355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Бодний » Преодоление недосягаемого (СИ) » Текст книги (страница 3)
Преодоление недосягаемого (СИ)
  • Текст добавлен: 16 января 2018, 21:32

Текст книги "Преодоление недосягаемого (СИ)"


Автор книги: Александр Бодний



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Достоевсковеды допускают просчёт в изыскательности: скрытую истинность противоречивого прошлого выдают за тенденцию к ... отражению противоречивости между причинностью и следствием, аукнувшим ... под пером Достоевского Ф. М.

Недоговаривание достоевсковедов, которое Достоевский Ф. М. выдаёт в форме надрывной эмоциональной предположительности истины, литературный критик Бодний А. А. преподнесёт модельной абстрагированностью.

В предыдущих изложениях своего сборника литературный критик Бодний А. А. заострял внимание на историческую непрерывность процесса классового порабощения личности как дисгармонического состояния общества. Приобщённости к этой закономерности не избежали и "классические образы искусства" ранних эпох. Результатом этой приобщённости стал для великих художников ранних эпох ... менталитетный колорит миросозерцания изобразительных образов, соединяющих в себя мудрость ... цены олимпийского спокойствия с лёгкой иронической полутенью в глубине взгляда. Вот этот конгломерат изобретательности и уловил Достоевский Ф. М., как "зародыш мучительных противоречий", рождающий противоречивое слитие "идеала Мадонны" с "идеалом Садомским".


Глава 356.


Достоевсковед Фридлендер Г. М. цитирует: « ... критикуя рассказы Марко Вовчка (Маркович М. А. – прим. Б. А. А.), Достоевский предъявлял в качестве основного упрёка писательнице не их идейную сторону или общественное направление, но, в первую очередь, черты психологической отвлеченности, расплывчатости в изображении обстоятельств жизни, чувств и мыслей персонажей, противоречащие эстетическим требованиям автора „Записок из Мертвого дома“. Трактовка народной жизни в рассказах Марко Вовчка была более близка мягкой тургеневской манере и при этом не чужда элементов умиления и романтической приподнятости». (Фридлендер Г. М. «Эстетика Достоевского» в кн.: Сборник статей «Достоевский – художник и мыслитель». М. 1972 г. стр. 131).

Психологическая парадоксальность творчества Достоевского Ф. М., к сожалению, не смогла узреть в "чертах психологической отвлечённости" рассказов Марко Вовчка расширение возможностей литературного метода – психоанализа. Сохраняя в творчестве совпадение с "мягкой тургеневской манерой", Марко Вовчк в плане соотнесения с психологической экспрессией Достоевского Ф. М. создавала ... островки психологической умиротворённости, где могла бы израненная душа человеческая срезонансироваться с эстетической желаемой потребностью. Эта иллюзия давала передышку в борьбе за право на достойную жизнь. Эта иллюзия давала и ... позитивно-психологическую полярную крайность в расширении диапазона психоанализа Достоевского Ф. М. Литературный критик Бодний А. А. считает, что если бы творческая энергия Достоевского Ф. М. изливалась между двумя крайностями – психологической парадоксальностью и психологической позитивностью, то присутствие условного эталона повышала бы эффективность творческого изыскания. Речь идёт не о диапазоне между "идеалом Мадонны" и "идеалом Садомским", а о диапазоне эстетического психологизма экзистенции. В этом ключе идеологии, точнее, безыдеологичности, сфокусированной в афоризме: "человек человеку – шакалистый волк, – на православную идеологию, концепцирующуюся на мифе о богечеловеке. Такая тенденция подмене сохраняется и до настоящего времени, когда идеология вторичного прихода капитализма в Россию, точнее, безыдеологичность отдается на откуп коммерциализации православной идеологии, воспетой диссонансно, в критической интерпретации панк-группой Pussy Riot.

Не исключен вопрос: "так тогда какой резон менять коммерциализацию капитализма на коммерциализацию земной церкви, это вроде того обмена, когда шило меняется на мыло?" Оно-то может и так, но какая-никакая подмена, а всё-таки поповская ложь приятнее волчьего оскала безыдеологичности.

