Текст книги "Перс"

Автор книги: Александр Воробьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Бронников помолчал, походил из угла в угол, разглядывая сотни раз виденные карты и плакаты на стенах, книги на полках в шкафу, и даже чайные принадлежности в одной из секций.

– А что – может, в игрушку погамаем? – словно невзначай, предложил он, остановившись у компьютера Комарова.

– Так ведь закрыт же доступ на bfl, – отозвался Годин.

– Не проблема, – заверил Бронников. – Есть парочка хороших анонимайзеров, через которые вполне нормально можно играть.

– Да ну ее в баню, – более определенно высказался Петрович, емко выражая нынешнее отношение Володь к некогда увлекшей их игре. – Работы полно, некогда ерундой заниматься.

– Ну, как хотите, – вздохнул Алексей. – Что это у вас тут лежит за компом? О, память? Похоже, DDR2, гигабайтные... Твои, Петрович?

В руках Бронников вертел планки памяти, якобы извлеченные из пыльного хитросплетения проводов за системным блоком компьютера.

– Нет, – помотал головой Комаров. – Не знаю, откуда это. Ильич – ты, что ли, притащил?

Годин тоже открестился от находки.

– Значит, системщики наши посеяли, – сделал вывод Алексей. – Приходили что-нибудь наладить на машинах и оставили. Они известные растеряшки, вечно что-нибудь забывают у юзеров.

– Это точно, – поддержал Годин. – Вот и на днях, я слышал, у них новая видеокарта пропала прямо из комнаты. Шум подняли... Лучше бы в своих завалах порылись, там наверняка железа не на один комп набрать можно.

– Видеокарта?.. – переспросил Бронников.

– Ага, – подтвердил Ильич. – Позавчера я, проходя по коридору, краем уха слышал слова Потапова. Мощная видяха нового поколения, вместе с коробкой. Они ее для Соловейчика взяли, но, видно, не судьба.

– Да на кой хрен она ему? – неприязненно скривился Комаров. – Редактированием видео заниматься, что ли? Или в игрушки резаться будет? В общем, понты одни.

– Да он вроде как собирается заняться объемным графическим моделированием стратиграфии промышленно важных месторождений полезных ископаемых, – пояснил Годин. – Потапов по его поручению даже софт специальный закупил.

– Все равно ничего из этого не выйдет, – преодолеть скептицизм Петровича по некоторым вопросам не удавалось никакими разумными доводами, особенно, когда дело касалось предвзятого отношения к некоторым коллегам. – Не верю я, что кто-то сумеет такую задачу осилить, тем более Соловейчик и его компашка. Так и заглохнет сия инициатива на корню, как и множество остальных благих начинаний в Институте; лишь деньги опять потратят впустую.

Ильич только плечами пожал – он тоже не слишком-то жаловал замдиректора.

– Ладно, ребята, пока, – задумчиво попрощался Бронников, направляясь к выходу. Его огорошила весть о видеокарте. С одной стороны, Алексей тут был ни причем, он даже близко не подходил к ОИТ последний месяц, а с другой – на кого еще подумать Борьке? Только Бронников из посторонних пользовался особым доверием Потапова, только он имел возможность попасть в компьютерное сердце Института. И в разговоре-то залился краской и поджал хвост, как нашкодивший щенок... Но разбитую чашку назад не склеить; теперь ведь не подойдешь и не скажешь: "Знаешь, Боря, видяху я не брал, а смутился оттого, что прикарманил немного памяти". Стыдоба!

– Погоди, Леха, – окликнул его Комаров. – Будь добренький – раз уж все равно туда идешь, захвати планки, верни системщикам.

– Нет уж, – Алексея даже передернуло – настолько ему не хотелось снова брать в руки проклятые кусочки текстолита. – В том смысле, что мне... я сейчас не в ту сторону, я в подвал пойду.

– Понятно, – кивнул Петрович. – Ладно, сами потом мимоходом закинем. Бывай!

– Покедова! – махнул рукой Ильич и вернулся к своему тексту.

