новаций капитализма, но не исключена параллель ассоциативных сравнений. Конкретность вопроса начнём с ... «крышевания». В мое время крышевание купцов и бизнесменов шло как со стороны самих носителей зла – криминальных группировок, так и со стороны ... государства в лице жандармов, городовых и полиции. Эта же закономерность, но с несколько другим именным обозначением имеет место и в твоё время, Александр Андреевич. Но так как в мое время основное дармовое богатство государства – недра полезных ископаемых – практически почти не задействовались, а в твое время, Александр Андреевич, всё бесправное общество посажено на нефтяную иглу, то пределу коррупции нет конца". – Бодний А. А.: – "Федор Михайлович, ну почему тогда при Советской власти не было коррупции? – Достоевский Ф. М.: – "Александр Андреевич, но ведь при социализме общество не садилось государством на нефтяную иглу, как на чингизханистый кол. А коль баслосновные деньги выкачиваются из недр земли и потоком неучтённым идут за границу, в оффшоры, а деньги – то в потоке – грязные (идущие в обход, нет, не госказны, а госбюджета!!!), то к грязи стремится прилипнуть грязь ... – террористы, взбудораженные первоначальной ... обидой. Обида кроется в том, что во многих мегополюсах России (в особенности, в Москве) существуют рестораны для ... собак олигархических. Вот террористы и гневятся обидой: мы, что, мол, хуже собак???!!!" На волне этой обиды террористы христопродажным перевёртышам вставляют ультиматум: "или крышуем вас в обоюдном согласии, создавая на всей территории России зону вне террористического активов, или лишитесь иммунитета антитеррористического, сохраняя ... полноводность неучтённого потока". К глубокому сожалению, христопродажные перевёртыши выбрали второе условие, приравнявшись к «скупому рыцарю». – Бодний А. А.: – «Федор Михайлович, вот этот симбиоз скупорыцарства и властолюбия христопродажных перевёртышей держит меня (да и всё беззащитное общество) в нервном напряжении, когда я пользуюсь услугами железной дороги и общественного автотранспорта, ожидая в любую минуту под прессингом страха „сюрприза“ от террористов: разметывание фрагментов своего тела до ворот рая или преисподней ... Федор Михайлович, а можно ультиматум заменить на послаблённую альтернативу?» – Достоевский ф. М.: – «Александр Андреевич, можно, но только по мановению волшебной палочки: вернуться к коммунистической идеологии и к социалистической экономике, когда не было коррупции с её пасынковым терроризмом. Я не говорю об идеализации социализма: воровали и тогда, но воровали копейками, а сейчас воруют миллиардами». Бодний а. А.: – 2федор Михайлович, но вот я не могу сразу охватить оперативным сознанием долгоиграющий эффект этого условия: ну, ладно, пусть год, ну, ладно, года, ну, от силы – три года длились бы террористическая домокловость и коррупция, но они исчисляются уже двумя десятилетиями?! Где здесь тогда не псевдо, а истинный корень зла?!" – Достоевский Ф. М.: – «Александр Андреевич, у тебя была в жизни начальной экстремальности ситуация, отрицательно воздействовавшая на оперативную обобщенность?» – Бодний А. А.: – «Да, Федор Михайлович, но о ней сразу после вашего вердикта». – Достоевский Ф. М.: – «Александр Андреевич, носителем тайны, из которой исходит этот вердикт, являюсь не я, а ... земной бог, вот к нему и вопрошай, который уже почти два десятилетия на Олимпе власти восседает». – Бодний А. А.: – «Ну, Федор Михайлович, это вопрошание возможно только с помощью волшебника». – Достоевский Ф. М.: – "Ну, тогда, Александр Андреевич, подавай иск в ... Международный военный трибунал, – там свечу вставят в задний проход кому следует, покажут цену двуякоянусности, невзирая на самообожествлённость". – Бодний А. А.: – «Федор Михайлович, такой иск я напишу вместе со своим предсмертным завещанием». – Достоевский Ф. М.: – «Александр Андреевич, я восхищён тобой и одновременно удручён, жалея о собственном упущенном ... совмещении». – Бодний А. А.: – «Федор Михайлович, теперь перейдём к формирующей мою оперативную ... рассредоточенность, погрузившись в мой мир детства, как я и обещал. В иллюстрациях моих томов сборника есть снимок, запечатлевший меня в восьмилетнем возрасте, сидящим на земле в центре двора (на Парижской коммуне, до возведения нового дома симметрично подворью старой хаты) в обнимку с четвероногим другом – Алимчиком; на заднем плане видна собачья будка. Алимчик был не просто дворняжкой, а неординарной собачкой, усвоившей под мою дрессировку многие трюки под стать цирковым. Но речь здесь будет идти о последствиях моей фобии к темноте, а ещё точнее, о последствиях отсутствия „сюсюканья“ в моем детстве ... Как-то летней порой мои родители под вечер ушли из дому (кажется, в кинотеатр). Находясь в комнате, я не заметил, как сгустились сумерки, и насела темень. Меня стал одолевать страх перед таинственностью темноты. Рассеять её зажиганием керосинной лампы (электричество отсутствовало) мне не позволяло модулированное воображение, напоминавшее мне о непропорционально-устрашающей размерности теней, отображаемых от предметов быта ... И вот настал тот момент, когда нервы сдались, и я пулей вылетел из хаты на двор. Так как ко мне стала подкрадываться сонливость, я решил определиться с временным пристанищем. Самым подходящим местом я избрал ... собачью будку. Засунув голову в будку к теплой собачьей спине, а туловище собрав на земле в клубок, я незаметно заснул. Во время моего „собачьего“ сна вернулись из кинотеатра родители. В момент манипулирования тяжеловесной железной щеколдой о массивное железное ложе гнезда на калитке Алимчик резко среагировал звонким лаем, отчего я внезапно пробудился в испуге. Этот испуг вызывал у меня на протяжении 8-10 лет слегка заметную в состоянии нервного расстройства эпизодическую задержку в пунктуации речевого произношения и, самое главное, как мне казалось, наделил меня оперативной рассредоточенностью. Одновременно я с этим негативом обрёл и положительное свойство аналитического сознания: философичную въедливость в гордеевы узлы и внутреннего мира и Вселенной». – Достоевский Ф. М.: – «Александр Андреевич, а ты в пионерских оздоровительных лагерях не проходил курс лечения?» – Бодний А. А.: – "Дорогой Фёдор Михайлович. Вы что смеетесь надо мной? Для меня в том возрасте «курсом лечения» была ... непосильная физическая работа: помогал отцу, Боднему Андрею Андреевичу, по хозяйственно-строительному делу; к 15-ти годам уже начал беспокоить геморрой и стала вылазить грыжа. Питание было схожее с меню в ... собачьем ресторане в такой степени, в какой говно от детского поноса было схоже с ... золотом, если судить с расстояния по спектральной волне желтого цвета. Рацион моего питания в то время был разнообразен: это и обрат (отход от переработки молока), который я покупал на молокозаводе, занимая очередь с четырёх часов утра; это и кукурузная мамалыга, которую я сам приготовлял для своей семьи из зерен кукурузы, пропуская их вручную через жернова; это и макуха (жмыхи от семян подсолнечника), покупаемая на маслобойне, от которой были частые боли в животе и при испражнении приходилось лесть на стенку от кишечной непроходимости.