Интуитивно высвечивается вопрос от иудоподобия: – "коммерцилизация – родная сестра криминализации?" – Литературный критик Бодний А. А.: – "Ну, да". – Каверзность от иудоподобия: – "так может тогда создать полицию по борьбе с коррумпированной поповщиной как превентивность?" – Литературный критик Бодний А. А.: – "Ты что, иудоподобие, литературного критика Боднего А. А. считаешь за авторитарное фуфло!!! Хочешь возврат к бериевским репрессиям???!!! Литературный критик Бодний А. А. такую крамолу и во сне не видел. Лучше пусть будет круглосуточно пан-молебна группы Pussy Riot, нежели процесс создания полиции по борьбе с криминализацией земной церкви. Есть и более разумный компромисс, снимающий возможность навета. Это – направление, нет, нет, не в виноградники, где молился Иисус Христос, а в церковные апартаменты представителей государственной Счётной палаты на предмет выявления за период дикого капитализма коррупционной составляющей. Если же не обнаружится ни одного существенного греха, то литературный критик Бодний А. А. должен подвергнуться анафеме и пропущен через строй солдат с дубинками, как был перед распятием подвергнут истязанию Иисус Христос." – Вопросное глубокомыслие иудоподобия: – "так тогда получается, что и овцы будут целы и волки сыты?" – Литературный критик Бодний А. А.: – "а как ты хотел, христопродажное иудоподобие, чтоб было иначе – это признак демократического капитализма". – очередное умозаключение иудоподобия: – "а -а – а, так вот почему электорат проголосовал на выборах за капитализм – это акт резонансирования менталитета русского духа с предвкушением запретности амбивалентного капиталистического плода психологической парадоксальности «широкой натуры». – Литературный критик Бодний А. А.: – «Ну, да, вроде бы так, но последнее слово за умнейшими – за достоевсковедами». – Конец диалогу.


Глава 357.


Достоевсковед Фридлендер Г. М. цитирует: "Достоевский считал «Тайную вечерю Н. Н. Ге, который смешал „обе действительности – историческую и текущую“ и из картины на исторические темы „сделал совершенный жанр“ ... На картине Ге евангельская сцена освобождена художником, по мнению Достоевского, не только от привычных, религиозных, но и вместе с тем и вообще от всяких глубинно-исторических ассоциаций. На смену религиозному пониманию евангельского мира здесь пришла не история, но жанр. Вместо Христа перед нами – „очень добрый молодой человек“, а вместо его столкновения с Иудой (то есть широкого, насыщенного глубоким историческим содержанием символа столкновения добра и зла) – „обыкновенная ссора ... обыкновенных людей ... собравшихся поужинать“. „Но спрашивается: где же и при чём тут последовавшие восемнадцать веков христианства?“ (Достоевский Ф. М. Собр. соч. т.XI стр. 79)», (Фридлендер Г. М. «Эстетика Достоевского» в кн.: Сборник статей. Достоевский – художник и мыслитель. М. 1972 г. стр. 154-155).

Предварением анализирования приведённого текстового конгломерата – соображений Достоевского Ф. М. и достоевсковеда Фридлендера Г. М. – будет предвнесено суждение Достоевского Ф. М. о разграничении жанра и исторического искусства: "... жанр есть искусство изображения современной, текущей действительности, которую перечувствовал художник сам лично и видел собственными глазами, в противоположность исторической, например, действительности, которую нельзя видеть собственными глазами и которая изображается не в текущем, а уже в законченном виде". (Достоевский Ф. М. Собр.соч. т. XI стр. 78).

Стремление Достоевского Ф. М. автономизировать жанр от исторической изобразительности литературный критик Бодний А. А. воспринимает как эволюционный разрыв в исторической преемственности. В мире сущего всё взаимосвязано и взаимообусловлено: свершение в древние времена аукается в современности. Есть немало событий и явлений, которые исторической хронологией отражаются как непрерывные. Речь идёт, в частности, о христианстве, которое от исчисления новой эры и до наших дней злободневно. Это как бы течение единого процесса от начала новой эры и до современности. Могут возразить достоевсковеды: – "Но ведь есть прошлое – "в законченном виде" – и настоящее – "в текущем". – Правильно. Но сила таланта художника состоит в том, чтобы "законченный вид" подвергнуть двум преобразованиям, прежде всего. Первое. Исторический субъект искусства должен, кроме изначального материала, вбирать в себя не «идеальную» («фантастическую») тематику, а логическую правду, истекающую из исторического сознания и из познавательности исторического момента. Логическая правда в этом ракурсе не может не задействовать ... жанровую основу как временную ступень искусства, на которой находится художник ... Набор морально-нравственных признаков натуры является ... и константой и основой эстетического пристрастия художника, невзирая на тысячелетнее истечение времени; меняется только колорит уклада жизни и ... идеология. Это даёт право художнику через идентификацию менталитета натуры осмысливать исторические явления и события. Второе. С иронической окраской Достоевский Ф. М. выделяет штрихи: «очень добрый молодой человек» (о Иисусе Христе – прим. Б. А. А.), "обыкновенная ссора ... «обыкновенных людей ... собравшихся поужинать».