Бронников вышел с вздохом облегчения – совесть перестала его глодать, удовлетворившись принесенной жертвой. В подвал он, разумеется, не пошел; и так масса времени потеряна впустую. Скоро звездопад в Восточном Пригороде, потом станет доступен патруль, а сотня рыбы все еще не выловлена. Хватит уже слоняться без толку, пора заняться делом. С этой мыслью Алексей пришел к себе и включил компьютер.

–

На эвенте Бронтозаврвстретил Афиногена, который всегда любил пособирать упавшие звездочки. С тех пор, как выяснилось, что сорокалетний Сергей не так давно решился эмигрировать на ПМЖ в Австралию, они окончательно почувствовали друг в друге родственные души и частенько беседовали о жизни «там и здесь». Эти разговоры принимали порой довольно откровенный характер; Алексей, не представлявший себя вне России, допытывался у приятеля, каково это – променять отчизну на чужбину.

– Вот ты говоришь, что это непатриотично, и что я не патриот, – рассуждал Афиноген. – Может быть, это и так. Я, наверное, космополит – люблю то место, где живу. Я не буду там мусорить, постараюсь не раздражать соседей, соблюдать общественный порядок и уклад жизни окружающих меня людей. Главное, чтобы и мне тоже хотелось там жить, было комфортно, или хотя бы просто приемлемо. А уж где именно будет это место расположено – вопрос второй. Будет ли это Россия, Австралия или Зимбабве – неважно. А любить «по умолчанию» Россию только потому, что тебе выпал случай родиться здесь, каждый день выживать среди откровенного хамства окружающих и наплевательства власть имущих, потихоньку спиваться от осознания того, что твое желание что-то улучшить разбивается о бетонную стену равнодушия и пофигизма, и твои знания, умения и способности никому нафиг не нужны, какими бы уникальными они не были...

– Знакомое ощущение, – кивал Бронтозавр. – Тоже занимался наукой?

– В некотором смысле, да. После долгого обучения и стажировки, получив исключительную квалификацию, которой в мире могут похвастаться считанные люди, я работал по специальности за грошовую зарплату, которой, честно говоря, хватало только на еду – и я почитал за счастье, что занимаюсь любимым делом. Параллельно я собирал и обрабатывал научный материал, написал диссертацию, которую так и не стал защищать... Потому что оказалось, что она, по большому счету, не нужна никому, а только мне – для того, чтобы получить небольшую ежемесячную надбавку к зарплате. Но меня тогда не интересовали эти копейки – я хотел принести пользу людям, своей стране, поднять престиж российской науки... Бескорыстный юношеский альтруизм! Однако к тому времени российская наука (кстати, как теперь я знаю, не только российская) превратилась в фикцию, всего лишь одну из отраслей бизнеса. Пришлось научиться делать на работе видимость работы, потому что за добросовестный труд единственной наградой всегда было лишь увеличение нагрузки по принципу "Везут на том, кто везет". Ни качество, ни количество на зарплате никак не сказывалось; выдай норму и получи ставку. И знаешь, с чем я подошел к своим тридцати пяти? После оплаты коммунальных счетов и налогов моей зарплаты хватало только на еду для нас с женой и наших детей. Мне приходилось подрабатывать, где придется, простым физическим трудом, чтобы купить им ко дню рождения приличные подарки. Они вынуждены были ходить в поношенной одежде и обуви, которой делились родственники и знакомые, потому что мы не могли позволить себе купить для них новые вещи. Но даже не материальная сторона быта стала определяющей в решении уехать.

– А что же тогда?