А почему бы и не отнести Иисуса Христа к "очень доброму молодому человеку", подпадающего под категорию "обыкновенных людей", отличающийся только от них мудростью и состраданием? Он что – инопланетянин с другой галактики, или он от суррогатности зачатия получил жизнь – от мифологического суррогатного отца Иеговы (точнее, здесь одно мужское начало подменяется другим) – в чреве земной матери Марии? Да это – бред сивой кобылы. Биологическими родителями исторического (не библейского!) Иисуса Христа были – мать Мария и отец Иосиф. Сама земная церковь с позиции морали и нравственности ... подтверждает не декларировано, а методом псевдополифонического отрицания ... признание чисто биологического, а не суррогатного зачатия. Коль эта позиция не оговорена исключением, то, по логическому домысливанию, это подтверждение относится и к зачатию Иисуса Христа. Демонстрацией неприязни земной церкви к суррогатности зачатия может служить инцидент (точнее, прецедент, если соотносить к библейскому мифу о зачатии Иисуса Христа), связанный с крещением своей дочери певцом Филиппом Киркоровым. Филипп Киркоров имел неостороженность в стенах храма высказать мысль о вынужденной целесообразности суррогатства зачатия, что было воспринято посредником между небом и землей как популяризация "непристойности" этого деторождающего метода. Вердикт реакции земной церкви – отлучение певца от христианской веры.

Войдем опять в колею второго преобразования после отступления ... Художник Н. Н. Ге совершил через "обыкновенность" житейской обстановки и "обыкновенность людей" ... творческий акт необыкновенности (без кавычек): через пласты тысячелетий он перенёс в современность животворные образы Иисуса Христа и Иуды. Актом животворения стало то, что образ Иисуса Христа, прежде всего, своей обыкновенностью лика разрушил незримую преграду в виде божественной недоступности, отделявшей евангельского Иисуса Христа от исторического, то есть ... от простого смертного Иисуса Христа. (В связи с таким парадоксальным сопряжением жанра и ... исторической изобразительностью, с одной стороны, и библейского образа Иисуса Христа, с другой стороны, литературный критик Бодний А. А. желал бы в этом текстовом месте обратить внимание достоевсковедов на характерную отличительность исторического Иисуса Христа от библейского, данную во втором томе сборника «Преодоление недосягаемого», стр. 32-36).

Метаморфичность этого преобразования кроется в ... двухплановости жанра. Во-первых, жанр переводит "законченный вид" исторического события в ... незаконченный. Процесс незаконченности включает в себя перевод статичности исторического события как искусства в ... инерционность историко-эволюционную (а не эволюционно-историческую!). Это даёт возможность художнику кисти вдохнуть животворящий дух в исторические образы. А посколько животворящий дух с изначалья эволюции человека имеет неизменную природу, то и экстравагантные и неординарные признаки натуры, формирующие неповторимый колорит личности, схватываются мастерством художника – и животворящим духом переводят историческое «законченное» в ... жанровую незаконченность через историко-эволюционную инерционность.

Литературный критик Бодний А. А. с уверенностью прогнозирует, что Достоевский Ф. М. не принял бы его точку зрения, ибо она не даёт самого существенного – мифолого-подобной величественности образу Иисуса Христа как высшего нравственного идеала. Но зато она даёт другое преимущество – ближе ставит номинальный образ Иисуса Христа к ... историческому образу.

Позиция литературного критика Боднего А. А. по изложенной тематике ближе к антиэкзистенциалистской, так как историческая личность проецирует свою судьбоносную инертность как субстанцию, вливающуюся в существенность мира.

Позиция Достоевского Ф. М. ближе к экзистенциалистской. Божественной величественностью личности Иисуса Христа Достоевский Ф. М. хочет создать как бы законсервированную, "законченную" автономность от мира сущего – высшему нравственному идеалу. Но это неокончательная позиция Достоевского Ф. М.. Он эпизодически переходит в крайность (сцены о Иисусе Христе из "Легенды о Великом инквизиторе). Эта крайность даёт Достоевскому Ф. М. разлёт психологической парадоксальности, в искрениях которой он познает истину, точнее, приближается к познанию истины.


Глава 358.


«Особое место Достоевский, отвечая критику В. Г. Авсеенко», – цитирует достоевсковед Фридлендер Г. М. – "уделил полемике с утверждением последнего, что "художественность исключает внутреннее содержание«. В противовес Авсеенко, Достоевский на примере Грибоедова, Гоголя, Островского доказал, что именно „художественность“, состоящая в глубине изображаемых „типов и характеров“, составляет необходимый источник, важнейшее условие богатства внутреннего содержания произведения». (Фридлендер Г. М. там же, стр. 140-141).

Позиция Достоевского Ф. М. в тематике цитаты содержит скрытый умысел: нехудожественность исполнения своих произведений влить в глубоко содержательную знаковость романтических идей, чтобы лучезарный блеск "внутреннего содержания" покрыл бы и блеклую художественность. Литературный критик Бодний А. А. видит главную существенность неслияемости художественности и "внутреннего содержания" в принадлежности их к разным поэтическим рядам в беллетристическом творчестве.

Художественность по своей природе синонимична эстетически, и в этом плане она служит для придания изящества поэтическому слову. Произведение может быть слабо идейным, без сентенциозного содержания, но высокохудожественным, захватывающим читателя наэлектризованностью игры эстетических бликов. Художественность как изящество поэтического слова черпает свою оригинальность из ... лингвистического начала эстетичности, доводя его элементы и структурные подразделения, в частности, лексические обороты речи, до эстетического совершенства, а значит, и до совершенства художественной формы произведения. В этом плане художественность как форма может способствовать экстерьерно выразить смысловые узлы интерьера «внутреннего содержания» на правах вспоможения, но не оригинала структуры идеи. Это возможно только под пером великого художника, который находит общий эквивалент созвучия между тональностью и колоритом художественности и смысловой пульсацией поэтического слова. В этом ракурсе художественность опосредственного сопрягается с «внутренним содержанием».

Внутренне содержание, идейность черпают свою оригинальность из ... психологизма парадоксальности в философическом начале. Углублённость в лингвистическое сопровождение мысли у них идёт как вспоможение, хотя само поэтическое слово у великих художников с большой вероятностью всеобъемлемо вбирает внутреннее содержание, идею. В этом внутреннее содержание опосредственно сопрягается с художественностью.

Предложенная классификация литературного критика Боднего А. А. венчается двумя определяющими категориями поэтического слова: эстетическая сила, за которой стоит художественность, и истинность критического реализма, которая является результирующей внутреннего содержания и идейности.


Часть 44.



Глава 359.


Приводим две цитаты из биографии Достоевского Ф. М. в эпистолярном оформлении на одну и ту же тематику: роль каторги в жизни и творчестве великого писателя. После отбывания каторги Достоевский Ф. М. пишет брату: «Вообще время для меня не потеряно. Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его». (Достоевский Ф. М. , Письма. т. I, стр. 139).

Позже Достоевский Ф. М. сообщал брату, но уже с панорамно-философичной обзорностью на эту тему: "И почём вы знаете, – может быть, там, на верху, то есть Самому Высшему, нужно было меня привести в каторгу, чтоб я там что-нибудь узнал, то есть узнал самое главное, без чего нельзя жить, иначе люди съедят друг друга, с их материальным развитием ... чтобы это самое главное я вынес оттуда, потому что оно пока скрывается только в народе, хоть он гадок, вор, убийца, пьяница; так чтоб я вынес это оттуда и другим сообщил, и чтоб другие (хоть не все, хоть очень не многие) лучше стали хоть на крошечку – хоть частичку бы приняли, хоть бы поняли, что в бездну стремятся, и этого довольно. И этого уж много. И из-за этого стоило пойти на каторгу". ["Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. СПб. 1883 г. стр. 57 (третья пагинация)]/

Литературный критик Бодний А. А. убежден, что Достоевский Ф. М. в самооценке значимости инградиентов в формировании его самосознания, мироощущения и миропонимания глубоко субъективен, умоляя роль исторического сознания и диалектики закономерности случайностей.