– Все те же дети. Я отлично видел, как они сызмальства вовлекаются в ту же мясорубку, которую прошел и я в свое время. Когда-то по молодости лет, каюсь, я тоже мог считаться патриотом в твоем понимании; еще не сняв розовых очков, я искренне скандировал "Россия, вперед!", читал газеты, смотрел телевизор и ходил на выборы. С возрастом это прошло – надо быть совсем тупым, чтобы сносить это бесконечное промывание мозгов, сплошную агитацию и пропаганду, меняющуюся, как курс парусника, в зависимости от направления ветра. Умудренный опытом, я надеялся оградить и своих детей от тлетворного влияния прессы и зомбоящика, но не тут-то было. Когда они стали приходить из садика с застывшим взглядом, беззвучно шепча зазубренные слова "Мы живем в России... Наш флаг – белый, синий, красный...", – я, как в отражении, видел в них себя, своих спившихся родителей, погибшего молодым деда; я физически стал предчувствовать, как их тоже высосет, выжмет до последней капли наша система, прикрываясь все теми же псевдопатриотическими лозунгами.

– Да что такого-то? Разве плохо, что детям с младых ногтей прививают любовь к своей стране?

– Понимаешь, у нас еще с советских времен очень ловко подменили ориентиры, поставив их с ног на голову, и с развалом Союза ничего не изменилось. На самом деле под видом любви к Родине в России продолжает насаждаться культ государственности, а ведь страна и государство – это далеко не одно и тоже. Вдумайся в разницу между этими понятиями, и ты поймешь, о чем я толкую. Ты вовсе не обязан априори любить тот строй, при котором живешь; ты его ВЫБИРАЕШЬ и даже меняешь при необходимости, это твое естественное и законное право. А теперь попробуй – выйди на улицу и объяви во всеуслышание о своем желании. Что сейчас в России предусмотрено за такое, я не в курсе? Задержание? Штраф? Или уже тюремный срок? Сейчас, как и тридцать лет назад, "патриот" – это тот, кто радеет за сохранение взятого однажды ошибочного курса, кто доводит стабильность до стагнации, и обязательно член Партии; а подлежащий травле отщепенец и бунтарь – тот, кто ратует за улучшение условий жизни для простых людей, пусть даже путем реформации социального института. И этот теперешний "патриотизм" подразумевает бескорыстную самоотдачу всего себя и своего потомства во имя благополучия и незыблемости чиновничьей вертикали власти, которую усердные идеологи ловко маскируют за понятием отчизны. Впрочем, Бог им судья; я по натуре не Дон Кихот, и сражаться с этими ветряками никогда не собирался. Я только хотел получить нормальные условия для жизни хотя бы для моих детей, если уж не для себя, причем вовсе не за бросание грудью на амбразуру, а за самый обычный востребованный труд на благо окружающих. И я нашел это здесь, на другой стороне планеты... Я всегда буду с большим теплом относиться к России, к моей Родине, как месту, где я родился. Но, раз уж Австралия стала той страной, где мне и моим детям гарантирована достойная жизнь, пусть она и станет впредь моим детям и, впоследствии, внукам новой отчизной.

– Эх, крепко тебя, видать, потрепала жизнь. Может быть, я еще не дорос до осознания этих вещей, или это было актуально в твои времена, в начале двухтысячных. Мне кажется, сейчас все не так уж и плохо.

– Ты хочешь сказать, что народ в России уже пообвыкся и смирился? Типа, стерпится – слюбится? Что ж, этого стоило ожидать...

– А кто ты по профессии, если не секрет? – Бронников никогда не любил обсуждать политику – она была ему попросту неинтересна. Его гораздо больше занимал вопрос, какой из доспехов в первую очередь проковать у кузнеца, чтобы добиться максимального увеличения ловкости, чем имя и гражданская позиция депутата от его района. – Чем сейчас занимаешься на южном континенте?

– Извини, Алексей, этого тебе лучше не знать. Поверь, для твоего же блага... Скажем так – я независимый эксперт, периодически консультирую здесь разные учреждения. Работа контрактная, оплачивается очень хорошо, и, что немаловажно, предоставляет много свободного времени для занятия домом и детьми.

– А как ты вообще туда попал? Я совершенно не представляю, как это делается; расскажи в двух словах. Сам я, правда, уезжать не собираюсь – просто интересно.