Писатель – психолог Леонид Николаевич Андреев (несправедливо спихнутый достоевсковедами в категорию трёхразрядных писателей) в своем рассказе революционере, приговорённом к смертной казни, а затем помилованном, изобразил эстетический психологизм переживаний героя. Спустя несколько лет писателю предоставилась возможность встретиться с прототипом своего произведения. Восхищению и удивлению психологической достоверности рисунка переживаний героя не было предела у прототипа. Он назвал Андреева Л. Н. великим писателем, высветившим всю глубину его состояния души перед несвершившейся смертной казнью, как будто бы писатель перевоплотился в волшебника и вошёл незримо во внутренний мир прототипа; идентичность была суперреальной! Для этого Андрееву Л. Н. не надо было проходить через несостоявшуюся смертную казнь. Достаточно было эстетической силы таланта, модулированного психологизма, абстрагированного мышления и логической правды, зацикленных на историческое сознание на фоне предварительной осведомленности о психологическом портрете прототипа.

Достоевский Ф. М. был в выгодном положении в сравнении с Андреевым Л. Н.: за плечами – участие в роли приговорённого в неосведомлённой инсценировке к смертной казни.

Достоевский Ф. М. использовал те же изобразительные методы и приемы, что и Андреев Л. Н.. А вот в методике процесса психоанализа Достоевский Ф. М. расходится с Андреевым Л. Н. принципиально.

Достоевский Ф. М. делает акцент на психологическую парадоксальность, диапазонирующуюся между "идеалом Мадонны" и "идеалом Садомским". Точка опоры у Достоевского Ф. М. в психоанализе – скользящаяся, что придает ей относительность в оценке промежуточной стадии. А так как из промежуточных стадий слагается содержательность образа героя, то у Достоевского Ф. М. герой, пребывающий между модулированной реальностью сюжетности и художественно-данной реальностью, является и не чистым типом, и не чистым символом. Литературный критик Бодний А. А. нарекает литературоведчески героя Достоевского Ф. М. как промежуточный образ. Промежуточный образ не мог дать Достоевскому Ф. М. завершённый ответ на поставленную проблематику или тематику. Получается, что Достоевский Ф. М. как бы сам себя загонял в тупик психоанализа. Что это было: умышленность или профессиональная недостаточность? Литературный критик Бодний А. А. склонен считать достовернее первое, что давало Достоевскому Ф. М. возможность реверсирования и делать эпимитейские хода.

Методика процесса психоанализа у Андреева Л. Н. направлена на разработку приемов и методов, позволяющих изощреннее отобразить тонкости морфологического рисунка психологического портрета героя, условно фиксируя проявляемость характерных признаков в узком диапазоне нравственной полярности. Это давало Андрееву Л. Н. устойчивость точки опоры в психоанализе, подготавливая обосновательнее интегрирование в глубь психических и психологических осложнённостей. Герой у Андреева Л. Н. кодировался в отличие от Достоевского Ф. М. как тип, пусть даже одиночный.

У Андреева Л. Н. сам процесс познания в психоанализе носил как бы описательно-характеризующее клеймо, был синхронен промежуточным выводам. У Андреева Л. Н. морфологическая петля атома ... кинетики психологического образа героя ложилась непрерывным прикладным мазком на собирательность психологического портрета.

У Достоевского Ф. М. стадийность процесса познания в психоанализе была и асинхронна промежуточным выводам и соотносилась ... пробелам.

У Достоевского Ф. М. сама изобразительность психологического портрета героя носила прерывистый почерк, мешало читателю воссоздать не столько целостный, сколько идентично-смысловой образ. А это в свою очередь создавало хаотичность идейности, и в конечном итоге – неосуществимость художественного замысла. Получалось как бы, что Достоевский Ф. М. не столько осознанно, сколько процессуально программировал, точнее, давал тенденцию или к краху идеи или к незавершенности типизации и сюжетности.

У Достоевского Ф. М. изобразительность морфологической петли атома ... кинетики психологического образа героя была импульсивно рассредоточена в тенденции к крайностям нравственного хода (между "идеалом Мадонны" и "идеалом Садомским"), что затрудняло оценочность потенциала воли действий героя.

Такая отрицательность особенности методики психоанализа Достоевского Ф. М. не компенсировалась ... каторжным опытом, так как была дедуктивно связана с ... идеологией.

Андреев Л. Н. был лишен таких осложнённостей, потому что плотность процесса психоанализа была такова, что не оставляла места для вклинивания идеологических технологий. Может возникнуть вопрос от предположительности: " а достоевсковеды ведают о этих осложнённостях?" Не только ведают, но и ... скрывают их, потому что в идеологическом аспекте они с Достоевским Ф. М. – одного поля ягоды, точнее, они более изощрённые в этом плане, чем Достоевский Ф. М.. Литературный критик Бодний А. А. испытал это на своей шкуре, в частности (но не в единичности), в форме прозоровской (от фамилии – Прозоров Ю. В.) резолюции: «Без ответа».

Литературный критик Бодний А. А. считает, что значение для Достоевского Ф. М. каторжного периода жизни как идентификации со всем укладом каторжной специфики преувеличено. Достоевскому Ф. М., как каторжнику, было доступно виденье узкого формата каторжной повседневности. Достоевскому Ф. М., как художнику и мыслителю, нужно было подобно Андрееву Л. Н. довоссоздавать всю полноту колорита каторги и её обитателей.

Утверждение Достоевского Ф. М. о том, что "там, на верху, то есть Самому Высшему, нужно было меня привести в каторгу, чтоб я там что-нибудь узнал, то есть узнал самое главное ..." – не столько проблематично, сколько репродуктивно-психологически лишено обоснованности. В этом вопросе главенствует, прежде всего, диалектика закономерности случайностей.

Достоевский Ф. М. по генной врождённости был обречён на ... тенденцию к хождению, нет, нет, не столько по мукам, сколько по неустойчивым системам и покатным плоскостям жизни, если не в реальном, то в виртуальном исполнении. Эту с изначально полученную склонность натуры Достоевского Ф. М. ошибочно приписывают каторжной "одиссее".


Часть 45.



Глава 360.


Литературный критик Бодний А. А. приступает к цитированию фрагмента текста достоевсковеда Стариковой Е. В. с ... долгожданной вожделенностью от скрытого резонансирования по самому протестно-принципиальному вопросу касательно сюжета «Братьев Карамазовых»: "А. Н. Толстой в рассказе «Голубые города» раскрывает при помощи сюжета, содержащего в себе весьма прозрачные ассоциации с поздними романами Достоевского. Нищий и больной студент, одержимый верой в свою миссию приблизить человечество к гармоническому будущему, под влиянием высокой идеи и роковой плотской страсти убивает человека и сжигает родной город, то есть совершает сразу несколько преступлений, соединяя в себе Раскольникова, Митю Карамазова и героев «Бесов» ...Мечтатель, далекий от жизни, обезумевший от одиночества и духоты своей «раскалённой комнаты», Василий Буженинов в 1924 году наяву видит прекрасные картины 2024 года. Потому-то не может он примириться с существованием городка, центром которого служит грязный трактир «Ренессанс», а герой – нэповский сынок, перед грубостью и пошлостью которого меркнет самоуверенная пошлость Лужина. И однажды, в «аффекте» нервного раздражения схватив «утюжок» с плиты, как когда-то Митя Карамазов «пестик», Василий Буженинов убивает мнимого соперника и, предварительно внимательно всмотревшись в его лицо, носится затем безумный и весь окровавленный по городу, не заботясь о сотнях свидетелей ... "Товарищ следователь, уверяю вас, в эту минуту меня охватило чувство восторга и острой печали: я был один среди пустыни. Страшное ощущение себя, личного своего "Я", – этой буквы, стоящей лапками на горячих угольках и круглым завитком в тучах, в утренней заре". (А. Н. Толстой. Полн. собр. соч. т. 5. М. 1947 г. стр.316). В такой метафоре А. Н. Толстой выражает карамазовское соединение в своём герое «идеала Мадонны» и «идеала Садомского», двух бездн, доступных человеческой душе и раскрывающегося в моменты бунта этой личности перед очевидной утопичностью своих высоких помыслов: «Жизнь моего тела, вся до последних тайн, не подвластна мне ... Начался бунт», – рассказывает о своем преступлении герой «Голубых городов». (Старикова Е. В. «Достоевский и советская литература». в кн.: Сборник статей «Достоевский – художник и мыслитель». М. 1972 г. стр. 630-631).

Литературный критик Бодний А. А. желает сразу определиться в позиционности достоевсковеда Стариковой Е. В., имея в виду сочетание не в комбинационной связке, а в последовательности чередования полилогографического и псевдополифонического изъяснения, точнее, в утверждении сути первым, но с рассредоточиванием сути – вторым. Суть дела в том, что преподнесение ассоциативности идёт не на сюжет, а через эпизодичность сюжета на ... дедуктивный намёк на безальтернативное признание Дмитрия Карамазова отцеубийцей.