– Не собираешься? – хмыкал Сергей. – Тебя все устраивает, что ли? Ну-ну... Переехать, на самом деле, несложно; найди в Интернете какой-нибудь сайт по эмиграции и прогони себя по тесту. Если твоя профессия, увы, не востребована и не дает реального шанса на получение визы, то можно попробовать "паровозом" пустить жену: неважно, кто из семьи пройдет, остальные прицепятся следом. Самое главное – английский выучить и сдать IELTS, это такой международный экзамен. Не перепутай с TOEFL, он нужен для переезда в США или Канаду. Без языка даже пытаться не стоит... Дальше – если есть много денег, то вообще проще простого: за пять минут находишь в сети фирму-посредник, заключаешь договор, и все. Если же денег не густо, придется крутиться с бумажками самому. Впрочем, документов и справок надо будет собрать не больше, чем при поступлении в ВУЗ или для регистрации ружья, например.

– Спасибо за детальную лекцию, только вряд ли все это мне пригодится. Как у нас говорят – где родился, там и пригодился... Слушай, Серега, всегда хотел спросить: а зачем тебе игра? И почему именно эта, а не другая? Ради развлечения? Думаю, у тебя впечатлений и без того там немало... К тому же ты ведь совершенно не фанат прокачки удали; целыми днями камушки копаешь, да в чате сидишь.

– А вот для этого и нужна – для общения. Честно говоря, не хватает мне здесь, в Австралии, только одного – родной речи, нормального, чистого русского языка. В bflнарод, по большей части, адекватный, порядки человеческие, модераторы за чатом хорошо следят – редко крепкое словцо в людном месте услышишь. В то же время в приватном разговоре как хочешь, так и выражайся, лишь бы собеседник был не против. Вот это разумное сочетание свободы с ответственностью за свои поступки мне и нравится... И еще – в этой игре хорошая, особенная атмосфера; очень приятно ощущать, что действительно находишься среди друзей.

– Да, Слава постарался, собирая SkyHearts. Каждый раз заходишь в игру, как во вторую семью. Хотя мне лично больше нравится качать удаль, чем в клане Сердец почти никто не занимается, уж больно народ подобрался хороший. Вряд ли я смог бы ужиться с теми же Ястребами – уж больно там высокомерно относятся к простому люду...

Итак, завидев приятеля, Бронтозавррадостно поспешил к нему. Афиноген, подстерегавший очередную звездочку, не сразу заметил друга; пришлось его окликнуть:

– Здорово, Серега! Как твое житье-бытье? Что нового в Terra Australia Incognita?

– О, привет, Алексей! У меня все отлично. Как у тебя?

– Тоже неплохо. Жара вот только достала – за тридцать градусов зашкаливает днем.

– Ужасно, – иронично улыбнулся Сергей, который, наверное, теперь большую часть жизни проводил при такой температуре. – А у нас зима в разгаре. Дубак страшный стоит – то пятнадцать, то вообще десять градусов.

– Мороза? – уточнил Бронников.

– Выше нуля, конечно же. Если тут, в Сиднее, столбик термометра упадет ниже нуля по Цельсию, это будет нечто среднее между национальным праздником и локальным катаклизмом.

– Нам бы такие зимы... Не скучаешь по снегу?

– Нисколько – я теплолюбивое животное. К тому же, если вдруг захочется снега, едешь в горы: там будет тебе настоящая зима, с морозами, лыжами и сноубордами.

– Изыди, искуситель! – рассмеялся Алексей. – Не поеду я в Австралию; нас и здесь неплохо кормят...

– Да-да, у вас там сейчас как раз ужин – макароны, – подколол Сергей друга фразой из известного фильма.

Отсмеявшись, Бронтозаврпоинтересовался:

– Лучше скажи, тебе сегодня с патрулем помогать надо будет? Как раз вроде бы срок подходит.

– Увы, – поскучнел Афиноген. – Я эти дни плотно занят на новом подряде, и даже сейчас играю тайком, с чужого компа. Зашел только Лампу потереть, да случайно на эвент попал, вот и подзадержался. Придется этот патруль отодвинуть на пару дней, пока я тут не закончу. А то дольше, чем на несколько минут, у меня в игру заходить не получается.

– А-а... Ясно. Ну ладно, удачи тебе тогда в трудах на благо... м-м... В общем, успешно потрудиться! Жаль, конечно, что ты занят; сейчас пик прохождения кометы, звездопады участились до безобразия... Следующий, например, всего через четыре часа намечается.

– Увы, эта песня точно не про меня, – развел руками Серега. – Все, мне пора. Пока!

– Бывай! – попрощался Бронтозаври, когда упала последняя звездочка, доставшаяся какому-то нубу в серой одежде, пошел в Ближние Выселки узнать у сотского Лердиса, нет ли новых заданий.

Зазвонил внутренний телефон; гадая, кому он мог понадобиться, Бронников поднял трубку.

– Алексей? – звонил Крохин. – А я вас в подвале ищу... Подходите на вахту, новые витрины уже привезли. Мы их разгрузили в фойе и будем сразу собирать, ваша помощь очень бы пригодилась...

"Вот ведь связался на свою голову, – недовольно подумал Бронников, выключая компьютер. – Сделал ведь вполне нормальные – нет, им нужно, чтобы все блестело. Теперь и новые собери, и старые разбери... Маята одна".

–

Для экспозиции привезенных Крохиным из майской экспедиции самоцветов потребовалось две витрины, и Бронников вызвался их изготовить, чтобы сэкономить администрации деньги. Возился он с ними почти неделю (правда, работы там требовалось от силы на полтора дня – Алексей просто потянул время, чтобы спокойно играть в bfl), и сделал в итоге довольно убогие конструкции. Во всяком случае, Соловейчик, когда вышел из отпуска и увидел эти шедевры из разномастных ДСП и старой фанеры, тут же распорядился купить нормальные шкафчики со стеклянными, запирающимися на замки дверцами, зеркальными задними стенками и прозрачными полочками. И вот заказ наконец доставили, и теперь осталось лишь превратить наборы привезенных деталей в витрины и переместить в них коллекцию, а неудачные стойки разобрать и отправить на мусорку.

В фойе Института, где сложили коробки с частями витрин, уже трудились Крохин и какой-то парень. Подойдя ближе, Бронников был немало удивлен, узнав Мишку Кондратюка – своего бывшего сокурсника, с которым они повстречались осенью в хозяйственном магазине.

– Привет, Миха! – с двойственным чувством поздоровался он. – Какими судьбами тебя к нам занесло?

– Здорово, Лешка, – ответил Кондратюк. – Попутным ветром... Видишь – вникаю потихоньку, осваиваюсь.

– О, так вы знакомы? – повернулся к ним Крохин. – Тем лучше!

– Во что вникаешь? – не понял Бронников.

– Михаил станет нашим временным сотрудником, – сообщил Геннадий Николаевич. – Со свободным графиком, на сдельной основе. Ладно – полагаю, что вдвоем вы управитесь, а мне надо отлучиться. Вы, Михаил, как закончите, на сегодня можете быть свободны, а Алексей – зайдите, пожалуйста, потом ко мне.

Едва начальник скрылся из глаз, Бронников принялся расспрашивать однокашника.

– Мишка, ты что, всерьез собираешься тут работать? Ты ведь, поди-ка, все уже позабыл, чему нас учили! И потом – здешние зарплаты, боюсь, тебя разочаруют.

– Про зарплату я в курсе, ты же мне сам объяснял, – своим извечным беззаботным тоном сказал Михаил. – Только я же не на ставке, а по контракту. Специальных знаний почти не требуется: занес в компьютер положенное количество строк информации – получил денежку. Как потопаешь, так и полопаешь, а уж за какое время справишься – зависит от тебя. Неплохой прибавок к двадцатке консультанта.

– И все-таки, зачем тебе это? Неужели ты подработку проще и выгодней не смог бы найти?

– Отчего же, есть много вариантов, – Кондратюк неожиданно стал серьезным. – Только, скажу тебе откровенно, не деньги в жизни главное; устал я уже с места на место прыгать. Хочется какого-то постоянства, пусть даже это будет всего двадцать тысяч на обычной, скучной работе. А пуще того охота, чтобы пожить не только для себя, сегодняшним днем, но и оставить какой-то след, приобщиться к чему-то большому, не сиюминутному... Дети потом спросят – а что ты, папка, сделал в этой жизни полезного? А я и отвечу: вот, мол, видите коллекции минералов? Я их оформлял, в порядок приводил, чтобы ученые их и через сто лет изучать могли, и в музеях простые посетители любовались...

– Ого, да ты о детях задумался, – поразился Бронников. – Что стряслось? Ты женился?

– Гм... Да, понимаешь, встретил зимой одну девушку... Как-то само собой получилось, что стали жить вместе, весной поженились, сейчас вот потомством обзаводиться планируем... Я ведь, ты же знаешь, дольше месяца-двух ни одну не мог стерпеть, а с этой полгода как один час пролетели, и за все это время мы друг другу слова бранного не сказали. Не представляю теперь, как можно жить одному, без нее; все прошедшие годы кажутся такими пустыми и бессмысленными, что искренне жаль потраченных лет. Наверное, это судьба...

– Да, крепко тебя скрутило! Даже не представляю, какими качествами должна обладать девушка, чтобы объездить такого мустанга.

– Я тоже не представлял, пока с ней не повстречался. Все в ней меня устраивает, все по душе; веришь или нет, придраться не к чему. Да что я рассказываю; приходи в гости на посиделки, познакомитесь. Семью бери обязательно – мы с малявок просто млеем, все мечтаем, как свои появятся.

– Спасибо за приглашение, конечно... Но времени свободного что-то нет совсем. Может, потом, ближе к осени... Да и насчет посидеть-погулять я ведь, как ты помнишь, никогда особым приверженцем не был.

– Да не в этом смысле, – засмеялся Михаил. – Чай, тортик и конфетки – вот и все, никаких излишеств. Я спиртное сейчас почти не употребляю, даже пиво.

– А что такое? Закодировался, что ли?

– Нет... Сам по себе почему-то равнодушен стал. Прежде каждый вечер баночку-другую пивка высасывал, а теперь не хочется. И курить перестал – просто не тянет.

– Чудесное перерождение, – саркастически заметил Алексей, но, хотя он хотел подколоть однокашника, прозвучало это совершенно без язвительности. Во всяком случае, Кондратюк наклонил голову в знак согласия:

– Удивительное рядом. Предсказал бы мне такое кто-нибудь прошлым летом, я бы его первым на смех поднял. А тут... Подай, пожалуйста, пакетик с фурнитурой.

За разговором дело шло споро, и вскоре обе витрины красовались в центре фойе. Миша помог Бронникову переставить в них экспозиционные образцы и отнести старые шкафчики на мусорку, после чего распрощался – ему пора было на основную работу, в магазин. Алексей же, как ему и было велено, пошел к начальнику.

Крохин в своем кабинете внимательно изучал и вносил правки в разложенный на столе большой лист ватмана с каким-то замысловатым рисунком, снабженным множеством подписей. Подойдя ближе, Бронников понял, что это схема генеалогического дерева. Судя по выделенному рамкой имени в центре, шеф корректировал родословную Павла Петровича Бажова. Ничего удивительного в этом не было – кому еще, как не поклоннику великого уральского писателя, и к тому же большому эрудиту и краеведу, заниматься таким делом? Перехватив взгляд Алексея, Геннадий Николаевич смутился.

– Хорошие знакомые попросили дополнить, – словно оправдываясь, сказал он. – Хотят основать Бажовское общество в августе, с администрацией губернатора уже согласовали, теперь вот спешно приводят в порядок все данные. Происхождение Павла Петровича общеизвестно и опубликовано еще в 2007 году в "Бажовской энциклопедии", а вот восстановление его родственных связей, поиск непрямых потомков среди наших земляков представляет для них немалый интерес.

– Понимаю, – кивнул Алексей и мельком скользнул по ряби сотен имен и дат, за которыми скрывались причудливо пересекающиеся, ветвящиеся и порой трагически обрывающиеся истории многих уральских семей. – Фамилии-то все знакомые... Вот эта, например, Чипуштанов.

И Бронников ткнул пальцем в ближайший к нему правый край ватмана, где под названной фамилией фигурировали сплошные знаки вопроса.

– Знакомая? – Крохин удивился. – Нечастая фамилия, прямо скажем. Где вы, Алексей, слышали о людях с такой фамилией?

– Сейчас припомню, – Бронников наморщил лоб. – По-моему, еще в школе... От кого-то из наших... А, от Николаса! Это мой одноклассник из Первоуральска. Мы ездили на экскурсию в Невьянскую башню, и там был один экспонат – скрипка, изготовленная простым рабочим Чипуштановым. Коля сказал тогда, что это его предок, отец его бабки, что ли. Мы, конечно, посмеялись – он у нас всегда был товарищ со странностями.

– Интересно, интересно, – оживился начальник, возбужденно потирая руки – совсем как оса, обнаружившая кусочек рафинада. – А вы случайно не знаете, как звали бабушку вашего одноклассника?

– Помню, конечно. Колину маму назвали именно в честь бабушки – Александра. А вот ее отчество... Старинное имя такое на "Е" – то ли Евстигней, то ли Евстафий...

– Евсей? Евлампий? Евграф? – нетерпеливо подсказывал Крохин.

– Точно! Александра Евлампиевна Копылова – так ее звали. В девичестве, как сказал Коля, она носила фамилию Чипуштанова. А ее мать Клавдия Михайловна Бажова-Чипуштанова – двоюродная сестра писателя Павла Петровича Бажова.

– И она жила в Первоуральске, как и вы?

– Нет, в Ревде. В Первоуральск после замужества переехала только одна из младших дочерей. Остальные дети, а их, по словам Николая, было больше десяти, живут в Ревде.

– Сейчас посмотрю... – забормотал Геннадий Николаевич, склонившись над схемой. – Нет, Алексей, не получается. Поглядите сами: у Павла Петровича не было родного дяди по имени Михаил. Так что Клавдия Михайловна Бажова-Чипуштанова никак не может приходиться ему кузиной. Может быть, троюродная сестра... надо разбираться. Однако все равно интересно, спасибо. Не могли бы вы сказать, как мне связаться с вашим одноклассником... Николаем?

– Я могу дать его номер, – сказал Бронников, доставая телефон. – Вы полагаете, что Николас в самом деле дальний родственник Бажова?

– Не исключено, – задумчиво проронил шеф, водя карандашом по генеалогическому древу. – Но степень родства еще предстоит выяснить, и это зависит от того, насколько родители вашего Николая осведомлены о своих предках. Как его фамилия, кстати?

– Николай Черных, – и Бронников продиктовал телефонный номер друга.

– Спасибо вам большое, Алексей, – поблагодарил его Крохин, бережно пряча листок с цифрами в ящик стола. – Я обязательно ему позвоню чуть позже. Могу я в разговоре сослаться на вас?

– Разумеется... Мне можно идти?

– Да, конечно. Хотя постойте! – окликнул Бронникова начальник уже в дверях. – У меня совсем вылетело из головы, зачем я вас приглашал. Присаживайтесь...

По тому, как Крохин собрался и принялся мерить шагами комнату, заложив руки за спину, стало понятно, что разговор предстоит серьезный. Наконец, начальник сел за свой стол, поглядел на Алексея и глубоко вздохнул.

– Видите ли, Алексей... Заместитель директора Соловейчик очень недоволен темпами и продуктивностью нашей работы в этом году. Собственно, именно поэтому он и решился на своеобразный эксперимент, взяв Михаила для технически несложной набивки баз данных. По его замыслу, функциональное разделение труда по принципу конвейера, когда каждый из сотрудников специализируется на определенной части процесса, должно повысить скорость обработки коллекций. Михаил, конечно, пока не сумеет справиться с полевыми образцами, которыми занимаетесь вы в лабораторной, но, думаю, со временем и это станет ему по силам. На данном же этапе он возьмет на себя финальную стадию оформления проб, избавив вас от необходимости тратить время на компьютер.

– А потом?.. – у Алексея от вырисовывающейся перспективы тоскливо засосало под ложечкой. – И в связи с чем эти перемены?

– Дело в том, что юридическое согласование нашего музея как формальной единицы натолкнулось на непредвиденные бюрократические сложности... В то же время нашу деятельность администрация прекращать не собирается, скорее наоборот – расширять, финансируя из других статей бюджета. В ближайшем будущем, видимо, наша группа будет упразднена, а сотрудники причислены к лаборатории Соловейчика. Непосредственно музейной работой, как я уже говорил, займутся контрактники типа Михаила и Леночки, а вам, как ценному высококвалифицированному сотруднику, найдется более подходящее дело.

– Экспедиции и полевые?

– В том числе. Разумно было бы использовать ваши знания, навыки и опыт по назначению, чем тратить время и силы на простые манипуляции, посильные человеку с минимальной подготовкой. Участие в работах по грантам сулит дополнительный доход, что тоже немаловажно. В конце концов, у вас наконец появится возможность вести собственное исследование, если на то есть желание...

Алексей слушал начальника вполуха, занятый своими грустными мыслями. Ему категорически не нравились предстоящие перестановки. Под крылышком Крохина можно было спокойно заниматься своими делами; у Соловейчика о такой свободе останется только мечтать. Снова все лето проводить с лопатой в руках и рюкзаком за плечами; опять писать заумные статьи, штудируя тонны опубликованных данных... На семью времени станет куда меньше, и, самое главное, не выкроить свободного часика для того, чтобы посидеть в любимой игре! В этом треугольнике, – семья, работа, игрушка, – что-то одно было явно лишним.

– ...можно уйти в отпуск на время реструктуризации, – Геннадий Николаевич тем временем заканчивал свою мысль. – Вы ведь в этом году еще не отдыхали? Вот и замечательно – возьмите отпуск, и через месяц со свежими силами выйдете в уже обновленную лабораторию.

– Да-да, я подумаю... насчет отпуска, – утомленно сказал Бронников. – Можно идти?

– Да, у меня все. До свидания, Алексей!

– До свидания, Геннадий Николаевич.

–

После известия о скорых переменах у Бронникова все стало валиться из рук; промаявшись около часа в лабораторной, Алексей отправился в свою комнату искать умиротворения в игре. До конца рабочего дня оставалось еще слишком много времени, чтобы уйти прямо сейчас; вот часа через три можно будет тихонько исчезнуть... По дороге он заглянул к Володям и поделился новостью, однако вместо ожидаемого сочувствия встретил подтрунивания и рацпредложения по поводу своей дальнейшей судьбы.

– А что, Лелик, – рассуждал Петрович, – зачем тебе лаборатория Соловейчика? Давай лучше к нам, у Савельева хоть нормальным делом будешь заниматься, а не околонаучной белибердой.

– За эти занятия Соловейчик выписывает такие надбавки, что вопрос об их взаимоотношениях с наукой отходит на второй план, – заметил Ильич. – По-моему, далеко не самый худший вариант. Вон, у Верхонина какие фундаментальные исследования двигают, и что толку? Если б не прошлогодняя публикация в QuaternaryResearch, они по индексу надбавок на последнем месте оказались бы.

– Зато птенцы Соловейчика ездят не дальше полусотни километров от Ебурга, – Комаров, как всегда, нашел повод поспорить. – Да и то раза два-три за лето... А мы у Савельева не только по Уралу колесим, но и в Сибирь заглядываем, и в Приуралье, и даже на Алтай выбираемся. О, так ты же, Леха, как-то раз с нами там был, помнишь?

– Как не помнить, – хмыкнул Бронников. – Только меня сейчас больше устроила бы тихая, размеренная жизнь в каком-нибудь кабинете с компом, а не разъезды по лесам и полям.

– Тогда тебе в чиновники надо податься, – засмеялся Годин. – Вот она, мечта русского Иванушки: сидеть на печи... пардон, в кресле, ни хрена не делать, а деньги получать.