Две выдержки из цитаты достоевсковеда Стариковой Е. В.: " ... как когда-то Митя Карамазов" ... и "... носится затем безумный и весь окровавленный по городу, не заботясь о сотнях свидетелей" ... – ассоциативно-следственные факты доказательства причастности Дмитрия Карамазова к отцеубийству, преподнесённого ... двойным полилографическим изъяснением – Стариковой Е. В. и Толстым А. Н. Выдержка из цитаты достоевсковеда Стариковой Е. В.: " ... Василий Буженинов убивает мнимого соперника" ... – ассоциативно-следственное заключение причастности Дмитрия Карамазова к отцеубийству, преподнесённого ... двойным псевдополифоническим изъяснением – Стариковой Е. В. и Толстым А. Н.

Литературного критика Боднего А. А. не смущает уменьшительно-ласкательное имя отцеубийцы, ибо в этом кроется расхождение с достоевсковедом Стариковой Е. В. не по судьбоносно-принципиальному вопросу, а по степени доверительности к факту наличия у Дмитрия Карамазова нравственно-возрождающего фактора личности. В этом вопросе психологическая парадоксальность Достоевского Ф. М. тенденциозно стремиться выбить почву из под ног литературного критика Боднего А. А., что безрезультатно с учётом обоснованности в предыдущих томах сборника.

Комментируя выдержку из рассказа Толстого А. Н. о парадоксальном ощущении героем своего "Я": "Страшное ощущение себя, личного своего "Я", – этой буквы, стоящей лапками на горячих угольках и круглым завитком в тучах, в утренней заре", – достоевсковед Старикова Е. В. в метафорическом переосмыслении сохраняет за Дмитрием Карамазовым положительную крайность – "идеал Мадонны". Это и настораживает литературного критика Боднего А. А. Разлёт в безнравственной нормативности Дмитрия Карамазова: от превентивного покаяния за модулированную окраску денег у родного отца и до зверского избиения родного отца (оставляя волосок до смерти) – одобряется ... идеологически достоевсковедами лишь за одно теологическое достоинство: за страстное желание "сретить бога даже под землей". Отец Дмитрия Карамазова – Федор Павлович Карамазов – в противовес сыну популяризовал мысль о переплавке золотых куполов на слитки для госказны. Литературный критик Бодний А. А. обеспокоен тем, что цена за теологическую лояльность парадоксальна: за "оставление волоска до смерти" – она ничтожно малая; за критику идолопоклонства земной церкви – она зашкаленная.


Глава 361.


Достоевсковед Благой Д. Д. цитирует: " ... у гармоничного, не переступающего положенной им себе черты, Пушкина «идеал Мадонны» и «идеал Содомский» – классификация, вложенная позднее Достоевским в уста Дмитрия Карамазова, – не только не имеют между собой ничего общего, но и не могут уживаться в одном человеке. Отсюда и контрастная параллель «скупого рыцаря» с его «демоническим», «Содомским» идеалом богатства и власти, обретаемых ценою слёз, пота и крови «двуногих тварей», и «рыцаря бедного» – носителя «светлого, высокого, чистого» «идеала Мадонны». В мире заходящего «за черту» Достоевского – в людях его «дисгармоничного» времени – эти полярно противоположные идеалы парадоксально совмещены. «Перенести я притом не могу, что иной, высшим даже сердцем, человек и с умом высоким», – говорит Дмитрий Карамазов, – "начинает с «идеала Мадонны», а кончает «идеалом Содомским». Ещё страшнее, кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от «него сердце его и воистину, воистину горит» ... (Достоевский Ф. М. Собр. соч. т. 9, стр. 138); (благой Д. Д. «Достоевский и Пушкин» в кн.: Сборник статей «Достоевский – художник и мыслитель». М. 1972 г. стр. 403).

Вначале надо определиться с психологическими статусами двух великих писателей. Пушкин А. С. был психологически нормальной личностью и поэтому образ мышления у него вбирал в себя нормативную нравственность, признанную обществом. Достоевский Ф. М., при всём уважении литературного критика Боднего А. А. к великому писателю, нёс и генно и приобретено ущербность мыслительно-психологических механизмов и технологического программирования самосознания личности как базиса и мировоззренческих толкований и интуитивных действий.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю